Текст книги "Лжеправители"

Кроме всего прочего, в этом, 1925 году великой княгине Анастасии исполнилось бы 24 года. Ольге Александровне же показалось, что госпожа Андерсон выглядит намного старше. Конечно, стоило принять во внимание ее состояние здоровья. Но все же внешность Анастасии не могла измениться до такой степени.

Великая княгиня вспоминала, что разговаривать с больной ей было трудно. Некоторые вопросы та попросту игнорировала и часто впадала в раздраженное состояние. Ей показали несколько фото, в частности, изображений покоев царскосельского дворца и детской столовой, – больная не проявила к ним никакого интереса. Великая княгиня привезла также иконку Святого Николая, покровителя императорской фамилии. Иконка была показана Анне Андерсон, что вновь не дало никакого видимого результата.

Кроме того, ошибки в воспоминаниях, которые допускала больная, никак нельзя было объяснить провалами в памяти. Так, например, на пальце у нее был шрам, и она уверяла окружающих, что поранила палец, когда лакей слишком резко захлопнул дверцу кареты. Великая княгиня помнила тот случай. Речь здесь шла о Марии, старшей сестре Анастасии, которая действительно серьезно поранила руку, но не в карете, а в императорском поезде. Со всей вероятностью можно сказать, что некто, краем уха услышав об этом, в сильно измененном виде передал историю самозванке. Великая княгиня покидала Берлин в полном разочаровании от этой малоприятной встречи.

Пьер Жильяр решил, насколько это вообще было возможно, навести справки о прошлом Анны Андерсон. Сопровождавший его полковник Куликовский через своего бывшего сослуживца сумел связаться с капитаном Швабе и его женой. От них Жильяр узнал всю подноготную самозванки, начиная с момента ее появления в Берлине в 1920 году. В итоге Жильяр пришел к выводу, что очень многое из жизни семьи императора Анна Андерсон могла узнать от русских эмигрантов. У них в гостях она часами рассматривала фотографии членов царской семьи, что позволило ей затем легко узнавать их на любой фотографии или картине.

Также выяснилась и то, откуда в ее лексиконе возникло слово «Швибзик». В 1922 году в Берлин прибыл П. Булыгин, бывший русский офицер, ездивший в 1918 году в Сибирь по поручению великой княгини Ольги в надежде разузнать все, что можно, о судьбе императорской фамилии. В качестве пароля великая княгиня назвала ему это домашнее прозвище юной княжны. Булыгин, коротко знакомый со Швабе, часто рассказывал ему о своем сибирском путешествии. Познакомившись с госпожой Чайковской, они решили испытать незнакомку на предмет знания истории «собственной» жизни. Что же касается самой Чайковской-Андерсон, то, говоря по правде, она так и не сумела ответить на вопрос, какое же прозвище ей дали дома. Потому госпоже Швабе, до последней минуты надеявшейся на «прозрение» претендентки, пришлось слог за слогом открыть ей его…

Казалось, что все уже ясно. Но нет – на Рождество 1925 года великая княгиня Ольга Александровна прислала Анне Андерсон письмо с поздравлением и собственноручно связанную теплую шаль, объясняя этот шаг жалостью к несчастной женщине.

Пьер Жильяр также время от времени осведомлялся о состоянии здоровья Анны и просил его немедленно уведомить, как только больная почувствует себя достаточно хорошо, чтобы отвечать на вопросы. Он отмечал также, что почерк на присланной ему открытке очень похож на почерк тринадцатилетней Анастасии, и просил проверить, не доводилось ли Анне видеть что-то написанное великой княжной. Подтверждал он и правильность ее воспоминаний о собственном полке имени великой княжны.

Но в апреле 1926 года интерес Жильяра к претендентке вдруг резко пропадает. Он объяснял это тем, что заметил, что все письма, написанные ему самозванкой, редактируются его корреспондентами на предмет допущенных ею ошибок и неточностей. Но самое ужасное состояло в том, что в Берлине ширились слухи о предстоящем выходе какой-то книжонки о госпоже Чайковской, где говорилось, что великая княгиня Ольга, его жена и он сам единодушно признали в больной великую княжну Анастасию. Господин Швабе уверял, что к этой публикации причастен доктор Руднев. Жильяр тотчас же написал госпоже фон Ратлеф, что если все, что он узнал, верно, он незамедлительно опубликует в прессе категорическое опровержение.

Угроза возымела действие: Жильяр получил от нее ответ, в котором она уверяла, что ни Руднев, ни сама она ничего не знали о готовящейся публикации, и просила не предпринимать никаких ответных шагов. Таким образом, в своих подозрениях Пьер Жильяр не ошибся. После этого инцидента ни о каких книгах и разговора больше не возникало.

Приблизительно тогда же в одном из интервью, данных в качестве «Анастасии» вездесущим корреспондентам, Андерсон упомянула о тайной поездке в Россию великого герцога Эрнста-Людвига (брата императрицы Александры Федоровны), состоявшейся в 1916 году, в разгар Первой мировой войны. Сторонники тождества Анастасии и Анны Андерсон полагают, что именно это признание оттолкнуло от нее семью и заставило Романовых открещиваться от родства, так как ее слова, окажись они правдой, могли скомпрометировать царскую фамилию. Противники ссылаются на вердикт Гамбургского суда, который утверждал, что подобная поездка никогда не имела места.

Однако постановление суда было вынесено в 1970 году, а в середине двадцатых подобные сведения могли нанести репутации Эрнста-Людвига серьезный вред: визит офицера действующей армии во вражескую страну мог расцениваться как предательство. Заинтересованный в опровержении этих сведений Эрнст-Людвиг нанял частных детективов для выяснения личности Анны. Сам герцог не стеснялся в выражениях и прилюдно назвал претендентку бесстыдной сумасшедшей самозванкой. По его приказу госпожа Спиндлер должна была посетить Бухарест, чтобы постараться разыскать там следы семьи Чайковских, а Мартин Кнопф занялся выяснением подлинного имени Анны Андерсон.

По сведениям, пришедшим из Бухареста, ни в одной церкви города и пригорода не был зарегистрирован брак человека с фамилией Чайковский, ни в одной церковной книге не было записи о крещении младенца с такой фамилией, да и сам младенец не нашелся ни в одном из приютов. В полицейских отчетах (по приказу самой румынской королевы Марии, полиция города оказывала госпоже Спиндлер посильную помощь) не было зафиксировано гибели в уличной драке человека по фамилии Чайковский. Более того, ни один Чайковский вообще не проживал ни в Бухаресте, ни в его окрестностях, равно как ни находился ни в охране Ипатьевского дома, ни среди подчиненных Юровского.

Мартин Кнопф, в свою очередь, сообщил, что Анна Андерсон на самом деле была фабричной работницей (полькой по происхождению) по имени Франциска Шанцковска. Во время войны Шанцковска работала на заводе, где изготовлялись взрывчатые вещества, и шрамы на теле, которые она выдавала за следы от штыков, полученные во время расправы над царской фамилией, объяснялись ранениями, полученными при аварии на производстве. С 1916 года Франциска Шанцковска была не в состоянии работать и кочевала из одной психиатрической больницы в другую, пока в 1920 году не пропала без вести. Кнопфу удалось разыскать некую госпожу Дорис Вингендер, которая опознала бывшую постоялицу, снимавшую комнату в доме ее матери под именем Франциски Шанцковской. Кроме всего прочего, Дорис добавила, что в 1922 году, когда Франциска жила у нее несколько дней, она рассказывала своей домохозяйке о жизни в семьях русских монархистов, которые принимали ее за совсем другую особу…

Там же, у госпожи Вингендер, Франциска обменяла свою одежду на новую. Оставленный ею комплект показали чете фон Кляйст, которые немедленно опознали ее как собственный подарок «Анастасии Николаевне».

В 1927 году герцог Дмитрий Лейхтенбергский, внук великой княжны Марии Николаевны, пригласил Чайковскую в свой фамильный замок, находящийся в Баварии. Понаблюдав за женщиной некоторое время, герцог дал однозначный ответ: госпожа Чайковская-Андерсон и великая княжна Анастасия Романова – совершенно разные люди. Причин, приведших его к подобному умозаключению, было несколько. И первая из них та, что претендентка не говорит и не понимает ни по-русски, ни по-французски, ни по-английски, за исключением малого словарного запаса, который она извлекла из уроков, данных ей перед поездкой. Она совершенно свободно (с северным акцентом) говорила только по-немецки. Великая княжна Анастасия всегда изъяснялась по-русски с отцом, по-английски – с матерью, превосходно владела французским языком и совершенно не знала немецкого. Другой немаловажной причиной было то, что госпожа «Анастасия»-Андерсон абсолютно не знала православных обрядов, а в церкви вела себя как католичка, что было невозможным для члена российской императорской семьи.

Ну и кроме всего прочего, герцог устроил для своей гостьи совершенно неожиданную для нее встречу с Феликсом Шанцковским, который тотчас опознал в ней свою сестру Франциску Шанцковску и даже сперва согласился подписать соответствующее заявление. Однако позднее одумался и отказался это сделать по той простой причине, что сам он был бедным шахтером, а его мать, больная раком, не имела средств к существованию. Перспектива стать «родственником» великой княжны оказалась крайне заманчивой и для него.

Если с самого начала внимательно проследить цепочку лиц, «узнававших» в Анне Андерсон Анастасию Романову, то можно заметить следующее: все, объявлявшие о том, что Чайковская и великая княжна – одно и то же лицо, или не были лично знакомы с Анастасией Николаевной, или видели ее мельком. Кто-то из них, разумеется, был движим корыстными целями, но большинство составляли бывшие офицеры белой армии, преданные императорской фамилии и просто жаждавшие верить в чудо.

Сам же герцог Дмитрий Лейхтенбергский был абсолютно уверен, что его гостья принадлежала к низшему сословию. Он не заметил в ней и тени благородства и аристократизма (по разным причинам замеченного другими свидетелями), присущего членам императорской семьи.

В 1928 году Анна Андерсон по приглашению великой княгини Ксении Георгиевны переезжает в США, где, правда недолго, живет у нее в доме. Однако вскоре «отличный» характер Чайковской вновь дает о себе знать – возмущенный до глубины души супруг Ксении Георгиевны Уильям Лидс выставляет за дверь неблагодарную постоялицу, которая уверяла всех вокруг, что великая княгиня подсыпает яд в ее пищу и ворует у нее деньги. Поэтому претендентка оказывается вынужденной искать себе новое пристанище, которым становится отель «Гарден-Сити». Наиболее удивительным может показаться то, что после всех «выкрутасов» самозваной княжны все еще находились люди, которым судьба этой, явно мало достойной подобного внимания, женщины была небезразлична.

На этот раз заботу о претендентке, равно как и оплату ее счетов, принимает на себя известный пианист Сергей Рахманинов. Чтобы избежать назойливого внимания прессы, лжекняжна записывается в книге регистрации как «миссис Анна Андерсон». Именно так и появляется это имя, которым впредь было принято именовать самозваную Анастасию.

Кстати говоря в том же 1928 году, по приезде Анны Андерсон в Соединенные Штаты, в прессе Гессен-Дармштадта, где правил откровенно ненавидевший самозванку герцог Эрнст-Людвиг, была опубликована так называемая «Романовская декларация». Она была составлена через сутки после смерти вдовствующей императрицы Марии Федоровны – другой ярой противницы лже-Анастасии, – и в ней оставшиеся в живых члены императорского дома решительно и безоговорочно отказывались от родства с претенденткой. Этот документ подписали и великая княгиня Ольга Александровна, великая княгиня Ксения Александровна, ее дочь и шестеро сыновей, прусская принцесса Ирен, великий князь Дмитрий Павлович, великая княгиня Мария Павловна, родной брат Александры Федоровны герцог Гессенский Эрнст-Людвиг и две его сестры. Еще несколько человек из династии поставили свои подписи позднее. Но другие Романовы, из сорока четырех здравствующих на тот момент, декларацию не подписали…

Бытует мнение, что инициатором борьбы против «Анастасии» был великий князь Кирилл Владимирович, после смерти Николая II поспешивший объявить себя императором Кириллом I и, конечно же, не слишком довольный появлением конкурентки. Считается, что оказывавшая ранее покровительство Чайковской-Андерсон чета Кляйстов окончательно отказалась от самозванки именно под его влиянием.

Впрочем, круг сторонников Андерсон был также довольно велик. До конца жизни, несмотря на ссоры с родственниками, ее признавала великой княжной Ксения Георгиевна, внучка Николая I. Аргументировала она свою уверенность исключительно тем, что «способна отличить великую княжну от польской крестьянки». Того же мнения придерживалась и ее сестра, великая княгиня Нина. Ей, как и госпоже фон Ратлеф, бросались в глаза «аристократические манеры» Андерсон (которые, кроме них, чрезвычайно мало кто заметил) и ее видимое умение пусть не говорить по-русски, но, по крайней мере, понимать русский язык. Разве может русский человек, да и не простой человек, а высокообразованная дочь императора, забыть родную речь, сколь бы сильным не был стресс, который ей пришлось пережить?

Но великий князь Андрей Владимирович, внук Александра II, впервые встретившийся с Андерсон в 1928 году, незадолго до ее отъезда в США, был настроен весьма категорично: госпожа Андерсон – это Анастасия Романова. Самыми ярыми сторонниками «спасшейся княжны» стали Татьяна и Глеб Боткины, дети последнего лейб-медика императорского двора, расстрелянного вместе с царской семьей.

Стоит отметить, что Глеб и Татьяна Боткины провели детство в Царском Селе и хорошо знали всех великих княжон. Глеб рассказывал, как однажды, когда Анастасия еще была совсем маленькой, он рисовал смешных зверей, пытаясь таким образом развлечь девочку, и как при их встрече Анна Андерсон немедля вспомнила об этом случае.

Противники же претендентки называли Глеба Боткина коварным и беспринципным человеком, манипулировавшим психически больной женщиной в надежде прибрать к рукам заграничное имущество императорской семьи. Хотя другие исследователи, к примеру биограф Анны Андерсон Питер Курц, считают, что Боткин был искренне убежден, что перед ним спасшаяся великая княжна Анастасия Николаевна.

Сам Глеб Боткин сыграл важную роль в так называемом «процессе Анны Андерсон против Романовых». Этот процесс начался в 1938 году, его официальной целью было признание Андерсон великой княжной и, соответственно, наследницей всего огромного заграничного имущества императорского семейства, слухи о котором начали ходить еще со времени российской революции.

Современные исследования подтвердили, что легенды о так называемом «царском золоте» не имели под собой основания. Сделанные Николаем II зарубежные вклады на всех четырех дочерей не превышали 250 тысяч долларов. Собственно императорские вклады, составлявшие более значительную сумму, по свидетельству барона Штакельберга, сына генерала Мосолова, начальника собственной его величества канцелярии, в начале Первой мировой войны по приказу царя были возвращены в Россию и истрачены на военные расходы. Оставшиеся небольшие суммы абсолютно обесценила послевоенная инфляция. Остаток всех денежных средств составлял в итоге около 100 тысяч долларов, и на них претендовали оставшиеся в живых Романовы.

Но подобные доводы не могли убедить сторонников «Анастасии». В 1928 году в США была создана акционерная компания «Гранданор». Руководил ею специально нанятый Глебом Боткиным адвокат Эдвард Фэллоуз. На счета компании поступали пожертвования от организаций и частных лиц, пожелавших принять участие в дележе «царского» состояния. Глеб Боткин в письме к великой княгине Ксении Александровне, в частности перепечатанном газетой «New York Post», 29 октября 1928 года прямо обвинял великую княгиню в том, что используя информацию, предоставленную ей доверчивой Анной Андерсон, та мошенническими способами присвоила себе имущество бывшего царя и с помощью интриг добилась того, чтобы ее официально объявили единственной наследницей. Хотя на самом деле, по убеждению Боткина, все наследство покойного императора и его наследников должно теперь по праву принадлежать великой княжне Анастасии Николаевне, коей является Анна Андерсон.

Ввиду того что европейские банки либо не подтверждали наличия вклада, либо категорически отказывались иметь дело с Анной Андерсон, в 1938 году в Берлине от ее имени начался процесс, который должен был официально подтвердить ее тождество с великой княжной Анастасией со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот судебный процесс тянулся до 1977 года и стал одним из самых длительных за всю историю XX века.

Никакого реального результата процесс не принес, поскольку суд счел недостаточными имеющиеся доказательства родства Андерсон с Романовыми, хотя и оппонентам не удалось доказать, что претендентка в действительности не является великой княжной Анастасией.

Стоит отметить, что среди свидетелей со стороны истицы в этом процессе выступил и Франц Свобода – австрийский военнопленный, который в 1918 году жил в Екатеринбурге рядом с Ипатьевским домом. Франц уверял, что был свидетелем произошедшей трагедии, участвовал в заговоре с целью освобождения пленного императора и принимал личное участие в спасении великой княжны Анастасии. Однако не подкрепленное никакими реальными доказательствами свидетельство австрийца, хотя и признанное одним из наиболее важных в этом деле, было, тем не менее, категорически отвергнуто британским консулом. Консул был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило тогда в Екатеринбурге, и он не слышал ровным счетом ничего ни о каком Франце Свободе и его «попытках спасения членов царской семьи». Также консул не видел причин, могущих заставить австрийского военнопленного рисковать собственной жизнью ради спасения императора вражеской страны. Ну, а рассказанная Свободой небылица о неком чекистском уполномоченном, который якобы помогал ему в этом деле, ни чем другим, как фантазией «автора», вообще быть не могла. В царившей тогда в стране обстановке террора и фанатичной ненависти к Романовым, которой отличались большевики в целом и чекисты в особенности, предательство со стороны одного из них вообще представлялось весьма маловероятным.

В начале 1929 года претендентка селится у некой Анни Дженнингс, богатой одинокой дамы, пожелавшей видеть у себя наследницу российского престола, уже успевшую превратиться в своеобразную местную достопримечательность. Интересно, что во время пребывания в Соединенных Штатах Андерсон встречалась с Михаилом Голеневским, выдававшим себя за «цесаревича Алексея», и публично признала его своим братом. В самом этом факте нет ровным счетом ничего удивительного: мало ли по каким причинам два самозванца решили объединить свои усилия?

К тому времени психическое здоровье Андерсон значительно ухудшилось, нервные припадки следовали один за другим. Верховный судья Нью-Йорка Питер Шмак вынужден был распорядиться о ее принудительном помещении в лечебницу, именуемую Санаторием четырех ветров, где она и оставалась вплоть до 1930 года. Все это время Анни Дженнингс продолжала опекать больную, оплачивая огромные счета за лечение, и вновь приняла ее у себя, когда врачи наконец разрешили лже-Анастасии вернуться к нормальной жизни.

В августе 1932 года Андерсон вернулась в Германию, так как готовящийся судебный процесс, с помощью которого она пыталась добиться официального признания ее великой княжной и доступа к якобы существующему огромному наследству Романовых, требовал ее присутствия.

В Германию лже-Анастасия прибыла на лайнере, в запертой на замок каюте, в сопровождении специально нанятой сиделки. Эту поездку опять же оплачивала мисс Дженнингс, она же внесла деньги за помещение Андерсон в очередную психиатрическую лечебницу, на этот раз – Ганноверскую. В 1949 году принц Саксен-Кобургский предоставил в распоряжение претендентки дом, перестроенный из помещения бывших казарм, в небольшой деревне в Шварцвальде.

И вновь хочется подчеркнуть тот факт, что женщина, выдававшая себя за великую княжну Анастасию Николаевну, была однозначно и безусловно тяжело больна. Этот факт засвидетельствовал не один медицинский консилиум. И больна не простудой или мигренью, а тяжелым психическим недугом. Причем болезнь ее постоянно прогрессировала. Сам собой напрашивается вопрос: неужели человек, находящийся в подобном состоянии и претендующий не на что-нибудь, а на трон огромной страны, на самом деле может быть услышанным, и не усталыми санитарами в коридорах больницы, а в королевских дворцах, в самых высоких правительственных кругах? Может рассчитывать не на одиночную палату в психиатрической клинике, а на серьезное общественное внимание? Не проще ли поверить, что кто-то с самого начала манипулировал этой несчастной женщиной, использовал ее в своих нечистых играх?

Но, оставив в стороне логику, вернемся к разбирательству этого странного дела. Главным, во всяком случае очевидным доказательством, свидетельствующим в пользу идентичности личностей Андерсон и Анастасии Николаевны, является наличие у обеих женщин характерного искривления больших пальцев ног, достаточно редко встречающегося в молодом возрасте. Некоторые же люди, хорошо знавшие членов семьи Романовых, к примеру няня императорских детей Александра Жильяр и дети лейб-медика двора Евгения Боткина Ольга и Глеб, находили в Андерсон и другие черты сходства с Анастасией.

А вот одним из главных аргументов против того, что Андерсон являлась Анастасией Романовой, был ее категорический отказ говорить по-русски, а точнее, абсолютное незнание этого языка. И все ее попытки объяснить это шоком, полученным во время ареста, никого не убеждали. Кроме того, Андерсон демонстрировала почти полное незнание православных обычаев и обрядов. Сам собой встает вопрос: что это, тоже последствие шока? Судя по всему, шок у этой женщины не коснулся только одного – памяти о якобы припрятанных за границей романовских сокровищах…

Вплоть до послевоенного времени «Анастасия», ставшая известной миру как фрау Анна Андерсон, кочевала по различным клиникам. И снова нашлись весьма влиятельные силы, которые всячески поддерживали самозванку.

И хотя юридического признания того, что она – дочь русского императора, Анна так и не добилась, зато издательства разных стран стали бомбардировать мир книгами, «доказывавшими» ее правоту. О ней писали и ставили пьесы. Потом сняли фильм. Время от времени в газетах, падких на сенсации, поднималась шумиха вокруг «дочери русского императора».

«Анастасия», она же «Анни», она же «госпожа Чайковская», она же Анна Андерсон-Манахан скончалась в феврале 1984 года в американском городе Шарлоттсвилл, штат Виргиния. Урна с ее прахом захоронена в Германии, в фамильном склепе герцогов Лейхтенбергских, близких родственников семьи Романовых. Семья Лейхтенбергских при ее жизни была всецело на ее стороне. Тело Анны Андерсон кремировали через несколько часов после ее смерти, однако в шарлоттсвиллской больнице остались частицы кожи.

Дело Анны Андерсон – самое длительное в истории современной юриспруденции. При жизни лже-Анастасии оно тянулось с 1938-го по 1977 год. В 1961 году суд в Гамбурге вынес вердикт о том, что Анна Андерсон не является великой княжной Анастасией Николаевной Романовой. Обоснования? Их было более чем достаточно.

Во-первых, истица отказалась от медицинской и лингвистической экспертиз, на проведении которых настаивал суд. Во-вторых, судебный референт, знающий русский, не смог подтвердить, что она когда-либо владела этим языком. В-третьих, до 1926 года Андерсон вообще говорила только по-немецки. Славянский акцент, по утверждениям свидетелей, появился значительно позже, примерно в то же время, когда она выучила английский язык.

Далее, ни один из свидетелей, лично знавших великую княжну Анастасию Николаевну, не опознал истицу, которая тоже не сумела однозначно вспомнить никого из свидетелей. «Воспоминания», которым она придавала чрезвычайно большое значение, вполне могли быть заимствованы из богатой литературы, посвященной императорской фамилии. Графологическую и антропологическую экспертизы по ряду причин также считали неудовлетворительными.

В итоге разбирательства этого странного со всех точек зрения дела суд постановил, что госпожа Андерсон не может претендовать на имя великой княжны Анастасии Николаевны Романовой.

Но Андерсон не унималась. По ее требованию были назначены новые разбирательства, а потом еще и еще.

Через целых девятнадцать лет, когда судебное разбирательство наконец-то подошло к концу, Андерсон, к этому времени 70-летняя женщина, вернулась в Соединенные Штаты, где, как ни странно, вышла замуж за своего давнего почитателя профессора Джона Манахана и поселилась в его доме. Профессор Манахан оказался очень преданным мужем, он оставался с Анной до самого конца, стойко перенося все ее придирки и чудачества. Психическое здоровье Андерсон все это время продолжало ухудшаться, ее поведение становилось все более странным, непредсказуемым и труднопереносимым для окружающих людей, а рассказы и «воспоминания» все более скандальными и неправдоподобными. Известно, что соседи Манахана неоднократно жаловались в муниципалитет и даже пытались судиться с их семьей, которая упорно отказывалась наводить порядок в доме и саду, что для окружающих, судя по всему, было более важным, чем для самих хозяев соответствующей территории.

В 1979 году из-за непроходимости кишечника состарившейся претендентке делают операцию. К тому времени она окончательно замкнулась в себе, могла дни напролет сидеть в полном одиночестве, прижимая к носу платок, словно боясь заразиться какой-то опасной болезнью.

В ноябре 1983 года Анну Андерсон вновь принудительно помещают в психиатрическую лечебницу, откуда ее похищает преданный муж Джон Манахан. В течение трех дней супруги скрываются от полиции и пытаются добраться до Шарлоттсвилла, ночуя в придорожных гостиницах. Но все же беглецов настигают, и миссис Манахан возвращается на больничную койку.

Меньше чем через три месяца после этого инцидента претендентка на роль великой княжны Анастасии Николаевны Романовой Анна Андерсон-Манахан умирает от воспаления легких. В тот же день, 12 февраля 1984 года, согласно завещанию, тело покойной кремируют, а пепел хоронят в часовне замка Зеон в Баварии. На могильной плите, согласно желанию самой усопшей, начертана надпись: «Анастасия Романова. Анна Андерсон».

Однако это не было окончанием истории. Точку в этой истории должен был поставить генетический анализ. Но и здесь возникли преграды. Уже после смерти «Анастасии», в 1994 году, суд города Шарлоттсвилл отклонил иск ассоциации русского дворянства в США к Ричарду Швейцеру, мужу внучки врача последнего царя Марины Боткиной. Швейцер потребовал доступа к образцам тканей тела Анны Андерсон, сохранившимся в городской больнице Шарлоттсвилла, для проведения генетического исследования. Ассоциация настаивала на необходимости анализа в другой лаборатории для обеспечения объективности результатов.

Генетический анализ тканей «Анастасии» провели в Бирмингеме британские ученые во главе с Питером Гиллом, одним из наиболее авторитетных в этой области экспертов. Оказалось что самозванка была все-таки полькой Франциской Шанцковской, бывшей работницей завода боеприпасов под Берлином. Анализ показал, что у Андерсон генетический код гораздо больше совпадает с генетическими характеристиками ныне живущих родственников Франциски {32}32
  Образец ДНК был взят у Карла Маухера, внучатого племянника Франциски Шанцковской, и он полностью совпал с ДНК из тканей Андерсон, что возможно лишь у прямых родственников. Аналогичный результат дало исследование ДНК пряди волос, обнаруженных в книге, принадлежавшей Джону Манахану (мужу Анны Андерсон), в конверте, подписанном «Волосы Анны».


[Закрыть], чем с кодом герцога Эдинбургского Филиппа, мужа королевы Елизаветы II, генеалогически связанного с семейством Романовых. (Исследования велись с использованием фрагментов кишечника Андерсон, которые были удалены у нее во время операции и до последнего времени хранились в лаборатории в США.)

Анализ мог быть проведен и раньше, однако ассоциация российских дворян США, израсходовав немалые деньги, в судебном порядке в течение года блокировала любые попытки заняться таким исследованием. Зачем – остается загадкой.

Окончательный вывод генетиков гласил: Анна Андерсон, которая на протяжении 64 лет, с тех пор как ее после неудачной попытки покончить жизнь самоубийством доставили в берлинскую больницу, утверждала, что она дочь Николая II, – самозванка.

Логической чертой под всей этой катавасией вокруг самозванки может стать мнение великой княгини Ольги Александровны. Она считала, что спасения кого бы то ни было из членов семьи императора Николая не было, иначе «спасители» дали бы о себе знать. А спасители хранили тайну, хотя отлично понимали, что в благодарность за содеянное все без исключения королевские дома Европы осыпали бы их такими благами, каких еще не видывал свет. Поэтому во всей этой истории, по мнению великой княгини, нет ни единого слова правды.

Как мы уже знаем, в 1991 году были обнаружены и эксгумированы останки членов царской семьи, после чего российскими и американскими специалистами было проведено сравнение ДНК останков с образцами, взятыми у принца Филиппа, герцога Эдинбургского, чья бабушка по матери принцесса Виктория Гессен-Дармштадтская была сестрой императрицы Александры Федоровны. Совпадение ДНК помогло опознать Александру Федоровну и трех ее дочерей, однако два тела – цесаревича Алексея и великой княжны Анастасии Николаевны (по версии российских исследователей – великой княжны Марии Николаевны) – в общей могиле отсутствовали, что немедленно породило новую волну слухов о «чудесном спасении».

Однако в августе 2007 года около Екатеринбурга были обнаружены останки, предположительно принадлежащие цесаревичу Алексею и великой княжне Марии Николаевне. В 2008 году российские эксперты из Екатеринбурга и Москвы передали результаты проведенных ими тестов ДНК своим зарубежным коллегам для подтверждения. И 1 мая 2008 года информационные агентства Великобритании и США подтвердили первоначальный вывод россиян о том, что найденные останки принадлежат цесаревичу Алексею и его сестре Марии. 16 июля окончательный результат тестов был опубликован в СМИ. Таким образом, не осталось никакой надежды на спасение кого-либо из детей императора Романова.

Итак, миф был развеян. Впрочем, сторонники Анны Андерсон не намерены сдаваться. Для того чтобы оспорить результаты генетических экспертиз, ими используются любые, даже самые нелепые доводы. Они, например, утверждают, что в Ипатьевском доме были расстреляны некие двойники Романовых.

Надо сказать, что эта версия стала довольно популярной. В 1998 году, например, вышла книга Благоя Эмануилова «Тайна Николая II», в которой автор утверждает, что двое детей российского императора Николая Романова, Алексей и Анастасия, с 1923 года жили в болгарском селе Габарево под именами Георгий Жудин и Элеонора Альбертова (вошедшая в историю как самозванка Нора Крюгер, о которой будет рассказано ниже). Версия основывается на воспоминаниях самого автора, проживавшего в Габарево, и была даже поддержана некоторыми болгарскими учеными. Эмануилов считал, что царь Николай заменил по крайней мере двух своих детей – Анастасию и Алексея – на двойников. Двойником Анастасии и стала некая Франциска Шанцковска, она же Анна Андерсон, которую, кстати говоря, тоже не расстреляли. Позднее эта самая Анна стала уже перед всем миром выдавать себя за Анастасию Николаевну. Настоящих же детей Романовых отправили в Турцию, откуда позднее они были переправлены в болгарское село Габарево вместе со своим опекуном поручиком Митрофаном Замяткиным. В итоге «истинная» Анастасия Николаевна Романова скончалась в Болгарии в 1953 году. В том же году умер и ее опекун, перед смертью раскрывший тайну семьи Романовых.