Текст книги "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы"

Торговыми или купеческими кораблями называли клинкерное острокилевое парусное грузовое судно свыше 10 м длиной, с высокими и широкими бортами. Такие торговые судна, предназначенные для длительных морских переходов, хорошо изучены по находкам в том же Роскилле. Один из больших «купцов», шедший с грузом с Востока, погиб в бурю у юго-западного побережья Финляндии[429]429
  СОДВ. С. 58–59. В мифологической «Саге о Хервёр» упоминаются два корабля под названием askar, которые стояли на якорях (IMS. S. 26) Объяснение этого названия я не нашла.


[Закрыть].

Но были еще и суда, приспособленные именно для перевозки грузов. Грузовые суда – уже упоминавшиеся бюрдинги, как правило торговые, были найдены на морском дне у берегов Дании (у Роскиллефьорда) и около некоторых других торговых городов. Обычно у торговых кораблей длина судна относилась к ширине как четыре к одному. Команда состояла из 3–12 человек. На берег или с берега на корабль товары перевозились в лодках или на баржах, а по мелкой воде – на лошадях (!)[430]430
  СОДВ. С. 58–59; с. 102–103, прим. 68. О существовании таких методов подвоза грузов к кораблю свидетельствует и ковер из Байё.


[Закрыть]. В сагах упоминается такая весельная «лодка», в которую для переезда на новое место жительства погрузили все имущество и домочадцев[431]431
  ИС II:2. С. 24.


[Закрыть]. В другом случае такой переезд совершил – из-за страха перед местным хёвдингом – богатый купец на двух кораблях[432]432
  ИС II:1. С. 252.


[Закрыть].

О грузовых торговых кораблях неоднократно говорится в «Саге об исландцах». Например, о том, что в 1217 г. из Бергена в Трандхейм, т. е. вдоль норвежского побережья Атлантического океана, вышли шесть грузовых судов, которые по дороге утонули вместе со всеми людьми. В другом случае (гл. 82) говорится о корабле Длинное Копыто и большой грузовой или паромной ладье (что можно понимать и так, что существовали также средние и малые паромные ладьи). Купцы, имеющие торговые корабли, приобретали и паромные ладьи, с помощью которых товар перемещался на мелководье, откуда его перегружали на лошадей для дальнейшей транспортировки или переносили в портовые склады на набережной. Упоминаются также «паромное весло» и «плот из плавникового леса». На последнем либо перевозили людей, либо он служил способом перемещения древесины[433]433
  Сага об исландцах. С. 78, 107, 127.


[Закрыть]. При торговом корабле обычно имелась и спасательная шлюпка[434]434
  Там же. Прим. 450.


[Закрыть].

Что касается грузовых паромов, или, как они называются в сагах, паромных ладей, то упоминаний о них немало. Например, в «Саге об Ароне сыне Хьерлейва» рассказывается о большой паромной ладье, которая хранилась в сарае некоего человека[435]435
  ИС II:2. С. 259.


[Закрыть]. Снорри в «Круге Земном» упоминает о ладье с 15 скамьями для гребцов, нагруженный необходимыми припасами и шатрами. В «Саге о Херде и островитянах» говорится о таких специализированных судах, как «большая плоскодонная ладья для перевозки грузов». Паромная ладья могла вместить до 40 человек[436]436
  Сага об исландцах. С. 105.


[Закрыть].

В сагах упоминаются также боты и лодки для рыбной ловли и охоты на морского зверя, в частности «четырехвесельная тюленебойная лодка»[437]437
  ИСИЭ. С. 479.


[Закрыть].

Корабли в гавани стояли на якорях. Если пристань была близка и удобна, с судна на берег протягивали сходни[438]438
  IMS. P. 26; ИСИЭ. С. 95.


[Закрыть].

Наряду с хозяином корабля особое положение на нем занимал кормчий или стюриман (styrimaðr), а позднее шкипер (скепаре, шепаре), который и по названию должности, и фактически зачастую был главой команды (gubernatores nauium латиноязычных источников). Шкипер, кормчий, стюриман мог быть впередсмотрящим, а нередко и рулевым. На более или менее крупном корабле кормчий никогда не садился на весла. Стюриман-кормчий вел корабль, управляя его ходом, назначал охрану корабля на стоянках и участвовал в разбирательстве нарушений, допущенных во время плавания[439]439
  UL pr. 1:1; Kg 11:1, 12 pr.


[Закрыть]. Обычно во главе команды стоял преданный владельцу корабля человек. У норвежского короля Харальда Прекрасноволосого кормчим был его раб Коль[440]440
  СОДВ. С. 50–51.


[Закрыть]. «Опытный кормчий» – такого кормчего упоминает «Беовульф» (ст. 1800) – зачастую служил и лоцманом. На более скромном судне командой руководил его владелец.

В сагах много упоминается о кормчих, об их привилегированном положении на корабле, о том, как представители власти – обладатели мощных кораблей и предводители больших походов – ценили кормчих. Иногда высокопоставленные особы держали хороших кормчих, невзирая на их дурную личную репутацию. Дракаром Ульвкелля Сниллинга из «Саги о Хальвдане Эйнстейнссоне» правил берсерк Ивар Баггуль, «величайший негодяй», а его брат, «самый большой силач», был знаменосцем конунга. Похвалу хорошему кормчему можно встретить даже в рунических надписях, например: Гуннлейв «был убит на востоке с Ингваром… Он мог хорошо вести корабль (“управлять кораблем” – knari stura)»[441]441
  Сага об Ингваре. С. 407. № 16; Ср.: Up 654.


[Закрыть]. Или: «Он один владел кораблем и вел [его] на восток[е] в войске Ингвара»[442]442
  Сага об Ингваре. № 18; Ср.: Up 778.


[Закрыть]. Не случайно в Дании должность кормчего издревле была наследственной.

В «Саге об Ингваре Путешественнике» говорится, что в тех местах, где корабль не мог пройти, корабельщики рыли канал, иногда работая месяцами[443]443
  Сага об Ингваре. С. 259.


[Закрыть]. В других случаях, как уже упоминалось, судно перетаскивали в иной водный бассейн, обычно расположенный относительно недалеко, волоком или на руках. Также упоминалось, что для плавания вблизи Скандинавии нередко приходилось брать особого лоцмана, обычно потомственного морехода, знатока каменистых берегов, усеянных шхерами[444]444
  Стоит напомнить, что шхера – это маленький скалистый островок.


[Закрыть], прибрежных вод и фьордов, либо местного жителя. Тем более это было необходимо, когда большое морское судно заходило в фьорд или поднималось вверх по реке. В «Беовульфе» упоминается такое «…судно грузное, по мелководью сюда плывущее из океана…» (ст. 240).

Внутри корабля было мало удобств. Палуба отсутствовала. Большие суда у носа и на корме оснащались небольшими помостами, которые давали преимущество при защите корабля и защищали вещи от воды. Для того чтобы укрыться от непогоды и уберечь содержимое корабля, в нем устраивался шатер[445]445
  Сага о Греттире. Гл. XXII.


[Закрыть]. Люди имели при себе и спальные мешки. Весла, уключины и места для гребцов тщательно проверяли и охраняли, о чем говорится и в шведском Упландслаге. Вот на таких кораблях и плавали викинги. Корабль для скандинавов, как уже отмечалось, был не просто необходимым средством передвижения, не только «морским конем» – такое образное его наименование встречается в произведениях скальдов. И не только ценным имуществом. Он был их вторым домом, в известном смысле и важным средством поддержания жизни. Не случайно из всех видов имущества, которым они владели, именно корабль претерпел со времен Тацита самые большие изменения, приобретя большие размеры и совершенную для своего времени оснастку – подлинную корабельную революцию. Благодаря усовершенствованному кораблю отважные северные мореплаватели смогли сыграть такую заметную роль в европейской истории рубежа первого и второго тысячелетий, открыть и заселить новые острова, пересечь Атлантику и высадиться на восточном берегу Америки. А их путешествия, в свою очередь, стимулировали совершенствование «морского коня».

Очевидно, что для скандинавов мореплавание, пиратство и торговля, во-первых, зачастую сливались в одно общее дело. Во-вторых, далеко не всегда это было занятие только отдельных людей или групп населения. Для массы бондов, не говоря уже об элите общества, дружинная служба в молодости, эпизодическое пиратство, как и эпизодическая торговля, были вполне обычными занятиями, позволяющими им расширить свои владения, увеличить или сохранить имущество, утвердить или приобрести известность, почет в обществе. Эти занятия были важными факторами социальной эволюции, формирования новой или закрепления сложившейся общественной структуры. Поскольку для таких занятий требовался корабль и вообще какие-то первичные средства, торговые и пиратские экспедиции, как и поездки за данью, зачастую возглавлялись состоятельными, знатными людьми, а в экспедициях «на паях» – представителями верхушки бондов.

При разделе добычи или прибыли учитывался статус главы мероприятия, который получал самую большую часть добытого. Поэтому захваченные богатства усиливали прежде всего элиту общества, способствовали увеличению разрыва между ней и основной массой населения, что имело большое социальное значение и политические последствия. Не случайно в «Песни о Риге» говорится о конунге, который благодаря своим успешным войнам смог приобрести несколько усадеб, что было уже большим и «устойчивым» богатством в Скандинавии того времени.

Конечно, рядовой участник той или иной экспедиции в случае ее успеха также наживался. И если он был предусмотрительным человеком, то мог повысить свой статус. Судя по сагам, такой путь пополнения элиты, которая, в соответствии со своим положением правителей и воинов, постоянно редела из-за войн и междоусобий, был вполне закономерным.

Выгоды торговли, грабежей, отчасти и территориальных захватов на Балтике были очевидными для людей саги: можно было обогатиться, не отъезжая далеко от дома. Но это обстоятельство было очевидным и для скандинавов нескольких последующих столетий. Не случайно с XII в. начались менее известные широкому читателю, но весьма значительные для судьбы всего региона Северные крестовые походы, которые организовывались королями, благословлялись римскими папами и проходили под знаком креста в Прибалтике и на финно-карельских территориях.

Важные знаки престижа в мире саги: оружие, конь, одежда

Рассматривая занятия скандинава и повседневную жизнь хутора, легко убедиться в том, что в ряде случаев собственность имела не только практическое значение как средство обеспечения жизни, но и играла важную знаковую роль, прежде всего в определении места человека в обществе. Природная особенность региона и связанных с ней занятий населения были таковы, что обычное рукотворное недвижимое имущество (тогда – строения как таковые) не имело значимой цены. Землевладение хотя уже приобрело в эпоху викингов важное значение, но лишь постепенно и не повсюду становилось главным определителем социального положения человека. Чтобы считаться и реально быть бондом, можно было не иметь заметного земельного владения, вполне достаточно было владеть наследственным участком земли (одаль, арв) с хутором и крупной движимостью. Таким достойным внимания движимым имуществом были скот, корабль, сокровища (монеты, слитки драгоценных металлов, изделия из них), дорогое оружие и дорогая, особенно парадная одежда. Владение таким имуществом давало возможность свободному и оседлому скандинаву входить в разряд не только полноправных, но и привилегированных, знатных хозяев и являлось знаком этого статуса.

Люди хорошо представляли себе величину и характер земельных владений ближних и дальних соседей, размер их стад и качество их кораблей, какими лошадьми и каким оружием те владеют и в какой одежде могут «выйти в люди»; зная биографии соседей и их родственников со времен прадедов, примерно представляли себе и то, много ли у того или иного бонда накоплено сокровищ.

Подобно тому, как число своих не только реально оберегало скандинава, но и было предупредительным знаком его влияния, наряду с инструментальной и ментальной значимостью корабля, весь внешний вид человека, оказавшегося в публичном месте, обозначал его статус в незнакомом обществе, а в окружении знакомых этот статус подтверждал. Поэтому, принимая гостей или приезжая в гости, тем более при сватовстве, на тризне и на свадьбе, участвуя в общем собрании-тинге, пире и в любом общественном мероприятии, люди саги придавали очень большое значение своему внешнему виду.

По определению полноправный скандинав, владелец одаля (арва) был воином, поэтому при появлении в общественном месте его вид определяли прежде всего оружие и верховой конь, а затем одежда и украшения. Каждый человек саги, будь то мужчина или женщина, стремился появиться на людях с сопровождающими, нарядно одетым, сидя на племенном коне, а мужчина – еще и с драгоценным оружием. Часто саги начинали рисовать образ своих персонажей именно с их внешнего вида, к которому относился и их верховой конь. Именно об этих, столь ценимых элементах достояния и достоинства скандинава пойдет речь в данном очерке.

Понятно, что в условиях редко прекращающихся военных предприятий, а также повседневных столкновений, по большей части рано или поздно разрешавшихся насильственным путем, мужчины почти постоянно держали наготове, при себе необходимое оружие и очень большое значение придавали также боевому снаряжению. «Песнь о Хледе» (ст. 2) из «Старшей Эдды» говорит о человеке, который «родился с ножом и мечом и с резвым конем» (курсив мой. – А.С.). «Сага о Хервер» повторяет древнюю мысль о том, что человек родился с уже выкованным оружием, скотом и боевым конем.

Самые ранние сведения о вооружении северных германцев и их отношении к оружию снова находим у Тацита, в его труде «О происхождении германцев» (гл. 6, 13, 18). Он отмечает, что германцы вооружены всегда и практически не расстаются с оружием. Историк рассказывает, что у них в ходу копья, которые называются «фрамеи», и дротики, причем копья они применяют не только в ближнем бою, но и могут искусно метать. И что оружие у них считается особенно ценным даром. Сведения Тацита вполне применимы к эпохе викингов, с учетом того, что военный арсенал скандинавов к началу этого периода, а затем во время самих походов значительно расширился и обогатился.

Поэма «Беовульф», возникшая как раз накануне регулярных походов викингов или в их начале, буквально переполнена упоминаниями оружия, о котором говорится с почтительным восторгом и которое часто со вкусом описывается. Там воспевается «родовое оружие» (ст. 2300): «щиты широкие» и «щиты золоченые»; копья из ясеня, мечи; «кольчуги железные, / грозные шлемы, / длинные копья»; меч и кольчуга работы легендарного кузнеца Вёлунда; меч с витой рукояткой; меч, на лезвии которого изображен один змей, а другой змей хвостом обвивает рукоятку; кольчуга – «сеть, искусно сплетенная в кузнице», которая «искрилась» на солнце, и просто «сеть железная», «сеть нагрудника»; шлем с шишаком, спасающим от острого меча; просто кольчуга; «щиты на бортах /боевых ладей/» и др.[446]446
  Беовульф. С. 9, 12, 400, 450, 1030, 1424, 1500, 1540 и др.


[Закрыть]

Поэма сообщает:

 
…ратнику нужен покров нагрудный,
хранящий в сечах мечедробящих
сердце от раны, жизнь от смерти,
и шлем сверкающий нужен воину…
кров надежный, увитый сетью
и золотым вепрем увенчанный…
меч с рукоятью, старинный Хрунтинг,
лучший из славных клинков наследных
(были на лезвии, в крови закаленном,
зельем вытравлены узорные змеи);
в руке героя, ступить решившегося
на путь опасный, на вражью землю,
тот меч не дрогнет – не раз бывал он,
клинок остреный, в работе ратной.
 

(ст. 1440–1464)

Свой меч Беовульф в случае гибели собирался передать в достойные руки – «сильному мужу»[447]447
  БЭН. С. 99.


[Закрыть] (ст. 1488–1489).

О «родовом оружии» источники говорят и через сотни лет после «Беовульфа». Например, в «Саге о Греттире» (гл. XVIII) очень влиятельный и богатый Торфинн, один из норвежских наместников (лендрман), имел «родовой меч». В поэме упоминается «клинок – наследие древних гигантов»; герой увидел его в пучине, достал, но в руках у него клинок расплавился: «истлила лезвие… кровь ядовитая врагов человеческих» (ст. 1560, 1600, 1610). Но вообще в качестве творца необыкновенного по прочности и красоте клинка и столь же прекрасной кольчуги «Беовульф» называет легендарного Велунда (ст. 400–450). В мифологии древних германцев он – искуснейший волшебник-кузнец, аналог античного Гефеста-Вулкана, хромец, который ковал бесподобные мечи и другое оружие, а также разное воинское снаряжение из металла (ср. ст. 458). Посвященная ему «Песнь о Велунде» одна из древнейших в «Старшей Эдде»[448]448
  Песнь о Велунде // БЭН. С. 242–247.


[Закрыть]. Там Велунд назван сыном «конунга финнов», которые, согласно скандинавским поверьям, были самыми искусными волшебниками. А о Велунде сказано, что «он был искуснейшим человеком среди всех людей, известных нам из древних сказаний». Он изготовлял в своей кузне не только оружие, но и украшения – золотые кольца с «каменьями», «нагрудные пряжки», а также оковывал серебром черепа врагов, превращая их в дорогие кубки. Кроме того, он умел летать «на крыльях»[449]449
  Там же. Ст. 5, 18, 21, 25, 29, 34.


[Закрыть].

Но вернемся к исландским сагам. Вот как был вооружен один из состоятельных исландцев. У него было копье Серый клинок, стальной шишак (т. е. шлем), старинная секира, украшенная [драгоценным] металлом (?), по имени Звезда, с петлей, за которую ее держали, а также броня Доверитель, не пропускающая удары копий. Там же упоминается еще одно копье – «старинное и не вполне закаленное, украшенное драгоценным металлом»[450]450
  Сага об исландцах. Гл. 138.


[Закрыть]. Кроме того, в сагах упоминаются ручные метательные ремни (для метания камней), а на рисунках той эпохи фигурирует также лассо.

В сагах описание оружия, его достоинств и применения занимает значительное и значимое место. Надо сразу сказать, что ношение оружия вовсе не было правом, привилегией или показателем принадлежности того или иного лично свободного скандинава к особому воинскому контингенту или к высшим социальным группам. Все свободные мужчины-хозяева, т. е. все бонды, были так или иначе вооружены, разумеется, в соответствии со своими материальными возможностями. Всеобщая вооруженность народа (свободных мужей) – отличительное свойство общественной жизни тогдашних скандинавов, которая необычайно ярко отражена в сагах.

Оружие занимало особое, почетное место в доме бонда. Оно висело на стене зала или содержалось в специальном запертом чулане, хозяин старательно чинил и чистил его, а сыновей с раннего детства учил им владеть. Находясь в доме, сидя, например, на лавке в зале, хозяин-бонд сплошь и рядом держал свой меч на расстоянии протянутой руки. А уж из дома бонды выезжали безоружными очень редко, даже когда ехали с проверкой на выпасы. Если при них были сопровождавшие их лица, то и те, включая работников, были вооружены, скорее всего хозяйским оружием[451]451
  Впрочем, ниже (в части 5) приведен и такой интересный факт, как наличие собственного меча у слуги-раба.


[Закрыть].

По обычаю мужчины также носили на шее нож, которым пользовались и во время еды. Как правило, скандинавы были хорошими лучниками («Сага о Курином Торире»). Для себя и для челяди бонды предпочитали копье, секиру или топор. «Оружием бондов» называет «Сага о Магнусе Слепом и Харальде Гилли» (гл. XI) щит, шлем и секиру. «Народное оружие» – копье, меч, секиру или тесак, щит, кольчугу и шлем – разрешалось носить с 18 лет. При этом шлем мог быть войлочным, такой колпак надевали и под металлический шлем. Состоятельные люди, дружинники королей и, разумеется, сами правители непременно носили самое дорогое оружие – мечи, иногда и по два. Готовясь к бою, для защиты корпуса надевали броню: кольчуги, толстые фуфайки из металлических и кожаных пластин, стеганые (из нескольких слоев льна, конопли) жилеты. У Эйвинда Погубителя Скальдов в его песни «Речи Хакона» читаем:

 
Сидели мужи, / Потрясая сталью,
Пробиты кольчуги, / И щиты посечены…
Каждому ратнику / Должно беречь
С честью копье и кольчугу[452]452
  КЗ. С. 86–87. О кольчуге также см.: Там же. С. 83, 192; ИСИЭ. С. 491 и мн. др.


[Закрыть].
 

Кольчуга короля Харальда Сурового (из саги о нем, гл. ХСIII) носила имя Эмма. Она была ниже колен, и «ее не брало никакое оружие»[453]453
  КЗ. С. 458.


[Закрыть].

Судя по «Саге об исландцах», в XIII в. под броню надевали поддевку, шею закрывал «ворот стального шишака» (гл. 55). Вместо амуниции могли обильно обмотать себя пряжей, в которой вязло оружие (гл. 59). Встречается упоминание о том, что, оберегая шею от ударов меча или секиры, надевали войлочный ворот и/или вшивали в воротник роговые пластины.

Мечи, особенно ценные по качеству клинка и украшений, одухотворялись и подобно хорошим кораблям имели собственные имена, их уподобляли змею, притаившемуся в ножнах, считали первейшим сокровищем. Меч Беовульфа – «каленый» Нэглинг (Острый, Режущий). Упоминается имя и другого меча Беовульфа – Хрунтинг (Пронзающий)[454]454
  Беовульф. С. 1456.


[Закрыть]. Торольв Могучий сын Скольма, который сражался вместе с конунгом Хаконом Добрым (упоминается в «Саге о Хаконе Добром» и ряде других саг), имел меч по имени Фетбрейд[455]455
  КЗ. С. 84.


[Закрыть]. Мечи Фотбит (Ногорез) и Скавнунг упоминаются в «Саге о Магнусе Голоногом», «Саге о Ньяле» и «Саге о людях из Лососьей Долины»; Бастард – в «Саге о Магнусе сыне Эрлинга». Подаренный скальду Эгилю меч Драгвандиль и меч самого Эгиля, добытый в Курляндии, Ехидна, фигурируют в «Саге об Эгиле»; Фъяревавнир (Усыпитель Жизни) – в «Саге о Ньяле»; мечи Серый Клинок и Пламя Битвы – в «Саге о Гисли»; меч Брюньюбитр (Прокуси броню) и Бронерез – в «Саге о Стурлунгах». О мече Тюрфинг говорится в «Саге о Хервер», «Саге о Хейдреке» и в «Песни о Хледе», согласно которой его выковали карлики по заказу некоего короля[456]456
  БЭН. С. 706.


[Закрыть]. Меч Вефреянаутр упомянут в «Саге о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне»; мечи Ридиллъ и Грам – в «Саге о госте Норне». Тот же Бронерез, а также Негодяй названы в «Саге об исландцах», и там же говорится о мече Морж (гл. 130) и о мече Стурлы Тордарсона Котенок (гл. 144), который не раз передавался из рук в руки. На лезвиях славных мечей нередко вырезали или вытравливали (рунами) имя владельца или знак победы (sigr).

Все подобные мечи имели обычно богатую историю, их дарили, передавали по наследству, похищали, отвоевывали в битвах; о них слагали легенды. Например, известный по ряду саг меч Бронерез был вывезен из Константинополя (Миклагарда саг). И позднее, бывало, убивали человека, чтобы завладеть его мечом[457]457
  Сага об исландцах. Гл. 32. 1215 г.


[Закрыть]. Одним из способов опасного колдовства было умение «затупить меч», например во время сражения.

Скандинавские, особенно исландские и норвежские, мечи ценились низко, так как их железные клинки были тогда плохого качества и гнулись; для прочности на них наваривали еще одно лезвие[458]458
  Технология изготовления хорошего меча была сложной. Сначала выковывались железные прутья определенной толщины и длины и их перевивали между собой. Затем изделие попадало под молот, который превращал его в плоскую цельную заготовку. На нее с обеих сторон наваривались пластины листового металла. Без такой основы меч гнулся, не обладал должным весом и, соответственно, убойной силой.


[Закрыть]. Воины, вооруженные ими, были вынуждены осваивать технику боя с двумя мечами или с мечом и ножом («двойное оружие»), но вообще по возможности приобретали импортные клинки. Качество шведских мечей было выше, ведь там давние традиции металлообработки опирались на обилие ковких железных руд высокого свойства (с большим содержанием фосфора). Но и в Швеции стремились приобрести импортный, чаще всего франкский меч. Впрочем, археологи предполагают, что часть франкских мечей, обнаруженных в скандинавских могильниках эпохи викингов, в частности из раннего норвежского города Скирингссаль (будущий Каупанг), на самом деле были подделкой, т. е. изделиями искусных местных кузнецов, тех же шведов, которые, чтобы поднять цену, стилизовали их под изделия франков.

В ходу были традиционный длинный двухлезвийный скандинавский меч сверд; короткий, двухлезвийный, удобный в ближнем бою скальм; тяжелый однолезвийный сакс, – возможно, импортный[459]459
  СОДВ. С. 111, прим. 115.


[Закрыть]. Были и другие наименования (или типы?) мечей. На их ножнах крепились «завязки мира» владельца меча[460]460
  Ср.: Сага об исландцах. Гл. 32, 172.


[Закрыть], которые завязывались на время тинга и на время пребывания в капище (позднее в церкви), поскольку в этих местах меч обнажать не полагалось[461]461
  ИСИЭ. С. 66.


[Закрыть]. В остальное время, как уже подчеркивалось, владельцы меча держали его под рукой; а в поездки нередко надевали и амуницию; предусмотрительность такого рода спасла жизнь не одному персонажу саг. Не раз упоминается в балладах и служит темой для средневековых скандинавских изображений танец воина с обнаженным мечом или среди мечей.

Была популярна у скандинавов и секира, которая тоже иногда имела собственное имя, например Хелъ (имя богини смерти и подземного царства – «Сага о Магнусе Добром»), или Погибель Ярлов. От XIII в. дошли сведения о секирах Жучка, Радость Мерн, Кабаниха и принадлежавшей одно время Стурле Тордарсону секире Дроплауг[462]462
  Сага об исландцах. Гл. 32 (и прим. 509), гл. 59, 179. Между прочим, имя Дроплауг носила героиня одной из родовых саг.


[Закрыть]. Это оружие было нескольких видов[463]463
  КЗ. С. 385.


[Закрыть]. Хорошей считалась секира широкая, с длинным лезвием из заточенной стали, тонким и острым, закаленным от обуха до конца лезвия и без наварки. Это было действенное оружие, особенно если секира имела крюк наподобие гарпуна. Обухом секиры били, как колуном[464]464
  ИС II:2. С. 258 (Сага об Ароне сыне Хьерлейва. Гл. VIII).


[Закрыть], крюк можно было использовать при нападении на корабли или чтобы стащить противника с лошади. Богатые люди могли себе позволить позолоченную секиру[465]465
  КИ. С. 512.


[Закрыть]. Использовали также боевые топорики-алебарды: как скандинавские (kesja), так и, чаще, импортные (atgeir). А для охоты на медведя брали особую «медвежью» алебарду (bjarnsvida). Упоминаются булава (gaddakylfa)[466]466
  СОДВ. С. 109, 11, прим. 94.


[Закрыть] и, неоднократно, обычная дубина.

Копье (haullspiot, höggespjot, geir) делали с оперением; оно имело длинный и острый наконечник, с острыми же краями, и прочное, толстое древко[467]467
  ИС II:1. С. 122, 176.


[Закрыть]. «Доброе копье» должно было быть тяжелым, возможно, это был вид алебарды, т. е. копья с крюком. «Рогатое копье» описано в «Саге о Греттире», упоминается в «Саге о Ньяле», «Саге о людях из Лососьей Долины» и в других сагах. Наконечник копья крепился к древку гвоздем. Судя по «Саге о Греттире», перед броском гвоздь вынимали, чтобы тот, в тело которого летело и даже попало копье, не послал его обратно. Там же (гл. XLIX) говорится о «добром копье» Стурлы сына Торда, потерянном в побоище, которое долго искали и нашли много позже смерти владельца, в самом конце XIII в. Показательно, что сага сочла возможным посвятить этому событию особый абзац – так ценилось хорошее оружие. Копье Серый Клинок побывало у многих людей, которые его наследовали или захватывали в бою («Сага об исландцах», гл. 39).

В «Саге об Эгиле» (гл. LIII) имеется интересное описание копья, которое сделано в связи с воинским снаряжением знатного и богатого Торольва. Торольв имел при себе большой и толстый щит, прочный шлем, у пояса меч по имени Длинный. В руке он держал копье с наконечником в два локтя (?!)[468]468
  Средневековая мера длины локоть-альн (aln) составляла от 48 до 52 см. Названная в саге длина лезвия копья удивляет, но либо авторам саг было виднее, либо они «приукрасили» копье Торольва.


[Закрыть] и «четырехгранным острием сверху». Наконечник был широкий, втулка длинная и острая. Длина древка была такой, что стоящий мужчина мог едва дотянуться до наконечника. Древко оковано железом, с втулкой его скрепляет шип. Такие копья называли «кол в броне»[469]469
  ИС I. С. 158.


[Закрыть]. Приехав к деду-конунгу в Ирландию, богатый исландец Олав Павлин, служивший дружинником у норвежского короля, явился к нему одетым «в броню, на голове у него был позолоченный шлем, на поясе меч, рукоятка которого была украшена золотом, в руке – копье с крючком, которым [копьем] можно было также и рубить, с великолепными украшениями на наконечнике; перед собой он держал красный щит, на котором был нарисован лев («Сага о людях из Лососьей Долины», гл. XXI)[470]470
  Там же. С. 295. Впрочем, лев, нарисованный на щите, является, как справедливо отмечают издатели этой саги, для Х в. – явный анахронизм, допущенный в XIII в. создателем ее письменного текста. Такой же анахронизм (щит со львом) имеет место в «Саге о Ньяле». Анахронизмом является и описание щита с изображением оленя.


[Закрыть].

Копье имело и известное символическое значение. Например, когда одного из видных персонажей хоронили в кургане, вдова просила не класть в могилу копье покойного, а передать его будущему мстителю[471]471
  Там же. С. 572.


[Закрыть].

Саги говорят также о тесаках, один из них назывался Сокровище Туми[472]472
  Сага об исландцах. Гл. 45, 53.


[Закрыть]. Метательным оружием служили камни, их использовали также и для того, чтобы, как говорится в сагах, «крошить» щиты или стены осажденного дома[473]473
  Там же. Гл. 155.


[Закрыть].

У Снорри упоминаются также луки. Судя по «Саге об исландцах» (гл. 124, 1237 г.), луки и стрелы использовались и в XIII в. Так, «Торлейв метко стрелял из легкого лука, перед ним держали щит». Из этого текста также следует, что были еще тяжелые луки. В битве применяли также «метательные дротики» и остроги (они же – копья с крюком?)[474]474
  КЗ. С. 395.


[Закрыть], а в других сагах говорится про ручной лук и самострел, «метательные орудия», в том числе «ременное копье» (возможно, тот же метательный дротик, но более длинный?)[475]475
  СОДВ. С. 60–61.


[Закрыть].

Большое место в снаряжении скандинава занимал нож. Мужчины постоянно носили нож на шее, он использовался и как оружие на охоте, и в бою, и как столовый прибор, который всегда был при себе. В «Видении Гюльви», входящем в «Младшую Эдду», упоминается человек, принадлежащий к дому местного конунга, который «играл ножами так ловко, что в воздухе все время было по семь ножей[476]476
  ИС II:2. С. 116, 120.


[Закрыть]. Такое умение достигается только длительной тренировкой, и, конечно, она входила в число игр молодых людей в то время, когда они учились обращаться с оружием.

Щиты были как продолговатые, так и круглые (так называемый «тарч»). Обычно их раскрашивали яркими красками или украшали изображениями из накладного металла, иногда драгоценного. Продолговатые щиты делались длиной в рост воина. На щите относили погибшего воина к месту захоронения. Удар мечом в щит означал вызов на бой. Знаки на щите имели опознавательное значение, а цвет мог служить вестником: красный – войны, белый – мира. Щитами украшали внутренние стены жилого дома и борта кораблей.

Боевое оружие и воинскую амуницию серебрили и золотили, снабжали накладками из драгоценных металлов и камней, делали насечки, в том числе рунами[477]477
  КИ. С. 100.


[Закрыть], что должно было придать оружию особую силу. Украшали и ножны. Наличие оружия демонстрировало постоянную готовность владельца к бою, а его отличное качество и богато украшенный вид служили признаком высокого статуса владельца и вызывало уважение и зависть. Неудивительно, что ради такого оружия люди были готовы пожертвовать многим из своего имущества, выдержать весьма опасные схватки, ведь обычно победителю доставалось оружие побежденного. В сагах есть и описания случаев, когда ради дорогого оружия грабили могильный курган, что считалось большим грехом.