Текст книги "Владыка"

Не оставит нас

Наш Владыка

Валентина Николаева

Вот уже восемь лет нет с нами приснопамятного Владыки Иоанна – он у Престола Божия и молится о нас и о страждущем Отечестве, которое любил всеми силами души. Значит, он с нами.

Родился Митрополит Иоанн – Иван Матвеевич Снычев – 9 октября 1927 г. В этот день Православная Церковь прославляет евангелиста и апостола любви Иоанна Богослова. Таким был и Владыка наш. В детские годы у будущего Митрополита была тяга к вере. В 15-летнем возрасте он глубоко задумался над смыслом жизни. Владыка вспоминал, что ему было страшно смириться с мыслью, что человек по смерти уходит в небытие. Господь, видя тяжкие переживания юноши, особым Промыслом повел его к вере. Весной 1943 г. в частных домах села, где жил Иван, стали собираться богомольные старушки. На одно из таких молитвенных собраний пришел и Иван. Здесь он впервые услышал слово Божие, так в его сердце были посеяны семена Православия. Окончательное восприятие веры произошло августовским вечером 43-го же года – в день памяти прп. Серафима Саровского – на танцплощадке: внезапно Иван увидел всю мерзость грешного мира, будто пелена сошла с глаз. Он узрел омерзительных кривляющихся бесов – истинных хозяев этого суетного веселья – и почувствовал холод адской бездны. В помощь 16-летнему Ивану Господь послал благочестивую подвижницу Февронию, ставшую его духовной матерью.

Вскоре Божий Промысл привел его к священнику о. Леониду Смирнову, который первый раз напутствовал юношу Святыми Тайнами, а в 1945 г. Иван стал пономарем храма свв. апп. Петра и Павла в г. Бузулуке Оренбургской области. Здесь произошла встреча, определившая его дальнейшую судьбу: в это время вновь назначенный на Оренбургскую кафедру епископ Мануил (Лемешевский) искал себе келейника и обратил внимание на молодого пономаря. Так, в августе 1945 г. началась духовная жизнь Ивана под руководством опытного архиерея. Он нес послушание в покоях Владыки и в храме. Для подготовки проповеднической жизни архиепископ почти ежедневно поручал ему после литургии пересказывать в храме народу жития святых. 9 июня 1946 г. послушник Иван после пострига в рясофор с именем Иоанна был рукоположен во диакона, а 14 января 1948 г. – во иерея. А было тогда молодому монаху 21 год. Но совместная жизнь священника Иоанна со святителем-старцем продолжалась недолго: в сентябре 1948 г. архиепископа Мануила богоборческая власть сослала в Мордовские лагеря.

Осиротевший о. Иоанн поступил в Саратовскую Духовную семинарию и закончил ее по первому разряду. В 1951 г. он стал студентом Ленинградской Духовной Академии и закончил ее со степенью кандидата богословия. Его оставили профессорским стипендиатом на кафедре сектоведения. И лишь в декабре 1955 года произошла радостная встреча с вернувшимся из ссылки архиепископом Мануилом, которого назначили на Чебоксарскую кафедру. Сам же о. Иоанн был определен преподавателем Минской Духовной семинарии и пострижен в мантию. Он преподавал гомилетику и практическое руководство для пастырей. Но в сентябре 1957 г., по ходатайству архиепископа Мануила, его освободили от преподавательской деятельности, и он вернулся к старцу в Чебоксары, где в течение двух лет помогал ему работать над капитальным трудом – Каталогом русских православных архиереев периода с 1893 по 1956 год. За участие в написании этих трудов иеромонах Иоанн в марте 1959 года был награжден Святейшим Патриархом Алексием I крестом с украшениями. В 1960 году Владыка Мануил становится архиепископом Сызранским и Куйбышевским и назначает о. Иоанна священником кафедрального собора в Самаре. Совершая священническое служение в соборе, иеромонах Иоанн по-прежнему помогал старцу в его литературных трудах и готовил магистерскую диссертацию, собрав богатый архив по церковной истории.

В апреле 1961 г. иеромонах Иоанн был возведен в сан игумена, а к Пасхе 1964 г. – в сан архимандрита. 12 декабря 1965 г. состоялась его хиротония во епископа Сызранского. А в феврале 1966 г. Владыка Иоанн защитил в Московской Духовной Академии диссертацию. В 1969 г. он утверждается епископом Куйбышевским и Сызранским, а с сентября 1972 г. ему поручается управление Чебоксарской епархией. В сентябре 1976 г. Владыка Иоанн был возведен в сан архиепископа. За чтение в 1988 г. в Ленинградской ДА курса лекций по новейшей церковной истории Владыка получил звание доктора церковной истории. В декабре 1994 года он второй раз посетил Святую Землю (впервые он побывал там в 1987 г.) и отслужил литургию на Гробе Господнем.

С августа 1990 г. Владыка в сане Митрополита возглавил Петербургскую епархию, и вскоре началась его активная религиозно-общественная и публицистическая деятельность, сделавшая имя петербургского архиерея широко известным. Причины нынешней русской смуты, трагедия уничтожения великой державы, духовное одичание народа, отданного на откуп лжеучителям и слепым вождям, – лишь некоторые темы многочисленных выступлений Владыки Иоанна на страницах русской печати. В чем смысл русской истории, что необходимо сделать, чтобы возродить самосознание русского народа, величие и мощь Святой Руси, есть ли враги у национальной России и как осуществляется в нашей многострадальной стране тайна беззакония? Ответы на эти и другие вопросы давал Митрополит Иоанн. Он стал признанным духовным лидером православно-патриотических национальных сил России.

В том, что произошло и происходит, прежде всего виновата наша собственная совесть, говорил он, отсутствие в русских людях национального достоинства и патриотизма, и до тех пор, пока мы сами не научимся любить свой народ, свое Отечество и историю, свои святыни, мы и других не сможем научить нас уважать. И если мы не сделаем должных выводов из опыта, оплаченного морями крови, миллионами жертв, то, как пишет Владыка, «мы станем предателями и изменниками великого русского дела».

Пять лет с Владыкой

Игумен Пахомий (Трегулов), настоятель Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря

Владыке был дан от Бога дар простоты. Она проявлялась во всем: в быту, в еде, в отношениях, которые все же не становились ни с кем панибратскими. При этом он был архиереем. Его резиденция Митрополита напоминала музей, но Владыка словно не замечал этого, чувствуя себя естественно в любой обстановке. Привез туда свою железную кровать, жил скромно. Ни переезд в столичный город, ни архиерейство никак не отразились на нем. Он как был простым человеком, так и остался им. Но при этом соответствовал высоте митрополичьего служения, твердой рукой управлял епархией. Никого и ничего не боялся. Решения принимал в соответствии с церковными канонами и традициями благочестия.

Владыка очень переживал за Россию, которую называл Русью-матушкой. Он многим открыл глаза на проблему, о которой знали, но говорили только в кухнях, в кулуарах. Владыка заговорил об этом вслух, и это принесло свой плод. И в стане врагов, и в стане доброжелателей. Кто-то был обличен, а кто-то получил поддержку своим мыслям, идеям, взглядам. Владыка говорил правду от сердца.

В первый год нашего знакомства Владыка подарил мне свою книгу проповедей с надписью: «Дорогому моему духовному чаду». Его духовным чадом я был пять лет. Меня называли и секретарем, и келейником, и референтом – кому как нравится. Келейником в строгом смысле этого слова я не был. Если допустимо так сказать, у нас была духовная дружба. Он очень меня любил, как сына. Не знаю, чем это было вызвано. Поначалу мне это очень нравилось, а потом пришло осознание ответственности, серьезности этого ко мне отношения.

Владыка очень сильно, в приказном порядке, изменил мою жизнь. Имею в виду свой постриг и назначение настоятелем. В то время, когда мы с ним познакомились, я был диаконом-целибатом. До этого – послушником в Печорах, должен был вернуться в монастырь. Мы познакомились в Шлиссельбурге, где я служил в то время. Нас сблизила любовь к рыбалке, мы много разговаривали тогда.

Когда Владыка попал в больницу, среди иподиаконов дежурил у него и я. И вот в одну из ночей Владыка спрашивает меня: «Отец, ты монашеские одежды-то готовишь?» Печерские старцы благословили меня быть целибатом, поэтому эти слова удивили: «Владыка, я же не готов…» – «Примешь постриг, будешь иеромонахом и настоятелем Воскресенской церкви. Проповеди говорить умеешь?» – «Откуда? Не умею, никогда не говорил». – «Научишься. Все. Нечего тут говорить. Было повеление свыше, я и спрашивать тебя не буду». Сопротивляться было невозможно. Так он изменил мою судьбу.

С тех пор у нас установились более близкие отношения. Я воспринимал их естественно, в Печорах привык к тому же. Но со временем, узнав архиерейскую жизнь, понял: а Владыка-то был старцем. В нем сочеталась монашеская простота, архиерейская мудрость и великая пастырская благодать. Он был удивительным человеком. Иногда казался наивным до детскости. Но был образованным человеком, имел ученую степень доктора церковной истории. Удивлял его почерк – неразборчивый, символический почерк человека науки. Если приглядеться – не читается. Я даже пытался его копировать. Часто приходилось наблюдать, как он работал. За столом сидеть не мог, писал в кровати. У него была специальная досочка, рядом лежала кипа документов, а на стульчик он складывал уже готовые документы. Было удивительно интересно за ним наблюдать. Человек трудился, что-то таинственное происходило в этот момент. И какой человек – архиерей! Когда слышишь это слово, представляешь кого-то величественного и недосягаемого. А здесь видишь скромного старца. Его и называли – «дедушкой». Это имя перешло к нему по наследству от Митрополита Мануила, которого ради конспирации называли так в письмах, переговорах.

Он постоянно болел. Каждый день утром и вечером – перевязки. Смотреть на его ноги было страшно, до колен они были просто синие. Для того, чтобы Владыка мог передвигаться, ему накладывали жесткий бинт. На ночь бинты снимали, промывали раны. И так каждый день. Я наблюдал это несколько лет. Периодически бинты натирали, образуя раны. А у него – диабет, раны подолгу не заживали. Со стороны казалось – просто от старости человек медленно идет. Какое там, каждый шаг давался с трудом. Что он претерпевал – нам неведомо. Но он все терпел, и при этом любил людей.

Было очень интересно наблюдать, как он управлял и в собственном доме, и во всей епархии. Я порой недоумевал, возмущался, чего-то не понимал. Удивительно, что Владыка прислушивался к моему мнению. Когда речь шла о каких-либо нарушениях, мне казалось, что виновника следует наказать по всей строгости канонов и апостольских правил. На это он говорил мне: «Отец, Евангелие почитай. О дереве, не приносящем плода: ороси его, окопай и жди. Надо относиться ко всем милостиво. Надо подождать. Наказать всегда можно успеть». Он жил и творил любовью. Одни этим пользовались, другие насмехались над ним, не понимая его, думая, блаженный какой-то. Кто-то понимал и очень ценил, а кто-то открыто ненавидел.

Он любил повторять: «Невольник – не богомольник», имея в виду, что нельзя насильно заставлять человека делать богоугодное дело. Но если человек явно сотворял что-либо не во спасение себе, не на пользу другим, Владыка спокойно принимал серьезные строгие решения.

Он был истинным пастырем, человеком святой жизни. Страдал и болел, но угождал Богу терпением и безропотностью.

Владыка постоянно следил за движениями своей души. Много лет вел дневники, куда записывал события прошедшего дня. Почувствовав близость кончины, он стал перечитывать все дневники. Это было проживание всей жизни, последняя переоценка своих мыслей, деяний, поступков. Тогда отец Кирилл (Начис), духовник епархии, приходил его исповедовать. Мы все почувствовали, что Владыка готовится: «Господь зовет». Он прожил после этого еще года два. Дневники я читал ему вслух. Они были точны, скрупулезны, я бы сказал. Он записывал не только события жизни, но и движения своей души, очень строго следил за собой. Писал дневник до последнего дня. Вечером, после молитвы, хотя бы несколько строчек, но запишет. Суждения его были строги и серьезны. Он говорил правду. Откровенность и нелицеприятность его взглядов проявилась уже в книге о митрополите Мануиле (Лемешевском). Попросил перечитать дневники, чтобы оценить, правильно ли он мыслил и думал.

Эти записи на многое открыли мне глаза. Я стал трезвее, прежде все представлялось в розовом свете. Но это знание лишь укрепило в вере и правде. Стал яснее Промысл Божий о человеке, о Церкви Своей. Все живет по слову Господню: Созижду Церковь Мою и врата адовы не одолеют ее. А от правды жизни что закрываться? Всяк человек есть ложь. Кем бы он ни назывался и кем бы ни был. Все мы наследники адамова греха, да еще свои добавляем.

Когда бы я ни пришел на могилку Владыки, там всегда множество людей. Разве что поздней ночью удавалось бывать там в одиночестве. Это о многом говорит, ведь прошли годы, а люди идут и идут к Владыке. Он очень много рукоположил людей в диаконы и во иереи, это был огромный всплеск. Прежде трудно было рукоположиться, а в те годы положение стало меняться. Благодаря этому наша епархия обрела в своих рядах множество удивительных людей.

…Он был прост во всем: простой была пища, простым – обхождение. В архиерейском доме вообще царили очень родственные, семейные отношения. Порой он, конечно, бывал с нами строг – но таким и должен быть любящий отец. За проступки он строго взыскивал, но, наказав, – терпеливо ждал покаяния, чтобы простить от всего сердца… При этом была в нем такая духовная сила, что я чувствовал себя как за каменной стеной. Все мои духовные скорби он тянул на себе. Я всегда ощущал, что у него к Небу путь короткий, и если бы не Владыка – не знаю, как бы я и выжил…

Молитвенник он был сильный. Молился благочестиво. И после каждого правила столь же благоговейно прикладывался к святыням, которых в его святом уголке было множество: и частицы святых мощей, и кусочки облачений угодников Божиих, и святыни из Иерусалима… Это был какой-то особый процесс, который всегда происходил как таинство…

Знал ли Владыка о силе своих молитв? Думаю, что нет. Во всяком случае, когда мы говорили о благодатных исцелениях, вразумлениях, предсказаниях – Митрополит изумлялся: и как это Господь совершает чудеса по молитвам избранников Своих? Если люди благодарили его за молитвенную помощь – тоже удивлялся. И когда в Псково-Печерском монастыре о. Иоанн (Крестьянкин) сказал, что Владыка угадал его мысли – он радовался, как ребенок…

Но, наверное, такое незнание и есть признак духовности, святости. Ведь в житиях святых мы видим примеры того, как угодники Божии, творя чудеса, даже не догадывались об этом. Так, один старец, уйдя в затвор, решил никого более из мира не принимать. Но одна женщина, сильно скорбевшая о кончине своего ребенка, все же решилась прийти к его келье и, увидев, что она не заперта, подложила туда труп младенца. Дверь при этом скрипнула, и затворник, не оглядываясь, гневно произнес: «Я же сказал, что более никого не принимаю! Кто там лежит? Выйди вон!» И ребенок встал и вышел, а старец продолжал молитву…

…Чувствовал ли Владыка предстоящую смерть? Не могу сказать определенно. Возможно, и чувствовал, но ведь он никогда не перекладывал своих скорбей на плечи других… Во всяком случае еще нынешней весной, оказавшись в больнице, он вдруг сказал: «Пора готовиться к смерти». Я, конечно, протестовал, – для меня вообще такие разговоры тяжелы, но Владыка попросил читать ему дневники: день за днем, всю жизнь… Видимо, чтобы еще раз проверить ее перед кончиной…

Впрочем, я до сих пор не ощущаю, что он ушел от нас. Наоборот: ощущаю его живое присутствие. И то же чувствует наш храмовый иподиакон Юрий. Это чувство, должно быть, знакомо всем, кто любил и продолжает любить Владыку Иоанна.

За советом

Священник Игорь Филин, настоятель церкви прп. Серафима Саровского в п. Песочный

Вспоминается первая проповедь Владыки Иоанна, сказанная на кафедре Санкт-Петербургских митрополитов. Тогда я и увидел его впервые. Когда слушал Владыку, сердце подсказывало: это воистину пастырь добрый, проповедник Христа Распятого. Моя возникшая тогда любовь к своему архипастырю оказалась взаимной. Вскоре, уже в 1990 году, Владыка Иоанн рукоположил меня, грешного и недостойного, в сан священнодиакона, а потом и во пресвитера. Те недолгие пять лет, что я провел под его архипастырским окормлением, были годами духовного руководства Владыки. Он никогда не терял из виду тех людей, которых рукополагал. Я это чувствовал по себе, по его назиданиям, порою – выговорам, которые делались с любовью, по редким поощрениям, которые он преподавал.

Особенно запомнился мне день рукоположения во иереи. Преисполненный радости от произошедшего, веруя, что Таинство Священства должно дать мне особые силы, я подошел после литургии под благословение архипастыря, чтобы выслушать его отеческое наставление. Благословив, Владыка наклонился ко мне и сказал: «Ты, наверное, думаешь, что теперь все приобрел? Запомни: если то, что ты сегодня получил, умножать не будешь, то потеряешь». Эти слова оказались для меня совершенно неожиданными. Потому что тогда действительно казалось, что ничего особенного теперь делать не надо будет, только лишь пользоваться той благодатью, которая дается в таинстве рукоположения.

Встреч с Владыкой было много. Поначалу я служил в Смоленской церкви, а Владыка любил там молиться. Нередко он бывал очень слаб. И первую половину службы просиживал, вытянув свою больную ногу, на скамеечке. Молитва укрепляла его, благодать блж. Ксении воодушевляла. Чувствуя себя столь немощным в начале службы, Владыка преображался и заканчивал ее длинной проповедью. Всякий раз, слушая его, я получал большую духовную пользу. Хотя очевидно было, что проповеди он специально не готовил, а говорил по вдохновению что-то глубоко пережитое им.

Обладал Владыка и даром прозорливости. Со мной было несколько случаев, когда я мог в этом убедиться. Об одном, наверное, можно рассказать. Однажды кришнаиты решили провести в нашем городе религиозную акцию. Со своим идолом они собирались пройти по Невскому проспекту. Эта идея возмутила многих православных жителей Санкт-Петербурга. Мы увидели в этом осквернение города святого Петра. Никогда еще идолопоклонники не совершали своих шествий по центральному проспекту города. Мы с прихожанами решили пойти на Невский проспект, выставить пикет, чтобы выразить свое отношение к происходящему. Накануне неожиданно раздался звонок из резиденции Митрополита. Я был в недоумении: зачем я, настоятель пригородного прихода, мог понадобиться Владыке? Подошел к телефону и услышал следующее: «Говорят, отец, ты любишь на демонстрации ходить…» – «Да нет, Владыка, только в детстве ходил». – «Любишь-любишь… Скажи, куда ты собрался?» – «Честно говоря, против кришнаитов хотим выступить». Я совершенно растерялся, т. к. не мог понять, откуда об этом Владыка мог узнать. Никому я не рассказывал, а среди наших прихожан некому было доложить Владыке о моем решении. От неожиданности я бормотал что-то невнятное и услышал архипастырское назидание. Владыка поведал известную историю из жития прп. Макария. Святой со своим учеником встретили идольского жреца. Ученик обругал жреца, за что был избит. А преподобный добрым отношением привлек жреца к крещению. Конечно, я знал эту историю. Закончив, Владыка спросил: «Ты понял? Надо сначала научить своих прихожан любви. А потом уже идти против заблудших». Как было ни трудно согласиться с таким указанием архиерея, но я решил послушаться. Но, послушавшись, я рассуждал, откуда же он мог узнать об этом. В конце концов я решил, что ниоткуда Владыка не мог узнать. То есть Духом узнал о моих намерениях. Были и другие случаи, убедившие меня, что от Митрополита Иоанна трудно скрыть свое душевное состояние.

Удивляло то, что Владыка был необычайно доступен. Я, настоятель небольшой пригородной церкви, имел возможность позвонить ему и спросить совета. И днем, и вечером. Однажды у меня появилась настоятельная потребность получить совет, обсудить дела. Огорчаясь своей занятостью, Владыка назначил мне встречу в ближайший день на девять часов вечера. Я приехал и просидел у Владыки часов до одиннадцати, келейница дважды заходила и стыдила меня: «Побойтесь Бога, батюшка, Владыке нужно отдыхать, ему нездоровится». Владыка, улыбаясь, говорил: «Иди-иди, мы еще поговорим». В конце концов он меня исповедовал – тяжелый груз был на душе. Но после меня Владыку ожидал еще один посетитель: его рабочий день продолжался.

Сейчас я себя корю, что мог бы чаще быть рядом с Владыкой, но, к сожалению, не ценишь то, что имеешь. И только потеряв, начинаешь понимать, что ты утратил.