Текст книги "Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании"

Глава XVII
Тайна Искупления в богослужении Страстной седмицы

В максимальной степени тайна Искупления раскрывается в богослужении Страстной седмицы, в особенности в богослужении последних дней. Темы Страстной седмицы и тайны Искупления входят в него заранее, и в том Евангелии, которое читается на литургии в пятое воскресенье Великого поста, уже содержится очень многое. В нем говорится о том, как Господь восходил со Своими учениками в Иерусалим, пророчествовал Сам о Себе, что Сын Человеческий предан будет на Распятие, Его поругают, убьют и Он в третий день воскреснет. И, услышав это (как бы прослушав предыдущее и сосредоточившись в основном на хорошем конце), ученики Иаков и Иоанн обратились к Господу с просьбой о том, чтобы, когда Он придет во славе Своей, они сели с Ним рядом. И Господь в ответ на эту просьбу спросил: Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? (Мк. 10: 38) И они, поняв или, по крайней мере, как-то ощутив, что речь идет о крещении на Кресте, о крестных страданиях, о чаше смерти, сказали: можем. И тогда Господь им ответил: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься [и это действительно исполнилось буквально на апостоле Иакове, он один из первых апостолов принял мученическую кончину за Христа. Апостол Иоанн скончался своей смертью, но, как и другие апостолы, он все отдал за Господа]; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано (Мк. 10: 39–40). И поднялся ропот со стороны других учеников, потому что они тоже хотели быть там, где Господь. Тогда Господь им сказал, что кто хочет из вас быть большим, пусть будет всем слугой. Это уже тоже тема страданий, потому что сначала Он показал образец служения вообще Своей жизнью на земле, говоря, что Сын Божий пришел не для того, чтобы Ему послужили, но чтобы послужить Самому и отдать Свою душу для спасения ближних, и послужил вплоть до того, что полностью отдал Себя для спасения человеческого рода. И конкретно на Тайной вечере, которая началась с омовения ног, Сам показал образец смирения и служения вместо гордости и господства.

Этот разговор был как бы печальным прологом. Дальше все покатилось вниз. Через неделю после этого был Вход Господень в Иерусалим. Здесь проявился образ благочестия, вообще уже забывший о Небе. Потому что апостолы, хотя и имели корысть, но она была по отношению к своему пребыванию в Царстве Небесном, а люди, которые во время входа Господня в Иерусалим кричали Осанна в вышних (Мф. 21: 9), а потом через несколько дней стали кричать распни, распни Его! (Лк. 23: 21), не очень-то себе противоречили, потому что не поняли самого главного в миссии Иисуса Христа. Они встречали Его как земного царя, способного свергнуть ненавистное им римское владычество, занять престол царя Давида и установить земное царство Израиля, которому не будет конца. А когда оказалось, что Господь терпит поражение за поражением в земном плане, то крики «Осанна в вышних!» заменились криками «Распни Его!»

Если все это применить к нам, то для нас это как бы зов к восхождению ко Господу. Потому что своими страстями мы участвуем в Его Распятии и из этого состояния начинаем свое покаяние. У святителя Тихона Задонского есть даже диалог Господа с грешной душой, в котором Господь вопрошает душу: «Почему ты меня мучаешь, распинаешь?» То, что для нас является действием страстей – усладительных либо раздражительных, для Господа, Который в меру того, что мы Его не гоним, пребывает в глубинах нашего сердца, это равнострадательно. Поэтому, пока мы находимся в обдержании страстями, то есть сознаем в себе что-то, но вырваться не можем, мы находимся на последней ступени и входим в число тех, кто кричит: «Распни Его!» Затем в той степени, в какой мы освобождаемся от явного действия тех или иных страстей, мы поднимаемся на ступень законнически более высокую (на самом деле неизвестно даже, что хуже), потому что мы Господа не явно, но тонко желаем использовать в своих целях, а именно в укреплении своей жизни на земле. Это не обязательно физическое улучшение – мало кто из нас даже в глубине своего сердца, уже пребывая в Церкви и пропитанный, так или иначе, учением Христовым, учением Церкви, будет желать, чтобы Господь, оттого, что мы Ему вверены, приумножил наше имущество и даже освободил от болезни. Но вот достичь душевной стабильности, душевной гармонии, душевного покоя – это для нас естественно. Если это не стоит на первом месте, то оно и не худо и даже выказывает нашу веру в то, что у нас и волосы на голове все сочтены (Мф. 10: 30) и что Господь знает каждое наше обстоятельство и сострадателен к каждой нашей нужде; и Господь, и Матерь Божия. Но когда у нас это выходит на первый план, то тогда мы фактически ищем по Ветхому Завету земной устойчивости, земного царства, земного царя, служа которому мы будем чувствовать себя неплохо и стабильно. Мы должны и это перейти, и быть абсолютно бескорыстными даже в плане Царства Небесного в меру слова преподобного Исаака Сирина (другие святые отцы повторяли подобную же мысль), который сказал, что, если Господу будет угодно его отправить в ад, он все равно будет Его любить. В этом есть даже духовная независимость. Это, конечно, тонкий момент, потому что мы, с одной стороны, именуем Христа Спасителем и как бы ждем от Него личного спасения. С другой стороны, на высших степенях свободы мы даже эту проблему предоставляем решать Самому Господу Богу. То есть любовь сильнее и бескорыстие выше. Наверное, все-таки этим мы приближаемся к Богу, этим (выделено о. А. – Прим. ред.) мы стяжеваем богоподобие, потому что Господь по Своему человечеству тоже не искал абсолютно ничего Своего, даже духовного.

Разумеется, в полноте коснуться всех событий или тем более всех богослужебных текстов Страстной седмицы, преисполненных большой глубины, невозможно. Остановимся на нескольких евангельских событиях.

Воскрешение Лазаря. Господь сострадал Лазарю, скорбел о его смерти. Когда рассказывается о том, как Господь прибыл к Марии и Марфе и ко гробу, где лежал Лазарь, говорится, что Иисус прослезился. Но по Своему Божеству Господь был всемогущим, Он мог весь ад опустошить. В одном из канонов Лазаревой субботы есть крик ада примерно такого содержания: «Ну скорей уже забирай Лазаря, иначе если Ты еще задержишься, то вообще всех от меня заберешь!»[72]72
  «Молю тя, Лазаре, ад рече, востани, изыди от заклепов моих скоро, отыди убо: добро бо мне единого рыдати горце отъемлема, нежели всех, их же прежде алча поглотих» – канон повечерия Лазаревой субботы. Песнь 7.


[Закрыть]. И это потом воспоследовало, когда Сам Господь сошел во ад.

Через воскрешение Лазаря Господь показал Свою власть над смертью как над биологическим событием падшего человеческого естества, событием природным. Одним из последствий греха в человеке и в природе явилось то, что смерть как биологическое событие стала уделом всех людей. И Господь выказал Свою Божественную силу через то, что освободил Лазаря (Он совершал и другие воскрешения) от законов греховного естества, телесной смерти. Смерть – это следствие болезни, а корнем болезни является зло. Когда Господь Сам сошел в бездны адовы, то есть страдательно принял на Себя все злые расположения падших духов и тех людей, которые следовали их злой воле, тогда Он изнутри подсек, поразил зло, поразил смерть, поразил ад и сатану в самую сердцевину. И после всего этого причастие аду, вхождение во ад, общение с падшими духами – это уже не следствие объективной необходимости, а следствие свободной воли людей. Митрополит Антоний Сурожский часто говорил на великопостных проповедях, что Великий пост довольно четко делится на две части – Четыредесятницу и Страстную седмицу.

Четыредесятница в его понимании требует исключительно внимания к самим себе, выявления своих грехов, покаяния в этих грехах, а вся Страстная седмица такова, что мы должны вообще о себе забыть и всецело сосредоточиться на Господе Иисусе Христе и вместе с Ним идти путем Его страданий. Это, конечно, правильно – и подтверждается, кстати, тем, что у первых христиан вообще сначала не было многодневного поста перед Пасхой. А вот такое понятие, как Пасха страданий, наряду с Пасхой Воскресения, у них, конечно, было. Их образ благочестия отличался от образа благочестия, присущего, к сожалению, нашему церковному обществу и проявляющегося в том, что число людей, приходящих в храм на Пасху, существенно больше числа тех, кто приходит, чтобы соучаствовать в Христовых страданиях. Это ненормально, потому что верный Христу – тот, кто эти дни считает самыми важными и вместе с Господом проходит путь Голгофы. И нужно, конечно, в это время заботиться больше об этом, чем о том, чтобы убрать дом, приготовить куличи и т. д. Очень важно духовно соучаствовать в пути Господа.

Великий Понедельник посвящен истории праведного Иосифа, потому что путь Иосифа – это прообраз пути Христа.

В Великий Вторник читаются евангельские притчи о талантах, о мудрых и юродивых девах, снова притча о Страшном Суде. (Речь идет об уставном евангельском чтении на утрене и на вечерне.) Кроме того, по Уставу Святой Церкви в первые три дня Страстной седмицы на часах должны быть прочитаны все четыре Евангелия, чтобы показать, что события Страстной седмицы воплощают в себе в свернутом виде всю полноту Евангелия.

Притча о талантах была одной из тех притч, которые Господь рассказывал перед Своим арестом и перед Своими страданиями. Она, в общем, относится к самой тайне Искупления. Суть ее в том, что царь раздал подданным деньги (талант – это довольно большая денежная мера) и удалился. Когда он вернулся, то потребовал отчета. Оказалось, что все подданные, кроме одного, давали свои деньги в рост и только один зарыл свой талант и, сказав царю: Ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал (Мф. 25: 24), вернул его. И приговор этому человеку был очень жестким.

Эта притча и одновременно заповедь, она как стрела, как слово Божие, которое, по слову апостола Павла, острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов (Евр. 4: 12). Так же, как Бога мы не должны использовать для создания личного комфорта, так и таланты. В ходячем словоупотреблении мы идентифицируем таланты со способностями: у него много талантов, у него талант живописи и т. д. И нельзя сказать, что это неверно, но в самом первоисточном варианте талант – это благодать Святого Духа, это то, что дается от Бога, при общении с Богом. И конечно, самое главное здесь в том, что талант – это то, с чем нужно немедленно расставаться, немедленно отдавать в рост, ни на секунду у себя не задерживать. Во внехристианских религиях также можно что-то получать от Бога, но человек по тем или иным причинам то, что получает, держит у себя и им пользуется.

У каждого человека свой путь, на котором он этой «торговлей» занимается. Преподобный Серафим Саровский в беседе с Мотовиловым о цели христианской жизни как раз много говорил и о притче о мудрых и юродивых девах, и о притче о талантах. Он брал образы из собственного купеческого прошлого, когда еще до монастыря старался повыгоднее продать свой товар. Эти слова, которые могут немножко резать наш слух, к духовной жизни имеют самое прямое отношение[73]73
  Мы знаем, что в спорте, когда человек перестает тренироваться, он не остается на своем уровне, а начинает тормозить; так же в мире бизнеса – даже если человек приобрел такое состояние, которое кажется ему достаточным, он, тем не менее, знает, что если успокоится и скажет: все нормально, теперь можно немножко передохнуть, то у него это все так или иначе отнимется, он не может на этом остановиться, таков закон. Хотя все эти вещи относятся к жизни мирской, но они, как и многое другое относящееся к мирской жизни, являются и символами жизни духовной. Сам Господь употребляет образы мирской жизни в качестве символов для жизни духовной. – Прим. авт.


[Закрыть].

Неподвижность, пребывание в приобретенном один раз душевном покое, тихой и ленивой духовной жизни – это то, что нас от Бога отделяет. Поэтому деятельность в области духовной жизни является жертвенной, страдательной, является самоотречением. Мы постоянно должны то, что получили, – отдавать, только получили – сразу отдавать. А если еще одним приземленным образом воспользоваться, например, игры в казино, то при вариантах: «забирайте ваш выигрыш» или «ставьте дальше, чтобы удвоить, или утроить, или все спустить», духовная жизнь, в общем-то, ориентирована на второй вариант. Она всегда рискованна. Если мы хотим быть христианами, мы должны иметь в виду, что в подлинной духовной жизни всегда есть риск вместо того, чтобы приблизиться к Богу, совсем куда-то провалиться.

Замечательный поэт советского времени Николай Заболоцкий, который, возможно, и не имел в виду притчу о талантах, написал стихотворение «Не позволяй душе лениться», которое относится к этой теме: «Не позволяй душе лениться! / Чтоб в ступе воду не толочь, / Душа обязана трудиться / И день и ночь, и день и ночь! / Гони ее от дома к дому, / Тащи с этапа на этап, / По пустырю, по бурелому / Через сугроб, через ухаб! / Не разрешай ей спать в постели / При свете утренней звезды, / Держи лентяйку в черном теле / И не снимай с нее узды! / Коль дать ей вздумаешь поблажку, / Освобождая от работ, / Она последнюю рубашку / С тебя без жалости сорвет. / А ты хватай ее за плечи, / Учи и мучай дотемна, / Чтоб жить с тобой по-человечьи / Училась заново она. / Она рабыня и царица, / Она работница и дочь, / Она обязана трудиться / И день и ночь, и день и ночь!»

В Великую Среду вспоминается женщина, которая помазала Господа миром. Мы не будем касаться всего, сюда относящегося, потому что каждая такая тема содержит в себе бездну смыслов. С этой темой перекликается одна из стихир, которая поется во время богослужения Великой Среды. Эта стихира написана инокиней Кассианой, которой принадлежат и другие богослужебные тексты, в частности, ирмоса канона Великой Субботы. Инокиня Кассиана была представлена овдовевшему императору Феофилу, когда он хотел жениться и был смотр невест. Сначала она понравилась ему больше других, но, желая над ней посмеяться или искусить, он сказал ей, что все зло от женщины, имея в виду Еву, она же за словом в карман не полезла, сразу же сказав, что и добро тоже произошло от женщины, имея в виду Матерь Божию. Хотя истина была неоспоримо на ее стороне, император больше истины любил, чтобы с ним не спорили. Поэтому эту невесту он отверг и женился на Феодоре, через которую впоследствии восстановилось иконопочитание.

А Кассиана ушла сначала в монастырь, потом по благословению игуменьи в пустынножительство и писала там Божественные песнопения, и одно из них – стихира Великой Среды:

«Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне, глаголющи! Яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Прими моя источники слез, Иже облаками производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием: да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в Раи Ева, по полудни шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, Иже безмерную имеяй милость».

Стихира эта необыкновенной богословской глубины. В то время как сама Кассиана была девственной жизни, тем не менее, ей Духом Святым как бы изнутри открылась бесконечность человеческого грехопадения одновременно с бездной Божественного милосердия. Именно таким духом проникнута стихира.

Там есть такие слова: «страхом скрыся», относящиеся к согрешившей Еве. Есть две версии, связанные с этой стихирой. Одна из них состоит в том, что, когда Кассиана находилась в пустыне и как раз писала эту стихиру, мимо проходил разбойник и, увидев женщину, захотел совершить над ней насилие. Она вовремя это узнала и из кельи убежала. Разбойник пришел, прочел недописанную стихиру и настолько был потрясен, что переменил свое намерение и даже сам написал: «страхом скрыся». А она уже потом эти слова сохранила.

По другой, по-видимому, более правдоподобной версии, как-то раз император Феофил пришел в монастырь, где жила Кассиана. Она как раз работала над этой стихирой. Услышав, что входит император, она ушла, возможно, чтобы не подвергать свою душу каким-то искушениям. Император вошел в ее келью, увидел недописанную стихиру, написал там слова «грехов моих множества и судеб Твоих бездну кто исследит» и со «страхом скрыся», ушел, а Кассиана, вернувшись, с этими словами согласилась и дописала стихиру.

В евангельском сюжете о том, как женщина помазала Господа миром, есть основная оппозиция – между Иудой (по Евангелию от Иоанна) или учениками (по Евангелию от Матфея), которые негодовали, зачем тратить такую драгоценность, которую можно было продать, а деньги раздать нищим, и великим пониманием этой женщины. Очевидно, только женская любовь может достигнуть понимания, что есть такие ценности любви, за которые можно и нужно отдать все и не иметь здесь никакой корысти, даже такой добровидной, как дела милосердия.

Каждый из дней Страстной седмицы, и особенно последние дни, несет в себе полноту, равную полноте всего Евангелия. То, в чем находится суть всего мира, все судьбы бытия – это Великий Четверг, Великая Пятница и Великая Суббота.

В Великий Четверг вспоминается Тайная вечеря и предательство Иуды. Внешняя связь этих событий понятна, но внутреннюю связь ощутить сложнее и тем более, наверное, не каждому в самое сердце входят слова, которые всякий раз от лица верующих читает священник, когда выносит для причастия Святую Чашу: «Ни лобзания Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». Очень даже благочестиво искренне сравнить себя с разбойником. Другое дело, что когда кто-то не очень хорошо о нас отзовется, то обычно нам свойственно уже не сравнивать себя с разбойником, а самому быть разбойником в отношении этой ситуации. Но вот сравнить себя с Иудой – это уже непонятно, потому что на внешнем уровне мы вроде не можем зафиксировать в себе такого предательства. Тем не менее это все то же самое противопоставление корыстного и бескорыстного отношения ко Христу. В Евангелии есть такие слова, что Иуда имел при себе денежный ящик для пожертвований, был вором и забирал себе то, что туда клали. Конечно, тайна Иуды едва ли нам будет понятна, потому что маловероятно, что Иуда был настолько сосредоточен на своей прибыли, что именно это определило то, что он сделал. В словах Иуды, что лучше было бы продать миро и отдать деньги нищим, проглядывает его отношение ко Христу как к Тому, Кто устроит мир и благополучие в земной жизни: станет царем, уничтожит римское владычество, сделает жизнь на земле более справедливой. И когда Иуда окончательно понял, что Христос идет совсем не этим путем и не к этому пути призывает, то тогда он отрекся от Него и решился на предательство. Преподобный Серафим Саровский в связи с Иудой еще говорит о мужестве и отчаянии. Он говорит о том, что вообще-то можно соотнести отречение апостола Петра, когда он трижды сказал: Не знаю Человека Сего (Мк. 14: 71), с предательством Иуды. И различие состоит в том, что Петр нашел в себе силы покаяться, возвратился в число апостолов и стал первоверховным апостолом, а Иуда такого мужества в себе не нашел, отчаялся и покончил жизнь самоубийством. Во всяком случае, это должно подвигнуть нас более внимательно отнестись к тому, что происходит на Тайной вечере или на тех повторениях Тайной вечери, которые почти ежедневно совершаются во время Божественной литургии.

На тему толкования Божественной литургии, толкования Тайной вечери много писали святые отцы. Но в тех святоотеческих толкованиях, которые обычно мы читаем уже во вторичных источниках, раскрыта не вся полнота тайны, не все ее аспекты. Что именно мы там читаем? Мы находим, например, у преподобного Максима Исповедника образ обо́жения человека: когда меч находится в печи невероятно высокой температуры и весь раскаляется докрасна, то нет границ между огнем и мечом, все огонь, и вместе с тем мы знаем, что меч есть меч, а огонь есть огонь. Если в полноте обо́жение – это конечная цель человеческой жизни, то обо́жение в силе происходит уже тогда, когда каждый из нас, будучи немощным, грешным, с верой приходит и причащается Тела и Крови Господней. И объективно во время этого таинства наша немощная, да еще пораженная грехом и обремененная страстями человеческая природа причащается Божественной природе.

Независимо от того, насколько мы это сознаем, насколько быстро это прекращается после того, как мы отойдем от Святой Чаши, это совершается. И это то, что является наиболее важным.

Это, конечно, правда. Но она должна быть воспринята в целостном контексте. В Евангелии от Иоанна мы читаем о том, что Тайная вечеря началась с образца служения, когда Господь умыл ноги Своим ученикам и заповедал: …и вы должны умывать ноги друг другу (Ин. 13: 14). Затем совершается благословение и слова Господа: «сие есть Тело Мое… сие есть Кровь Моя» (см.: Мк. 14: 22, 24), затем – выход на гефсиманскую молитву, предательство и все последующее, завершившееся Воскресением Христовым и Вознесением Христовым.

По толкованию преподобного Максима Исповедника, все, что связано с хлебом и с Телом Христовым, связано со всеми чувственно постигаемыми событиями, а все, что связано с вином и Кровью Христовой, связано с событиями в мире мысли. А весь комплекс того, что произошло на Тайной вечере, содержит в себе, и это, может быть, самое главное, Божественность Тела и Божественность Крови. Другими словами, как говорят святые отцы, когда мы причащаемся, то мы приобщаемся Тела и Крови Христа Воскресшего. Это все верно, но верно и то, что во все это входит и тема служения, и тема верности и неверности, и тема страданий. И потому не нужно ограничивать, как это, к сожалению, свойственно теперешнему образу благочестия, наше участие в Божественной литургии только таким отношением, что я вхожу в нечто и это нечто для меня благо. Мне нужно причаститься оттого, что я долго не причащался, моя душа находится в плохом состоянии, мое тело тоже, дух мой пал. Я иду в церковь, все, что происходит, в целом не очень-то для меня важно, а важен конец, когда для меня хлеб и вино Духом Святым превращены в Тело и Кровь Христовы. Я причащаюсь Святых Христовых Таин, и, слава Богу, мое тело восста ет, радуется, я некоторое время летаю, как на крыльях. Такой образ благочестия, такой образ отношения к литургии не был характерен для древних христиан. Когда в воспоминание Господа Иисуса Христа они собирались на Тайную вечерю, то исповедовали этим свою верность, свое намерение идти путем Христовым, быть преданными, но не быть предателями, желать служить друг другу и ближним для их спасения, а не находиться в ожидании, чтобы Господь им послужил.

Когда мы причащаемся исключительно с желанием получить духовную пользу для себя, по существу, это служение нам Господа. Это нормально, особенно если относиться к такому служению с величайшим благоговением, благодарением и смирением. Потому что никому мы одолжения не делаем тем, что ходим в церковь, это Бог истощавается ради нас, чтобы нас исцелить.

Но это только одна сторона. Она должна соединяться с тем, что мы будем не только исцеляемыми Христом, но также и соработниками Ему, будем причащаться не для себя, а чтобы, сделавшись сотелесниками Христу, как об этом учит преподобный Симеон Новый Богослов, выходить на служение миру, то есть истощать уже себя, делать все то, что на Своем пути сделал для нас Христос. В этом состоит исполнение заповеди апостола Павла: …подражайте мне, как я Христу (1 Кор. 4: 16), потому что это подобие состоит в осуществлении жертвенности, истощания, служения, верности и всего того, что содержат в себе животворящие и Божественные заповеди.

Центральным событием Великой Пятницы является Крест Христов. Но поскольку о нем было сказано выше, перейдем к событию, которое упоминается во Втором послании апостола Петра. Это сошествие Господа Иисуса Христа во ад. Сошествие Господа во ад – тайна, вокруг которой мы можем ходить, и кружить, и прикасаться, но раскрыть или постигнуть ее, говорить о ней как о какой-то вещи, которую наш разум может понять, невозможно. Обратим внимание лишь на то, какие стороны здесь раскрываются. И каждая сторона – это скорее вопрошание, чем ответ.

Во-первых, в самом начале, в мире мысленном – часть ангелов определила свою волю как желающую автономного бытия, независимости от Бога. И вот эта область автономного мысленного бытия, находящаяся не в чувственном, а в умопостигаемом мире – и есть ад в своем первоисточнике.

Потом через то, что человек согрешил, принял в себя помысел, реализовал этот помысел, ад, так или иначе, распространил себя и на чувственный мир. Он влияет в первую очередь на человека, в том числе на его тело и кровь, а через человека и на все творение[74]74
  Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит о том, что все страсти можно определить как действие падших духов на плоть, и в особенности на кровь человека. – Прим. авт.


[Закрыть]. Таким образом, ад, с одной стороны, можно понимать как состояние мысленного мира, а с другой стороны – как мысленный мир, уже проникший в мир чувственнопостигаемый, захвативший человека. Подобно тому как рай есть особая область бытия, не находящаяся ни внутри земли, ни на земле, но вместе с тем каким-то образом связанная с теми или иными земными географическими координатами, подобно тому, как интеллект, не будучи ни головой, ни нейронами, каким-то образом связан с головным мозгом, подобно тому, как дух человеческий не есть сердце, но определенным образом связан с сердцем, таким же образом и ад не есть некая зона под землей, но каким-то образом он может быть связан с чем-то, находящимся под землей[75]75
  Некоторые святые отцы не принимали такого буквального представления, в частности святитель Феофан Затворник. А святитель Игнатий (Брянчанинов) мыслил по-другому. Он указывал, что ад – это там, где на земле гейзеры. Горячие источники выходят наружу, а производятся они адским огнем. – Прим. авт.


[Закрыть].

Как Царство Небесное – это не только то, куда войдет или не войдет человек после кончины, а благодать Божия – не только то, что мы получим или не получим после нашей земной жизни, но они уже в действии и уже в той или иной степени присутствуют в нашей жизни, так же (и даже, увы, еще более для нас реально) адские состояния, состояния действия падших духов в той или иной степени присущи всем людям, кроме тех, кто достиг полноты святости. Соответственно, в той или иной степени душа каждого человека, если он христианин, содержащая предощущения благодатные, благие, содержит в себе и состояния злые, а следовательно, и адские. Поэтому ад не есть нечто, что совершенно к нам пока не относится, а только, не дай Бог, будет относиться, когда наша душа разлучится с телом или когда будет Страшный Суд.

Это предощущение уже есть, и потому, когда говорится о том, что Христос сошел во ад, то это, конечно, происходит на всех уровнях. В том числе Он сошел, или желает сойти, или стучится в двери каждой души человеческой, желает заполнить Собой все ее уровни, чтобы там войти во ад и поразить его.

Если говорить именно об адском огне, то, строго говоря, все энергии имеют своим первоисточником Бога. Никакого автономного творчества, в том числе возможности изобрести или зажечь вечный огонь, у падших духов, как тварных ограниченных существ и тем более отделенных от Бога, нет, это присвоенный Божественный огонь. И, собственно говоря, вечность и мучительность этого огня зависит от расположения сердца того, кто в нем находится. Если это человек, который всецело отдал себя Богу, то для него это тонкий огонь Божественной любви, наполняющий сердце опытом блаженного богообщения. А когда человек гордо замкнут по отношению к Богу, этот огонь Божественной любви является для него мучительным и нестерпимым.

Это все разные стороны ада. Но мы сейчас вникаем не столько в то, чем является ад сам по себе, сколько в значение того, что Христос сошел во ад. Как такое вообще возможно? Это осуществленная невозможность. Потому что ад, по определению, – это место, где нет Бога, а Христос – Бог. Сказать: Христос сошел во ад – это высказать утверждение, противоречащее себе самому. И вместе с тем оно и составляет реальность, потому что если бы Христос не сошел во ад, то существовала бы сторона бытия мира, и в первую очередь человеческого бытия, которая осталась бы не воспринята. А как сказал святитель Григорий Богослов: «…не воспринятое не уврачевано»[76]76
  Григорий Богослов, свт. Послание 13. К пресвитеру Кледонию против Аполлинария – первое // Собрание творений : в 2 т. Т. 2. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. С. 12.


[Закрыть]. И поэтому Своей человеческой и Своей Божественной волей Господь как бы до предела отказался от Своей Божественной силы. Это выразилось в Его словах: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27: 46), и совершилось то, что нельзя выразить непротиворечиво на человеческом языке. Cовершилось это не только и не столько в какой-то конкретный исторический момент, хотя и произошло при Понтийском Пилате в определенный день и в определенный час. Это тайна, которая совершается на всех уровнях и по отношению к каждому отдельному человеку, и по отношению ко всем затронутым и не затронутым нами сторонам ада.

Это событие, описание которого, строго говоря, в Священном Писании не содержится (в послании апостола Петра на него только указывается), очень важно для тайны нашего спасения. И выражается это, в частности, в том, что каноническая икона Воскресения Христова – не та, на которой Господь в белых одеждах с венком победителя смерти стоит над гробом. Каноническая икона – это икона, на которой Господь – Победитель ада, и видно, как Ангелы связывают сатану и как Господь выводит грешников из ада.

Нужно обратить внимание еще на две вещи. Во-первых, кто вышел из ада? Есть некоторое расхождение между очень ограниченным взглядом, который можно усмотреть в некоторых, особенно достаточно поздних, строго ригористических руководствах по догматическому богословию, а именно что из ада вышли чуть ли не одни только праведники – Авраам, Исаак, Иаков, пророки, получившие такую заслуженную возможность, и тем, что нам представляет церковное Предание, и в первую очередь богослужебное последование. Если вникнуть в богослужебные тексты Великой Субботы, самой Пасхи, Октоиха, где эта тема раскрывается в богослужениях гласов воскресных дней[77]77
  Этот анализ осуществляется в книге владыки Илариона (Алфеева), которая называется «Христос – победитель ада. Тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции». – Прим. авт.


[Закрыть], мы поймем, что ад опустошен, и нигде не говорится о том, что человеку ставятся какие-то условия добропорядочного поведения, и если он их не выполнит, то он так в аду и останется. Последнее совершенно противоречило бы всему торжеству пасхальной радости, ибо ад опустошен. Выход из ада Воскресением Христовым дается всем.

Еще очень важно то, что Христос прошел путь от Неба, воплотился, жил на земле, умер на Кресте, сошел во ад, воскрес, воскресшим являлся на земле и потом вознесся на Небо. Господь воскрес прямо из ада. И это тесно связано с тем, что христианский образ спасения, упования на Бога, образ отношения к Богу в Новом Завете совершенно не таков, как в религии закона, в которой чем более человек выполняет закон, тем он ближе к Богу, тем ближе подступает он к своему спасению, к воскресению. В новозаветное время все наоборот: чем глубже человек как бы выявляет свой ад с надеждой, что Господь его посетит, тем в большей полноте совершается чудо воскресения, тем ближе такой человек к Богу. Это, может быть, особенно актуально для благочестия настоящего времени. Тут следует обратить особое внимание на подвиг нашего соотечественника и почти современника, преподобного Силуана Афонского. Преподобный Силуан подвизался в монастыре в течение длительного времени, и после того, как уже имел опыт Божественного посещения, опыт благодати Святого Духа, он промыслительно (это вообще общий закон духовного пути) был как бы оставлен Богом. Невзирая на все свои подвиги, он долго оставался в таком состоянии, а бесовские нападения все углублялись и углублялись, и в конце концов он воскликнул: «Господи, Ты милостивый, знает Тебя душа моя; скажи мне, что должен я делать, чтобы смирилась душа моя?» И тогда ему было Божественное Откровение как заповедь, которую он сохранил в течение всей своей жизни: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся»[78]78
  Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан. Жизнь и поучения. Изд. «Воскресение», 1991 г. См. также: Геронимус А., прот. Откровение преподобного Силуана // Альфа и Омега. 1999 № 1 (19). С. 147–159.


[Закрыть].