Текст книги "О науках и знании"

Создание законов социального плана

Если законы природы открываются в результате наших исследований, то законы общественной жизни устанавливаются в связи с исторической обстановкой и зрелостью отношений между людьми в том или ином человеческом сообществе. Чаще всего эти законы устанавливаются в государственных масштабах, но к ним можно отнести и правила поведения в сравнительно больших и даже малых добровольных объединениях: религиозные установления, профессиональную этику, нормы поведения в различных кланах или в группах по интересам. Всех их объединяет одна черта – они, в отличие от законов природы, имеют обязательный статус для ограниченного числа людей, составляющих определенное сообщество, в то время как законы природы одинаково касаются всех без исключения людей на планете. В то время как законы природы объективны, законы общественной жизни в значительной степени субъективны, что позволяет отдельным лицам, управляющих данным сообществом, захватывать господствующие в нем позиции и фактически использовать себе на пользу существующие правила.

Мы являемся свидетелями множества таких случаев, когда группа людей прибирала к рукам различные общественные движения и, прикрываясь прогрессивными лозунгами, фактически устанавливала в них ничем не ограниченную собственную диктатуру. Самыми яркими примерами этому в ХХ столетии были коммунистические и фашистские диктатуры, приведшие к неисчислимым бедам. Сами по себе лозунги коммунистов и фашистов казались справедливыми и прогрессивными, но они служили лишь для маскировки подлинных целей и действий лидеров, державших в узде и бесправии подчиненное им население.

Меня, однако, больше интересуют законы научных дисциплин, которые претендуют на объективное изучение общественных явлений, – являются ли они научными в подлинном смысле слова или же просто констатируют имеющиеся факты и подают их описание как науку? Думается, что к таким описаниям следует относиться как к науке, хотя и особого сорта, – она повсеместно не «точная». Если в науках о природе мы все время увеличиваем полноту уже изученного материала, предполагая, что он точен и применим в уже установленных рамках, то в отношении общественных наук мы не можем этого сказать ни на какой стадии их зрелости. Закон Ома об определении силы тока в электрических сетях по мере развития техники тоже постоянно совершенствуется, но в той части, где он уже применим, мы не сомневаемся в его справедливости, и он удостоверяет это в каждом практическом применении. В то же время, законы юриспруденции могут в любой момент быть объявлены недействительными и изменены частично либо целиком в пользу правящей в данный момент власти. Поэтому описание существующего положения в науках такого плана всегда оказывается приблизительным, и это следует иметь в виду ученым, предлагающим рекомендации к их применению.

Различие между «точными» и «неточными» науками можно легко проследить по результатам проводимых в них исследований. Если в «точных» науках результат обычно выражается в виде математической формулы или в недвусмысленных словесных указаниях, то для «неточных» наук он оформляется как вероятностная математическая или вербальная величина. Тот же закон Ома легко применим во всех случаях, связанных с созданием или починкой электрических приспособлений. Достав небольшой прибор, который замеряет силу тока, мы по нему определяем, где произошел сбой и что нам надо по этому поводу предпринять. Принципиально иной подход принят в приблизительных науках; там следует заранее предусмотреть повторные корректирующие процедуры, как, например, в юриспруденции, где законом предусматриваются суды апелляционного рассмотрения или рассмотрение дел по вновь открывшимся обстоятельствам. При опросах общественного мнения всегда указываются границы вероятностной ошибки, но и в этом случае прогнозы аналитиков во многих опросах зачастую не подтверждаются на практике.

Есть еще один важный нюанс, по которому можно определить, насколько надежны изыскания в той или иной науке. Это – возможность передать некоторые действия людей машине либо иному механическому приспособлению. Только в точных науках такая передача возможна в полной мере, а в неточных приходится учитывать вероятностные результаты. Сегодня этот вопрос особенно актуален в ходе развертывающегося буквально на наших глазах прогресса в информационных технологиях и в быстро развивающейся роботике.

Следует указать, что внедрение технологий возможно и там, и там; проблема заключает в степени вмешательства машин в процесс применения результатов исследований. В точных науках мы не колеблясь передаем машине сложные, но отчетливо сформулированные результаты; в неточных же – всегда предусматривается распределение труда между людьми и техникой. Так, в садоводстве и огородничестве сегодня принято снабжать датчиками каждое отдельное растение. Они замеряют подачу питания, необходимого для нормального роста растения, автоматически передают свои замеры в подающую продукты питания сеть, которая опять же автоматически включается в работу, если это необходимо. Вмешательство человека проявляется лишь в том, что он время от времени проверяет ход происходящего.

В медицинской практике сегодня компьютеру доверяется проводить анализы работы того или иного органа тела. Получаемые результаты поступают на стол эксперту в виде графиков и описаний; специалист производит свой анализ и дает на этом основании рекомендации о лечении выявленных отклонений. Возможно, что в будущем машины сами будут определять способы и средства лечения выявленных заболеваний, но пока мы до этого еще не доросли.

Есть еще один критерий определения «точности» ↔ «неточности» той или иной науки: это – содержание базисного знака (таксона), на который опирается конкретная наука. Обратимся к пирамиде, которую я обычно демонстрирую при классификации семиотических конструкций, и посмотрим на таксоны, представляющие базисные значки различных типов систем. Естественные знаки хотя и выделяют значение своих изображаемых, но при этом нам предстоит выделить их из целого комплекса сопутствующих явлений. Изучая следы, охотник должен понять и учесть все прочие знаки цельной и еще неразделенной картины, – а это непросто.

На следующей ступеньке образных знаков мы уже можем выделить отдельный знак, появляющийся сам по себе, – допустим, отдельную статую. Однако, в большинстве случаев этот знак остается для нас непонятным, пока мы не дадим ему какого-то объяснения, – словесного либо иного. Слово, являющееся базисным знаком языковых систем, более автономно по своему содержанию, нежели естественный или образный знак. И все же его значение приходится дополнительно определять, пользуясь как средствами самого языка, так и данными, заимствованными из внесистемной действительности. Еще более самостоятельным смыслом обладают знаки из систем записи: этот смысл заключается в бинарном соответствии между знаком и его обозначаемым: знак на письме, например, должен быть сопоставлен только с тем звуком устной речи, который он призван изображать.

Наконец, значки формализованных систем приобретают вполне законченный и легко определяемый смысл. Три стула значат именно три, а не четыре и не два предмета, – здесь невозможно ошибиться. Если надо определить количество более точно, то у нас есть все возможности сделать это (дроби разной степени точности или иные промежуточные значения). Есть и неисчисляемые объекты, но тогда уже не приходится обращаться к помощи математики, и она откровенно об этом заявляет. Зато, когда применяется математика, мы приходим к абсолютно однозначным результатам, и поэтому можем передать математические вычисления машине – она это делает лучше и быстрее нас. Для неточных наук применяются еще и процедуры добавочной верификации полученных первоначально результатов. Так в юриспруденции предусмотрены дополнительно к суду первой инстанции суды для обжалования, а в социологии – повторные опросы для уточнения первичных данных.

Основным источником неточности знания в ряде наук можно считать человеческий фактор. Все науки, касающиеся поведения людей, на сегодняшний день можно определить, как неточные. Социальное поведение отдельных личностей очень трудно свести к общему знаменателю; наши взгляды складываются из множества не поддающихся наблюдению и распознанию источников. Поэтому группа наук, возглавляемая социологией, возникла совсем недавно, в XIX столетии. Зачинателем социологии справедливо считается Огюст Конт. В наши дни она расцвела в целую плеяду наук, пользующихся все возрастающей репутацией. Не трудно разглядеть в ней и пути развития, которые ведут к изучению неоднозначно определяемых явлений и к стремлению их упорядочить и формализовать.

Особого внимания заслуживает проблема нравственной составляющей получения нового знания. Я хотел осветить ее в этом разделе, но решил отложить для специального, более глубокого обсуждения. Ниже я попытаюсь продемонстрировать, как мои умозаключения находят подтверждение в некоторых науках неточного плана (см. главу 13).

Юриспруденция как приблизительная наука

Выше мною была упомянута юриспруденция, очень уважаемая наука, которую я все же отношу к «приблизительным областям знания». Увы, но именно по этой причине требуется так много судебных инстанций, каждая из которых занимается вновь и вновь проверкой первичного судебного разбирательства – как по существу событий, так и по поводу их истолкования («квалификации» по юридической терминологии). Тем не менее, довольно часто после того, как приговор или решение вступают в законную силу, обнаруживается, что произошла судебная ошибка. Происходит это в значительной мере потому, что мы имеем дело с человеческими поступками, с их неустойчивостью и сомнениями. А, во-вторых, потому, что человеческие взгляды, на основании которых принимается тот либо иной законодательный акт, часто меняются. Они строятся на очень непостоянной основе; основа трансформируется – и наши убеждения изменяются.

Почему же тогда я отношу юриспруденцию к науке? Потому что она реализует очень важное человеческое стремление – стремление к справедливой организации общественных учреждений и достойного взаимоотношения между людьми. На протяжении всей истории развития цивилизации стремление к справедливости просматривается очень отчетливо; именно несправедливость и издевательства приводили к восстаниям, волнениям и мятежам. В результате в нашем сознании сегодня господствуют представления о том, что споры следует решать по закону, что законы обязательны для всех и что наказания надо мало-помалу делать не столь жестокими, какими они когда-то были. Поэтому же право встало в один ряд с исполнительной и законодательной ветвями власти; в цивилизованных странах оно абсолютно независимо и разрешает такие проблемы, которые не по зубам двум остальным ветвям управления. Можно сказать, что мы гонимся за фантомом, которым нам никогда не овладеть до конца, но само стремление к поимке которого стоит того, чтобы мы относились к нему как к необходимой и почтенной деятельности.

Законотворческая инициатива была известна в разных цивилизациях очень давно, но подлинно современной она становится лишь во втором тысячелетии по григорианскому календарю. Теоретические основы различных правовых институций (уголовного, гражданского, административного права и пр.) появились и утвердились сравнительно недавно, – начиная с периода Возрождения. Можно упомянуть две вехи в их создании: для уголовного права – книгу Чезаре Беккариа Бонезана (1764 год)[34]34
  В: https://ru.wikipedia.org/wiki/Чeзapе_Беккариа


[Закрыть], а для гражданского – Кодекс Наполеона (1804)[35]35
  В: https://ru.wikipedia.org/wiki/Кодекс_Наполеона


[Закрыть]. На сегодняшний день в большинстве стран мира построена современная система юриспруденции с ориентацией на атрибуты развитой цивилизации: независимость правовых институтов, признание их равноправными с другими ветвями власти, равенство всех людей перед законом и их ответственность за совершенные ими деяния. Однако по существу дела правовые нормы нельзя себе представить в завершенном виде, как это происходит с достижениями точных наук. Они по самому своему характеру приблизительны и открыты для происходящих в обществе изменений: к возникновению новых законов и отказу от прежних отработанных норм права. В этом проявляется их имманентное свойство, поскольку они принадлежат процессу регулирования общественной жизни, а это неизбежно ведет к неточности науки.

Археология как пример приблизительной науки

Археология представляет собой еще один пример приблизительной науки, хотя ее «приблизительность» имеет иные корни, чем у юриспруденции. В случае с юриспруденцией это – новые повороты социальной жизни; в случае с археологией – это утеря конкретных фактов, необходимых для атрибуции находок, которые, увы, уже невозможно получить по истечении определенного промежутка времени. Поэтому археологи в каждом случае находки неординарных артефактов лихорадочно ищут объяснения для каждого из них. Они обращаются для этого к письменным источникам, где упоминаются вещи, похожие на найденных в раскопах. Они анализируют материал, из которого сделан объект изучения и сравнивают его со сведениями о появлении таких же материалов в разных частях земного шара. Они анализируют легенды, которые касаются мест нахождения артефактов, как это происходит с Междуречьем, Святой землей (Палестиной) или территориями татаро-монгольских завоеваний. Скажем, находки на территории современного Израиля обязательно сверяются с упоминаниями о них в Священном Писании и, если такие упоминания обнаруживаются, то они служат для объяснения происхождения и смысла новых открытий.

Очевидно, что такого рода объяснения не могут считаться окончательными. Они, как переменные знаки х, у или z в алгебраических построениях, требуют замены на более конкретные обозначения. Такие обозначения время от времени появляются и корректируют прежние знания о данном артефакте, что является основным правилом археологии как науки. То же самое можно сказать еще о некоторых науках, уходящих в седую старину: герменевтике, геральдике, ономастике (науке о происхождении имен), истории литературы и даже об истории вообще. Несмотря на несовершенство получаемых сведений о том или ином историческом факте, история и все ее ответвления являются почитаемыми науками, так как человек – разумное существо – хочет знать, «откуда он и куда идет».

Мировоззренческие науки

Наконец, несколько слов о человеческих взглядах на жизнь и на достойное в ней место каждого из нас. Они составляют содержание некоторых очень значимых наук, которые, однако, тоже можно обозначить как приблизительные. К ним относятся культурология, статистика в ее социальных аппликациях, этика и их ответвления. Все они базируются на такой неустойчивой платформе как человеческое мировоззрение, зависящее от воздействия семьи, школы и улицы в самом широком значении этого слова. Эти влияния настолько разнообразны и непостоянны, что их невозможно свести к единому знаменателю. Поэтому и науки, их изучающие, не могут похвастаться устойчивыми и четко формулируемыми выводами.

Возьмем в качестве примера статистику, которая, казалось бы, опирается на цифры; тем не менее, в той ее части, которая касается опросов общественного мнения, она постоянно попадает впросак[36]36
  В той же ее части, которая рассчитывает неодушевленные предметы, статистика вполне достоверна и является точной наукой. Это – хороший пример для различной характеристики «точных» и «неточных» наук.


[Закрыть]. Поэтому в каждой выборке общественного мнения предусматривается процент возможного отклонения от полученного результата. Еще меньше можно полагаться на исследования эстетических предпочтений в любом виде искусства, будь то литературоведение, архитектура, скульптура или обзорная статья о выставке живописных работ. Более того, в изобразительных искусствах и литературе преобладает мнение о том, что они подчиняются исключительно воле своих создателей и противятся какому-либо упорядочению и общественному приговору.

Граф базисных систем в конкретном воплощении

Как я уже писал, к базисным системам относятся философия, логика, семиотика, языкознание, математика и информатика. Они приложимы к любому научному направлению, но граф этих дисциплин, их совместное существование в границах специфической науки, каждый раз изменяется. В поэтике, например, превалируют словесные формулировки; там решающее слово принадлежит интонации и законам отдельных поэтических жанров, а ее общее философское оправдание замыкается на обращении стихов к разуму и к чувствам одновременно. В архитектуре апеллируют к эстетике, не забывая, однако, о ее функциональной составляющей, что влечет за собой привлечение математических расчетов и т. д.

Подробнее следует остановиться на филологии и математике, которые, по-видимому, являются самими важными семиотическими системами. Мы начинаем их систематическое изучение в первом классе школы и продолжаем таковое до последнего класса. Их основное назначение – в случае надобности обслуживать все остальные знаковые системы. При этом они применяют абсолютно разные способы обработки систем, которых обслуживают.

Языковые знаковые системы

По моей классификации знаковых систем языки расположены в самой середине иерархии знаков, так что заряд их абстрактности позволяет им поднимать все остальные менее абстрактные системы до своего уровня и, наоборот, уменьшать степень абстрактности систем, находящихся над ними. Если, например, они объясняют скульптуру или рисунок, то это существенно помогает нам их понять в словесном выражении. Если же они анализируют физическую формулу или химическое уравнение, то последние опять же в словесной интерпретации теряют свою таинственность, внятную лишь специалистам, и они откладываются в нашем сознании. Так это фактически и происходит на практике: в школах, в музеях, в печатных трудах и пр.

Языки появились при зарождении цивилизации, да и сама цивилизация смогла появиться только в результате изобретения языков. Мы не знаем ни одного народа или племени, на какой бы стадии развития они ни стояли, которые бы не изобрели своего языка. Первоначально языки имели весьма жалкий вид (если судить о них с наших продвинутых позиций), но потом они становились все более зрелыми, чтобы удовлетворить возрастающий потенциал человеческого знания. К настоящему времени многие языки достигли вершины своих возможностей, но они продолжают развиваться и не только потому, что меняется наш мир, а это побуждает нас изменять язык. Языки потенциально обладают такими возможностями объяснить мир и приспособиться к нему, которые нам просто не были нужны на ранних стадиях развития. Зато потом, когда люди становятся все более образованными, языки открывают им все новые грани, о которых люди первоначально даже не задумывались.

На сегодняшней стадии цивилизации мы наблюдаем стремительную трансформацию существующих языков. Еще несколько десятилетий тому назад в них не было терминологии, отражающей происходящую в мире информационную революцию. Сегодня только компьютерные словари включают несколько тысяч терминов, требующихся для работы с компьютерами и иными информационными технологиями. Все живые языки участвуют в этой лингвистической перестройке. Но этого оказывается мало, – понадобился один язык для всех, чтобы обеспечить коммуникацию между людьми разных стран мира. Им стал английский язык, являющийся обязательным предметом изучения в школах по всему земному шару. Трудно представить себе образованного человека сегодняшнего дня, не знающего английского. Всего тридцать-сорок лет назад это было обычным делом.

Обратитесь к любой подробной грамматике – она прежде всего рассказывает о частях речи. Каждая часть речи распределяет принадлежащие к ней слова по различным категориям, присваивая им парадигму, согласно которой они изменяются. В современной грамматике этому правилу не подчиняются частицы и междометия. Они определяются как слова, не представляющие частей речи, поскольку они не изменяются и им не нужна парадигма. У них есть только одна неизменная форма, которая, разумеется, наделена значением, но не грамматическим, а вынесенным частично или исключительно за пределы языка. Частицы лишь приблизительно отвечают этому условию. Если они используются для словообразования, то они наполовину слова, наполовину смысловые добавки для других слов. Если же они «первообразны» (довольно нелепый лингвистический термин), то «за некоторыми исключениями в современном языке не имеют словообразовательных связей и формальных соотношений со словами других классов» (“вишь”, “дескать”, “небось” и др.)[37]37
  Краткая русская грамматика. Под редакцией Н.Ю. Шведовой и В.В. Лопатина. Москва, «Русский язык», 1989, с. 337.


[Закрыть].

Междометия совсем не связаны с грамматическими установками языка и существуют как бы сами по себе, выражая исключительно эмоциональные позывы говорящего. «Междометия – это класс неизменяемых слов, служащих для выражения эмоциональных и волевых реакций на окружающую действительность: ах, ух, эй, ну, ура!»[38]38
  Краткая русская грамматика. Под редакцией Н.Ю. Шведовой и В.В. Лопатина. Москва, «Русский язык», 1989, с. 341.


[Закрыть]. Именно за счет таких приспособлений к уже принятым в ней правилам развивается любая знаковая система. Ее правила сами по себе обременены массой исключений, но в ней еще возникают целые классы знаков, не подчиняющиеся общим требованиям, и появляются они только потому, что к имеющемуся каноническому ресурсу подключаются добавки, нужные для выполнения неординарных задач, встающих пред системой на продвинутой стадии ее развития. Мы это видели на примере картогра.

Несколько слов о «паралингвистических» добавках к языку. Имеются в виду жесты, позы, мимика, ораторские приемы и другие невербальные средства, которые помогают говорящему высказать свою мысль. Это очень важная слагаемая речи, помогающая донести до слушателей смысл и содержание высказываний. Паралингвистика оперирует не словами, но она совершенно необходима для воздействия не только на разум и логику слушателя, но и на его эмоции и расположение. Паралингвистика, используя невербальные средства, входит в лингвистику и изучается лингвистами, так как она неотделима от языка.

Для иллюстрации важности паралингвистики я часто в своих работах привожу такой диалог:

Лектор: «Отрицание противоположно утверждению, но двойное отрицание приводит к положительному выводу. Оно уже не воспринимается как отрицание».

Из задних рядов: «Да, конечно!».

Попробуйте произнести это так, чтобы парировать утверждение лектора. Это вполне возможно сделать при использовании соответствующей интонации.