Текст книги "Время умирать. Почему Ян Флеминг убил Джеймса Бонда"

Улики и уловки

Джеймс Бонд появился на свет во вторник утром 3 января 1952 года, после того как Ян Флеминг доел завтрак. В небольшой гостиной его ямайской резиденции «Золотой глаз» за окнами без стекол, закрытыми жалюзи, стоял маленький коричневый рабочий стол на колесиках, на котором умещались только портсигар из окисленного золота и миниатюрная портативная печатная машинка «Империал». Рядом со столом лежала пачка бумаги высшего качества для печати, приобретенная в магазине на Мэдисон-авеню десять дней назад. Флеминг до завтрака успел поплавать в бухте. На нем были белые шорты, цветастая пляжная рубашка от «Антонио» и черные кожаные сандалии.

Писатель уже успел продумать сюжет истории о герое с самым «скучным и простым, но при этом очень звучным именем, какое только смог найти». Имя для самого известного секретного агента в истории Флеминг обнаружил на корешке книги «Птицы Вест-Индии», которую он иногда листал во время завтрака.

У начинающего писателя не было никаких черновиков будущего романа, никаких записей или набросков. Каждое утро на протяжении семи недель он просто садился за пишущую машинку и набирал кусок текста объемом примерно в две тысячи слов. Беспрестанный стук по клавишам с девяти до двенадцати был невыносим, а потому все это время Энн проводила за мольбертом в саду. В большой соломенной шляпке она усаживалась на стул и старательно рисовала цветы и насекомых.

К полудню раздражающий звук прекращался, и Флеминг выходил позагорать на солнце. Он снимал рубашку, забирался по ступенькам на край обрыва и сидел там, позевывая, может быть, придумывая детали следующего приключения для своего героя. Потом ел, спал около часа, возвращался в свою комнату и читал все, что было напечатано этим утром, иногда что-то правил. После прочтения складывал листы в синюю папку с надписью «Манилла» и убирал ее в левый нижний ящик стола. Наконец к 18:30 он был готов принять первый настоящий напиток за день.

18 марта, за шесть дней до свадьбы, Флеминг положил в синюю папку последние страницы, на которых сообщалось о том, что Ле Шиффр был уничтожен, а также что «сука» умерла, и отправился загорать на солнышке. Так по-будничному закончилось написание одного из самых известных шпионских романов в истории.

Ян Флеминг был страстным библиофилом, а потому сохранил синюю папку с оригинальной рукописью, где все последующие правки были сделаны его рукой. Есть в ней также немало чистых страниц, но, судя по рассказам биографов, писатель просто перепечатывал их набело. Он не любил, когда на странице слишком много правок.

Самое удивительное в этой истории – та легкость, с которой Флеминг внезапно принялся создавать произведение, ставшее архетипом развлекательной литературы XX века. Хотя биографы уверяют, что это была одна из отличительных черт Яна – спонтанно, без подготовки совершать судьбоносные поступки.

Энн рассказывала, что первый роман, написанный без подготовки, в отличие от всех последующих, Флеминг написал легко и увлеченно, «словно книга вышла напрямую из его памяти и воображения».

Когда писателя позднее спрашивали о том, как ему пришла в голову идея написать первую историю о Бонде, он неизменно, словно заученно, отвечал, что «хотел отвлечься от шокирующего факта женитьбы в возрасте сорока трех лет». Он повторял это в любой ситуации, в любом интервью, при любой попытке журналистов докопаться до мотивов, так что невольно возникает подозрение в его правдивости.

Лишь однажды в письме другу, с которым прошел войну, он оговорился, сравнив написание книги с физическим упражнением: «равносильно рытью глубокой ямы в саду».

Это признание согласуется с рассказом Энн, сохранившимся в ее дневниках: «В тот год в „Золотом глазу“ мы были вдвоем, это был довольно напряженный период нашей жизни. Я снова начала рисовать и обнаружила, что мне это занятие очень нравится. Но Яну было скучно, и он сказал, что не собирается сидеть на солнце и наблюдать за мной и мольбертом, и я предложила ему написать что-нибудь, чтобы развлечься. Ему не очень хотелось начинать, но, начав, конечно, он понял, что наслаждается этим, и закончил книгу с энтузиазмом. Я думаю, он сам очень удивился от того, что у него получилось. Мы никогда не обсуждали то, что он сочинял, он не показывал мне написанное, а я, разумеется, не просила. У меня была картина, а у него – книга. Это было так просто».

Ирония этой банальной ситуации была в том, что на протяжении всей жизни Флеминг собирался написать увлекательную историю, но ему всегда мешали обстоятельства. Появление Энн в его жизни стало толчком для реализации накопленного потенциала.

Позднее он признавался, что восемь недель, проведенных в «Золотом глазу», были настоящим праздником по сравнению с оставшимися десятью месяцами в Лондоне.

***

24 марта 1952 года в кабинете магистрата со стенами яблочно-зеленого цвета Ян Флеминг сочетался браком с леди Ротермир, бывшей леди О’Нил, урожденной Энн Чартерис. На этом событии присутствовали два свидетеля: Ноэль Кауард и его секретарша Коул Лесли.

Было уже три часа пополудни, и солнце палило немилосердно. Окна были распахнуты, и через них внутрь врывались ароматы Ямайки: запахи рыбы и бананов, гибискуса и проходящей рядом с дорогой канализации, разлитого рома, дизельных паров и гниющего дерева, из которого была выстроена ратуша; доносились шумы мебельной фабрики Mizpeh, производившей окна, гробы и ящики любого размера, и отдаленные крики зазывалы из парикмахерской.

Ноэль рассказывает, что пара ужасно робела перед торжественным моментом. Впрочем, невеста в шелковом белом платье – дешевой копии Dior, взятой напрокат у местной портнихи, – держалась чуть храбрее. Для Энн это была не первая свадебная церемония в ее жизни, но она находилась на четвертом месяце беременности, что старательно скрывала от всех, кроме Яна. Жених был бледен и не знал, куда деть руки. Он окончательно стушевался, когда они вошли в зал для бракосочетаний и были встречены двумя злобными взглядами. Первым их одарил Черчилль с огромного портрета в раме, второй принадлежал чиновнику, который, не стесняясь своей отдышки и зловонного дыхания, задавал положенные по процедуре вопросы. Энн замутило от этого запаха, и Ян шепотом попросил ее повернуть голову и смотреть только на него. Когда чиновник спросил, готовы ли они стать мужем и женой, молодожены как по команде развернулись к нему и, словно перед казнью, покорно и тихо ответили: «Согласен. Согласна».

Зато свидетель и свидетельница не сдержались и прыснули со смеху. Жених и невеста рассмеялись, только когда уселись в наряженный цветами автомобиль и когда отвалился ботинок, привязанный по обычаю сзади машины. Ноэль несколько раз тщетно пытался привязать ботинок, но тот так и не доехал с ними до «Золотого глаза». Сперва четверка направилась в «Голубую гавань» – дом, принадлежавший Ноэлю, но Энн по пути стало дурно, и, выехав за город, машина прямиком понеслась в «Золотой глаз».

Свадебный банкет состоялся ближе к вечеру. Преданная домработница Флеминга сделала огромный свадебный торт, покрытый зеленой глазурью, а местные ребятишки то и дело заглядывали в окна и двери, проверяя, не съели ли еще эту сладкую громадину. Также специально для жениха Вайолет приготовила черного краба в собственном панцире. Зима не сезон для крабов, мяса в нем было чуть-чуть – словно пепла на дне пепельницы. Но Ян был в восторге. Остальным была подана черепаха, по описанию Ноэля, необычайно жесткая, как «резина от старой шины», но всем было весело. Молодые и гости весело шутили, смеялись и рассказывали истории.

Ноэль в честь праздника сочинил оду:

 
Мангуст копает яму в уснувшем саду
И бормочет: «О боже, о боже!
Больше не волнуйтесь – прошу прощения,
Все меняется в «Золотом глазу»!»
Мангуст сказал Энни,
Мангуст сказал Энни:
«Твой мужчина тенистый, как манговое дерево,
Сладкий, как мед от пчелы».
 

В конце банкета Флеминг сам приготовил коктейль: выдавил в миску сок апельсина и лайма, после чего залил смесь белым ромом и поджег. Горелым осадком он полил тосты и жевал их с особым наслаждением.

Когда праздник закончился, Флеминг аккуратно собрал остатки зеленого свадебного торта и зарыл их в саду, чтобы никто из местных детишек, покусившись на сладость, не залез на кухню и не отравился.

А уже следующим утром мистер и миссис Флеминг вылетели в Нассау, где в аэропорту их встречал Ивар Брайс с группой поющих девушек, украшенных цветами гибискуса и франжипани. Затем молодожены вылетели в Нью-Йорк. Энн боялась, что в интеллектуальной столице Америки они станут изгоями из-за ее развода с газетным магнатом и брака с малоизвестным журналистом, но ничего не изменилось. Она по-прежнему была центром интеллектуальной жизни. А поздравить молодоженов заскакивали представители президента США, министры и знаменитые писатели, актеры и художники и, подобно другим гостям, оставались у них до вечера, утра, следующего дня. После четырех суток нескончаемой вечеринки они наконец отправились в Лондон.

Вместе с молодоженами в чемодане Яна путешествовала и синяя папка, в которую в последнее утро перед отлетом с Ямайки он вложил еще один лист с названием «Казино „Рояль“».

Откуда оно возникло – еще одна загадка. Может быть, Флеминг выполнял клятву, данную одной из своих первых возлюбленных, Дейрдре, с которой познакомился в 1927 году во время летнего отдыха на побережье Ирландского моря, куда Ева Флеминг отправилась вместе с четырьмя своими сыновьями. Обитавшей в местном замке красавице один из поклонников посвятил стихотворение «Кафе „Рояль“»:

 
Она взяла меня за руку и повернулась ко мне лицом.
Ее глаза смотрели на меня, чистые, как небо.
Если когда-нибудь сердце мужчины тосковало,
Мое – да, и я не знаю почему.
 

Несмотря на молодость, Яну казалось, что он понимает, и он взялся за собственный сборник поэзии. Возможно, стихи были пронизаны плохо скрытыми сексуальными намеками и вызывающими сравнениями, поскольку единственный читатель этих опусов, близкий друг будущего писателя Ивар Брайс, назвал их похабными и вызывающими. Недолго думая, Флеминг собрал все имевшиеся экземпляры книги в черной обложке с названием «Черные нарциссы» и вместе с рукописями сжег. «Больше никогда и никаких стихов, только шпионские романы», – горячо заявил Флеминг другу, меланхолично развалившись на диване и вкушая кулинарные изыски в «Кафе „Ларю“» на улице Рояль.

Эти и другие многочисленные свидетельства о том, что Флеминг задолго до 1953 года собирался написать шпионский роман, говорят мне лишь об одном. Все эти мечты никогда бы не стали реальностью, если бы не жена. Слишком многое указывает на то, что, хотя начинающий писатель использовал какие-то заготовки из прошлого, первый роман о Джеймсе Бонде он создавал в буквальном смысле с колес, вытаскивая истории из своего прошлого и дополняя их своим богатым воображением.

Стремительность, с которой он рассказывал первую историю о Бонде, не оставляла ему времени на раздумья, вынудив одеть своего героя в те же черные мокасины и темно-синие хлопчатобумажные рубашки из «си-айленда», которые он носил сам, передать ему собственное пристрастие к яичнице-болтунье, соусу с медвежонком и портсигару из металлического оружия и, наконец, свою испорченную любовь к «двойной» порции кофе и апельсиновому соку на завтрак.

После возвращения с Ямайки синяя папка с рукописью романа была надежно заперта в ящике письменного стола. У Флеминга был непростой характер. Еще с момента учебы в университете он страдал от отсутствия уверенности в любом новом деле, а потому боялся перемен. Вот как он описывает это в своем письме: «Вернувшись в Лондон, я ничего не делал с рукописью. Мне было слишком стыдно. Ни один издатель не захотел бы это взять, а если бы и решился, у меня не хватило бы духу увидеть это в печати». С другой стороны, он был человеком, который, взявшись за дело, мог бы забыть о написанном. Роман стал для Яна настоящей занозой, которой он смущался, но которая его сильно беспокоила.

А еще Флеминг обладал удивительной способностью собирать вокруг себя множество людей. За годы службы в военно-морской разведке Флеминг научился с легкостью завязывать и поддерживать дружеские отношения, на языке разведчиков – создавать ячейки. У него было огромное множество приятелей в лондонском Сити, в мире профессиональных шпионов, среди журналистов и дипломатов, бывших однокурсников и сослуживцев. Он изредка, но неизменно на дружеской волне напоминал о себе своим друзьям-«агентам» в ожидании часа «Д», когда эти связи необходимо было бы задействовать.

Что касается друзей, Флеминг исповедовал первое правило шпионажа: агент не должен раскрывать свои источники информации, иначе они станут бесполезными. Во время работы в разведке Флеминг не раз слышал упреки от своего шефа в том, что не раскрывает весь спектр своих дружеских отношений, но в ответ он лишь отмалчивался. Поэтому очень любопытно попытаться раскрыть литературную ячейку Флеминга. Оговорюсь, что подобных ячеек у него было несколько. Морландс поставлял ему исключительный турецкий табак, а Бенсон, Перри и Уитлоу – одежду.

Основным контактом Флеминга в литературном мире был поэт и писатель Уильям Пломер, с которым Ян познакомился еще в 30-е годы. Флеминг написал в редакцию издательства восторженное письмо о романе «Турботт Вулф», а после встречи с автором пригласил его на одну из интеллектуальных вечеринок, устраиваемых его матерью. Пломер тогда был рецензентом и редактором молодого издателя Джонатана Кейпа и обладал редким для интеллектуала набором качеств, аристократичными манерами и уравновешенным темпераментом. Уильям жил в небольшом домике в деревне неподалеку от Литтлхэмптона, куда уезжал каждый вечер подальше от Лондона. Во время войны Флеминг вспомнил о друге и привлек его к работе в разведке.

Уильям Пломер

После войны Пломер познакомил Флеминга с Джонатаном Кейпом, у которого продолжал работать. Теперь это было уже не начинающее издательство, а настоящая издательская глыба. Кейп издавал мало, но обычно весьма прозорливо. У него печатали свои произведения Хемингуэй и Томас Лоуренс, а также старший брат Яна – Питер Флеминг. Будущий писатель расчетливо побывал на нескольких коктейльных вечеринках, где расспрашивал издателя о популярных направлениях в литературе. Так Кейп стал агентом в литературной ячейке Флеминга, а позднее напечатал первый тираж «Казино „Рояль“».

В его «литературную сеть» входили также литературный критик и известный журналист Сирил Коннолли, всегда с издевкой писавший о Бонде, но при этом неизменно откликавшийся на любой новый роман Флеминга, и американский писатель Пол Галлико, с которым Ян познакомился, когда должен был написать для «Санди таймс» несколько статей об Америке. А спустя время весь мир узнал, что в «литературной сети» Флеминга состоит семья американского президента Кеннеди.

***

Впрочем, пора вернуться к Уильяму Пломеру. 12 мая Флеминг обедал со своим другом в ресторане «Плющ». Перейдя к напиткам, Флеминг неожиданно спросил: «Как бы ты описал сигаретный дым, который выдыхает курящая женщина?» «Обычно, – ответил Пломер, – я настороженно отношусь к капризам человеческой расы, а потому выразился бы гротескно. Я бы описал его как размышление об интимно звучащем распылении».

Такой заумный ответ не удовлетворил Флеминга, и он принялся объяснять, что нельзя же использовать просто слово «выдыхает», но при этом слово «пыхтит» выглядит нарочито и глупо.

Пломер уперся взглядом в друга и спросил: «Ты написал книгу?». Флеминг кивнул в ответ, хотя и с видимой неохотой.

Со стороны может показаться, будто друг вынудил Яна признаться в создании романа, но если вы заглянете в книгу, то обнаружите, что в описании того, как курит Веспер Линд, нет никакого литературного изыска. Простая фраза: «а затем выдыхает его небрежно через губы и ноздри».

Думаю, что Флеминг рассчитал и подстроил эту ситуацию. Отлично зная характер своего друга, он добился от него этого простого вопроса, чтобы тем самым инициировать собственное признание.

В своей биографии Джон Персон так характеризует этот момент: «Флеминг старался обрести равновесие между стремлением к успеху и страхом перед неудачей». Ян очень боялся услышать о своем новом увлечении утешительный отзыв, скрывающий разочарование. Ему нужен был только успех.

Конечно же, Пломер попросил почитать рукопись. Однако Флеминг тянул время. Процесс передачи рукописи был мучительным и долгим. Лишь спустя два месяца Пломер наконец получил рукопись романа с длинным письмом, полным извинений: «У меня была идея, что можно написать триллер вполсилы, и я просто писал две тысячи слов в день, чтобы показать себе, что я могу. Я не вычитывал написанное и сделал это, только когда вернулся в Англию, и действительно был потрясен. Диалоги, описания и главные герои ужасно банальны, на три четверти они состоят из того, что я могу назвать не иначе как пошлостью. А хорошие экшн-сцены, которые были в истории, сильно сокращены или выброшены, и, насколько я вижу, элемент ожидания полностью отсутствует».

Он еще долго извиняется за «жалкую работу», обещает, что в следующем году, когда окажется на Ямайке, где у него будет чуть больше свободного времени и меньше проблем, он вернется к работе над романом. И снова извинения, самобичевание и унижения. «Пролистав эту гадость, – заканчивает он письмо, – вы, вероятно, больше никогда не будете разговаривать со мной, но я должен рискнуть. Ради всего святого, не говорите никому другому об этом ужасном идиотском опусе и, ради всего святого, так как я уверен, что вы прочтете несколько страниц, не смейтесь над моим смирением».

В постскриптуме Флеминг возвращается к подстроенной ситуации и перекладывает вину на друга: «Если бы вы больше не просили об этом в открытке, вы бы наверняка никогда этого не увидели, так что в любом случае это ваша вина».

К счастью, Пломер был невзыскательным критиком, особенно для друга, а потому не придавал этим самобичеваниям никакого значения. Он прочел роман, а чтобы не быть субъективным в оценке, дал его почитать другому критику, работавшему на Кейпа, – Даниэлю Джорджу. 14 июля он получил ответ – у Джеймса Бонда появился первый фанат: «Мой дорогой Уильям, я сидел до часу двадцати прошлой ночью. „Казино "‎Рояль“‎” не отпускало меня. Это было настолько увлекательно, что я словно весь вечер провел за игрой в карты, а водка и икра были настолько вкусными, что я терпел отвратительное состояние машинописи».

Далее Даниэль рассуждает, что, вероятно, автор – настоящий «знаток жанра», в котором пишет, и работал над романом с «наслаждением». Но, будучи литературным критиком, в этом же письме упоминает о самых очевидных недостатках романа: «Я не мог согласовать некоторые детали, и меня беспокоили некоторые резкие переходы. Мне было непонятно, как работает машинка для выбивания ковров, и я сомневался, можно ли проводить кастрацию с помощью ржавых при этом садовых ножниц [в финальной рукописи ножницы превратились в разделочный нож]. Во всяком случае, чтение рукописи доставило мне огромное удовольствие, и я надеюсь получить еще большее от следующего похода автора в художественную литературу, когда он узнает о хитростях [создания романов]».

Главный агент литературной ячейки Флеминга продолжал двигать роман вне зависимости от воли автора. Пломер передал Кейпу рукопись с запиской, в которой настоятельно советовал опубликовать «эту вещицу».

В начале июля Флеминг получил от Кейпа большой конверт с рукописью романа и письмом. Издатель сообщал: «Похоже, на Ямайке этой зимой снова можно будет услышать прилежный стук вашей машинки, если вы будете хорошо себя чувствовать». Флеминг ждал этого ответа, но он не собирался тянуть до следующей зимы, он хотел работать над рукописью и работать немедленно.

Джонатан Кейп

В ответном письме издателю он сообщает: «Еще два месяца… и я превращу книгу в пригодную для публикации форму… Еще неизвестно, смогу ли я подобраться ближе к Эрику Эмблеру и изгнать болтливого призрака [Питера] Чейни».

Очевидно, у Флеминга к этому моменту появилась настойчивая идея сменить журналистику на писательство, поскольку в письме Пломеру он в привычной для него небрежной манере замечает: «Как видите, я отношусь к своей музе с небольшим уважением и в основном как к средству для перехода от одной вшивой профессии к другой».

Дополнительным свидетельством его нетерпения была покупка, которую он совершил еще в мае, сразу же после разговора с Пломером. За шесть недель до отправки рукописи он в письме своему другу Ивару Брайсу просит купить пишущую машинку Royal Typewriter Company и привезти во время следующего визита в Англию.

Рукопись была закончена в конце августа. В сопроводительном письме Флеминг сообщает издателю, что этой зимой на Ямайке у него не будет времени для ее доработки, ведь в его голове уже зрел сюжет второй истории о Бонде. Только теперь складывался порядок работы над рукописью, который останется неизменным на всю оставшуюся жизнь Флеминга: он стремительно создавал новый роман, после чего несколько месяцев редактировал и вычитывал рукопись, проверяя стиль и факты, а в начале осени сдавал в издательство.

В «Казино „Рояль“» редакторских правок было немного, Флеминг вложил много усилий в рукопись первого романа. О качестве правок можно судить по вариантам первой фразы, которой автор пытается загипнотизировать читателя.

Scent and smoke and sweat hit the taste buds with an acid thwack at three o’clock in the morning.

Аромат, дым и пот в три часа утра ударили по вкусовым рецепторам кислотным тоном.

Scent and smoke and sweat can suddenly combine together and hit the taste buds with an acid shock at three o’clock in the morning.

Аромат, дым и пот внезапно соединились вместе и ударили по вкусовым рецепторам кислотным шоком в три часа утра.

The scent and smoke and sweat of a casino are nauseating at three in the morning.

Аромат, дым и пот казино вызывают тошноту в три часа утра.

Редакторские правки в первом романе главным образом относились к описанию оружия, в чем Флеминг не был экспертом. Например, «беретта» 28-го калибра, превратилась в «беретту-25». Типичными для него были грамматические ошибки. В компании Флеминга обожали играть словами, любили искаженное, исковерканное произношение, поэтому он писал слова так же, как произносил. Вдобавок, неплохо владея немецким, Ян мог дать собственный перевод из Рильке и других немецких авторов. Действие его романов часто разворачивалось в самых экзотических местах планеты, но автор не утруждал себя проверкой правильных географических наименований, названий редких растений или рыб. Флеминг плохо разбирался в кулинарии и часто путался в названиях блюд. Он совсем не знал названий вин и был настоящим профаном в области автомобилестроения. Зато он всегда безукоризненно описывал любые финансовые операции и детали азартных игр. Но самое большое внимание, конечно же, уделял операциям разведки – здесь он был невероятно точен и последователен.

***

В августе 1952 года у Флеминга родился первенец, и он на какое-то время отвлекся от работы над романом, придумывая необычное имя для сына. Биографы изощряются в поисках аналогий: Каспар – имя сына поклонника его матери, адмирала, которым после восторженных рассказов Годфри восхищался Флеминг; Роберт – имя деда, который вывел семью Флемингов из безвестности. Так появился Каспар Роберт Флеминг.

Пока Энн занималась малышом, Ян переключился на новую игру – «рекламное продвижение книги». Он поднял все свои старые связи, стараясь сделать нечто приятное для старых друзей и ожидая, что в свою очередь они заметят выход его новой книги.

Флеминг надеялся, что его книга станет бестселлером. Об этом свидетельствуют его переговоры с издателем. Обычно новички предоставляют издателям решать вопросы о тиражах и процентах отчислений, но Ян написал Кейпу удивительно смелое письмо с предложением 10% за публикацию первых пяти тысяч, 12% за публикацию от пяти до десяти тысяч и 20% за все, что сверх того. Ответ издателя состоял из одного слова, которое он написал поверх предложений Яна: «Нет». Опытный Кейп также отказался печатать тираж больше семи тысяч экземпляров. Однако Флеминга не смутила эта немногословная отповедь, а чтобы унять «зуд» и куда-то направить энергию, он занялся дизайном обложки. В итоге первое издание романа «Казино „Рояль“» вышло с обложкой, нарисованной по макету Флеминга.

История работы Яна Флеминга над первым романом напоминает мне «случайное обогащение» его деда Роберта Флеминга, который поднялся с должности простого менеджера одного из банков в Данди до основателя собственного банка. Прозорливость и кипучая энергия, с которой банковский клерк создал один из первых паевых фондов, а затем вложил деньги вкладчиков в американские железные дороги, позволили его пайщикам получить баснословные дивиденды. Но Роберт Флеминг не остановился и доказал всем, что это был не случайный успех. Под его руководством банк Флемингов прочно вошел в список крупнейших финансовых организаций Британии, а самого его называли «шотландским Рокфеллером». Точно так же для Яна сочинительство было развлечением, пока он выстукивал свои истории на машинке. Но как только результат вложения талантов и умений оказался в книжных магазинах, роман моментально превратился в «предприятие, способное приносить прибыль».

Ян отлично помнил август 1933, когда умер его дед Роберт Флеминг. Прибыв с матерью и братьями на похороны, Ян еще раз убедился, каким невероятным влиянием пользовался его родственник. Проводить в последний путь знаменитого банкира собралось все население небольшого городка. Здесь были два генерала, виконт, барон, судья из Высокого суда. Все следовали за похоронной процессией.

В Нетлбеде закрылись все магазины, словно это была трагедия местного размаха. А колокола в церкви звонили с самого утра. Одетая в траур мать с нетерпением ожидала оглашения завещания. Какое же разочарование ждало ее и ее сыновей. Роберт Флеминг оставил все деньги и имущество своей супруге, а та всегда недолюбливала невестку. Три миллиона фунтов в итоге перешли к дяде Яна – Филиппу Флемингу.

Несмотря на свой солидный возраст, в душе Ян был еще молодым и оптимистичным, а потому решил, что пришло время добиться успеха подобно тому, как в свое время его добился дед. Флеминг был романтиком и авантюристом, и он снова пускался в новое приключение, овеянное духом богатства.

Энергия Яна била через край. В мечтах о золотых горах, которые принесет ему еще не опубликованный бестселлер, Флеминг купил фиктивную компанию «Глайдроуз продакшнс», которая должна была представлять автора на американском рынке. В письме от 15 сентября он завалил своего сотрудника, работавшего в Голливуде, вопросами о том, сколько платят киностудии за рукопись романа. Очевидно, иллюзиями о сумасшедших продажах объясняется и тот факт, что Флеминги сняли не квартиру, а целый дом на площади Виктории.

Дом №16 на улице Ридженси был расположен в районе, сохранившем после войны красоту старинного Лондона, куда еще не добрались офисы и магазины. Вокруг него не было ни сада, ни заднего двора, игрушечный фасад выходил прямо на площадь, а за ним можно было разглядеть высокую кирпичную стену с острыми шипами, защищающую заднюю часть Букингемского дворца. Построенное в 1837 году четырехэтажное здание с подвалом и множеством лестниц и переходов имело ярко выраженный дизайн раннего викторианского периода. Высокие окна на первом этаже и кремовая штукатурка напоминали о том, что раньше здесь был отель, но внутри, благодаря отменному вкусу Энн, он быстро превратился в уютный дом.

***

Второй роман – «Живи и дай умереть» – был написан еще быстрее, за 12 дней, и был на 12 тысяч слов длиннее первого. Флеминг воспользовался советом Майкла Арлена «написать еще одну книгу, прежде чем критики получат шанс».

В этом романе Флеминг ожидаемо сменил авторский подход. Если первый роман о Бонде был воплощением на бумаге событий из прошлого, полных яркими воспоминаниями и ностальгической меланхолией, то второй стал не менее ярким описанием настоящего (отражающим взгляды Флеминга на реальность) со шпионскими страхами и неуемным желанием получать наслаждение от жизни.

В начале 1953 года Флеминг расписал порядок ремонтных работ в новом доме и отправился с женой в Нью-Йорк. За две недели до поездки он отправил несколько телеграмм сотруднице издательского дома «Кемсли-Хаус» с подробным описанием деталей торжественной встречи. Флеминг просил, чтобы в аэропорту его встречал «роллс-ройс». Но сотрудница не привыкла к таким баснословным расходам и сочла телеграммы шуткой. Так что когда Флеминг, пройдя таможню, увидел «линкольн», он бурчал всю дорогу. Зато в романе реальность преобразилась в мечту: Бонд путешествует по Америке на черном «бьюике» с шестернями Dynaflow. «Есть моменты великой роскоши в жизни секретного агента. Есть задания, по которым он обязан сыграть роль очень богатого человека; случаи, когда он укрывается в хорошей жизни, чтобы стереть память об опасности и тени смерти; и времена, когда, как и сейчас, он был гостем на территории союзной секретной службы. С момента, когда BOAC Stratocruiser вырулил на международный аэровокзал в Идлвильде, к Джеймсу Бонду относились как к члену королевской семьи».

Путешествие по Америке, которым он грезил всю осень, стало основой сюжета. Флеминг описал почти все, что ему понравилось. Например, танцевальные клубы в Гарлеме, которые он посетил вместе с парой местных детективов ФБР. Выделенные для охраны агенты неспешно накачивались алкоголем, пока ближе к полуночи в клуб не завалился местный криминальный авторитет, отчего сотрудники вмиг протрезвели. Зато после его отъезда алкоголь подействовал, и Флеминг получил гремучую смесь из фактов и коллективных страхов. Сведения о захватывающих власть наркоторговцах, которыми потчевали Флеминга фэбээровцы, лишь далеким эхом отдаются в сюжете, а вот слухи и сплетни, которые сами собой лезли на язык после порядочной дозы алкоголя, приобрели в романе зловещие тона мирового шпионского заговора. Сотрудники болтали о Национальной ассоциации по улучшению положения цветных, которая якобы стала базой коммунистического фронта. И хотя к этому не было никаких предпосылок, американцы, так же как и англичане, норовили списать на русских все грехи своей системы и сделать из них козлов отпущения.

Впрочем, Флеминг слишком хорошо знал русских, а потому мистер Биг, финансирующий преступный мир от имени Советского Союза, больше напоминает таинственного Фу Манчи из страшилок, написанных Саксом Ромером в начале XX века, которыми Флеминг зачитывался в Итоне, вместо того чтобы прилежно выполнять домашнее задание.