Текст книги "Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании"

Глава VI
Грехопадение

Прежде чем обратиться к члену Символа веры, который говорит о Воплотившемся Втором Лице Святой Троицы, о Господе Иисусе Христе, следует сделать паузу, ибо основное, что мы говорим о Господе Иисусе Христе, это то, что Он наш Спаситель, а чтобы понять, от какой катастрофы, от какой беды Он спасает человека и творение, нужно сказать о грехопадении.

Грехопадение – это печальная реальность, которую можно понимать в двух смыслах: событие грехопадения, то, о чем нам повествует Библия в главе 3 книги Бытия, и процесс грехопадения, процесс распространения зла. Мир лежит во зле, мы одержимы злом и совне, и изнутри, зло углубляется, растет. Для того чтобы вникнуть в этот процесс, чтобы понять, как это происходит сейчас, мы должны вернуться к событию грехопадения. Стоит попытаться воспринять библейское повествование символически, потому что, если мы будем воспринимать его буквально – Ева съела яблоко и от этого пошло все плохое, то ничего не поймем о нас самих. А Откровение, Библия – это не миф, а обращение Бога к нам лично, и через это обращение мы должны постигать наши собственные корни.

Прежде чем говорить о грехопадении человека, следует сказать о зле вообще. Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов заявляет: Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола (1 Ин. 3: 8). Кто такой дьявол? Что об этом говорит богословское Предание? Слово сначала обращает нас к первым словам Библии: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1: 1). Под началом в данном случае имеется в виду не первый момент времени, а возникновение той особой реальности, которая отделяет время от вневременного бытия. После этого возни кает мир видимый, чувственно постигаемый, в котором мы живем и который изменяется во времени. А вначале, до сотворения всего видимого мира, как об этом свидетельствуют святые отцы и вообще Священное Предание, Бог образовал умосозерцаемый мир свободных ангельских существ. В этом мире была и есть своя иерархия, и сразу же, то есть вне времени, не в том мире, который изменяется во времени, а в мире идеальном, умосозерцаемом, определилась свободная воля ангелов. И часть ангелов во главе с одним из славнейших архангелов, кого мы теперь называем либо сатаной, либо дьяволом, либо люцифером, определила свою волю на зло. Что значит зло? Зло – это непокорение воле Божией. Покорение воле Божией состоит в исповедании своей зависимости от Бога, в послушании Богу, в славословии Бога, в благодарности Богу. А противоположная воля состоит в том, что все дары Божии, в том числе сам дар существования, присваиваются. Эта злая воля коренится в том, что ангелы, а в дальнейшем и человек входят в гордостную позицию самодостаточности, независимости от Бога.

При таком самоопределении части ангелов во главе с сатаной еще до времени в идеальный мир вошла такая реальность, как духовная брань, духовная война. И когда великий греческий философ Гераклит, живший еще до Сократа и Платона, в одном из своих афоризмов говорит, что все в мире есть война, то есть война является образующей бытия, то он, по-видимому, провозглашает не человеконенавистническую позицию и милитаристский призыв, а именно эту изначальную духовную брань – между злой установкой на гордость, независимость от Бога и установкой смирения.

Ангелы добрые исповедуют смирение в противоположность тому самообожествлению, присваиванию себе славы, которое исповедали падшие ангелы. Даже имя главы и воеводы добрых Ангелов Архангела Михаила, которое в переводе с еврейского значит «Кто как Бог?», этим вопрошанием как раз выражает позицию смирения.

Потом эта духовная брань из вневременного бытия перешла и во временное бытие через человека, который поддался влиянию дьявола. Эта брань не просто присутствует в нашей жизни как нечто постороннее, но она эту жизнь и составляет. И Сам Господь Иисус Христос выразил это, например, в словах: Не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10: 34), об этом так или иначе говорят все святые отцы. Одна из книг по православной аскетике, составленная преподобным Никодимом Святогорцем, так и называется: «Невидимая брань». Достоевский говорит устами Дмитрия Карамазова: «Дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Это извечно, и применительно к человеку конституирует саму его жизнь. Поэтому когда мы вспоминаем миротворческие слова Самого Господа Иисуса Христа: Мир мой даю вам; не так, как мир дает (Ин. 14: 27), или те, которыми Он Сам преподает мир ученикам, говоря: Мир вам (Ин. 20: 21), или слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя», – то при этом стараемся не упустить из виду, что духовная война и мир – это две не взаимоисключающие, а взаимодополняющие стороны как ангельского, так и (что для нас актуальнее) человеческого бытия.

Существует религиозное учение, называемое манихей ством, оно включает в себя элементы разных религиозных и философских систем. Например, из зороастризма манихейство заимствовало дуалистическую концепцию, согласно которой в мире существуют два самостоятельных начала, доброе и злое, и они иерархически равны между собой. Конечно, христианство эту позицию отвергает. В христианстве единое начало – Бог Единый во Святой Троице. Христианство утверждает, что дьявол – это падшее творение Божие, он существует не от вечности, а сначала, что совсем разные вещи. Зло не имеет своей собственной независимой сущности, зло – лишь бунт против добра. Онтологически, или сущностно, эта категория совершенно не равновелика добру. И хотя зло не сотворено Богом, зло не есть Бог, мы не должны недооценивать наличие зла в мире.

Полезно обратиться к этимологии слова дьявол. Это греческое слово διάβολος, перевод которого на русский язык вполне соответствует нашему представлению о нем: клеветник, виновник ссор, вражды, неприязни, дурной славы.

Тут можно сделать некоторые комментарии: ссора начинается с вражды против Бога, эта вражда моментально превращается во вражду и ссору и неприязнь внутри бесовского сообщества. Бытие падших духов противоречиво. Они не могут устанавливать союзы, основанные на любви, потому что свойственная им самостность разрывает какие бы то ни было союзы любви. Поэтому представление о том, что ад – это единая, объединенная взаимной любовью, но враждующая с добром община, неадекватно. Мир сатанинский хаотичен, и все его союзы кратковременны и иллюзорны[30]30
  Об этом говорит преподобный Иоанн Лествичник, великий православный аскет и подвижник, в своей книге «Лествица». В одной из «Степеней» этой книги, когда автор пытается обнаружить какие-то причинно-следственные связи между действиями падших духов, он сам себя прерывает и говорит, что в мире падших духов нет ни порядка, ни соподчинения и потому представить адекватную логичную схему этого алогичного существования совершенно невозможно. – Прим. авт.


[Закрыть].

Заметим, что греческое слово διάβολος состоит из двух частей: διά– и βάλλω; διά – значит через, βάλλω значит бросаю, кидаю, мечу. Сочетание этих значений дает адекватное представление о действиях падших духов, которое выражено словами Христа: Се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу (Лк. 22: 31), то есть постоянное бросание, подбрасывание, постоянная подверженность человеческой души хаотическим возмущениям. Таким образом, этимология подтверждает значение хаотичности, беспорядочности. Это имя, может быть, наиболее адекватно тому содержанию адского образа бытия и его воздействия на человека, которое соответствует реальности.

Еще одно значение слова διάβολος – виновник дурной славы. Дурная слава подразумевает, что есть и добрая слава, причиной которой является Бог. По тому образу существования, которое замыслил Бог, когда создавал все творение, и Ангелов, и человека, и весь видимый мир, добрая слава состоит в том, чтобы люди и все существа принимали славу от Бога. Все существа по Божественному замыслу с благодарностью причащаются Божественной славе каждый в свою меру, делаются все более светлыми, просвещенными, по подобию Божию принимают дар все большей и большей свободы. А самое главное и высшее занятие для человека и единственное занятие для добрых Ангелов – это славословие, то есть благодарное исповедание той славы, которую тот, кто славит, получил от Бога. И вот через эти благодарственно-славословящие отношения между творением и Творцом осуществляется рост творения и приведение его к Творцу. Эта добрая слава нераздельно связана со светом и просвещением.

А о дурной славе, которую пожелал иметь дьявол и все остальные падшие духи, уже применительно к людям говорил Христос, когда обличал фарисеев: Говорящий сам от себя ищет славы себе (Ин. 7: 18) – и противополагал этому Себя, Того, Кто воспринимал славу от Отца Небесно го. Поскольку установка на самость прерывает смиренное, зависимое общение с Источником света, то так же как хорошая слава связана с реальностью света, дурная слава сопряжена с реальностью тьмы. Поэтому по-другому мы называем падших духов духами тьмы, а ад – темницей. В том, что мы называем место существования падших духов темницей, проявляются два значения этого слова. Темница – как темное место и темница как тюрьма, потому что свобода дается только от Бога. В поисках якобы независимости от Бога и падшие духи, и люди вслед за ними, вместо того чтобы обрести желаемую свободу, попадают в противоречивые зависимости друг от друга и разделяются с Тем, Кто дает свободу. Поэтому, когда мы понимаем слово темница как тюрьма, то есть место, где нет свободы, это тоже правильное понимание.

Чем должно быть богословие грехопадения? Каждый из нас, не сходя с места, может назвать множество проявлений греха в мире: болезни, землетрясения, войны, экологические катастрофы, вражда людей и т. д. до бесконечности. Это, естественно, не сама болезнь зла, не ее корни, но – многочисленные проявления, симптомы этой болезни. А наша цель – спускаться от этих проявлений, так сказать, поверхностных веточек, к тем веточкам, отростками которых они являются, и так постепенно в какой-то степени доходить до корня. Для того чтобы как-то прикоснуться к корню, нужно обратиться к главе 3 книги Бытия и вообще к Священному Писанию и Священному Преданию. И мы должны воспринимать эти повествования символически, как обращенные к каждому из нас. Если мы не видим себя на месте первого человека, не видим, как нас искушал змей, как мы сами падали, подобно первому Адаму, если это повествование не соотносится с нашим опытом, то, значит, мы его плохо восприняли. Обратим внимание на то, что написано в главе 2 книги Бытия: И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке и поместил там человека, которого создал (Быт. 2: 8). Рай создан после того, как был создан человек. Человек создан не в раю, а помещен в рай. Таким образом, помещение в рай – это следующая ступень после сотворения человека. Когда мы понимаем слово рай адекватно, духовно, то он не идентичен какой-то пространственно-временной координате на земле. Рай – это некоторое пребывание, среда. В этом смысле можно сказать, что в сердце человека находится рай (или ад)[31]31
  В наивных рассказах рай идентифицируется с определенным местом на земле, например на территории Ирака. На самом деле, чтобы пояснить это понятие, можно провести аналогию с духом человека. В святоотеческой литературе иногда употребляется слово дух, а иногда сердце. Сердце здесь синонимично слову дух примерно так, как иногда слова мозг или голова синонимичны слову разум. В действительности дух лишь некоторым образом соотносится с сердцем. Если сердце понимать духовным образом, то оно предстает не как физический, а как духовный орган человека. – Прим. авт.


[Закрыть]. Так или иначе, слово рай емкое, глубокое, и лишь одна из его проекций как-то соотносит его с началом культурного бытия человека на земле. Современные археолого-лингвистические научные данные свидетельствуют о том же, что и Библия, а именно что изначальная культурная деятельность человека началась в Междуречье. Но это лишь одна из проекций рая. Рай – категория духовная, и в раю человек должен был доформировываться. В том, что человек согрешил, не было фатализма, это было проявление человеческой свободы. Человек был помещен в рай, чтобы там бесконечно открыто формироваться, и если использовать сослагательное наклонение, хотя истории, в том числе и Священной, в сослагательном наклонении не бывает, то можно сказать, что если бы человек не согрешил, то и пребывал бы в раю и осуществлял там свое призвание.

Как свидетельствует Библия, в раю находились три вида деревьев – дерево жизни посреди рая, дерево познания добра и зла и всякое дерево приятное на вид и хорошее для пищи (Быт. 2: 9) (из текста не следует, что таких деревьев было много, может быть, только одно). Поскольку грехопадение было связано с вкушением плода от дерева познания добра и зла и это действие противоречило Божественной заповеди, то нам следует понять сущность того, что такое дерево познания добра и зла и дерево жизни. Наше желание это понять является закономерным, но сделать это довольно затруднительно. Очень многие святые отцы давали свои толкования на то, что такое дерево жизни и что такое дерево познания добра и зла, и все эти толкования отличались друг от друга, не столько противореча, сколько дополняя друг друга. Для того чтобы показать, какая за этим стоит глубина и сложность, приведем богословское рассуждение на эту тему только одного святого отца, жившего в XI веке, – ученика преподобного Симеона Нового Богослова, преподобного Никиты Стифата. В его книге, которая называется «О рае», в частности, содержатся рассуждения на тему, что такое древо жизни и древо познания добра и зла. Согласно преподобному Никите Стифату, само понятие рая неоднозначно, то есть, если можно так выразиться, рай имеет различные проявления. Есть буквально тот рай, о котором повествуется в только что процитированном месте гла вы 2 книги Бытия. Преподобный Никита Стифат, как и многие святые отцы, называет этот рай чувственным (или чувственнопостигаемым). По толкованию преподобного Никиты в этом раю дерево жизни символизирует Самого Бога, а дерево познания добра и зла символизирует человека. А в раю, который находится внутри сердца человека, деревом жизни является Святой Дух, а деревом познания – чувства.

Если мы остановимся на первом толковании, при котором дерево жизни – это Бог, а дерево познания добра и зла – природа и устроение человека, то заповедь Божия не вкушать от дерева познания добра и зла, по мнению абсолютно всех святых отцов, которые рассуждали на эту тему, является временной. Не имелось в виду, что и впредь никогда нельзя будет вкушать плодов этого дерева (иначе зачем оно вообще было посажено, ведь все сотворено ради человека), а только в том состоянии духовном, в котором тогда находился человек, ему временно было запрещено вкушать их.

А что это значит применительно к такому толкованию, что дерево познания добра и зла – это природа и устроение человека? Это предостережение от того, чтобы в духовно неопытном состоянии заниматься самопознанием. В Священном Предании слово познание употребляется не в том значении, что в современном мире. Познание – это не интеллектуальное постижение тех или иных научных концептов или реальности, а познание экзистенциальное, бытийное, то есть познание всем существом человека, а не только лишь с помощью интеллекта, такое познание, символом которого является, например, фраза: Адам познал Еву, жену свою (Быт. 4: 1).

Неопытного человека познание или самопознание могло бы привести («бы» – до грехопадения) и реально привело к тому, что человек совлекся созерцания Бога при вкушении плодов древа жизни и обратился на самого себя, замкнувшись сам на себе, подобно падшим духам. Поэтому и была дана человеку эта заповедь.

В первую очередь змей-искуситель обращается к женщине, поскольку именно женская сторона бытия представляет человеческую природу как творение, как мир. И когда эта природа отделяется от Творца, то с нее совлекается духовная интуиция. И женщина, согласившись внимать тому, что говорит змей, стала способна воспринимать эти расчеты: «будьте как боги» – «не будете как боги», «запретил» – «не запретил». Этот диалог в принципе по своему рациональному механическому характеру возможен только тогда, когда человек с Богом разлучен, и дальше произошло то, что произошло.

Вслушавшись и в писания святых отцов, и в богослужение Православной Церкви, мы «змеиную» тему там обнаружим. Каждый раз, когда во время Великого поста совершается Литургия Преждеосвященных даров, то в заамвонной молитве, читаемой священником в заключение литургии перед амвоном, есть слова мольбы, обращен ной к Господу Богу: «Подаждь нам… главы невидимых змиев сокрушити». А в молитве великого освящения воды есть слова: «Ты Иорданския струи освятил еси, с небесе низпославый Святаго Твоего Духа, и главы тамо гнездящихся сокрушил еси змиев». Если читать писания святых отцов-аскетов, например Макария Великого, святого отца IV века, и святого отца XIII века преподобного Григория Синаита, то мы поймем, какие «змеиные» черты есть у падшего человека и как можно с ними бороться. А противоположное свидетельство можно почерпнуть как раз из нехристианской духовной традиции. Если кто-то когда-то знакомился с раджа-йогой, он знает, что цель практик раджа-йоги прямо противоположна цели христианской православной аскетики. Если цель христианской аскетики – истребить в себе змея, зная, какую отрицательную роль он играет в человеке, то цель йоги – прямо противоположная: с помощью физических, дыхательных и психических упражнений сделать так, чтобы змей-кундалини воспрял в человеке, и в результате возникает не человекобог, как в других самообожествляющих религиях, а змеечеловек.

Что такое вообще грех? Определение греха преподобного Максима Исповедника является самым кратким, но в каком-то смысле и самым глубоким. Грех, по преподобному Максиму Исповеднику, это неведение собственной Причины[32]32
  См.: Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию // Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. II. М.: Мартис, 1994. С. 18–20.


[Закрыть]. Причина человека – это Бог, Который его создал. Почему преподобный Максим не говорит, что грех – это неведение Бога? Это тоже было бы правильным определением, особенно с учетом того, что, произнося слова ведение и неведение, мы имеем в виду, как и в случае познания, не интеллектуальное знание или незнание Бога, а соединение или разделение с Богом. Но определение Максима Исповедника в каком-то смысле подсказывает нам путь борьбы с грехом. Если мы, оставаясь такими, как мы есть, пытаемся увидеть Бога как нашего Творца, то у нас ничего не получится, так как Бог нас такими, какие мы есть, не творил. Бог сотворил человека, и в частности каждого из нас, по Своему образу и подобию. Бог, как об этом ясно и четко пишет преподобный Исаак Сирин и другие святые отцы, не сотворил наши страсти. Все это стало как бы нашей природой, нашей сущностью, но Бог в нас этого не творил. Если мы хотим видеть Бога как причину себя таких, какими мы пребываем – страстными, душевными, плотскими, то мы никогда не увидим Его как нашего Творца.

Если мы попытаемся подумать о себе таких, какими нас сотворил Бог, то тогда вопрос видения Бога как нашей причины станет для нас более опытно ясным. Если мы возьмем самый высший образец, а для нас это – Богочеловек Иисус Христос, то в Нем не было греха, не было страстей, и это сопряжено с тем, что по человечеству Сын Божий Господь Иисус Христос постоянно находился в общении с Отцом Небесным как со Своей Причиной. И о Своем опыте пребывания с Отцом Он все время говорил в проповеди: Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин. 5: 17), Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5: 30), – что возможно лишь при полном и абсолютном знании своей причины. И когда человек хотя бы умом только совлекается своего греха или когда святые люди в опыте своей жизни достигают бесстрастия, тогда освобождение от греха и состоит в том, что они видят Бога как свою Причину. Эта Причина, когда они Ее видят, не такова же, что при обычных рассуждениях о причине и следствии. Толкнули, допустим, какое-то тело, оно подвинулось. Такая связь между причиной и следствием не свободна. А Бог сотворил нас свободными, и потому наши отношения с Богом как Причиной нашего бытия и нашего действия являются свободными. И мы не должны искать Его в мире необходимости, потому что найти Его там мы не можем.

Глава VII
Следствия грехопадения

О последствиях грехопадения можно говорить бесконечно. Но мы вынуждены ограничиться малым. В первую очередь обратим внимание на то, что сказано в книге Бытия: И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания (Быт. 3: 7). Таким образом они оделись.

Само слово одежда имеет очень глубокий смысл. Оно содержит древний корень де, который восходит еще к протоиндоевропейским языкам. Корень де означает первоначальную установку человека на то, как он располагает свое существование. А то, чем грамматически облекаются слова с этим корнем, зависит именно от этой установки, что проявилось в русском языке. Слова одежда и надежда имеют этот корень. Надежда – это отнесенность к другому или опора в своем бытии на другого, в данном случае на Бога. Это соответствует первозданному состоянию до грехопадения. А одежда – это то, что соответствует самостной установке. Обнаженность, которой не стыдились, означает полную включенность в Бога. А одеж да – это следствие стыда, который человек испытал, обнаружив себя вне Бога. Теперь он использовал другие инструменты для своего позиционирования. Он стал полностью надеяться на себя, и символически это выражается в том, что он оделся.

Не по вере живут не только неверующие, но и верующие, у которых только часть жизни совершается по вере: мы запираем дверь на замок, чтобы вор не зашел, мы думаем о том, как сохранить наши денежные сбережения, о том, что нам можно и чего нельзя есть с точки зрения медицины, и еще о многих вещах, применяя при этом естественные способы ведения. Все это входит в глубоком смысле слова в понятие одежды. И когда Господь говорит: Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться (Лк. 12: 22), то Он и это имеет в виду. А в таком смысле слово одежда означает установку души на собственные средства к поддержанию своей стабильности в этом греховном мире. Поэтому это первое действие уже падших людей имеет символический характер и описывает то, что пронизывает нашу жизнь настолько, насколько мы живем не по вере, а по каким-то другим правилам. Не знаю, можно ли без этого обойтись, но де-факто мы не обходимся, и это как раз и составляет нашу одежду. Когда святые отцы нам советуют, как держать свой ум во время молитвы, они используют слово совлечься, которое применяется, когда мы снимаем с себя одежду, – ум должен стать обнаженным. Это призыв к тому, чтобы, отдавая хотя бы часть своих сил, энергии и времени Богу, всю эту одежду, то есть мирские расчеты, в том числе и мысли, связанные с тем, как мы молимся, оставить и молиться по-детски.

Многие темы распространения и последствий зла раскрываются уже в первой книге Библии – книге Бытия. Как говорил святитель Феофан Затворник, слово Священного Писания одно, а применений его может быть много. Поэтому, когда мы обнаруживаем, что разные святые отцы по-разному толковали слово Священного Писания или даже один святой отец в разных местах по-разному объясняет то же самое место, это не значит, что только одно из толкований верно. Эти толкования взаимно дополняют друг друга, и все равно не могут до конца исполнить бесконечного cлова Божия.

Мы говорили о том, как преподобный Максим Исповедник определял, что есть грех. В некоторых других своих произведениях он раскрывал и прочие стороны грехопадения. Его мысль, входящая, как обычно у святых отцов, в русло Священного Предания, состоит в том, что источником грехопадения и одновременно его следствием является изменение внутренней установки человека. Установка первозданного человека на духовное наслаждение в богообщении изменилась под влиянием дьявола, действовавшего через змея на Еву, а через нее на Адама. А причиной, подвигшей первых людей нарушить заповедь, было стремление к чувственному наслаждению через вкушение с древа познания добра и зла.

Мы так часто слышим о противопоставлении духовного чувственному, что смысл стирается, как бывает, когда что-то слишком часто повторяется, поэтому следует напомнить смысл этих слов[33]33
  Известный швейцарский психолог К. Юнг, ученик З. Фрейда, который впоследствии порвал со своим учителем, утверждал, что люди делятся на четыре типа в зависимости от того, какая сфера их души является доминирующей. Эти четыре сферы, определяющие типы по Юнгу, таковы: разум, чувства, ощущения и интуиция.
  Эмпирически это верно, и мы, не будучи психологами, наблюдая за собой, можем как-то соотнести себя с тем или иным типом. Но в плане, который мы рассматриваем, даже если человек не относится к тому типу, в котором доминируют чувства или ощущения, а принадлежит к интуитивному или разумному типу, образ отношения его к миру и Богу на глубинном уровне является чувственным. Если, конечно, это не человек Церкви, который покаялся, возрос в духе и приобрел святость. – Прим. авт.


[Закрыть]. Когда в мир вошло чувственное наслаждение, а оно вошло в него при вкушении сладостного плода, то сразу явилось и страдание. (Эта глубокая и мудрая мысль содержится и в других духовных традициях, не только в христианской, и терминологически выражается по-разному.) И первым страданием, которое явилось в мир по вкушении запретного плода, было такое: И открылись глаза у них обоих и узнали они, что наги (Быт. 3: 7). Это чувство – страх и стыд – страдательное. От вкушения с древа пришло наслаждение и одновременно с ним вошло и страдание. Таково первое появление страдания, как мы воспринимаем это через Божественное Откровение в Священном Писании. В первозданном бытии не было ни наслаждения, ни страдания в том смысле, в каком мы сейчас эти слова понимаем. Однако, разумеется, первозданный человек не был ко всему равнодушен, доминантой человека было его пребывание в Боге, которое являлось наслаждением совершенно иной природы – духовным, внеположным чувственному наслаждению. В таком наслаждении не было никакого страдания. Страдание вошло через чувственное наслаждение, оно связано с ним и идет вслед за ним. Это духовный закон.

Если то, о чем мы читаем в книге Бытия, приложить не к телу, а к душе, то увидим, что человек обычно находится в одном из двух крайних состояний. Худший вариант – когда он мнит себя защищенным, одетым, неуязвимым для влияния мира. Когда же Господь, желая спасения, посылает те или иные испытания и человек обнаруживает себя – перед своими собственными глазами или перед глазами других людей (в смирительных ситуациях, что особенно тяжело имеющим тщеславие), тогда, узрев состояние своей душевной наготы, беспомощности, несостоятельности, человек начинает страдать. Может быть, это корень всех остальных страданий – другие виды страдания как-то сопрягаются с этим основным.

Только те люди, которые во Христе преодолели свою самодостаточность, гордость, всецело отреклись от какого бы то ни было упора на самих себя и в этом отношении вернулись в первозданное состояние, только такие святые смиренные люди не знают этого страдания. Проявлением такой святости и вместе с тем символом святости в целом является подвиг юродства, когда человек достигает такой степени смирения, что может ходить среди людей обнаженным, а самое главное, ничего не защищает и не скрывает в своей душе, но готов быть уязвленным до конца, до предела, по образу Христову.

Мы читаем в главе 2 книги Бытия: И сказал человек: вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа (Быт. 2: 23). Это – имя, данное Адамом жене до грехопадения. А в главе 3 после грехопадения: И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих (Быт. 3: 20). Теперь Адам именует жену иначе. В чем разница? Выше говорилось, что когда человек кого-то называет, то этим именованием он ставит называемого в определенные отношения с собой и миром. И вот этот образ отношений изменился. Если в первом случае это единство в Боге, то во втором – установка на такие отношения между мужчиной и женщиной, между человеком и миром (мы уже говорили, что отношения между мужчиной и женщиной символизируют отношения между человеком и миром), которые уже не связаны с Богом, но автономны. Вот какое большое значение имеют имена.

Грехопадение, как мы читаем о нем в главе 3 книги Бытия, не является лишь однократным событием, происшедшим в райском саду. Это реальность, которая актуальна для каждого из нас, для всего общества, для всего мира, для каждой семьи. Имеется в виду не только та общая мысль, что мир лежит во зле и мы живем в пораженном грехом мире, но и то, что все, что происходило между змеем, женой, мужем, актуально и для нас. Об этом очень подробно написано в православных аскетических книгах. Более понятными для нас являются книги не древних святых отцов, а святых аскетов, которые жили ближе к нам по времени, в частности, творения духовных писателей XIX века Феофана Затворника Вышенского, Игнатия (Брянчанинова) и других. В этих книгах раскрывается, каким образом мы подвергаемся искушениям.

Подобно тому как змей, или сатана через змея, обратился к человеку, мы находимся то в большем, то в меньшем обстоянии различными помыслами. Вообще говоря, обстояние – это выражение максимальной духовной войны, что случается с нами крайне редко при каких-то особых обстоятельствах или даже не случается вовсе. Но во всяком случае, грех начинается с того, что в нас появляется некая мысль, которая иногда воспринимается как явно греховная, иногда как нейтральная, иногда даже как благочестивая и благая. Точнее сказать, это не мысль, а помысел, потому что мысль – это нечто зависящее от нашего произволения. Когда мы, например, продумываем ту или иную жизненную или профессиональную проблему, то это не помыслы, а мысли. А вот когда помимо нашего желания возникает мысль, которая иногда кажется нам нашей, то это помысел, который вбрасывается в нас извне падшими духами. Когда такой помысел находит какой-то отклик в наших искаженных грехом началах, связанных со змеем, иначе мы вообще не могли бы его слышать и воспринимать, то это подобно тому, что предлагалось первым людям. Никогда внушенный помысел не бывает такого типа, как, например, «поешь бумагу» или «положи руку в огонь», то есть таким, чтобы вызывал у нас отвращение, а всегда бывает приглашающим нас к какой-то усладе. И аскетический совет состоит в том, чтобы на первом же этапе внедрения отрезать этот помысел усилием воли, не соглашаться с ним. Если это совершено, ты мы не только не заражены грехом, а, наоборот, перед Богом предстаем как одержавшие победу при этом нападении. Если же нет, процесс переходит на новые стадии, которые святые отцы называют вниманием, сосложением, пленением. По мере того как мы сначала обращаем внимание на этот помысел, потом начинаем собеседовать с ним, потом этот помысел нас пленяет, и мы мыслью или уже делом совершаем то, что этот помысел нам предлагает, мы становимся не победителями, а побежденными. Эта последовательность, регулярно повторяющаяся в нас, – та же самая, что имела место в диалоге сатаны через змея с людьми в раю. Поэтому повествование об этом, как и все, что дано в Божественном Откровении, как и все, что написано в Священном Писании, говорит очень важные и глубокие вещи каждому из нас.

В результате грехопадения извратилась созданная Богом иерархия человеческой природы. Человек изначально был создан с душой и телом, потом Бог, как мы об этом читаем, вдунул в лице его дыхание жизни и стал человек душею живою (Быт. 2: 7). В более поздней терминологии апостола Павла это значит, что человек имеет еще и дух (см.: 1 Фес. 5: 23). Потом Бог насадил рай и поместил в нем человека. А когда человек был изгнан из рая, иерархия, при которой человек через дух общался с Богом, душа одухотворялась и просвещалась Богом, а тело участвовало в этой духовной жизни посредством души, извратилась. Человек как бы перевернулся кувырком и через первичную тягу к чувственному наслаждению стал основываться на плоти и на чувствах. Душа стала питаться чувствами, дух стал питаться душой, одушевляться вместо того, чтобы одухотворять душу. Произошел разрыв с Богом.