Текст книги "Политический красный крест"

Прихода Каменева так и не дождались, вошли чекисты и известили всех собравшихся, что они арестованы. Часть арестантов попала во внутреннюю тюрьму на Лубянке, часть в «Контору Аванесова» – распределительный пункт. Активисты комитета помощи голодающим – Кускова Е. Д., Прокопович С. Н., Кишкин Н. М. и ряд других в 1922 г. были высланы за границу в административном порядке [92]. По сообщению юридической комиссии Политического красного креста, семь человек были высланы в Казанскую и Вологодскую губернии, остальные освобождены [72, л. 6 об.].

22 августа 1921 г. в Петрограде и в Кронштадте были «профильтрованы» офицеры Балтийского флота. В этот день всем слушателям Военно-морской академии предложено было явиться в «фильтрационную комиссию». Что это такое и зачем через нее нужно было проходить, никто не знал. Но, люди военные, дисциплинированные, все явились к назначенному времени. Просидев в ожидании более трех-четырех часов, стали пытаться выйти, но оказалось, что никого обратно на улицу не выпускают. Прошло еще несколько часов, явился некий человек, который на вопрос, в чем дело и что это за такое положение, ответил, что данное положение можно назвать интересным. Потом всех по очереди обыскали, а ночью следующего дня вывели к Николаевскому вокзалу и посадили в товарный поезд, следующий в Москву. По воспоминаниям одного из арестованных, «общее число бывших царских офицеров при этой операции составляло 312 человек» [93, с. 69].

Согласно сведениям юридической комиссии ПКК, офицеров было 350 человек [72, л. 6 об.]. По прибытии в Москву арестованных офицеров отправили далее – в различные провинциальные тюрьмы: во Владимир, в Нижний Новгород, в Ярославль. Пребывание в этих местах заключения никоим образом не проясняло положение заключенных. Никаких обвинений, никаких объяснений по поводу ареста. По воспоминаниям А. П. Белоброва, ему во Владимирской тюрьме пришлось находиться до 31 октября, то есть почти два с небольшим месяца он просидел просто так. 31 октября он был переведен обратно в Москву, где попал сразу на Лубянскую площадь, в так называемую «контору Аванесова». Затем – в Бутырскую тюрьму. И опять – ни допросов, ни объяснений.

В камере тюрьмы содержались коллеги и знакомые А. П. Белоброва: К. А. Унковский – бывший капитан 2-го ранга, участник русско-японской войны (1904–1905 гг.), Алексей Белобров – родной брат Андрея, его товарищ по выпуску Рафаил Чечот, А. О. Эрн – корабельный врач, В. П. Улановский – преподаватель училища командного состава флота и корабельный инженер.

Наконец в последних числах декабря А. П. Белоброва вызвали на допрос на Лубянку. Следователь предложил написать автобиографию, и на этом общение закончилось. Белоброва отправили обратно в Бутырку. Там он пробыл до

10 февраля 1922 года. В этот день его освободили и выдали справку о том, что он «должен явиться в распоряжение Штаба РККФ для получения назначения на все флоты, кроме Балтийского» [93, с. 77].

Как резюмирует сам автор воспоминаний, «так бессмысленно протекли более 5 с половиной месяцев моей жизни» [93, с. 77].

Брат – Алексей Белобров вернулся домой только в мае 1922 года, спустя 8 месяцев.

Ни одному из заключенных, арестованных по данному «делу» не было предъявлено никаких обвинений. Но, принимая во внимание события 1921 года на Балтике, можно сделать следующие выводы. Кронштадский мятеж, состоявшийся в марте 1921 года, и подавленный войсками под командованием М. Н. Тухачевского имел длительные последствия. После судебных процессов, состоявшихся над участниками мятежа, в ноябре 1921 года Советское правительство амнистировало рабочих и крестьян, участвовавших в восстании. Через год ВЦИК также дал амнистию всем рядовым участникам мятежа. Часть восставших бежала за границу. Любопытно, что между двумя приведенными событиями – подавлением мятежа (март 1921 г.) и амнистией (ноябрь 1921 г.) как раз и лежит «фильтрация» и заключение в тюрьмы 350 офицеров Балтийского флота.

Здесь явно прослеживается взаимосвязь этих событий. Боясь повторений мятежа, стремясь изолировать от общества и оторвать от привычной среды, власти сочли нужным «подержать» морских офицеров в местах не столь отдаленных.

Так была осуществлена идея «фильтрации», необходимая для того, чтобы разрушить систему Балтийского флота и рассеять по всей стране свидетелей выступления против Советской власти. Это был один из примеров массовых репрессий, которые начала применять Советская власть. Вероятнее всего «фильтрация» была проведена для того, чтобы ликвидировать опасный очаг напряженности.

Одним из дел, находившимся на контроле юридической комиссии ПКК, было дело крестьян Тамбовской губернии. Они были арестованы в июле-августе 1921 года и доставлены в Москву. [72, л. 6]

Подоплека событий, предшествовавших аресту, состояла в том, что в августе 1920 года крестьяне Тамбовской губернии отказались сдавать хлеб по продовольственной разверстке. Вскоре волнения крестьян переросли в открытое вооруженное сопротивление, известное в истории как «антоновщина». Местные государственные и партийные органы не смогли своими силами подавить эти выступления, и борьба крестьян с коммунистами приняла затяжной характер.

Второго февраля 1921 г. вопрос о положении в Тамбовской губернии рассматривался на заседании Политбюро ЦК РКП(б), где были приняты следующие решения: отменить продразверстку и разрешить свободную торговлю хлебом; усилить политическое руководство в губернии и командировать в губернию большую группу партийных работников; развернуть работу среди крестьян по пропаганде антиантоновских идей.

12 февраля 1921 г. по распоряжению Ф. Э. Дзержинского в Тамбов была направлена группа чекистов во главе с Я. Б. Левиным. Несмотря на все предпринятые меры, «антоновщину» так и не удалось подавить. На заседании Политбюро ЦК РКП(б) М. Н. Тухачевский был назначен командующим вооруженными силами на Тамбовщине. В июле 1921 г. властям удалось сломить сопротивление тамбовских крестьян.

По сообщению К. В. Бриммера, командующего отдельной конной группой, «с 28 мая по 26 июля добровольно явилось бандитов: с оружием – 1260, без оружия – 4325. Взято в облавах: с оружием – 572, без оружия – 4713, взято в плен в боях 985, убито в боях 4515. Всего – 16 370». [94]

Показательны цифры «взятых в облавах»: вооруженных – 572 человека, а безоружных – 4713. По сведениям юридической комиссии; было арестовано около 800 человек, среди которых главным образом женщины и дети – родственники лиц, обвинявшихся в бандитизме [72, л. 6] 70 заложников из Тамбовской губернии содержались в Семеновском лагере [79, л. 2].

При сопоставлении данных, имеющихся в нашем распоряжении, неоспорим тот факт, что власти стремились к политической стабильности, поэтому для ее достижения использовали любые методы, в том числе, и, может быть, в первую очередь – методы репрессивно-карательные. Заключенные были помещены в Кожуховский концентрационный лагерь, где дожили в неприспособленных помещениях до наступления холодов. Многие заболели тифом и стали умирать. ПКК предпринял ряд шагов, направленных на оказание помощи заложникам. Дела арестованных были переданы особому уполномоченного ВЧК с ходатайством о том, чтобы заключенных отправили обратно в Тамбовскую губернию.

Закрепленное в Уставе ограничение района деятельности общества – Москвой и одноименной губернией, носило условный характер, потому что де-факто деятельность ПКК распространялась и на другие регионы России.

Это было сопряжено, с одной стороны, с тем, что арестованные москвичи перемещались в тюрьмы других городов, а с другой – многие иногородние жители попадали в столичные места заключения. Такая «миграция» политзаключенных поставила Московское общество Политического красного креста перед необходимостью раздвинуть границы своей деятельности. Другой подоплекой этого процесса служило то, что благородные цели ПКК находили отклик у людей по всей России.

Удачный опыт Московского общества помощи политзаключенным вызвал желание образовать подобные организации и в других городах. Как правило, в основу этой предполагаемой деятельности были положены принципы, плодотворно реализованные в Москве.

В нашем распоряжении имеются примеры обращений в Московское общество помощи политзаключенных от различных региональных групп.

Ольга Абрамовна Зернова летом 1918 г. обратилась в центральные органы общества с просьбой прислать материалы по организации подобного объединения в городе Астрахани. Московский ПКК поспешил откликнуться на эту просьбу, и направил О. А. Зерновой ответное письмо, в котором последовательно изложил те действия, те шаги, которые должны быть предприняты для того, чтобы начать практическую деятельность – от официального признания со стороны государственных органов до непосредственного оказания помощи арестованным лицам. В письме подчеркивалось, что Московский ПКК действует в пределах Москвы и области, но готов к сотрудничеству с организациями подобного типа независимо от того, где территориально они располагаются. [95]

В апреле 1922 года инициативная группа из города Харькова в количестве 19 человек [59, л. 74] направила доверенное лицо в Московское общество помощи политическим заключенным с просьбой посодействовать в деле организации общества Красного Креста помощи заключенным и их семьям на территории Украины. Доверенным лицом группы была Наталия Иосифовна Плахова. Наталия Иосифовна передала в ПКК свою доверенность и экземпляр примерного Устава Харьковского общества. Главная цель ее визита в Москву состояла в том, чтобы добиться официальной регистрации «Общества Красного Креста помощи жертвам гражданской борьбы на Украине» [59, л. 72] путем предоставления ходатайств во ВЦИК и Совнарком РСФСР [59, л. 71].

Рассмотренные документы предоставляют нам убедительные доказательства существования связей между Московским обществом помощи политзаключенным и подобным организациями, находившимися вне города Москвы и границ Московской области.

Часто представителям ПКК приходилось выезжать в другие города с цепью оказания помощи и проведения консультаций по правовым вопросам. В 1920 г., когда из московских мест заключения около полуторы тысячи человек были переведены на Урал, в Екатеринбург был специально направлен представитель от ПКК. Он сопровождал большой груз с продовольствием и одеждой, предназначенный этапированным арестантам.

Весной и осенью 1921 г. в отношении 300 анархистов и представителей социалистических партий была проведена подобная акция.

Балтийским офицерам, внезапно арестованным в конце лета 1921 г., и доставленным из Петрограда в провинциальные тюрьмы, Политический Красный Крест оказал посильную помощь.

Общее количество людей, которым помогал ПКК на протяжении всей своей деятельности, установить не представляется возможным из-за отсутствия учетных документов, где бы это было зафиксировано. Однако есть данные за 1921 г., когда помощь была оказана примерно 4500 заключенным. [86, л. 5]

§ 6. Ликвидация Политического Красного Креста

Власть постепенно ограничивала деятельность Политического Красного Креста. Если раньше, в 1918–1920 гг. представители соответствующих государственных органов не отказывали ПКК в выдаче пропусков и приеме ходатайств, то уже с 1921 г. сделать это становилось все труднее и труднее.

Вызвано это было тем, что со стороны властных структур стал проводиться курс на вытеснение из политической жизни страны инакомыслия и изоляцию политических оппонентов. В 1921 г. в стране стал назревать политический кризис. Ярким показателем этого кризиса стал Кронштадский мятеж, который произошел в начале марта. Причины таких настроений в обществе лежали в общем хаосе внутриполитической обстановки в стране. Гражданская война, красный и белый террор, разногласия в правящей элите, засилье командных методов управления – все это причины нестабильности в обществе, и, как пример – отношения внутри самой партии, стоящей у власти. Бурные политические дискуссии, происходившие внутри самой партии большевиков, – это своеобразное преломление тех процессов, которые происходили в обществе.

В марте 1921 г. были приняты два важнейших решения, касавшихся экономики и политики: X съезд РКП(б) запретил фракции внутри партии и заменил продразверстку продналогом. Тогда же была проведена «чистка» в партии, в результате которой около 25 % коммунистов были исключены из ее рядов. [49, с. 160]

Противоречия политических взглядов в обществе и само существование таких противоречий были разрешены подобно тому, как Александр Македонский разрубил Гордиев узел: в стране был взят курс на усиление автократических позиций. Диктатура пролетариата, «о которой так много говорили большевики», превращалась на деле в диктатуру партии большевиков. Политика в отношении общественных организаций заключалась как обычно, в применении двух методов: «кнута и пряника», то есть как откровенных репрессий, так и нейтрального восприятия государством различных общественных объединений.

Как известно, в Конституции 1918 г. говорилось о том, что РСФСР «оказывает рабочим и беднейшим крестьянам всяческое содействие, материальное и иное, для их объединения в организации» [27].

Так как учредители ПКК не принадлежали ни к рабочим, ни к беднейшим крестьянам, стало быть им «всяческое содействие» не оказывалось.

Постепенно взаимоотношения партии большевиков и государства с общественными организациями приобрели более конкретные формы и стали наполняться более определенным содержанием. Сотрудничество и установление контактов понемногу стали подменяться контролем и руководством со стороны госструктур. Общественные организации становились «неотъемлемой частью» всей политической системы страны, превращаясь в своеобразный винтик всей государственной машины. Характер участия государства в общественной жизни становился все более и более навязчивым.

Этот процесс, естественно, затронул и ПКК. Политический Красный Крест, осуществлявший свою деятельность на основе гуманистических принципов международного Красного Креста, и провозгласивший беспристрастную помощь заключенным, с точки зрения власти, имел определенную политическую направленность и воспринимался теперь уже как аномалия в едином монолитном государстве, где все должно было соответствовать идеологическим установкам партии.

12 июня 1922 г. был принят декрет ВЦИК, касающийся общественных организаций – «О порядке созыва съездов и всероссийских совещаний различных союзов и объединений и о регистрации этих организаций» [96]. В нем, в частности говорилось о том, что на НКВД возлагается задача осуществления регистрации всех общественных объединений, за исключением профсоюзов, в двухнедельный срок со дня опубликования данного декрета, и, второе, не допустить открытия новых организаций, которые не были зарегистрированы НКВД по утвержденным уставам. Те общества, союзы и объединения, которые не смогли официально зарегистрироваться в установленные сроки, подлежали немедленному закрытию и ликвидации.

Следующим шагом на пути регламентации деятельности общественных организаций стал декрет «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли и порядке надзора за ними» [28, ст. 622]. Он был утвержден 3 августа 1922 г. постановлением ВЦИК и СНК. В дополнение к этому декрету 10 августа 1922 г. были изданы следующие инструкции: «По регистрации обществ, союзов и объединений» и «По выдаче разрешений на созыв съездов и собраний различных организаций, союзов и объединений» [28, ст. 623, 624].

Государство этими законодательными актами регламентировало деятельность общественных организаций. В декрете от 3 августа говорилось о том, что все общества должны представить в НКВД и его местные отделения устав, в котором в обязательном порядке указывается полное название общества или союза, цель и район деятельности, в какой форме эта деятельность осуществляется, порядок вступления и выбытия членов данного общества, порядок сбора и уплаты членских взносов, их размер, а также содержатся сведения о распорядительных органах данного общества, как они образуются и действуют, пределы их компетенции и местонахождение. Кроме того, в уставе должны были сообщаться данные о сроках, порядке созыва и предметах ведения общих собраний данного общества, порядке ведения отчетов и заведовании хозяйственной стороной деятельности организации, порядке изменения устава и процедуре ликвидации самого общества.

В данном декрете было особо указано, что именно НКВД наблюдает за законностью деятельности обществ и организаций, а также знакомится с денежными и хозяйственными операциями зарегистрированных обществ и выявляет их соответствие законам РСФСР и уставам этих обществ.

Особый интерес представляет статья 6 данного декрета. В ней говорится о тех случаях, когда в утверждении и регистрации общества должно быть отказано. Условие отказа следующее: «если утверждаемое общество или союз по своим целям или методам деятельности противоречат Конституции РСФСР и ее законам» [28, ст. 622]. На НКВД возлагалась обязанность в месячный срок сообщить об отказе в регистрации с указанием его мотивов.

В прилагаемых инструкциях детально были расписаны операции по регистрации обществ и выдаче разрешений на созыв съездов и собраний. Вся организационная сторона по выполнению данных законов возлагалась на НКВД. Именно органы внутренних дел выдавали квитанции о регистрации данного общества или союза. В инструкции, касающейся выдачи разрешений на проведение съездов и собраний, указывалось: «Организации, союзы и объединения, созывающие съезды или совещания,… за два месяца до такового,… представляют в НКВД:

а) справку о регистрации в НКВД и утверждение устава в трех экземплярах;

б) постановление исполнительного органа объединения или союза о времени, месте и целях съезда или совещания в трех экземплярах;

в) повестку дня съезда или совещания в трех экземплярах;

г) исчерпывающие сведения о нормах представительства и предполагаемой численности съезда или совещания;

д) гербовый сбор в размере 100 рублей» [28, ст. 624].

Со стороны НКВД в ответ на предоставляемые обществами документы следовали определенные действия. НКВД должен был обязательно проверить, зарегистрировано ли в действительности данное общество и утвержден ли его устав, проанализировать, соответствует ли повестка дня совещания устава и целям общества, регулирует вопросы, касающиеся желательности данного совещания или съезда, с заинтересованными ведомствами. И – либо дает ответ о разрешении съезда (за две недели, если съезд местный, и за месяц, если всероссийский), либо его запрещает [28, ст. 624]. Все общества, не прошедшие регистрацию в двухнедельный срок, объявлялись закрытыми [28, ст. 623].

Таковы были основополагающие законодательные акты, по которым должны были действовать любые общественные организации.

Сотрудники Политического Красного Креста, опытные юристы и правоведы, состоявшие в обществе, предприняли все необходимые действия по регистрации общества [72, л. 50], однако ни в Наркомате внутренних дел, ни в Моссовете организацию зарегистрировать не удалось. Политический Красный Крест оказался в неопределенном положении: с одной стороны, его не запретили, с другой – не зарегистрировали. Такое состояние автоматически приводило ПКК к прекращению деятельности. Поэтому Московское общество помощи политзаключенным как организация прекратило свое существование. Конец 1922 г. стал датой, завершившей историю Политического Красного Креста.

Однако правозащитная деятельность и оказание помощи политическим узникам не были прекращены. Полномочия, которыми обладал Политический Красный Крест были переданы Е. П. Пешковой.

Удостоверение от 11 ноября 1922 года [97], выданное Государственным политическим управлением НКВД и подписанное заместителем начальника этого ведомства – Иосифом Станиславовичем Уншлихтом, разрешало Е. П. Пешковой оказывать материальную и юридическую помощь политическим заключенным, дела которых от носились к ведению органов государственной безопасности.

Виды помощи, которую могла осуществлять Екатерина Павловна, были: материальная (продовольствие, вещи, деньги) и возбуждение и вхождение с ходатайствами в ГПУ. Она имела право «обращаться лично к уполномоченным ГПУ с ходатайствами и получать ответы, высылать их в места заключения; получать от политзаключенных через тюремную администрацию, через следственные органы ГПУ сведения о нуждающихся в помощи; устраивать концерты, спектакли; делать сборы и принимать пожертвования; иметь склады, бланки и печать с персональной подписью» [97].

Другим удостоверением, от 2 ноября 1922 г., подписанным также заместителем председателя ГПУ И. С. Уншлихтом, Е. П. Пешковой переходило «помещение по адресу Кузнецкий Мост, 16, занимаемое бывшим Московским Красным Крестом, со всем его имуществом для работы по оказанию помощи политзаключенным и их семьям» [98, л. 47].

Произошли радикальные изменения в деле оказания помощи политзаключенным. Передавая Е. П. Пешковой полномочия, которыми ранее обладала целая организация, власть, во-первых, ограничивала масштабы деятельности по оказанию помощи, (одному человеку труднее было осуществить мероприятия, направленные на поддержку заключенных), а во-вторых, усиливала тем самым свою неослабную опеку за деятельностью такого рода (всегда легче проконтролировать одного человека, чем коллектив целого общества, оказать на него давление).

Но ущемление права на оказание помощи политзаключенным на этом не закончилось. В течение 1922 г. и последующего времени прослеживается целенаправленная политика, проводимая различными государственными органами в отношении не персонально Е. П. Пешковой, но в отношении ее полномочий, ее возможности помогать преследуемым за политические убеждения.

Так, например, 2 ноября 1922 г. Наркомат юстиции занял квартиру № 6 и две комнаты квартиры № 7 по адресу Кузнецкий Мост, 16 [98, л. 48]. То есть одновременно с разрешением занять помещение, которое раньше занимал ПКК, на часть этого помещения был выдан ордер и Наркомату юстиции. Вышло, что Е. П. Пешковой было выделено только шесть оставшихся комнат квартиры № 7. Несомненно, что под влиянием этих факторов дело оказания помощи политзаключенным не могло не страдать. Как позже с грустью скажет М. Л. Винавер «При Дзержинском мы имели возможность помогать тысячам, при Менжинском – сотням, при Ягоде стало работать труднее…» [99].

Возникает вопрос, почему же право помощи политзаключенным было передано Е. П. Пешковой, в то время как председателем Московского общества помощи политзаключенным был Николай Константинович Муравьев?

Летом 1922 г., немногим ранее, чем были приняты законы в отношении общественных организаций, в июне, в Москве состоялся известный процесс по делу «Центрального комитета и отдельных иных организаций Партии социалистов-революционеров» [100, с. 71], защитниками на котором были члены ПКК – Н. К. Муравьев, А. С. Тагер и Б. Е. Ратнер. Первые двое из них были арестованы после сложения ими своих полномочий, заключены под стражу на несколько недель и затем высланы из Москвы. Б. Е. Ратнер был так же подвергнут репрессиям [100, с. 97].

Н. К. Муравьев был фактически отстранен от своей деятельности в Политическом Красном Кресте.