Текст книги "True believer: взлет и падение Стэна Ли"

3. Тихое отчаяние
(1945–1961)

Как только у Стэна появилась возможность вернуться к постоянной работе с комиксами, он тут же попытался перейти в другую профессиональную сферу деятельности. В наброске своей автобиографии первым пунктом, который он написал под заголовком «Назад в гражданскую жизнь», было: «Хотел заняться изданием учебников. Беннетт Серф. Нужно было попробовать другого издателя. Ну, что теперь об этом говорить». Серф был не только соучредителем и главой издательства Random House, но и известным юмористом, в послевоенный период признанным литературной знаменитостью. Глубоко в архивах Ли можно найти текст выступления гораздо более поздних лет, в котором он утверждал, что «потратил шесть месяцев», пытаясь создать с Серфом «дочернее предприятие компании для публикации учебников», после чего бросил это дело, когда понял, насколько «запутанным и замороченным» является процесс одобрения учебников правительственными организациями. «К сожалению, из-за того, что я был молодым, глупым и неопытным, мне и в голову не пришло обратиться к кому-нибудь другому из сферы учебной литературы, – продолжал он. – Я решил для себя: “Ладно, не получилось” – и снова вернулся к комиксам». Стэн никак не объяснил желание попробовать себя в сфере учебников, хотя недавний опыт автора образовательных материалов для армии США мог дать ему основания поверить в то, что он обладает особенным даром в этой области.

Стэну было свойственно излишне увлекаться и придавать большое значение своему последнему достижению. К тому же он никогда не проявлял особой любви к комиксам как к отрасли индустрии развлечений и не был в восторге от перспективы ежедневного общения с зачастую мрачным Гудманом. Видимо, учебники казались ему не лучшим и не худшим, а всего лишь одним из возможных способов, при помощи которого он может изменить свою жизнь. Если годы между демобилизацией Стэна из армии и появлением Фантастической Четверки чему-то нас и научили, так это тому, что он хотел уйти.

В 1940-х и 50-х годах у Стэна были самые разнообразные сценарии ухода из комиксной индустрии, однако ни один из них не был успешным по той или иной причине: роковое невезение, неблагоприятная деловая обстановка, недостаток вдохновения и так далее. В результате он так и не ушел со своей основной работы. Timely Comics, как бы она ни называлась в ту или иную неделю, продолжала штамповать четырехцветные истории, и Стэн, несмотря на свой молодой возраст, управлял производственным конвейером. Фаго был освобожден от обязанностей главного редактора и позже отметил, что, несмотря на все свои недостатки, Гудман, казалось, доверял Стэну. «Гудман никогда не вмешивался в то, что делал Стэн, – говорил Фаго. – Он верил ему и знал, что Стэн держит все под контролем и выполняет свою работу хорошо». У Стэна были младшие редакторы, но он стоял у руля и доверял своей интуиции, бороздя просторы молодой, еще не окрепшей индустрии комиксов, которым в скором времени было суждено стать весьма опасными.

Мнения о стиле его руководства в тот период были самыми разными. «Некоторым стиль управления Стэна, наверное, мог показаться слегка резковатым», – вспоминал художник-карикатурист Эл Джаффи, работавший с ним на должности художника и какое-то время младшего редактора. В будущем Джаффи было суждено стать легендой и работать в журнале Mad, который выпускал EC Comics. «Стэн был дружелюбным, но каким-то отстраненным. Он защищал свое положение редактора тем, что не позволял себе панибратского отношения, – рассказывал художник Аллен Беллман. – Но он хорошо относился к своим сотрудникам». Писатель Дэниел Киз, написавший позднее роман «Цветы для Элджернона», работал на Стэна в пятидесятых и не был особо впечатлен своим боссом. Киз говорил, что Стэн был «самым стеснительным человеком, которого мне довелось встретить на тот момент. Он ни с кем не разговаривал. Отсиживался в своем кабинете. Помню, что на полу в его офисе стоял стакан и он клюшкой закатывал в него мяч». Адель Курцман, одна из секретарш Стэна в тот период, жена художника Timely и одного из будущих авторов журнала Mad Харви Курцмана, вспоминала так: «Сотрудничество со Стэном не было для меня счастливым. Мне кажется, что критика, которую он тогда слышал, была совершенно оправданной. Комиксы печатались в черно-белом формате, и Стэн говорил: “Больше черного! Больше белого!” Все это было как-то бесполезно. Это было… унизительно. Это единственное слово, которое приходит мне на ум». При этом сама Адель не особо жаловалась и говорила, что Стэн создал беззаботную рабочую обстановку: «Стэн не уволил меня и никогда не злился. Один раз он меня очень удивил… Однажды Стэн забрался на стоявший в соседнем кабинете шкаф для документов и закричал: “Я – Бог и хочу, чтобы вы все мне поклонялись!” В общем, сплошное ребячество». Художник Джин Колан начал работать со Стэном в середине 1947 года и был от него в полном восторге. «Стэн был очень веселым парнем, вел себя как ребенок, – рассказывал он позднее. – Если ему хотелось что-то нам передать, он залезал на свой стол и принимал разные позы для того, чтобы донести до нас свою мысль. В нашу самую первую встречу у него на голове была шапка с пропеллером на макушке, и окно было открыто. Пропеллер крутился, как сумасшедший. Я глазам своим не поверил. Мы с ним всегда отлично ладили».

Что бы коллеги ни говорили про Стэна, они совершенно точно были гораздо худшего мнения о многих пустословах и тиранах, работавших редакторами в других компаниях. Как руководитель Стэн был вполне сносным. Он знал, как найти и удержать талантливого сотрудника, а также с мастерством свахи умел составлять идеальные творческие команды. Его работу в тот период в Timely нельзя назвать революционной или изменившей мир, но она была качественной и стабильной. Вполне возможно, что величайшим талантом Стэна был талант редактора. Вторым его самым сильным и выдающимся качеством было желание добиться в жизни успеха. Однако Стэн всегда позиционировал себя не как величайшего редактора комиксов, а как креатора, рождающего новые идеи. Вполне возможно, что главной трагедией в жизни и наследии Стэна было то, что ему никогда не удавалось поставить на первый план свои неоспоримые качества и достижения, а вместо этого он продвигал те, которые являлись наиболее спорными.

В течение первых двух лет после ухода со службы работа редактором комиксов была фактически единственной работой Стэна. Историк издательского дела Вассалло, владеющий, по его же утверждениям, самой большой в мире коллекцией публикаций Гудмана, высказался на этот счет так: «Сразу же после войны в период с конца 1945 до середины 1947 года Стэн Ли курировал создание комиксов, но практически ничего не писал сам». За время его отсутствия компания Гудмана расширилась и переехала в более просторное помещение в Эмпайр-стейт-билдинг. В штате компании работало несколько десятков художников. Кроме того, компания сотрудничала со множеством писателей-фрилансеров, которым Стэн еще в преддверии появления неоднозначного «метода Marvel» подбрасывал несколько сюжетных идей, предоставляя полную свободу действий в написании историй, которые потом отрисовывали штатные художники.

Продукт, который производила компания в те годы, сильно отличался от того, к которому Стэн привык в первое время работы у Гудмана.

В конце Второй мировой войны после эпического столкновения между силами света и тьмы наступил закат первой эпохи супергероев. С кем им бороться теперь, когда они победили нацистов? Возможно, обыкновенные уличные хулиганы казались «мелкой рыбешкой», а может, американская молодежь просто устала от сражений. Несмотря на то что DC продолжали печатать истории про Супермена, Бэтмена и Чудо-Женщину, они постепенно отказались от большинства своих историй о героях в трико. В Timely поступали точно так же: сначала публиковали истории о Нэморе, Человеке-Факеле и Капитане Америка, а затем перестали это делать.

На их место пришли новые и постоянно меняющиеся жанровые тренды, которые Гудман и Стэн смиренно принимали, чтобы вскоре отказаться, когда на них проходила мода. В моде были рассказы про забавных зверушек, незадачливых подростков в стиле Archie, вестерны, брутальные криминальные саги, ужастики, комиксы о девушках, которые сами прокладывают себе путь в будущее, истории, основанные на известных кинофильмах и телесериалах, и даже пересказы Библии. Еще один жанр, в котором попробовал себя Стэн, – романтические комиксы. Обычно это были выдуманные истории, которые позиционировались как «чистосердечные признания» девушек об их личной жизни. Жанр был изобретен Саймоном и Кирби, которые тогда не работали ни на Timely, ни на DC. Романтические комиксы стали локомотивом индустрии комиксов в 1950-х, и наследие их мелодрамы прослеживается в комиксах и в наши дни. Стэну еще предстояло произвести переворот в истории комиксов, в то время как его будущий напарник делал это уже второй раз.

В тот период Стэн пытался выйти за рамки индустрии, в которой работал, позиционируя себя как эксперта. В 1947 году он предпринял две смелые попытки ворваться в сферу нон-фикшн-литературы о комиксах. Первая из них приняла форму главной статьи номера журнала для начинающих писателей Writer’s Digest. Статья слегка цинично называлась «В комиксах есть деньги!». Фотография Стэна красовалась на обложке журнала. Вид у него был по-отечески добрым, волосы зачесаны назад (линия волос на лбу отступала с пугающей для человека его возраста скоростью), а во рту была трубка (хотя Стэн не курил). «Ну так чего же ты ждешь?» – вопрошало первое предложение, а весь последующий текст напоминал стандартное бодрое руководство для мужчин, ищущих работу в послевоенные годы. Стэн бойко описал то, как надо писать и продавать комиксы, а также затронул «5 элементов хорошего комиксного сценария».

Наиболее интересным оказался пункт номер три под названием «Хороший диалог», который предвосхищал будущую революцию Стэна в области диалогов супергероев, а также принижал прошлые работы компании, в которой он сам работал: «Век, в котором Капитан Америка бьет Красного Черепа и кричит: “Так ты хочешь поиграть, а?”, подошел к концу!» Стэн писал о том, что «герои должны говорить как настоящие люди, а не обитатели странного и загадочного нового мира!» Заключение было пропитано духом того, что в мире нет ничего невозможного, что было свойственно эпохе Трумана: «Писатели, которым не терпится покорить новые рынки, должны понимать, что такие рынки существуют. Они сделаны для вас и ждут именно вас… Я уверен, что вы не пожалеете о потраченном времени, – я точно не пожалел!» Эта длинная, написанная от первого лица статья была первым опубликованным в прессе появлением героя и комиксного гуру Стэна Ли. В статье есть одна важная деталь – в ней уже присутствует тон подачи в стиле «мы-с-тобой-просто-болтаем», и именно этот доверительный тон личной беседы станет в будущем одной из отличительных черт Стэна, кирпичиком, который лег в основу его успеха.

Второй и более показательной попыткой добиться успеха и признания стала изданная 28 октября самим Стэном монография из девяноста девяти страниц под названием «Секреты комиксов». В полном смысле слова эту книгу нельзя назвать комиксом, хоть в ней и присутствовало много иллюстраций, нарисованных приятелем Стэна и работавшим в его компании художником Кеном Болдом. Целью этой книги, точно так же, как и статьи в Writer’s Digest, было застолбить Стэну место в качестве представителя индустрии комиксов, популяризатора и человека, который делится цеховыми секретами с широким кругом читателей, не знакомых с этой профессиональной областью. Что-то вроде проводника из местных, показывающего туристам достопримечательности, если вам угодно. Позднее Стэн мастерски освоит эту роль и доведет ее до совершенства при помощи своего таланта гиперболического словоблудия, зародыши которого наблюдаются в книге «Секреты комиксов». «Ты еще никогда в жизни не читал такой книги, как эта! – заявлял он во вступлении. – Эта книга развлечет и поразит тебя до глубины души! Заботься об этой книге, обращайся с ней аккуратно, ведь ты захочешь перечитать ее много раз и показать ее друзьям в будущем. А теперь усаживайся поудобней и наслаждайся! Пусть тебя захватит эта новая и удивительная книга!» Далее следовало разъяснение всех важнейших шагов в процессе создания комикса, от зарождения идеи до напечатанного экземпляра в руках читателя, и каждый из этих шагов назывался «секретом». Само содержание книги было достаточно банальным, однако подача была настолько бойкой, что было сложно поверить в то, что разговор, в конечном счете, идет о деталях работы на конвейере по производству низкосортного развлекательного продукта.

Любопытно, что в «Секретах комиксов» уже присутствовали первые конкретные и очевидные примеры смертного греха для любого вида искусства, которые Стэн неоднократно совершал позже и которые в итоге оказали катастрофическое влияние на его репутацию. А именно то, что он скрывал истинное авторство. Секрет № 12 был полностью посвящен созданию Капитана Америка, героя, который на тот момент был, пожалуй, самым известным продуктом Timely. Этот отрывок был выполнен в виде комикса с текстом и историей весьма сомнительного содержания. Это рассказ о том, как Мартин Гудман занимается первым номером комикса Marvel Comics #1, сюжет которого был вдохновлен благородной верой в то, что «молодые читатели Америки должны понимать опасности нацизма и фашистов!» Гудман видит, что его комикс пользуется успехом, и думает: «Нужно сделать больше! Я должен создать персонажа комиксов, который будет олицетворять борьбу свободы против фашизма!» Далее рассказ идет в следующем ключе: «В течение следующих нескольких недель Мартин Гудман принимает эскизы и синопсисы характера нового патриотического героя от ведущих сценаристов и художников со всей страны, и вот наконец выбирает одного персонажа! Это Капитан Америка, страж свободы!» На следующей странице были помещены изображения Капитана и Баки. Но ни на одной из девяноста девяти страниц книги не упоминалось то, что супергерой был создан Саймоном и Кирби. Конечно, простые читатели даже не подозревали, как появился Капитан Америка. Если верить словам Стэна, читающая публика каким-то образом узнала об этой книге и весь ее первоначальный тираж был распродан. Дело сделано, прецедент был создан.

В том году у Стэна была большая победа на личном фронте, так что можно сказать, что 1947-й стал для него чем-то вроде annus mirabilis – «важным и знаменательным годом». Стэн развивал свою карьеру дамского угодника и снимал номер в манхэттенском отеле Alamac. Особенно он гордился одним довольно странным достижением – отношениями с женщиной, которая работала в эскорт-услугах и очень охотно рассказывала ему о своей профессии. «Я стал одним из самых осведомленных людей в вопросах мира эротических переживаний, несмотря на то что самые пикантные подробности и факты получал, так сказать, из вторых рук, – напишет он позже. – И хотя она была красавицей, я уверен, что внимательный читатель поймет, что мы были вместе много месяцев главным образом из-за моей неутолимой жажды знаний». (Забавно, что позже Стэн напишет для одного из журналов Гудмана статью с заголовком «Не легализуйте проституцию».) Но, как оказалось, это было лишь прелюдией.

Одним зимним вечером Стэн должен был встретиться с профессиональной моделью по имени Бетти и пойти на праздничную вечеринку, организованную его двоюродным братом Мортоном Фельдманом в его шляпной компании. История гласит, что Стэн постучал и дверь ему открыла другая модель, англичанка и брюнетка по имени Джоан Клейтон Букок. «И я помню это очень отчетливо, – будет вспоминать Джоан несколько десятилетий спустя с ее безукоризненно английскими интонациями. – Он подошел к двери, через плечо у него был перекинут плащ… а на шее был какой-то шарф вроде платка». Они встретились глазами, и Стэн рассказывал, как был поражен ее необъяснимым сходством с архетипом из его детства: «Ребенком я рисовал комиксы, небольшие картинки, – рассказывал он. – Почти каждый, кто рисует – каждый парень, я думаю, – любит изображать девчонок с идеализированным девчачьим лицом. И это было то самое лицо, которое я всегда рисовал: большие красивые глаза, вздернутый нос и прелестные губы». Этой зимой все в мире встало для Стэна на свои места. «Я просто посмотрел на нее и понял, что именно это лицо я рисовал всю свою жизнь». Джоан рассказывала, что ее покорила первая произнесенная Стэном фраза: «Он сказал: “Здравствуй, кажется, я начинаю в тебя влюбляться”. И я подумала: “Вот этого парня я не отпущу”».

Но возникла одна небольшая проблема. Джоан была замужем – незадолго до этого она вышла за американского солдата, с которым познакомилась у себя на родине в Англии и приехала в США уже в статусе его жены. Несмотря на это, она влюбилась в Стэна и думала лишь о нем. Поэтому Джоан поехала в г. Рино в Неваду, где можно было получить развод после непродолжительного проживания в штате. Стэн остался в Нью-Йорке. Они оба утверждали, что переписывались, но потом Джоан якобы отправила Стэну письмо, адресованное кому-то по имени Джек; он запаниковал и быстро прилетел в Рино, чтобы убедиться, что все идет по плану. Впрочем, он зря беспокоился: Джоан получила развод, и, как гласит семейная история, несколько минут спустя тот же судья поженил смущенную пару. Это произошло 5 декабря 1947 года, спустя почти год со дня их знакомства. После этого молодожены тут же полетели обратно в Нью-Йорк на вторую брачную церемонию, в кругу друзей и семьи, совершенную раввином и проходившую в квартире Либеров на 170-й улице в Вашингтон-Хайтс. Смешанный брак, заключенный между евреем и нееврейкой, был в те времена большой редкостью. Джек неукоснительно следовал традициям своего иудаизма, а Селия, как говорил Стэн, была «довольно старомодной еврейской женщиной», так что можно вполне поверить утверждению Ларри, что для Джека было «серьезной проблемой» то, что Стэн «заключает брак вне своей религии». Тем не менее отпрыск клана Либер всегда настаивал на том, что его родители радушно принимали его христианскую невесту. Даже если бы у них и были возражения, Стэн определенно не позволил бы им его остановить и встать на пути его любви.

Но даже в атмосфере ликования и радости чувствовался сильный привкус неминуемой трагедии – на церемонии Селия была при смерти. «Сначала она страдала от аллергии, затем от артрита, а потом у нее обнаружили рак желудка», – вспоминает Ларри. 16-го декабря, спустя одиннадцать дней после того, как Стэн связал жизнь с женщиной своей мечты, он потерял женщину, которая дала ему жизнь. Селию Соломон Либер похоронили на еврейском кладбище Маунт-Лебанон в Куинсе. Она не дожила до пятидесяти восьми лет. По необъяснимым причинам Стэн мало говорил о том грустном стечении обстоятельств, коротко упомянув о них лишь одним предложением в своих мемуарах: «Когда моя мать умерла, наша жизнь кардинально изменилась». Однако изменение было связано не с горечью потери, а скорее с вопросами логистики. Шестнадцатилетнему Ларри, который был очень близок с матерью и в одночасье превратился из беззаботного юнца в невротика из-за ее смерти, нужно было с кем-то жить. Джек, переехавший в квартиру меньшего размера на 70-й улице, отказался быть отцом-одиночкой. Ларри предположил, что отец «не предлагал мне жить с ним, потому что, как мне кажется, знал, что нам будет сложно найти общий язык… Он не предложил мне жить с ним, и никто из семьи не предлагал».

Стэн и Джоан разрешили Ларри перебраться к ним в недавно приобретенный дом на Лонг-Айленде, в который они переехали, чтобы, по словам Стэна, пристроить парня. Перемены дались трудно. Стэн писал, что Джоан приняла на себя материнские обязанности как «боец и была максимально доброй и внимательной к Ларри». Однако впечатлительный парень, который сравнивает свое положение с Бланш Дюбуа, рассказывает о недоброжелательной атмосфере в семье. «Я совершенно точно чувствовал, что относительно моего пребывания в доме у них были очень противоречивые чувства», – говорит младший брат. Когда я спросил его, чем были вызваны эти чувства, он не стал уточнять, заметив только: «Стоит оказаться рядом с ним и Джоан – особенно с Джоан, – как все становится совсем по-другому. Я не хотел бы вдаваться в подробности». Тем не менее в общих чертах Ларри говорит о пагубном влиянии Джоан на Стэна. «Я думаю, что если в нем и было что-то хорошее, то Джоан это явно изменила, – говорит Ларри. – И если у Стэна и были определенные недостатки, она их только усугубила». Когда я спросил, какие недостатки он имеет в виду, Ларри ответил: «Ну, это его бесчувственность и стремление только к зарабатыванию денег. Стэн мог огрызаться на людей». Ларри прожил в доме брата всего пару месяцев, после чего переехал к Мартину и Джин Гудман.

Статья в Writer’s Digest и книга «Секреты комиксов» не имели никакого продолжения, остались незамеченными и нисколько не улучшили перспектив Стэна. (Хотя в 1951 году известный теоретик массмедиа Маршалл Маклюэн упоминал журнальную статью Стэна в своей книге о СМИ под названием «Механическая невеста», и, как мне кажется, его нисколько не интересовала личность ее автора.) Стэн не мог заставить себя вкладывать душу в тот вид искусства, которым он занимался: «Забавно, но я никогда не читал комиксы, – скажет он позже. – Я действительно писал их, но мне не очень нравилось это читать». После свадьбы Стэн вернулся к написанию комиксов, однако Ларри вспоминает, что больше всего Стэн был заинтересован в количественных, а не в качественных показателях своего творчества: «Помню, как он сказал: “Джоан, я написал вестерн-историю всего за двадцать минут!” Ему нравилась высокая скорость работы». Позже, когда Ларри поинтересовался, не собирается ли Стэн написать роман, тот ответил: «Мне не настолько нравится писать. Я пишу, потому что умею это делать и делаю это легко, и этим зарабатываю себе на жизнь». Позже Стэн говорил, что до появления Фантастической Четверки он практически не думал о своей работе, если на то не было необходимости. «Будучи законченным и неисправимым халтурщиком и ощущая себя просто наемным работником, я начинал думать, только когда садился перед печатной машинкой, и ни минутой раньше, – писал он в мемуарах Excelsior. – Да, мне очень нравилось делать комиксы, но я воспринимал их исключительно как работу».

Работа шла ни шатко ни валко. В конце сороковых годов Стэн писал главным образом юмористические рассказы, среди которых были сюжеты о не обремененных излишними моральными соображениями дамочках с именами наподобие Пэтси Уокер или Модель Милли, а также целый ряд откровенного плагиата популярных в то время комиксов: Ужасный Оскар был списан с Денниса-Мучителя, одноименный герой серии Archie Comics трансформировался в парня по имени Джорджи, и так далее. Потом с ним случилась профессиональная катастрофа, которая произошла, возможно, по его собственной вине. Суть этой истории неоднократно пересказывали: Стэн стал слишком добр по отношению к фрилансерам. Он накопил массу полусекретных «запасных» комиксов, которые в любой момент мог напечатать, если у него в журнале возникали «дыры» из-за того, что какую-нибудь историю «забраковали» или просто наблюдался недостаток материала. Стэн исправно платил фрилансерам за их работу. Считается, что Гудман узнал об этих «запасах» Стэна, пронюхал о том, что тот накопил неиссякаемый источник материала, и решил уволить штатных сотрудников и начать печатать уже существующие в загашниках комиксы, и впредь полностью переключиться на привлечение фрилансеров. Некоторые считают, что Гудман заменил штатных сотрудников фрилансерами из соображений экономии на налогах. Так или иначе, штатных сотрудников действительно было приказано уволить.

В конце 1949-го – начале 1950-го Стэну поручили уволить всех. Он делал это лично, а иногда делегировал задание младшим редакторам или своей секретарше. В здании были установлены громкоговорители внутренней связи. «Мы их называли сучьими коробками, – вспоминает Аллен Беллман. – Каждый день по этим спикерам вызывали одного или двух людей. Я задерживал дыхание – ведь в тот момент я только-только женился. И вот наконец прозвучало и мое имя». По крайней мере, Беллман остался доволен тем, что его босс никому не делегировал эту неприятную обязанность: «Стэн уволил меня сам».

Появление ребенка, как правило, меняет жизнь любого человека, но Стэн и представить себе не мог, какое значение в жизни сыграет его дочь. 18 апреля 1950 года, путем кесарева сечения, свет появилась Джоан Селия Ли, имя которой в далеком будущем превратится в сокращенное Джей Си. Так ее назвал Эрик Клэптон, когда она была молодой девушкой – или, как минимум, так утверждала она сама. К моменту смерти Стэна Джей Си превратится в человека, которого писатель, а также друг Стэна Кевин Смит назовет «самое, пиздец, ужасное человеческое создание в мире». Сам Стэн называл Джей Си «самым опасным человеком в мире». В последние годы его жизни мысли Стэна были только о ней, он думал и переживал, но так никогда и не смог разорвать с ней отношения. Ее жизнь с самого начала была клубком противоречий: по настоянию Джоан ребенка крестили. По словам Ларри, именно Джоан сообщила эту новость Джеку. Она его совершенно не порадовала. «Сообщить деду, что его внучку крестили, было крайне жестоко с ее стороны, – вспоминал Ларри. – После этого Стэн наверняка стал получать еще больше писем».

Ларри имеет в виду письма, которые недовольный Джек направлял сыну и в которых критиковал его за то, что тот предал иудаизм и евреев. «Он постоянно писал письма, которые сводили Стэна с ума, – вспоминал Ларри. – “Будь в большей степени евреем”, “Соблюдай праздники” и тому подобное». Джек очень тепло относился к незадолго до этого появившемуся на карте мира Израилю и, по мнению Ларри, убеждал Стэна в письмах «сделать что-нибудь для этого государства». Совершенно не удивительно, если все было именно так, потому что отец Джека (и дедушка Стэна) Саймон Либер жил в Израиле. Но Стэн не желал слышать ни об Израиле, ни о том, чтобы вести себя как праведный еврей. Ларри утверждает, что отношение Джека к Стэну и Джоан во время личных встреч оставалось теплым, сын помогал отцу деньгами, но было совершенно очевидно, что Джеку было не по душе, что его старший сын выбрал жизнь гоя. Джей Си проведет свою жизнь, распевая со своей матерью христианские гимны, развешивая распятия на стенах домов, в которых они жили, и даже в весьма зрелом возрасте попытается записать сингл о младенце Иисусе. Если Джек переживал по поводу того, что тысячелетнее еврейское наследие в его фамильной линии приходит к концу, его страхи были полностью обоснованы.

Хотя их семья и стала больше, но не настолько, насколько хотелось бы Стэну и Джоан. Три года спустя Джоан снова забеременела и родила еще одну девочку: «Мы назвали ее Джен, что, по мнению Джоан, было ближе всего к имени “Стэн”, – вспоминал Стэн гораздо позднее. – Джоан приготовила и очень красиво украсила для нее комнату». К сожалению, младенец появился на свет с серьезными проблемами со здоровьем. «Я настояла на том, чтобы мне разрешили ее видеть, – говорила Джоан. – Она была маленькой, меньше, чем Джей Си, милой, совсем малышкой. И я никогда не забуду, как весь медперсонал был в восторге, – они постоянно говорили мне: “О, сегодня она немного попила, сегодня она вот это съела”». Джоан вспоминала, как несколько дней стояла у инкубатора, пристально наблюдая за дочерью, но потом «медсестра подошла и сказала: “Малышка ушла, она умерла”». Это была травма, от которой не оправится ни один родитель. «Это была первая и самая душераздирающая трагедия в нашей жизни», – писал Стэн. Когда их с Джоан снимали для документального фильма пятьдесят три года спустя, их голоса дрожали, а Стэн расплакался перед камерой, чего никогда в жизни не делал публично. Тем не менее в этом документальном фильме Джоан говорит, что они со Стэном «никогда по-настоящему не обсуждали Джен».

Родители потеряли своего ребенка, и у них не было надежды на то, что они смогут родить еще одного. До этого у Джоан уже были трудности с зачатием, но потом по неизвестным причинам врачи сделали ей перевязку маточных труб.

«И мой доктор не просто их перевязал – ведь в этом случае их можно было бы просто развязать, – он вовсе их удалил, так что ситуация стала непоправимой, – вспоминала она. – Я пыталась взять приемного ребенка, но у меня ничего не вышло. Я не могла взять еврейского ребенка, потому что я не еврейка. Не смогла я взять и ребенка из католической семьи, потому что я – член епископальной церкви… А в то время родителям разного вероисповедания не разрешали брать приемных детей». Вот так Джей Си и осталась единственным ребенком в семье Стэна и Джоан, что, бесспорно, делало ее совершенно незаменимой в глазах родителей, с которыми она могла вести себя так, как ей вздумается. Как выразилась Джоан: «Наверное, именно поэтому Стэн, наша дочь и я всегда были такой сплоченной семьей».

В официальных архивах Стэна Ли в Вайомингском университете (он пожертвовал свои бумажные документы и другие записи Центру Американского наследия при этом вузе) есть старые киноленты, снятые, скорее всего, самим отцом семейства. На них мы видим, как радовалась жизни сплоченная семья во время идиллии правления Эйзенхауэра. Там есть снятые зимой кадры, на которых Джоан одета в красное платье, а ее дочка-школьница – в белое пальто. Они размахивают руками и танцуют на заднем дворе дома. Джей Си, немного постарше, резвится с матерью и их большим черным псом. Джей Си на лошадке-качалке. Джей Си в игрушечном грузовике. Джоан и Джей Си в бассейне, мать одета в цельный черный купальник и резиновую шапочку для плавания на голове, а дочь – в оранжевом спасательном жилете. Семья в зоопарке рассматривает страусов, газелей, аллигаторов и слонов. Джей Си исполняет хореографический номер, явно наслаждаясь тем, что ее снимают. Иногда в кадре появляется и Стэн, он принимает картинную позу и делает вид, что исполняет арию. Все это выглядит почти как пародия на домашнюю идиллию среднего класса в пригородах. Жизнь, которую Стэн вел в то время, могла показаться по-настоящему счастливой: у него была стабильная работа, в которой он зарекомендовал себя настоящим профессионалом, любящая красавица жена, растущая и полная энергии дочь, две собаки и дом, расположенный недалеко от величайшего города в мире, до которого можно было легко и быстро добраться на электричке.