Текст книги "Пока летит пуля"

Глава 42

Кризи провел два дня в Брюсселе, обсуждая детали проделанной работы с молчаливым и сдержанным Штопором Два. После более тесного общения с ним он заключил, что с сыном так же легко иметь дело, как и с отцом. Обе конспиративные квартиры в Сирии были готовы, оружие доставлено. Кризи сказал ему, что начнет действовать месяца через три.

Была полночь, американец лежал в постели в своей обычной комнате в доме Блонди и смотрел по телевизору последние известия. На следующее утро он должен был возвращаться на Гоцо.

Впервые с 21 декабря 1988 года он позволил себе слегка расслабиться. Кризи понимал, что, обеспечив безопасность Грэйнджера, он тем самым решил одну из важнейших задач всей операции. В Сирии все необходимые приготовления проведены, подозрения и настороженность, которые возникли после событий в Штатах, на протяжении последующих недель понемногу затихнут, жизнь войдет в обычную колею. И Джибриль, и сирийская разведка, несомненно, будут ждать каких-то акций в ближайшее время. Но, поскольку происходить ничего не будет, бдительность их мало-помалу станет притупляться.

Он удовлетворенно потянулся, ощутив редкое для себя желание забыться на ночь крепким здоровым сном без сновидений. Когда Кризи уже протянул руку к пульту дистанционного управления, чтобы выключить телевизор, раздался негромкий стук в дверь. Он выключил телевизор, взял со стола пистолет и сказал:

– Войдите.

Дверь распахнулась. За ней стояла Николь, одетая так, будто собралась прогуляться по городу. Улыбнувшись женщине, он положил пистолет на место. Николь закрыла дверь, прошла через комнату, села на краешек постели и улыбнулась ему в ответ.

– Ты когда вернулась? – спросил он.

– Часа два назад.

– Значит, ты все-таки послушалась моего совета и решила немножко отдохнуть?

– Да. Устроила себе на четыре дня отпуск. Я… мы были во Флориде.

– Мы?

– Да, мы. Макси отвез меня в аэропорт. На него вдруг что-то нашло, и он решил полететь вместе со мной. Естественно, летели мы разными рейсами.

Пристально не нее взглянув, Кризи усмехнулся.

– Значит, говоришь, на него что-то нашло? – спросил он.

Ему показалось, что этот вопрос вызвал у Николь легкую досаду.

– Да… Должна тебе сказать, что за те несколько дней, что нам пришлось с ним общаться, мы, если можно так выразиться, с ним сдружились.

Кризи снова улыбнулся.

– Где он сейчас?

– Он прилетит сюда завтра вечером.

– А потом?

– Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, – сказала Николь. – Из аэропорта я позвонила Блонди, и она мне сказала, что завтра рано утром ты улетаешь… Поэтому я и пришла именно сейчас.

Николь была заметно взволнована. Кризи подметил, как она посмотрела на стол в углу комнаты. На нем стояли бутылка виски, бутылка водки, ведерко со льдом и два стакана.

– Продолжай, – резко сказал он. – Только я хотел бы выпить виски со льдом.

Она подошла к столу, налила виски в оба стакана, один дала ему, встала в ногах кровати. Он почти физически ощущал ее напряжение.

– Садись, Николь, – спокойно сказал Кризи. – Можешь рассказать мне все, что только тебе в голову взбредет.

Она села и нерешительно произнесла:

– Дело в том, что я собиралась поговорить с тобой о нас с Макси.

– Об этом нетрудно догадаться.

Она улыбнулась и продолжила:

– Да… Знаешь, там, во Флориде, мы с ним очень много говорили о разных вещах.

– Только говорили?

Улыбка ее стала значительно шире.

– В основном, – многозначительно ответила она. – Он хочет завязать со своими нынешними делами и заняться чем-нибудь другим. Я решила сделать то же самое. У него есть приличные сбережения, у меня тоже кое-что наберется… с теми деньгами, что ты дал мне за несколько последних недель.

– Я тебе ничего не давал, – жестко оборвал ее Кризи. – Ты сама заработала каждый цент. Так что же вы вместе надумали?

У Николь как будто камень с души спал. Это почувствовалось в ее голосе.

– Что было бы неплохо нам открыть бар и небольшое бистро. Он бы мог стоять за стойкой, а я бы готовила, подавала, убирала…

У Кризи от удивления глаза полезли на лоб.

– Ты стала бы стоять у плиты?

Словно оправдываясь, Николь сказала:

– Я очень неплохо готовлю. Меня бабушка в детстве научила.

Он тут же поднял руки, признавая тем самым, что был не прав.

– С вами все ясно… И где же вы собираетесь открыть свое заведение?

– Здесь, в Брюсселе. Я знаю одно местечко около рынка, которое хозяева собираются продавать… Оно бы нам как раз подошло. Бистро сейчас принадлежит пожилой паре.

– Так в чем, собственно, проблема?

Она вздохнула и сказала:

– Проблемы есть две – ты и Блонди.

– Что-то я тебя не понял.

– Ну, что касается тебя, это проблема Макси. Он хочет пожить иной жизнью. Он действительно этого хочет. Но я прекрасно знаю, что если в один прекрасный день ты его позовешь, он пойдет за тобой. – Все время, пока она говорила, взгляд ее не отрывался от покрывавшего кровать одеяла. Потом она резко подняла голову и взглянула ему прямо в глаза. – Я знаю это наверняка – он тебя просто боготворит.

– С этим, Николь, проблем не будет, – задумчиво сказал он и улыбнулся ей: – Теперь ты меня снова увидишь только тогда, когда я буду заходить к вам в бистро, чтобы выпить или закусить… Кстати, как вы собираетесь его назвать?

Лицо ее просияло.

– «У Макси», – ответила Николь. – Но он сказал, что дело, которым ты сейчас занимаешься, еще далеко от завершения.

– Так оно и есть, – сознался Кризи. – Но Макси свою роль в нем уже сыграл. Скажи мне теперь, какие проблемы у тебя могут возникнуть с Блонди?

Ее лицо вновь стало серьезным.

– С этим я справлюсь сама, – тихо произнесла она. – Когда Блонди берет к себе девушку, с самого начала подразумевается, что она берет ее не меньше чем на год. Я работаю у нее только пять месяцев. У Блонди здесь немалое влияние, и мне совсем не хочется приступать к новому делу, поссорившись с ней.

– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? – спросил Кризи.

Николь хмуро кивнула.

– Я с ней поговорю, – сказал он.

– Все будет в порядке?

– Обещаю тебе, – ответил Кризи. – А теперь давай-ка иди, занимайся своими делами и дай мне уснуть.

Она допила виски, встала с постели и сверху вниз на него взглянула.

– Хочешь, я лягу с тобой? – спросила она. – Я сделаю это в последний раз.

На вопрос Николь Кризи ответил с той же серьезностью, с какой он был задан.

– Знаешь, в свое время я успел сделать в жизни глупостей, но мне даже в кошмарном сне не приснится увеличивать их число, переспав с женщиной Макси Макдональда.

– Я передам ему твои слова.

– Делать это совсем не обязательно.

Глава 43

Первый дождь прошел на Гоцо в конце октября, а через пару недель остров, казавшийся нагромождением голых известняковых холмов, покрылся пышным, густым, зеленым ковром.

Внезапно раскрывшаяся красота этой земли просто разбивала Леони сердце: ее контракт подошел к концу, на следующее утро ей предстояло лететь в Лондон. Она ехала на машине к Шкембри, чтобы попрощаться, и скорое расставание с этой семьей вызывала в ее душе щемящую грусть. Она должна была сказать им то же самое, что и всем остальным, кто стал бы спрашивать о причине отъезда: ей нужно на несколько недель отлучиться, а потом она вернется обратно. Однако все это было шито белыми нитками.

Уезжать она совсем не хотела, но Кризи был неумолим.

– Уговор дороже денег, контракт есть контракт, – бесстрастно сказал он и вручил Леони конверт с билетом на самолет и письмом местного нотариуса к лондонскому адвокату.

Теперь она вела машину по проселочной дороге, ведущей к дому Шкембри, и молила Бога помочь ей вынести предстоявшее расставание и не потерять в их присутствии самообладания.

«Ты же актриса, – уговаривала она саму себя, – и должна доиграть свою роль до конца».

* * *

Действительно, прощание прошло, как заранее отрепетированная сцена спектакля, все актеры которого хорошо выучили свои роли, но сыграть их с душой не смогли. Джойи с Марией тоже там были. Все сели во дворе, Леони угостили стаканом домашнего вина. Глядя на заходящее солнце, они обменивались ничего не значащими фразами, которые, как правило, говорят друг другу случайно оказавшиеся вместе люди. Чувства проявились лишь потом, когда Шкембри провожали ее к машине. Леони обняла Лауру и, казалось, повисла на ней, чувствуя силу этой женщины и стремясь впитать ее в себя.

– Я тебя никогда не забуду, – прошептала Леони на ухо Лауры. – Мне никаких слов не хватит, чтобы сказать, как я тебе благодарна.

Лаура с силой сжала ей руку и ответила:

– Конечно, ты меня не забудешь. На Рождество я уговорю Пола, чтобы он свозил меня на все праздники в Лондон. А до того времени я буду тебе писать. Да благословит тебя Господь.

* * *

Утром Кризи отвез ее до парома. На заднем сиденье джипа сидел Майкл, там же лежали вещи Леони. Ехали они молча. В Мджарре все вышли из машины, Майкл внес ее чемодан на паром, отдал его знакомому матросу и спустился на пристань.

Какое-то время они втроем стояли в молчании, потом Кризи сказал:

– Когда сойдешь с парома, тебя будет ждать такси. – Он посмотрел на часы. – До вылета у тебя останется почти час. До свидания, и большое тебе спасибо. Ты справилась со своей ролью гораздо лучше, чем можно было ожидать.

Он обнял ее за плечи, склонился к ней и расцеловал в обе щеки, потом отошел в сторону. Леони обернулась и взглянула на Майкла. Он уставился в землю, лицо его напоминало восковую маску.

– До свидания, Майкл, – мягко сказала она.

Он поднял голову. Леони увидела в его глазах боль. Она порывисто подошла к нему и обняла. «Ты должна доиграть свою роль до конца… до самого конца», – повторяла она себе, всеми силами стараясь справиться с охватившими ее чувствами.

Расцеловав его в обе щеки, она сказала:

– Береги себя, Майкл. Будь таким, чтоб я могла тобой гордиться.

Леони резко развернулась и, не оглядываясь, пошла на паром. Она поднялась по ступеням на верхнюю палубу и оттуда смотрела на двух мужчин, оставшихся около джипа. Она помахала им рукой. В чрево парома въезжали последние машины.

Майкл повернулся к Кризи.

– Я, пожалуй, отправлюсь с ней на пароме. Прослежу, чтоб не было накладок с такси. Ты меня не жди, домой меня потом кто-нибудь подбросит.

Когда Майкл уже подходил к сходням, Кризи крикнул ему вдогонку:

– Я буду тебя ждать в «Глиниглз».

В Чиркевве Майкл отнес чемодан Леони до такси. Во время путешествия через проливы он был удивительно молчалив, стоя подле женщины и глядя на постепенно уменьшавшийся остров. Водитель положил чемодан в багажник и открыл перед ней заднюю дверцу. Она обернулась к Майклу. Он стоял примерно в четырех футах от нее и ближе не подходил. Юноша только произнес:

– Я с тобой скоро снова встречусь.

Потом он повернулся и твердым шагом пошел обратно к парому.

Глава 44

Десять минут спустя после звонка полковника Джомаха Ахмед Джибриль вышел из кабинета. Вооруженные охранники суетливо садились в джипы сопровождения, спешно выполнялись инструкции по шифровке и закрытию доступа к некоторым файлам его компьютера. Бронированный «мерседес» полковника сопровождали четыре джипа – два ехали спереди, два сзади.

На анализе ситуации Джибриль смог сосредоточиться лишь тогда, когда когда машины выехали за пределы Дамаска. Он был одним из лучших в мире специалистов по тактике террора и запугивания, ему, как никому другому, были известны последствия акций такого рода. Всю свою сознательную жизнь Джибриль был вынужден принимать те или иные меры предосторожности. Он давно свыкся с липким, физически ощутимым страхом за свою жизнь, которой постоянно угрожала опасность оборваться от пули или бомбы.

Однако то ощущение, которое он испытывал теперь, было иного рода. Джибриль не смог бы четко сформулировать, в чем именно состояло это отличие, но когда полковник Джомах в двух словах рассказал ему по телефону, что произошло в Америке, Джибриль почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он оказался примерно в таком же положении, как человек, которого заперли в темном помещении наедине со смертельно ядовитой змеей. Поэтому Джибриль решил временно перебраться в тренировочный лагерь ФНОП-ГК близ Эин-Тазура, охраняемый лучше, чем его штаб-квартира в Дамаске.

Во время поездки он тщательно обдумывал тактику собственной защиты. Как известно, лучшая оборона – нападение. Но где он должен организовать атаку и против кого? Этот человек – Кризи – считается мертвым. Однако последние события показали, что это не так. Очевидным стало и то, что в нужный момент он вполне мог опереться на поддержку исключительно компетентных в своем деле помощников и блестяще спланировать операцию.

В лагерь они приехали под вечер. Командовавший им сын Джибриля Джихад ждал их около главных ворот.

Обнявшись с отцом, он тут же спросил его:

– Что случилось?

Джибриль беспечно пожал плечами, похлопал сына по щеке и сказал:

– Я хочу побыть с нашими бойцами, а то слишком засиделся у себя в кабинете. Хочу поднабраться у них энергии.

Джихад улыбнулся.

– Наоборот, твой приезд их вдохновит, – ответил он. – Так ведь было всегда… Сколько времени ты собираешься провести с нами?

– Пока не знаю, – уклончиво ответил ему отец. – По меньшей мере недели три. Немного потренируюсь с ними. Это мне полезно. – Он улыбнулся. – Физические нагрузки мне сейчас совсем не помешают. Очень надеюсь помолодеть лет на десять.

Он взял сына под руку, и они вместе пошли к хорошо укрепленному бетонному зданию, представлявшему собой нервный центр всей базы.

* * *

Полковник Джомах приехал на следующий день. В кабинете Джихада, который на время занял его отец, он молча передал Джибрилю толстую папку. Тот положил ее на стол, но прежде чем раскрыть, налил гостю кофе и заговорил о второстепенных вещах, как того требовал этикет. Потом Джибриль вынул из папки газетные вырезки с фотографиями. Изучал он их очень внимательно. Когда очередь дошла до изображения перевернутого искореженного грузовичка, полковник пробормотал:

– Выстрел был сделан из РПГ-7.

Джибриль как бы вскользь спросил:

– Есть хоть какие-то ниточки, которые бы вели к этому Кризи?

– У нас нет ровным счетом ничего. В былые времена мы могли бы обратиться за поддержкой к КГБ, но теперь они нам вряд ли чем-нибудь помогут. – Он поднялся со стула и взял лежавшую на столе форменную фуражку, околыш которой был богато расшит позументом. – Сколько ты собираешься здесь оставаться, Ахмед? – спросил он.

– Сколько понадобится.

Полковник улыбнулся краем губ и, повернувшись к двери, негромко сказал:

– Думаю, ты поступаешь правильно.

Глава 45

– Дунга джусто басне.

Майкл лежал на животе около бассейна. Он повернул голову и взглянул на маленького коричнево-шоколадного человечка, сидевшего в нескольких футах от него в плетеном кресле. На нем были безупречно отутюженные серые фланелевые брюки, подогнанная точно по размеру белая сорочка и до зеркального блеска начищенные черные полуботинки. Лицо его было круглым, почти без морщин, с небольшими черными глазками-буравчиками. Короткие волосы были тщательно причесаны и уложены. Выглядел он так, словно сидел в глубоком кожаном кресле в каком-нибудь офицерском клубе.

– Дунга джусто басне, – повторил человечек. – Эти три слова – библия гуркхских снайперов. Означают они «неподвижный, как камень». Мы с тобой сейчас начнем занятия. Я хочу, чтобы ты пролежал здесь, подобно камню, полчаса. Твой мозг должен донести этот приказ до каждой части твоего тела, до кончика каждого волоска на твоей голове.

Майкл уперся щекой в твердую известняковую плиту, прикрыл глаза и лежал, стараясь не шелохнуться. Человечек внимательно за ним наблюдал. Через десять секунд он сказал:

– Ты пошевелился.

– Нет, я лежал не двигаясь.

– Ты дернул мизинцем левой руки и чуть изменил положение правой ноги. Даже такие движения могут привести к смерти снайпера. Встань-ка на минутку.

Майкл встал. Миниатюрный непалец тоже поднялся с кресла. Он взял Майкла за руку, и оба они подошли к краю бассейна. Человечек поднял палец и сказал:

– Ястреб может парить в небе на высоте тысячи футов, но если мышь шевельнет хвостом, ястреб ее увидит. Снайпер всегда должен думать о том, что с неба на него смотрит ястреб. Это для него вопрос жизни и смерти. Сегодня ты должен будешь пролежать неподвижно, как камень, полчаса. Завтра – час. Послезавтра – два часа. Ты будешь лежать на камнях и деревяшках, и тебе будет очень неудобно. Я здесь пробуду тридцать дней. Накануне моего отъезда ты должен будешь пролежать дунга джусто басне с восхода до заката. Если же ты не сможешь этого сделать, значит, я никчемный учитель, а ты – бездарный ученик.

– А из винтовки мне надо будет стрелять?

– Да. После того, как ты сможешь пролежать дунга джусто басне четыре часа.

* * *

Человечек этот прибыл на Гоцо прошлым вечером. Кризи встретил гостя около парома. Дома он представил их друг другу.

– Мой сын Майкл. Мой друг – отставной капитан десятого батальона второго полка гуркхских вооруженных сил Рамбахадур Раи. В течение месяца, Майкл, он будет учить тебя стрелять из снайперской винтовки.

В тот вечер за ужином юноша исподволь изучал маленького человечка. На первый взгляд он дал бы ему не больше сорока пяти лет. На стуле человечек сидел очень прямо, все его движения были точны и сдержанны. Кризи рассказал Майклу, что в пятидесятые годы Рамбахадур Раи был семь раз награжден англичанами во время войны с коммунистами в Малайзии и в начале шестидесятых, когда на Северном Борнео сражался с индонезийцами. Среди его наград был даже крест «За боевые заслуги» с пряжкой на орденской ленте.

Майкл лежал на известняковых глыбах, думая лишь о том, чтобы ни один мускул его тела не шевельнулся. На нем были только плавки.

На Гоцо много летучих насекомых, которые кусаются сильнее, чем москиты. Один из таких крылатых мучителей сел Майклу на колено и больно его ужалил. Нога юноши дернулась.

– Ты пошевелился!

– Слепень ужалил, – сказал Майкл, пытаясь как-то оправдаться.

– Он что, жалит сильнее, чем пуля? – спросил Рамбахадур Раи.

Потом непалец встал, подошел к дереву сломал ветку и очистил ее от листьев. Вернувшись, он подвинул кресло поближе к Майклу, зажав гибкий прут в правой руке. После этого сел и произнес лишь одно слово – «дунга», сократив тем самым девиз гуркхских снайперов.

Майкл пролежал несколько минут спокойно, но потом его снова укусил крылатый кровопийца, на этот раз в правую руку. Он непроизвольно дернулся. А секунду спустя заорал, получив по спине сильный удар тонкой веткой.

– Дунга!

Кризи стоял на балконе кабинета, незаметно для Майкла и непальца наблюдая за этой сценой и улыбаясь. Двадцать лет назад, пройдя специальную подготовку в десантных войсках ВМФ США, а потом в Иностранном легионе, он считал себя экспертом по стрельбе из снайперской винтовки. Потом, встретив Рамбахадура Раи, Кризи понял, что был не более чем скромным любителем, и прошел у своего непальского друга такой же курс подготовки, который предстояло освоить Майклу.

В последующие десять минут гибкий прут трижды наносил хлесткие удары по мягкому месту Майкла. В конце концов юноша не выдержал, повернулся и сел.

– Так лежать, совершенно не двигаясь, просто невозможно, – со злостью сказал он.

Кризи спустился по ступеням, прошел мимо бассейна в сад, нашел три известняковые глыбы, поднял их и понес к тому месту, где сидели Майкл и Рамбахадур Раи. Там он опустил их на землю и положил в ряд с интервалом примерно в фут. Потом из заднего кармана брюк он вынул пачку денег, отсчитал десять банкнот по десять фунтов, положил их под один из камней и кивнул непальцу.

Гуркха встал, снял рубашку, аккуратно ее сложил и положил на стоявший рядом плетеный столик. Потом снял брюки, так же опрятно их сложил и, удостоверившись, что идеальная стрелка нигде не замялась, повесил их рядом с рубашкой. Вслед за брюками последовали ботинки с носками, нашедшие свое место под столиком. На учителе снайперской стрельбы остались лишь белые боксерские трусы. Майкл стоял рядом, озадаченно глядя на гуркху. Рамбахадур подошел к трем известняковым глыбам и улегся на них. Одна оказалась у него под подбородком, другая – под солнечным сплетением, на третью он оперся пальцами ног. Его поза казалась очень неудобной.

Кризи указал на стул и сказал:

– Садись, Майкл, и пристально за ним следи. Если в течение следующих двух часов он сдвинется хотя бы на миллиметр, сто фунтов, которые я положил под камень, – твои. Кроме того, ты сможешь ударить его этим прутом. Если же он пролежит все это время не шелохнувшись, он получает деньги и право отхлестать тебя этой веткой. Он ударит тебя шесть раз. Можешь мне поверить, бьет он крепко.

Молодой человек усмехнулся, сел и взял в руки хлыст. Он подался чуть вперед и стал пристально наблюдать за распростертым перед ним в нелепой позе маленьким человечком. Кризи пошел на кухню, взял из холодильника банку пива и поднялся к себе в кабинет. Там он написал три письма. Первое, самое длинное, сенатору Джеймсу Грэйнджеру, второе – Штопору Два и третье – Блонди. Рассовав их по конвертам, он на каждом написал адрес, потом вложил все три конверта в четвертый большего размера, и поставил на нем номер своего абонентского ящика в Брюсселе, с которого все три письма должны были отправиться по назначению. Не успел он заклеить последний конверт, как услышал звук удара и последовавший за ним вопль. Раздался второй удар и второй вскрик. Он слегка улыбнулся.

Когда раздался шестой удар, улыбка его расплылась до ушей. Криков он больше не слышал – их было только два. Кризи взглянул на часы. Прошло два часа с минутами. К тому времени, когда он спустился по лестнице, Рамбахадур уже направлялся к себе в спальню, держа в одной руке одежду, а в другой – ботинки. Майкл почесываясь стоял около бассейна. Кризи подошел к нему и ногой приподнял среднюю известняковую глыбу – деньги так и лежали под ней.

Он взглянул на Майкла, который уныло усмехнулся в ответ.

– Он отказался их взять. Сказал, что их под этим камнем надо оставить на тридцать дней. Если он к тому времени будет мною доволен, эти деньги станут моими, только я должен буду часть их потратить на ужин для нас троих в самом хорошем ресторане.

Кризи ногой вернул камень на прежнее место, накрыв им деньги. Майкл сказал:

– До сих пор в это поверить не могу. Он лежал здесь, как одна из этих глыб.

– Знаю, – ответил Кризи. – Дунга джусто басне.

Майкл удивленно на него взглянул.

– Ты говоришь на языке гуркха?

Кризи покачал головой.

– Нет, но эти три слова я знаю. Их мне в задницу двадцать лет назад вдолбили. – Он махнул рукой в сторону дома. – Рамбахадур мне эту науку точно так же, как и тебе, втолковывал.

– Неужели ему и в самом деле шестьдесят? – спросил Майкл. – Этих лет ему ни за что не дашь.

– Но ему действительно шестьдесят, – ответил Кризи. – Я тебе сейчас расскажу одну историю, которую слышал от еще более пожилого полковника. Он командовал вторым полком, в десятом батальоне которого служил Рамбахадур во время Малайской войны. Повстанцы-коммунисты часто совершали там набеги на местные фермы и селения, чтобы добыть себе провиант. Так вот, неподалеку от границы с Таиландом было одно большое, особняком стоявшее хозяйство, где разводили кур. Английская разведка получила сведения о том, что повстанцы собираются напасть на эту ферму. Хозяйство было так устроено, что засаду на повстанцев устроить они не могли никак. Кроме того, их люди постоянно наблюдали за фермой с окрестных холмов. Ночью полковник послал на ферму Рамбахадура и еще одного гуркху. Они проинструктировали хозяина фермы и его семью, как им себя вести, потом забрались в самый большой курятник и в дальнем углу от входа замаскировали пулемет. После этого оба гуркхи стали ждать. Через какое-то время куры расселись на насестах и перестали обращать на них внимание. Но если бы они хоть чуть-чуть пошевелились, в курятнике поднялся бы переполох, и повстанцы сразу же поняли бы, что им устроили засаду.

– Сколько времени им пришлось ждать? – спросил Майкл.

– Три дня и три ночи. И за все это время они не сдвинулись ни на миллиметр. Куры уже начали устраиваться у них на плечах и головах, садились на дуло пулемета, как на насест. Они же все это время оставались дунга джусто басне.

– Как же они нужду свою справляли?

– Ну, большой нужды у них не было, потому что перед этим они два дня постились. А мочились прямо в штаны. Причем только в первый день. После этого им нечем было мочиться. Днем, в самую жару, температура в курятнике поднималась до ста десяти градусов по Фаренгейту. Партизаны пришли на третью ночь. Сначала они связали фермера и его родственников, потом пошли в курятник ловить кур. Когда Рамбахадур открыл огонь, в курятнике было восемь человек. Он всех уложил наповал и получил за это крест «За боевые заслуги».

Какое-то время Майкл задумавшись смотрел в сторону дома. Потом улыбнулся.

– Должно быть, он там и кур немало перебил.

– Думаю, ты прав, – ответил Кризи. – Офицеров, наверное, потом два месяца одними курами кормили.