Текст книги "Пираты Карибского моря. Проклятие капитана"

– А что мне еще остается делать? – спросил Тетю, в то время как матросы опередили его. – Может. быть, сыграем в карты?

Девото и Добрая Душа видели, как лицо пожилого француза выдает задуманную им некую проказу. Скорее всего, именно поэтому Девото, собравшийся было поупражняться в фехтовании с Антонио Идальго, извинился перед нотариусом и попросил юнгу вынести на палубу раскладной столик с колодой карт.

Педро, стоявший на капитанском мостике, отказался составить им компанию, Антонио Идальго ушел в каюту с нагрудниками, шлемами и шпагами – своей и Девото, Медико в карты никогда не играл.

Тетю, с озорной улыбкой на устах, тщательно стасовал колоду, дал снять и раздал карты. Девото поднял свои, задумался.

– Прекрасна истина; пусть будет мир с ней дружен: / Ведь даже вымысел без правды нам не нужен. / Ведь даже если ум и ясен и глубок, / Испорченность души всегда видна меж строк.

– Никола Буало в «Девятом послании». Надеюсь, это ко мне не относится, – произнес Девото, но решения не принимал.

– Прекрасно! Но я не слышу, милый друг, сколько вам карт?

– Одну! – решительно произнес Девото.

– Блефуете, мой дорогой!

Тетю взял себе три и выиграл. Он выиграл и на сдаче партнера. Потом раз проиграл и затем четыре раза кряду записал у себя в углу мелком быстро росшие суммы реалов. Потом пошли песо, дукаты и золотые дублоны. Девото не везло.

Игроков окружили Педро, Медико, возвратившийся Антонио Идальго. Девото сдавал.

– Не доверять друзьям позорнее, чем ими быть обманутым, – Тетю не поднимал сданных ему карт. – Не слышу ставку! Понтируйте!

Девото назначил, дал две карты партнеру, а себе сменил все и снова проиграл. Покусывая губы, Андрес явно входил в азарт. Удвоил ставку и объявил «втемную». Везенье отвернулось от него, и старший помощник быстро продул крупную сумму, «Однако не может же так быть, чтобы наконец карты не пришли», – пронеслось в голове у Девото. Тетю это будто почувствовал.

– Заветный сундучок с его содержимым против всего, что мною выиграно! – спокойно предложил Тетю.

– Нет! – вскричал Андрес. – Нет! Ни за что!

– Тогда на исполнение желания!

Девото был до того распален проигрышем, что, несмотря на явные признаки расставленной Тетю ловушки, он не мог предугадать подвоха, спланированного другом. Однако поставить на карту и возможно проиграть сундучок, где у Девото хранились самые дорогие его сердцу реликвии, тайна его прежней жизни, было равносильно смерти.

Судьба смеялась над ним. Нет, скорее мстила Девото, а еще вернее, просто восстанавливала справедливость за прежний проигрыш Поля Эли и потому была на стороне Тетю.

Почетный капитан «Каталины» снова взял верх и откинулся на табурете, давая понять, что партия окончена. Выражение лица Тетю не предвещало ничего хорошего.

– Нет! Еще сдача! Одна! Еще раз на исполнение желания! – Девото было не узнать. Такие дни порой случаются с каждым.

Добрая Душа хотел было подойти к игравшим, но еще издали понял ситуацию и отправился на камбуз к Коко, чтобы тот, объявив обед, разрядил, как казалось боцману, назревавший конфликт.

Тетю стасовал, не торопясь и тщательно, дал дважды снять карты партнеру и раздал их.

Девото поднял карты разом и только в этот миг осознал, что с ним происходит. Тетю поглядел свои и сразу выложил их на стол с видом триумфатора; Он разложил перед партнером набор карт, который ничем нельзя было перебить. Андрес сгреб колоду, с силой швырнул ее за борт и нервно расхохотался. Будь то на подмостках театра и играй он сатану, режиссер остался бы им доволен. Брошенные карты легли на палубу, как немые, но неумолимые свидетели случившейся в тот день с Девото напасти. Он поднялся на ноги, вытянулся и покорно склонил голову на грудь. Андрес был без парика, и черные вьющиеся кудри обрамляли благородное лицо.

– Кто и как убил в Веракрусе капитана с английского корвета? – Тетю продолжал сидеть, он испытывал явное удовольствие от того, что имел наконец возможность снять груз сомнения с присутствовавших при разговоре друзей, пусть небольшой, но порой дававший о себе знать в отношении к Девото.

– Я! В честном бою! Мы дрались на равных! На том свете трезубец больше не понадобится этому мерзавцу!

– Уверен, он и тебе не назвал место тогдашнего пребывания Ганта, – заметил Педро. – Каждый из нас, я думаю, так и предполагал его гибель. Спасибо вам, Тетю. – Де ла Крус подошел к Девото. – Однако то был прежний Девото. Сейчас он совсем другой! Не будем судить его строго. Прошу вас этого не делать.

– Я с юных лет считал, что хитрость близорука. Хорошо видит она только перед собственным носом, потому часто сама и попадает в яму, которую роет другим.

– Вы неизменны! Все морализируете, мосье Тетю. Я восхищен! Люблю на мой удар в ответ получать нечто достойное, – ответил Девото и с благодарностью поглядел на де ла Круса.

– Старики так любят давать хорошие советы, потому как уже не способны подавать дурные примеры, мой милый друг. Это ваш любимый Ларошфуко, если не ошибаюсь. Однако это не все! Вы проиграли и второе желание! Хочу знать, кем был ваш отец!

Кровь отлила от лица Девото, все тело его содрогнулось, как если бы в него ударила молния, рука потянулась к месту, где обычно висела дага.

Тетю встал. Однако друзья понимали, что в ту секунду Девото ищет дагу не для того, чтобы разделаться с Тетю, а чтоб пронзить свое собственное сердце.

– Это жестоко, мой юный и милый, нежно любимый друг. Я знаю! Но это последний мой тебе урок! Вокруг только твои друзья, и я уверен, что до гроба. Откройся нам, Андрес!

Тетю казалось, что только так он поможет любимому всеми человеку порвать, покончить с тяжестью прошлого, беспощадно и постоянно терзавшего его душу. Все разом еще ближе придвинулись к Андресу. Он был страшно бледен и кусал губы.

– Имени его я открыть не могу! – наконец еле слышно заговорил Девото. – Отступлю от клятвы, данной перед Богом! Скажу лишь, что отец служил при дворе Людовика Четырнадцатого, любил и был любим мадемуазель Барду.

И далее старший помощник капитана «Каталины» Андрес Девото поведал самым близким ему на всем белом свете людям историю о том, как однажды испанский гранд был приглашен ко двору Людовика XIV «советником по вопросам Пиренеев».

В пять лет Андрес потерял мать. А вскоре Версаль, где мальчик часто бывал на детских праздниках, заговорил о страстной любви, вспыхнувшей между его отцом и любимой фрейлиной французской королевы – мадемуазель Барду, которую кастильский гранд обучил изящному искусству испанских танцев с кастаньетами.

Известно, что Людовик Король-Солнце был преуспевающим политиком. Он превосходно знал, сколь охоч был до женских ласк, каким ловеласом и волокитой был Карл Второй – король могущественной Англии. Потому, чтобы усилить при английском дворе французскую партию, Людовик направлял в Лондон не только надежных послов мужского пола, но и послов, обладавших в сравнении с мужчинами определенным преимуществом в ведении «дипломатической работы» на пуховых перинах

Вначале то была Френсис Стюарт – фрейлина свиты королевы-матери. La Belle Stuart – хорошенькая Стюарт долгие годы являлась «главным украшением двора» еще и потому, что превосходно танцевала и… несмотря на то что была женой герцога Ричмонда… прекрасно проводила «французскую линию» в объятиях Карла. Ее сменила Луиза де Керуайль, которую принцесса Генриэтта Орлеанская, по наущению Людовика, «преподнесла в подарок» как фрейлину английскому двору.

Весь свет осуждал тогда роскошь, в которой нежились любовницы Карла Второго, их апартаменты в десять раз превосходили своим богатым убранством комнаты самой королевы. Но Луиза плохо танцевала, а Карл Второй был алчным не только до золота и чужих земель. Он был, как мы сказали бы сейчас, «большим и страстным балетоманом». И очередь дошла до мадемуазель Барду. Страдания отца Андреса вросли в детское сознание сына привоем стебля розы со множеством шипов.

В одну трагическую для Андреса ночь отец его бесследно исчез.

– Меня от участи отца спасли чужие люди. Я возвратился в Мадрид с бродячим цирком!

Глаза Девото пылали гневом. Сердитым жестом он попросил его пропустить и удалился в свою каюту. К обеду Девото не вышел, и никто его не тревожил. К ужину старший помощник появился в кают-компании, помогая Коко нести подносы. Первым делом, ни слова не говоря, Девото подошел к Тетю и нежно его обнял.

«Каталина» оставила позади порт Ла-Гуайра, где Красный Корсар дал команде недельный отдых. Она прошла Арубу, последний из Подветренных островов, когда предсказание, сделанное в порту старшему помощнику цыганкой, похоже, начало сбываться…

Трудно было поверить, чтобы в марте моряк, плавающий в Карибском море, попал в шторм, да еще такой, что «если не раскинешь умом, можешь оказаться в большом несчастье».

Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым.

Ветер только начал задувать, но по тому, как зашипела вода под форштевнем и запели снасти, капитан и опытный рулевой поняли, что приближается шторм. Хотя, объяви они об этом, вряд ли кто-либо на корабле поверил бы их утверждениям.

Меж тем ветер быстро свежел и дул в совершенно необычном для сезона направлении – с запада на восток. Капитан отдал необходимые в данной ситуации команды, и «Каталина» пошла правым галсом курсом бейдевинд.

Педро уже давно приметил, что соленые морские брызги обладают странным свойством. Возможно, они действовали именно так только на него: попадая на лицо, они освежали, но одновременно и вызывали необъяснимый порыв расставить руки, взлететь и парить по воздуху над кораблем.

Почувствовав, как судно с трудом идет против ветра переменными галсами, Добрая Душа, недавно отстоявший вахту, появился на палубе. Матросам то и дело приходилось брасопить реи, и за ними был нужен строгий опытный глаз.

Ветер крепчал с каждой минутой.

На мостик поднялись Тетю и Девото. Старший помощник поглядел вокруг, а потом на свою ладонь, и все догадались, что он вспомнил цыганку из Ла-Гуайры. Тетю посоветовал де ла Крусу убрать грот-стень-стаксель и крюйс-топсель и по-своему означил внезапно и не по сезону разразившийся шторм:

– Так часто в последнее время бывает особенно ласков любовник, заведомо зная, что он решил навсегда расстаться с той, к кому охладел.

Ближе к вечеру небо заволокли рваные тучи, на поверхности моря уже ходили огромные гребни. Пенящиеся вершины их одеты были в багряного цвета пастушьи шапки.

Внезапно сорвался кливер и с оглушительным треском захлопал по бушприту. Не дожидаясь распоряжения капитана, боцман отдал нужную команду.

Наибольшей силы шторм достиг к полуночи. Пена «барашков» теперь ложилась по ветру широкими, густыми молочными полосами. Грозы не было, но море гремело. Ветер дул с силой втрое большей, чем могла развить скорость «Каталина» при полных парусах курсом фордевинд. Зарифленными у судна были лишь фор-марсель нижний и грот. Все остальные паруса де ла Крус убрал, но тревогу вызывала угрожающе сильно гнувшаяся фор-стеньга.

Ближе к двум часам ночи Девото уговорил уставшего капитана пройти к себе в каюту и немного отдохнуть.

Ветер стал резко отходить, матросы еще не успели исполнить отданной старшим помощником команды, как лопнул грот и один из марсовых, сорвавшихся с верхнего фор-марса-рея, упал на палубу.

– Поставить штормовые паруса! – прозвучал приказ Девото.

Пока меняли паруса, «Каталина» потеряла ход и заболталась, закрутилась, как пустая бочка в водовороте.

Команды с трудом зарифили крепкие штормовые паруса. Девото, видя, как ветер резко сменил направление, доставил бизань и поднял еще фор-марсель верхний. И «Каталина» понеслась вперед, как поплавок над крючком рыболова, на который села крупная рыба, – нос судна то нырял глубоко вниз, то вздымался к небу.

К полудню следующего дня шторм наконец стих, и измотанная суматошной ночью команда «Каталины» только было принялась приводить судно в порядок, как с фор-марса послышалось уведомление Зоркого;

– Впереди по курсу два корабля! Фрегат английской постройки и голландский корвет. Вымпелов не несут!

Не успел де ла Крус надеть шляпу и выйти на мостик, как «Каталину» охватила тревожная трель боцманской дудки.

Весь экипаж высыпал на палубу и занял свои места. Де ла Крус молча передал трубу другу. Девото поднес ее к глазу и сразу изрек:

– «Злой Джон»! Английский пират. Сорок четыре пушки. Опытен и свиреп.

– И у корвета не менее двадцати четырех орудий! Так что цыганка говорила тебе, милый Андрес, не о шторме… – заметил Тетю и обратился к де ла Крусу: – Предстоит жаркий бой! Действуй смело, Педро!

Штурман только что записал в судовой журнал, что в полдень «Каталина» по левому борту оставила Куриный мыс и полуостров Гуахира.

Противники выбросили свои вымпелы и шли на сближение. Фрегат двигался со стороны берега, а корвет – с моря, как бы желая отрезать путь к отступлению, хотя делать это «Каталине» при всем желании было уже поздно.

Де ла Крус отдал необходимые распоряжения. Все должным образом вооружились и были готовы к бою. Адальберто Перес отдавал последние распоряжения бомбардирам орудий правого борта, в руках у которых уже дымились фитили.

Первым стрельбу начал «Злой Джон». «Каталина» ответила – и началось…

Де ла Крус выжимал из маневренности «Каталины», потрепанной штормом, все, что мог. Туэрто и Адальберто стреляли превосходно, но преимущество в стволах было на стороне врага, и «Каталина» несла большой урон. Медико с санитарами не успевали сносить раненых в лазарет.

В самый разгар боя, когда не осталось сомнений в том, что пиратские корабли изготовились идти на абордаж, со стороны порта Барранкилья показались торговые суда в сопровождении линейного корабля под испанским флагом. Галеон стал быстро приближаться к месту сражения, и «Злой Джон» поднял на фалах сигнальные флажки, предлагая корвету следовать за ним. Пираты ушли в открытое море, а «Каталина» с разбитой вдребезги бизань-мачтой, полностью снесенным бушпритом, продырявленными парусами, поломанными реями, двумя пробоинами в бортах и семью изуродованными пушками с трудом дотащилась до Картахены. И то благодаря тому, что капитан галеона оказался знакомым Девото. Военный моряк, несмотря на протесты капитанов торговых кораблей, повернул караван на обратный курс.

Экипаж «Каталины» потерял одиннадцать человек убитыми. Погиб от прямого попадания ядра старший бомбардир Туэрто. Более пятидесяти членов команды получили ранения, а Антонио Идальго и еще восемнадцать матросов нуждались в серьезной медицинской помощи на берегу. Врачи, кому были переданы на лечение пострадавшие, заверили Медико и де ла Круса, что через полтора месяца все их пациенты смогут вернуться на корабль.

Не убереглись от легких царапин шрапнелью и де ла Крус с Девото. Был ранен в бок Адальберто, но он наотрез отказался сойти на берег и лечь в госпиталь.

Красный Корсар не находил себе места. Он не жалел денег, и за две недели «Каталина» была приведена в полный порядок. Капитан пополнил экипаж, забил доверху судно боезапасом и, не внемля советам губернатора, да и Тетю с Девото, не торопиться, принял решение уйти на месяц в море на поиски Ганта, с тем чтобы потом вернуться за оставленными на берегу людьми.

ЧАСТЬ II
КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ

Глава 1
МЕРКУРИЙ

Шел предпоследний день Страстной недели. Над островом Пинос водворилась самая благодатная погода. Было не жарко, не душно, но и не ветрено. Не досаждали москиты. В воздухе соперничали между собой в насыщенности ароматы многих цветущих в это время года растений.

Каталина сидела на пеньке неподалеку от навеса, под которым стояли кони, но в мыслях была далеко, рядом с Педро, на мостике у штурвала его корабля. Сердце подсказывало Каталине, что он – прекрасный капитан и если не сам, то с помощью ее отца купил корабль и теперь ищет ее по всем пиратским тропам.

Известно, что любовь для своего продолжения требует только одного: веры.

Рядом в кустах послышался шорох. Каталина увидела, как мимо проскользнула небольшая маха-де-санта-мария. Змея! Девушка готова была вскочить на ноги и бежать, но тут же вспомнила, как однажды на прогулке мать сказала ей: «Нинья, на Кубе нет ядовитых змей, а маха для человека не опасна».

Появился Вулкан, заметил маху и бросился к ней.

– Назад, Вулкан! Назад! Иди сюда. Сидеть! Она нам не страшна! Пусть живет.

«Пусть живет! – подумала Каталина. – А если б была ядовита, я поймала бы ее и положила себе на грудь, и она бы меня все равно не ужалила! Это Клеопатре [76]76
  Последняя царица Египта, жена римского полководца. Марка Антония, которая, узнав о гибели мужа, положила себе на грудь аспида и умерла от его укуса.


[Закрыть] нужна была смерть, и змея это знала, а мой Педро жив. Он ищет меня! И найдет!»

Вулкан словно услышал мысли обожаемой хозяйки и согласно кивнул. Каталина ласково улыбнулась и залюбовалась своим верным другом. Она знала от доньи Кончиты, что давние предки Вулкана сражались на аренах Древнего Рима. Бледно-желтая, с розоватым отливом гладкая шерсть пса серебрилась в лучах солнца, только что отделившегося от горизонта. Черная морда, уши и кончик носа блестели. Каталине казалось, что нет животного на свете милее Вулкана.

Этой ночью Негро, уйдя из лагеря, где-то раздобыл и принес Каталине ее любимые плоды чиримойи. Теперь Негро отправился на кухню готовить вместе с Деревянной Ногой завтрак, а девушка лакомилась, отламывая кусочки плода, листочки которого с прикрепленной к ним белой ароматной мякотью, напоминавшей по вкусу нечто среднее между ананасом и бананом, как бы сами отваливались. Вулкан следил за полетом выплевываемых хозяйкой мелких черных семечек.

В это время за спиной Каталины послышался хриплый раздраженный голос Деревянной Ноги. Он звал Вулкана. Пес не сразу повиновался. Послышался более гневимый приказ, и Каталина сказала: «Иди!»

Вдруг до слуха девушки донеслись недовольное, злобное рычание Вулкана. Потом она услышала лай. Вулкан обычно тявкал так, когда терял ее в густых зарослях.

Каталина забеспокоилась и пошла на лай. Вулкан оказался в закрытом сарае, на шее у негр была петля, которая при резких движениях пса могла задушить его. Негро и Деревянной Ноги ни на кухне, ни в одном из помещений лагеря не было. Между тем дог спокойно лежал у веранды хижины, принадлежавшей женщинам. Девушка вошла в сарай, скинула петлю с шеи Вулкана, и тотчас с призывным лаем он помчался вверх по тропинке, то и дело оглядываясь на Каталину. Девушка поспешила следом за собакой. Скоро ее глазам открылось зрелище, увидеть которое можно было только в страшным сне.

У колючей пальмы, вплотную к ней, обхватив ствол руками, стоял Негро, а мистер Деревянная Нога тонким гибким прутом дерева хукаро со всего маху бил его по спине. С каждым ударом росло, число кровавых полос. Рядом на земле лежал пистолет. Скорее всего, Деревянная Нога, с утра хлебнувший арака, именно с его помощью вынудил Негро прижаться к стволу пальмы и связал ему руки.

Каталина закричала:

– Что вы делаете? – и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, приказала: – Вулкан, взять!

Вулкан прыгнул, стремясь схватить зубами руку, державшую прут, но бывший пират вовремя убрал ее, быстро нагнулся, поднял пистолет и разрядил его в грудь мастифа.

Каталина со всех ног бросилась бежать к хижинам за доньей Кончитой. Та уже поднялась и стояла на веранде в легком платье с длинными широкими рукавами. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, женщина кинулась в свою комнату и тут же выбежала из нее.

– Скорее! Где они?

– Тут по тропинке, рядом!

– А его друг?

– Он еще с ночи ушел в лес выслеживать диких поросят. Сказал, что мы, «как господа», должны встретить конец Великого поста жареным поросенком.

Юбка доньи Кончиты шелестела от быстрой ходьбы.

– Я знала, что арак до добра не доведет! Да он и без того – животное!

– Донья Кончита, он теперь пьет другое. Я видела сама. Он срезает кору с пальмы, которую зовет «французской», делает в ней дырку и собирает в миску сок. Сливает его в бочку и через неделю-другую пьет.

– От этого так не звереют, девочка! Он просто скотина! Где они? Где?

И обе женщины увидели Вулкана, пытавшегося подняться на ноги, и Деревянную Ногу. Он хлопал мокрой тряпкой исполосованную спину Негро.

– Что вы делаете? Остановитесь! Вы потеряли разум! – кричала донья Кончита, приближаясь к месту экзекуции.

– Прошу, мистер, пусть Всемогущий Бог позволит дьяволу так вас помучить перед смертью, как вы надо мной мудруете сейчас, – произнес Негро. Пират же отбросил тряпку, как потом оказалось, смоченную соком лимона, смешанного с солью и мелко нарубленным «карликовым», самым злым перцем ахи гуагуао, схватил прут и с еще большей силой принялся хлестать Негро по спине.

– Остановитесь! – приказала донья Кончита и решительно шагнула к мистеру Деревянная Нога.

Хлыст изменил направление, лег на плечо и вдоль груди доньи Кончиты. Шотландка проворно сунула руку в рукав, выдернула из него дамский пистолет и выстрелила точно туда, где билось сердце пирата.

Негодяй упал как подкошенный. Каталина бросилась к Вулкану. Из груди у того сочилась кровь, но он был жив. Донья Кончита ножом, висевшим у Негро на поясе, разрезала путы на его руках. Негро без сил повалился на землю:

– Вулкан не умрет. Я выну пулю. Оботрите спину, крикните дога, пусть зализывает раны, – и потерял сознание.

«Каталина» была полностью готова к отплытию. Де ла Крус, Тетю и Девото еще накануне нанесли необходимые прощальные визиты. Теперь же в кают-компании находились личный секретарь губернатора и старший капитан порта.

Между тем де ла Крус медлил. С берега, после вчерашней отлучки, еще не возвратился Добрая Душа. Педро мог бы счесть это недопустимым нарушением дисциплины, если бы не загадочное поведение боцмана в последние дни стоянки в порту. Старший бомбардир, с которым «Каталина» уходила в море в последнее месячное плавание, не проявил себя должным образом, и де ла Крус не продлил с ним контракт. Однако Добрая Душа настойчиво упрашивал капитана не приглашать пока никого на незанятую должность. Боцман утверждал, что у капитана с этим делом не будет накладки, да и Адальберто Перес прекрасно знает свое дело. Де ла Крус не спорил, но понимал, что назначать Адальберто старшим бомбардиром «Каталины» еще рановато. Педро чувствовал, что боцман темнит, и ждал от Доброй Души сюрприза – в последнюю минуту боцман, скорее всего, приведет на корабль моряка, который сразу подойдет капитану по всем статьям.

Время, когда бриз, сменив направление, перестанет быть попутным, неумолимо приближалось, а Добрая Душа все не появлялся. Неожиданно Медико закрыл глаза, сосредоточился и произнес:

– Боцман скоро будет на трапе!

И действительно, не прошло и пяти минут, как вахтенный доложил о прибытии боцмана и заодно о полной готовности экипажа к отходу из порта.

– Боцман пришел один? – спросил де ла Крус.

– Так точно, мой капитан! Все остальные давно на корабле.

– Так… – Присутствовавшим в каюте было не ясно, что означало это «так», но де ла Крус посмотрел на часы и стал прощаться с картахенцами. Секретарю губернатора он подарил прекрасную табакерку, а старшему капитану порта – плаке. Небольшая фигурка азиатского тигра, покрытая тонкими листочками серебра, очень понравилась сеньору, занимавшему весьма важный пост в Картахене.

Появившись на мостике и увидев боцмана на своем месте у бизань-мачты, капитан отдал давно ожидаемую экипажем команду и повел «Каталину» мимо пушек морских фортов к выходу из бухты.

Там, поставив нужные паруса и уступив место на капитанском мостике Девото, де ла Крус спустился на нижнюю палубу и позвал к себе Добрую Душу.

– Боцман, теперь тебе придется объясниться! Где старший бомбардир? Ты понимаешь, какой опасности подвергаешь «Каталину»? Где еще, как не в Картахене, мы могли его найти?

– Швырните мои потроха за борт на съедение акулам, если вы ошиблись в своем боцмане! – заявил Добрая Душа, отводя глаза. – Пригласите меня, капитан, сегодня в кают-компанию, и Диего Решето вам все объяснит. Сто крабов мне в панталоны, вы останетесь довольны, капитан!

Добрая Душа нес какую-то чертовщину, но де ла Крус, сам не зная почему, согласился.

– Ты лучше других понимаешь, Диего, что «Каталина» не может повернуть в Картахену.

– О! Сто чертей в бочке рома, это самая плохая примета! Только вперед! Добрая Душа прежде умрет, чем подведет вас, мой капитан!

Озадаченный де ла Крус ушел к себе в каюту, чтобы привести в порядок деловые бумаги.

Ближе к обеду, когда Коко обычно объявлял о готовности пищи, Тетю и Фиксатор стояли на баке у погонной пушки, и пожилой француз, следя за реющими над судном чайками, не скупился на хвалебные слова в адрес де ла Круса. Сам Тетю был разодет согласно случаю – отходу «Каталины» из крупного порта. На поясе висела дорогая, купленная им в Картахене шпага известного итальянского мастера, а за поясом красовался подарок – пистолет-кинжал с кремневым замком и коротким стволом, расположенным сбоку клинка.

Тетю хвалил капитана за то, что тот прекрасно дооборудовал «Каталину» и израсходовал крупную сумму из личных денег на вооружение матросов. Он закупил партию казенно-зарядных кремневых ружей новейшего образца знаменитой итальянской марки «Агуа Фреска а Борджиа» и потратился на дорогие подарки друзьям.

За фахой – испанским кушаком – у Антонио Идальго за пояс был заткнут новенький трехствольный кремневый пистолет с поворотными стволами и одной полкой. Дорогостоящее оружие имело роскошную отделку и художественную гравировку.

– Тебе следует, мой юный друг, как можно быстрее начать разрабатывать локтевой сустав. Фехтование! Утром и вечером!

– То же самое говорит мне и Медико, хотя и дает свои мази.

– А знаешь ли, первый удар шпаги нанес мне большой друг отца. В молодости он был приближенным короля. Отменный фехтовальщик! Но Людовик отдалил его за убийство фаворита молодого короля на дуэли. Одним молниеносным ударом этот мастер вспорол подтяжки, на которых держались мои штаны. Затем я год брал у него уроки. Первая же настоящая дуэль была у меня с одним корсиканцем у южного входа в порт Бордо, там он вербовал девиц для публичных домов Касабланки. Он проткнул мне правое плечо, однако без последствий. Сам же поплатился потерей левой руки. А вот вторая серьезная встреча чуть не стоила мне жизни. То не была дуэль, на меня напали, и мне пришлось защищаться. Мы сражались в окрестностях Марселя более часу. Мой слуга поспел на помощь, когда я уже терял последние силы. Противник оказался лучшей шпагой Италии! Он готов был меня убить. И я уже видел лицо смерти. После у меня не было встречи, которую бы я проиграл. Тот бой меня многому научил. Итальянец, как я уже говорил, оказавшийся лучшей шпагой Италии того времени, издевался надо мной, и Безносая заглядывала мне в глаза, когда я понимал, что не могу отразить его очередного удара. И он его не наносил! Глумился. Спасибо слуге…

Послышался перезвон колокольчика – самого, как утверждал Коко, дорогого для него предмета, поскольку он напоминал ему то время, когда кок служил поваром в очень знатном доме. Колокольчик небольших размеров с ручкой из орехового дерева был сделан из платины, золота и меди и издавал неповторимые и будто бы и в самом деле вызывающие аппетит звуки.

– Тебе пригодится на будущее: в бою бойся немецкой даги! Она, стоит нажать на специальную кнопку, в один миг разделяет клинок на три части. Острие твоей шпаги попадает между лезвиями даги, и достаточно легкого движения руки противника, и… шпага ломается. Не дай бог! Ну, пошли. Поглядим, чем сегодня нас побалует милый Коко, – и Тетю зашагал в сторону юта.

Первым за столом кают-компании, на месте, где давно никто не сидел, но всегда лежал куверт, расположился Добрая Душа. Каждый, кто входил в каюту, с удивлением глядел на боцмана, но никто не решался задать ему вопрос. Присутствие боцмана было нарушением незыблемой флотской иерархии.

Последним появился капитан. Обычно никто не начинал трапезы в его отсутствие. Де ла Крус сел во главе стола, и Коко обратился с вопросом: «Можно?» не к капитану, как было положено, а к боцману. Тот кивнул головой.

– В чем дело, Коко? Что это еще… – начал было де ла Крус строгим голосом, но осекся, видя, что толстенного Коко в каюте уже нет.

В дверь постучали, и тут же она отворилась. На пороге собственной персоной стоял, склонив голову, Перес Барроте старший.

От неожиданности все онемели. Добрая Душа вскочил на ноги, отодвинул стул.

– Мой капитан, сеньор де ла Крус, разрешите старшему бомбардиру «Каталины» занять положенное ему место за столом кают-компании?

– Что за чертовщина? – только и спросил Педро, приятно удивленный проделкой боцмана. – Объясните хоть вы нам, Перес.

– Под Веракрусом я приобрел небольшой участок земли, развел огород, а в городе, совсем неподалеку от пристани, купил домик и в нижнем этаже открыл овощную лавку. Жена и дочери хозяйничают в ней. Жил не тужил. Всем моим казалось, что мы обрели спокойствие земного рая. В домашнем алтаре, перед изображением святого Педро, никогда не затухали свечи. Но душа моя не была спокойна. Счастье мое – пляшущая под ногами палуба, – так Перес закончил свое объяснение, но все: Тетю, Девото, второй помощник капитана, Медико, Фиксатор, Адальберто и Чистюля сразу поняли истинную причину появления старшего бомбардира на «Каталине».

Он был в высшей степени порядочным человеком и, узнав из сообщения младшего брата о том, как де ла Крус вызволил его из плена и что «Каталина» после жаркого боя потеряла Туэрто, не задумываясь ни на минуту, пожертвовал благополучием семьи во имя оказания Красному Корсару помощи в его благородном деле.

Зачем только Доброй Душе понадобилось сочинять этот маленький спектакль? А дело было в том, что, как только Перес узнал из письма Адальберто о гибели Туэрто, бывший старший бомбардир «Каталины» тут же сел на первый шедший в Гавану корабль с единственной целью посетить дома тех, кто плавал на «Каталине». Перес знал, что «Каталина» вот уже полтора года как не заходила в Гавану, и вести, привезенные от близких, будут самым приятным сюрпризом для моряков, с которыми ему дальше предстояло плавать, делить радость и горе.

За это время у Переса неприязнь к бывшему пирату Доброй Душе прошла, и он по прибытии в Гавану первым делом навестил дом боцмана и застал его жену буквально при смерти. Местные лекари района, где она жила, разводили руками, и тогда Перес, долго не размышляя, отправился на прием к королевскому фининспектору дону Бартоломе де Арреола Вальдеспино, разыскал его дочь Марию, теперь состоявшую в браке с доном Мигелем де Амбулоди. Услышав о просьбе Переса, Мария и Мигель в тот же час привезли в дом больной лучшего гаванского лекаря, который верно определил редкую болезнь и в неделю поставил умирающую на ноги.

Все это жена и дети Доброй Души описали ему в письме.