Текст книги "Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании"

В Святом Евангелии говорится, что Господь Духом Святым был возведен в пустыню. Таким образом, это было явным проявлением Божественной воли. Пустыня как духовный образ имеет по меньшей мере два значения. Первое, что связывается со словом пустыня, – это центральное событие Священного Писания Ветхого Завета, сорокалетнее шествие евреев из египетского плена в Землю обетованную. Путь, который можно было совершить за гораздо более короткий промежуток времени, был совершен за сорок лет, так что из поколения людей, вышедших из Египта, только несколько человек вошли в Землю обетованную. Все остальные, включая Моисея, окончили свою жизнь в пустыне. Только последующее поколение вошло в Землю обетованную, потому что пустыня и в Ветхом Завете, и в церковном Предании – это место, где человек, не имеющий никаких связей, ни внешних, ни внутренних с прежним образом жизни, либо побеждается в этом самоотречении и возвращается духом обратно к тому, что символически обозначается Египтом, – привязанности к миру сему, либо преображается так, что уже не имеет ничего общего с местом, откуда он вышел.

Кроме того, пустыня, как об этом свидетельствует священная история Церкви, история древнего и нового монашества, – это наиболее отчетливое место духовной брани. В миру, в общежитии наша брань с падшими духами смешивается с человеческими взаимоотношениями, со многим-многим другим, тогда как пустыня является в чистом виде местом сражения с падшими духами, с самим сатаной. Господь взошел в пустыню потому, что Он Сам первый исполнил заповеди, которые нам дал. Это относится и к подвигу борьбы с сатаной. Мы можем назвать пребывание в пустыне, так же как и крещение в реке Иордан, прообразом сошествия во ад, потому что именно там, как об этом свидетельствует евангельское повествование, Господь вошел в брань с дьяволом и вышел из нее победителем.

Здесь проявилось отличие от того, что происходит с нами, когда мы как христиане призываемся на духовную брань. Наша воля и человеческая воля Господа Иисуса Христа различны. Безгрешность Господа Иисуса Христа проявляется в том, что перед Ним не стояла проблема выбора между правдой и неправдой, между добром и злом. Как говорит пророк: Прежде нежели Этот Младенец будет разуметь отвергать худое и избирать доброе… (Ис. 7: 16), Он отринет лукавое и изберет благое[51]51
  См. (Ис. 7: 16) на церковнославянском языке: «Прежде неже разумети отрочати благое или злое, отринет лукавое, еже избрати благое…».


[Закрыть]. У Иисуса Христа по естеству не было никакого желания делать худое, а напротив, было всецело естественное, не самопринудительное желание делать доброе.

Что касается людей, то, когда мы слышим слова Христовы: Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11: 12), – это усилие является необходимым, но не окончательным моментом нашего духовного роста. Нормально делать добро не потому, что мы считаем это нужным, а потому что для нас это естественно, и не делать зла не потому, что с помощью Божией мы в конце концов от него отвращаемся в результате мучительного выбора, а потому что это нам неестественно и неприятно.

В диалоге с дьяволом у Господа Иисуса Христа не было страшной борьбы с Собой и мучительного выбора. По Своему природному естеству Господь, хотя и взалкал тоже по естеству, отверг предложение дьявола: Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4: 3), отверг искушение властью и искушение чудом, ответив на предложение сброситься со скалы: Не искушай Господа Бога твоего (Мф. 4: 7).

Может возникнуть вопрос: в чем же состояло искушение, раз у Господа Иисуса Христа не было воли выбора? С одной стороны, имело место естественное изнеможение Господа, в первую очередь физическое, потому что Он, будучи человеком, захотел есть после столь долгого поста.

(Такой пост повторяли потом некоторые христианские подвижники, но даже во времена расцвета монашества это было редкостью.) Общение с сатаной было Ему мучительно, потому что нормальной душе мучительно общаться с сатаной. Образ победы Господа над сатаной в искушении отличается от человеческого, тем не менее после нее состояние человеческой природы во Христе Иисусе изменилось, потому что Он с этого момента, как выражается апостол Павел, мог не в слове, а в силе говорить: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4: 17).

После искушения Господь по Своему человечеству уже ничего не имел от мира сего (ср.: Ин. 14: 30) и был всецело носителем Царства Небесного, которое Он проповедовал. Если предположить, что Он имел бы нечто от того, от чего Он, будучи искушаем, отрекся, то это не было бы Царством Небесным, ибо Царство Небесное не от мира сего. Причем речь здесь идет о власти как о внутренней духовной категории, состоящей в духовном освобождении того, кому ты проповедуешь, от зависимости от тебя. Это освобождение возможно только при всецелом отказе от соответствующего этому миру понимания власти как насильственного подчинения. Сам Господь Иисус Христос является Царем Небесного Царства, но таким Царем, Который, как это прекрасно выражает В. Н. Лосский, всякий раз готов умереть за Своих подданных.

Все то, что выдает себя за истину, в частности, все то, что действует в нашем современном мире и успешно влияет на него и (не всегда безуспешно) – на нас, тех, которые считают себя христианами, – все это является тем или иным сочетанием трех компонент – власти, чуда и того, что можно назвать авторитетом. В частности, учения, чаще всего позиционирующие себя как внеправославные, например, все виды оккультизма, как грубые, так и тонкие, одновременно претендуют и на чудо, и на принесение пользы людям в этом мире, скажем, через всевозможные виды целительства. А за ними стоит власть, потому что идущий по этому пути, принимая такое предложение, ставит себя в зависимость или от человека, или от сил, стоящих за этим человеком, и в конечном счете попадает в рабское подчинение сатане. Это один из тех критериев, по которому мы можем отличать Христово от того, что идет от лжехристов или лжепророков, о которых говорит Господь.

В слова, являющиеся в каком-то отношении кратким выражением всего Евангелия: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4: 17), – мы можем смотреть как в зеркало, чтобы уяснить для себя, какой смысл слова покаяние вложен в благовестие Христово. Этот смысл отличается от того значения, которое мы придаем этому слову в нашей обыденной жизни. Чаще всего это слово означает некое сожаление о своих делах, словах или мыслях и желание с помощью Божией больше этих поступков не совершать, слов не говорить, так не мыслить. В этом есть правда, но правда ограниченная. Апостол Павел в Послании к Римлянам говорит о том, что и у язычников, то есть у людей, не имевших так называемого «сверхъестественного» Откровения, есть совесть – голос Божий внутри человека, потому что у них есть мысли, которые то обвиняют, то оправдывают одна другую (см.: Рим. 2: 15).

А в отношении покаяния что нового в Евангелии? Слово покаяние, по-гречески μετάνοια (метанойа), означает изменение образа мыслей, перемену ума, по-еврейски это – תשובה (тшува), то есть обращение. Что касается изменения ума, то если мы не соотносим покаяние с Царством Небесным, у нас нет основы, на которой мы можем в корне изменить свой ум. Потому что по критериям своего собственного ума, конечно, не головного разума, а нашей естественной совести, мы можем что-то положить в себе худым или, когда нас кто-то критикует, скрепя сердце согласиться с тем, что его критика правильна, но не более того. Только если мы станем перед зеркалом Царства Небесного, будем хотя бы в небольшой степени пронизаны его светом, тогда по отношению к Царству Небесному мы сможем увидеть себя такими, как мы есть, а не ограниченно, полагаясь лишь на свидетельства нашего ума. «Каждый недоволен своей участью… зато доволен своим умом…»[52]52
  Бальтасар Грасиан. Карманный оракул. М.: Наука, 1984.


[Закрыть]. Это применимо и к нашей внутренней жизни. Потому что если мы люди совестливые, да еще и Церковь нас призывает к постоянному покаянию, то мы недовольны своими поступками, словами и мыслями и каемся в них, но при этом не то что довольны своим умом, но основываем на нем свои суждения. Поэтому и говорится в молитвах, в частности, в молитве Ефрема Сирина: «Даруй ми зрети моя прегрешения». Ибо видение себя такими, как мы есть, является даром благодати. Благодаря этому дару, в свете Божественном, в свете Царства Небесного мы видим себя как в зеркале, видим нечто касающееся наших основ. Это происходит постепенно по разным причинам, в основном же потому, что мы не можем вынести единовременного зрения нашей падшей природы такой, как она есть.

Господь ходил, проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. …И приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их (Мф. 4: 23, 24). Пророк Исаия говорит о Господе Иисусе Христе: Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни (Ис. 53: 4). Здесь мы видим это пророчество исполненным.

Как это исцеление совершалось или в чем состоял его механизм – это тайна. Как учат святые отцы, в частности преподобный Максим Исповедник, после того, как совершилось вкушение с древа познания добра и зла, человечество начало идти по кругу страдания и наслаждения. Наш опыт говорит о том, что наша жизнь пронизана этими кругами – наслаждение возвращается к нам страданием. И все болезни связаны с грехом, они прямо или косвенно связаны с зависимостью от падших духов и с тем, что в мир вошло зло. Если человек поскользнулся и сломал руку – это связь опосредованная, а скажем, психические болезни, например лунатизм, а тем более беснование, непосредственно связаны с зависимостью от падших духов.

И то, что Господь имел в Себе по человечеству, которое, конечно, было не разделено с Божеством, силу исцелений, зиждилось на сочетании двух вещей. Первое – это полный разрыв с этим определяющим грех кругом наслаждений и страданий через победу над сатаной в искушениях, что в завершение в полноте исполнилось на Кресте, который в православном богослужении, в православном Предании соотносится с древом познания добра и зла. Второе, связанное с первым, – это то, что Господь Сам не имел в Себе и чего призывал опасаться Своих учеников, – закваски фарисейской. Фарисей значит отделенный. Вот этой отделенности и самозащиты, гнушения какими бы то ни было страшными проявлениями человеческого греха, самыми страшными болезнями, такими как проказа, ничего этого не было в человеческом устроении, в человеческой воле Иисуса Христа.

Обратим внимание еще на две вещи. Что сказал Господь Иисус Христос после заповедей блаженства? Первое: Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? (Мф. 5: 13). Это заставляет нас обратить внимание на то, что христианство не является какой-то массовой религией. Если Господь, обращаясь к тем, кого Он призывает быть Его учениками и последователями, говорит, что они соль земли, то надо понимать, что не может вся пища состоять из одной соли. Это значит, что христианство есть избрание. Избрание, разумеется, не такое, что избранные превозносятся, а избрание по образу Христову. То есть избрание того, кто согласен отречься в том числе от общения с падшими духами, и пытается осуществлять это по образу Того, Кто его призывает.

И второе слово Христово следующее: Вы – свет мира (Мф. 5: 14). Что значат эти слова? Источник света, о котором говорит Господь, – Бог. Даже Сам Сын Божий, как мы это исповедуем в Символе веры: «Свет от Света». Тем более человек является не источником, а проводником света. Митрополит Антоний Сурожский употреблял слово прозрачность. Это состояние, к которому мы должны стремиться в той степени, в какой желаем быть членами Христовыми, в какой желаем быть проводниками Его действий на земле.

Эти слова: и «соль земли», и «свет мира» – предполагают не только собственное спасение христианина, но имеют в виду, что каждый следующий им является проводником Божественной воли, творителем дела Христова, то есть действующим не для себя, а для остального мира.

Когда мы проходим путь покаяния, нужно заботиться о правильном понимании заповеди: «вы – свет мира», все время следя, не загораживаем ли мы собой Бога? Не относятся ли к нам слова святителя Игнатия (Брянчанинова) о худых пастырях (не только священники, но и все, кто призван воспитывать и учить других людей, являются пастырями), которые приводят людей не к Богу, а к самим себе? А для того, чтобы обрести прозрачность, необходим такой образ бытия, чтобы через нас осуществлялось Божественное свидетельство, а он невозможен без самоотречения, без того что называется в святоотеческой терминологии бескровным мученичеством. Необходимо все то, о чем говорят заповеди Христовы.

Глава XIII
О мытаре и фарисее, о блудном сыне, о Cтрашном Cуде́

Подготовка к Великому посту начинается с Недели о мытаре и фарисее.

Кратко остановимся на рассказе о них Господа Иисуса Христа. Он говорит о том, как в церковь вошли два человека – мытарь и фарисей. В Евангелии мы находим следы фарисейского превозношения, когда народ принимал Христа, а они говорили: этот народ невежда в законе, проклят он (Ин. 7: 49). Несмотря на это, народ в целом почитал фарисеев. Их партия, в отличие от саддукеев и иродиан, была народной партией, поскольку простые люди воспринимали фарисеев как истинных носителей Моисеева закона.

Во время земной жизни Иисуса Христа еврейский народ был не свободен, а находился под властью римлян. Евангелие рассказывает, что народ воспринимал Христа как царя-освободителя от римского владычества. А мытари – это люди, которые собирали подати, или «мыту», в пользу римлян и часть еще брали себе. Выражаясь современным языком, они были коллаборационистами. Народ, и в первую очередь фарисеи, ненавидели мытарей, считали их грешными, нечистыми. Фарисеи упрекали Господа за то, что Он общается с мытарями и грешниками.

В притче Господней говорится, что, когда фарисей пришел в церковь, он прошел вперед и стал говорить: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже, будь милостив ко мне грешнику! (Лк. 18: 11–13) И далее Господь говорит о том, что мытарь вышел более оправданным, чем фарисей. Через эту притчу Господь, заключающий ее словами: Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 18: 14), показывает истинный путь к Богу, к Царству Небесному. И это путь смирения, то есть путь, идя по которому человек ориентируется не на свою праведность, не на свои дела, как если бы они сами по себе приводили к Богу, а исключительно на милость Божию. Такая позиция человека смиренного не отделяет его от других людей, в отличие от фарисея, потому что человек смиренный находится в состоянии, когда он не считает себя выше любого другого человека и даже любого другого творения. Такое состояние Церковь полагает нормальным.

Если мы вникнем в то, что пишут святые отцы, то увидим, что они полагают себя худшими, чем бесы и кто угодно, и делают это не из-за мазохизма, или в истерике, или в целях какой-то демонстрации, а действительно сознают себя такими, как исповедуют. Это состояние является той базой, той основой, которая помогает идти к Богу. Латинское слово humilitas (смирение) имеет один корень со словом humus (земля), поэтому сердце смиренного человека (как объясняет митрополит Антоний Сурожский) подобится земле, равно принимающей в себя все, что в нее бросают. Может принять доброе семя, может принять жемчужину, может принять помои. И благодаря такой установке смиренный человек не только не загораживает своей гордостью Божественной благодати, но является свидетелем славы Христовой, является не препятствием к Богу для другого человека, а, наоборот, тем светом, который свидетельствует о славе Божией.

Во всех вопросах нашей духовной жизни мы должны стремиться быть самими собой. И ни в коем случае не усваивать принятый в церковном сообществе жаргон и систему поведения и не имитировать того, чего в нас нет. Потому что смиренный человек – это не тот, кто в присутствии других людей или в одиночестве все время приговаривает: «Ох, какой я грешник/грешница», даже если он искренне в это верит. А смиренный человек – это тот, кто из глубины сердца действительно прикоснулся к смирению. Это тавтология, но по-другому не скажешь. Один из старцев, отец Никон (Воробьев), который скончался в 60-х годах в городе Козельске, уже достигши зрелости, в переписке со своими духовными детьми писал, что на исходе своей жизни он понял, что такое мытарева молитва, что она, наконец, дошла до глубины его сердца.

Вторая подготовительная неделя к Великому посту – Неделя о блудном сыне. В притче о блудном сыне, которую рассказывает Господь, говорится о том, что у одного человека было два сына – и младший сказал отцу: Дай мне следующую мне часть имения (Лк. 15: 12). Если оставить вежливость, то это означает, что он сказал отцу: «Я уже больше не могу терпеть, что ты еще до сих пор не умер. Давай сделаем так, как если бы ты уже умер и раздал бы имение и я получу причитающуюся мне часть имения». И далее рассказывается о том, что отец безропотно выделил ему его имение и сын ушел в дальнюю страну, жил там распутно, скоро все, что имел, потратил, поступил на службу к гражданину этой страны пасти свиней и ел вместе со свиньями «рожцы»[53]53
  Рожцы – шелуха, выжимки из оливковых плодов.


[Закрыть], хотя для человека есть их противоестественно. Когда он наконец намучился от этой пищи и от этого рода занятий, то обратился внутрь себя, как об этом говорит Евангелие, и стал размышлять о том, что в доме отчем не только отец и брат и вся семья, но и слуги питаются нормальным хлебом, а он страдает от голода. И он решил пойти к отцу своему и сказать ему: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою. И уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих (Лк. 15: 18–19). Он исполнил то, что задумал, и когда уже подходил к отчему дому, то отец, услышав о том, что его блудный сын возвращается, вышел ему навстречу, и когда сын начал произносить заготовленную речь, то отец дал ему сказать только первую половину: «Отче, я согрешил против неба и пред тобою…», а вторую часть: «…прими меня в число наемников твоих», он не стал слушать. Вместо этого он ввел его в свой дом, возложил на руку его перстень, знак сыновнего достоинства, которое было возвращено младшему сыну, и приказал устроить великий пир по случаю его возвращения. Когда этот пир был в самом разгаре, то, как рассказывает Евангелие, старший сын, который и не думал никуда из дома уходить, был все время с отцом и служил ему, как служат слуги ежедневно, возвратился с работы и спросил: «Что происходит?» Когда ему объяснили, что вернулся младший брат и отец устроил пир, он так обиделся, что даже не захотел войти. Отец вышел к нему и старший сын сказал: Ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка (Лк. 15: 29–30). Отец же ответил: …все мое твое. А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк. 15: 31–32). Это такая глубокая, прекрасная притча о блудном сыне, которой, как и всяким евангельским словом, Сам Бог обращается к нашим сердцам. Потому что мы находимся среди действующих лиц, мы являемся и младшим сыном, и старшим сыном, и отцом, таков наш жизненный опыт.

Что касается младшего сына, то надо обратить внимание на то, что слово блуд имеет не только узкое значение – незаконное соитие людей, но и более широкое значение, в том смысле, что блуждание, или заблуждение, – это отход от истинного пути. И в Ветхом, и в Новом Завете, и в святоотеческих писаниях через образы честного брака или, наоборот, блуда всегда выражаются отношения души, человека или народа с Богом. Честный брак символизирует добрые, правильные отношения с Богом, а блуд символизирует отход души от Бога[54]54
  У пророков часто обращение Бога к народу, который Ему изменил, подобно обращению мужа к изменившей жене, обращению человека к блуднице. Таким образом используются эти символы. Мы знаем символ Апокалипсиса – образ вавилонской блудницы; это вся совокупность мира сего, которая притягивает и соблазняет на общение с собой всех людей, в том числе и христиан. Поэтому мы должны следить за состоянием своей души. – Прим. авт.


[Закрыть]. Даже если мы, как блудный сын, в буквальном смысле слова не уходим из дома, в котором нам предложено жить, если мы регулярно посещаем церковь Божию, молимся Богу, и если с внешней точки зрения никаких страшных греховных падений с нами не происходит, мы все-таки должны, готовясь к покаянию и каясь, вникать, нет ли у нас такого сочетания с падшими духами и с их проявлениями, которое делает нас все же подобными блудному сыну. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в одном из своих творений говорит о том, что человеку необходимо во время своей земной жизни разорвать общение с падшими духами. Коль скоро мы имеем общение с падшими духами, значит, находимся в состоянии заблуждения или духовного блуда. Для того чтобы посмотреть на себя в зеркало Евангелия, в данном случае в зеркало этой притчи, полезно, в частности, обратить внимание на то, что мы едим. Речь идет в первую очередь не о телесном питании, а о том, чем живет и дышит наша душа. Душа каждого человека в его телесном состоянии какую-то пищу любит, какую-то нет, что-то отталкивает, а чего-то хочет. Это, конечно, суть страстного человека, потому что первозданный человек не имел таких вожделений и отвращений.

Я имел милость Божию быть под духовным руководством старца Серафима (Тяпочкина). Он жил не в монастыре, а был настоятелем приходского храма в селе Ракитное, но фактически там все было устроено как в монастыре. Особенность жизни этого старца состояла в том, что либо в храме Божием, либо в его келье, если не было в храме богослужения, каждый день совершался в уставной полноте суточный богослужебный круг. Делалось это без спешки, и таким образом литургия в воскресенье после вычитывания всего положенного и всенощная накануне могли длиться многие часы. Литургия, начавшись в семь или в восемь утра, могла закончиться в три часа дня. И то же самое относилось к кругу келейному. Когда это многочасовое келейное богослужение завершалось, все присутствующие чувствовали облегчение: потрудились, можно дать себе законный отдых, покушать, расслабиться. Все, кроме отца Серафима, потому что видно было, что богослужение для него – не исполнение долга, а то, с чем не может расстаться его душа. Вот уже все заканчивается, а он: «Ну, давайте еще помолимся, ну, спойте еще, давайте акафист прочитаем». Это значит, что пища молитвы была тем, чем жила его душа по своему естеству, а не по принуждению. И наоборот, я ни разу не заметил, чтобы пища мирская, даже естественные разговоры о церковных событиях его занимали.

В психологии различаются ценности и значимости. В нашей системе ценностей, коль скоро мы являемся церковными христианами, на первом месте стоит все духовное. А в нашей системе значимостей – что нам приятно и что нам неприятно – мы пока еще люди плотские. Поэтому в лучшем случае мы естественной пищей питаем свою душу, но сейчас уже естественной пищи днем с огнем не найдешь. Как правило, пища у разных людей разная.

Я не говорю сейчас об алкогольной или наркотической зависимости, но увлеченность у каждого своим, безусловно, есть.

Когда я был еще молодым священником, я служил в большом приходе, там всегда было много народу, и однажды приехала старенькая монахиня в миру. И она стала мне говорить, как бы перечисляя грехи по какой-то общей схеме исповеди. Когда она упомянула о пьянстве, я сказал: «Зачем вы так говорите? Вы же не пьете», – она ответила: «Да, в прямом смысле я алкоголь не употребляю, но мой ум никогда не находится в состоянии трезвости». Так она объяснила, в каком смысле она говорит и обо всех остальных грехах.

Таким образом, мы действительно находимся в положении блудного сына и все время едим то же, что свиньи. Как в этой притче, так и в рассказе о бесах, изгнанных из человека и вошедших в свиней, свиньи являются символом того, что душа принимает нечто для нее неестественное, от чего она мучается, болеет и, в конце концов, как говорят святые отцы, просто устает от постоянного делания греха. И тогда, войдя внутрь себя, подобно блудному сыну, полагает начало обращению. Это актуально для каждого из нас. Мы можем вчитываться в нюансы этой прекрасной притчи, вглядываться в это прекрасное зеркало, источник света и так начать свой путь покаяния и возвращения к Богу.

Еще надо обратить внимание на то, что отец не стал слушать слов: «Я недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Потому что Бог во Христе Иисусе готов терпеть от человека все что угодно. Он готов не только терпеть, но и бесконечно любить человека таким, какой он есть, – заблудившегося, грешника. Но как говорит апостол Петр: …более и более старайтесь делать твердым ваше звание и избрание (2 Петр. 1: 10). А избрание человека во Христе Иисусе состоит в том, чтобы быть по благодати сынами Божиими. Никаких других отношений Бог не желает. Бог находится вне каких-либо других видов отношений между Собой и людьми. Человек может проходить ступени наемничества, в частности, как фарисей (вообще Ветхий Завет – это в каком-то смысле завет наемничества). Такая ступень может быть временной, тактической, но стратегически, в перспективе (а притча о блудном сыне как раз таковой и является) уровень общения человека с Богом должен быть только максимальным – свободным, бескорыстным, сыновним. Господь не признает масштабов, меньших бесконечного масштаба: «Сын Божий стал Сыном Человеческим для того, чтобы человек тоже мог стать сыном Божиим»[55]55
  Ириней Лионский. Против ересей. Кн. III, 10: 2.


[Закрыть]. Ни на что меньшее Бог не согласен. Это надо иметь в виду, потому что, когда мы слышим эти слова, у нас может возникать реакция, которая выглядит очень смиренной: «Куда нам такие масштабы, нам лишь бы от таких-то грехов избавиться, куда нам это, куда нам то?!» Эта скромность ложная, потому что если мы не будем мерить себя тем бесконечным максимумом, который нам задает Господь, то наше покаяние, наши масштабы будут мелочными. Только если мы ориентируемся на этот максимум как на эталон, на эту бесконечность, в которой мы себя измеряем, нам может в свете Царства Небесного открыться то, какие мы есть, и мы сможем идти путем преодоления своих недостатков, преодоления всего, что мешает нам быть такими, какими мы Богом призваны.

Являемся ли мы старшим сыном? Конечно, являемся. Старший сын никогда не уходил от Отца. И этот сын ведет себя диаметрально противоположно Сыну Божию, Господу Иисусу Христу, если мы перейдем от образа старшего сына в притче к его реальному прообразу. У них есть сходство, потому что Господь Иисус Христос – Богочеловек, Он никогда не разрывал с Богом, ибо Он Сам есть Бог. Но отношение Господа Иисуса Христа ко всем Его братьям по человечеству диаметрально противоположно отношению старшего сына из притчи, потому что это – отношение принятия и прощения братьев, и более чем принятия – принесения Себя в жертву за дарование прощения.

В роли старшего сына мы выступаем в самых разных случаях, в том числе в контексте нашей повседневной церковно-общинной жизни.

История, связанная с моим самым первым духовным отцом, клириком церкви Ильи Обыденного протоиереем Владимиром Смирновым, является тому примером. В советское время люди опасались ходить в церковь, ходили только те, для кого это было самой важной частью жизни. В то время церквей, открытых постоянно, было мало, народу, кроме как в праздничные дни, тоже было не очень много, и это были все свои. Один раз, когда отец Владимир вышел на всенощной после чтения Евангелия помазать елеем молящихся, в церковь занесенные неизвестно каким ветром вошли две девицы, накрашенные, напомаженные, которые всем своим внешним видом, исходящей от них волной были совершенно чужеродным телом этому благочестному собранию. Все настороженно отнеслись к их появлению, а отец Владимир увидел их и сказал: «Ой, хорошие мои пришли», – и с особым благоговением первыми помазал их елеем. Не знаю, что потом стало с этими девушками, но во всяком случае реакция всех остальных была, употребляя современную терминологию, проявлением комплекса старшего сына.

Иногда это происходит явно, когда мы обижаемся на наших духовных наставников, что они столько лет нас знают и вдруг, как нам кажется, перестают обращать на нас внимание, переключая его на неожиданно появившихся новичков. Но даже когда это происходит не так явно, мысль, что мы не только что начали, что мы трудились, в чем-то преуспели, что у нас есть какой-то стаж и нам по праву что-то положено, – это тоже закваска фарисейская, которая может быть не меньшим, но даже большим препятствием к обращению. С этой греховной стороной нашей души труднее расстаться, с этой позиции труднее обратиться к Богу, чем с позиции блудного сына, и поэтому такая душа в еще большей степени нуждается в покаянии.

Несомненно, люди постарше имеют опыт отца, от которого ушел сын, независимо от того, родной ли это сын или близкий человек, и чем дольше мы живем, тем больше этот попущенный Богом опыт. Мы, конечно, должны поступать по Евангелию и, не думая о том, навсегда ли возвратилось наше чадо, кем бы оно ни было, принимать его так, как отец принял сына в этой притче.

В этом году[56]56
  2004 г.


[Закрыть] Неделя о блудном сыне совпала с памятью новомучеников и исповедников Российских. Вероятно, многие из них (у нас нет полных данных, мы можем судить только о некоторых) с самого начала были избранными, в отличие от всего общества, бывшего, в общем-то, теплохладным. Потому что общество воспринимало свое Православие как традицию, которую некоторые не совсем забыли, некоторые исполняли ее предписания регулярно по долгу своей службы, но для большинства, как мне думается, это была традиция ради традиции, за которой само призвание Господне, само дело Божие, сами заповеди Божии оставались забытыми[57]57
  В гротескной форме это отражено в романе Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». Здесь рассказывается о том, как люди, каждый на свой лад прошедшие чудовищный путь греха, собрались вместе перед своей кончиной в состоянии покаяния и, как говорит автор, впервые в жизни, читая Евангелие, восприняли его всерьез как Евангелие, где открывается Христос, а не как почвенную жизнь, которой люди живут от Масленицы через пост к Пасхе и в будние дни с неким кругом внешних атрибутов. – Прим. авт.


[Закрыть].

Избранных было меньшинство. Но когда пришла беда и случилась катастрофа, вызванная как раз этими духовными причинами, тогда многие-многие, теперь уже прославленные в земной Церкви, и те, кто еще не прославлен, отринули от себя (кто это имел) состояние старшего сына, обратились ко Господу и приобрели такую ревность, что не только повторили подвиг древних мучеников, но и превзошли его. Как отмечал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл[58]58
  С 2009 г. Святейший Патриарх Московский и всея Руси.


[Закрыть], при многом общем есть различия в том, какой подвиг совершали древние мученики и какой – новые мученики. Древние мученики в основном совершали свой мученический подвиг на виду у всего народа, так что народ оценивал невинность их мученичества. И самое главное, Божественная сила и знамения славы Божией, сопровождавшие их подвиги, свидетельствовали о Боге, и, как следует из многих исторически достоверных житий, многое множество людей обращалось к Богу, исповедовало Христа Спасителя и также принимало мученический венец.