Текст книги "Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании"

Встреча с Господом и участие в тайне Воскресения Христова, Пасха человека коренится и совершается повсюду. И в том числе она уже происходит во аде человеческой души, куда таинственно нисходит Господь для того, чтобы, ничем не нарушая свободы человека, со Своей стороны осуществлять все, чтобы человек мог получить освобождение.

Глава XVIII
Воскресение Христово́

Переходим к члену Символа веры «…и воскресшему в третий день по писаниям». Тайна Воскресения Христова наполняет богослужебную жизнь Православной Церкви. Преподобный Максим Исповедник говорит, что тот, кто хочет познать смысл вещей, должен достичь понимания тайны Воплощения, кто хочет познать судьбы всех вещей, должен войти в тайну Креста и Гроба, а кто хочет познать последнюю цель всех вещей, тот должен приникнуть к тайне Воскресения[79]79
  «Тайна Воплощения Слова содержит (в себе) значение всех символов и загадок Священного Писания так же, как и сокрытый смысл всего чувственного и умопостигаемого творения. Но тот, кто знает тайну Креста и Гроба, знает также сущностные причины всякой вещи. Наконец, тот, кто проникает еще глубже и оказывается посвященным в тайну Воскресения, познает цель, ради которой Бог сотворил все в начале» / Максим Исповедник. Главы о богословии и о домостроительстве Воплощения Сына Божия. Первая сотница, 66 // Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I. М.: Мартис, 1993. С. 227.


[Закрыть]. В Католической Церкви и протестантских церквах главным праздником является праздник Рождества Христова, а для нас, православных, центром является Пасха. Как высшей точкой Ветхого Завета в плане Божественного откровения имени Божия было призывание этого Имени первосвященником, так через имя «Христос Воскрес – воистину воскрес» Пасха есть «праздник праздников и торжество торжеств», самая высшая точка христианского бытия.

Говоря о тайне Воскресения Христова, в первую очередь мы должны понимать, как это понимали первые христиане, что Воскресение Христово, или Пасха, – это не только Светлое Христово Воскресение, но и Великая Пятница, и Великая Суббота.

Само слово пасха имеет еврейское происхождение. Песах – это слово довольно трудно перевести на другие языки адекватно, но приблизительно оно означает прохождение – проход мимо. И это, конечно, не столько словесное выражение, сколько центральное для Ветхого Заве та слово, потому что главным событием Ветхого Завета является Ветхозаветная Пасха – искупление Богом изб ранного народа, освобождение его из египетского плена и вселение его после сорокалетнего пребывания в пустыне в Землю обетованную. Все это является прообразом христианской новозаветной Пасхи. Если этимология еврейского слова усваивает слову пасха значение переход, то, как об этом свидетельствует святитель Григорий Богослов, звуковой состав этого слова созвучен греческому слову пасхейн, что значит «страдать». И дело тут не в этимологии, а в том, что в церковном самосознании первых христиан было две нераздельные Пасхи – Пасха славы и Пасха страданий.

Свидетельством их нераздельности является то, что выражено в православном богослужении этих дней. Если мы вспомним погребальные статии, которые читаются на утрене Великой Субботы, вспомним содержание паремий из пророка Иезекииля о воскрешении сухих костей, то это уже не только тема схождения Господа Иисуса Христа во ад, но и тема Пасхи. А что касается вечерни, входящей в литургию Великой Субботы, то она вся целиком пасхальна по своему содержанию[80]80
  В частности, после чтения Апостола совершается переоблачение священников и храма с черных, постовых тонов на белые, светлые. А то, что мы сейчас называем разговение, в древние времена происходило именно тогда. Другое свидетельство того же самого являет собой икона Воскресения Христова, на которой изображен Господь, сходящий во ад и освобождающий из него всех людей. – Прим. авт.


[Закрыть]. Более того, Слава Воскресения Христова предощущается, зрится духовными глазами не только в Великую Субботу, но и в Великую Пятницу. Именно зрением Славы Христа Воскресшего, даже тогда, когда трагизм событий Великой Пятницы достигает своей последней кульминации на Кресте, отличается, может быть, православное восприятие Христовых страданий и тайны Искупления от католического. Традиционное римско-католическое восприятие событий Великой Пятницы выражено в фильме «Страсти Христовы» режиссера Мэла Гибсона. В этом фильме, где упор делается именно на страсти сами по себе, выражено не столько современное католическое восприятие, на которое, начиная со Второго Ватиканского Собора, наложены волны новаций, а классическая католическая точка зрения. Отсюда и натурализм в показе страданий, который может быть воспринят как чрезмерный.

То, что Пасха страданий и Пасха Славы действительно составляют единство, особенно хорошо видно ретро́спективно через пасхальное богослужение. «Ныне вся исполнишася света: небо, и земля, и преисподняя»[81]81
  Канон Пасхи. Песнь 3.


[Закрыть]. Очень важно то, что все исполнено светом. Не только небо, но и земля, не только земля, но и преисподняя.

Однажды у нас в храме, когда совершалась утреня Великой Пятницы (так называемые «двенадцать Евангелий»), благодаря моей небрежности произошло само собой следующее: во время чтения одного из Евангелий я сделал резкое движение, и кусочек черной материи, покрывавшей красный складной аналой, сдвинулся, и как бы нарочно этот красный свет Воскресения прямо просиял из самой черноты и глубины страданий Христовых, Его крестной смерти и схождения во ад.

Я, конечно, не могу представить точно, что происходит в сознании людей, которые приходят в церковь раз в год на Пасху и в основном сосредоточены на каких-то внешних сторонах происходящего; им, конечно, тоже дается огромная пасхальная радость. Но почувствовать, что все исполнено светом, в том числе и преисподняя, им, может быть, не так легко, как тем, кто со всем возможным для себя усердием эти стадии крестного пути, смерти, греха прошел[82]82
  В Интернете на сайте учебного комитета Русской Православной Церкви опубликована проповедь иеромонаха Дионисия (Шленова) о дне Великой Субботы. В этой проповеди, с одной стороны, очень трезвенно, ясно, с использованием святоотеческого материала, а с другой стороны, с достижением самых глубинных проблем сознания современного человека, говорится о том, каков путь идущего вслед за Христом. Человек должен вслед за Христом не гнушаться и не отделяться от других до последних степеней греха, не в смысле того, чтобы с радостью, для своего удовольствия грех совершать, а в том смысле, что соприкосновение с ним неизбежно в человеческом опыте. – Прим. авт.


[Закрыть].

То, что в самом глубоком смысле связано с Пасхой, с Воскресением, – это свобода. Мы не всегда можем отождествить пасхальную радость, которая ликует в самый день Пасхи и не только в нашем сердце, с радостью человека, достигшего свободы. Но если мы вникнем в то, что же значит свобода, то сможем понять это лучше. Свобода – тоже тайна, поэтому дать положительное определение понятия свобода затруднительно, а может быть, и невозможно. Наверное, лучше и понятнее исходить из того, что не есть свобода, а что есть рабство, что есть плен. И ключом к пониманию этого являются слова Христовы: Всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8: 34). Когда мы имеем в нашей душе обычные ощущения, не пасхальную радость, а нечто кроме нее или когда это неполнота пасхальной радости, то этой полноте мешает чувство рабства. Вернее, не чувство рабства, а то или иное последствие связанности, скованности, невозможности. Христос, Который сошел во ад, прекратил тотальное, фатальное и несокрушимое действие ада в мире и в этом смысле ад уничтожил, Который победил смерть, освободил нас тем самым от рабства греху. И потому чувство пасхальной радости, коей причастно наше сердце, может быть адекватно названо чувством прикосновения к свободе, к той абсолютной свободе, которую может даровать нам Бог.

Однажды в Интернете я нашел высказывания православных людей, образовавших группу по интересам. Они в течение всего Великого поста высказывали свои мысли, делились ощущениями того, как они проходили Великий пост, в частности Страстную седмицу. Они выражались не с помощью условного, вежливого церковного жаргона (так этот язык назвал митрополит Антоний Сурожский), а на том молодом и естественном языке, который давал им возможность формулировать мысли так искренно, как это соответствовало их сердцу, они не заботились о «благочестивости» выражений. И вот уже в самый день Пасхи кто-то из участников написал: «Предварительный забег в Царство Небесное закончился. Все свободны». Эта лаконичность, так непосредственно выраженная, по-моему, указывает на самую суть.

Еще одна очень важная тема, связанная с таинством Воскресения Христова, наиболее полно раскрыта в богослужебном последовании и самом содержании Недели жен-мироносиц, которую называют праздником женщины в Церкви. Это событие имеет очень много уровней понимания, и первый уровень – это уровень факта. Все апостолы, кроме Иоанна Богослова, так или иначе не выдержали того видимого поражения, которое претерпел их Учитель, отошли от Него, разбежались, а Петр трижды отрекся от Господа (не говоря уже о предателе Иуде). В этом отношении они показали свою человеческую немощь. У Креста из апостолов стоял только Иоанн Богослов. Но стояли твердо и выдержали все то, что, в общем, человеческой душе выдержать не под силу, Матерь Божия и женщины, которых впоследствии стали называть женами-мироносицами. Именно они, когда закончилась суббота, день, в который по закону Моисееву ничего нельзя было делать, пошли ко Гробу, чтобы по обычаю иудейскому драгоценными ароматами, миром, помазать Тело Господа. И они первыми увидели, что камень отвален от Гроба, они первые узнали, что Христос воскрес, и все вместе и Мария Магдалина отдельно. А по преданию, первая женщина, которая увидела Воскресшего Господа, – это Матерь Божия. И то, что именно женщины удостоились первыми знать, что Христос воскрес, не случайно.

Служение жен-мироносиц имело место не только в те дни, когда Господь был распят, умер и воскрес, оно продолжается во все время существования Церкви Христовой и будет сохраняться до скончания века.

В 1997 году я с двумя прихожанками нашего храма по приглашению одного из приходов Епископальной Церкви был в Америке. В столице одного из штатов, в небольшом городе Индианаполисе, была очень многолюдная встреча, на которой присутствовали представители разных Церквей, в том числе и православных. В Епископальной Церкви уже давно существует женское священство, даже женское епископство (не говоря уже о появившихся в последнее время вещах, о которых и упоминать не хочется). Среди вопросов, которые задавали нам американцы, был и такой: вот вы в России большие молодцы, победили коммунизм, идете по пути демократии и равноправия, вам уже не так-то и много осталось, но почему у вас женщин не рукополагают в священники? И вообще, какая у вас роль женщины в Церкви? С ответом на этот вопрос выступила одна из наших прихожанок и рассказала о трагической истории Русской Церкви XX века, когда до войны епископов, священников расстреливали, отправляли в ссылки или в тюрьмы, и если физически не уничтожали, то держали в рабском, унизительном состоянии. И только благодаря верности женщин, которые оставались твердыми, не боялись ни физических репрессий, проводившихся сначала, ни различных административных уничижений, применявшихся позднее (отнятия пенсии, документов и т. д.), наполняли собой церкви, присутствовали на всех богослужениях, Церковь держалась во исполнение слов Спасителя: …и врата ада не одолеют ее (Мф. 16: 18). Именно в этом сочетании деятельности священников и деятельности женщин, деятельности Тела Церковного, церковного народа, полнота Церкви как раз и проявляется. Так же как в естественной жизни по отношению к зачатию, ношению, воспитанию детей мужчина и женщина, будучи равночестными, призваны к разным ролям в этой общей деятельности, так и в Церкви: роли женщин как Тела Христова и священников разные. И если они будут смешиваться, Церковь перестанет быть адекватна благословению, данному Богом во Христе благодатью Святого Духа.

Все это имеет более глубокое значение еще и потому, что само слово Церковь – женского рода. И когда мы говорим о том, что Неделя жен-мироносиц – это женский день в Церкви, то в некотором смысле это день Церкви, потому что Церковь как Тело Христово, как Невеста Христова выявляет свою славу именно здесь.

С этим же связано то соотношение, которое богослужение Святой Пасхи устанавливает между тайной Воскресения и тайной Рождества. «Сохранив цела знамения Христе, воскресл еси от гроба, ключи Девы не вредивый в рождестве Твоем, и отверзл еси нам райские двери» – это тоже из Пасхального канона. Аналогия эта указывает, что Христос воскрес от Гроба подобно тому, как, не нарушив целостности мира, не совершив революций, подклонившись законам мира, который лежит во зле, тайной Своего Божества Он родился, не нарушив приснодевства Матери Божией. Богословие, стоящее за этими словами, указывает на то, что Матерь Божия, как это подтверждается православным богослужением, является церковной Главизной.

И другое песнопение Пасхи: «Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия. Ликуй ныне и веселися, Сионе. Ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о востании Рождества Твоего». Если в первом случае Матерь Божия сопоставляется с землей, даже со смертью, из которой вышел Воскресший Спаситель, и даже с преисподней, как рождающей утробой, то здесь Она сопоставляется с Церковью, с Сионом, ликующим о жизни будущего века.

После собрания в Америке, о котором говорилось выше, мы вернулись в квартиру очень милых людей, прихожан этого епископального прихода, у которых мы жили, пока там гостили. Старенькая мама хозяйки еще могла говорить по-русски (они выходцы из России первой эмиграции), и, хотя она уже далеко оторвалась от русской культуры, у нее еще сохранились какие-то интуиции и она высказала такую глубокую мысль: у нас – имея в виду епископалов – рукоположение женщин в священство происходит потому, что нет почитания Матери Божией. Таким образом, все эти реальности, о которых мы говорим, связаны между собой.

Обратимся к тому, что говорится непосредственно в Святом Евангелии о Воскресении Христовом.

В Евангелии от Матфея (но, конечно, и в других Евангелиях) открываются такие реалии, которые подтверждают, что Воскресение Христово – это не только уникальное, один раз совершившееся событие, но такое событие, которое отверзло новое бытие Царствия Небесного, которое, хотя и совершилось 2000 лет назад, одновременно является эсхатологическим, то есть открывающим жизнь будущего века. И признаки этого: завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли… и Ангел, сидящий при гробе Господнем, имел вид как молния (см.: Мф. 27: 51–52; 28: 2–3) – это те же признаки, о которых шла речь, когда Господь говорил о кончине века. Когда Он предупреждал о том, чтобы не верили лжехристам и лжепророкам, то говорил, что Пришествие Сына Человеческого будет как молния (см.: Мф. 24: 27). То есть те же самые имена употребляются, что и в пророчествах Самого Господа о том, как будет совершаться конец мира. В явлении Христа Воскресшего, в сопряженных Ему явлениях – землетрясении и Ангелах явлена эсхатология, граница, которая открывает бытие будущего века.

Заключительная часть последней главы Евангелия от Матфея – это то, с чего начинают в Церкви цикл воскресных евангельских чтений, так называемое первое воскресное Евангелие: «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились. И, приблизившись, Иисус сказал им: …дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научи́те все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам (Мф. 28: 16–20).

Очень важно обратить внимание на звучащую здесь тему учения, тему миссии. В обычном церковном сознании, если в это не вдумываться, наша сакраментальная жизнь и миссия разделены. С одной стороны, есть величайшие тайны Божии, наше участие в Таинствах, нечто относящееся лично к нам, что мы даже не можем высказать, а с другой – то, когда по послушанию или по какой другой причине мы идем и учим, призываем к крещению, призываем ко входу в Царствие Небесное, проповедуем. Такое разделение, если оно имеет место, конечно, ошибочное. Это следует из слов Воскресшего Христа, потому что Он о миссии стал говорить не в десятую и даже не в третью, а в самую первую очередь. Первое, что сказал Христос Воскресший, – не то, чтобы ученики радовались, чтобы ученики созерцали, чтобы ученики молились, вкушали Тайны Царствия Небесного, а – «идите, научите». Каждый христианин должен понимать, а это не так-то легко, что вещи эти нераздельны.

Мы в той степени, в какой ходим в церковь, воспитаны на определенном образе жизни, который называется монашеским, потому что почти все тексты святых отцов связаны с опытом монашеской жизни. Но при этом забываем, что у монашества тоже есть миссия духовного просвещения мира. Мы забываем о том, что живем не для себя, не для того, чтобы получать что-то от Бога, ибо получаем мы только для того, чтобы отдавать. И потому наша жизнь христианская – это миссия свидетельства Воскресшего Христа. Как эта миссия осуществляется? Все время ходить по улицам и говорить, что Христос воскрес?

Нет, это не соответствует словам апостола Павла: Царство Божие не в слове, а в силе (1 Кор. 4: 20). А сила проявляется в том, что каждый раз, когда мы от Господа что-то получаем, мы должны этот ресурс духовный сразу употребить в жизни. Жизнь подсказывает или должна подсказывать каждому здесь и сейчас, если мы будем вслушиваться, кому и чем мы можем помочь. Когда мы людям помогаем, когда мы людям служим, когда мы от людей терпим даже, это есть наша форма свидетельства истины христианства, истина свидетельства Христа Воскресшего. И потому всякое служение, всякое отдание другому человеку – это есть то учение, которое заповедал Иисус Христос. Господь посылает учеников во имя Святой Троицы – Отца и Сына и Святого Духа, а тайна Святой Троицы – это любовь, то есть абсолютное и полное отдание друг другу своей Божественной природы.

В Евангелии от Марка повторяются эсхатологические темы. Сам Господь Воскресший проповедует о тайне будущего века: Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет (Мк. 16: 16) и говорит о знамениях будущего века, которые через христиан осуществляются еще в этой жизни.

Когда мироносицы увидели во Гробе Ангела, который сообщил им о Воскресении Господа, они …выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас (Мк. 16: 8). Поскольку Пасха всегда в первую очередь связана с радостью, мы не всегда обращаем внимание на то, что это было страшное явление, это, может быть, единственный в своем роде вход Бога в священную историю через Воскресение Господа Иисуса Христа. Когда мы соприкасаемся с тайной Воскресения Христова в дни праздника Пасхи и в Таинстве Святого Причащения, когда мы причащаемся Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа и Распятого, и Погребенного, но вместе с тем и Воскресшего, мы тоже не всегда обращаем внимание на то, что священник говорит: «Со стра хом Божиим и верою приступите», то есть о Святых Таинах говорится – страшные Святые Таины. Страх у нас часто психологически связывается с неприятным состоянием, когда мы боимся какого-то зла. В данном случае это гораздо выше – это страх Божий. И может быть, в наибольшей степени мы призваны испытывать страх Божий и ужас перед совершенно трансцендентным всему порядку земных вещей явлением – Воскресением Христовым.

Ну и наконец, появляется еще тема неверия. Но они, услышав, что Он жив и она [Мария Магдалина] видела Его, – не поверили (Мк. 16: 11).

Открываем Евангелие от Луки. Событие, которое встречается только в этом Евангелии, – это встреча с Лукой и Клеопой Господа на пути в Эммаус. Начиная с 13-го стиха главы 24, мы читаем повествование о том, как Лука и Клеопа шли в селение Эммаус, и сам Иисус, приблизившись, пошел с ними, но глаза их были удержаны так, что они не узнали Его. И когда они сказали Ему, что так печальны, потому что были свидетелями полного поражения всех их надежд, Он сказал им: О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании (Лк. 24: 25–27). Но и в этот момент они Его не узнали. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но о ни удерживали Его, говоря: останься с нами… (Лк. 24: 28–29) И Господь согласился. Вот это – поразительно! Господь, Который является Богом Вседержительным, Который Сам о Себе сказал в Евангелии от Матфея: Дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф. 28: 18), по отношению к Которому мы все, по выражению апостола Павла, являемся изделием, а Он гончаром! И вот оказывается, мы способны переменить Его волю. Это, конечно, относится не только к тому, что Он показывал вид, что хочет идти дальше, они Его уговорили, и Он остался, а к тому, какую свободу и какую силу Господь дал человеку, что человек способен попросить Господа и Он сделает не то, что сначала намеревался. Это тоже мера, задуманная Богом, мера дерзновения и свободы человека, созданного по образу Божию.

И Он пошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его (Лк. 24: 30–31). То, что Господь преломил хлеб, указывает на совершение Евхаристии. Лука и Клеопа узнали Его не через Его слово, не через то, что Он в силе открыл им разумение Писаний, а именно через действие, которое можно домыслить, и в принципе, есть основания для такого домысливания, как евхаристическое действие. Он, может быть, с теми же словами, что на Тайной вечере, а может, и без слов преподал им хлеб. Возможно, Он и не говорил слов «Сие есть Тело Мое», но, во всяком случае, это было такое действие, через которое они узнали Его.

В связи с этим действием существует такая богословская позиция, которая с точки зрения житейской является парадоксальной, но с точки зрения здравого духовного опыта является нормальной, и состоит она в том, что, когда мы причащаемся, мы причащаемся Тела Христа Воскресшего. А если внимательно вникнуть в содержание тех молитв, которые читает священник, то во время Таинства Евхаристии вспоминается, то есть воспроизводится, не только крестная смерть и даже не только Воскресение Господа Иисуса Христа, но и Вознесение, Сошествие Святого Духа и Второе Пришествие. Особенно определенно это говорится в молитвах на литургии Василия Великого. В тайне Евхаристии все эти временные точки совмещаются в Самом Господе Иисусе Христе. И одним из оснований того, что Церковь так мыслит, является как раз преломление хлеба, совершенное Господом Воскресшим в Эммаусе.

В Евангелии от Луки, начиная с 36-го стиха главы 24, мы читаем, как Господь, явившись одиннадцати ученикам, ел перед ними, – это проявление неотъемлемого, фундаментального компонента христианской веры в то, что Христос воскрес в теле. У Него было подлинное тело, хотя оно имело такие особенности, которых не имеет обычное человеческое тело на земле. Он мог проходить, как об этом свидетельствует Евангелие от Иоанна, «затворенными дверями», Он мог быть то видимым, то невидимым, Он мог одновременно быть в разных местах – таковы свойства тела, освобожденного от власти земли, духовного тела[83]83
  И не только у Самого Господа Иисуса Христа тело обнаруживало такие свойства, но если мы вникнем в жития некоторых святых, то найдем там, что они, как уже стяжавшие духовное тело, тоже могли быть одновременно в разных местах, например, находясь у себя в келье, являться кому-то в другом месте. Это имело место не только у древних святых, но и у преподобного Серафима Саровского, это известно из жития Амвросия Оптинского. Это подлинное тело, но это – тело духовное. Оно имеет те свойства, те особенности, которых тело, находящееся в обычном состоянии, пронизанное грехом, не имеет. – Прим. авт.


[Закрыть].

И когда описывается явление Господа одиннадцати ученикам, применительно к ним тоже сказано: Тогда отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24: 45). Это очень важно. Когда говорится, сначала о Луке и Клеопе, что Господь, начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное о Нем во всем Писании, а потом сообщается, как Он одиннадцати ученикам отверз ум для разумения Писания, это означает, что Он дал это всей Церкви и нам в том числе. И потому, читая Священное Писание, в том числе Ветхого Завета и, в частности, книгу Бытия, мы должны для понимания, для уяснения призывать на помощь все то, что нам открыто, все то, что дается через Христа. Поэтому наш образ понимания Священного Писания, в том числе Священного Писания Ветхого Завета, иной, чем, например, у иудеев, которые ограничивают свое откровение Ветхим Заветом. Как сказал апостол Павел, у иудеев при чтении Ветхого Завета до сих пор на уме лежит покрывало, и оно снимается Христом (см.: 2 Кор. 3: 14). Вот Христос, Христос Воскресший, Христос Спаситель, Он с Церкви и с каждого из нас снял покрывало. Если есть это покрывало на уме, то это является следствием наших грехов, наших страстей – всего того в нас, что не соответствует Господу Иисусу Христу.

Обратимся к воскресному повествованию Евангелия от Иоанна. Во-первых, глава 20 с 1-го по 10-й стихи – это, в общем-то, те же темы, что были раскрыты в предшествующих Евангелиях. А с 11-го стиха начинается глубоко таинственный и вместе с тем трогательный рассказ о встрече Господа с Марией Магдалиной – восьмое евангельское чтение.

А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: гос подин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! – что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20: 11–17). Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей. Здесь очень для нас важно, что Мария узнала Господа, про Которого сначала думала, что это садовник, после того, как Он сказал ей: «Мария». Это очень важный пласт духовный реальности, связанный с именем. Через имянаречение человек осуществлял свое призвание, он должен был соединять разделенное первозданное творение и приводить к Богу. Когда человек это осуществляет (в какой-то мере это происходит и сейчас), с его помощью изменяется не только творение, но и сам человек не остается, каким был, а работает над собой как над творением. И конечно, в результате этой деятельности изменяется и он сам. В Божественном Откровении, в многократном призыве Господнем и к первозданному человеку, и сейчас к каждому из нас ясно высказано, чтобы мы были плодоносными, приносили плод. Когда человек познает творение, действует в творении, дает ему имена, то формируются одновременно подлинные имена и именуемого, и именующего. Подлинное имя является не тем именем, которым нас достаточно условно назвали, когда мы родились, а тем именем, про которое в Апокалипсисе сказано (применительно к обетованиям Пергамской Церкви): Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает (Откр. 2: 17). Таким образом, когда человек встанет пред Богом уже в будущей жизни, подлинное, сокровенное имя, выражающее его последнюю истинную сущность, будет тесно связано с тем, как он действовал в творении. Речь идет о том, какие у него были межчеловеческие отношения, как он служил другим людям, осуществлял дела милосердия. От этого зависит имя, которое он получит.

В этом отличие наших имен, которые мы сейчас носим и которые имеют скорее функциональное значение[84]84
  В нашей светской жизни имя является ярлыком, меткой, не больше. В одном ряду у нас идет имя человека, имя сайта и т. п. Это есть характерологическая черта автономной от Бога светской культуры. – Прим. авт.


[Закрыть], от сокровенных имен, которые будут даны в будущей жизни спасенным и которые выявят и выразят самую суть неповторимой личности каждого.

Когда Господь сказал: «Мария» – это было личностное, сокровенное призвание, выраженное через имя, причем Господь произнес это имя как то сокровенное имя, про которое мы читаем в Апокалипсисе (см.: Откр. 2: 17). Это, может быть, единственное место, где, выражаясь догматически, раскрывается не только природная, но и личностная сторона Воскресения, когда не через преломление хлеба, не через то или иное действие, касающееся природы, а через личное обращение Мария узнала Воскресшего Господа. Поэтому личное общение, личная духовная любовь, жизнь, смерть и воскресение – это реалии одного и того же самого наивысшего порядка.

Мария Магдалина узнала Господа, когда Он позвал ее по имени, Лука и Клеопа узнали Его через преломление хлеба. По внешности эти образы соприкосновения с Господом через личностное общение и через причастие неодинаковы. Мы даже богословски можем их различить, потому что когда мы причащаемся, то обо́живается наша природа, а когда мы общаемся лично, то вступает в действие встреча нашей личности с Божественной Личностью. Но внутреннее тождество тут есть. Во всяком случае, это то измерение, тот идеал, тот эталон, в соответствии с которым мы должны относиться к Святому Причащению. То есть нормально было бы, чтобы мы в причастии духовным знанием сердца так узнавали Господа, как Его узнали Мария Магдалина, Лука и Клеопа.

И последнее событие, о котором нужно сказать, это событие, связанное с апостолом Фомой. Когда Фома уверовавший сказал: Господь мой и Бог мой (Ин. 20: 28), то Господь ему ответил: …ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20: 29).

Пути к Господу различны. Есть пути, напоминающие путь апостола Фомы, то есть когда сначала Господа видят. Об этом говорил покойный митрополит Антоний Сурожский. Он в течение многих лет не касался своего собственного духовного опыта, а однажды, когда приехал в Советский Союз, во время одной из бесед ему задали вопрос: «Митрополит Антоний, почему вы верите в Бога?» Тогда ему показалось необходимым на этот прямой вопрос прямо ответить, и он рассказал о том, как в юности, когда впервые читал Евангелие (а именно Евангелие от Марка), он увидел Христа. И это был момент встречи, который перевернул и определил его жизнь. Прежде чем поверил, увидел. Есть такой замечательный подвижник Сербской Православной Церкви архимандрит Иустин (Попович), относительно недавно причисленный Сербской Церковью, а вслед за ней и всеми Православными Церквами, к лику святых. Он написал много духовных произведений, большую часть из них – на сербском языке, но есть и переводы на русский. В его замечательной книге «Философские пропасти» в самом конце, уже за пределами его записей, есть воспоминание одного из учеников о последней встрече с архимандритом, где описывается, как Иустин (Попович) сказал, что он, наверное, был бы философом таким же, как этот полоумный Ницше, если бы не встретил Христа, и заплакал. То есть, очевидно, у него в жизни тоже был такой опыт.

Ну, и конечно, такая встреча была у апостола Павла. Это, казалось бы, не совсем соответствует тому, что Господь сказал: «…блаженны не видевшие и уверовавшие». Но даже для тех людей, которым Господь является, эта пасхальная радость от общения с Господом не длится непрерывно всю их оставшуюся жизнь. Обязательно приходит период богоиспытаний, когда тот опыт, который только что был, исчез непоправимо, от него остались какие-то смутные воспоминания, неизвестно, было это или нет.

А также это бывает у тех, которые пришли ко Христу не потому, что встретились с Ним, а потому что осознали, что другого пути нет, и как бы по отрицанию поверили во Христа, Которого не видели. И те и другие блаженны, потому что обязательно бывают периоды, иногда очень длинные (в аскетической литературе рассказывается о том, что это неизбежно), когда люди знания Бога, видения Бога не имеют, и тогда их подвиг состоит в том, что они живут по вере.