Текст книги "100 волшебных сказок мира (сборник)"

– Если люди не тонут, – спрашивала русалочка, – тогда они живут вечно, не умирают, как мы?

– Как же! – отвечала старуха. – Они тоже умирают, их век даже короче нашего. Мы живем триста лет, зато, когда нам приходит конец, от нас остается одна пена морская. Нам не дано бессмертной души! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живет вечно!

– А почему у нас нет бессмертной души? – грустно спросила русалочка. – Я бы отдала все свои триста лет за один день человеческой жизни.

– Вздор! Нечего и думать об этом! – сказала старуха. – Нам тут живется куда лучше, чем людям на земле!

– Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать музыки волн, не увижу чудесных цветов и красного солнышка! Неужели же я никак не могу обрести бессмертную душу?

– Можешь, – сказала бабушка, – пусть только кто-нибудь из людей полюбит тебя всем сердцем и велит священнику соединить ваши руки в знак вечной верности друг другу; тогда частица его души сообщится тебе. Но этому не бывать никогда! Ведь то, что у нас считается красивым, твой рыбий хвост, люди находят безобразным; они нимало не смыслят в красоте…

Глубоко вздохнула русалочка и печально посмотрела на свой рыбий хвост.

«Вот он опять катается на лодке! – думала русалочка, слушая звуки валторн, доносившиеся с поверхности моря. – Как я люблю его! Я принадлежу ему всем сердцем! На все бы я пошла ради него и ради бессмертной души! Я поплыву к морской ведьме; может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь поможет мне!»

И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за которыми жила ведьма. Тут не было ни цветов, ни даже травы – один только голый серый песок. Русалочке пришлось плыть между бурлящими водоворотами; затем на пути к жилищу ведьмы лежало еще большее пространство, покрытое горячим, пузырившимся илом, это место ведьма называла своим торфяным болотом. За ним уже показалось и само жилище ведьмы, окруженное диковинным лесом: деревья и кусты были полипами – полуживотными-полурастениями, похожими на стоголовых змей, росших прямо из песка; полипы ни на минуту не переставали шевелить всеми своими суставами, от корня до самой верхушки, они хватали гибкими пальцами все, что только им попадалось, и уже никогда не выпускали обратно.

Но вот русалочка очутилась на скользкой поляне, где кувыркались большие, жирные водяные ужи. Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же сидела и сама морская ведьма и кормила жабу.

– Знаю, знаю, зачем ты пришла! – сказала морская ведьма. – Ты хочешь получить вместо своего рыбьего хвоста две подпорки, чтобы ходить, как люди; хочешь, чтобы молодой принц полюбил тебя, а ты получила бы свою бессмертную душу!

И ведьма захохотала.

– Ну ладно, ты пришла в самое время! – продолжала ведьма. – Приди ты завтра поутру, было бы поздно и я не могла бы помочь тебе раньше будущего года. Я изготовлю для тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним на берег еще до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли; тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару чудных, как скажут люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят насквозь острым мечом. Зато все, кто увидит тебя, скажут, что такой прелестной девушки они еще не встречали! Ты сохранишь свою плавную скользящую походку – ни одна танцовщица не сравнится с тобой; но помни, что каждый шаг будет причинять тебе нестерпимую боль, так как изранишь свои ножки в кровь. Согласна ли ты?

– Да! – сказала русалочка.

– Помни, – сказала ведьма, – что, если ты примешь человеческий образ, тебе уже не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе больше ни морского дна, ни отцовского дома, ни сестер! А если принц не полюбит тебя, ты не получишь бессмертной души. С первой же зарей после его женитьбы на другой твое сердце разорвется на части и ты станешь пеной морской!

– Пусть! – сказала русалочка и побледнела как смерть.

– Ты должна заплатить мне за помощь, – сказала ведьма. – А я недешево возьму! У тебя чудный голос, и им ты думаешь обворожить принца, но ты должна отдать свой голос мне. Я возьму за свой драгоценный напиток самое лучшее, что есть у тебя: я ведь должна примешать к напитку свою собственную кровь, для того чтобы он стал острым, как лезвие меча.

– Что же останется у меня? – спросила русалочка.

– Твое прелестное личико, твоя скользящая походка и твои глаза – довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не бойся; высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!

– Хорошо! – сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котел, чтобы сварить питье.

Ведьма обтерла котел связкой живых ужей, а потом расцарапала себе грудь; в котел закапала черная кровь, от которой стали подниматься клубы пара. Ведьма добавляла в котел новых и новых снадобий. Наконец напиток был готов и имел вид прозрачнейшей ключевой воды!

– Вот! – сказала ведьма, отдавая русалочке напиток; потом отрезала ей язычок, и русалочка стала немая – не могла больше ни петь, ни говорить!

Русалочка не посмела войти в отцовский дворец – она была немая и собиралась покинуть отцовский дом навсегда. Сердце ее было готово разорваться от тоски и печали. Она проскользнула в сад, взяла по цветку с грядки каждой сестры, послала родным тысячу воздушных поцелуев и поднялась на темно-голубую поверхность моря.

Солнце еще не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца и присела на великолепную мраморную лестницу. Месяц озарял ее своим чудесным голубым сиянием. Русалочка выпила сверкающий острый напиток, и ей показалось, будто ее пронзили мечом, она потеряла сознание. Когда она очнулась, над морем уже сияло солнце; во всем теле она чувствовала жгучую боль, зато перед ней стоял красавец принц и смотрел на нее черными, как ночь, глазами; она увидела, что вместо рыбьего хвоста у нее две чудесные ножки. Принц спросил, кто она такая и как сюда попала, но она только кротко и грустно смотрела на него темно-голубыми глазами; говорить ведь она не могла. Тогда он взял ее за руку и повел во дворец. С каждым шагом русалочка как будто ступала на острые ножи и иголки; но она терпеливо переносила боль и шла об руку с принцем легкая, воздушная, как водяной пузырек; принц и все окружающие только дивились ее чудной, скользящей походке.

Русалочка стала первой красавицей при дворе, но оставалась по-прежнему немой, не могла ни петь, ни говорить. Красивые рабыни, все в шелку и золоте, появились перед принцем и его царственными родителями и стали петь. Одна из них пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей; русалочке стало очень грустно: когда-то и она могла петь, и несравненно лучше! «Ах, если бы он знал, что я навсегда рассталась со своим голосом, чтобы только быть возле него!» Потом рабыни стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки; тут и русалочка подняла свои хорошенькие ручки, стала на цыпочки и понеслась в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто! Каждое движение лишь увеличивало ее красоту, одни глаза говорили сердцу больше, чем пение всех рабынь.

День ото дня принц привязывался к русалочке все сильнее и сильнее, но он любил ее только как милое, доброе дитя, сделать же ее своей женой и королевой ему и в голову не приходило.

«Любишь ли ты меня больше всех на свете?» – казалось, спрашивали ее глаза, в то время как принц обнимал ее и целовал в лоб.

– Да, я люблю тебя! – говорил принц. – У тебя доброе сердце, ты предана мне больше всех и похожа на молодую девушку, которую я видел однажды и, верно, больше уж не увижу! Я плыл на корабле, корабль разбился, волны выбросили меня на берег вблизи чудного храма, где служат Богу молодые девушки; самая младшая из них нашла меня на берегу и спасла мне жизнь; я видел ее всего два раза, но ее одну в целом мире мог бы я полюбить! Ты похожа на нее и почти вытеснила из моего сердца ее образ. Она принадлежит святому храму, и вот моя счастливая звезда послала мне тебя, никогда я не расстанусь с тобой!

«Увы! Он не знает, что это я спасла ему жизнь!» – думала русалочка.

Но вот стали поговаривать, что принц женится на прелестной дочери соседнего короля и потому снаряжает свой великолепный корабль в плаванье. Принц поедет к соседнему королю как будто для того, чтобы ознакомиться с его страной, а на самом деле, чтобы увидеть принцессу; с ним отправится большое посольство. Русалочка на эти речи только покачивала головой и смеялась – она ведь лучше всех знала мысли принца.

– Я должен ехать! – говорил он ей. – Мне надо увидеть прекрасную принцессу; этого требуют мои родители, но они не станут принуждать меня жениться на ней, я же никогда не полюблю ее!

И вот корабль вошел в гавань великолепной столицы соседнего королевства. Начались празднества, балы следовали за балами, но принцессы не было, – она воспитывалась где-то далеко в монастыре, куда ее отдали учиться всем королевским добродетелям. Наконец прибыла и она. Русалочка жадно смотрела на нее и не могла не признать, что лица милее и прекраснее она еще не видала. Кожа на лице принцессы была такая нежная, прозрачная, а из-за длинных темных ресниц улыбались темно-синие кроткие глаза.

– Это ты! – сказал принц. – Ты спасла мне жизнь, когда я лежал на берегу моря!

И он крепко прижал к сердцу свою невесту.

– Ах, как я счастлив! – сказал он русалочке. – То, о чем я не смел и мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня!

Русалочке показалось, что сердце ее вот-вот разорвется от боли…

Колокола в церкви звонили, по улицам разъезжали герольды, оповещая народ о помолвке принцессы. Жених и невеста подали друг другу руки и получили благословение епископа.

В тот же вечер жених с невестой должны были отплыть на родину принца; на палубе корабля был раскинут шатер из золота и пурпура; в шатре возвышалось чудное ложе для новобрачных. Корабль легко и плавно скользнул по волнам и понесся вперед.

Как только смерклось, на корабле зажглись сотни разноцветных фонариков, а матросы стали весело плясать на палубе. Русалочка вспомнила, как она впервые всплыла на поверхность моря и увидела то же великолепие и веселье на корабле. И вот она понеслась в быстром воздушном танце, точно ласточка, преследуемая коршуном. Никогда еще она не танцевала так чудесно! Ее нежные ножки резало, как ножами, но она не чувствовала боли – сердцу ее было еще больнее. Принц же целовал красавицу невесту, а она играла его черными волосами; наконец рука об руку удалились они в свой великолепный шатер.

На корабле все стихло, один рулевой остался у руля. Русалочка оперлась белыми руками о борт и, обернувшись лицом к востоку, стала ждать первого луча солнца, который, как она знала, должен был убить ее. И вдруг она увидела, как из моря поднялись ее сестры; их длинные роскошные волосы не развевались больше по ветру – они были обрезаны.

– Мы отдали наши волосы ведьме, чтобы она помогла нам избавить тебя от смерти! Она дала нам вот этот нож – видишь, какой он острый? Прежде чем взойдет солнце, ты должна вонзить его в сердце принца, и когда кровь его брызнет тебе на ноги, они опять срастутся в рыбий хвост и ты опять станешь русалкой, спустишься к нам в море и проживешь свои триста лет, прежде чем сделаешься соленой морской пеной. Но спеши! Или он, или ты – один из вас должен умереть до восхода солнца!

С этими словами они глубоко вздохнули и погрузились в море.

Русалочка приподняла пурпурную занавесь шатра и увидела, что головка прелестной невесты покоится на груди принца. Русалочка наклонилась и поцеловала его в прекрасный лоб, посмотрела на небо, где разгоралась утренняя заря, потом посмотрела на острый нож и опять устремила взор на принца, который во сне произнес имя своей невесты – она одна была в его мыслях! – и нож дрогнул в руках русалочки. Еще минута – она бросила его в волны, которые покраснели, точно окрасились кровью, в том месте, где он упал. Еще раз посмотрела она на принца, бросилась с корабля в море и почувствовала, как ее тело расплывается пеной. Над морем поднялось солнце; русалочка не чувствовала смерти: она видела ясное солнышко и каких-то прозрачных чудных созданий, сотнями реявших над ней. Голоса их звучали как музыка. У них не было крыльев, и они носились по воздуху только благодаря своей собственной легкости. Русалочка увидала, что и у нее такое же тело, как у них, и что она все больше и больше отделяется от морской пены.

– К кому я иду? – спросила она, поднимаясь на воздух, и ее голос звучал такой же дивною неземною музыкой, какой не в силах передать никакие земные звуки.

– К дочерям воздуха! – ответили ей воздушные создания. – У русалки нет бессмертной души, и обрести ее она не может иначе, как благодаря любви человека. У дочерей воздуха тоже нет бессмертной души, но они сами могут приобрести ее себе добрыми делами. Мы прилетели в жаркие страны, где люди гибнут от знойного, зачумленного воздуха, и навеваем прохладу. Мы распространяем в воздухе благоухание цветов и приносим с собой людям исцеление и отраду. По прошествии же трехсот лет, во время которых мы творим посильное добро, мы получаем в награду бессмертную душу. Ты, бедная русалочка, всем сердцем стремилась к тому же, что и мы, ты любила и страдала, подымись же вместе с нами в заоблачный мир. Теперь ты сама сможешь обрести себе бессмертную душу.

И русалочка потянула свои прозрачные руки к солнцу и в первый раз почувствовала у себя на глазах слезы.

На корабле за это время все опять пришло в движение, и русалочка увидала, как принц с невестой искали ее. Печально смотрели они на волнующуюся морскую пену, точно знали, что русалочка бросилась в волны. Невидимо поцеловала русалочка красавицу невесту в лоб, улыбнулась принцу и поднялась вместе с другими детьми воздуха к розовым облакам, плававшим в небе.

Оле-Лукойе

Никто не знает столько историй, сколько Оле-Лукойе.

Вечером Оле-Лукойе в одних чулках поднимается по лестнице, потом неслышно заходит в комнату и слегка брызгает детям в глаза сладким молоком. Веки у детей начинают слипаться, а он подкрадывается сзади и начинает легонько дуть им в затылок. Это совсем не больно – Оле-Лукойе хочет только уложить детей в постель! А потом он начинает рассказывать истории.

На Оле-Лукойе шелковый кафтан, который отливает то голубым, то зеленым, то красным; под мышками у него зонтики: один с картинками – его он раскрывает над хорошими детьми, и тогда им снятся волшебные сказки, другой совсем простой – его он раскрывает над нехорошими детьми, и они ничего не видят во сне!

Понедельник

– Теперь украсим комнату! – сказал Оле-Лукойе, уложив Яльмара в постель.

Все комнатные цветы превратились в большие деревья, а комната – в беседку. Ветви деревьев были усеяны цветами, а плоды блестели, как золотые.

Вдруг в ящике стола раздались ужасные стоны.

– Что такое? – сказал Оле-Лукойе и выдвинул ящик.

Оказывается, сердилась аспидная доска: в решение написанной на ней задачи вкралась ошибка, и все вычисления готовы были рассыпаться; грифель очень хотел помочь, но не мог. Стонала и тетрадь Яльмара! На каждой странице стояли большие буквы, а с ними рядом маленькие, это была пропись; сбоку же были другие буквы, воображавшие, что держатся так же твердо. Их писал Яльмар, и они, казалось, спотыкались об линейки, на которых должны были стоять.

– Вот как надо держаться! – говорила пропись. – Вот так, с легким наклоном вправо!

– Ах, мы не можем, – отвечали буквы Яльмара.

– Так вас надо немного подтянуть! – сказал Оле-Лукойе.

– Ой, нет! – закричали буквы и выпрямились так, что приятно было смотреть.

– Теперь нам не до историй! – сказал Оле-Лукойе. – Будем учиться писать!

И он дописал все буквы Яльмара так, что они стояли уже ровно и бодро, как и пропись. Но утром, когда Яльмар проснулся, они выглядели такими же жалкими, как прежде.

Вторник

Оле-Лукойе дотронулся своей волшебной брызгалкой до мебели, и все вещи сейчас же начали болтать. Оле-Лукойе дотронулся до картины, и нарисованные на ней птицы запели, ветви деревьев зашевелились, а облака понеслись по небу.

Оле приподнял Яльмара к раме, и мальчик стал прямо в высокую траву на картине. Он побежал к воде и уселся в лодку. Она была выкрашена в красное с белым, паруса блестели, и лебеди с золотыми коронами повлекли ее вдоль зеленых лесов. Рыбы с серебяной и золотой чешуей плыли за лодкой, птицы летели за Яльмаром, комары танцевали, майские жуки гудели.

По берегам реки высились хрустальные и мраморные дворцы; на балконах их стояли принцессы – знакомые Яльмару девочки, с которыми он часто играл.

Каждая держала в правой руке обсахаренного пряничного поросенка. Яльмар, проплывая мимо, хватался за один конец пряника, принцесса крепко держалась за другой, и пряник разламывался пополам, каждый получал свою долю. На часах стояли маленькие принцы. Они отдавали Яльмару честь золотыми саблями и осыпали его изюмом и оловянными солдатиками!

Проплыл он и через город, где жила его старая няня. Она кланялась и посылала ему воздушные поцелуи.

Цветы танцевали, а ивы кивали…

Среда

Ну и дождь лил! Когда Оле-Лукойе открыл окно, оказалось, что вода стоит вровень с подоконником, а к самому дому причалил корабль.

– Хочешь прогуляться, Яльмар? – спросил Оле. – Побываешь ночью в чужих землях, а к утру – опять дома!

И вот Яльмар очутился на корабле. Погода сейчас же прояснилась. Они уплыли так далеко, что земля совсем скрылась из глаз. Аисты летели в чужие теплые края длинной вереницей, один за другим. Они были в пути уже много-много дней, и один из них так устал, что крылья отказывались ему служить. Он летел позади всех, потом отстал и начал опускаться все ниже и ниже… Скоро он задел за мачту корабля, скользнул по снастям и упал прямо на палубу.

Юнга посадил его в птичник к курам, уткам и индейкам. Бедняга аист уныло озирался кругом.

Индейский петух надулся, утки пятились…

Аист рассказал им про жаркую Африку, про пирамиды и страусов, которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей, но утки ничего не поняли:

– Ну не дурак ли?

Аист замолчал и стал думать об Африке.

Но Яльмар открыл дверцу, поманил аиста, и тот выпрыгнул к нему на палубу – он уже успел отдохнуть. Аист как будто поклонился Яльмару в знак благодарности, взмахнул широкими крыльями и полетел в теплые края. Куры закудахтали, утки закрякали, а индейский петух так надулся, что гребешок у него весь налился кровью.

– Завтра из вас сварят суп! – сказал Яльмар и проснулся опять в своей маленькой кроватке.

Четверг

– Только не пугайся! – сказал Оле-Лукойе. – Я сейчас покажу тебе мышку! – И правда, в руке у него была хорошенькая мышка. – Она пришла пригласить тебя на свадьбу! Две мышки собираются сегодня ночью пожениться. Живут они под полом в кладовой твоей матери.

– А как же я пролезу сквозь маленькую дырочку в полу? – спросил Яльмар.

Оле-Лукойе дотронулся до мальчика своей волшебной брызгалкой, и Яльмар вдруг сделался ростом с палец.

– Теперь можно одолжить мундир у оловянного солдатика. Мундир ведь так красит, а ты идешь в гости!

Яльмар переоделся и стал похож на оловянного солдатика.

– Прошу, садитесь в наперсток вашей матушки, – сказала Яльмару мышка. – Я имею честь отвезти вас.

И они поехали на мышиную свадьбу.

Проскользнув в дыру, прогрызенную мышами в полу, они попали в длинный узкий коридор, где только и можно было проехать в наперстке. Коридор был ярко освещен гнилушками.

– Правда, чудный запах? – спросила мышка. – Весь коридор смазан салом!

Наконец они добрались до зала, где праздновали свадьбу. Справа стояли мышки-дамы, слева – мышки-кавалеры, а посредине, на выеденной корке сыра, – жених с невестой.

Гости все прибывали. Мыши чуть не давили друг друга, и счастливую парочку оттеснили к самым дверям, так что никто больше не мог ни войти, ни выйти. Зал тоже был смазан салом, другого угощения не было. На десерт гостей обносили горошиной, на которой одна родственница новобрачных выгрызла их имена, то есть, конечно, только первые буквы!

Все мыши сказали, что свадьба была великолепна и что они очень приятно провели время.

Яльмар поехал домой. Он побывал в знатном обществе, хоть и пришлось съежиться и надеть мундир оловянного солдатика.

Пятница

– Даже не верится, сколько пожилых людей хотят залучить меня к себе! – сказал Оле-Лукойе. – Особенно те, кто сделал что-нибудь плохое. «Миленький Оле, – говорят они мне, – мы не можем сомкнуть глаз, лежим без сна всю ночь напролет и видим вокруг себя все свои дурные дела. Они, точно гадкие маленькие тролли, сидят по краям постели и брызжут на нас кипятком. Хоть бы ты пришел и прогнал их. Мы бы с удовольствием заплатили тебе, Оле! Спокойной ночи! Деньги на окне!» Что мне деньги?! Я ни к кому не прихожу за деньги!

– А что мы будем делать сегодня ночью? – спросил Яльмар.

– Не хочешь ли опять побывать на свадьбе? Большая кукла твоей сестры, та, что зовется Германом, хочет повенчаться с куклой Бертой; а еще сегодня день рождения куклы, и потому готовится много подарков!

– Знаю, знаю! – сказал Яльмар. – Как только куклам нужно новое платье, сестра празднует их день рождения или свадьбу.

– А сегодня ночью будет сто первый и, значит, последний! Оттого и готовится что-то необыкновенное.

На столе был домик из картона, окна его были освещены, и все оловянные солдатики держали ружья на караул. Жених с невестой задумчиво сидели на полу, прислонившись к ножке стола. Оле-Лукойе, нарядившись в бабушкину черную юбку, обвенчал их. Затем молодые получили подарки.

– Поедем теперь на дачу или отправимся за границу? – спросил молодой.

На совет пригласили ласточку и старую курицу. Ласточка рассказала о теплых краях, где зреют сочные, тяжелые кисти винограда, где воздух мягок, а горы расцвечены такими красками, о каких здесь и понятия не имеют.

– Зато там нет капусты! – сказала курица. – Ах, какая она зеленая! Что может быть красивее?!

– Да ведь кочаны похожи как две капли воды! – сказала ласточка. – К тому же здесь так часто бывает дурная погода.

– Ну, к этому можно привыкнуть! – сказала курица.

– А какой тут холод! Того и гляди замерзнешь!

– И хорошо для капусты! – сказала курица. – К тому же и у нас бывает тепло! Вот четыре года тому назад лето стояло у нас целых пять недель! Да какая жарища-то была! Все задыхались! И у нас нет ядовитых тварей, как там! И разбойников! – Курица заплакала. – Я ведь тоже путешествовала! Целых двенадцать миль проехала в бочонке! И никакого удовольствия нет в путешествии!

– Да, курица – особа вполне достойная! – сказала новобрачная. – Мне тоже не нравится ездить по горам – то вверх, то вниз! Лучше мы поедем в деревню и будем гулять в огороде с капустой.

На том и порешили.

Суббота

– Взгляни на этих китайцев! – сказал Оле и раскрыл над Яльмаром свой красивый зонтик.

Зонтик был похож на большую китайскую чашу, расписанную голубыми деревьями и узенькими мостиками, на которых стояли маленькие китайцы и кивали головами.

– Сегодня надо будет принарядить весь мир! – продолжал Оле. – Завтра ведь праздник, воскресенье! Сейчас я пойду на колокольню – посмотрю, вычистили ли церковные карлики все колокола, иначе они плохо будут звонить завтра; потом в поле – посмотрю, смел ли ветер пыль с травы и листьев. Самое же трудное – снять с неба и почистить все звезды. Приходится нумеровать каждую звезду и каждую дырочку, где она сидела, чтобы потом каждую поставить на свое место, иначе они не будут держаться и посыплются с неба одна за другой!

– Послушайте! – сказал вдруг висевший на стене старый портрет. – Я прадедушка Яльмара и очень вам признателен за то, что вы рассказываете мальчику сказки, но звезды нельзя снимать с неба и чистить. Звезды – такие же небесные тела, как наша Земля!

– Спасибо тебе, прадедушка! – отвечал Оле-Лукойе. – Ты – глава семьи, но я все-таки старше тебя! Римляне и греки звали меня богом сновидений! Я всегда был вхож в знатнейшие дома и знаю, как обходиться и с большими, и с малыми. Можешь теперь рассказывать сам!

И Оле-Лукойе ушел, взяв под мышку свой зонтик.

– Ну, уж нельзя и высказать своего мнения! – сказал старый портрет.

Тут Яльмар проснулся.

Воскресенье

– Добрый вечер! – сказал Оле-Лукойе.

Яльмар кивнул ему, вскочил и повернул прадедушкин портрет лицом к стене, чтобы он опять не вмешался в разговор.

– Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле-Лукойе, – сказал Оле-Лукойе. – Но он знает только две сказки: одна бесподобно хороша, а другая так ужасна, что… да нет, невозможно даже и сказать как!

Оле-Лукойе приподнял Яльмара, поднес его к окну и сказал:

– Сейчас ты увидишь моего брата, другого Оле-Лукойе. Кафтан на нем расшит серебром, за плечами развевается черный бархатный плащ! Смотри!

И Яльмар увидел, как мчится во весь опор другой Оле-Лукойе и сажает к себе на лошадь и старых, и малых. Тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чудесную сказку, а тех, у кого были плохие, – позади себя, и они должны были слушать страшную сказку. Они тряслись от страха, плакали и хотели спрыгнуть с лошади, но не могли, потому что сразу крепко прирастали к седлу.

– А я не боюсь его! – сказал Яльмар.

– И нечего бояться! – ответил Оле. – Смотри только, чтобы у тебя всегда были хорошие отметки!

– Вот это поучительно! – пробурчал прадедушкин портрет. – Все-таки не мешает иногда высказать свое мнение.

Он был очень доволен.

Вот и вся история об Оле-Лукойе! А вечером пусть он сам расскажет тебе что-нибудь.