Текст книги "Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы"

В 1830 г. Булгарин был посажен на несколько дней на гауптвахту по приказу царя за то, что не прекратил (вопреки его указанию) полемику по поводу романа Загоскина «Юрий Милославский», в 1843 г. Булгарину по указанию Николая I был сделан «строжайший выговор» за «неприличное сравнение императорского театра с зверинцем» в фельетоне[285]285
  См.: [Стасов В.В.] Указ. соч. // Русская старина. 1903. № 4. С. 176–177.


[Закрыть], в 1848 г. – строгий выговор за фрагмент его «Воспоминаний», посвященный М. Сперанскому[286]286
  См.: Там же. № 7. С. 142–144.


[Закрыть], в 1851 г. – строгий выговор за критику закона о тарифах[287]287
  См.: Там же. № 9. С. 649–651.


[Закрыть], в 1853 г. – строгий выговор за «неуместное суждение» о таксе для извозчиков[288]288
  См.: Там же. 1904. № 2. С. 440–441.


[Закрыть], и др. (мы называем здесь только те царские «выговоры», которые шли через цензурное ведомство, но Николай передавал аналогичные «выговоры» и через III отделение).

Нередко наказанию подвергались не редакторы «Северной пчелы», а цензоры, пропустившие ту или иную публикацию[289]289
  См.: [Стасов В.В.] Указ. соч. // Русская старина. 1903. № 2. С. 308–310; № 4. С. 169; РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Ед. хр. 717, 866, 1380; Ф. 777. Оп. 1. Ед. хр. 1298.


[Закрыть], что, конечно, в дальнейшем влекло за собой ужесточение цензурных требований.

Следует учесть и тот факт, что помимо основной цензуры, находившейся в ведении Министерства народного просвещения, значительная часть публикаций проходила еще одну цензурную инстанцию (материалы по иностранной политике получали одобрение в Министерстве иностранных дел, статьи о театре – у министра императорского двора, статьи на военные темы – в Военном министерстве, на религиозные темы – духовной цензуры и т. д.). П.С. Усов вспоминал, что Булгарин «действовал смелее Греча по отношению к цензуре, отстаивал статьи, жаловался председателю цензурного комитета, шел на пролом тогдашних цензурных предприятий»[290]290
  Усов П.С. Указ. соч. С. 288. Правоту слов Усова подтверждают многочисленные письма Булгарина цензорам: Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1892 г. СПб., 1895. Приложение. С. 61–64; Голос минувшего. 1913. № 4. С. 225–226; Русская старина. 1900. № 1. С. 172–184; ИРЛИ. Ф. 357. Оп. 2. № 43 (письмо А.Н. Очкину); Санкт-Петербургский филиал архива РАН. Ф. 216. Оп. 5. Ед. хр. 93 (письма И.И. Срезневскому), и мн. др.


[Закрыть].

Приведенные данные свидетельствуют, что цензура весьма настороженно и придирчиво относилась к «Северной пчеле», и, конечно, ни о каком покровительстве с ее стороны по отношению к этой газете речь идти не может.

Характерно, что и на все просьбы Греча и Булгарина о разрешении им печатать объявления (эта привилегия принадлежала «С. – Петербургским ведомостям» и «Московским ведомостям»), которые шли не только через III отделение, но и непосредственно через цензурное ведомство (в 1827, 1840, 1856 гг.)[291]291
  См.: РГИА. Ф. 777. Оп. 1. Ед. хр. 717; Ф. 772. Оп. 1. Ед. хр. 1297, 3986.


[Закрыть], следовал отказ.

Поэтому, хотя газета была под жестким правительственным контролем и всячески демонстрировала свою лояльность, все-таки официозом называть ее можно, как нам представляется, достаточно условно, поскольку «Северная пчела» не получала финансовую поддержку от властей и печатала оригинальные политические материалы чрезвычайно редко. Хотя А.Х. Бенкендорф и писал Булгарину в 1831 г., что «все политические статьи, помещенные в “Северной пчеле”, почитаются публикою исходящими от правительства…»[292]292
  Цит. по: Лемке М.К. Указ. соч. С. 276.


[Закрыть] (они действительно либо поступали из III отделения с приказанием напечатать их[293]293
  См., например, об этом в письме Булгарина А. Очкину от 14 апреля 1842 г. (ИРЛИ. Ф. 357. Оп. 2. Ед. хр. 43).


[Закрыть], либо подготавливались в редакции «Северной пчелы», но обязательно проходили экспертизу Бенкендорфа, а нередко и самого царя), но таких статей было очень мало, в течение года их можно было пересчитать буквально по пальцам. Для характеристики статуса «Северной пчелы» показательны слова Н. Греча в письме Булгарину от 9 сентября 1854 г. об опасности со стороны цензуры: «Нам должно быть очень осторожными. Академическая газета (т. е. “С. – Петербургские ведомости”. – А.Р.) и “Инвалид” состоят под покровительством властей, а за нас, в случае какого-либо промаха, никто не вступится» (с. 478 данного издания).

Преодолевая сопротивление цензуры, а нередко и влиятельных представителей других государственных институтов, редакция «Северной пчелы» в меру своих скромных возможностей способствовала европеизации России и развитию в ней общественного мнения. Элитные культурные группы информацию, да и трактовку происходящих в мире событий черпали из зарубежных газет, но для широких читательских кругов «среднего уровня» (чиновничество, провинциальное дворянство, купечество и т. п.) «образ мира» задавала «Северная пчела». Несмотря на отдельные (довольно редкие) декларативные пассажи антизападного характера, в целом газета, безусловно, не была, как это нередко утверждают, «реакционной» и постепенно подрывала господствующую в России патриархально-традиционалистскую идеологию.

1993 г.

Булгарин и его читатели [294]294
  Впервые опубликовано: Чтение в дореволюционной России. М., 1992. С. 55–66.


[Закрыть]

Для того чтобы дать исторически адекватную характеристику творчества писателя и его роли в литературном процессе, необходимо изучить восприятие его произведений читателями, специфические черты и вкусы его аудитории. В отечественном литературоведении работа по созданию «истории литературы с точки зрения читателя» только начинается. Предстоит собрать по разным источникам (мемуары, дневники, переписка, критика и т. д.) свидетельства читательской рецепции книг различных авторов, обобщить и осмыслить эти материалы.

В данной статье сделана попытка наметить основные параметры читательской аудитории одного из самых известных и читаемых русских литераторов 1820 – 1840-х гг. – Ф.В. Булгарина. Он уделял немало внимания изучению как русской читательской аудитории вообще, так и своих читателей – беседовал с книгопродавцами, покупателями книг, подписчиками, коллегами по писательскому ремеслу. С одной стороны, литературный успех Булгарина был связан с резкими изменениями читающей публики – ее демократизацией, появлением значительного по численности и иного по вкусам и интеллектуальным запросам слоя читателей из среднего сословия[295]295
  См.: Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. М., 2001. С. 14–29.


[Закрыть]. С другой стороны, сам Булгарин своей литературной и журнальной деятельностью способствовал консолидации и росту этого читательского слоя.

Вступая на литературное поприще, Булгарин отмечал, что «в России просвещенный класс людей думает, говорит и читает на иностранных языках; прелестный пол пренебрегает отечественным словом; русская книга или журнал не смеют показаться в позлащенных шкафах светского человека…»[296]296
  Северный архив. 1823. № 5. С. 378.


[Закрыть]. Через несколько лет Н.А. Полевой, примерно так же оценивая читательскую аудиторию, приходил к выводу, что «при таком состоянии публики, действуя на одних просвещенных людей, невозможно иметь огромного успеха. Надобно расшевелить задние ряды читателей…»[297]297
  NN [Полевой Н.А.] [Рецензия на роман Ф.В. Булгарина «Иван Выжигин»] // Московский телеграф. 1829. № 13. С. 68.


[Закрыть].

Одним из немногих литераторов (наряду с Н.А. Полевым, М.Н. Загоскиным и О.И. Сенковским), кто успешно решал эту задачу, был Булгарин. Вступив в литературу в начале 1820-х гг., он быстро завоевал популярность у читателей. Большим успехом пользовались его очерки нравов, печатавшиеся в журнале «Северный архив», приложении к нему – «Литературных листках», а с 1825 г. – в газете «Северная пчела». С.Л. Геевский писал, например, в середине ХIX столетия, что четверть века назад Булгарин своими нравоописательными очерками «заменял нынешнего Гоголя – хохотали вдоволь»[298]298
  Геевский С.Л. Автобиография. Киев, 1894. С. 49.


[Закрыть].

Сенсационный успех имел в 1829 г. его первый роман – «Иван Выжигин», на чем подробно мы остановимся ниже. Постепенно у Булгарина сформировалась довольно большая, высоко ценящая его и преданная ему аудитория. Вот, например, что писал ему в 1830 г. об одной из его статей в «Северной пчеле» чиновник П.Г. Озерский из Черниговской губернии: «Статья сия есть мастерское произведение пламенного пера вашего, я от всей души решил сберечь листок сей пчелки, вами позлащенный»[299]299
  ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 1. Ед. хр. 1896. Л. 3.


[Закрыть]. Уже вскоре после начала издания «Северной пчелы» ее мнения и оценки стали очень влиятельными. Современник свидетельствовал, что она «благодаря своей легкости, летая повсюду, предупреждает суждения не столь поворотливых журналов и, пользуясь слепою верою в нее читающей толпы, определяет ее литературные мнения. <…> рецензия напечатана в “Северной пчеле”, а все то, что “Северная пчела” сказала, – свято!»[300]300
  Глотовский [Воейков А.Ф.?]. Обличение истинных причин, руководствовавших одним критиком // Славянин. 1828. № 9. С. 343, 345.


[Закрыть]. Писатель Н.Ф. Павлов сообщал в 1839 г. издателю «Отечественных записок» А. Краевскому, что, «по уверению многих, “Северная пчела” имеет вес в захолустьях<…>»[301]301
  Русский архив. 1897. № 3. С. 459.


[Закрыть]. Литератор М.А. Марков вспоминал, что о его повести в стихах «Мятежники» (1833) «почти единственный тогдашний критический орган “Северная пчела” отозвался <…> с большою похвалою, и она пошла удачно <…>»[302]302
  Марков М.А. Воспоминания старого инвалида о службе в лейб-гвардии Павловском полку // Русская старина. 1890. № 10. С. 124.


[Закрыть]. По свидетельству А.Д. Галахова, в 1830 – 1840-х гг. «единственная в то время частная газета “Северная пчела”, отталкивавшая от себя известный круг читателей фельетонами Булгарина, другому кругу именно за эти фельетоны и нравилась по доступности их содержания, по легкости и понятности изложения, по остротам и шуточкам, по плавности и гладкости языка»[303]303
  Галахов А.Д. Записки человека. М., 1999. С. 185.


[Закрыть]. Я.К. Грот, тогда профессор Гельсингфорсского университета, а впоследствии академик, писал в 1844 г. П.А. Плетневу, что, по рассказам М.А. Кастрена, совершившего трехлетнее путешествие по Уралу, «везде, где он ни был, даже у самоедов, в Обдорске и в Березове, самый известный писатель – Булгарин. “Северная пчела” всюду. Сочинения его совершенно изодраны от чтения; поля испещрены отметками против мест, которые особенно нравятся; эти места многие знают наизусть. Наблюдения эти Кастрен сделал особенно над священниками, которые в Булгарине хвалят особливо легкость и то, что он пишет, “что ни попало”»[304]304
  Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым. СПб., 1896. Т. 2. С. 252.


[Закрыть]. Бывший профессор русской словесности Виленского университета И.Н. Лобойко писал знакомому в 1852 г. про Булгарина, что его «“Северная пчела” во всей Росии читается»[305]305
  Письма к Вячеславу Ганке из славянских земель. Варшава, 1905. С. 631.


[Закрыть]. Булгаринские очерки нравов, а впоследствии и фельетоны были самым популярным и читаемым разделом газеты. Литератор В.П. Бурнашев вспоминал, что в середине 1820-х гг. его отец, крупный провинциальный чиновник, выписывал «Северную пчелу» и «любил, бывало, читать именно юмористические, тогда еще очень модные статьи за подписью Ф.Б., т. е. Фаддей Булгарин»[306]306
  Петербургский старожил В.Б. [Бурнашев В.П.]. В 1825 году // Русский мир. 1872. 12 июля.


[Закрыть]. Вот отзывы помещика Владимирской губернии А.И. Чихачева из его дневников и писем разных лет: «“Северная пчела”! Это такая моя любимица, с которой я редко разлучаюсь»; «По-моему, самая лучшая газета есть “Северная пчела”»; «Булгаринские статьи в “Северной пчеле” читал я с всегдашним удовольствием. Кто и что ни говорит, а толковито, умно, от души пишет Фаддей мой Венедиктович»[307]307
  Цит. по: Головина Т. Голос из публики (Читатель-современник о Пушкине и Булгарине) // Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 13. Ср. аналогичное мнение другого помещика: Раевич И. Действительное путешествие в Воронеж. М., 1838. С. 44.


[Закрыть]. Приведем также обширную цитату из письма П.Г. Волховского с Дона, который сообщал Булгарину в 1848 г.: «Более двадцати пяти лет имею я приятнейшее удовольствие читать, изучать и восхищаться вашими произведениями – они все красуются, в отличных переплетах, в моей маленькой библиотеке; впрочем все это относится ко многим из наших соотечественников, подобно мне уважающих ваши познания, дарования – и вашу правоту в защите русского языка; примите маленькую дань благодарности от всех почитателей ваших, которых много в обширной матушке нашей России – пусть самоучки, недоучки, доморощенные гении, учителя и ученики натуральной школы жужжат как шмели, публика и люди благоразумные видят и оценят все по истинному достоинству. “Пчелу” выписываю с первого года ее существования, и даже имею все листы (т. е. номера. – А.Р.), и за все годы. Книги и прочее многие из нас выписывают единственно по рекомендации вашей, и всегда бываем довольными, ибо суждения ваши беспристрастны и верно высказаны!..»[308]308
  ГАРФ. Ф. 109. 1 эксп. 1830. Ед. хр. 447. Л. 120 ж.


[Закрыть] Филолог и педагог В.А. Половцов в своих заметках о прочитанных книгах писал: «“Северную пчелу” получаю (!) и продолжаю читать часто с удовольствием»[309]309
  РНБ. Ф. 601. Ед. хр. 1378.


[Закрыть].

Приведенные примеры свидетельствуют, что у Булгарина была своя специфическая аудитория. Прежде всего следует отметить ее достаточно большой, массовый (для того времени) масштаб. Тираж «Северной пчелы» (в разные годы от 1,5 до 9 тыс. экз.) превышал тираж любой другой одновременно выходившей русской газеты, а тираж романа «Иван Выжигин», вышедшего подряд тремя изданиями, – любой другой выходившей ранее отечественной прозаической книги.

Своими романами и журналистской деятельностью Булгарин способствовал расширению читательской аудитории на Руси, росту ее численности и приобщению к чтению новых социальных слоев.

Хороший материал для характеристики булгаринской аудитории дает история «Ивана Выжигина». Когда в 1829 г. вышло первое издание, то весь тираж (2000 экз.) был раскуплен за несколько дней (обычно книги лежали долгое время), в том же году было выпущено и тут же разошлось второе издание, а на следующий год – третье. Книга стала литературной сенсацией. Можно сказать, что почти все, кто в России читал книги, сочли нужным ознакомиться с романом, он стал предметом споров и обсуждений, как в устных беседах, так и в переписке. А.Я. Булгаков писал из Петебурга брату Константину в Москву 15 мая 1829 г.: «Много говорят о Выжигине. Все читают, хвалят, бранят, критикуют, а автор между тем собирает денежки и печатает второе издание»[310]310
  Русский архив. 1901. № 11. С. 312.


[Закрыть]. Интерес к книге затронул различные социальные слои, от аристократии до купеческих приказчиков и грамотных дворовых. Н. Полевой писал в рецензии на роман: «В кабинетах, в гостиных, на бирже, в городах, в деревнях, в целой России сочинения г-на Булгарина, и особенно “Иван Выжигин”, составляют предмет разговоров. Просвещенные и невежды, умные и неразумные, дамы, старики, офицеры, купцы, чиновники, даже девушки и дети толкуют о Булгарине, о его успехах литературных. Разговоры о “Иване Выжигине” составляют приправу холодных визитов, скучных посещений, столкновений деловых людей и сборищ за сытными обедами»[311]311
  Московский телеграф. 1829. № 13. С. 65.


[Закрыть].

Приведенные слова – не лесть Полевого, в тот период литературного союзника Булгарина. Есть и другие свидетельства широкого распространения романа в разных социальных средах. Н.И. Надеждин писал в рецензии на роман, что его «шумная слава облетела уже будуары и гостиные и раздается теперь – в передних»[312]312
  Атеней. 1829. № 9. С. 301. Об успехе романа у светских дам см.: Мамаев Н.И. Записки // Исторический вестник. 1901. № 3. С. 911.


[Закрыть]. А.А. Шаховской в водевиле «Еще Меркурий, или Романный маскарад», впервые представленном через несколько месяцев после выхода книги, писал (от лица романа): «Я, Выжигин Иван, к услугам всех – // От бар до слуг и от дворян до дворней…»[313]313
  Шаховской А.А. Комедии. Стихотворения. Л., 1961. С. 730.


[Закрыть]

Одной из причин подобного успеха книги было наличие в ней социальной критики. Сенатор П.Г. Дивов писал в дневнике 3 апреля 1829 г.: «Вышел роман “Выжигин” сочинения Булгарина, редактора “Пчелы”. В этом романе, который написан хорошим слогом, правдиво изображены злоупотребления мелких чиновников судебного ведомства и полиции. Первое издание разошлось в 8 дней, и государь пожаловал автору награду. Стремление покупать это сочинение (хотя оно того стоит) огорчает меня, так как это доказывает склонность публики критиковать действия правительства»[314]314
  Дивов П.Г. Из дневника // Русская старина. 1898. № 12. С. 619.


[Закрыть].

Однако широкое распространение еще не означало всеобщего успеха. Сразу же выявилось, что восхищение одних очень резко контрастирует с презрением и насмешками других. При первом соприкосновении с материалом возникает искушение «разнести» читателей романа по сословным категориям, отождествив противников с родовитым дворянством, а поклонников – со средними социальными слоями. Например, кн. Е.Н. Мещерская, опираясь на наблюдения в своем кругу, писала из Петербурга в Москву поэту И.И. Дмитриеву вскоре после публикации романа: «Куда ни приедешь, везде говорят об “Иване Выжигине” – но редко с похвалою; куда ни взглянешь – в гостиных, в дамских комнатах, везде увидишь “Ивана Выжигина” даже с разрезанными страницами, занимающего почетное место на столах»[315]315
  Цит. по: Пушкин и его современники. Пг., 1918. Вып. 29/30. С. 30–31.


[Закрыть].

П.А. Вяземский находил в романе «плоскость»[316]316
  Цит. по: Барсуков Н. Жизнь и труды М.П. Погодина. СПб., 1889. Кн. 2. С. 340.


[Закрыть], И.В. Киреевский – «пустоту, безвкусие, бездушность, нравственные сентенции, выбранные из детских прописей, неверность описаний, приторность шуток»[317]317
  Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 76.


[Закрыть]. Е.А. Баратынский утверждал, что там «вы не найдете не только ни одной мысли, ни одного положения, ни одной картины, ни даже того достоинства, которого можно ожидать от Булгарина, т. е. особенного знания некоторого рода людей, с которыми не знаются порядочные люди…»[318]318
  Цит. по: Литературное наследство. М., 1952. Т. 58. С. 88.


[Закрыть], С.П. Шевырев полагал, что «весь мир Булгарина составлен из ангелов <…>, из чертей <…> и из пустых людей, как то Выжигина, Миловидина и проч. Это нравственные качества, а не живые характеры»[319]319
  Шевырев С.П. Дневник // Russian Studies. 2000. Т. III. № 3. С. 163.


[Закрыть]. Для А.А. Дельвига это – «пошлая и скучная книга»[320]320
  Цит. по: Вацуро В.Э. Северные цветы. М., 1978. С. 173.


[Закрыть]. А.А. Шаховской 8 января 1830 г. писал С.Т. Аксакову из Петербурга, что был на вечере у Жуковского совместно с Крыловым, Пушкиным, Гнедичем и «во время ужина начались суждения о Булгарине <…>. “Иван Выжигин” был выжжен единогласно из русской словесности, а сочинитель его объявлен мерзавцем со всеми своими собутыльниками и сидельниками. Его мерзости <…> вооружили против него всех, и он признан большим светом человеком без воспитания и кабацким писателем <…>»[321]321
  Русский архив. 1873. Т. 1. Стб. 0473.


[Закрыть].

Критики обычно подчеркивали, что роман адресован совсем иной аудитории (правда, в полемических целях ее место в социальной иерархии снижалось): «…вся дворня, говорят, не нарадуется им: так и рвут – из рук в руки»[322]322
  Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972. С. 86.


[Закрыть]; он «по плечу простому народу и той части нашей публики, которая от азбуки и катехизиса приступает к повестям и путешествиям»[323]323
  Киреевский И.В. Указ. соч. С. 76.


[Закрыть]. И.Н. Скобелев, офицер, а впоследствии и литератор, не получивший систематического образования (по собственному признанию, читал в юности только церковные книги и лубочного «Милорда Георга» М. Комарова), писал Булгарину про «на святой Руси небывалого, а посему и драгоценного Выжигина <…> сочинение толико превосходное, неподражаемое»[324]324
  Русская старина. 1895. № 11. C. 44.


[Закрыть]. (Ср. с мнением светской читательницы о Гоголе в 1847 г.: «…все его прежние сочинения были грязны, сальны и наполнены ругательствами, так же и Булгарина, они годны для лакейской, да и того не позволят в благочестивом доме <…>»[325]325
  [Письмо М. Извековой к А.О. Ишимовой от 30 марта 1847 г.] // Русская старина. 1893. № 6. С. 562.


[Закрыть].)

Однако дальнейшее знакомство с материалом ломает эту схему. Оказывается, роман понравился как Николаю I и А.Х. Бенкендорфу[326]326
  См.: Щеголев П. Благоразумные советы из крепости // Современник. 1913. № 2. C. 293.


[Закрыть], так и молодому Н.В. Станкевичу, который писал родственникам: «Я имел случай прочесть несколько хороших русских романов. Пример подал Булгарин Выжигиным и Самозванцем. При всех недостатках сих творений – все-таки благодарность Булгарину»[327]327
  Переписка Н.В. Станкевича. М., 1914. С. 1.


[Закрыть]. А.А. Харитонов, с 1829 г. учившийся в Царскосельском лицее, а впоследствии ставший сенатором, вспоминал о конце 1820-х – начале 1830-х гг.: «Я прочел [по-французски] все бывшие в ходу романы Вальтера Скотта, Виктора Гюго, Бальзака и других, не отставая при этом и от русской литературы, которая вся почти заключалась в беллетристике. Первые романы Василия Нарежного, Булгарина, Загоскина читались с наслаждением и производили сильное впечатление на мое юное воображение <…>»[328]328
  Из воспоминаний А.А. Харитонова // Императорский Лицей в памяти его питомцев. Царскосельский лицей (1811–1843). СПб., 2011. С. 347.


[Закрыть]. Генерал-майор И.К. Арнольди «читал “Выжигина” и очень ценил <…>. Говорил, что зачитывается “Северной пчелой”»[329]329
  Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 123.


[Закрыть]. Прочитав две литературные новинки, майор П. Лялин в письме Д.И. Хвостову, отрицательно оценив «Полтаву» Пушкина, так характеризовал роман Булгарина: «Выжигин мне очень понравился своим описанием всех сословий наших соотечественников. Картины его описания резки, но естественны, только все разительные примеры собраны или подобраны к одному времени, но это не уменьшает достоинств романа, в котором должно представить все разительно. В завязке нет большого интереса, но я этого и не искал, будучи доволен языком и картинами»[330]330
  Цит. по: Балакин А. Неизвестный отзыв современника о пушкинской «Полтаве» // Озерная текстология: Труды IV летней школы на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы. Пос. Поляны Лен. обл., 2007. С. 5.


[Закрыть]. Приятель А.С. Пушкина А.Н. Вульф, находясь в армии во время Русско-турецкой войны, в сентябре 1829 г. так резюмировал в дневнике впечатления от новой книги: «…я с жадностью и без порядку прочитал четыре части, в которые разделен роман. Он назван нравственно-сатирическим, но сатиры я мало встретил в нем. Ход романа совсем не занимателен, происшествия не связаны, а рассуждения нравственные несносны, описание чувств и страстей вяло и холодно. Зато [есть]описание образа жизни наших дворян, некоторых лиц, сделанных представителями всех пороков и недостатков, которые встречаешь в их сословии, злоупотреблений, которые мы всякой день видим, и наконец разных степеней общества нашего в столице и губерниях. Слог сочинения вообще чист, но в нем нет ни живости, ни остроты, ни разнообразия рассказа: качества слога, требуемые от сатирика»[331]331
  Любовные похождения и военные походы А.Н. Вульфа: дневник 1827–1842. Тверь, 1999. С. 95. Любопытно, что и следующий роман Булгарина, «Димитрий Самозванец», Вульф прочел не без сочувствия, несмотря на отрицательный отзыв в «Литературной газете»: «Булгарина <…> роман лучше, нежели я ожидал, судя по разборам в “Литературной газете”, но и не совершенство, за которое хотят выдать его почитатели сочинителя оного» (Там же. С. 157. Запись от 7 января 1831 г.).


[Закрыть]. Юный М.А. Бакунин писал сестрам в марте 1830 г.: «Русская литература обогащается романами. Булгарин открыл путь своим “Иваном Выжигиным”, очень хорошим романом <…>»[332]332
  Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. М., 1934. Т. 1. С. 42.


[Закрыть]. С.П. Шевырев, литературный противник Булгарина, резко отрицательно оценивший роман в целом, тем не менее, находясь в Италии и получив роман, признавался в дневнике: «Я с жадностию на него набросился, и 1-й том произвел на меня хорошее впечатление живым описанием польской дворни и жидов польских <…>»[333]333
  Шевырев С.П. Указ. соч. С. 162.


[Закрыть]. Художник А.А. Иванов в письме знакомому из Петербурга от 27 апреля 1829 г. дал следующую неоднозначную характеристику книге: «Везде кричат о романе “Иван Выжигин”. Его здесь превозносят; и я <…> прочитал сии четыре части и нашел, что Булгарин столько же имеет дара описывать пороки, сколько сам в них неподражаем; в отношении же добродетели – во всем романе чувствуешь натяжку»[334]334
  Цит. по: Александр Андреевич Иванов. Его жизнь и переписка. 1806–1858 гг. СПб., 1880. С. 4.


[Закрыть]. Через несколько лет после выхода романа, в 1834 г., профессор римского права Московского университета писал чешскому слависту В. Ганке: «Наша изящная литература находится теперь в цветущем состоянии. <…> Русская история, богатая во всех отношениях, дала новые материалы для деятельности литератора, и он, пользуясь оными, проложил новый путь к дальнейшему развитию. Выжигин Булгарина можно почесть первым заронителем искры исторической любви. За ним Греч, Федоров, сочинитель “Монастырки” [А.А. Перовский], Пушкин, Загоскин и множество других – все обратились к истории и оттуда заимствовали богатые материалы для своих отечественных романов»[335]335
  Цит. по: Письма Вячеславу Ганке из славянских земель. Варшава, 1905. С. 557–558.


[Закрыть]. В то же время сыну мелкого чиновника, который в середине 1830-х гг. взял «Ивана Выжигина» в библиотеке служащего в Сибири полковника, роман «ужасно наскучил»[336]336
  Вагин В.И. Мои воспоминания // Мемуары сибиряков. XIX век. Новосибирск, 2003. С. 42.


[Закрыть].

Любопытно, что зарубежные читатели, далекие от российских литературных отношений и полемик, с интересом приняли «Ивана Выжигина». Роман был переведен практически на все основные европейские языки: французский (дважды), английский, немецкий (дважды), итальянский, польский (дважды), шведский, голландский, чешский. Вот что писал английский рецензент русского издания романа Булгарина «Димитрий Самозванец»: «Булгарин сейчас, если, возможно, не считать Пушкина, является наиболее популярным из всех современных русских писателей; популярным не только с учетом благосклонности, с которой относится к нему публика, но и с учетом его стиля, умения выбирать темы и трактовать их <…>»[337]337
  Foreign Quarterly Review. 1831. T. 8. № 15. P. 117. Цит. по: Thumim D.A. In the Spirit of the Government: Faddei Bulgarin and the Formation of the «Middle Class» in Russia, 1789–1859: A thesis… for the degree of Doctor of Philosophy in the subject of History. Harvard, 1995. P. 259.


[Закрыть].

Водораздел определялся не столько социальными, сколько культурными критериями. Вместе с аристократами роман резко осуждали и разночинцы М.П. Погодин[338]338
  См.: Барсуков Н. Указ. соч. С. 339.


[Закрыть] и Н.И. Надеждин[339]339
  См.: Надеждин Н.И. Указ. соч. С. 79–97.


[Закрыть].

Можно утверждать, что отвергли роман лишь элитарные культурные группы, характеризующиеся высоким уровнем образования. И лишь поскольку подобных лиц именно среди аристократии было довольно много, а среди представителей «среднего» сословия и социальных низов – мало, можно говорить и о том, что среди одних социальных слоев преобладали поклонники, а среди других – противники романа.

Проведенный В.А. Покровским анализ списка подписчиков на первое издание «Выжигина» (список помещен в самой книге и включает 440 чел.) показал, что чиновники и помещики составляли 66 %, офицеры – 27,5 %, купцы – 6 % (в территориальном аспекте соотношение следующее: Петербург – 42 %, Москва – 6 %, провинция – 52 %)[340]340
  См.: Покровский В.А. Проблема возникновения русского «нравственно-сатирического» романа (о генезисе «Ивана Выжигина») // Известия АН СССР. Отд. обществ. наук. 1932. № 10. C. 940. Ср. близкие по характеру результаты, полученные Д. Тумимом при анализе списков подписчиков шести книг Булгарина 1827–1837 гг.: Thumim D.A. Op. cit. P. 207–217, 220.


[Закрыть]. Покровский заключил на этой основе, что «главная масса читателей “Ивана Выжигина” состояла из дворян, поместных и служащих, по преимуществу провинциальных. Читатели буржуазного круга составляли очень небольшую часть»[341]341
  Покровский В.А. Указ. соч. С. 940.


[Закрыть]. Соглашаясь в целом с этим выводом, следует сделать некоторые уточнения. Покровский не принимает во внимание специфический характер самого института подписки и отождествляет его с покупкой книг и даже чтением. Подписка по своему происхождению представляет собой форму коллективного меценатства. (Позднее подписка на одну книгу перестала практиковаться, а подписка на собрание сочинений или серию книг, как и на периодическое издание, стала служить гарантией получения издания и позволяла в ряде случаев рассрочить плату.) Поэтому вполне естественно, что в число подписчиков входили самые состоятельные из числа покупателей (книги можно было легко приобрести по выходе в книжных магазинах) и тем более читателей (так как книги были весьма дороги в то время, купить интересующее издание мог далеко не каждый желающий). Исходя из этого, мы склонны считать, что доля недворян (мелкие чиновники, купцы, мещане, грамотные крестьяне и т. д.) среди читателей «Выжигина» была существенно выше, чем среди подписчиков[342]342
  Один пример: «Иван Выжигин» (как и ряд других книг Булгарина) был в библиотеке уральского купца Я.Я. Кузнецова (см.: Белобородов С.А. Верхотурская библиотека купца Я.Я. Кузнецова // Книжные собрания российской провинции: проблемы реконструкции. Екатеринбург, 1994. С. 196).


[Закрыть]. Безусловно, у социальных низов роман не мог иметь успеха (в круг их чтения, как писал и сам Булгарин, входили лубочные и религиозные книги, «Выжигин» для этих читателей был слишком сложен и чужд). Основным потребителем романа являлся «средний слой» читателей, чьим вкусам и потребностям он соответствовал в наибольшей мере. Впервые читатели из «среднего сословия» выступили против оценок хорошо образованных и высоко стоящих в социальной иерархии авторитетов, «голосуя рублем»: роман в краткий срок выдержал три издания.

Многие свидетельства демонстрируют тесную связь Булгарина с его аудиторией. Он делил читателей на четыре категории: 1) «знатные и богатые люди»; 2) «среднее состояние. Оно состоит у нас из: а) достаточных дворян, состоящих на службе; б) помещиков, живущих в деревнях; в) бедных дворян, воспитанных в казенных заведениях; г) чиновников гражданских и всех тех, которых мы называем приказными; д) богатых купцов, заводчиков и даже мещан. Это состояние самое многочисленное, по большей части образовавшееся и образующееся само собою, посредством чтения и сообщения идей, составляет так называемую русскую публику»; 3) «нижнее состояние. Оно заключает в себе мелких подьячих, грамотных крестьян и мещан, деревенских священников и вообще церковников и важный класс раскольников»; 4) «ученые и литераторы»[343]343
  Булгарин Ф. О цензуре в России и о книгопечатании вообще // Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в III отделение. М., 1998. С. 45–47.


[Закрыть]. Своим адресатом он выбрал «среднее состояние», или «публику». Характерный жест – вразрез с традицией, предписывавшей посвящать книги влиятельным покровителям, друзьям или родственникам, он свои «Сочинения», вышедшие в 1827 г., посвятил «читающей русской публике в знак уважения и признательности». Булгарин сделал своих читателей основной точкой отсчета, стремясь удовлетворить их запросы, «угодить», как он выражался[344]344
  См. его программные статьи: Публика // Булгарин Ф. Соч. СПб., 1836. Ч. 2. С. 389–400; Публика и журналист // Булгарин Ф. Полн. собр. соч. СПб., 1843. Т. 6. С. 151–154.


[Закрыть]. Он следующим образом резюмировал позиции читателей по отношению к журналистам: «Вы действуете, мы судим; вы работаете, мы платим… будьте с нами поосторожнее и повежливее!»[345]345
  Булгарин Ф. Осень в деревне // Северная пчела. 1838. № 218.


[Закрыть]

Стремясь расширить круг читателей в России, приобщить к чтению новые социальные слои, Булгарин учитывал их интересы и вкусы, менял тематику и проблематику публикаций, заимствовал зарубежный (главным образом французский) опыт.

О.А. Пржецлавский, хороший знакомый Булгарина, вспоминал, что он «в совершенстве знал свою публику; она в то время была нетребовательна, легко было удовлетворять ее вкусу <…> день купца, чиновника, делового человека начинался непременно с прочтения “Пчелки”»[346]346
  Пржецлавский О.А. Из воспоминаний петербургского старожила. Ф.В. Булгарин // Русский сборник. СПб., 1877. Т. 2, ч. I. С. 190.


[Закрыть].

Подполковник Корпуса жандармов Васильев докладывал начальству, что «газеты русские (самой популярной из них была “Северная пчела”. – А.Р.) не читаются высшими классами, до сих пор все сведения политические гораздо удобнее прочесть в журналах иностранных, которых так много в России, но русские газеты читаются не только дворянами, но во всех лавках и лавочках, в торговых местах, в народных харчевнях, в конторе каждой государственной власти, головами, писарями, унтер-офицерами и вожатыми многочисленного отдела народа – раскольниками…»[347]347
  ГАРФ. Ф. 109. 1 эксп. 1848. Ед. хр. 25, ч. 4. Л. 14. Ср. о чтении «Северной пчелы» в купеческой среде: Шутов С.И. Рассказы о прошлом в г. Риге // От Лифляндии к Латвии. М., 1993. С. 329.


[Закрыть]. Поэт-самоучка Слепушкин писал в стихотворении «Рассказ сбитеньщика»:

 
Извозчик, саечник, столяр,
Обручник, плотник и маляр,
Все господа мастеровые
За чай – и локти по столу
Кричат: «Подай-ка ты “Пцолу”!»[348]348
  Цит. по: Русский вестник. 1871. № 10. С. 607.


[Закрыть]
 

Советы, которые Булгарин давал П.С. Усову, секретарю редакции «Северной пчелы», демонстрируют хорошее знание им своей аудитории и стремление «потрафить» ее вкусам. Булгарин исходил из того, что «большинство публики любит легкое» и при этом «ищет в журналах и газетах разнообразия». Поэтому раздел «Смесь» «составляет в каждой газете то же, что душа в теле». Он утверждал: «…публика наша любит только тогда политику, когда в политике таскают друг друга за волосы и бьют по рылу», поэтому «лучше писать, что немецкий сапожник расквасил себе рыло, чем догадки и рассуждения о судьбах царств!» Понимая, что малообразованных читателей больше интересует русская жизнь, особенно в бытовых ее аспектах, он просил то, «что получено из провинции, если можно, тотчас печатать. Наша русская блоха важнее парижского слона для русских газет». Булгарин указывал, что «при недостатке политики “Пчелу” можно поддержать только литературою и оригинальною болтовнею»[349]349
  Усов П.С. Ф.В. Булгарин в последнее десятилетие его жизни // Исторический вестник. 1883. № 8. C. 303, 313, 289, 299, 287, 289.


[Закрыть]. «Болтовню» (в форме еженедельного фельетона) он поставлял в газету сам, и это был один из наиболее любимых читателями разделов «Пчелы». Фельетон этот был построен как беседа с читателем, что сразу же создавало некоторого рода интимную связь Булгарина с его публикой.

Однако близость значительной части читателей к Булгарину во многом определялась и тем, что в «Северной пчеле» он долгие годы формировал и направлял их вкусы, в результате чего был весьма авторитетен и как писатель, и как литературный критик. Читатели хвалили его произведения и публикации, прислушивались к его мнениям, следовали советам и рекомендациям. Вот, например, в 1832 г. знакомый с Украины пишет Гоголю о книге «Вечера на хуторе близ Диканьки»: «Я читал и рекомендацию ей от Булгарина[350]350
  На самом деле рецензия была подписана В., т. е. принадлежала В.А. Ушакову.


[Закрыть] в Северной пчеле очень с хорошей стороны и к поощрению сочинителя. Это видеть приятно»[351]351
  Цит. по: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1940. Т. 10. С. 218.


[Закрыть]. Даже в середине 1850-х гг., когда в столицах литературная репутация Булгарина была уже невысока, в провинции он продолжал пользоваться доверием. Например, военный медик П. Дьяков писал в газетной заметке: «Недавно вышла в свет книга под заглавием “Физиология женщины”. Я не видал ее, но уже, судя по заглавию, ожидаю видеть там много интересного, особенно прочитав рецензию в “Северной пчеле” нашего известного журналиста Ф.В. Булгарина»[352]352
  Дьяков П. Женщина и женщины в Севастополе // Одесский вестник. 1855. 31 мая.


[Закрыть].

Своей литературной деятельностью Булгарин отчетливо выразил наступление нового типа взаимоотношений между писателем и читателем. Ранее структурообразующим фактором литературной жизни был салон (по крайней мере, на высоких уровнях; низовая литература была и тогда чисто рыночной)[353]353
  См.: Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. Л., 1929.


[Закрыть]. В салоне нет жесткого подразделения на творцов и публику. Потенциально здесь все – художники, литература является дилетантской и рассматривается как средство проведения свободного времени. Каждый может оказаться автором, да на практике значительная часть посетителей салона и выступала в этой роли. Репутация автора формируется в салоне на основе мнения немногих знатоков.

Булгарин представляет совсем иную литературу, в основе которой лежат книжный рынок и журнал. Читателей стало больше, среда их демократизировалась, и местом встречи стали не гостиная, а страницы периодического издания. Здесь роли четко разделены: есть профессиональные литераторы (они выступают как журналисты, регулярно пишущие для журналов и газет) и публика, своего рода «профессиональные читатели», выступающие в роли подписчиков (т. е. дающие заявку на регулярное чтение). Репутация теперь определяется не в узком кружке, а публично – отзывами критики и особенно коммерческим успехом – продажей книги и подпиской на журнал.