Текст книги "Проклятие свитера для бойфренда"

Распускание, или Как все начать сначала

Самое трудное в рукоделии – вовсе не вставить нитку в невероятно крошечное ушко иглы. Это и не сложная техника кружевного вязания, и не работа на ткацком станке, который выше, чем вы когда-либо будете. Это и не боль в запястье, и не сгорбленная спина, и не прищуривание в попытках разглядеть свою работу, хотя вы должны были пойти спать еще два часа назад. Не запах краски, не обрезки бумаги и даже не километровые очереди на кассу, которые существуют в каждом магазине Michaels[38]38
  Торговая сеть по продаже товаров для творчества и рукоделия.


[Закрыть] в Северной Америке. Нет, самое трудное в рукоделии – это знать, когда нужно все начать сначала.

Вот как это происходит в вязании. Вы находите модель, которая приковывает все ваше внимание, или особенно заманчивый клубок пряжи. (Некоторые предпочитают, чтобы материалы играли в этом деле ведущую роль, а прочие начинают с идеи. Я всегда была довольно непоследовательна в подходе к делу, вот поэтому у меня лежит с десяток несвязанных схем и тысячи метров несвязанной пряжи без каких-либо конкретных планов поженить этих двоих вместе.)

И вот вы садитесь перед телевизором или с аудиокнигой, чтобы побыстрей разделаться с самой неприятной и скучной частью в начале любого вязанья: набором петель. Набор первого ряда петель на спицы требует определенных математических вычислений и концентрации, того, чего мы, собственно, и пытаемся избежать с помощью вязания, но пока вы не в состоянии завербовать себе персонального стажера по набору петель, вам придется этот процесс осуществлять самостоятельно.

Первый ряд после наборного – всегда самый сложный. Может, вы начали вязать слишком плотно, и теперь приходится силой пропихивать спицы через упрямые петли, или, может, слишком рыхло, и теперь приходится подтягивать нить пряжи в каждой петле, чтобы не получались дырки. Начало – это настоящая пытка.

Но потом, через десять минут или через двадцать, или даже через неделю вы смотрите и понимаете, что то, что вы держите в руках, – это вещь. Нечто, еще не похожее на шапку или шарф, но уже не просто невнятное начало. Эту вещь можно покомкать и погладить, растянуть или, лучше всего, можно начать представлять, какой она будет, когда, наконец, действительно претворится в жизнь. Этого мысленного образа достаточно, чтобы гнать вас вперед уже после того, как в шоу, которое вы умостились смотреть, давно прошли все титры.

Вот поэтому, когда вы находите ошибку, – это всегда крошечный апокалипсис. Вы набираете 84 петли, хотя нужно было только 48; вы путаете правую сторону и левую, хотя кто вообще может додуматься перепутать лево с право, скажем, после шести лет? Вы отчаянно пытаетесь высчитать в уме, как все исправить, а потом, когда это оказывается слишком сложно, вы перестраиваете свое видение целиком и полностью – разве у бойфренда вашей сестры голова такая большая?

Они встречаются только три недели, но всем ведь нужна зимняя шапка, так? Так???

Потом приходит злость. Противная инструкция, думаешь ты, могли бы использовать шрифт покрупнее, сразу нельзя было ясно сказать, чего делать не надо?

«Эй, [твое имя]! – должно было быть написано сверху страницы. – Мы знаем, что где-то к десятому ряду ваше внимание уже рассеялось, поэтому мы просто напоминаем, что к этому моменту вы уже должны были начать вязать резинку, тогда все это не будет выглядеть кривобоко. Ты супер, и мы тебя любим!!!»

Потому что примерно тогда гнев преобразуется в созидательную энергию, а ваше сердце исполняется укоризны. И вы думаете: «О, ты, неуклюжая торопыга, ты даже не удосужилась правильно посчитать петли! Ты как-то не заметила, что жизненно важная петля была пропущена пять сантиметров назад. С чего ты вообще решила, что сможешь это сделать? Почему бы тебе не заниматься тем, что ты хорошо умеешь, например, грызть ногти или стоять перед открытым холодильником, пока лампочка не перегорит? С чего ты вообще решила попробовать связать что-то новое?»

А тем временем ваше вязанье продолжает таращиться на вас, как щеночек в приюте, где усыпляют собак. Можно запихнуть его глубоко в сумку или спрятать под кровать, но все равно вы будете чувствовать, как оно покорно ожидает своей участи. Может, вы даже вытащите его разок или два и свяжете еще несколько рядов, а потом запихаете его подальше с глаз долой. Пусть это прозвучит мелодраматично, но есть моменты, когда возникает чувство неопровержимого доказательства неудачи: ты слишком нетерпелива, ты слишком стараешься, твое мастерство никак не оправдывает ожиданий. На самом деле относительная незначительность связанного полотна – это уже доказательство само по себе, и невозможно контролировать нечто, столь же невразумительное…

И как тогда нести ответственность за свою собственную жизнь?

Этот этап может длиться минуты или месяцы. Между тем вы начинаете другое вязанье или переключаетесь полностью на что-нибудь еще, например, на софтбол[39]39
  Софтбол – норматив. лексика: бейсбол для девочек.


[Закрыть] или курение. И забываете, как это – пялиться на данные конкретные петли, представлять, как же будет выглядеть в конечном итоге готовая вещь.

А потом в один прекрасный день все меняется. Как после расставания, в то первое утро, когда вы просыпаетесь и понимаете, что забыли поскучать по человеку. Может, вам нужна пряжа для новой необыкновенной вещи. Может, вы решили, что пусть лучше ничего, чем что-то, что не получается.

И поэтому вы делаете то единственное, чего вязальщиц учат никогда не делать: спускаете петли со спицы. Ощущение такое, словно екнуло сердце или перехватило дыхание. Может, и будет проблеск сожаления: «Что ты делаешь, это еще можно спасти!» – но это такое мимолетное чувство, и пути назад нет. На какое-то мгновение петли выглядят беззащитно-обнаженными, даже глупыми, эти маленькие колечки, у которых нет ничего, что помогло бы им сохранить форму. А потом вы берете конец нити и тянете. Вязальщицы называют это «распусканием» – из-за звука, который якобы издают петли, соскальзывая со спицы или с крючка: «Рас, рас, рас… Рас-пусти!» – звучит для меня, как команда, как живое свидетельство того, как же это здорово: принять, наконец, решение взять и… распустить неудавшуюся вещь.

И вы тянете нить, сматываете ее в клубок, наблюдаете, как ваша работа сама по себе разматывается за одну тысячную того времени, которое потребовалось, чтобы ее создать. А потом вы доходите до конца. Там, где когда-то была вещь, теперь остался только материал и… воспоминания.

Пряжа не будет идеальной – перекрученная и потрепанная, с отметинами от той формы, которую она раньше принимала. Обычно впоследствии она приходит в норму, если ей дать достаточно времени и, может, немного пара. Она станет чем-то другим: парой рукавичек следующей зимой, корзинкой для других вещей, которые ты начнешь вязать весной. Множеством квадратиков, одиночной полоской в коврике, подарком тому, кого тебе еще только предстоит встретить.

Или, может, эта пряжа станет именно тем, что вы и надеялись связать, именно той вещью, какую вы и задумывали с самого начала. Может, однажды – сразу же или через год – вы снова возьметесь за спицы и преодолеете наборный ряд. Вы считаете, пересчитываете, вы держите нить так, чтобы она не застряла и не запуталась, ловите каждую петлю, спуская ее со спицы, и возвращаете ее на то место, где она и должна быть. Вы делаете несколько ошибок, но они не стоят того, чтобы распускать все вязание.

И вскоре, раньше, чем можно было ожидать, вы добираетесь до той точки, где оставили прошлую версию своего вязания, а потом вы ее проходите, а потом вы закрываете петли, и все готово. Остановка – это часть работы, и необходимость начать заново – тоже. Но в этот раз вы все сделаете правильно.

Рейтинг лучших мест для вязания (по возрастанию)

8. Кинотеатры. Слишком темно, а пальцы часто жирные от попкорна, но все равно это вполне удобное место, особенно если фильм – дурацкий.

7. Бар. Тоже в целом слишком темно, но вязание – это хороший способ завязать разговор, плюс обычно после нескольких бокалов выпивки хочется попробовать более смелые техники.

6. Залы ожидания. В залах ожидания никогда не происходит ничего хорошего, но некое продуктивное занятие скрашивает скуку и, в какой-то степени, нервозность.

5. В дороге. Может, это слишком обширная категория, потому что разновидностей дорог так много, с сопутствующими им неприятностями и приятностями. Их можно рассмотреть более подробно:

а. Метро. Идеально, чтобы хоть ненадолго обрести спокойствие и душевное равновесие, особенно если удастся захватить сидячее место или где-нибудь прислониться к поручню, чтобы не создавать неудобств остальным пассажирам.

б. Поезд (дальнего следования или пригородный). Превосходно, но как часто хочется занять этот бесценный промежуток времени другими делами, например, использовать слабый сигнал Wi-Fi, чтобы прочитать все Twitt’ы, которые оставил в сети твой любимый, или выпить вина за 9 долларов или пива, контрабандой пронесенного в спортивной сумке.

в. Самолеты. То же самое, что и выше, кроме небольшой боязни, что именно в этот раз Управление транспортной безопасности США в произвольном порядке решит конфисковать вязальные спицы и арестовать вас по подозрению в вязальном терроризме.

г. Автомобили. Вполне нормально, только если вы не за рулем.

д. Лодки. Я не очень-то люблю лодки.

е. Движение пешком. На самом деле можно одновременно вязать и ходить пешком, если инструкция достаточно простая, и вы ничего не имеете против вязания на ходу; теоретически я тоже такая, но никогда и не пыталась так поступать, потому что есть так много всего другого, что можно делать в процессе ходьбы, например, слушать музыку или аудиокниги, или созерцать окрестности, или пялиться в телефон, размышляя, почему ваш любимый уже три часа ничего не пишет, может, это потому, что у него уже новая девушка?

4. Магазины пряжи. В большинстве из них есть отдельные столики специально для этой цели, а в моем любимом магазине даже есть маленький бар, и обычно окружающие люди очень милы и дружелюбны. Иногда они пристально мерят вас взглядом, если вы выглядите, как юный хипстер, но нельзя винить людей за то, что они ревностно охраняют свою территорию после всех этих агитационных пропаганд «Вяжут не только бабушки™», а когда они понимают, что вы одна из них, тут же оттаивают.

3. Дом. В одиночестве, с другими людьми, с какой-нибудь передачей по телевизору, с какой-нибудь едой. Это ваш дом и ваши привычки. Я не могу даже осмелиться предположить, что знаю их все.

2. В отпуске:

а. С другими людьми.

б. В одиночестве. Мой самый любимый вязальный опыт случился со мной в поездке в одиночестве. Подробнее об этом буквально через минуту.

1. На пляже. Подробнее об этом дальше.

Когда перебираешь спицами… все меняется

Вот история про мой самый любимый вязальный опыт.

В то лето, после того как мы с Сэмом расстались, у меня выдалась особенно памятная неделя. Я встречалась с одним парнем несколько месяцев, впервые в своей непривычно холостяцкой жизни, и наши отношения достигли той точки, когда они действительно могли перерасти в нечто большее. Он был забавный и милый, и у него был британский акцент; на нашем третьем или четвертом свидании нам пришлось в срочном порядке везти заболевшего кота его соседа по комнате в ветеринарную клинику, что могло бы стать достаточно хорошей возможностью накрепко соединить двух людей вместе, по крайней мере, на какое-то время. Мне нравилась мысль, что я могу оставить прошлое позади и продолжать жить мирно и при этом достаточно стремительно, что мир полон открытых возможностей, все, что мне требовалось, – это вечеринка с караоке у нужных друзей или открыть Tinder[40]40
  Популярное частично платное приложение для мобильных платформ Android и Apple iOS, предназначенное для романтических знакомств в соответствии с заданными параметрами и с учетом геолокации.


[Закрыть] в нужный момент, и я опять в игре – желанная, нужная, любимая.

Но потом он со мной порвал. Это был вторник. А в среду я – грустная и обеспокоенная, не знающая, чем себя занять, – поехала в пункт скорой помощи.

В начале той недели я проснулась с огромным круглым синяком на бедре. Понятия не имею, как я его получила, и вместо того, чтобы заживать, он становился все хуже, края стали багровыми, а в центре отчетливо выделялись вены. Мои друзья по-разному описывали этот синяк, как «отвратный», «злокачественный» и «Ого! А с такого ракурса разве он не похож на ночное небо?» Я подумала, что пора узнать мнение профессионалов.

Будучи неисправимым и убежденным ипохондриком, я даже почувствовала облегчение, когда оказалось, что доктор тоже встревожен этим синяком – не зря я беспокоилась по этому поводу! Чувство облегчения убавилось, когда он сказал, что это может быть тромб. Во время ночных интернет-копаний я выяснила, что тромбы часто переходят в нечто под названием «тромбоз глубоких вен», и тогда тромб может оторваться и отправиться в любую точку вашего тела и убить вас. Я не хотела умирать, поэтому следующие два дня я провела в забегах по всему Манхэттену, оставляя пробирки со своей кровью в различных заведениях. По крайней мере, это было приятное отвлечение от разрыва (которого по счету, не могу сказать) и от общего застоя в жизни. Не то чтобы этот парень сделал меня по-настоящему счастливой, но было в нем что-то, что заставляло надеяться, добиваться, доказывать, что я не буду блуждать по кругу вечно. А теперь ничего этого не было.

В четверг днем, когда я была на работе, мне позвонили с незнакомого номера.

«Ну, вот! – подумала я, напрягшись, в ожидании новости о моей неминуемо драматичной смерти. – Вот и все…»

Но это был звонок не из медицинского центра. И это был не тот британский парень, спешивший сообщить о своей бессмертной любви ко мне, и не Сэм, нарушивший молчание, которое воцарилось с того времени, как мы расстались. Нет, это был мой агент с новостями, что я продала эту книгу.

Я считаю, читать о том, как писатель загоняет себя в угол, слишком снисходительно, и, пожалуй, это напрасная трата времени, поэтому не стесняйтесь, переворачивайте страницу, если это относится и к вам. Но именно это – все, о чем я когда-либо мечтала. Да, я мечтала о парнях, о работе, о квартире, о том, чтобы те, кого я люблю, были счастливы и здоровы и чтобы демократия не разрушилась, пока я живу. Прежде всего, однако, я мечтала сделать что-то свое, что-то, что будет представлять собой нечто большее, чем свитер, и иметь большее значение, чем куча вышивки. Я писала всю свою жизнь, начиная с подделки в стиле «Шпионки Гарриет[41]41
  Книга американской писательницы Луис Фитцью (1928–1974).


[Закрыть]» – каракули в блокноте обо всем, что делают мои друзья и моя семья, – до очерков и статей, которые я написала для веб-сайта, где работала. Писательство было и остается способом выразить, как я понимаю этот мир, и, как и рукоделием, я могу заниматься им без разрешения, без ожидания, полностью сама по себе.

Но было интересно и страшновато осознавать, что остальные тоже вскоре прочтут то, что я хочу сказать, что у меня будет шанс собрать обрывки своей жизни и сплести их вместе, посмотреть, как они будут выглядеть в беспорядочном, но едином целом. И потом я повесила трубку и ткнула в синяк, который – внимание, спойлер! – не отправился в путешествие к моему мозгу или к легким, потому что это был обычный синяк, хоть и слишком большой, и таинственного происхождения, а потом я спросила своего шефа, могу ли я взять отгул на следующую неделю и поехать в Монреаль.

Я даже не знаю, с чего вдруг я решилась отправиться в поездку, первую, в которую я поехала совсем одна. Спонтанность мне не свойственна, если до сих пор вы этого не заметили; я не люблю тратить много денег или менять свой график. К тому моменту я уже жила отдельно, сама по себе, поэтому это был не тот случай, когда мне захотелось удрать от соседей по квартире, и, несмотря на вечную вонь помойки, мне на самом деле нравится Нью-Йорк летом, с раскаленными крышами и безлюдными выходными. Может, я хотела сбежать от себя самой и всех тревог, по крайней мере, на пару дней; может, я хотела сбежать от всего прочего, чтобы помочь себе снова стать собой.

Я точно знаю, почему я выбрала Монреаль. Во-первых, доступность: я могу сесть в поезд на Пенн-стейшн[42]42
  Пенсильванский вокзал (англ. Pennsylvania Station), в обиходе Пенн-стейшн – железнодорожный вокзал в Нью-Йорке, один из самых загруженных в мире.


[Закрыть] без необходимости лететь на самолете. Во-вторых, расходы: билет на поезд туда и обратно стоит около 120 долларов, а небольшая, но милая квартирка на одну ночь, которую я нашла на Airbnb, обойдется мне и того меньше. И наконец, осведомленность: я уже была там однажды со своим парнем из колледжа.

Мы с Хирши ездили туда вместе на поезде во время каникул. В первую же ночь я была убеждена, что подхватила менингит, потому что шея у меня совсем не гнулась, началась лихорадка, а какой-то студент где-то как-то от этого внезапно умер, и было очевидно, что я тоже умру. Тревога – это не страшно, если она не переходит в самовлюбленность.

Хирши был таким чутким! Он беспокоился обо мне, поэтому остановил канадское такси и отвез меня в канадский пункт скорой помощи. Мы зашли и вышли через двадцать минут, потому что канадская система здравоохранения удивительна, а еще потому, что у меня не оказалось менингита (что в какой-то степени притормозило ход событий).

Мне хотелось в одиночку вернуться в Монреаль, потому что именно тогда все пошло наперекосяк. Из того, что помню, мы по большей части шатались по барам рядом с отелем и пили пиво Labatt Blue,[43]43
  Популярное канадское пиво.


[Закрыть] а у нас даже документы не спрашивали. Я хотела, чтобы в этот раз все было по-другому, хотела быть сама по себе, чтобы рядом не было никого, кто мог бы меня притормозить или спасти. Я хотела поехать в такое место, которое казалось бы таким далеким, но при этом все говорили бы по-английски. А определенные места оставляют ощущение того, что они перманентно принадлежат определенному времени и определенным людям, и иногда нужно просто решить для себя, что настала пора вновь сделать эти места своими. У меня не было возможности сделать это с кварталом, где жил Сэм, через парк, ни с разными барами и ресторанами, в которые я ходила вместе со всеми этими не-совсем-моими парнями. Вместо этого я пересеку границу.

Поэтому я забронировала билет на поезд и жилье через Airbnb.[44]44
  Онлайн-площадка для размещения, поиска и краткосрочной аренды частного жилья по всему миру.


[Закрыть] Двенадцать часов – это долгая поездка, но теперь у меня есть цель. Теперь у меня есть книга, которую нужно начать писать; у меня есть странное синее хлопчатобумажное подобие джемпера и внезапно охватившее меня желание его связать, хотя чем больше времени я проводила с ним, тем больше он был похож на нечто, что лучше бы подошло маленькому ребенку. Мне нравилось, что я делаю что-то немного нелепое, что-то, что никто в мире и не подумал бы попросить меня сделать для себя; благодаря этому мне стало легче принять необходимость набросать план и приступить к написанию того, что, как я беспокоилась в глубине своей души, не будет отличаться от того, что я писала прежде.

Не думаю, что я вообще что-то написала по дороге туда. Я смотрела «Секс в большом городе» на ноутбуке, думала о парне и о книге, и о синяке, и смотрела в окно, где мелькало все больше коров и озер. Может, это кажется не самым эффективным способом заполнить двенадцать часов, но просто удивительно, сколько времени понадобится, чтобы поглотить столько самобичевания вперемешку с самодовольством!..

Однако по приезде в Монреаль все прочие мысли испарились, как только я добралась до банкомата. Мне и в голову не пришло взять с собой наличку – я просто сниму деньги с карты на месте, так я считала, и смогу избежать всех этих трудоемких вычислений курса валют – но оказалось, что моя карта не работает. Я попробовала кредитку – такая же история. Банкомат настойчиво твердил, что карта не читается; а когда я предприняла попытку купить бутылку воды в ближайшем киоске, женщина за прилавком сказала мне то же самое. После еще одной попытки в газетном киоске, а потом еще в двух разных банкоматах, я позвонила в банк. Потребовалось двадцать минут, чтобы пробиться к живому человеку, который любезно сообщил мне, что «ой, да, иногда в Канаде такое бывает из-за несовместимости чиповых технологий». Я понятия не имела, что бы это могло значить, и до сих пор не имею, и спросила его напрямую, что мне сделать, чтобы получить доступ к своим деньгам в следующие пять дней.

«Вы всегда можете попросить кого-нибудь из знакомых привезти вам наличные деньги!» – не моргнув глазом, посоветовал оператор. Кажется, он как-то так выразился. Точно не помню, потому что сразу после этого захлестнувшая меня паника вызвала провал в памяти.

Вы должны понять, это было мое первое путешествие в одиночку. Конечно, я и раньше путешествовала одна, но только для того, чтобы встретиться с семьей или коллегами по работе. Это был конечный пункт одиночества, на той стороне меня всегда ждали люди, готовые помочь.

Однажды, когда я пропустила стыковочный рейс, я так рыдала, что авиакомпания забронировала мне бесплатный номер в Miami Holyday Inn Express. Мне было девятнадцать, но флиртующий официант в ресторане отеля разрешил мне заказать бокал красного вина, даже не проверив документы.

До Монреаля я никогда по-настоящему не планировала поездки. Я не училась за границей, не путешествовала после окончания школы, как многие из тех, с кем я выросла вместе. На самом деле я немного косо смотрела на все такие дела – они отдавали душком эскапизма, бегством от жизни, которой приходится жертвовать в угоду мимолетной и дорогостоящей причуде. Я предпочитаю думать о себе как о человеке, который может обустроить себе дом в любом месте, который может взять любую комнату в общежитии, выбрать любой жизненный путь и сделать его своим. Я не видела смысла вкладывать силы, особенно временно, во что-либо еще.

Я рада, что я решила остаться там, где я была тогда. За тот спокойный семестр, когда многие из моих знакомых уехали, я познакомилась с фантастическими людьми. Я приняла участие и победила в литературном конкурсе, где познакомилась с Мариной, что косвенно привело меня к стажировке в Нью-Йорке, что косвенно привело меня к тому, где я сейчас. Мой страх может быть полезен. Он заставляет меня концентрироваться и принимать решения, останавливает меня, когда что-то действительно идет не так. Но он и ограничивает, заставляет поступать предсказуемо и избегать ситуаций, которые неизвестно, чем закончатся, потому что это означает отказаться от самого ценного: от контроля.

А оказывается – да! – это и есть своего рода смысл путешествий! Вот что произошло, когда я, наконец, покинула железнодорожный вокзал Монреаля, заплаканная и загруженная багажом.

Я планировала доехать до места, где я буду жить, на такси, но нельзя поехать на такси, если у тебя нет наличных денег. Я прошла пешком два километра или около того. Я написала SMSку девушке, у которой снимала квартиру. Я рассказала ей, что знаю – это покажется странным, и я совсем не обижусь, если она откажется, но не могла бы она снять для меня немного налички (я оплачу через PayPal или чековой книжкой, которую я, к счастью, с собой захватила, так как села в поезд сразу после врачебных процедур в больнице), я буду ей премного благодарна.

Он сняла. Ее звали Ариана, и после нашей короткой сделки мы так друг другу понравились, что решили встретиться на неделе и выпить как-нибудь вместе. Я связалась с бывшим одноклассником, к которому даже и не думала обращаться, планируя поездку, и он сделал то же самое – выделил мне немного денег и пригласил на вечеринку. Внезапно моя запланированная спокойная поездка в одиночестве оказалась насыщена встречами и договоренностями, а те вылились в нечто большее, когда я познакомилась с несколькими девушками-ровесницами. Я проводила много времени с ними, много времени сама с собой, и съела так много рогаликов! А вы знаете, что рогалики – лучшая ночная еда после выпивки? Я не знала, до Монреаля. Монреальские рогалики – тонюсенькие и совсем ничего не стоят, особенно если принять в расчет обменный курс. Я купила баночку сливочного сыра, и это было единственное, что стояло у меня в холодильнике, а каждую ночь после еды, выпивки и бесед с замечательными незнакомцами я покупала рогалики в знаменитом круглосуточном магазинчике по соседству за углом. Я ела их на кухне, за столом, обмакивая прямо в сливочный сыр, потому что никто меня не видел и не фыркнул бы, что это так некультурно.

Я вязала кофту и не смотрела в телефон, и каждую ночь засыпала такой счастливой-счастливой.

Эта поездка в одиночку дала мне гораздо больше, чем я могла ожидать. Не очень много, но достаточно. Я съездила в Берлин на неделю, поглощала там огромное количество хлеба и сыра и усовершенствовала свои навыки передвижения на метро; провела целый месяц на побережье в Род-Айленде[45]45
  Род-А́йленд, официальное название Штат Род-Айленд и плантаций Провиденса – штат США, входящий в регион Новая Англия и расположенный на берегу Атлантического океана.


[Закрыть] – пустынный февраль, когда я практически ни с кем не разговаривала, занимаясь написанием книги и присматривая за домом. Я летала в Сан-Франциско, чтобы увидеться с одним замечательным другом на поминальной службе, а закончилось все поцелуем с хорошим, милым парнем, с которым мы вместе до сих пор. Я поняла, что мне нравится моя собственная компания, мои собственные ритмы, даже за пределами той ограниченной жизни, которую я выстроила для себя в Нью-Йорке. Мне нравится рано просыпаться и находить местечки, где мне подадут сэндвич или салат до десяти утра; мне нравится заниматься йогой, когда я хочу, заниматься писательством, когда я хочу, прогуливаться по заснеженному пляжу в шубе и с бокалом Chardonnay, как в фильме «Серые сады[46]46
  «Серые сады» (англ. Grey Gardens) – независимый американский документальный фильм 1975 года, снятый Альбертом и Дэвидом Мэйслес.


[Закрыть]», когда я хочу. Самое главное, мне нравится осознавать, что я могу спасти себя сама или, по крайней мере, призвать свое мужество и попросить о помощи, когда она мне нужна. Мир совсем не обязательно заканчивается, даже если я выхожу за пределы своего мирка.

Не то чтобы несколько дней в Монреале послужили этому толчком; может быть, я в любом случае съездила бы в Германию и все равно сказала бы этому парню, что считаю его милым. Но это дало начало моему вязанию. Движение спиц стало для меня своеобразной метафорой движения жизни. Свой последний день в поездке я провела в магазине пряжи, о котором я как-то читала, куда планировала заскочить всего лишь на пару минут.

Вместо этого я разговорилась с владелицей магазина, она предложила выпить с ней кружку чая, которая превратилась в целый чайник и целый день вязания свитера. Снаружи солнечный свет успел стать золотым, а затем и угаснуть. Я даже не помню названия этого магазина – оно было на французском, на котором я до сих пор не разговариваю, несмотря на усилия Оды и международной программы по обмену в старших классах школы, – но я помню, как спокойно мне было, словно я была именно в том месте, где должна была быть, и все это благодаря серии решений, которые привели меня сюда. Я почти час провела в раздумьях над мотком шелково-льняной пряжи (она стоила дороже, чем вся еда, которую я купила за эту неделю), а затем, наконец, уступила: сверкающий золотистый цвет, точно такой, как я представляла себе, читая в детстве сказку о том, как Румпельштильцхен[47]47
  Сказка братьев Гримм о злом карлике, способном создавать золото из соломы, спрядая ее.


[Закрыть] делал из соломы золото. Думаю, в той сказке ему напрасно досталась дурная слава: по крайней мере, он взял абсолютное ничто и помог превратить это ничто в нечто.

Я взяла эту пряжу с собой в двенадцатичасовую поездку обратно в Нью-Йорк и сразу же начала работать над большой кружевной шалью. Именно это – мой самый любимый вязальный опыт, даже больше, чем тот, в магазине пряжи в Монреале: он укрепил меня в знании того, что я способна сохранить чувство принадлежности текущему моменту, чувство правильности того, что со мной происходит, и я могу не расставаться с этим чувством, даже покинув те места. Я не была собой из-за того, что скопила достаточно знаков окружающей действительности – работу, квартиру, парня, – впрочем, ничего этого могло и не быть. Я могла выйти за пределы всего этого, и все же сохранить самую важную суть себя. Я все равно смогла бы заводить друзей и писать слова, и обустраивать гнездышко, пусть и временно. Я все равно могла бы вязать свою прекрасную кружевную шаль.

Кружево – это забавная вещь. Если приглядеться, просто серия элегантных упорядоченных дырочек.

Описания кружевных узоров поначалу кажутся неразборчивой скорописью, к примеру, такой: «сн1лиц? вспц? ппц!». И если все же отважиться и полностью посвятить себя изучению схемы, она вскоре начнет напоминать детальный чертеж уродливого здания. Но если досконально разобраться, схемы оказываются чрезвычайно полезными – это своего рода поиск компромисса: если добавить петлю здесь, то нужно убрать ее в другом месте. Я сделала эту шаль на волне той поездки, а когда она была готова, накинула ее на спинку дивана, где она до сих пор и живет. Я так никогда и не закончила тот голубой джемпер. Решив, что не так уж он мне и нужен на самом деле.