Текст книги "100 волшебных сказок мира (сборник)"

Ганс женится

Водном селе жил молодой крестьянин Ганс. Его кузен был одержим идеей женить брата на богатой невесте. Загнал он Ганса за печь, накалил ее как следует. Вручил «жениху» горшок с молоком, буханку белого хлеба да звонкую монетку и говорит:

– Кроши хлеб в молоко и никуда не уходи до моего возвращения.

– Как-нибудь справлюсь, – кивнул Ганс.

Сам сват накинул латаные-перелатаные портки, явился в соседнее селение к зажиточному мужику и стал просить руки его дочери для своего кузена Ганса.

Скряга отец спрашивает:

– А какого он достатка? Прокормить семью сможет?

– Эх, старина, – ведет сват, – брат мой в тепле сидит, звонкую монету крепко держит, своего из рук не выпустит. Да у него больше добра, чем на мне заплат! – И хлопает себя по латаным-перелатаным порткам. – Если дадите себе труд за мной проследовать, своими глазами увидите, что я еще приуменьшаю.

Сам Кощей не упустил бы такого зятя, что уж и говорить о богатой деревенщине.

Сыграли свадьбу без предварительных смотрин. И возжелала молодая с Гансом полем пройтись, владения своего молодого мужа осмотреть. Тот праздничные одежды быстренько сбросил и натянул латаный-перелатаный холщовый жупан со словами: «Хорошее платье ведь запачкать недолго».

Вышли они рука об руку в поле. Что ни встретятся им на пути виноградники ли, поля ли, луга ли, Ганс на них пальцем тычет, а ладонью по большой или малой заплате на своем жупане бьет да знай себе твердит:

– Сама видишь, душенька, вот заплата моя и вон та – тоже.

А душеньке и невдомек, что он о всамделишних заплатах говорит, а не о землях да угодьях, что показывает.

– А ты была на той свадьбе?

– Как не быть, да еще в каком наряде! На голове – шляпка белоснежная, только солнышко взошло – она и растаяла; платье на мне было тонкого сукна – ни дать ни взять паутина, да шла я через колючий кустарник, остались от него одни лоскутки; туфельки на мне были хрустальные, да споткнулась я о булыжник – только осколки зазвенели.

Семь Симеонов

Жили-были старик со старухой. Умер старик, оставив после себя семь сыновей – семь Симеонов, похожих друг на друга, как две капли воды. Каждое утро можно было увидеть семерых пахарей за работой.

А в ту пору проезжал мимо царь, издали приметил, что людей в поле, как на барщине. Удивился царь, так как наверняка знал, что барских земель там быть не должно, и велел своему слуге разузнать, что это за пахари такие.

Поздоровался слуга и спрашивает:

– Вы чьи будете?

А Симеоны в ответ:

– Родила нас матушка семерых Симеонов, чтобы было кому землю предков наших возделывать.

Передал слуга их слова царю. Для него такие пахари в диковинку. И послал царь опять слугу к братьям-пахарям с приглашением явиться к нему во дворец.

Явились все семеро в палаты белокаменные, царю кланяются.

– Говорите, – перешел к делу царь, – что вы делать умеете, по какой части доки?

– Я, – отозвался старший, – на ваших глазах столб железный выкую высотой как две поставленные друг на друга ели.

– А я, – вступил второй, – вгоню его в землю.

– А я, – подхватил третий, – взберусь на него и все увижу, что только в мире происходит.

– А я, – сказал четвертый, – построю вездеходный корабль, которому что море, что суша – все едино.

– А я, – не отставал пятый, – с разными странами торговать всевозможным товаром стану.

– А я, – удивил царя шестой, – с кораблем, экипажем и товаром в море погружусь, сколько угодно под водою проплыву и вынырну, где укажете.

– А я – похититель, – закончил седьмой, – все достану, на что глаз положите.

– Непочетное ремесло в моей державе, – пожурил царь последнего Симеона, – у тебя есть три дня, чтобы покинуть эти места; остальные шестеро поступают ко мне на службу.

Опечалился седьмой Симеон, да разве с монархом поспоришь?

А царь уже давно был влюблен в одну принцессу из заморского королевства. Тут царские советники за седьмого Симеона и вступились: нужен похититель, чтобы принцессу выкрасть. Передумал тогда царь гнать от себя Симеона. А назавтра созвал он всех своих подданных поглядеть, как Симеоны свое мастерство демонстрировать будут.

Первый Симеон на глазах у всего честного народа выковал железный столб высотой как две поставленные друг на друга ели. Велел царь местным богатырям железный столб в землю вогнать, а им и не поднять его. Тогда приказал царь второму Симеону вогнать его в землю. Тот вогнал и глазом не моргнул.

Дождался своей очереди третий Симеон, взобрался по столбу на самый верх и давай во все глаза глядеть, заморскую принцессу высматривать – насилу высмотрел. Сидит у стрельчатого окна красавица: лицом как снег бела, на щеках румянец играет, а кожа до того нежная, до того прозрачная, что видно, как кровь по венам бежит.

– Увидел? – вопрошает царь.

– Да.

– Так спускайся немедля и чтобы добыли мне принцессу любой ценой!

Взошли все семеро Симеонов на корабль, что четвертый брат построил, погрузили на него товары всевозможные и снялись с якоря.

Долго ли, коротко ли они плыли, но пристали наконец к незнакомому берегу.

А надо сказать, седьмой Симеон прихватил с собой ученого кота, что предметы подает, через скакалку прыгает и еще не такие фокусы выделывает.

Пошел он с диковинным котом по острову прогуляться, а братьям велел на палубе своего возвращения дожидаться.

В городе стал он под стрельчатыми принцессиными окнами и давай с котом ученым играть. Как увидела принцесса диковинного зверя, сразу послала свою рабыню разузнать, не продается ли он. Выслушал Симеон рабыню и отвечает:

– Коту моему ученому цены нет, но, если он кому сильно приглянулся, я готов подарить зверя.

И получаса не минуло, как уже шел Симеон со своим подарком в покои принцессы. Взамен своего кота он только и испросил позволения три дня и три ночи в королевском дворце погостить.

Так и остался Симеон на ночь во дворце, якобы с тем, чтобы научить принцессу обращаться ко зверям диковинным… На третий день благодарит Симеон принцессу за гостеприимство и приглашает к себе на корабль на прочие диковинки из мира животных поглядеть. Отпросилась она у короля-отца на вечер и сопровождаемая кормилицами и рабынями пошла на причал. А седьмой Симеон уже тут как тут, убеждает ее оставить на берегу свою свиту и одной взойти на корабль:

– На борту великое множество зверей красоты невиданной: выберешь себе любого, какой приглянется! А каждой рабыне да кормилице такой подарок делать мне не по карману.

Оставила принцесса свою свиту на причале, а сама на палубу ступила. Тут же на корабле паруса подняли, и поплыл он по синему морю. Так король дочери и не дождался. А узнав от рабынь да кормилиц, что произошло, сам возглавил погоню.

Как стал королевский корабль догонять судно братьев Симеонов, погрузил его шестой Симеон вместе с экипажем и товарами под воду и не выныривал, пока родных берегов не достиг. Пришлось королю ни с чем возвращаться.

А семерых Симеонов с красавицей принцессой сам царь у пристани встречает, а с ним и все его подданные. Высадились гости заморские на берег под приветственные крики толпы. Царь с принцессой в тот же день обвенчались, а семерых Симеонов по-царски наградили и домой отпустили.

Дева Малейн

У одного короля был сын. И посватался принц к дочери всемогущего короля. Дева Малейн (так звали девушку), которая могла спорить красотой с античными богинями, любила этого принца. Но отец-король видел ее женой другого. Стоило ей возразить, что она сама вправе выбирать себе мужу и она свой выбор сделала, как отец заточил ее в темную башню, куда не проникал даже дневной свет, со словами:

– Ты останешься здесь на семь лет и потом, надеюсь, упрямиться не станешь!

Предоставив в распоряжение принцессы и ее верной служанки провизии на семь лет, их замуровали в башне. Сидя там в кромешной тьме, они быстро потеряли счет времени. Принц то и дело ходил кругами возле башни и звал свою возлюбленную, но каменные стены не пропускали звук, и его печаль росла день ото дня. Шли годы, и узницы обратили внимание, что запасы пищи и воды на исходе. Они надеялись, что семь лет истекли и что их вот-вот выпустят, но о них словно позабыли. Не желая умирать голодной смертью, дева Малейн сказала:

– Нам ничего не остается, кроме как попытаться самим пробить стену.

Сменяя друг друга на этом посту, дева Малейн и служанка настойчиво долбили стену столовым ножом. Наконец, они один за другим вытащили несколько камней и увидели сначала небо, а потом руины родового замка девы Малейн, выжженные поселения, вытоптанные поля и поняли: здесь прошла война.

Когда девушки выбрались через дыру, которую они бессонными ночами долбили в стене, им некуда было идти. Так начались их голодные странствия, во время которых им приходилось питаться даже крапивой. Спустя несколько месяцев они вошли в большой город и направились прямиком во дворец, откуда двух бродяжек прогнали бы, не возьми их королевский повар посудомойками на свою кухню.

А надо сказать, что это было королевство того принца, который к ней сватался. Король нашел сыну новую невесту, злую и некрасивую. Дата свадьбы была уже определена, но невеста сидела в отведенных ей покоях взаперти, стесняясь своей уродливости, и деве Малейн велели приносить ей из кухни еду. Настал день венчания, но несчастная невеста так боялась насмешек в свой адрес, что сказала деве Малейн:

– Я подвернула ногу и не смогу пойти в храм. Тебе предстоит большая честь! Наденешь мой свадебный наряд и подменишь меня на венчании.

Дева Малейн было воспротивилась, но невеста принца сначала безуспешно пыталась ее подкупить, а потом и вовсе пригрозила смертью. И вот уже дева Малейн облачается в свадебное платье, надевает ее фамильные драгоценности и под восторженный шепот придворных входит в тронный зал. Жених так и ахнул: «Она как две капли воды похожа на деву Малейн, но ведь моя Малейн томится в башне, если вообще еще жива».

Принц взял невесту под руки и повел в храм, и встретился им на пути куст крапивы, к которому девушка обратилась со словами: «Если бы не ты, крапива, я умерла бы с голоду».

– Что ты сказала? – переспросил королевич.

– Ничего, – покачала головой она, – пришла мне на память дева Малейн.

Принц только руками развел. Идут дальше, а невеста бормочет: «Хоть я и невеста, но не та, за кого меня принимают».

– Что-что? – недоумевает принц.

– Ничего, – отвечает она, – мне все дева Малейн покоя не дает.

– Неужто ты знакома с девой Малейн?

– Лично не знакома, – стала разубеждать его она, – но наслышана.

Вот стали они у самых ворот храма, а невеста опять за свое: «Хоть я и невеста, но не та, за кого меня принимают».

– Что ты сказала? – спросил жених.

– Да я, – неохотно начала она, – не могу выбросить из головы деву Малейн.

Достал он роскошное колье, застегнул на ее нежной шее и повел к алтарю.

После венчания молодая за весь обратный путь не проронила ни слова. А добравшись до замка, опрометью бросилась в комнату невесты, скинула свадебный наряд и фамильные драгоценности, переоделась в свое бедное платье, но колье – подарок жениха – с шеи не сняла.

А вечером остался жених наедине с некрасивой невестой, которая предусмотрительно спрятала лицо за фатой, и принц спрашивает:

– О чем ты говорила по пути в церковь с кустом крапивы?

– В своем ли ты уме? – не поняла она. – Делать мне нечего – с какой-то крапивой беседовать!

– А если не беседовала, значит, ты фальшивая невеста, – отрезал принц.

– Я для памяти служанку держу. Схожу к ней – она за меня и вспомнит! – сориентировалась невеста, а сама со всех ног – к деве Малейн:

– Ну-ка признавайся, о чем ты говорила по пути в церковь с кустом крапивы?

– О сущих пустяках, я сказала: «Если бы не ты, крапива, я умерла бы с голоду».

Вернулась невеста в спальню к принцу и говорит:

– Теперь припоминаю, о чем я говорила с кустом крапивы. – И она слово в слово повторила слова Малейн.

– А что ты сказала потом?

– Потом? – растерялась она. – Потом я молчала!

– Ты два раза повторила одно и то же, а если молчала, значит, ты фальшивая невеста.

Пулей вылетела невеста из спальни и снова напустилась на деву Малейн:

– Признавайся, что ты там еще по дороге в церковь болтала?

– Да тихонечко так шептала: «Хоть я и невеста, но не та, за кого меня принимают».

– Эти слова будут стоить тебе жизни, – прикрикнула на нее невеста и заторопилась в королевскую опочивальню, чтобы повторить жениху услышанное от Малейн.

– А куда подевалось колье, которое я надел на тебя у ворот храма? – не унимался принц.

– Что еще за колье? – не поняла она. – Не получала я от тебя никакого колье.

– А если не получала, значит, ты фальшивая невеста. – Он сорвал с нее фату и, увидев ее уродливое лицо, отпрянул с криком:

– Кто ты и что ты здесь делаешь?

– Я твоя настоящая невеста, но я боялась людских насмешек в свой адрес и приказала посудомойке надеть свадебный наряд и показаться в церкви вместо меня.

– Я должен увидеть эту посудомойку, – настоял принц.

Но вместо того чтобы привести деву Малейн, злая невеста велела слугам немедля схватить и казнить изменницу посудомойку. На отчаянный крик бедной девы Малейн выбежал принц и распорядился тотчас отпустить пленницу. А когда зажгли свет, он заметил на ее шее колье – свой подарок.

– Ты моя настоящая невеста, – произнес он, – ты стояла со мной у алтаря. Следуй за мной.

Когда они остались наедине, принц сказал:

– По пути к храму ты то и дело упоминала деву Малейн, мою первую невесту. Будь я уверен, что она жива, я бы поклялся, что сейчас говорю с ней самой.

Девушка ответила:

– Да, я дева Малейн. Из-за любви к тебе я семь лет была узницей башни, умирала от голода и жажды и ничего не знала, кроме горя. Но сегодня праздник пришел на мою улицу. Я твоя законная жена.

Их уста соприкоснулись, и они жили счастливо до конца своих дней.

Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка

У одной вдовы было три дочери. Старшая, с одним глазом на лбу, звалась Одноглазкой. Средняя, с парой глаз, – Двуглазкой. Младшая, с тремя глазами (один – посреди лба), звалась Трехглазкой. Двуглазку сестры с матерью не жаловали – очень уж она напоминала обычного человека. Ее то и дело толкали, одевали в заношенные до дыр платья, кормили объедками да огрызками и всячески измывались.

Послали как-то раз Двуглазку на луг пасти козу. А у девочки с утра маковой росинки во рту не было – сидит и плачет. Смотрит, а над ней незнакомая женщина склонилась:

– Двуглазка, почему ты слезы льешь?

– А что мне делать остается? Невзлюбили меня сестры и мать за мои два глаза: притесняют меня, в новой одежде отказывают, сегодня и вовсе не покормили.

И говорит ей незнакомка:

– Не плачь, Двуглазка, ты навсегда забудешь чувство голода! Просто скажи своей козе: «Козочка, ме, Столик, ко мне!» – и перед тобой явится накрытый заморскими яствами стол. Наевшись, произнеси: «Козочка, ме, Столик, на место!» – и все пропадет.

С этими словами женщина ушла. А голодная Двуглазка решила тотчас испытать Столик:

– Козочка, ме, Столик, ко мне!

И появился перед нею столик, накрытый кружевной скатертью, с серебряными приборами и диковинными блюдами с пылу с жару. Двуглазка наспех помолилась и принялась за еду. Покончив с трапезой, Двуглазка произнесла:

– Козочка, ме, Столик, на место! – и все пропало.

На закате дня она привела козу домой и не притронулась к жалким объедкам, оставленным сестрами ей на ужин. Наутро опять отправилась она с козой на луг, отказавшись от скудного своего завтрака. Так повторялось несколько раз, прежде чем сестры заподозрили неладное. В тот день Двуглазка погнала козу на луг в сопровождении Одноглазки, которая должна была выяснить, не кормит ли кто сестру.

Двуглазка смекнула, что к чему, и говорит Одноглазке:

– А давай, Одноглазка, сядем отдохнем, я тебе песенку спою.

Одноглазка устроилась поудобнее, а Двуглазка запела:

– Спи, мой свет Одноглазка! Спишь, мой свет Одноглазка?

Закрыла Одноглазка единственный глаз и захрапела. А Двуглазке только того и надо:

– Козочка, ме, Столик, ко мне!

Покушала на славу и столик прибрала:

– Козочка, ме, Столик, на место!

Растолкала она Одноглазку и давай журить:

– Одноглазка, вставай, так-то ты козу пасти собиралась? Уже вечер, домой пора.

Дома Двуглазка снова есть не стала, но причины Одноглазка не знала – пришлось рассказать матери, что она на лугу уснула.

Назавтра посылает мать Трехглазку:

– Будь внимательной и разузнай, что на лугу ест Двуглазка.

Вот пошли они на луг, а Двуглазка уже знает, как от соглядатая избавиться:

– А давай, Трехглазка, сядем отдохнем, я тебе песенку спою.

Одноглазка устроилась поудобнее, а Двуглазка запела:

– Спи, мой свет Трехглазка! Спишь, мой свет Двуглазка?

Двуглазка ошиблась самую малость, но в результате у Трехглазки уснули только два глаза, третий же продолжал видеть. А ничего не подозревающая Двуглазка проговорила волшебные слова «Козочка, ме, Столик, ко мне», наелась досыта и проверенным способом заставила столик исчезнуть, а потом стала будить Трехглазку:

– Трехглазка, вставай, так-то ты козу пасти собиралась? Уже вечер, домой пора.

Дома Двуглазка к еде не притронулась, а Трехглазка рассказала матери все, что происходило на лугу.

Как закричит мать на Двуглазку:

– Так ты, значит, для себя одной приберегаешь лучшие куски? Вот я тебя проучу!

Схватила она острый нож и безжалостно зарезала козу.

Горько заплакала Двуглазка, в узелок свои пожитки собрала, из дому уйти собралась… Женщина, научившая ее вызывать Столик, застала ее плачущей на лугу.

– Двуглазка, по ком ты так убиваешься?

– Зарезала мать мою козочку! – рыдала Двуглазка. – Голодное время для меня настало.

– А ты, Двуглазка, попроси у сестер, чтобы отдали тебе внутренности убитой козы. Похорони их возле порога, и все наладится, – сказала и пропала, будто ее и не было.

Поплелась Двуглазка и говорит сестрам:

– Сестрички, вот бы мне получить хоть что-то от моей козы. Не о лакомых кусочках прошу, позвольте мне взять внутренности.

Сестры посмеялись и позволили.

Все сделала Двуглазка, как добрая женщина ее научила, а к утру возле порога выросло волшебное дерево с серебряной кроной и золотыми яблоками. Никто, кроме Двуглазки, и знать не знал, что появилось оно из внутренностей козы.

Посылает мать Одноглазку:

– Взберись, деточка, на дерево и сорви нам яблок.

Полезла Одноглазка на чудо-яблоню, да только ни одно яблоко ей в руки не далось. Пришлось Трехглазке ее на дереве сменить, но и у той ничего не получилось. Тут уж мать не утерпела – сама на яблоню взгромоздилась, только и от нее волшебные плоды ускользнули.

Двуглазка стала проситься:

– Пустите меня на дерево – попробую я яблок нарвать.

Как только оказалась Двуглазка на дереве, как золотые яблоки сами ей в руки попадали… Забрала мать у нее яблоки, и зажила Двуглазка хуже прежнего, ведь теперь мать с сестрами завидовали ей черной завистью и не упускали ни одного случая ее унизить.

Как-то раз стояли вдова с дочерьми возле волшебного дерева, а мимо проезжал юный рыцарь.

– Ну-ка, Двуглазка, – окликнули ее сестры, – прячься под деревом, чтобы мы за тебя не краснели. – И накрыли пустой кадкой и ее, и свежесорванные яблоки.

Завидев волшебное дерево, красавец рыцарь спешился и говорит двум сестрам:

– Кому принадлежит эта золотая яблоня? За одну ветку с нее я заплачу любую цену.

И солгали Одноглазка с Трехглазкой, что яблоня эта их и им ничего не стоит сломать для него ветку. Однако на деле ничего у них не вышло – ветки и плоды словно ускользали от сестер. Рыцарь удивился:

– Как же это вы с собственного дерева и ветки не в состоянии сломать?

В этот момент Двуглазка, возмущенная ложью сестер, вытолкнула из-под кадки два золотых яблока, которые покатились прямо к ногам рыцаря. Тут пришлось Одноглазке и Трехглазке признаться, что это проделки их сестры, которая скрывает от посторонних взглядов два своих бесстыжих глаза.

– Двуглазка, покажись! – потребовал рыцарь.

Вышла тогда Двуглазка из-под кадки, и до того она рыцарю приглянулась, что он сказал:

– Двуглазка, ты ведь сорвешь мне ветку с этого дерева?

– Конечно, – отвечала Двуглазка, – ведь я хозяйка яблони.

Залезла она на дерево, сорвала ветку с серебряными листьями и золотыми яблоками и протянула рыцарю.

– Двуглазка, что я могу дать тебе взамен? – спросил рыцарь.

– Ах, – вздохнула Двуглазка, – здесь меня не ждет ничего хорошего, но вы могли бы увезти меня отсюда.

Сели рыцарь с Двуглазкой на его коня и поехали в его замок. Там облачал он ее в роскошные одежды, угощал яствами заморскими, а потом и свадьбу сыграли. А волшебное дерево следом за хозяйкой перешло.