Текст книги "Царское прошлое чеченцев. Власть и общество"

После завершения Кавказской войны область была буквально переполнена войсками. В 1861 году на 30 тыс. чеченских дворов приходилось 60 тыс. русских войск (по 2 чел. на двор)⁴²³. Не смотря на это, областное руководство опасалось сокращать воинский контингент и почти каждую весну проводило военные сборы⁴²⁴. Даже в 1882 году начальник Терской области докладывал руководству, что «…не смотря на истекшие 20 лет со времени покорения Восточного Кавказа, для обеспечения спокойствия среди горцев требуется содержать в области, при мирных условиях не менее 20-ти батальонов»⁴²⁵. Только в 1887 году кавказское руководство решилось сократить общее количество нестроевых нижних чинов и Чири-Юртовскую команду⁴²⁶. В Ведено продолжала службу рота пехоты. В конце лета или в начале осени из 12 полевых и горных орудий за слободой производились стрельбы боевыми снарядами, главным образом для того, чтобы «…чеченцы не забывали, что у русских и в горах есть “зелёная арба” (пушка)»⁴²⁷.

В 1876 году вышел приказ «Об усилении состава областных и уездных полицейских учреждений Терской и Кубанской области». По этому закону на усиление полицейских учреждений Терскому областному руководству ежегодно выделялось 4160 руб. (из государственной казны 3585 руб., из доходов Терского казачьего войска 1195 руб.). Для сравнения, Кубанской области ежегодно выделялось только 1040 рублей⁴²⁸. Обвиняя горские народы в «грабежах» и «хищничествах», руководство пыталось получить дополнительные средства из казны и дать моральное оправдание своим карательным действиям. Но такой тактический приём был малоубедительным. Он вызывал сомнения даже у некоторых правительственных лиц.

После присоединения народов Северного Кавказа к России, царское правительство, достаточно укрепив свои позиции, приступило к установлению колониального режима, к превращению присоединившихся к России районов в колонии⁴²⁹. После падения Шамиля в Чеченском округе было введено телесное наказание за самые незначительные преступления. За горцами не признавалось никаких прав. Граф Евдокимов, желая удалить туземное население от Военно-Грузинской дороги и Владикавказа, счёл нужным заселить верховье реки Сунжи казаками⁴³⁰. В 1876 году в Терской области насчитывалось 375 676 горцев (61,2 %); 129 651 (21 %) казаков. В области в это время проходили службу 29 070 военных (4,7 %) регулярных и иррегулярных (строевых) войск⁴³¹. В 1887 году количество регулярных войск составило 24 тыс. человек. Горское население насчитывало 63,3 %, а казачье 21,6 % от всего состава жителей Терской области⁴³².

Правление первого начальника Терской области генерал-адъютанта Н.И. Евдокимова (1856–1861 гг.), который был одним из главных «покорителей» Кавказа, сопровождалось осложнением обстановки на Северном Кавказе, что в определенной степени было связано с его консервативно-реакционными взглядами на умиротворение горцев только путем применения силы, репрессий и военных экспедиций, которые стали каждодневной действительностью. В 1862 г. в Терской области было расквартировано 49 батальонов пехоты, 9 терских и 10 донских полков казачьих войск, 1 драгунский полк и др., всего более 60 тыс. человек⁴³³.

Геополитическое положение региона способствовало значительно большей по сравнению не только со Ставропольем, но и Кавказом и даже Россией в целом, милитаризации области, то есть расположения здесь многочисленных воинских частей с офицерско – командным составом. В период первой российской революции, в частности, в Чечне размещались Дагестанский, Ширванский пехотные полки и Грозненский резервный батальон. Представительство чинов жандармерии и полиции Терека при всей их малочисленности в геополитических условиях области было на уровне средних по империи и Кавказу, превосходя их долю на Ставрополье⁴³⁴.

Визитной карточкой Кавказской войны стали самостоятельность генералов и офицеров, а также инициативность солдат. В глазах русских «кавказцев» Петербург не обладал монополией власти над Кавказом. Ностальгия по «старым, добрым временам», военной поэтике удерживали «кавказскую гвардию» в Чечне, где она привыкла держать себя столь вольготно, что даже игнорировала «окрики» из центра. К.К. Бенкендорф в своих воспоминаниях подметил, что «наши солдаты вздыхали о прелестях Чечни, между тем как там их отовсюду подстреливают и каждый переход по лесу стоит чьей-нибудь жизни. Но там, по крайней мере, есть трава, есть лес, которые все-таки напоминают родину, а в Дагестане одни скалы да камни, камни да скалы… Не только солдаты, но и офицеры ощущали притяжение со стороны девственной, прекрасной и потому заманчивой, дикой, но поэтичной природой»⁴³⁵.

После ревизии, проведенной в Кавказской губернии генерал-майором Вердеревским (1810 г.) Комитет министров принял решение о введении существенных льгот для кавказских чиновников. Согласно ему канцелярские служащие и статские чиновники могли быть зачислены на военную службу и продолжать выполнение своих обычных обязанностей. Примечательно, что «все до одного» чиновники пожелали служить в армии, поскольку это улучшало их материальное положение. Вследствие этого администрация на Кавказе стала приобретать военно-бюрократический характер. Специальным указом оговаривались и другие льготы: за приезд на Кавказ присваивался чин коллежского асессора (VIII класс), равный майору в военном табеле о рангах, выдавалось дополнительное денежное вознаграждение, предоставлялось право на получение ордена Св. Владимира 4-й степени, пенсии и т. д.⁴³⁶.

Доля офицеров среди населения Терской области была довольно высока и составляла порядка 0,34 %, что значительно превышало ставропольские (0,05 %), общероссийские (),16 %) и средние по Кавказу (0,26 %) показатели⁴³⁷! 11 февраля 1885 г. вышел Указ Александра III «Об утверждении положения о курсе восточных языков, учрежденном для офицеров при Учебном отделении восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел в Санкт – Петербурге – с 1 сентября 1885 г…». Цель курса – подготовка офицеров для службы в «азиатских» военных округах (на Кавказе и в Средней Азии). В программе – арабский, персидский, турецкий языки, «мусульманское право». 25 июня 1904 г. вышел Указ Николая II (Положение Военного совета, высочайше утвержденное) «О статусе выпускников офицерского курса восточных языков»: они приравнивались к выпускникам военных академий⁴³⁸.

Русское законодательство второй половины XIX – начала XX вв. выдвигало несколько условий для поступления на государственную службу. До Первой русской революции на службу не принимались дети рабочих и крестьян. Они могли получить это право только по образованию, закончив высшее учебное заведение, получив офицерский чин в армии и т. п. По общему правилу к занятию должностей в государственном аппарате иностранные подданные не допускались. Однако с согласия императора исключения делались для ученых, преподавателей, специалистов горного и почтово-телеграфного ведомства. Все 840 статей «Устава о службе по определению от правительства» были адресованы к мужскому полу, хотя категорического запрещения принимать на службу женщин не существовало. Здесь главную роль играла историческая традиция. Лишь в ходе реформ 60-70-х годов XIX века женщин стали принимать «по – найму» в частные учебные и медицинские учреждения, акционерные железнодорожные общества. Затем они появились на службе и в казенных учреждениях. В 1889 году женщинам было разрешено работать на счетно – бухгалтерских и канцелярских должностях.

Законодательство Российской империи устанавливало минимальный возраст для поступления на государственную службу с 14 лет, для занятия некоторых должностей устанавливался минимальный возраст в 21 год, 25 и даже 35 лет. Верхнего предела в гражданской службе не существовало. Лица, желавшие получить работу по должности, требовавшей специальных знаний, должны были сдать дополнительные экзамены (независимо от аттестата учебного заведения) по программе и в порядке, определяемым соответствующим министром или Главноуправляющим на Кавказе. Условием приема на государственную службу была гражданская честь. Лица, запятнавшие себя преступлениями или «порочным поведением», на государственную службу не принимались. С 1874 года условием поступления на службу стало отбывание воинской повинности.

Статья 4 «Устава о службе по определению от правительства» специально подчеркивала, что различие вероисповедания или племени не препятствует определению на службу. Однако на практике через издание ряда подзаконных актов такие ограничения существовали. При вступлении на службу чиновник приносил устную присягу на верность службе. Затем он подписывал ее печатный текст (присяжный лист). Листы из всех учреждений империи направлялись в Правительственный Сенат⁴³⁹.

В отношении военных и статских служащих имперского государственного аппарата, в случае нарушения или принципа лояльности по отношению к монархии, действовал закон от 7 ноября 1850 года, по которому власти в любой момент могли уволить без права на пенсию и пособия «политически неблагонадежного» чиновника⁴⁴⁰.

По мнению С.К. Бердяева, служившего в Чечне и опубликовавшего свои «Воспоминания старого администратора» в Париже, в составе стоящих у власти, в большинстве своем, были люди совершенно неподготовленные и неспособные к несению своих обязанностей, начиная от стражника и кончая губернатором. «Никакой школы, – писал он, – как теоретической, так и практической, не существовало. Никаких знаний о народе, моральных качеств и прочего не требовалось. Для большинства должностей было необходимо: чин, протекция, дворянство. А служащие брались просто с улицы»⁴⁴¹. По замечанию В. Немирович – Данченко, выросшего на Кавказе «…для управления горцами необходимо было назначать серьезных и умных людей, обладающих сильным характером и громадным тактом, прежде всего, но не господ, которые, называясь «деятелями», на одно только и годны: на поощрение местного виноделия – в качестве потребителей, разумеется…»⁴⁴².

Проводимая со времени покорения Кавказа политика привлечения в национальных районах представителей местных народов привела к доминированию горцев среди властной элиты в национальных районах: как в округах, так и в «казачьих» отделах. Так, в Грозненском округе чеченцы имели 91,1 % должностей в аппарате управления. Чеченцы Сунженского казачьего отдела занимали 74,7 % должностей⁴⁴³. И такое положение не должно удивлять. Еще в 1875 году газета «Терские ведомости» в № 31 за 1875 г. критически отзывалась о выборах в атаманы, которые сопровождались «уничтожением огромного количества вина и водки». Официальные газеты региона не выходили за пределы дозволенного в оценках действительности. Всякий более или менее острый взгляд на положение дел во властных структурах пресекался цензурой⁴⁴⁴.

Несмотря на представленность во властных структурах горцев, в частности чеченцев и осетин, по положению должности пристава и начальника округа не мог занимать представитель коренной национальности, даже при наличии подготовленных кадров из числа военных. Также горцы не могли занимать штатные должности в окружном суде, быть мировыми судьями, что видно на примере Владикавказского округа. На этот счет, как указывал историк С.Д. Купов, сохранялись подзаконные ограничения⁴⁴⁵. Сыгравшая позитивную роль практика коренизации управленческой элиты стала вызывать опасения царизма по поводу эффективности административно-полицейских мер и судебных санкций при доминирующей роли горцев во властных структурах. В конце XIX в. власть стала отходить от практики привлечения кавказских народов в административные органы⁴⁴⁶.

Глава III
Проблемы становления и функционирования военно – народной системы управления в терской области

Создавая в Кавказском крае наместничество, так называемое военно-народное управление, не разрешая населению иметь земства, не предоставляя Кавказу прав иметь общеимперские судебные органы, ограничивая деятельность городских управ, правительство по существу не управляло Кавказским краем, а продолжало вести себя здесь как в недавно завоёванной стране. В 1927 году А.В. Померанцев писал: «При царской власти Кавказ был всегда на военном положении. Только советская власть освободила Кавказ от военного гнета…»⁴⁴⁷. Лишая народы Кавказа законных прав в области местного самоуправления, царское правительство ставило их в исключительное положение неполноправных граждан страны…⁴⁴⁸. Не отрицая наличия определенной гибкости центральной власти империи в решении проблем управляемости ее национальными окраинами, следует все же подчеркнуть, что на протяжении XIX – начала XX вв. поиски баланса между центростремительными тенденциями в этой политике и учетом национальной специфики, воплощаемой в функционировании органов местного самоуправления, приносили лишь временный эффект. Со второй половины XIX века, опираясь на утверждавшееся как на Западе, так и в России убеждение, что наибольшие потенции развития заложены в национальном государстве, царизм стал последовательно проводить политику более тесного включения окраин в централизованную общероссийскую систему управления. Приходится констатировать тот факт, что руководству империи так в целом и не удалось построить свои отношения с основными социальными силами российского многонационального общества – в том числе и в сфере административного управления – по принципу взаимоприемлемого диалога и скоординированного учета всех интересов⁴⁴⁹.

Анализ так называемого «военно-народного» управления представляет для нашего исследования особый интерес, так как именно оно должно было, по мнению целого ряда влиятельных российских политиков середины XIX века, заложить основы политической стабильности на Северном Кавказе, предотвратить распространение шариата и основанного на нём движения мюридизма, как наиболее серьёзной опасности для российского владычества на Кавказе, создать постепенно в регионе условия для распространения общероссийской правовой системы и «насаждения русской гражданственности» в сознании горцев⁴⁵⁰. Система военно – народного управления являлась специфичной для Северного Кавказа и носила относительно прогрессивный характер. В частности, на первых порах съезды доверенных представителей позволяли населению чувствовать себя защищенными от произвола чиновников⁴⁵¹.

Возникновение «военно-народного» управления

За понятием «военно-народное» управление во второй половине XIX века закрепилось два значения: особой, отличной от общеимперской системы административных органов по управлению горцами Кавказа и принципа управления «туземными» племенами. Сущность этой судебно-административной системы довольно точно и кратко охарактеризовал наместник Кавказа генерал-адъютант граф И.И. Воронцов – Дашков: «Система военно-народного управления, созданная на Кавказе в период борьбы русских войск с местными горцами, – основана на сосредоточении административной власти в руках отдельных офицеров, под высшим руководством главнокомандующего Кавказской армии и на предоставлении населению во внутренних делах ведаться по своим адатам». При этом допускалось привлечение в низшую администрацию и суд «местного, отчасти выборного элемента»⁴⁵². Главные черты военно-народного управления: 1) Единоначалие; 2) Возможность быстрого перемещения и призыва войск; 3) Народный суд⁴⁵³.

Как правило, активное воплощение в управленческой практике на Северном Кавказе принципов «военно-народного» управления связывается с именами наместников Кавказа М.С. Воронцова (1844–1854) и А.И. Барятинского (1856–1862). Хотя, по мнению кавказского историка, начальника военно-исторического отдела штаба Кавказского военного округа С. Эсадзе, опиравшегося в своих исследованиях на богатый фактический архивный материал «…творца этой системы трудно определить, так как она создавалась во время военных действий и под влиянием военной обстановки»⁴⁵⁴. Действительно, идея создания системы «военно-народного» управления не возникла в одночасье в коридорах кавказских или центральных властей. Военно-народное управление создавалось под влиянием обстоятельств, не терпящих отлагательства, ещё в ходе многолетней Кавказской войны. Несомненно, элементы военно-народного управления внедрялись с самого начала войны и постепенно укоренялись в виде распоряжений военных начальников, в руках которых сосредотачивалась обыкновенно и гражданская власть.

С завершением Кавказской войны назрела необходимость изменить структуру управления краем, которая до этого строилась не по принципу отдельных административных единиц, а подразделялась на территориальные районы военных действий отрядов Кавказской армии (Правое крыло, Левое крыло и т. д.). Возникла необходимость в создании самостоятельных административных единиц (область, наибство) военно-народного управления и центральных учреждений для руководства и регулирования управления подданными⁴⁵⁵.

К концу XIX в. все области Российской империи подразделялись на входившие и не входившие в состав генерал – губернаторств. К первой группе относились Терская и Кубанская области. Области, не входившие в состав генерал – губернаторств (Уральская, Область Войска Донского), подчинялись непосредственно министрам. Для областей, входивших в состав Кавказского края, положительным моментом управления являлось совпадение административных границ края и специальных округов (почтового и финансового), что приводило систему, например, финансово – контрольную, в относительную упорядоченность, по сравнению с Сибирью или Степным генерал – губернаторством, где территория одной области могла входить в разные финансовые или горные округа.

Область, в государственном устройстве Российской империи, представляла собой самостоятельное административно – территориальное образование, формируемое в соответствии с региональной политикой государства и создаваемая на присоединенных или приграничных территориях с целью постепенной интеграции последних в общеимперскую систему государственного устройства и местного управления, с сохранением местных особенностей управленческо – регулятивного характера, отражающих специфику геополитического положения, этнического состава населения, а также традиции социального управления и нормативного регулирования общественных отношений⁴⁵⁶.

В областном управлении необходимо обозначить одну из основных проблем исследования, которая заключается в отсутствии однообразия и сочетании военного и гражданского начал властвования. Особое значение для оформления милитаризированного характера областного управления имело присутствие регулярных и казачьих войск в пределах административно – территориальных образований. На основании временных положений, местные органы управления совмещали в себе гражданские, военные и военно-административные функции. Итак, в целом, характеризуя местное управление, представляется обоснованным вывод о существовании и закреплении трех степеней в системе государственного регионального властвования: область, округ и город, в зависимости от объекта направленности, при этом, собственно уровней существования два: область и округ, т. к. городское управление еще не до конца оформилось⁴⁵⁷.

В специальной исторической литературе вопрос о генезисе, становлении и развитии военно-народного управления остаётся малоизученным. Происхождение этой формы правления, вероятно, связано с воеводской системой, претерпевшей соответствующую трансформацию. Обращает на себя внимание тот факт, что она фиксируется, как правило, на окраинных территориях, присоединённых в результате военных действий. Система военно-народного управления присутствовала в Средней Азии и Казахстане. Несомненно, она имела здесь некоторую специфику. В отличие от Кавказа, где этот термин соотносился в основном с горскими народами, здесь он распространялся преимущественно на кочевое население. Однако сущность этого понятия определялась его ведущим смысловым компонентом, выражавшим объединение функций военной и гражданской власти. Кроме того, в нём отразилось и сохранение традиций местных «народных органов». Под «народными органами» имелось в виду управление по старинным родоплеменным обычаям, базировавшимся на «народных» выборных началах, а также судопроизводство по написанным законам и шариатским нормам.

Рассматриваемая форма административного управления имела свои подвиды. Своеобразным вариантом являлась кантональная система в Башкирии, введённая в конце XVIII в. для перевода служилых башкир и мещеряков в военное сословие. Немалую роль в её зарождении сыграло стремление царских властей ослабить накал социального напряжения в Приуралье. Прежде всего, надо было сбить волну перманентных восстаний башкир, наивысшей точкой которых стало участие их в пугачёвском движении 1773–1775 гг. Согласно Указу от 10 апреля 1798 г. создаётся 11 башкирских и 6 мещерякских кантонов. Эта система, призванная также пополнить малочисленный состав оренбургских и уральских казаков, просуществовала до 1865 года⁴⁵⁸.

Военно-комендантская система преимущественно служила формой административного устройства на переходном этапе от временного к стационарному управлению, и поэтому ей был присущ ряд существенных недостатков. Главным образом это выражалось в отсутствии твёрдо установленных правил судопроизводства, норм сбора налогов и контроля за деятельностью администрации. Применительно к Северному Кавказу XIX века военно-окружная система выступала как составная часть военно-народной формы правления⁴⁵⁹.