Текст книги "Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы"

Привязанность к предрассудкам, к смешным и даже вредным обычаям, к внешним условиям жизни вовсе не означает народности; народность в уме, в чувстве и в языке. Народность не в том, чтоб не брить головы, носить русский кафтан, пить квас и бранить все чужеземное, а в том, чтоб повиновением отечественным законам, любовью к порядку, к просвещению, к родному языку и к своим соотичам содействовать, по мере сил и способностей, к преуспеянию всех благих мер на пользу и славу отечества. А для достижения этой высокой цели непременно нужны познание языка и духа народа315315
  Журнальная всякая всячина // Там же. 1846. № 61. 16 марта.


[Закрыть].

3. Нравственность понимается Булгариным тоже очень широко. Речь идет (как и у декабристов) прежде всего не о личной порядочности в отношениях с конкретными людьми, а об отношении к обществу в целом. Так, он хвалит роман Годвина «Калеб Уильямс» за «нравственную цель», поскольку автор показывает, «какие беды бывают от превратных понятий о чести и от жертвования мнению общества истинами и обязанностями честного человека»316316
  Ф. Б. [Рец. на: Годвин В. Калеб Вильямс. Пб., 1838] // Там же. 1838. № 238. 21 окт.


[Закрыть]. Булгарин относит к сфере нравственности также патриотизм и гражданственность. Например, он говорит о «Думах» Рылеева, что «любовь к отечеству и чистая нравственность суть отличительные черты сего сочинения»317317
  Ф. Б. [Рец. на: Рылеев К. Думы. М., 1825] // Там же. 1825. № 37. 26 марта.


[Закрыть].

4. Критерий «простота» Булгарин использует очень субъективно, без попытки как-то его определить. Так, по его мнению, в «Эдде» и «Пирах» Боратынского «нет той пиитической, возвышенной, пленительной простоты, которой мы удивляемся в “Кавказском пленнике”, “Цыганах” и “Бахчисарайском фонтане” А. С. Пушкина»318318
  Ф. Б. [Рец. на: Баратынский Е. Эда. Пиры. СПб., 1826] // Там же. 1826. № 20. 16 февр.


[Закрыть].

5. Занимательность как критерий оценки играет у него второстепенную, служебную роль, поскольку она важна для него не сама по себе, а как средство привлечь читателя к произведению, которое при наличии более важных качеств окажет на него воспитующее воздействие. Булгарин писал в предисловии к роману «Мазепа»: «Неоспоримо, что занимательность в романе вещь необходимая, но дело в том, что она должна быть только путеводительницею к главной цели, а цель сия не должна быть одною забавою праздности. Роман должен служить автору средством или к развитию какой-либо философической идеи, или к освещению тайников сердца человеческого, или к пояснению характера исторического лица»319319
  Булгарин Ф. В. Мазепа // Булгарин Ф. В. Сочинения. М., 1990. С. 368.


[Закрыть].

Теперь остановимся на позиции Булгарина по отношению к языку. Он всячески подчеркивал роль Карамзина в реформировании русского литературного языка, отмечал в своих критических статьях архаизмы у рецензируемых писателей и поддерживал тех, кто продолжал и развивал начинания Карамзина. Более того, он считал, что в литературных произведениях представители каждого сословия должны говорить своим языком: «Мы верим, что по-русски нельзя ни под каким видом писать хорошо, не зная народного русского говору, и что этому говору обучаются не в книгах, не в гостиных, не в беседах с литераторами, но в разговорах с русским простолюдином, в изучении его быта, его нравов, обычаев, поверий, песен, поговорок». Но при этом он призывал соблюдать меру и не усердствовать в воспроизведении народной речи, замечая: «Между нами есть писатели, которые ради оригинальности коверкают и терзают русский язык, как в пытке, и ради народности низводят его ниже сельского говора [речь идет о «Миргороде» Гоголя, «Истории русского народа» Н. А. Полевого и драмах и повестях М. Погодина]. Разве подобное просторечие может иметь место в литературе? Почему у г. Загоскина мужики говорят натурально и приятно? Потому что он постиг народный, разговорный язык»320320
  Ф. Б. Настоящий момент и дух нашей литературы // Северная пчела. 1836. № 12. 16 янв.


[Закрыть]. Аналогичным образом в предисловии к «Димитрию Самозванцу» Булгарин писал:

Представляя простой народ, я, однако ж, не хотел передать читателю всей грубости простонародного наречия, ибо почитаю это неприличным и даже незанимательным. На картинах фламандской школы изображаются увеселения и занятия простого народа: это приятно для взоров. Но если б кто захотел представить соблазнительные сцены и неприличия, то картина, при всем искусстве художника, была бы отвратительною. Самое верное изображение нравов должно подчинять правилам вкуса, эстетики, и я признаюсь, что грубая брань и жесткие выражения русского (и всякого) простого народа кажутся мне неприличными в книге. Просторечие старался я изобразить простомыслием и низшим тоном речи, а не грубыми поговорками321321
  Булгарин Ф. Димитрий Самозванец. Вологда, 1994. Т. 1. С. 8.


[Закрыть].

Как видим, и в языковой своей программе Булгарин следует своему принципу воспроизведения реальности с определенными ограничениями (с учетом существующих эстетических и этических норм), с игнорированием чересчур негативных ее аспектов.

Знакомство с литературной продукцией Булгарина показывает, что и своей критической деятельностью, и особенно своими произведениями, в которых нередко встречались «низменные проявления» человеческой деятельности, за что его нередко корили критики, Булгарин прокладывал дорогу и «натуральной школе», и так называемому «реалистическому» роману, однако идеологи этих направлений (прежде всего Белинский) старались всячески откреститься от него как из-за булгаринской официозной публицистики, так и из-за его непоследовательности в движении к натурализму.

Предпочитаемые жанры

Как уже говорилось выше, Булгарин единственный из критиков 1820–1830-х гг. сделал основным предметом своего рассмотрения не поэзию, а прозу, прежде всего роман. В этом его поддерживали Н. А. Полевой и О. И. Сенковский. Роман, согласно точке зрения, сформулированной Гегелем и развитой Г. Лукачем322322
  См.: Лукач Г. Роман как буржуазная эпопея // Литературная энциклопедия. М., 1935. Т. 9. С. 795–831.


[Закрыть], – это буржуазный жанр. Противостояние «литературных аристократов» и отстаивавшего «протобуржуазные» взгляды «триумвирата» Булгарина, Полевого и Сенковского (я отвлекаюсь здесь от того факта, что этих трех литературных деятелей связывали сложные личные отношения дружбы—вражды, поскольку в данном контексте важен общий смысл их деятельности) – это противостояние журналистов (они же прозаики) и поэтов, профессионалов и любителей, предпринимателей и «помещиков». Булгарин в своих статьях и рецензиях легитимировал жанр романа и тем самым открывал дорогу прозаикам 1830–1840-х гг. Он полагал, что

роман есть только форма для представления политических, философических, нравственных или исторических истин в приятном и занимательном виде. В нынешних европейских романах завязка или происшествие есть только приманка к чтению; изображение характеров есть анатомия сердца человеческого, а целое есть разрешение философической, политической или нравственной задачи! <…> Роман должен истреблять предрассудки и злоупотребления, представляя оные в настоящем виде, или посевать новые идеи, согревать чувство человечества в человеке, возвышать дух и знакомить с сердцем. Без основной идеи роман есть пустословие323323
  Ф. Б. Письма из Петербурга в Москву. К В. А. У[шакову] // Северная пчела. 1831. № 286. 16 дек.


[Закрыть].

Романист, по Булгарину, должен правдиво описать общество и нравы различных его слоев. При этом он учитывал, что общество меняется и что в разные эпохи на первый план выходят различные аспекты. В 1840-е гг., которые в России были отмечены развитием (пусть подспудным) буржуазных отношений, Булгарин писал: «Напрасно драматурги и романисты ищут теперь действия страстей в порывах любви и самоотвержения: нет, писатели нашего времени, для современной картины нравов, должны изучать биржу и конторы, в которых сосредоточены ныне все помыслы людей, двигающих мирными занятиями, торговлею и промышленностью!»324324
  Журнальная всякая всячина // Там же. 1842. № 136. 20 июня.


[Закрыть]

Основной интерес у Булгарина как критика и рецензента вызывали нравоописательные и исторические романы, философские притчи и светская повесть.

Обсуждая нравоописательные романы, Булгарин ориентировался на английских сатириков (Аддисона, Джонсона), француза Жуи, русских сатириков XVIII в. (Новиков, Фонвизин), поляков (шубравцы и И. Красицкий).

Если в нравоописательных романах «идея», мораль утоплены в сюжете, то философские притчи (на восточном или фантастическом материале) передают их, по Булгарину, в аллегорической форме. Он положительно отзывался о восточных повестях А. П. Беницкого, а «Фантастические путешествия барона Брамбеуса» О. Сенковского встретил настоящим панегириком325325
  См.: Ф. Б. Обозрение новых русских романов и других произведений словесности // Там же. 1833. № 269. 25 нояб.


[Закрыть]. Булгарин считал эту книгу незаурядным произведением европейского уровня, демонстрирующим ум, остроумие и ученость автора, выраженные в «привлекательном наряде веселости». Особенно выделял он в этой книге «Ученое путешествие на Медвежий остров», в котором автор, по его мнению, с одной стороны, дал остроумную критику развращенного и погрязшего в грехах человечества, а с другой – оставил читателю надежду, рисуя высокое предназначение человека.

Исторический роман, по Булгарину, должен достоверно изображать как исторические события и исторических персонажей, так и нравы, обычаи народа326326
  См.: Ф. Б. Критический взгляд на новые русские романы // Там же. 1833. № 151. 8 июля.


[Закрыть]. По сути, это история в живых образах. Тут Булгарин ориентировался на Вальтера Скотта и в этом не был оригинален. Но любопытно, за что он его ценил: «Вальтер Скотт для составления своего романа выбирает всегда какую-нибудь эпоху истории, изобильную романическими или чрезвычайными происшествиями; к историческим лицам, которых он выводит на сцену, примешивает людей всех состояний и представляет в их подлинном виде. Домашняя и общественная жизнь, наряды, пиршества, ремесла и занятия, язык, подробности местоположения городов, деревень, замков, все списано с натуры самым верным образом»327327
  Ф. Б. [Рец. на: Скотт В. Аббат, или Некоторые черты жизни Марии Стуарт, королевы шотландской: В 4 ч. СПб., 1826] // Там же. 1826. № 15. 4 февр.


[Закрыть], «его романы занимательны и вместе с тем поучительны в отношении к истории нравов и к нравственности»328328
  Ф. Б. [Рец. на: Скотт В. Ивангое, или Возвращение из крестовых походов: В 4 ч. СПб., 1826] // Там же. 1826. № 89. 27 июля.


[Закрыть].

Во всех трех названных жанрах Булгарин нередко выступал и сам. В этом плане довольно неожиданно, что он испытывал немалый интерес к светской повести и светскому роману. О романе «Герой нашего времени», который Булгарин относил к числу светских романов, он писал:

«Герой нашего времени» есть создание высокое, глубоко обдуманное, выполненное художественно. Господствующая идея есть разрешение великого нравственного вопроса нашего времени: к чему ведут блистательное воспитание и все светские преимущества без положительных правил, без веры, надежды и любви? Автор отвечает своим романом: к эгоизму, к пресыщению жизнью в начале жизни, к душевной сухотке и наконец к гибели. <…> Картины, портреты, характеры написаны мастерскою кистью, слог живой, увлекательный, язык русский превосходный, чистый, ясный, правильный, без кудреватостей, без вычурностей. Ума бездна! Занимательность в каждом очерке так сильна, что невольно увлекает читателя. Цель высокая! <…> Лучшего романа я не читал на русском языке! 329329
  Ф. Б. [Рец. на: Лермонтов М. Герой нашего времени. СПб., 1840] // Там же. 1840. № 246. 30 окт.


[Закрыть]

Но ценил он не только Лермонтова. Роман В. А. Вонлярлярского «Большая барыня», по его мнению, «стоит рядом с “Героем нашего времени” по изложению и анатомии сердца человеческого»330330
  Ф. Б. Ливонские письма. Х // Там же. 1852. № 183. 16 авг.


[Закрыть]. Очень талантливыми он считал также таких авторов, как В. А. Соллогуб (в 1856 г. он называл Соллогуба «первым русским писателем нынешнего времени»331331
  Журнальная всякая всячина // Там же. 1856. № 53. 7 марта. См. также: Журнальная всякая всячина // Там же. 1842. № 64, 233. 21 марта, 17 окт.; Журнальная всякая всячина // Там же. 1845. № 73. 31 марта.


[Закрыть]) и эпигон А. А. Бестужева П. П. Каменский332332
  См.: Ф. Б. [Рец. на: Каменский П. Повести и рассказы. СПб., 1838] // Там же. 1838. № 89. 22 апр.; [Рец. на: Каменский П. Искатель сильных ощущений. Пб., 1839] // Там же. 1839. № 284. 15 дек. Без подп.


[Закрыть]. Этих писателей он выдвигал в противовес представителям «натуральной школы», при этом светский роман выступал как разновидность нравоописательного романа, в которой действие происходит в светской среде.

К концу своей литературной деятельности Булгарин стал меньше акцентировать дидактический аспект литературы и большее внимание уделять ее психологическим аспектам: «Для романиста у нас одно поприще: внутренняя жизнь человека во всех сословиях, изображение действий разума и сердечных побуждений в различных обстоятельствах жизни и в каждом сословии, и, так сказать, очертание внешней оболочки нашей частной жизни, сообразно уму, образованности и чувствам каждого описываемого лица»333333
  Ф. Б. Ливонские письма. X.


[Закрыть].

В сфере поэзии Булгарин всегда делал акцент на произведениях воспитующего, гражданственного и патриотического звучания. Он полагал, что «поэзия должна избирать предметы, выходящие из обыкновенного круга повседневных приключений и случаев; иначе она превратится в рифмоплетство», нужны «предметы возвышенные»334334
  Ф. Б. [Рец. на: Баратынский Е. Эда. Пиры. СПб., 1826] // Северная пчела. 1826. № 20. 16 февр.


[Закрыть]. Поэтому он восхвалял Рылеева как национального поэта, который не залетает в мечты и туманы335335
  См.: Ф. Б. [Рец. на: Рылеев К. Войнаровский. М., 1825] // Там же. 1825. № 32. 14 марта.


[Закрыть], и издевался как над «бесконечными элегиями»336336
  Ф. Б. [Рец. на: Скотт В. Аббат, или Некоторые черты жизни Марии Стуарт, королевы шотландской: В 4 ч. СПб., 1826] // Там же. 1826. № 15. 4 февр.


[Закрыть], так и над вакхической поэзией Языкова и т. п., утверждая, что «бойкие стихи певцов радости и веселия, равно как и мрачные оттенки картин чужого неба, не трогают читателей»337337
  Ф. Б. [Рец. на: Веневитинов Д. В. Сочинения. М., 1831. Ч. 2] // Там же. 1831. № 75. 4 апр.


[Закрыть].

Установка на «поэзию возвышенную» была для него принципиальной и определяла его отношение к Пушкину. Он высоко оценивал пушкинские произведения, в которых усматривал народность, и довольно прохладно относился к его лирическим произведениям и «Евгению Онегину». Характерен следующий его широко известный пассаж:

Мы думали, что автор «Руслана и Людмилы» устремился на Кавказ, чтоб напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев. Мы думали, что великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов – и мы ошиблись! Лиры знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей словесности появился опять Онегин, бледный, слабый… 338338
  [Рец. на: Пушкин А. Евгений Онегин. Гл. VII. СПб., 1830] // Там же. 1830. № 35. 22 марта. Без подп.


[Закрыть]

Эти слова нередко трактуются как доносительство, но при этом забывается, что схожие высказывания у Булгарина были и тогда, когда он находился в хороших отношениях с Пушкиным, и что у декабристов встречаются аналогичные оценки поэзии Пушкина339339
  См.: [Письмо А. А. Бестужева А. С. Пушкину] // «Их вечен с вольностью союз» // Литературная критика и публицистика декабристов / Сост., вступ. ст. и коммент. С. С. Волка. М., 1983. С. 116; Кюхельбекер В. К. О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие // Там же. С. 130–131; Кутузов Н. И. Аполлон с семейством // Там же. С. 193.


[Закрыть].

Исходя из своих просветительских установок, Булгарин высоко ставил жанр басни. Особенно ценил он басни Крылова. В 1824 г. он резко возразил Вяземскому, преуменьшившему заслуги Крылова, утверждая, что «…И. А. Крылов есть первый оригинальный русский баснописец по изобретению, языку и слогу. <…> слог И. А. Крылова изображает простодушие и вместе с тем замысловатость русского народа; это – русский ум, народный русский язык, облагороженный философиею и светскими приличиями»340340
  Булгарин Ф. В. [Рец. на: Дмитриев И. И. Стихотворения. Изд. 6] // Литературные листки. 1824. Ч. 1. № 2. С. 63. О полемике см.: Дрыжакова Е. Н. Вяземский и Пушкин в споре о Крылове // Пушкин и его современники. СПб., 2009. Вып. 5 (44). С. 285–307.


[Закрыть]. Но положительно оценивал он басни и других русских баснописцев: Хемницера, Дмитриева, Измайлова.

Трактовка истории русской литературы

Согласно Булгарину, литература европейского типа возникла в России во второй половине царствования Екатерины II и приняла самостоятельный характер в первую половину царствования Александра I341341
  См.: Письма о русской литературе. Письмо I // Сын Отечества и Северный архив. 1833. № 1. С. 48.


[Закрыть].

С последнего десятилетия XVIII в. по первые два десятилетия XIX в. в русской литературе существовала карамзинская школа. Потом действовали ученики этой школы, которые отклонились от старого направления, но сохранили верность заданным Карамзиным чистоте и правильности языка. Возник романтизм, отцом которого был Жуковский, и этот период следует называть его именем.

В прозе остался Карамзин по языку, но в тоне, направлении, изложении и выборе предметов изящная словесность приняла формы более свободные, отбросила французское единообразие и приблизилась более к словесности английской и немецкой, облеклась в одежду народного покроя, стала разрабатывать отечественные рудники: русские нравы, поверья, русскую старину и даже просторечие, богатое прекрасными, сильными словами и речениями.

Этот период еще не кончен и не имеет имени342342
  Литературные беседы «Северной пчелы» с «Сыном Отечества» // Северная пчела. 1840. № 14. 18 янв.


[Закрыть].

Когда появился Пушкин, он сразу «занял первое место непосредственно после Державина и Крылова, двух поэтов, с которыми Пушкин не входил в состязание»343343
  Письмо II // Сын Отечества и Северный архив. 1833. № 6. С. 311.


[Закрыть]. Но его вклад в мировую литературу не может сравниться с тем, что «сделали гении-преобразователи в Англии, Германии и Франции»344344
  Там же.


[Закрыть]. Причина в том, что «гармония языка и живопись суть второстепенные вспомогательные средства новой поэзии идей и чувствований, <…> в наше время писатель без мыслей, без сильных ощущений – есть просто гударь, хотя бы его рифмы были сладостнее Россиниевой музыки, а образы светлее Грезовой головки»345345
  Там же. С. 323.


[Закрыть].

«Натуральная школа», по Булгарину, убила литературу: «Все наши новые романы и повести обременены утомительными и вовсе излишними подробностями, и внешность преобладает над внутренностью. Главнейший труд автора состоит в мелочном описании жилища, убранства, лица, стана, походки действующих лиц. Язык искажают, будто бы в жертву натуре! Во всем господствует одна пластика и притом карикатурная. Мысль и чувство изгнаны, как скучное»346346
  Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1851. № 111. 19 мая.


[Закрыть].

Подобная точка зрения отнюдь не была архаичной. Характерно, что после выхода «Губернских очерков» Салтыкова-Щедрина, которые в ряде откликов подвергались критике, Булгарин встал на их защиту, полагая, что автор «очень искусно и с большим познанием дела представил очерки различных характеров многих провинциальных чиновников и промышленников <…>»347347
  Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Там же. 1857. № 203. 18 сент.


[Закрыть].

Стоит отметить, что Булгарин, как никто другой из критиков, постоянно обсуждал институциональные аспекты литературы, уделяя много внимания вопросам книгоиздания, книготорговли и чтения. В этом аспекте он являлся своего рода социологом, описывая и анализируя причины слабой профессионализации литературного труда в России, низкого интереса общества к отечественной литературе, слабой приобщенности населения к чтению и т. д.348348
  См.: Ф. Б. Публика и журналист // Там же. 1826. № 18. 11 февр.; Ф. Б. Кабинет журналиста // Там же. 1826. № 24. 25 февр.; Ф. Б. Букинист, или Разносчик книг // Там же. 1831. № 17. 22 янв.; Ф. Б. Послание «Северной пчелы» к отцам, наставникам и молодым чиновникам: [о значении просвещения и литературы] // Там же. 1833. № 297. 27 дек.; О общеполезном предприятии книгопродавца А. Ф. Смирдина // Там же. 1833. № 299, 300. 29, 30 дек.; Ф. Б. Публика // Там же. 1834. № 68. 26 марта; Ф. Б. Читатели и писатели // Там же. 1838. № 17; Ф. Б. Философическое, анатомическое, патологическое и историческое жизнеописание журнала // Там же. 1838. № 261. 17 нояб.; Ф. Б. Еще несколько истин о настоящем положении русской книжной торговли и о книгопродавческих объявлениях // Там же. 1841. № 77. 9 апр., и мн. др.


[Закрыть]

Булгарин писал о том, что главным в литературе является не писатель или издатель, а читатель, публика. Именно публика определяет состояние литературы. В России литература имеет низкий престиж в обществе. В результате число читателей невелико, а число покупателей книг и подписчиков на периодические издания еще меньше. Поэтому в России нет профессиональных писателей, преобладают дилетанты и социальный статус литераторов низок: «Русский писатель существует, говорит, видит, слышит и даже пишет, а сам он не осязаем, не видим, никто его не слышит или, что почти все равно, не слушает, а едва ли кто читает»349349
  Ф. Б. Русский писатель // Там же. 1836. № 16. 21 янв.


[Закрыть]. Поскольку книги плохо продаются, то издатели и книгопродавцы испытывают финансовые сложности и не могут развернуть свое дело. Выход Булгарин видел в постепенном расширении круга читателей и покупателей книг, прежде всего в привлечении к чтению лиц «среднего состояния» и из социальных низов.

Подведем итоги. На наш взгляд, значение Булгарина в истории русской критики заключается в следующем. В 1820–1830-х гг., когда в русской критике действовали почти исключительно дилетанты, печатавшиеся лишь эпизодически, он стал одним из первых профессиональных критиков, регулярно рецензирующих литературные новинки и высказывающихся по широкому кругу вопросов, касающихся современной литературы. При этом он был пропагандистом и защитником жанра романа, не вызывающего особого интереса у большинства современных критиков. И наконец, он широко освещал социально-культурный контекст литературы: вопросы книгоиздания и журналистики, книжной торговли и чтения.

БУЛГАРИН И КАРАМЗИН350350
  Впервые опубликовано: Фаддей Булгарин и Николай Карамзин: контакты и конфликты // Mikołaj Karamzin i jego czasy / Red. naukowa M. Dąbrowska i P. Głuszkowski. Warszawa, 2017. S. 71–80.


[Закрыть]

Отношения крупнейшего писателя и журналиста конца XVIII – начала XIX в., «отца русской истории» Карамзина и крупнейшего русского журналиста, известнейшего прозаика 1820–1840-х гг. Булгарина представляют несомненный интерес, но они почти не изучены. Есть лишь несколько работ, в которых затрагиваются частные аспекты этой темы, главным образом сюжет с публикацией Булгариным рецензии Лелевеля на «Историю государства Российского»351351
  См.: Mocha F. The Karamzin-Lelewel Controversy // Slavic Review. 1972. № 31. P. 592–610; Wołoszyński P. W. Polsko-rosyjskie związki w naukach społecznych. 1801–1830. Warszawa, 1974. S. 333–336; Попков Б. С. Польский ученый и революционер Иоахим Лелевель: русская проблематика и контакты. М., 1974. С. 22–38; Galster В. О Lelewelowskiej krytyce «Historii» Karamzina // Galster В. Paralele romantyczne. Warszawa, 1987. S. 24–48; Козлов В. П. «История государства Российского» Н. М. Карамзина в оценках современников. М., 1989. С. 104–105, 109–114, 116–119; Вацуро В. Встреча (Из комментариев к мемуарам [Булгарина] о Карамзине) // Николай Михайлович Карамзин: Юбилей 1991 года: Сб. науч. тр. М., 1992. С. 111–126; Киселева Л. История Ливонии под пером Ф. В. Булгарина // «Век нынешний и век минувший»: культурная рефлексия прошедшей эпохи. Тарту, 2006. Ч. 1. Humanoria: Litterae Russicae. (Studia Russica Helsingensia et Tartuensia. X.) С. 114–127; Кузовкина Т. Феномен Булгарина: проблема литературной тактики. Тарту, 2007. С. 49–59; Одинокова Д. В. А. С. Пушкин и Ф. В. Булгарин о Н. М. Карамзине // Вестник Новосибирского гос. ун-та. Серия: История. Филология. 2007. Т. 6, вып. 2. С. 75–80.


[Закрыть], и лишь польский исследователь Петр Глушковский сделал попытку рассмотреть этот вопрос целостно352352
  Глушковский П. Эпоха Карамзина. Взаимоотношения Булгарина и Карамзина // Карамзинский сборник. Остафьево, 2011. Вып. 1. С. 156–164.


[Закрыть]. Его статья ценна постановкой проблемы и отдельными частными замечаниями, но из-за небольшого объема и узкой источниковой базы никак не закрывает тему.

В нашей работе сделана попытка не только обрисовать взаимоотношения Булгарина и Карамзина на основе более широкого круга источников, но и предложить иную методологическую рамку интерпретации имеющихся сведений. Речь идет о том, чтобы включить отношения Булгарина и Карамзина в контекст рождающейся в то время российской исторической науки и в контекст исторических взглядов и исторического творчества Булгарина.

У затронутой темы есть как минимум три аспекта: 1) личные взаимоотношения Булгарина и Карамзина; 2) влияние Карамзина на научное и литературное творчество Булгарина и, возможно, обратное влияние; 3) отношение Булгарина к литературным и историческим произведениям Карамзина, в частности написанные им или инспирированные отклики на «Историю государства Российского» Карамзина.

Второй выделенный аспект слабо изучен, хотя и очень интересен. Так, Л. Н. Киселева, проанализировав книгу Булгарина «Летняя прогулка по Финляндии и Швеции, в 1838 году» (1839), пришла к выводу, что в ней Булгарин «старается воспользоваться его [Карамзина] традициями [«Писем русского путешественника»] и делает это достаточно умело. Талантливый журналист, он создает повествование, не лишенное занимательности и смысла»353353
  Киселева Л. «Очерки Швеции» Жуковского и карамзинская традиция // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Нов. серия. Тарту, 2001. [Вып.] IV. С. 146.


[Закрыть]. Я, со своей стороны, полагаю, что можно будет проследить влияние поэтики Карамзина (как и его концепции) в исторических романах Булгарина; отмечу, в частности, что структура «Димитрия Самозванца» соответствует карамзинской «Истории…»: тут тоже есть деление на беллетризованное повествование и примечания, документирующие основной нарратив; у Булгарина более 200 ссылок, причем не только на исторические труды, но и на источники, что практически не встречается в исторических романах. Но в данной работе этот аспект мы оставим в стороне, сосредоточившись на остальных двух.

Познакомились Булгарин и Карамзин в 1819 г., когда Булгарин после долгого отсутствия вернулся в Петербург и стал заниматься журналистикой. После этого они не раз встречались дома у Карамзина, беседуя и о ситуации в России, и о литературе.

Булгарин очень высоко ценил Карамзина как литератора. Его литературная социализация шла под влиянием Карамзина как писателя и журналиста. В опубликованных в 1828 г., вскоре после смерти Карамзина, воспоминаниях он писал: «С юности моей я был свидетелем его [Карамзина] успехов, его славы. Я член того поколения, в котором он сделал литературный переворот. Он заставил нас читать русские журналы своим “Московским журналом” и “Вестником Европы”; он своими “Аонидами” и “Аглаей” ввел в обычай альманахи; он “Письмами русского путешественника” научил нас описывать легко и приятно наши странствия; он своими несравненными повестями привязал светских людей и прекрасный пол к русскому чтению; он сотворил легкую, так сказать, общежительную прозу; он первый возжег светильник грамматической точности и правильности в слоге, представив образцы во всех родах <…>»354354
  Булгарин Ф. Встреча с Карамзиным [1828] // Булгарин Ф. Полн. собр. соч. СПб., 1843. Т. 5. С. 170.


[Закрыть]. Начатый Карамзиным период русской литературы он именовал карамзинским, включая в него творчество Грибоедова и Пушкина и оканчивая его Лермонтовым355355
  См.: Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1856. № 100. 5 мая.


[Закрыть]. Булгарин полагал, что «в последние годы царствования императрицы Екатерины II и в царствование императора Александра I сделано все возможное по части филологии и эстетики, чтоб утвердить и упрочить правила русского языка и составить легкую, выразительную прозу и блистательное стихосложение. И прежде, и теперь [в 1854 г.], если писатель желал нравиться умным, благовоспитанным и образованным людям, то должен был приближаться в чистоте и правильности слога и языка, в прозе к Карамзину, в стихах к Жуковскому и Пушкину. Это были и суть наши первообразы (прототипы) слога и языка»356356
  Заметки, выписки и корреспонденция Ф. Б. // Северная пчела. 1854. № 4. 7 янв.


[Закрыть].

Но к Карамзину как историку Булгарин относился иначе. Издавая с 1822 г. исторический журнал «Северный архив» (первый, по сути, исторический журнал на русском языке) и будучи не удовлетворен «Историей…», он решил опубликовать серьезную аналитическую рецензию на нее и обратился с соответствующим предложением к профессору Виленского университета, известному польскому историку Иоахиму Лелевелю, с которым был заочно знаком, к тому же перевел и опубликовал одну из его статей357357
  См.: Лелевель И. Известие о древнейших историках польских, и в особенности о Кадлубке, в опровержение Шлецера / пер. с польск. // Соревнователь просвещения и благотворения. 1821. № 5. С. 146–171.


[Закрыть].

В письмах Лелевелю он побуждал его критически отозваться об «Истории…», отметить все фактические погрешности. В результате рецензия была написана, переведена Булгариным и напечатана в «Северном архиве»358358
  Лелевель И. Рассмотрение «Истории государства Российского» г. Карамзина / пер. с польск. // Северный архив. 1822. № 23. С. 402–434; 1823. № 19. С. 52–80; № 20. С. 147–160; № 22. С. 287–297; 1824. № 1. С. 41–57; № 2. С. 91–103; № 3. С. 163–172; № 15. С. 132–143; № 16. С. 187–195; № 19. С. 47–53. Переписку Булгарина и Лелевеля 1822–1824 гг. по поводу рецензии см.: Пташицкий С. Л. Иоахим Лелевель как критик «Истории Государства Российского» соч. Карамзина: переписка с Ф. В. Булгариным // Русская старина. 1878. № 8. С. 633–656; Письма Фаддея Булгарина к Иоахиму Лелевелю. Варшава, 1877. О реакции на публикацию рецензии см.: Galster В. Op. cit. S. 24–48; Козлов В. П. «История государства Российского» Н. М. Карамзина в оценках современников. С. 40–42, 104–112.


[Закрыть]. Очень обстоятельный и весьма обширный отклик Лелевеля (по сути – небольшая книга) был написан в весьма умеренном тоне, в нем отмечались немалые достоинства труда Карамзина. Вместе с тем Лелевель указывал на узость источниковой базы Карамзина, поскольку тот опирался главным образом на летописи. По мнению Лелевеля, дипломатические и актовые документы могли бы прояснить многие трудные места. Критиковал он также Карамзина за то, что тот вместо объективного повествования о происходящих событиях предлагает читателю драматизированный, беллетризованный рассказ, и за то, что тот пишет историю России, по сути, вне контекста истории других стран, особенно соседних, в частности Польши и Великого княжества Литовского.

Рецензия имела шумный резонанс, породив много откликов и в печати, и в переписке. Ее высоко оценили такие компетентные лица, как Н. П. Румянцев, организатор кружка историков, занимавшихся выявлением и публикацией исторических документов, такие члены кружка, как К. Ф. Калайдович, П. М. Строев, а также профессор Московского университета М. Т. Каченовский, редактор «Московского телеграфа» Н. А. Полевой и др.359359
  РНБ. Ф. 865. № 137. Л. 7 (письмо Полевого Булгарину); Русская старина. 1903. № 12. С. 602–603. См. также письмо Каченовского от 31 декабря 1823 г. (там же. С. 608).


[Закрыть] Булгарин сообщал Лелевелю 8 декабря 1822 г.: «Критика или лучше вступление к критике произвело здесь сильный шум. Все не могут ею нахвалиться. Имя Ваше переходит из уст в уста самых высокопоставленных лиц, как [А. Н.] Голицын, [М. М.] Сперанский, [А. Н.] Оленин etc., отдающих дань Вашей учености и таланту и вместе со всей публикой нетерпеливо ждущих продолжения»360360
  Письма Фаддея Булгарина к Иоахиму Лелевелю. С. 4–5.


[Закрыть]. Н. П. Румянцев писал 8 января 1823 г. профессору русской словесности Виленского университета И. Н. Лобойко, что рецензия «делает ему [Лелевелю] превеликую честь, заставляет почитать ум его, пространные познания и кротость духа»361361
  Цит. по: Попков Б. С. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть]; А. А. Бестужев в «Полярной звезде на 1824 год» писал: «…критика Лелевеля на “Историю Государства Российского” была приятным и редким феноменом в областях словесности; беспристрастие, здравый ум и глубокая ученость составляют ее достоинство»362362
  Бестужев А. А. Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года // Литературно-критические работы декабристов / Сост., подготовка текста и примеч. Л. Г. Фризмана. М., 1978. С. 67.


[Закрыть].

Но в лагере поклонников Карамзина, которые ждали только похвал и болезненно реагировали на всякую критику, она была воспринята негативно. О. И. Сенковский 9 декабря 1822 г. сообщал Лелевелю о действии рецензии: «…партия автора, т. е. его домашние друзья, бесятся с досады. Славный поэт Жуковский даже плакал. Сам автор так опечалился и пришел в такое худое расположение духа, что жена и дочь принуждены были выехать на время из дому»363363
  Перевод с польского цит. по: Пташицкий С. Л. Указ. соч. С. 640.


[Закрыть]. Карамзин 14 декабря 1822 г. писал И. Дмитриеву: «Выступил на сцену в Северном Архиве мой новый неблагоприятель, какой-то ученый поляк, начинающий свою глубокомысленную критику объявлением, что он ни в чем не согласен со мною и что все мои мысли об искусстве историческом ложны. Бог с ним и со всеми! Всего забавнее, что и Фаддей Булгарин, издатель Северн[ого] архива, считает за должность бранить меня и перестал ко мне ездить»364364
  Письма Карамзина И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 342–343.


[Закрыть]. А. И. Тургенев информировал П. А. Вяземского 19 декабря 1822 г.: «Польский разбор есть только умничанье полуученого. Конечно, в сравнении с Каченовским, и это золото, но сколько вздору! <…> Карамзину это не совсем приятно <…>»365365
  Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 2. С. 290. Булгарин в цитировавшемся письме Лелевелю писал: «Карамзин молчит, ибо нечего сказать» (Письма Фаддея Булгарина к Иоахиму Лелевелю. С. 5).


[Закрыть]. Близкий Карамзину Д. Н. Блудов собирался писать статью в его защиту от Лелевеля366366
  См. письмо Сенковского Лелевелю от 5 января 1824 г.: Jabłonowski A. Orientalista Sękowski w korrespondencyi z Lelewelem // Jabłonowski A. Pisma. Warszawa, 1913. T. 7. S. 96.


[Закрыть].

В научной литературе не раз обсуждались мотивы публикации Булгариным рецензии Лелевеля. Предлагалось несколько версий, причем все они выдвигали на первый план прагматические соображения: 1) критика «Истории…» привлекала внимание к журналу и способствовала росту подписки367367
  См.: Galster В. Op. cit. S. 32; Вацуро В. Указ. соч. С. 137.


[Закрыть], Булгарин хотел в карьерных целях сыграть на руку реакционерам; 2) Булгарин хотел сделать свой журнал органом Министерства народного просвещения и делал угодное его руководителям368368
  Шишкова Т. Б. Литературная позиция и тактика Ф. В. Булгарина-журналиста в 1820-е годы. Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2009. С. 13–14.


[Закрыть]; 3) он стремился «продемонстрировать превосходство польской историографии» и унизить Россию369369
  Каратыгин П. Северная пчела. 1825–1859 // Русский архив. 1882. Кн. 2. С. 252–253.


[Закрыть]. На наш взгляд, хотя отмеченные мотивы могли сыграть свою роль, но основная причина – претензии к труду Карамзина собственно научного характера.

Репутация Булгарина (в России – из-за сотрудничества с III отделением, в Польше – из-за резкой критики им восстания 1830–1831 гг.) и слабая изученность его творчества обуславливают пренебрежительное отношение к Булгарину как к публицисту и историку. Анализ булгаринских публикаций позволяет рассматривать его как достаточно компетентного историка с самостоятельной точкой зрения на ряд вопросов истории России.

В первой трети XIX в. российская историческая наука находилась на ранней стадии своего становления. Ее институциональная база была весьма слаба: кафедры в шести российских университетах и в Военной академии, несколько историков в Академии наук, несколько государственных архивов, Комиссия печатания государственных грамот и договоров, Археографическая комиссия – вот, пожалуй, все официальные учреждения, где работали профессиональные историки; можно упомянуть еще не финансируемые государством Румянцевский кружок и Общество истории и древностей российских при Московском университете; специального исторического журнала долгое время не было, а книги по истории выходили редко. Занимались историей также немногочисленные любители, не имеющие профессионального образования и не включенные в упомянутые институциональные структуры. К числу таких любителей принадлежали и Карамзин, и Булгарин.

Тема «Булгарин-историк» почти не затронута в науке, ни в одном из историографических трудов по истории России нет характеристики его публикаций по истории370370
  См., например: Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М, 1941; Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. Т. 1; Шапиро А. Л. Русская историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993; Пронштейн А. Источниковедение в России. Эпоха феодализма. Ростов, 1989.


[Закрыть], статья М. Салупере «Булгарин как историк»371371
  Салупере М. Ф. В. Булгарин как историк (К вопросу об авторстве России) // Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 142–155.


[Закрыть] в основном посвящена рассмотрению вопроса, является ли Булгарин автором вышедшей под его именем книги «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях», а в статье В. Ю. Афиани «Археография в журнале “Северный архив”» обсуждается очень частный вопрос372372
  Афиани В. Ю. Археография в журнале «Северный архив» (1822–1828) // Вопросы источниковедения и историографии истории СССР. Дооктябрьский период. М., 1981. С. 148–158.


[Закрыть]. А ведь Булгарин на протяжении всего своего творческого пути публиковал исторические работы, поскольку полагал, что «высшее звание человека в умственном мире есть звание историка. Это судья предков и наставитель потомков»373373
  Цитируется запрещенная цензурой рецензия Булгарина на книгу «Сказания князя Курбского» (СПб., 1833. Ч. 1): ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 1. Ед. хр. 1912. Л. 2 об.


[Закрыть]. Уже первые его публикации на русском языке 1821–1822 гг. носили исторический характер374374
  См.: Краткое обозрение польской словесности // Сын Отечества. 1820. № 31. С. 193–218; № 32. С. 241–264; Взгляд на историю испанской литературы // Там же. 1821. № 40. С. 289–305; № 41. С. 3–21, и др.


[Закрыть]. В «Северном архиве» он поместил большую историческую статью «Марина Мнишех, супруга Димитрия Самозванца» (1824. № 1, 2, 20–22), ряд рецензий на исторические труды, комментированные переводы исторических источников и т. п. Позднее Булгарин продолжил рецензирование исторических трудов в издаваемой им с Гречем газете «Северная пчела», опубликовал там краткий очерк истории Прибалтики375375
  См.: Прогулка по Ливонии // Северная пчела. 1827. № 59–64, 66, 67. 17–28 мая, 2, 4 июня.


[Закрыть], ряд полемических статей по истории376376
  Поправки некоторых ошибок в мнениях о русской истории… // Северная пчела. 1835. № 193, 194. 29, 31 авг.; Замечания на статью, под заглавием: О происхождении имени руссов… // Северная пчела. 1838. № 191, 192. 25, 26 авг.


[Закрыть]. Кроме того, в 1837 г. он выпустил книгу «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях»377377
  Со ссылкой на одно мемуарное свидетельство в крупнейших библиотеках России эта книга числится как произведение историка Н. И. Иванова, однако в ряде работ (Бобров Е. Генезис одной книги («Россия» Ф. В. Булгарина и сотрудничество с ней Н. И. Иванова) // Бобров Е. Литература и просвещение в России XIX века. Казань, 1902. Т. 2. С. 46–85; Салупере М. Указ. соч., и др.) показано, что автором этого труда является Булгарин.


[Закрыть], историческая часть которой – четыре тома объемом в 1300 страниц – содержит подробное описание истории славян в первом тысячелетии нашей эры. Ему принадлежат также биография Суворова (1843) и два исторических романа – «Димитрий Самозванец» (1830) и «Мазепа» (1833–1834). В письме Лелевелю Булгарин указывал, что в первом из них «историческая часть обработана как история»378378
  Письма Фаддея Булгарина к Иоахиму Лелевелю. С. 20.


[Закрыть]. Отметим также, что в 1823 г. А. И. Тургенев называл Булгарина, пусть и иронически, «польским Тацитом»379379
  Остафьевский архив. Т. 2. С. 326.


[Закрыть]. Все сказанное выше позволяет отнести Булгарина к числу историков.

Теперь вернемся к ситуации, в которой была опубликована рецензия Лелевеля. При обсуждении и оценке труда Карамзина рецензенты использовали два вида критериев. В одних случаях основное внимание уделялось литературным или идеологическим аспектам его труда, и обсуждающие хвалили или критиковали его исходя из соответствия своим эстетическим вкусам и политическим взглядам. В других же (как правило, в откликах немногих в то время людей, стремящихся профессионально заниматься историей) на первый план выходили чисто научные аспекты (критический подход к источникам, полнота привлечения их, объективность интерпретации и т. д.). Булгарин как редактор исторического журнала ориентировался именно на эту группу.