Текст книги "Чернобыль. История катастрофы"

8
Суббота, 26 апреля, 6:15, Припять

В четвертом часу утра Александра Есаулова разбудил резкий телефонный звонок[604]604
  Александр Есаулов, интервью автору книги, Ирпень, июль 2015 года; Shcherbak, “Report on First Anniversary of Chernobyl Accident,” trans. JPRS, pt. 1, 30.


[Закрыть]. «Вот черт! – подумал он, пытаясь нащупать трубку. – Опять выходные псу под хвост».

Жена с детьми уехала погостить к родителям, и у него появилась возможность хотя бы в выходные побыть одному, может, вырваться на рыбалку. С двумя маленькими детьми – пятилетней дочкой и сыном, которому не исполнилось еще и полгода, – забот всегда было полно, даже не считая работы. Есаулов был заместителем председателя горисполкома Припяти – не служба, а череда нескончаемых проблем.

В Припять он приехал из Киева. Для 33-летнего бухгалтера, работавшего в плановом отделе, это был серьезный шаг вперед: после комнаты в ветхой коммуналке с очередью в ванную каждое утро – свежий загородный воздух, престижная работа, личный секретарь и служебная машина – не новая, но на ходу. Вот только новые обязанности казались Есаулову непосильными. Ему приходилось заниматься не только бюджетом Припяти, всеми расходами и доходами, но еще и возглавлять плановую комиссию, отвечать за транспорт, здравоохранение, связь, уборку дорог и улиц, трудоустройство и распределение стройматериалов. Что-то всегда шло не так, и жители Припяти тут же начинали писать на него жалобы[605]605
  Есаулов А. Город, которого нет. С. 11–12


[Закрыть].

Есаулов наконец снял трубку, звонила секретарь исполкома Мария Боярчук[606]606
  Там же, с. 16.


[Закрыть]. Ее только что разбудил сосед, вернувшийся с атомной электростанции. Там была авария: пожар, может быть, взрыв.

В 3:50 Есаулов уже сидел в своем кабинете на втором этаже «Белого дома». Председатель исполкома уехал на станцию – выяснять, что там произошло. Есаулов позвонил начальнику городского штаба гражданской обороны, который тоже прибежал на работу. Никто не имел ни малейшего представления, что делать. На станции была своя служба гражданской обороны, и город никогда не участвовал в их учениях. Аварии на ЧАЭС случались и раньше, но их всегда прикрывали с минимумом шума.

Теперь исполкомовцы звонили по всем номерам, какие у них были, на станцию, но никто им ничего не говорил. Подумали поехать туда, но не было машины. Оставалось только сидеть и ждать. За окном фонари отбрасывали круги янтарного света на площадь, дома на улице Курчатова оставались темными и безмолвными.

Ближе к рассвету Есаулов увидел, как со стороны станции пролетела по проспекту Ленина машина скорой помощи. Мигалка на ней была включена, но сирена молчала. Водитель круто повернул направо у универмага «Радуга», проскочил по южной стороне площади и свернул влево в сторону больницы. Вскоре появилась вторая скорая помощь и тоже исчезла за углом.

Улицы снова затихли. Потом промчалась еще одна скорая помощь[607]607
  По словам начальника медсанчасти № 126 Виталия Леоненко, в ночь аварии работали четыре машины скорой помощи (интервью автору книги, Вепрюк, Украина, декабрь 2016 года). Аркадий Усов (см.: Shcherbak, Chernobyl, 69) вспоминает, что по дороге на станцию встретил две машины скорой помощи, а Piers Paul Read пишет, что к 5 часам утра машины работали по «челночной схеме» (Ablaze, 85).


[Закрыть]. И еще одна. Есаулов начал подозревать, что в этот раз авария, возможно, была не такая, как раньше[608]608
  Есаулов, интервью автору книги, 2015 год. Есаулов А. Город, которого нет. С. 16.


[Закрыть].

Когда рассвело, среди жителей города, чьи друзья и родственники работали в ночную смену, стали расползаться слухи об аварии на станции. Но точно никто ничего сказать не мог.

Около 7:00 в квартире Андрея Глухова, работавшего в ядерно-физической лаборатории отдела ядерной безопасности и надежности ЧАЭС, зазвонил телефон. Звонил его друг из цеха тепловой автоматики и измерений. Он тоже слышал, что на станции что-то случилось, но подробностей не знал. Глухов как сотрудник отдела ядерной безопасности имел полномочия звонить напрямую на пульты управления реакторов. Не расспросит ли он, что произошло?

Глухов позвонил на пульт старшего инженера управления 4-го блока своему другу Леониду Топтунову. Никто не ответил. Странно, может, Леонид занят? Глухов позвонил в зал управления 2-го блока, старший инженер управления реактором ответил сразу.

– Доброе утро, Борис, – сказал Глухов. – Как дела?[609]609
  Андрей Глухов, интервью автору книги, Славутич, Украина, 2015 год.


[Закрыть]

– Нормально, – ответил инженер. – Поднимаем мощность на втором блоке. Параметры в норме. Докладывать особо не о чем.

– Хорошо. А что с четвертым блоком?

Повисла долгая пауза.

– Нам дали команду не говорить об этом. Лучше в окно посмотри.

Глухов вышел на балкон. Они жили на пятом этаже, из их квартиры, сразу за новым колесом обозрения, была хорошо видна станция. Ничего необычного он не увидел, разве что какой-то дым, который висел в воздухе над 4-м энергоблоком. Глухов выпил чашку кофе и сказал жене, что пойдет на улицу Курчатова встретить автобус с ночной сменой. Может, они скажут, что происходит.

Он ждал на остановке, но люди со смены так и не приехали. Вместо этого подъехал грузовик, полный милиционеров. Глухов спросил, что произошло.

– Пока неясно, – ответил один милиционер. – Обрушилась стена реакторного зала.

– Что?

– Обрушилась стена реакторного зала.

В это было невозможно поверить. Но у Топтунова должно быть объяснение.

Может, я просто пропустил автобус, подумал Глухов, и Леонид уже дома?

До дома Топтунова дошел за 15 минут. Поднялся на верхний этаж, подошел к обитой красной искусственной кожей двери квартиры № 88[610]610
  Глухов, интервью автору книги, 2015 год; посещение автором квартиры Топтунова в Припяти, 25 апреля 2016 года.


[Закрыть]. Глухов нажал на кнопку звонка. Подождал, нажал еще раз. Ответа не было.

Припятская больница, она же Медико-санитарная часть № 126, занимала несколько зданий песочного цвета за низким забором на восточной окраине города[611]611
  Леоненко, интервью автору книги, 2016 год; посещение автором медсанчасти № 126, 27 апреля 2016 года.


[Закрыть]. Больница, обслуживавшая растущий город и его молодое население, была хорошо оборудована, насчитывала 400 коек, 1200 человек персонала и большое родильное отделение. Но она не была подготовлена к условиям катастрофической радиационной аварии, и, когда первые машины скорой помощи начали подъезжать с ЧАЭС в ранние часы субботнего утра, медики перестали справляться. Был выходной день, врачей найти трудно, и поначалу никто не мог понять, с чем они имеют дело: молодые парни в форме, которых привезли со станции, тушили там пожар и теперь жаловались на головную боль, сухость в горле и головокружение. У кого-то лица были ужасного лилового цвета, у других – смертельно бледные. Всех их тошнило и рвало, они наполняли рвотой тазы и ведра до полного опустошения желудка, но не могли остановиться. Медсестра приемного покоя начала плакать.

К 6:00 утра начальник медсанчасти официально поставил диагноз лучевой болезни и уведомил об этом Институт биофизики в Москве[612]612
  Там же. По словам Ангелины Гуськовой, персонал медсанчасти сначала сообщил ей, что все ранения были результатом химических ожогов. Гуськова А. На лезвии атомного меча / Интервью Владимиру Губареву // Наука и жизнь. 2007. № 4. www.nkj.ru/archive/articles/9759.


[Закрыть]. Мужчинам и женщинам, прибывающим со станции, велели раздеться и сдать личные вещи – часы, деньги, документы[613]613
  Татьяна Марчулайте (медсестра МСЧ № 126), Возняк В., Троицкий С. Чернобыль: Так это было – взгляд изнутри. С. 202–205.


[Закрыть]. Все это было загрязнено. Уже лежавших в больнице пациентов отправляли домой, некоторых прямо в больничных пижамах. Медсестры распечатывали специальные пакеты с медикаментами и одноразовыми внутривенными шприцами на случай радиационных аварий. К утру больница приняла 90 пациентов. Среди них были люди с блочного щита управления № 4: старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, начальник смены Александр Акимов и их начальник, заместитель главного инженера ЧАЭС Анатолий Дятлов.

Сначала Дятлов отказывался от лечения и говорил, что хочет только спать[614]614
  Read, Ablaze, 85–86.


[Закрыть]. Но по настоянию медсестры ему поставили капельницу, и Дятлову стало лучше. Другие, казалось, тоже не слишком пострадали. У Александра Ювченко кружилась голова, он был возбужден, но скоро уснул и проснулся, только когда сестра пришла ставить ему капельницу. Он узнал в ней соседку по дому и попросил после смены разыскать его жену и передать, что он скоро будет дома. Тем временем Ювченко и его друзья пытались определить, какую дозу радиации они получили: они думали, это могли быть 20 бэр, может, 50. Но один из них, ветеран-подводник, переживший аварию на атомной подлодке, сказал: «При пятидесяти не блюют»[615]615
  Александр Ювченко, см.: Vivienne Parry, “How I Survived Chernobyl,” Guardian, August 24, 2004, https://www.theguardian.com/world/2004/aug/24/russia.health.


[Закрыть].

Владимира Шашенка, вытащенного коллегами из-под развалин отсека 604, привезли одним из первых. Его тело покрывали ожоги и волдыри, грудная клетка была вдавлена, позвоночник казался сломанным[616]616
  Read, Ablaze, 85.


[Закрыть]. И все же, когда его вносили, сестра увидела, что он шевелит губами. Она наклонилась, прислушалась. «Отойдите от меня – я из реакторного зала», – сказал он[617]617
  Марчулайте, см.: Возняк В., Троицкий С. Чернобыль: Так это было – взгляд изнутри. С. 205. Время смерти Шашенка указано дозиметристом ЧАЭС Николаем Горбаченко. См.: Kiselyov, “Inside the Beast,” 46.


[Закрыть].

Сестры срезали клочья грязной одежды с его кожи и положили Шашенка в палату реанимации, но сделать ничего не могли. К 6:00 Шашенок был мертв.

Еще не было восьми часов утра, когда Наталья Ювченко услышала звонок в дверь[618]618
  Наталья Ювченко, интервью автору книги, 2015 год; Read, Ablaze, 85 and 91.


[Закрыть]. Она проснулась рано, усталая и нервная. Простуда не давала ее сыну спать, он плакал ночью, и предчувствие, которое Наталья ощутила накануне вечером, лишь окрепло. Но с утра ей предстояло вести урок, надо было успеть в школу к 8:30. Она умылась, оделась и стала ждать возвращения Александра со станции. Ночная смена на ЧАЭС заканчивалась в 8:00, если муж поторопится сесть в автобус, он успеет домой до ухода Натальи и возьмет на себя заботу о Кирилле.

Но вместо мужа в дверях стояла женщина. Ее лицо казалось знакомым, но поначалу Наталья не узнала соседку, которая работала в больнице.

«Наталья, – сказала она, – ваш муж просил передать вам, чтобы вы не ходили на работу. Он в больнице. На станции была авария».

За углом, в доме на улице Героев Сталинграда, Мария Проценко услышала шум в квартире внизу[619]619
  Мария Проценко, интервью автору книги, Киев, сентябрь 2015 года.


[Закрыть]. Как всегда, когда она хотела сообщить соседям важные новости или угостить их чем-нибудь особенно вкусным, Проценко постучала ложкой по кухонной батарее. Тут же раздался ответный стук: спускайся!

Проценко была маленькой симпатичной 40-летней женщиной с короткой строгой стрижкой. Она родилась в Китае, в китайско-русской семье, но выросла в СССР. Ее дед был арестован и пропал в ГУЛАГе во время сталинских чисток; когда она была еще совсем маленькой, оба ее старших брата умерли от дифтерита, потому что не могли попасть к доктору из-за карантина в пограничном китайском городке, где они жили. Ее убитый горем отец скатился в опиумную зависимость, а мать бежала в советский Казахстан и вырастила Марию одна. Выпускница Строительно-дорожного института в Усть-Каменогорске, Проценко семь лет была главным архитектором Припяти и занимала кабинет на втором этаже горисполкома. С несоветским вниманием к деталям она надзирала за новым строительством в Припяти. Вступить в партию ей мешало китайское происхождение, но она вносила в работу чужестранное усердие. Она ходила по улицам с рулеткой, проверяя качество панелей в новых домах. Она гоняла строителей за кривые тротуары: «Дети ноги переломают и как вы тогда будете себя чувствовать?», а если слова убеждения не доходили, крыла строителей матом[620]620
  Анатолий Светецкий, начальник отдела систем технологической безопасности 3-го и 4-го блоков ЧАЭС, интервью Тарасу Шумейко, Киев, 28 мая 2017 года.


[Закрыть]. Многие мужчины ее боялись.

Многие из зданий Припяти – Дворец культуры, гостиница, исполком – были построены по стандартным проектам, разработанным в проектных институтах Москвы и Киева и предназначенным для воспроизведения в любом уголке СССР. Проценко делала что могла, чтобы они были особенными. Невзирая на преобладающую государственную доктрину хмурой «пролетарской эстетики»[621]621
  Исследование роли пролетарской эстетики в советском энергетическом строительстве см.: Josephson, Red Atom, 96–97.


[Закрыть], с отказом от декадентского западного стремления к индивидуальности в пользу экономии, она хотела, чтобы дома были красивыми. Проценко бережливо использовала небольшие запасы древесины твердых пород, плитки или гранита для декорирования интерьеров зданий Припяти, придумывая паркетные полы и гнутые узорные решетки для ресторана или маленькие вставки из мрамора в стенах Дворца культуры. Город разросся с двух микрорайонов до трех, потом четырех. Она помогала выбрать имена для новых улиц и добавляла утонченности новым сооружениям. Библиотека, бассейн, торговый центр, стадион прошли через ее руки.

Выходя из дома этим утром, Проценко собиралась провести день на работе. Город готовился к очередному расширению. На днях она принимала делегацию планировщиков из Киева. Они утверждали инфраструктуру нового микрорайона, который построят на отвоеванной у реки земле для работников новой станции Чернобыль-2. Со дна Припяти уже черпали песок, чтобы готовить площадки для новых домов. После того как их построят и заселят, в городе будут жить больше 200 000 человек[622]622
  Sich, “The Chornobyl Accident Revisited,” 204; Кручик И. Мати Атомограда // Тыждень. 5 сентября 2008 года. http://tyzhden.ua/Publication/3758.


[Закрыть].

Когда Проценко спустилась в квартиру этажом ниже, уже перевалило за 8 часов утра субботы. Ее 15-летняя дочь ушла в школу, муж, работавший в городе механиком, еще спал. Соседи снизу – ее подруга Светлана с мужем Виктором – сидели за кухонным столом. Несмотря на ранний час, они пили самогон. Светлана объяснила, что ее брат звонил со станции. Был взрыв.

«Будем выгонять шитиков!» – сказал Виктор, подняв стакан[623]623
  См. интервью с Василием Гороховым, заместителем директора ЧАЭС с июля 1986-го по май 1987 года, свидетельствовавшим, что ликвидаторы тоже верили в «шитики»: Болясный А. Первый «санитар» первой зоны // Вестник. 320, № 9 (апрель 2003 года). www.vestnik.com/issues/2003/0430/koi/bolyasny.htm.


[Закрыть]. Как многие строители и энергетики на станции он верил, что радиация производит в крови зараженные частицы – «шитики», прекрасным средством от которых является водка. Пока Проценко объясняла ему, что самогон ей в горло не полезет несмотря ни на какие «шитики», в дверях возник ее муж: «Тебе звонят»[624]624
  Проценко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть].

Звонила секретарша из исполкома. «Сейчас буду», – сказала Проценко.

К 9:00 утра на улицы Припяти вышли сотни привезенных сотрудников милиции, все дороги в город перекрыли милицейские блокпосты[625]625
  «Информация по обстановке в городе Припяти» 26 апреля 1986 года, файл по специальным мерам в зоне Припяти, с. 14, архив музея «Чернобыль».


[Закрыть]. Но когда руководство города – включая Проценко, Есаулова, начальника гражданской обороны и директоров школ и предприятий – собралось на экстренное совещание в «Белом доме», утро в Припяти начиналось точно так же, как и любое теплое субботнее утро[626]626
  Описание совещания городской администрации утром в субботу: Проценко и Есаулов, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть].

В пяти городских школах начались уроки. Под деревьями на улицах мамаши прогуливали детей в колясках. Люди отправлялись на пляж загорать, рыбачить и купаться в реке. В продовольственных магазинах покупатели запасались продуктами, пивом, вином и водкой на майские праздники. Многие отправились на дачи и огороды. Рядом с кафе у речной пристани шли последние приготовления к свадьбе на открытом воздухе, а на стадионе городская футбольная команда проводила тренировку перед вечерним матчем[627]627
  Полуфинальный матч на первенство Киевской области был отменен несколькими часами позже (Футбол в Припяти. История футбольного клуба «Строитель» // Сайт Sports.ru. https://www.sports.ru/tribuna/blogs/golden_ball/605515.html).


[Закрыть].

В конференц-зале на четвертом этаже «Белого дома» взял слово Владимир Маломуж, второй секретарь Киевского обкома. Он приехал всего за час или два до этого, и, поскольку в экстренных ситуациях компартия должна быть впереди, сейчас управлял ситуацией[628]628
  Парашин, см.: Shcherbak, Chernobyl, 76; Zhores Medvedev, Legacy of Chernobyl, 37.


[Закрыть]. Рядом с ним стояли два главных человека в городе – директор станции Виктор Брюханов и начальник строительства Василий Кизима.

«Произошла авария, – сказал Маломуж, обойдясь без пояснений. – Обстановка изучается прямо сейчас. Когда у нас будет больше подробностей, мы вам сообщим»[629]629
  Проценко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть].

Тем временем, пояснил он, в Припяти все должно идти как обычно[630]630
  Shcherbak, “Report on First Anniversary of Chernobyl Accident,” trans. JPRS, pt. 1, 48.


[Закрыть]. Дети должны оставаться в школах, магазины работать, свадьбы, запланированные на этот день, играться.

Естественно, были вопросы[631]631
  Там же, 37.


[Закрыть]. Пионеры школы № 3 – всего 1500 детей – должны были собраться в тот день во Дворце культуры. Следует ли проводить мероприятие? На воскресенье запланирован детский оздоровительный забег по улицам города. Его проводить? Маломуж заверил директора школы, что нет необходимости менять планы; все должно продолжаться, как в нормальной ситуации.

«И прошу без паники, – сказал он. – Ни при каких обстоятельствах вы не должны паниковать»[632]632
  Проценко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть].

В 10:15 передовая бронированная машина радиационной и химической разведки 427-го механизированного полка войск гражданской обороны медленно свернула с киевского шоссе на Припять[633]633
  Время прибытия колонны приводится Владимиром Малеевым: Чернобыль. Дни и годы: летопись Чернобыльской кампании. М.: Куна, 2010. С. 21. Дополнительные подробности: полковник В. В. Гребенюк (командир 427-го механизированного полка гражданской обороны МО СССР), интервью автору книги и Тарасу Шумейко, Киев, июль 2016 года. К этому времени на машине старшего лейтенанта Александра Логачева сломались тормоза и головной в колонне стала другая машина. Пытаясь догнать своих товарищей, Логачев поехал напрямую на ЧАЭС (Логачев, интервью автору книги, Киев, 2017 год).


[Закрыть]. С задраенными люками и включенным дозиметрическим оборудованием боевые машины разведки, ревя двигателями, взбирались на мост через железнодорожные пути. Город был виден сквозь толстые пуленепробиваемые стекла. Казалось, все в нем в норме.

Следуя сзади на дистанции 800 м, как того требовал боевой порядок, оставшиеся машины колонны радиационной разведки догнали передовой бронетранспортер на площади перед «Белым домом». Экипажам была поставлена задача провести радиационную разведку города и окрестностей, но для этого требовались карты Чернобыльской станции и Припяти. У военных их не было. На втором этаже «Белого дома» они разыскали Марию Проценко, у которой были карты города, но не было возможности сделать с них копии. Фотокопировальную технику можно использовать для размножения самиздата, потому доступ к немногим имеющимся в СССР машинам контролировался КГБ[634]634
  Kotkin, Armageddon Averted, 42.


[Закрыть]. Проценко встала за кульман и стала быстро чертить схему города[635]635
  Проценко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть].

В полдень части радиационной разведки разделились на группы и отправились измерять радиацию в городе, с юга полетел к Припяти вертолет МИ-8 255-й отдельной смешанной авиаэскадрильи Киевского военного округа[636]636
  Дроздов С. Воздушная битва при Чернобыле // Авиация и время. 2, 2011. www.xliby.ru/transport_i_aviacija/aviacija_i_vremja_2011_02/p6.php.


[Закрыть]. В кресле пилота сидел капитан Сергей Володин, вместе с двумя членами экипажа дежуривший в это утро в военном аэропорту Борисполя[637]637
  Сергей Володин, интервью автору книги, Киев, июль 2015 года.


[Закрыть]. У военных всегда был наготове для экстренных случаев вертолет с экипажем. Но Володину и его подчиненным было привычнее возить начальство по республике – вертолет был оборудован для этих целей: ковры на полу, комфортабельные кресла, имелся туалет и даже бар. И хотя экипаж этой машины прошел подготовку к боевым вылетам в горах Афганистана, назначения в «Афган» так и не последовало.

Около 9 часов утра Володин получил приказ провести воздушную радиационную разведку вокруг Чернобыльской станции[638]638
  Полковник Любомир Мимка, интервью автору книги, Киев, февраль 2016 года.


[Закрыть]. По дороге туда он должен был забрать старшего офицера гражданской обороны, который сообщит необходимые детали[639]639
  Сергей Володин, неопубликованные воспоминания, без даты.


[Закрыть]. После заполнения полетного задания Володин пошел к дежурному получать персональные дозиметры для себя и экипажа. Но батарейки в приборах протекли. Заменить их мог только офицер химической службы, а он находился на другой стороне летного поля, строил гараж для командира базы. Володин решил обойтись без персональных дозиметров. И хотя вертолетчикам выдали респираторы и резиновые защитные костюмы, лететь в таком облачении казалось невозможным[640]640
  Володин, интервью автору книги, 2006 и 2015 годы.


[Закрыть]. Погода стояла теплая, в кабине было жарко, даже в их летней форме. Около 10:00 бортинженер проверил двигатели, и Володин – в форменной рубашке с короткими рукавами – забрал майора гражданской обороны с радиометрическим оборудованием и полетел к Припяти за дальнейшими указаниями.

Володин хорошо знал Чернобыль[641]641
  Там же; Володин, неопубликованные воспоминания.


[Закрыть]. Перегоняя на ежегодное обслуживание вертолеты эскадрильи на военный завод в литовском Каунасе, он пролетал над белыми коробками электростанции. Иногда, просто из любопытства, он включал боевой радиометр ДП-3, установленный в кабине. Предназначенный для использования в случае ядерного нападения, ДП-3 имел четыре шкалы чувствительности для измерений – от 10 до 100, 250 и, в конце концов, 500 рентген в час. Но пилот ни разу не видел, чтобы стрелка хотя бы шелохнулась.

Теперь, приближаясь к станции на высоте 200 м, Володин увидел белый дым, плывущий над зданиями. Он велел включить радиометр в кабине. Штурман приготовился произвести необходимые вычисления, чтобы определить уровень радиации на земле по воздушным замерам. Володин заметил желтый автобус «икарус», едущий между незавершенными 5-м и 6-м блоками станции. Что ж, подумал он, если люди внизу еще работают, все должно быть в норме.

Потом он увидел, что западный торец станции обвалился. Внутри что-то горело.

«Восемнадцать рентген в час, – доложил бортинженер. – Уровень поднимается быстро».

Майор гражданской обороны открыл дверь в кабину пилотов и сказал, что с его стороны отмечается радиоактивность. Он открыл иллюминатор кабины и снял показания прибора снаружи вертолета: 20 рентген в час.

Пролетев атомную станцию, Володин приготовился посадить вертолет в Припяти, где майор должен был получить инструкции для разведывательного полета. Он облетел город, ища подходящую площадку, на которой можно было сесть против ветра. На улицах Припяти было много людей, на реке рыбачили, на огородах сажали картошку. Чистое синее небо, ярко-зеленый лес. Над вертолетом пролетела стая белых чаек.

Володин посадил МИ-8 около детской площадки на юго-западной окраине города, где он надеялся не слишком потревожить людей. Но машина всегда привлекала внимание гражданских. Ее быстро окружила толпа взрослых и детей. Взрослые интересовались, что происходит на станции и когда они смогут вернуться к работе. Дети хотели посмотреть вертолет изнутри. Пока майор гражданской обороны пошел в город, Володин разрешил детям, группами по 6–7 человек, посмотреть машину.

На станции к работникам, вызванным среди ночи телефонными звонками, присоединились люди из утренней смены, которые как обычно приехали на работу к 8 часам. В штабе строительства всего в 400 м от 4-го блока началась утренняя планерка, но ее ход прервали сообщением об аварии на станции, после чего всех отправили домой[642]642
  Ковтуцкий, интервью автору книги, 2016 год.


[Закрыть]. Однако особого чувства тревоги не было. Некоторые строители воспользовались неожиданным выходным и поехали на дачи или на пляж. На станции постоянно что-нибудь случалось, и от радиации, казалось, никто еще не пострадал. Последний раз, когда случилось что-то в этом роде, улицы в Припяти обрызгали каким-то составом с грузовиков и, когда они проехали, дети бегали босиком по обеззараживающей пене.

Из своего кабинета Мария Проценко позвонила домой и велела мужу пропылесосить и помыть полы в квартире и проследить, чтобы их 15-летняя дочь переоделась и приняла душ, когда вернется из школы[643]643
  Проценко, интервью автору книги, 2016 год.


[Закрыть]. Когда она перезвонила двумя часами позже, муж и дочь, не обратив внимания не ее наказы, сидели перед телевизором. Дочь сказала: «Пойду в душ, когда кино кончится».

Даже те, кто видел катастрофу своими глазами, с трудом могли связать разрушения на станции с беззаботной атмосферой на улицах Припяти. Строитель, работавший на 5-м и 6-м блоках, видел зарево, когда возвращался поздно ночью из Минска на машине[644]644
  Grigori Medvedev, The Truth About Chernobyl, 88–89 and 149–51.


[Закрыть]. Всего через час после взрыва он остановился меньше чем в 100 м от разрушенного здания 4-го блока, завороженный и напуганный зрелищем того, как пожарные на крыше пытаются потушить пламя. Однако в 10 часов утра, когда он проснулся дома в Припяти, все вокруг казалось совершенно нормальным. Он решил провести день с семьей.

Кое-где, однако, были признаки, что не все в городе идет, как следует. Ближайший сосед этого строителя в это утро не пошел на пляж, а поднялся на крышу своего дома и улегся загорать на резиновом коврике[645]645
  Там же, с. 150.


[Закрыть]. Полежав некоторое время, он заметил, что загар появляется прямо на глазах. Почти сразу от его кожи запахло гарью. Позже он спустился вниз, и сосед заметил, что он странно возбужден и весел, как будто выпил. Никто не захотел разделить его приподнятое настроение, и он вернулся на крышу, где продолжил наблюдения за своим ускоренным загаром.

Но инженеры-ядерщики утренней смены ЧАЭС ясно представляли себе опасность для города и пытались предупредить свои семьи. Некоторым удалось дозвониться и сказать близким, чтобы те не выходили из дома. Зная, что КГБ прослушивает звонки, один пытался намекнуть жене, чтобы она готовилась к побегу из города[646]646
  Инженером был Георгий Рейхтман (интервью автору книги, сентябрь 2015 года), попросивший жену упаковать всю зимнюю одежду. Поскольку была поздняя весна, она решила, что тот говорит ерунду.


[Закрыть]. Другой отпросился у директора Брюханова съездить на обед, дома посадил семью в машину и повез в безопасное место, но был остановлен в конце проспекта Ленина вооруженным милиционером на блокпосту[647]647
  Этим инженером был Николай Карпан, Karpan: Chernobyl to Fukushima, 32–33.


[Закрыть]. Город был отрезан. Никто не мог уехать из Припяти без официального разрешения.

Руководитель программ технической подготовки персонала ЧАЭС Вениамин Пряничников сошел с поезда на станции Янов около 11:00. Он был в командировке во Львове и пропустил драматические события предыдущих 12 часов[648]648
  Вениамин Прянишников, интервью автору книги, Киев, февраль 2006 года.


[Закрыть]. Утром в вагоне он слышал, как пассажиры говорили о крупной аварии на станции. Прянишников, физик-ядерщик с опытом работы на плутониевых фабриках Красноярска-26 и казахстанских атомных полигонах, служил на ЧАЭС с самого запуска станции и гордился своим положением на ней. Он хорошо знал реакторы и отказывался верить досужей болтовне: взрыв в ядре реактора был невозможен ни при каких условиях, которые он мог себе представить. Он так громогласно спорил с другими пассажирами, что дело чуть не дошло до драки.

Но, приехав в Припять, он увидел цистерны 427-го полка гражданской обороны. Улицы поливали раствором, от которого на решетках стоков оставалась белая пена. Пряничников узнал раствор сорбента, предназначенный для поглощения и удержания выпавших на землю радионуклидов. Повсюду на улицах были милиционеры[649]649
  Внутренняя докладная записка МВД УССР сообщает, что к утру субботы 600 милиционеров и 250 «уполномоченных» гражданских лиц были развернуты в Припяти с местных и областных баз. «Информация по обстановке в городе Припяти», 26 апреля 1986 года, файл по специальным мерам в зоне Припяти, с. 14, архив музея «Чернобыль».


[Закрыть]. Пряничников побежал домой предупредить жену и дочь, но дома никого не оказалось.

Он попытался позвонить на станцию – линия не работала. Тогда он сел на велосипед и отыскал свою жену в нескольких километрах от города, на даче, где она возилась с цветами. Жена отказывалась верить, что что-то не так. Только когда он показал ей черные точки графита на листьях ее клубники, она согласилась вернуться домой.

Прянишников подозревал, что авария вызвана катастрофическим выходом из строя реактора, но без дозиметра ему было трудно убедить соседей в такой еретической идее[650]650
  Прянишников, интервью автору книги, 2006 год.


[Закрыть]. Его просто не слушали, а как человек, отец и дед которого погибли от рук Партии, он знал, что слишком активно уговаривать их может быть опасно.

Вернувшись к вертолету, майор гражданской обороны принес новости: разрушения, которые они видели на станции, вызваны взрывом[651]651
  Володин, интервью автору книги, 2006 год. Время первого вылета на радиационную разведку 26 апреля указывает генерал-майор Машаровский в: “Operation of Helicopters During the Chernobyl Accident,” in Current Aeromedical Issues in Rotary Wing Operations, Papers Presented at the RTO Human Factors and Medicine Panel (HFM) Symposium, San Diego, October 19–21, 1998, RTO/NATO, 7–2.


[Закрыть]. Из Москвы летит правительственная комиссия, к ее прибытию нужен полный доклад о текущей ситуации. Майор сказал, что нужно облететь город по треугольному маршруту, чтобы выявить зоны потенциально высокого радиоактивного загрязнения. Прежде чем взлететь, Володин сказал любопытным зрителям, чтобы они отвели детей домой и закрыли окна.

Около 13:30 капитан Володин поднял вертолет на высоту 100 м, полетел на север над первыми тремя ближними к Припяти деревнями, потом повернул на запад. Показания бортового дозиметра оставались на нуле. Володин опустился до 50 м, полетел к следующей деревне: ничего. Он опустился еще ниже, до 25 м – стрелка прибора не сдвигалась. Володин подозревал, что чувствительность была слишком низкой для замера. Пройдя последний поворот, Володин полетел вдоль железнодорожных путей в сторону Чернобыльской станции.

Справа от себя он видел деревню Чистогаловку, где люди копались в огородах[652]652
  Там же; Володин, неопубликованные воспоминания.


[Закрыть]. Ветер теперь дул на юго-запад, неся в сторону деревни тонкий след белого дыма – или, может быть, пара – со стороны АЭС и железнодорожной станции.

Чистогаловка не входила в план разведки, но Володин решил произвести замер. Что, если дым радиоактивен? Эта дрянь могла падать людям прямо на головы. Пролетев над станцией, он потянул рычаг управления, и вертолет свернул вправо.

Крупные капли жидкости стали образовываться на козырьке. Сначала Володин подумал, что это дождь. Но потом заметил, что капли не разбиваются о стекло, как вода: жидкость была странной – тяжелой и похожей на смолу. Она сползала, как желе, и потом высыхала, оставляя похожий на соль осадок. А небо оставалось чистым. Володин склонился над приборной панелью, потом посмотрел вверх: прямо над ним плыл тот же белый дым – где-то он казался жиже, где-то гуще, как облако.

– командир, зашкалило! – крикнул бортинженер.

– Что зашкалило?

– ДП-3. Стрелка застряла.

– Тогда переключись на диапазон выше, – сказал Володин и обернулся, чтобы взглянуть на шкалу прибора. Но радиометр уже был выставлен на максимальный диапазон. Стрелка словно приклеилась к самой дальней отметке – 500 рентген в час. Володин знал, что прибор получает данные с приемника, расположенного за его креслом. Это казалось невозможным: уровень радиации в кабине превысил худшие ожидания ядерной войны. Что бы это ни было, надо было немедленно уходить от этого облака.

Володин бросил рычаг вперед. Нос вертолета нырнул вниз и влево. Верхушки деревьев смазанной зеленой полосой пронеслись под ними. Он выжал из машины максимальную скорость, направляясь от железнодорожной станции в сторону Припяти. Дверь кабины распахнулась, в проеме стоял майор гражданской обороны со своим радиометром в руках.

«Что ты сделал? – закричал майор, перекрывая шум двигателей. – Ты нас всех убил!»

Все утро Наталья Ювченко пыталась выяснить, что случилось с ее мужем[653]653
  Наталья Ювченко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть]. Она спустилась к телефону-автомату и позвонила в больницу, но там ей ничего не сказали. Потом она узнала, что в больнице сотрудники КГБ, туда никого не пускают. Но оставаться дома, ничего не зная, она не могла. Александр не один не вернулся с работы. Пришла ее близкая подруга Маша из квартиры этажом ниже: ее муж, работавший на 3-м блоке, тоже не пришел домой.

Наталья оставила сына под присмотром соседей, и женщины вдвоем пошли от двери до двери, от квартиры к квартире, от дома к дому – поднимаясь по гулким бетонным лестницам, звоня в звонки, пытаясь найти кого-нибудь со станции, кто мог бы рассказать им, что случилось. Наталья пыталась отправить телеграмму родителям, но почта была закрыта. Маша сняла трубку, чтобы позвонить матери и отцу в Одессу, но линия молчала.

В конце концов вернулся Машин муж, подтвердивший новости об аварии. Он сказал, что помогал доставить Александра в больницу этим утром. Потом еще один сосед сказал, что видел его в госпитале. Александр был цел, и сосед сказал, где его искать: на втором или третьем этажах больницы, в конце коридора. Может, внутрь ее не пустят, но она могла покричать ему через окно.

Наталья добралась до медсанчасти № 126 уже ближе к вечеру. Александр выглянул в окно, по пояс голый, в пижамных штанах. Он спросил, оставляла ли она окна в квартире открытыми на ночь.

Наталья почувствовала облегчение. Муж выглядел нормально, хотя рука и плечо у него были ярко-красными, словно от солнечного ожога. Но ее больше тревожило, что волосы у него на висках стали совершенно седыми.

– Конечно, оставляла! – ответила она. – Такая жара и духота!

Наталья видела, как за ее мужем по палате ходят другие люди: видимо тоже пациенты. Точно она не знала. Никто из них не подходил к окнам. Она боялась, что ее заметят и уведут.

– Наташа, – сказал Александр, – закрой все окна. Выбрось всю еду, что стояла открытой. И вымой всю квартиру.

Он не мог сказать ничего больше. В палате были люди из КГБ, они опрашивали доставленных. Но пара договорилась встретиться так же на следующий день. К тому времени женщины уже смогли тайком передать своим мужьям водку, сигареты и разные народные средства – некоторые через окна, привязав сумки к концам бечевки[654]654
  Read, Ablaze, 87–88.


[Закрыть]. Александр попросил Наташу принести ему полотенце, зубную щетку, зубную пасту – и что-нибудь почитать[655]655
  Наталья Ювченко, интервью автору книги, 2015 год.


[Закрыть]. Обычная просьба человека, угодившего в больницу. Паника вроде бы кончилась. Наталья была уверена, что теперь, когда с аварией на станции справились, все будет в порядке. Она вернулась домой и сделала все, как сказал муж.

К 16:00 члены медицинской группы ОПАС начали сортировать пациентов[656]656
  Возняк В., Троицкий С. Чернобыль: Так это было – взгляд изнутри. С. 207.


[Закрыть]. Александр Есаулов стоял рядом с врачом, который достал потрепанный блокнот и начал по телефону зачитывать список симптомов кому-то в Институте биофизики в Москве.

«Многие в тяжелом состоянии[657]657
  Есаулов А. Город, которого нет. С. 23–24.


[Закрыть], – говорил он каким-то опустошенным голосом. – Ожоги тяжелые. Многих сильно тошнит, множественные ожоги конечностей. Состояние пациентов отягощается термическими ожогами. Их необходимо срочно эвакуировать в Москву».

Но когда он сказал, что нужно перебросить самолетом 25 человек, на другом конце линии, видимо, запротестовали. Голос врача стал жестким.

«Ну так что же, значит, организуйте это», – сказал он.

Все время поступали новые пациенты с симптомами лучевой болезни. После короткой дискуссии начальник медсанчасти принял решение раздать всем в Припяти стабильный йод – как профилактическое средство против йода-131, радиоизотопа, представляющего особую опасность для детей[658]658
  Леоненко, интервью автору книги, 2016 год.


[Закрыть]. Но в аптеках не было такого запаса таблеток, и нужно было сохранять секретность в условиях кризиса. Тогда Есаулов использовал свои связи в соседних районах Чернобыля и Полесья и отправил тихую просьбу о помощи. К вечеру прибыли 23 000 доз йодида калия, начали готовиться к раздаче по квартирам Припяти.