Текст книги "P.S. Люблю тебя"

19

Я захожу в здание «Эванс&Фьюри» в половине восьмого утра, после того как отвезла Сэма на учёбу. Лифт по обыкновению пуст, потому что основная часть сотрудников прибывает на час позже. Выжимаю кнопку нужного этажа, но до того, как двери успевают съехаться, кабина вмещает ещё одного подоспевшего пассажира, при виде которого сердце ёкает. Джейден.

– Доброе утро, – он здоровается первым и, бросив взгляд на серебристую панель, встаёт рядом.

– Доброе. Ты рано.

– Ты тоже.

Странный разговор двух людей, которые были лучшими друзьями в прошлом и которые периодически занимаются сексом в настоящем.

После того вечера в его номере прошло пять дней. Я много раз детально прокручивала его в голове, пытаясь анализировать поведение Джейдена, и поняла, что, в отличие от предыдущих вечеров, во время нашего разговора он не был холоден и равнодушен. Он был зол. Тогда, будучи раздавленной его словами и взбодрённой встречей с Кайлой, я не нашла времени подумать о том, почему он вышел из номера, зато его появилось предостаточно по приезде домой. Так почему Джейден всё-таки вышел? Я помню выражение его лица – он выглядел почти растерянным. Исключено, что он хотел в очередной раз меня уколоть.

Реакция Кайлы убедила меня в том, что он не женится, и я испытала огромное облегчение. И дело не только в раненом чувстве собственности, а ещё и в том, что Джейден не дал мне повод искать ему оправдания. Последние три недели я была убеждена, что играю в меньшинстве, а выходит, мы с ним по-прежнему один на один. Я не уверена, что всерьёз рассчитываю на победу, но это не мешает мне быть поглощённой участием. Обычно я всегда играю на результат, но Джейден – это иррациональность, с ним всё по-другому.

О том, что происходило между ним и Кайлой, когда дверь за ними захлопнулась, я стараюсь не думать. Её образ вновь смешался с серой массой женщин, которые у него были, стал скучным и невыразительным. Такая, как она, никогда не получит его, я лишний раз в этом убедилась: ни изящества в поведении, ни достоинства.

– Зайди ко мне перед тем, как будешь уезжать, – Джейден разворачивается ко мне лицом, и мы встречаемся глазами. – Нужно обсудить договор Корнуэлла.

Он не отводит взгляд, и вопрос о том, почему он вышел ко мне из номера, почти готов сорваться с губ, но в этот момент двери лифта открываются. Я выхожу из кабины первой, Джейден – за мной следом. Через несколько шагов раздается хлопок двери, сигнализирующий о том, что он скрылся в своём кабинете.

Я запираюсь у себя и работаю до обеда. Пару раз ко мне стучится Айзек и напоминает о том, что в среду вечером его родители ждут нас к себе. Отказаться не получится – у него день рождения, о котором я благополучно забыла. Что бы ни происходило у нас с Айзеком, я всегда уделяла внимание формальной стороне нашего брака: ужины, совместные поездки, памятные даты, но сейчас стала игнорировать и её. Как бы нелепо это ни звучало, с возвращением Джейдена, пусть и таким спорным, у меня появилось подобие личной жизни.

Я стучусь в кабинет Джейдена, после того как завершаю текущие дела. Он кивает мне из-за ноутбука, показывая присаживаться, в течение минуты сосредоточенно смотрит в экран, после чего захлопывает крышку.

– Так какие у тебя вопросы по договору Джордана?

– Меня интересуют причины тех лояльных условий, на которых он с нами сотрудничает.

– Джордан Корнуэлл мой давний и самый верный клиент, который привёл в компанию около десятка своих друзей.

– Я проверил: Чейз Картерис сотрудничает с «Эванс&Фьюри» ещё дольше, однако он работает по стандартному договору.

Джейдену наплевать на историю моих взаимоотношений с Джорданом, он хочет оптимизировать рабочий процесс. Я могу его понять, но это не значит, что с моей стороны такое решение не встретит сопротивление.

– Что тебя беспокоит, Джейден? – я удерживаю его взгляд, который буквально прожигает мои глазницы, словно хочет добраться до мозгов. – Что во имя личных симпатий я ставлю под удар дела компании?

– В случае с Джорданом Корнуэлом речь идёт о личных симпатиях?

– Он хороший и честный человек, а в деловом мире Лос-Анджелеса такие люди на вес золота. Я дорожу им.

Взгляд Джейдена неуловимо меняется, наполняясь задумчивостью, длинные пальцы находят на столе ручку и начинают её вращать.

– Не знал, что человеческие качества учитываются при оформлении документов. Срок его договора истекает в следующем месяце, и условия будут пересмотрены на стандартные. Если ему удобно работать с тобой, он подпишет.

– Я против. И если ты это сделаешь, я сама предложу Джордану подыскать новую компанию для сотрудничества. Думаю, ты видел суммы, которые он ежемесячно перечисляет нам на счёт: в случае его ухода мы потеряем уйму денег.

В глазах Джейдена вспыхивает стальной блеск, во мне же, наоборот, начинает бурлить адреналин противостояния. Стычка с ним почти наркотик, и Джордана я просто так ему не отдам.

– Это бизнес, Таша. Личные симпатии здесь неуместны, так же как твой выпад.

– Значит, я плохой сотрудник, Джейден. Существует не так много людей, которые мне дороги, и за них я готова побороться. И хотя ты уже упоминал, что тебя не интересует моя личная жизнь, я всё же внесу ясность: моя симпатия к Джордану основана исключительно на уважении и не имеет никакого сексуального подтекста.

– Я ни о чём таком не думал, Таша, – отзывается он после паузы. – Не буду больше тебя задерживать.

Я встаю из кресла и до того, как развернуться, задаю вопрос, на который мне необходимо получить ответ из-за празднования дня рождения Айзека.

– Если ты планируешь встречу на этой неделе, мне бы хотелось знать когда.

Ответ не является для меня неожиданностью, но в груди всё равно тоскливо тянет. Я становлюсь зависимой от него. Снова.

– Я не планирую, Таша.

Сразу после работы я забираю Сэма из школы и везу в салон стричься. Его волосы быстро отрастают, поэтому мы заезжаем сюда минимум дважды в месяц, а после заглядываем в кафе неподалёку, чтобы съесть по мороженому. Сэм находится в таком возрасте, когда имеет собственное мнение по любому вопросу, и я могу слушать его часами, наслаждаясь нахождением на людях с человеком, в которого я глубоко и бесповоротно влюблена. То, чего я была лишена с юности, я испытываю сейчас с моим сыном.

Прогулявшись по парку, мы возвращаемся домой, Сэм уходит в свою комнату, а я достаю ноутбук и проверяю почту. Закатив глаза, тычу в письмо от Эмми, которая никак не избавится от старомодной традиции пересылать мне всё, что кажется ей забавным и интересным. В теме большими буквами значится: «ПОСМОТРИ». Я навожу курсор мыши на ссылку и захожу на присланный веб-сайт. Несколько секунд разглядываю открывшуюся фотографию и ловлю себя на том, что удовлетворённо улыбаюсь. На снимке с мероприятия, прошедшего в эту субботу, на меня смотрит Кайла Зойч. Она стоит рядом с представительного вида мужчиной, лицо которого кажется мне смутно знакомым, и с вызовом улыбается в камеру. Но ни улыбка, ни яркий макияж, ни откровенное платье не в силах скрыть в её взгляде отчаяние брошенной женщины. Рядом размещена их фотография с Джейденом, разорванная пополам усилием спецэффектов, и надпись: «Упппс! Официально: они расстались».

20

– Что ты подаришь Айзеку? – Эмми аккуратно распаковывает торт, заказанный по случаю его дня рождения, и наводит на него экран телефона для снимка. В компании Айзека любят и каждый год по традиции всем коллективом поздравляют в обед у него в кабинете.

– Как и всегда, туалетную воду.

– Для человека, который на моей памяти ни разу не повторился в выборе одежды, в поздравлениях ты на редкость консервативна и не изобретательна.

– На твоём месте я была бы мне благодарной. Дай Айзеку волю, он бы тоннами скупал те раздражающие ароматы, которыми пользовался Ньюмен из юридического. С тех пор как его сократили, дышать стало спокойнее в самом прямом смысле.

Эмми громко прыскает и с деланой укоризной качает головой.

– Я не знаю другого человека, настолько не склонного к сентиментальностям. Как ты можешь быть такой циничной, Таша? Джош был премилым и приносил тебе по утрам кофе.

– Он был подхалимом и пах дешёвым дезодорантом, а оба этих факта являются прямыми противопоказаниями к сентиментальности.

– Нужно будет не забыть поднять тост за ангельское терпение нашего именинника.

Я пожимаю плечами.

– Уверена, Айзек оценит.

Пусть я считаю Эмми близкой подругой, но в нюансы своего брака не посвящаю. Я и в студенческие годы не была склонна к откровениям, а с возрастом эта черта усугубилась. В глазах окружающих Айзек – общительный добряк, заполучивший в жены Снежную королеву, и меня подобный расклад устраивает. На мнение большинства мне плевать, а Эмми любит и принимает меня такой, какая я есть. Даже если она и догадывается, что между мной и мужем что-то не так, то не пытается лезть в душу.

В назначенное время толпа сотрудников, включая меня, направляется к стеклянным дверям кабинета Айзека. Заметив нас, он делает излишне удивлённое лицо и встаёт из-за стола, полный готовности поддержать многолетнюю игру. Эмми торжественно водружает торт на его стол, под всеобщий радостный гул и щелчки телефонных камер Айзек задувает свечи и, найдя меня глазами, просит подойти. Обнимает за талию и, поцеловав в щёку, произносит стандартную речь о том, как дороги ему присутствующие, и что он считает каждого из них своей семьей. Ровно то же самое Айзек говорил в прошлом и позапрошлом году, но, несмотря на это, едва он замолкает, кабинет взрывается восторженными овациями. Я же, стоя с его ладонью, покоящейся на моей талии, с сарказмом думаю о том, что праздничные улыбки значительно потускнели бы, знай все эти люди, что Айзек практически пустил по миру свою так называемую семью.

Сотрудники продолжают сыпать поздравлениями, и я, утомившись ролью стильного аксессуара, начинаю смотреть по сторонам до тех пор, пока через стекло не вижу застывшего Джейдена. Он не дошёл до своего кабинета каких-то пару шагов, очевидно отвлёкшись на всеобщее оживление. Наш зрительный контакт длится всего лишь секунду, после чего он отворачивается и захлопывает за собой дверь.

Я машинально отшатываюсь от Айзека, чем заслуживаю его недовольный взгляд. Именно Джейден – тот, благодаря кому эти люди до сих пор занимают свои рабочие места, но пока всё, чего он удостоился, – это недовольные шепотки из-за политики кадровых перемен и его активного участия в делах компании. Сердце вновь начинает ныть – в последний месяц это его перманентное состояние. У меня есть Сэм и родители, а у Джейдена нет никого.

Я посылаю дежурную улыбку Эмми и, воспользовавшись общей суматохой, выхожу из кабинета. Айзеку, разумеется, не по нраву, что я нарушила слаженный ход его игры в королевскую чету, почтившую милостью своих подданных, но сегодня ему придётся довольствоваться тем, что есть.

Вернувшись к себе, я проверяю почту и обнаруживаю письмо от Джордана с просьбой переподписать договор на следующий год. Через час мне нужно забирать Сэма из школы, значит, у меня ещё есть время зайти в кабинет к Джейдену. Сейчас мне даже жаль, что в этом вопросе я не могу быть на его стороне, потому что совсем не испытываю желания вступать с ним в дебаты.

Я стучусь в его дверь и, не дожидаясь, пока услышу приглашение, вхожу.

– Здравствуй, – смотрю, как он отрывает глаза от бумаг, и шагаю к центру кабинета. – Сегодня Джордан уточнял по поводу договора. Обычно я переподписываю его за месяц, а так как в прошлый раз мы с тобой ни к чему не пришли…

– Ты можешь подписать его на прежних условиях, Таша, – перебивает Джейден, глядя сквозь меня. – Если это всё, то я бы продолжил работать.

Все слова, которые я готовилась произнести, вылетают из головы, замещаясь изумлением и чувством радости. Невероятно. Он пошёл на уступку. На моей памяти ни одно из решений Джейдена в компании не было оспорено до этого момента.

Однако мой восторг ощутимо гаснет, потому что я замечаю, что Джейден выглядит бесконечно уставшим. Неутихающий гул поздравлений в коридорах сгущает эту картину, и я делаю то, чего не планировала: вновь опускаю щит.

– Джейден, то, что ты увидел сегодня в кабинете… всё ведь совсем не так. Это просто шоу для сотрудников.

– Мне нет никакого дела до того, что происходит между тобой и твоим мужем, Таша, – даже его голос звучит устало. – Мне правда нужно работать.

Я отступаю назад и беззвучно закрываю за собой дверь. Может быть, мне стоит перестать пытаться? Почему бы просто не смириться с мыслью, что ему действительно всё равно? Кто сказал, что будет легко прощаться с воспрявшей надеждой?

– Рид вызвал тебя на дружеский разговор? – раздаётся справа гневный голос Айзека.

Я наспех придаю лицу выражение рабочей невозмутимости и разворачиваюсь к мужу. Весь его вид напоминает обиженного ребенка, готового топнуть ногой и закатить истерику.

– Мне необходимо было закрыть рабочий вопрос. Прекрати так громко дышать – Эверли подумает, что у тебя приступ астмы.

Я обхожу побагровевшего Айзека и иду в свой кабинет, чтобы забрать сумку. Настроение играет минорными нотами, и даже крупной рабочей победе не удаётся перебить тоскливый рефрен: «Ему нет никакого дела. Нет дела».

********

Празднование дня рождения Айзека благополучно миновало. Сервированный стол, заставленный изысканной едой, тосты от родителей с пожеланием семейного счастья и надеждами на рождение второго внука, укоризненный взгляд мамы из-за того, что посреди застолья я ушла в комнату с Сэмом. Ничего нового.

В четверг я вновь сталкиваюсь в лифте с Джейденом. Он остается верен себе, и предложения на встречу на поступает. Стены дома, которые раньше казались мне вполне комфортными, вдруг стали символом одиночества. Я битый час бесцельно расхаживаю по комнате, не зная, куда себя деть, и в конце концов набираю Эмми. Сэм остался с ночёвкой у своего друга, а значит, я могу себе позволить скоротать вечер вне дома. Эмми с сожалением говорит, что увидеться со мной не сможет, потому что отбывает повинность еженедельных визитов к свекрови, и предлагает встретиться в любой другой день. Повесив трубку, я несколько секунд разглядываю кремовые носки своих туфель, после чего решительно поднимаюсь. Прогуляюсь по магазинам, пройдусь по парку, схожу в кино, в конце концов, сделаю всё то, чем занимаются другие люди.

Едва я перекидываю через плечо сумку, в прихожей раздаётся звук открывшейся двери, стук шагов, и в гостиной появляется Айзек. Нахмурившись, он смеривает меня с ног до головы критическим взглядом и раздражённо швыряет автомобильные ключи на журнальный столик.

– Снова уходишь?

Я киваю.

– Снова ухожу.

– Где Сэм?

– Остался с ночёвкой в доме Мелиссы.

– Я тебе говорил, что против этих ночёвок.

– Дети обожают ходить друг к другу в гости, – терпеливо поясняю, чтобы не слишком ущемлять Айзека в его правах на отцовство. – Для них это большое приключение, и я не собираюсь его этого лишать.

– Очень удобно. Пристраиваешь сына на ночь и получаешь свободный вечер в собственное распоряжение.

– У тебя есть основания полагать, что я пренебрегаю обязанностями матери?

– Ты много чем пренебрегаешь в последнее время, – зло выплевывает Айзек. – Даже моя мать это заметила.

– Мне нет совершенно никакого дела до наблюдений твоей матери. Напомню, что я с тобой лишь ради Сэма и твоих призрачных угроз развалить компанию моих родителей. Три минуты позирования перед сотрудниками для поддержания твоего имиджа – это максимум, на который ты можешь рассчитывать. А теперь дай мне пройти.

– Ты моя жена! – оглушительно рявкает Айзек, отчего я невольно застываю на месте, сражаясь с учащённым сердцебиением. – И я не идиот. Я вижу, как вы переглядываетесь. Ты снова трахаешься с ним, я прав?

– Удивительно, что ты задаёшься этим вопросом именно сейчас. Почему не оценил такую возможность, когда трусливо посылал меня вместо себя договариваться с ним о спасении компании? Ты вынудил меня разгребать последствия своих ошибок, не заботясь о том, каким образом мне придётся это делать, а сейчас бессовестно отыгрываешь роль оскорблённого мужа. Каждый раз, когда я думаю, что слабее быть невозможно, ты доказываешь обратное.

Лицо Айзека становится пурпурным, и я отчётливо ощущаю, как время замедляется, сигнализируя о концентрирующейся опасности. Смотрю, как раздуваются его ноздри, как вздымается грудь, как глаза наливаются яростью. Успеваю зажмуриться ещё до того, как он заносит руку, и в следующую секунду принимаю горячий удар по щеке, от которого перед глазами вспыхивают огни, в ушах звенит, а виски и череп простреливает жгучая боль. Во рту горячо и солоно – я прикусила язык. Гнев этого удара лишает меня равновесия, а каблуки не дают ни малейшего шанса удержаться на ногах. Я падаю назад и ничего не могу сделать. Слышу глухой тошнотворный хруст удара, за которым следует пронзительная боль в макушке. Затылку, шее, плечам становится влажно и горячо, в ноздри проникает острый запах металла. Последняя связная мысль, вспышкой озарившая гаснущее сознание, появляется и тут же пропадает. «Я не могу умереть и оставить Сэма одного».

21

Как-то в детстве я бродила по краю бассейна в родительском доме, поскользнулась и упала в воду. Плавать я не умела и сразу же пошла ко дну. Это было больше двадцати лет назад, но я на всю жизнь запомнила это ощущение, когда время становится тягучим, тело не слушается, и ты оказываешься заперт в вакууме, выбраться из которого тебе не по силам. Сейчас я испытываю ровно то же самое: словно течение таскает меня по бесчисленным коридорам, из-за стен которых доносятся голоса людей. Изо всех сил пытаюсь выплыть на свет, но плотная мутная плёнка упрямо отделяет меня от внешнего мира, а я слишком слаба, чтобы её разорвать.

– Пульс сто, давление снижено…

Новая волна подбрасывает меня, ударяя головой о стену, отчего начинает мутить. Изображение появляется перед глазами, дребезжит и снова исчезает: в нём я успеваю уловить незнакомое лицо с шевелящимися губами и яркий белый свет.

– Геморрагический шок второй степени…

Тело встряхивает снова, голоса становятся отчётливее и громче, пелена рассеивается, и вместе с её исчезновением наваливается реальность: во рту сухо, голову рвёт на части острая боль без чёткой локализации, я лежу на чём-то твёрдом и меня колотит от холода.

– Как вы чувствуете себя, мэм? – настойчиво спрашивает женский голос. – Не пытайтесь двигаться.

Я открываю рот, чтобы сказать незнакомке, что мне очень плохо, но язык не слушается, а губы с трудом шевелятся. Судя по картинке движущихся стен, меня куда-то везут. Слышен звук распахивающейся двери, металлическое дребезжание колёс, и в отражении стекла я вижу себя лежащей на каталке. Под мою голову подоткнута тёмная подушка, и волосы у меня тоже тёмные, так же как и верх кремового платья. Слишком много темного, чтобы не запаниковать.

– Что со мной? – сиплю в пахнущий медикаментами воздух.

– Вы получили травму головы при падении, миссис Фьюри. У вас большая кровопотеря, которую мы пытаемся остановить.

– Я буду жить?

– Разумеется, вы будете.

Меня завозят в кабинет, залитый холодным белым светом, от которого начинает ломить глазницы, а боль в голове усиливается. Я ощущаю на себе чужие руки, перекладывающие меня с каталки на твёрдую поверхность, которая кажется ледяной.

– Нам нужно исключить вероятность черепно-мозговой травмы, миссис Фьюри. Для этого мы сделаем вам компьютерную томограмму.

Мне так холодно, что начинают стучать зубы. Глаза устали видеть, хочется отключиться и уснуть, но пронзительная боль не даёт мне этого сделать. Шум голосов усиливается, запах спирта мне даже нравится, потому что перебивает удушливый металлический запах вокруг меня. В висках начинает туго шуметь, и я вновь проваливаюсь в мутный водяной коридор.

Я прихожу в себя в палате: в ней царит стерильная тишина, свет мягкий и больше не слепит. Острой боли в голове нет, теперь она глухая и ноющая. Пытаюсь смочить языком пересохшие губы – не выходит. Машинально шевелю пальцами рук и ног – двигаются.

– Вы проснулись, миссис Фьюри, – надо мной склоняется круглое лицо медсестры в больничной форме. – Как вы себя чувствуете?

Из-за катастрофической сухости в горле мои слова похожи на шипение:

– Сильно болит голова, и я очень хочу пить.

Как по волшебству, в руке женщины появляется стакан воды с торчащей из него трубочкой, которую она подносит к моим губам. Я хочу осушить содержимое залпом, но для этого нужно поднять голову, а инстинкт самосохранения подсказывает, что сейчас этого делать не стоит. Жадно высасываю воду, но сухость во рту ничуть не уменьшается, поэтому прошу ещё.

– Я сообщу вашему мужу, что вы очнулись, и приглашу врача, – мягко произносит медсестра, протягивая мне второй стакан. – Главное, сохраняйте неподвижность.

Она скрывается за дверью, и через пару минут в палате появляется сухощавая женщина в белом халате, из-за плеча которой я вижу Айзека. Задерживаюсь на нём глазами лишь на секунду, отмечая, что выглядит он так, словно пережил кораблекрушение: лицо осунувшееся и бледное, в глазах сквозит отчаяние.

– Я доктор Тернер, миссис Фьюри, ваш лечащий врач, – профессионально поставленным голосом представляется женщина. – Выглядите гораздо лучше. Как вы себя чувствуете?

Этот вопрос успел мне порядком поднадоесть, но сейчас на язвительность нет сил, как, впрочем, их нет и на то, чтобы разговаривать.

– Болит голова. Хочется пить. Руку ломит, – я мельком бросаю взгляд на правое предплечье. – Но это, наверное, из-за катетера.

– Вы получили ушибленно-резаную рану теменной области, этим обусловлена большая потеря крови, на фоне которой у вас развилась смешанная анемия. Сейчас мы активно занимаемся устранением последствий, и спустя несколько дней вы начнёте чувствовать себя лучше. Результаты компьютерной томограммы показали, что ни трещин, ни переломов костей черепа у вас нет, но есть ушиб и сотрясение. Вам ставят кровоостанавливающие капельницы и раствор электролитов. Нам пришлось сбрить небольшой участок волос на вашем затылке, чтобы наложить швы.

Я молча выслушиваю её, пока мозг с натужным скрипом усваивает полученную информацию. Мой череп цел, и безмозглым овощем до конца своих дней я не останусь. Я лишилась части волос, но это мне по силам пережить. Даже несмотря на то, что мои запасы энергии равняются нулю, я испытываю стойкое отвращение от присутствия Айзека в палате, значит, амнезия мне тоже не грозит. Куча хороших новостей за это… утро? День?

– Сколько сейчас времени? – озвучиваю вслух назревший вопрос.

– Сейчас три часа дня. Вы пробыли у нас чуть меньше суток.

Глаза сами находят притихшего Айзека.

– В два часа у Сэма тренировка. Кто его отвёз?

– Я оставил его у своих родителей, Таша, – его голос звучит глухо, но полон желания угодить. – Не волнуйся.

Я вновь перевожу взгляд на доктора Тернер, собираясь задать ей какой-то вопрос, но ослабевшее сознание меня предаёт, и вместо этого я обессиленно поворачиваюсь к стене. Шея ощущается одеревеневшей и двигается с трудом. Я поднимаю руку и осторожно ощупываю голову, но вместо волос чувствую лишь ребристость повязки.

– Мы снимем её через пару дней, – услужливо замечает врач и сменяет тон на более деловитый: – Миссис Фьюри, полиция хотела бы задать вам пару вопросов по поводу произошедшего инцидента. Сейчас вы ещё слишком слабы для общения, поэтому я никого не планирую к вам впускать… Но равно или поздно поговорить всё равно придётся. Если у вас нет ко мне вопросов, то я оставлю вас с мужем, – повернувшись к Айзеку, она слегка понижает голос: – Вашей супруге сейчас нужно бросить все силы на восстановление, поэтому постарайтесь не слишком утомлять её разговорами.

Она выходит за дверь, а я на секунду прикрываю глаза, чтобы дать векам передохнуть. Любое, даже самое незначительное действие сейчас стоит мне неимоверных усилий.

– Таша, – я слышу приближающиеся шаги и прерывистое дыхание мужа, от звука которого испытываю желание заткнуть уши. – Ты так меня напугала… я думал, что потеряю тебя.

Я открываю глаза и смотрю в его искажённое страданием лицо с бескровными губами. Даже лёжа полуживой на больничной койке, я вдвое сильнее его.

– Я не хотел… – он касается моей руки, и от моей попытки её отдернуть лишь жалко вздрагивают пальцы. – Я совсем не хотел, чтобы так вышло… Это ревность… я так люблю тебя, Таша, что мысль о том, что ты и… она сводит меня с ума. Я не знаю, как смог бы жить, если бы с тобой что-то случилось. Я так сильно люблю…

Гнев совсем не то, что мне сейчас следует испытывать, но он не поддаётся контролю. Мне омерзительно слышать то, что он говорит.

– Замолчи… – мой голос не громче шелеста листьев, выжженных солнцем. – Ты не имеешь права на это слово.

– Таша, я знаю, я виноват в том, что не сдержался. Я, конечно, не должен был… но это была всего лишь пощечина… а ты просто неудачно упала.

– У тебя просто не хватило смелости сложить ладонь в кулак, ты, жалкий трус. Снова оправдываешь себя.

Бледность исчезает с лица Айзека, и на щеках проступают бордовые пятна.

– Ты сама меня провоцировала, Таша…

– Расскажешь об этом полицейским. А теперь убирайся из моей палаты и никогда сюда не приходи.

– Что ты собираешься им сказать? – голос Айзека снова звучит мягко, и это усиливает мой гнев. – Придумаешь, что я бил тебя, чтобы мне отомстить?

– Придумывать не придётся – я просто сниму повязку. А после этого ты дашь мне развод и исчезнешь из моей жизни.

– Ты слишком слаба, чтобы здраво мыслить, Таша. Я приду к тебе завтра с Сэмом.

– Нет! – от охватившего меня протеста я непроизвольно поднимаюсь на локтях и вновь валюсь на кровать от острого приступа боли. – Только попробуй привести сюда сына. Он не должен видеть меня здесь в таком состоянии.

– Хорошо, Таша, не волнуйся, – Айзек быстро и мелко кивает, начиная отступать назад, словно я навела на него ствол заряженного оружия. – Тебе нужно отдохнуть, и мы с тобой обо всём поговорим и обсудим.

Головокружение атакует меня одновременно с приступом тошноты, больничная сорочка прилипает к спине. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы мне хватило сил произнести то, что не могу в себе держать:

– Я с тобой ничего не стану обсуждать. Ты пойдёшь на все мои условия, потому что в противном случае я тебя разорву. Я не поленюсь создать фонд борьбы с домашним насилием и сделаю тебя олицетворением всего того зла, которое ненавидят все женщины мира. Ты знаешь, что мне это под силу. От тебя отвернутся все. Обещаю, я тебе это устрою. Только попробуй… – договорить у меня не получается, потому что перед глазами темнеет, а затылок начинает ныть сильнее. Я тяну руку к тумбочке и, нащупав стакан, машинально прикладываю его ко рту, чтобы смочить остатками влаги пересохшие губы.

– Таша, мы семья… я никогда… это была ошибка, которая не повторится…

Моя рука обессиленно падает на край кровати, и я отворачиваюсь к стене.

– Я сказала: убирайся.