Текст книги "О науках и знании"

Появление живой природы на нашей планете

В ходе развития мироздания на нашей планете совместился ряд обстоятельств, впоследствии названных физическими константами, которые привели к появлению на Земле объектов живой природы. Живая природа, в отличие от мертвой, предполагает восприятие ею стимулов или влияний извне. Мертвая природа остается к ним безразличной и никак не реагирует на внешние воздействия, ничего при этом не чувствуя. Живая природа, даже в самых слабых своих проявлениях, воспринимает внешние влияния и пытается на них ответить.

По параметру физиологического усложнения и появления нервных рефлексов мы обычно представляем живую природу в виде трехэтажной конструкции: растительный мир → мир животных → человек. Уже растения реагируют на стимулы, поступающие извне, пытаются их максимально использовать, а еще (и это очень важная характеристика) приобретают способность к передаче наследственных признаков следующим поколениям. От дуба рождаются дубы, от пшеницы – пшеница, от папоротника – папоротники. Это позволяет им воспринимать и передавать следующим поколениям случайные мутации, которые в пределах вида упрочняют их приспособляемость: наименее приспособленные экземпляры постепенно исчезают, уступая место более выносливым особям (дарвиновский принцип эволюции).

То же самое, но на более высоком уровне, происходит в животном мире. Растения в большинстве случаев прикреплены к месту их появления и могут воспринять лишь те влияния, которые доступны им на своем месте; животные (вернее, живые организмы) могут передвигаться с места на место; их нервная структура усложняется и, соответственно, усложняются их реакции на внешние раздражители. По пути от простейших одноклеточных к все более сложным организмам приспособительные механизмы специализируются, совершенствуя таким образом реакции на внешние стимулы и на устойчивую, а также постоянно улучшающуюся их обработку внутри организма. Мы наблюдаем протоплазму у некоторых простейших, которая переходит к зародышам будущих нервных сетей, и постоянное усовершенствование строения этих цепей в дальнейшем – ганглии и, наконец, мозг в его различных проявлениях.

В конечном счете возникают так называемые органы чувств, каждый из которых отвечает за получение и передачу полученной информации в центральный пункт управления, где поступающие сигналы расшифровываются и служат стимулами для ответных реакций организма на получаемые сообщения. Венцом творения в этом смысле служат органы чувств у человека, которые обычно перечисляются в таком порядке: органы зрения, слуха, обоняния (дистанционные); вкусовые и органы осязания (контактные). Для каждого из них в организме человека приспособлена отдельная часть тела: глаза, уши, нос, язык и пальцы. Кроме них, человеком ощущаются раздражения, принимаемые как бы телом в целом, без выделения специального органа чувств. Это – ощущение тепла или холода, чувство голода и жажды, чувство устойчивости и равновесия, восприятие боли в различных местах тела и несколько других. Такой набор, хотя он вполне удовлетворителен, не включает некоторых ощущений, имеющихся у иных живых существ (например, восприятие направления магнитных полей, имеющееся у птиц и других живых существ или усеченный диапазон восприятия слуховых сигналов). Органы чувств и тело в целом постоянно изменяются по двум параметрам – количеству воспринимаемых ощущений и их качественным показателям. В период роста организма и апогея его развития они постоянно совершенствуются; в период же старости увядают и умирают вместе со всем организмом.

Человек-прибежище знаков

В ряду живых существ человек занимает высшую ступеньку биологического прогресса, хотя принципиальные основы живого в его отличиях от неживого у него те же, что и у иных живых существ. Разница между ним и другими представителями животного мира определяется качеством, разнообразием и специализацией его конструкции – как всего тела, так и его частей. В ходе борьбы за существование у человека появились такие навыки как прямохождение, вследствие чего руки освободились для специальных и тонких операций, работа всех органов тела была скоординирована и наладились связи с внешним миром через органы чувств. Но самое главное, в чем преуспел человек, он стал обладателем мозга, диспетчерского пункта всего организма, распределяющего и координирующего работу всех его элементов. Мозг способен до определенной степени перегружать и подменять одни функции органов другими в процессе приспособления к различным обстоятельствам – хорошим и плохим. В науке это называется пластичностью мозга – возможности человеческого мозга еще далеко не исчерпаны; их предстоит изучать и направлять во имя нашего дальнейшего процветания в этом лучшем из миров.

Одной из самых главных функций мозга является изобретение знаков и знаковых систем. Человек живет и действует, расшифровывая знаки, которые он получает извне и изнутри своего тела. Он шагу не может ступить без опоры на поступающие сигналы: ему надо знать, вступит ли он на твердую почву, сможет ли он предпринять данный шаг по состоянию своего здоровья, удержится ли он в новой позиции и т. п. Маленький шаг происходит обычно почти автоматически, но в экстремальных условиях и он находится под контролем сознания. Что уж говорить о более сложных обстоятельствах, когда количество знаков и их расшифровка усложняются на порядки.

Знаки не только сигнализируют нам о различных сторонах наших обычных действий. Они планомерно организуют наш быт: вставая поутру, мы имеем обыкновение мысленно пробегать предстоящий день: его начало, последовательность наших поступков и их продолжительность. Где бы мы ни появились, мы осматриваемся и ведем себя как кошка в новой обстановке, так, чтобы максимально приспособиться к открывающейся ситуации. Наконец, мы выражаем себя с помощью знаков: наша речь построена на знаках (словах); наша поза, жесты, выражение лиц и пр. – это знаки, демонстрирующие наше отношение к происходящему; наши интонации, поступки и поведение в целом означают решимость или равнодушие, поддерживаемую нами позицию и предстоящие намерения.

Особую роль играют знаки в получении нового знания. При обучении мы опираемся почти исключительно на знаковые источники: на книги, на записанные лекции наших менторов, на картинки, фильмы, диапозитивы и показания электронных гаджетов, находящихся в нашем распоряжении. Еще большее значение приобретают знаки и знаковые системы в научном познании – ученые вынуждены опираться исключительно на знаки и на свое воображение, когда размышляют о еще не существующих вещах. Здесь вступают в дело знаки совершенно разной конструкции и содержания – от самых простых до абсолютно абстрактных и произвольных. Но когда ученые приходят в уме к некоторым выводам, они опять-таки вынуждены прибегать к знакам, чтобы передать свои умозаключения другим людям, теперь уже используя знаки, известные их собеседникам, – модели, чертежи, записи, фотографии и пр. Все это знаковые системы и, добавим, все это плоды человеческого ума. Знаки суть продукты наших мыслей – они не порождаются онтологией, хотя именно наши отношения с онтологией заставляют нас пользоваться знаками.

Третья слагаемая бытия – наше мышление

Выше я обозначил два слагаемых бытия, взаимодействующих друг с другом, – онтологию и семиотику. Их взаимодействие обеспечивается мышлением. Разберем, что это такое. Мышление происходит в мозге, который сам является продуктом эволюции живой материи. От простых откликов на внешние стимулы у растений, до все более сложных рефлексов у представителей животного мира и, наконец, до разумных умозаключений у человека совершенствовалась нервная система живых существ, пока не оказалась под надзором мозга в голове у человека, защищенная крепкой черепной коробкой и организованная сложнейшим образом.

Без контроля за своими действиями мы никогда не достигли бы того, чего достигли в ходе цивилизации. Без вмешательства мыслей люди не смогли бы произвести ничего полезного, а, между тем, мы научились воздействовать на природу и даже изменять ее в свою пользу. Наличие зрелого мышления – conditio sine qua non любого действия или поступка. При этом мышление человека подразделяется на две сферы: мышление по поводу того, что мы делаем, и мышление по поводу того, как мы в данном случае думаем. Второй вид мышления я называю метамыслием.

Метамыслие основано на логике и на здравом смысле. Логика учит нас мыслить. Она обладает всеми признаками науки: у нее есть свой язык, свои знаки и правила их использования, свои алгоритмы действий и свои методы проверки достигнутых результатов. У нее также есть свои специфические приложения; например, риторика учит нас произносить речи на публику – в суде или в ином собрании людей. Те, кто не изучали риторику, тоже во многих случаях высказывают свои мысли логично, просто руководствуясь здравым смыслом. Скажем, когда я пишу эту книгу то думаю не только о ее содержании, но также о последовательности изложения, о расположении заголовков и абзацев на странице, о буквах в словах, и о многом ином, что касается не содержания, но манеры и приемов моего письма.

Что же такое разум?

Этот второй вид мышления (т. е. метамыслие) я склонен назвать разумом. Существует два вида реакции на внешние и внутренние раздражители – обдуманная или необдуманная. Мы можем действовать под влиянием необузданных эмоций, а можем удерживать наплыв эмоций здравым смыслом. Иван Грозный в гневе убивает сына, а потом, судя по картине Ильи Репина, раскаивается и обнимает его бесчувственное тело. Чувство голода может привести к тому, что люди будут есть древесную кору и иные несъедобные вещи; чувство страха приводит нас иногда к совершенно неприемлемым поступкам; чувство стыда толкает на неверные решения. Увы, многие эмоцииональные побуждения не удается преодолеть до конца, но их все-таки можно в какой-то мере обуздать силой воли, то есть, удерживать в разумных пределах.

И этим люди отличаются от других живых существ, даже самых высокоорганизованных. Никто не станет упрекать животных за убийство себе подобных. Но цивилизованные люди на должны позволять себе этого ни при каких обстоятельствах. История человечества полна войн, хотя, похоже, что этот древний обычай уходит в прошлое. Мы постепенно гуманизируемся, становимся подлинными людьми, которые должны разумно распоряжаться на Земле и на других планетах, для чего придется подавлять в себе унаследованные от предков примитивные эмоции и побуждения.

Наши предки до того, как изобрели язык, пока не научились пользоваться огнем и шкурами животных в качестве одежды, пока не привыкли находить пещеры для жилья, еще не овладели разумом и довольствовались лишь его проблесками. Высокоорганизованные животные также обладают чем-то похожим на такие проблески, что помогает им производить некоторые действия похожие на разумные. Зато после того, как люди продвинулись по стезе цивилизации, они сумели превратить зародыши сознательного мышления в подлинный разум, и это позволило им рассуждать с максимальной для себя пользой. Следует признать, что разум, как контролирующая функция мышления, может быть ранжирован по качеству и объему; люди (да и целые народы) могут пребывать на начальной стадии овладения разумом, а могут стать более-менее разумными.

Ведущей силой для становления разума является обучение и стремление к познанию нового. Привитие навыков обучения и логического мышления должно стать центральной задачей любого образовательного учреждения, а обучаемым следует внушить, что они познают не только с целью сдать экзамены и получить аттестат, но и для того, чтобы их ум приобрел навыки обучаемости и жажду к познанию. Лишь таким образом человек переходит от неконтролируемого мышления к созидательному разуму. Между разумом и чисто эмоциональными рефлекторными поступками находится зона интуитивных действий – промежуточная территория между разумом и эмоциональными всплесками. Их надо научиться контролировать: овладение инстинктивными реакциями, включение их в разумные и обдуманные рамки – одно из центральных направлений воспитания в себе homo sapiens.

Наконец, наш разум является инициатором всех изменений, которые мы внедряем в свое существование. Иначе говоря, именно наш разум создает новшества, которые изменяют мир и нас самих, создавая то, что я называю виртуальной реальностью. Это свойство мышления называется воображением. Воображение позволяет рассудку все на свете: с одной стороны, – мечты, не согласующиеся с реальной действительностью; зато, с другой стороны, без воображения невозможны никакие изменения, в том числе и такие, которые двигают мир вперед.

В последнем случае воображение сначала создает картину предстоящих изменений в уме, затем эта картина переносится в семиотическую реальность в виде заметок, планов, картин, чертежей и пр., а затем воплощается в материальных либо духовных продуктах человеческого бытия. Единственным критерием, отличающим маниловские мечтания от ценных для нас нововведений, является их проверка на практике: беспочвенные мечты остаются втуне, в то время как внедренные в практику идеи становятся частью человеческой цивилизации. В сфере искусства указанное различие нивелируется; наоборот, беспредельные фантазии становятся основным средством выражения художественного замысла. Там мы можем реализовать наши мечтания без ограничений, налагаемых суровой прозой жизни.

Постепенно приспособительные усилия homo sapiens создают мощный живой организм – разумное существо, трезво оценивающее свои способности и шансы вести достойное существование в пределах сложившихся обстоятельств.

Глава 9. Отдельные слагаемые научной парадигмы

Настоящая глава призвана дать краткие характеристики тех компонентов парадигмы построения наук, которые я выделил выше (см. схему «Парадигма зрелой науки» в начале главы 2). Анализу будут подвергнуты все слагаемые парадигмы, кроме «предмета изучения» и «методов изучения», которые определяются конкретными обстоятельствами научного исследования. Их так много и, кроме того, они настолько зависят от конкретики, что нет смысла обращаться к ним в глобальном философском подходе к проблеме. Да и сама характеристика основных частей парадигмы не будет развернутой. Моя цель, скорее, заключается в том, чтобы обосновать наличие той или иной составной части в составе парадигмы, нежели в ее подробном описании. Такому описанию, с моей точки зрения, должен быть посвящен подробный анализ в любой существующей науке.

Метаязыки

Вначале я трактовал метаязык как пролегомены к той или иной науке. Этот термин, заимствованный из греческого, означает введение в изучение какой-либо науки, разъясняющее предмет, методы и способы решения ее проблем. Потом я переменил свое мнение и начал понимать пролегомены как нечто более серьезное, нежели простое введение в ту или иную науку. Сейчас я понимаю метаязык как костяк какой-то науки, отражающий ее сущность: ее основные понятия, правила их выведения и классификации. Метаязык не только предваряет изложение науки, но входит в нее в роли поводыря для желающих в ней разобраться. Причем метаязык меняется в зависимости от уровня обсуждения как науки в целом, так и отдельных ее частей. Допустим, метаязык в литературоведении будет иным, чем метаязык для отдельных его ответвлений, – для прозы, поэзии и иных жанров. Потом внутри поэзии мы можем выделить метаязыки в объяснении стихотворных форм, в разделе о метрике или о структурах построения стихов и т. д. То же самое касается всех других наук.

Всё, о чем говорится в метаязыке, раскрывается в парадигме в виде самостоятельных структурных элементов. Если вы взглянете на схему научной парадигмы, то увидите в ней специальные разделы для терминологии, для методов изучения, принятых в данной науке, для аксиоматики и пр. Встает вопрос: зачем выделять дублирующий их всех метаязык? Мне он представляется необходимым, так как представляет квинтэссенцию всего научного подхода, который зримо и незримо пронизывает все предпринимаемые в науке действия ученого. На долю метаязыка приходится наиболее ответственная функция – выявить смысл всех остальных построений, их внутренние скрепы и динамику. Он не просто определяет составные части данной науки, но, прежде всего, их связи и отношения между собой.

Начнем с того, что метаязык конкретной науки может быть выражен в виде краткого законченного образа или афоризма. Например, для общей химии такой образ предстает в виде таблицы Менделеева, которая не только перечисляет все известные химические элементы, но также показывает, как они связаны между собой, какие при этом выявляются свойства для каждого элемента и как они распределяются в общей химической картине мироздания. В генетике тоже трактуются связи, но только между четырьмя элементами, составляющими структуру ДНК, которая объясняет такие фундаментальные свойства генетического (наследственного) материала как способность к умножению, изменению и кодированию наследственной информации. Там роль метаязыка выполняет двойная спираль Френсиса Крика и Джеймса Уотсона (1953 г.). Спираль демонстрирует, как эти элементы связаны между собой и как они расщепляют спираль на две половинки, отвечающие за рост живой материи. Спираль лежит в основе всех прочих генетических процессов вплоть до выяснения полного состава генетического кода у разных живых существ.

Более сложные связи обнаруживаются в неточных науках. Например, в юриспруденции, которую я изучал в вузе, в уголовном праве выделялся так называемый состав преступления. Существует общий тезис: есть статья в уголовном кодексе – есть преступление; нет статьи – деяние не может быть квалифицироваться как уголовно наказуемый деликт. Внутри деяния, определенного как преступление, всегда можно выделить четыре составные части: субъект, субъективную сторону (отношение предполагаемого правонарушителя к своему поступку), объект правонарушения и объективную сторону (как все происходило).

Если нет хотя бы одного из указанных выше элементов состава преступления, то обвиняемый оправдывается либо само преступление переквалифицируется по соответствующей статье (субъективная сторона). Например, если у обвиняемого имеется умысел на убийство, то он идет по одной статье, если же умысла нет, то по другой, например, по статье об убийстве по неосторожности. Такого рода анализ постоянно всплывает в ходе судебных заседаний по уголовным делам, и он исчерпывающе объясняет всю картину происходящего.

Его-то я и называю метаязыком уголовного права, поскольку он пронизывает всю систему действий людей, работающих в этой области юриспруденции. К нему примыкают остальные ветви этой науки: специфическая терминология, процессуальные нормы рассмотрения уголовных дел, назначение соответствующего наказания и пр. Им посвящены многочисленные документы: уголовно-процессуальный кодекс, комментарии к каждой статье уголовного кодекса, статьи в специальных журналах о прецедентах по любой категории дел и пр. В основе всей этой необходимой рутины лежит четырехчленный анализ состава деликта, о котором я говорил выше. Он не может быть выражен в точных математических формулах, но, по крайней мере, он уменьшает возможность ошибочного суждения по поводу рассматриваемых деяний.

Существуют неточные науки, в которых метаязык может быть сформулирован лишь в виде отрицательного утверждения. К ним относятся науки, исследующие прошлое человечества (археология или история), либо занимающиеся прогнозом на будущее (футурология; социальные прогнозы, например, – о предстоящих выборах). Скажем, в археологии господствует такой принцип: найден артефакт – есть, о чем говорить и спорить; нет артефакта – профессиональным археологам говорить не о чем. Тогда в дело вступают фантазеры и прорицатели. Так, например, по поводу исхода евреев из Египта существует огромная литература, базирующаяся на Святом Писании; и ни одного артефакта, свидетельствующего о сорокалетнем кочевье евреев по Синаю. В современном Израиле существует школа археологов, которая по указанной причине не признает исход евреев из Египта доказанным историческим фактом.

Из истории познания известно немало случаев, когда многие профессиональные занятия определялись как науки, пока люди в них не разочаровались и не отбросили их в наш просвещенный век. Так случилось с алхимией, которой увлекались тысячи лет. Когда подлинная наука химии встала на ноги и на конкретном материале доказала возможность получения драгоценных металлов путем искусственной трансмутации в лаборатории (скажем, золота из ртути), алхимия приказала долго жить. То же самое произошло с астрологией, которая, якобы, предсказывала судьбу по звездам. Сколько жертв повлекли за собой такого рода предсказания, следуя которым короли и полководцы объявляли войну и шли на врага! Сегодня астрология лишилась научного статуса. До наших дней сохранилось у простого люда почтение к народной медицине и колдовству путем молитв и заклятий. Хотя современная медицинская практика прочно утвердила свое превосходство, многие суеверные люди до сих пор верят в такого рода ненаучные методы «врачевания».

Во всех этих случаях в науках сохраняется отрицательное «нет» для метаязыкового смысла тех или иных притязаний. Оно служит ориентиром для отделения «чистых» наук от «нечистых», отделения научного знания от ненаучных фантазий.