Текст книги "Людовик XIV, или Комедия жизни"

– Ее величество находится в вожделенном здравии и спокойствии, узнав, что кумир ее сердца, солнце Франции, король Людовик Четырнадцатый явился перед взорами восхищенных подданных во всем блеске красоты и свежести и с улыбкой приветствовал ясное утро!

– Передайте королеве-матери, что сегодня мы будем иметь удовольствие лично уверить ее в нашем здоровье. Не имеете ли вы, господа, какой-нибудь просьбы? Я слушаю.

Из среды придворных отделился маркиз д’Эфиа.

– Герцог Анжуйский, всепокорнейший брат вашего величества, приказал мне передать свой всенижайший поклон и узнать приказания вашего величества.

– Мы имеем для нашего брата одно только приказание, чтобы он веселился как можно дольше. Кольбер, предупредите живописца о нашем прибытии.

Статс-секретарь поспешил вперед. Король медленно прошел среди расступившихся придворных, которые провожали его глубоким поклоном и, сопровождаемый тремя двоюродными братьями, вошел в Луврскую галерею. Вдруг точно из-под земли перед ним вырос маршал де Фейльад и преклонил колено.

Король вздрогнул и остановился.

– Вы опять здесь? Вы слишком злоупотребляете правом маршалов являться на аудиенции. Или вы, может быть, полагаете, что ваше ежедневное появление приводит нас в хорошее расположение духа?

Все невольно отодвинулись от маршала, появление которого было так неприятно королю, и со страхом ожидали развязки этой сцены.

Один Фейльад не растерялся и сохранил свою солдатскую улыбку.

– Царь Вселенной! Солнце не отказывает и последнему червяку в своих живительных лучах, а кто же оное солнце, как не вы, божественный король? Я знаю, что мое присутствие причиняет неудовольствие вашему величеству, и потому только осмеливаюсь появляться перед светозарными очами моего повелителя, что, по уверению докторов, немного скуки и раздражения необходимы для полного здоровья! О, если б я смел надеяться, что, навлекая на себя ваше неудовольствие, я в то же время укрепляю ваше драгоценнейшее здоровье, тогда, может быть, моя заветная мечта могла бы осуществиться!..

Король улыбнулся полусердито-полупрезрительно:

– В чем же заключается ваша заветная мечта?

– Стать когда-нибудь против справедливейшего, высочайшего желания вашего величества вашим преданным любимцем.

– Вот замечательная глупость! Если вы рассчитываете заслужить мое расположение, постоянно раздражая меня, то, пожалуй, вы достигнете этого печального триумфа.

С этими словами король отправился далее. Живописец Миньяр стоял в почтительной позе около своего мольберта, когда его величество вошел в мастерскую.

Людовик бросил на него милостивый взгляд и тотчас же обратил свое внимание на расставленные картины:

– Не стесняйтесь высказывать ваше мнение, господа.

Не забывайте, что эти произведения искусства должны служить предметом удивления для наших потомков, поэтому мы должны быть как можно строже в выборе.

Кольбер незаметно толкнул Миньяра и шепнул:

– Не беспокойтесь, он найдет все прекрасным.

– Куда определены эти картины, Кольбер? – обратился к нему Людовик XIV.

Кольбер поспешил подойти к монарху.

– Колесница Аполлона предназначается для плафона в большом зале, в Марли, а та большая группа, представляющая посещение Марсом богини Минервы, будет в числе фресок в Версале.

– Группа Марса или Минервы прекрасна, но Аполлон, хотя и отличается, бесспорно, чрезвычайно красивым лицом, но маловыразителен.

– Придание выражения представляет чрезвычайную трудность для живописца, если он рисует без живого оригинала, – заметил герцог Бульонский.

– Как ваше мнение, Миньяр? – спросил король.

– Герцог изволил сделать совершенно верное замечание. Я нарочно рисовал некоторые фигуры без натурщиков, не зная, кого ваше величество пожелает олицетворить в этих картинах. Впрочем, недостаток выражения в лице Аполлона я мог бы сейчас же исправить, если бы только смел следовать моему вдохновению…

– Можете заканчивать вашу картину, не стесняясь нашим присутствием, мы очень любим всякие экспромты.

Миньяр схватил кисть.

– Не угодно ли будет вашему величеству присесть на несколько минут?

Он поставил королю кресло как раз напротив мольберта.

– О, да вы, приятель, льстец! – сказал король, слегка краснея: самолюбие его было чрезвычайно польщено.

– Мы, художники, не умеем льстить, ваше величество.

– Ну, Миньяр, не робейте! Это первый шаг к счастью, – шепнул ему Кольбер.

Король опустился в кресло.

Художник начал рисовать, он сделал всего только несколько штрихов на лице Аполлона, и сходство его с Людовиком XIV стало поразительно.

– У него громадный талант! – заметил герцог. – Он пристыдит Лебрена и всех наших академистов.

– В самом деле, поразительное сходство, – воскликнул удивленный Людовик XIV.

В это время Конти рассматривал портреты, развешанные по стенам мастерской. Вид одного из них вызвал у принца невольный крик удивления.

– Что с вами, кузен? – спросил король, подходя к нему. – А! Какая интересная голова! Вы знаете, кто это?

– Да, ваше величество, это портрет моего друга, который был в Пезенасе моим утешением и поддержкой, который врачевал мои душевные раны и открыл передо мной истинный путь. Ваш всепроницающий взгляд, сир, должен угадать, что это за человек.

– Что это за человек? – сказал король… – Судя по выражению лица, по позе… он должен быть поэтом!

– Вы угадали, ваше величество!

– Но если бы вы попросили меня определить, что именно он пишет, это было бы труднее! Что он сатирик, в этом не может быть сомнения, глядя на его едко-ироническую улыбку, но грустное выражение глаз заставляет меня предположить, что сатиры его не злы, а носят, скорее, меланхолический отпечаток! Однако ж, этот портрет чрезвычайно заинтересовал меня. Кузен, скажите, кто это?

– Ваше величество, это Мольер, актер и сочинитель комедий!

– Мольер… актер… – повторил король, – а, теперь я припоминаю. Принцесса Марианна говорила мне о нем как о замечательном таланте. Надо будет перетащить его в Париж. Кузен, вам, как его старому знакомому, следует взяться за это дело.

– Я уже хлопотал об этом, ваше величество, но Мольер ни за что не хочет покинуть труппу Бежар, с которой он в продолжение целых десяти лет делил и радость и горе.

– Очень жаль! В таком случае ему не придется пожинать лавры в Париже. Я не могу нарушить привилегии, данные Бургонне и Марэ, которым мы обязаны процветанием нашей драматической музы.

Физиономия Конти заметно вытянулась.

– Но, ваше величество, – начал он, – если бы вы только пожелали…

– Поймите, кузен, что тут дело не в желании, а в справедливости, которую я никогда не нарушу. Но во всяком случае, если представится возможность сделать что-нибудь для этого человека, то вы, Кольбер, напомните мне о нем.

– Позвольте мне, ваше величество, высказать свое мнение, – сказал Кольбер, низко кланяясь.

– Говорите!

– Если бы ваше величество были столь милостивы и дозволили принцу Анжуйскому иметь свой собственный театр, тогда можно было бы пригласить Мольера и его труппу.

Людовик XIV улыбнулся:

– Принц Анжуйский никогда не обращался ко мне с подобной просьбой.

– Но если он обратится к вашему величеству?.. – спросил Конти, бросив умоляющий взгляд на короля.

– Я увижу тогда, что брат мой имеет гораздо больше эстетического вкуса, нежели я предполагал, и буду очень рад поощрить в нем эту наклонность. – Затем, обратившись к живописцу, король продолжал: – Колесницу Аполлона отправьте в Сен-Клу и займитесь отделкой других картин. Я желаю, чтобы все фигуры имели сходство с окружающими меня лицами.

В эту минуту отворилась дверь и в мастерскую вошел маршал де Брезе.

– Что скажете? – спросил его король.

– Его эминенция просит аудиенции у вашего величества по весьма важному делу. Кардинал только что вернулся от королевы-матери.

– После свидания с моей королевской матерью кардинал всегда сообщает мне чрезвычайно важные известия! – заметил король с насмешливой улыбкой и, кивнув слегка головой окружающим, он вышел из мастерской в сопровождении маршала.

Глава IX. Анна Стюарт

Кардинал Мазарини понимал очень хорошо, что хитрая Анна Австрийская оставила его одного вынимать горячие каштаны из огня, но он взялся за дело и дал себе слово добиться успеха во что бы то ни стало.

Людовик XIV встретил кардинала чрезвычайно сухо:

– Вы были у королевы-матери, как мне сказали, стало быть, вопрос, о котором идет речь, уже решен, потому что обыкновенно меня удостаивают сообщением только окончательных решений. Прошу вас, будьте кратки!

– Ваше величество изволите ошибаться, – отвечал кардинал спокойно, – мы ничего не решили с ее величеством, напротив, между нами возник спор, решить который можете только вы одни.

– Вот как! В чем же дело?

– Мы говорили с королевой-матерью о необходимости для вашего величества вступить в брачный союз.

Король порывисто вскочил со своего места. Лицо его вспыхнуло от негодования:

– Вот, клянусь Богом, истинно материнское и поповское занятие! Я надеялся, что у вас обоих навсегда пропадет охота заботиться о моем супружестве! Объявляю вам, кардинал, что вы делаете грубую ошибку, поднимая этот вопрос, и что я ничего знать не хочу о каком бы то ни было союзе!

Мазарини почтительно поклонился:

– В таком случае, сир, разрешите бракосочетание принца Анжуйского! Если ваше величество решились не вступать в брак и не оставлять наследника на французский престол, то ваш брат обязан позаботиться о продолжении династии Бурбонов.

Людовик XIV побледнел. Глаза его засверкали:

– Как?! Вы хотите, чтобы его потомки взошли на французский престол?! Никогда, никогда вы не вырвете на это моего согласия!..

– Ваше величество, взгляните хладнокровнее на этот вопрос и согласитесь, что перед вами альтернатива – или вы женитесь, или должны передать свою корону потомкам принца Анжуйского!

Мазарини метил верно. Король ничего не отвечал. Видно было, что слова кардинала дали совсем другое направление его мыслям. Он быстро шагал по комнате и вдруг остановился перед Мазарини.

– Я желаю, чтобы мысль о супружестве явилась во мне самом, а не была навязана мне другими, – сказал он резко.

– Государь, я уже стар, может быть, мне недолго осталось жить на свете, но мне не хотелось бы умереть, не довершив начатого дела, которому я посвятил всю свою жизнь! Я поставил задачей сделать Людовика Четырнадцатого величайшим и могущественнейшим монархом своего века, и как вы ни молоды, сир, но ваш проницательный ум не мог не заметить, что я неуклонно преследовал эту цель! Неужели должны остаться бесплодными борьба, начатая вашим великим дедом, усилия Ришелье и мои собственные труды?! Неужели здание, воздвигнутое ценою стольких жертв, облитое кровью тысяч людей, должно разрушиться вследствие слабости нерешительного монарха, который упал духом при первой любовной неудаче?!

Король стоял с поникшей головой. В нем происходила сильная борьба, но справедливость слов кардинала была очевидна и здравый смысл невольно склонился на сторону последнего. Людовик XIV поднял голову и, улыбаясь, протянул руку Мазарини.

– Вы суровый ментор, кардинал, но что делать, нужно следовать вашим советам. Короли не должны подчиняться своим страстям! Покажите мне эту женщину, которая принесет мне в приданое славу и величие, и я сделаю ее королевой Франции!

Кардинал горячо поцеловал руку короля.

– Благодарю вас, государь, от имени всей Франции! Вам предстоит выбор между двумя принцессами. Та, которая будет отвергнута вашим величеством, станет супругой принца Анжуйского.

– Какую же принцессу выбрала для меня королева-мать? Я убежден, что она предлагает мне худшую партию, нежели брату.

– Государь, я представлю вам, с полным беспристрастием, все выгоды как одной, так и другой партии, ваше дело будет принять окончательное решение.

– Мне интересно знать выбор королевы-матери!

– Она предлагает вам принцессу Анну Стюарт.

– Кого? Эту маленькую девочку? Я убежден, что этот план создали обе королевы-матери.

– Очень возможно! Ваше величество уже два года не видели принцессы Анны. Из маленькой девочки она стала прелестной девицей, которая пламенно любит вас и, будучи отвергнута, должна сделаться супругой принца Анжуйского. Мне кажется, стоит труда взглянуть на принцессу и поговорить с ней прежде, нежели увидеть ее рука об руку с вашим братом. Если Стюарты возвратят себе престол, то Англия будет нашей верной союзницей, и благодаря ей Франция приобретет господство на севере.

– Хорошо! Обещаю вам завтра же во время охоты посетить Сен-Коломбо. Объявите мое решение королеве-матери!

Но я желаю видеться с принцессой Анной наедине, чтобы не было никаких свидетелей! Теперь, кардинал, ваше предложение?

– Я желал бы видеть королевой Франции инфанту Терезию!

– Дочь Фердинанда, нашего старого противника?

– Я не буду много говорить в пользу этого проекта, я положу перед вашими глазами карту Европы, и вы сами увидите, какие несомненные выгоды принесет брак с инфантой. Скажу только, что с Терезией мы получим мир внешний и внутренний, обезоружим наших злейших врагов – Конде и Карла Лотарингского, подавим владычество Габсбургов, станем твердой ногой на Рейне и в Германии и присоединим к нашим владениям Фландрию. Кроме того, Терезия старше своего брата, инфанта дона Карлоса. Кто знает, может, со временем вся Западная Европа, начиная от берегов Дании и кончая Геркулесовыми столбами, соединится под единым знаменем трех лилий! Завтра, в Сен-Жермене, я буду ждать вашего ответа! Будьте осторожны в выборе! Не забывайте, что от вашего решения зависит судьба всей Франции!

Долго по уходе кардинала стоял молодой король в глубоком раздумье перед разложенной картой Европы.

– Да, – проговорил он, – обе партии действительно достойны великого короля! Одна принесет мне пол-Европы, другая – господство над морями! Есть над чем призадуматься, но я сделаю свой выбор обдуманно, беспристрастно, как подобает государственному мужу.

К северу от Парижа, на расстоянии одной немецкой мили[4]4
  Немецкая (географическая) миля = 1/15° экватора = 7420 м. Применяется в навигации.


[Закрыть], возвышается на берегу Сены замок Сен-Коломбо, окруженный огромным парком. На западе, среди густой зелени виднеются зубчатые башни старого Сен-Жерменского дворца, в котором некогда провела свою молодость прелестная Мария Стюарт и пленила рыцарское сердце короля Франциска. По другую сторону Сены идет роскошная дубовая аллея, названная «дорогой королевы», потому что служила любимым местом прогулок несчастной шотландской королевы. Замок Сен-Коломбо имеет чрезвычайно мрачную, пасмурную наружность. Некоторые части здания, по-видимому, давно не реставрированные, пришли в полный упадок, парк зарос и сделался настоящим лесом. В этом-то уединенном месте нашло себе убежище несчастное семейство обезглавленного короля Англии.

Томящая тишина и скука, которая обыкновенно царствовала вокруг этого замка, была внезапно нарушена оживленными криками охотников, лаем собак, топотом лошадей и всей веселой суматохой, неразлучной с пышной королевской охотой.

В дубовой аллее мелькнуло чье-то женское платье. Молодая девушка, стройная, но чрезвычайно нежного сложения, ходила взад и вперед по аллее и тревожно прислушивалась к звукам охотничьих рогов. Ее темно-каштановые волосы зачесаны высоко над белым горделивым лбом и падают на затылок роскошными локонами. Она одета в темно-синее платье из шелкового дама, которое плотно облегает ее тонкую талию и падает на землю тяжелыми складками. Сверху наброшен легкий черный шарф. Трудно было придумать что-нибудь старомоднее и неизящнее этого наряда, в котором девушка должна была встретить своего жениха. К этому юному нежному созданию гораздо больше пошел какой-нибудь легкий, светлый наряд, нежели это печальное, торчащее платье, которое годилось только во времена Ван Дейка, но при сравнении с тогдашними туалетами выглядело более чем карикатурно.

Оплошность эта произошла, с одной стороны, вследствие стесненных обстоятельств, в которых находилась фамилия Стюарт, с другой – вследствие неожиданной поспешности Людовика XIV. Трудно было приготовить какой-нибудь порядочный туалет в такое короткое время и пришлось обойтись своими средствами. Конечно, мадам Бове с величайшей готовностью помогла бы им в этом деле, но самолюбие королевы Генриетты не позволило ей сознаться в своем затруднении. Так что не будь у Анны милого, привлекательного личика с большими блестящими глазами, то вид ее в этом костюме мог бы возбудить только один смех.

Между тем звуки рогов раздавались все ближе и ближе. Вдруг из чащи выскочил олень, за ним пронеслась целая свора собак и толпа охотников. На боковой дорожке показалась спутница принцессы, леди Мертон, и быстро подошла к ней.

– Принцесса, король оставил охоту и едет сюда. Соберите все ваше присутствие духа.

– Не оставляйте меня, прошу вас! Сначала я радовалась этой встрече, но теперь сама не знаю, почему – мною овладела страшная робость!..

– Бога ради, успокойтесь, принцесса! Не забывайте, что от вашей смелости и находчивости зависит все ваше будущее счастье. Ах! Вот идет и лорд Жермин!

Лорд приблизился к Анне. Он имел чрезвычайно суровый и надменный вид.

– Принцесса, – начал он строгим голосом, – наступает минута, когда звезда Стюартов должна или ясно заблистать или погаснуть навсегда! От вас одной зависит успех этого дела. Мы с леди Мертон будем находиться здесь поблизости, а вы ступайте вперед.

Молодая девушка вспыхнула.

– Милорд, – сказала она слегка дрожащим голосом, – я привыкла к вашему резкому обращению, и мне будет странно видеть, как завтра же вы перемените его, если только исполнится желание моей матери!

Она повернулась и, не ожидая ответа озадаченного лорда, пошла вперед. Не успела молодая девушка сделать несколько шагов, как в конце аллеи показалось несколько мужчин, шедших ей навстречу. Она остановилась, колени ее задрожали, ее бросало то в жар, то в холод. Но когда среди мужчин принцесса увидела фигуру пламенно любимого короля, силы совсем изменили ей. Она была близка к обмороку. Прислонившись к дереву, бедная девушка тяжело дышала.

– Однако, – говорил король, – мы забрались в страшную глушь. Неужели у вдовы короля английского не нашлось ни одного свободного человека, который избавил бы нас от труда отыскивать принцессу в этом лесу? Нельзя сказать, чтобы это было слишком вежливо!

– Вот там, сир, нас кто-то ожидает, – сказал Конти, указывая на Анну, которую он заметил между деревьями.

– Кто это, барышня или горничная? Боже! Какой туалет! Бедная девушка кажется в этом наряде каким-то замшелым экземпляром времен короля Якова! – рассмеялся король.

– Ваше величество, говорят, что фамилия Стюарт сильно стеснена в денежном отношении, – заметил Конти.

– Вот прекрасное извинение, кузен! Можно быть бедным, но вместе с тем иметь вкус и сохранить некоторое достоинство в манерах. В каком-нибудь нищенствующем испанском доне вы всегда узнаете прежнего гидальго. Мы полагаем, что, ожидая нас и желая улучшить свое печальное положение, можно было немного подумать о своей внешности.

– Ваше величество, не ставьте в вину принцессе то, что зависит исключительно от бестактности окружающих ее, – проговорил Конти с грустью.

Людовик XIV приказал сопровождавшим его остановиться, а сам пошел к Анне, которая при его приближении низко поклонилась.

– Имею честь приветствовать короля Франции… – пробормотала она.

– Здравствуйте, милая! Будьте так добры, доложите о нашем приходе принцессе Анне!

Молодая девушка побледнела.

– Ваше величество, – с усилием проговорила она, – я сама Анна Стюарт.

По губам короля пробежала насмешливая улыбка.

– Простите, ваше высочество, – сказал он, взяв ее руку и поднося к своим губам, – мы никак не ожидали, чтобы вы взяли на себя труд быть своей собственной фрейлиной!

Король любезно предложил ей руку и повел вперед.

– Вы изъявили желание, сир, видеть меня одну. В противном случае мать моя сама бы встретила вас и избавила меня от унижения быть принятой вашим величеством за служанку! – сказала Анна с достоинством: задетое самолюбие возвратило ей самообладание.

– В таком случае вся вина за нашу ошибку, о которой мы чрезвычайно сожалеем, падает на тех, кто перетолковал вам нашу просьбу. Еще раз мы просим вашего извинения! Боже мой, – продолжал король, – в каком уединении вы живете! Как все, окружающее вас, мало соответствует вашему сану и положению. Скажите откровенно, принцесса, вам сильно хочется оставить этот печальный замок?

Анна слегка покраснела.

– Вы не ошиблись, сир, – отвечала она простодушно. – Тяжело в мои годы слышать постоянные разговоры о пирах, празднествах, различных увеселениях и не иметь возможности принять в них участие!

– Это тем более ужасно для тех людей, которые по своему рождению имеют право на все блага жизни.

– Для этих людей, сир, – отвечала Анна с живостью, – надежда стать в будущем тем, чем должен быть, и неуклонное стремление к этой цели должны служить утешением и поддержкой в настоящих невзгодах.

– Надо отдать справедливость, принцесса, вы придерживаетесь чрезвычайно утешительной и практической философии. Впрочем, она сделалась, кажется, хронической болезнью всех обитателей Сен-Коломбо.

Анна с удивлением взглянула на короля.

– О, ваше величество, можно ли называть болезнью стремление людей возвратить свои незаконно отнятые права?..

Мне всегда казалось, сир, что лица, стоящие на вершине могущества и величия, должны были бы сочувственно относиться к тем, кто имел несчастье упустить эти блага! – прибавила она с горечью.

– Вы нисколько не ошиблись, принцесса! Сегодняшнее посещение будет служить вам лучшим доказательством нашего сочувствия.

Сердце молодой девушки радостно забилось.

– Как, ваше величество, значит, меня не обманули насчет цели, с какой вы посетили Сен-Коломбо?.. – проговорила она радостным, дрожащим голосом.

– Нисколько! Мы очень рады, что будем иметь возможность освободить вас из этого печального уединения и предложить вам то место, которое вам следует занимать как по вашему сану, так и по вашим достоинствам.

– Неужели я достойна такой высокой чести… – прошептала Анна.

– Дочь благородных Стюартов вполне достойна чести назваться супругой принца Филиппа Анжуйского! Мы лично хотели ходатайствовать перед вами за нашего брата. Итак, надеемся скоро породниться с вами, принцесса, и видеть вас при дворе, окруженной подобающим вам блеском и роскошью!

Анна остановилась. Страшная бледность разлилась по ее лицу. Она смотрела на короля неподвижными, широко раскрытыми глазами.

– Принц Анжуйский?! – воскликнула она наконец и вдруг истерически зарыдала.

В ту же минуту из-за кустов появилась леди Мертон, и за нею – лорд Жермин.

– Милорд! – крикнул взбешенный король.

– Сир?!

– Передайте королеве английской, что мы находим эту сцену весьма неприличной и удивляемся, как ее величество не позаботились оградить принцессу Анну от такого неловкого положения! – Затем, обратившись к молодой девушке, король продолжал: – Будьте уверены, ваше высочество, что мы употребим все меры, чтобы загладить неловкость нашего свидания.

Король холодно поцеловал руку принцессы и, не взглянув на Жермина, быстро удалился.

– Лошадей! – крикнул он своим спутникам, ожидавшим его в некотором отдалении.

– Нет, уж в другой раз нас не заманить в Сен-Коломбо!

Принцесса Анна стояла, как остолбеневшая. Напрасно упрашивала ее леди Мертон вернуться в замок – она ничего не слышала и не видела.

Но вдруг она гордо выпрямилась, глаза ее засверкали.

Ни тени сожаления и печали не осталось на ее лице: оно внезапно изменилось, на нем выразилась какая-то суровая решимость.

– Я приму предложение принца Анжуйского и заставлю горько раскаяться того, кто так жестоко надсмеялся над моим простодушием и доверчивостью! О, никто не подозревает, на что я способна! Леди Мертон, идемте домой! Я сию же минуту напишу королеве Анне Австрийской, что согласна быть женой ее сына Филиппа и что с этой минуты отдаюсь под ее высокое покровительство.

Час спустя Людовик XIV вошел в покои своей матери, у которой находились в то время Мазарини, семнадцатилетний принц Анжуйский и госпожа Бове. Все нетерпеливо ожидали возвращение короля.

– Ваше величество вернулись, как мне кажется, в весьма дурном расположении духа? – озабоченно сказала королева, вставая навстречу сыну.

Король имел действительно чрезвычайно недовольный вид.

– Мы пришли сообщить вам, дорогая матушка, что выбор наш пал на инфанту Терезию. Принцессу Анну Стюарт мы уступаем нашему брату Филиппу, от имени которого мы уже сделали ей предложение. В согласии принцессы не может быть никакого сомнения, так как она хочет во что бы то ни стало вырваться из Сен-Коломбо.

Королева изменилась в лице.

– Что вы сделали, мой дорогой сын?! – вскричала она в сильнейшем волнении. – Неужели кардинал успел убедить вас принять такое пагубное решение?..

– О, будьте уверены, что кардинал никакими убеждениями не мог произвести на нас такого сильного впечатления, как та уморительная сцена, которой мы были только что свидетелем. Если уж нам необходимо жениться, то мы желали бы, чтобы избранная нами принцесса имела хоть сколько-нибудь приличное воспитание, какие-нибудь манеры и маленькое умение держать себя. Мы не понимаем, как ваше величество могли выбрать для нас какую-то крестьянскую девочку, полуребенка-полуженщину? Мы с готовностью предоставляем нашему брату счастье иметь подобную подругу жизни! Признаюсь, такой выбор показывает полное отсутствие уважения к нам, которое, по нашему мнению, и мать государя обязана оказывать!

– Я вижу, ваше величество, что ряд непонятных для меня неловкостей принудил вас составить такое несправедливое мнение о бедной Анне!.. От души желаю, чтобы вам не пришлось впоследствии раскаяться в пренебрежении к советам искренно любящей вас матери!

– Мы никогда ни в чем не раскаиваемся, – резко отвечал король. – Кардинал, просим вас немедленно вступить в переговоры с мадридским двором! Поедемте вместе в Париж!

Уходя вместе с королем, Мазарини бросил торжествующий взгляд на уничтоженную Анну Австрийскую.

Принц Анжуйский возвратился в свои комнаты также в весьма дурном расположении духа. Он застал у себя своего любимца, аббата де Коспака, которому и стал жаловаться на несправедливость короля.

– Вы совершенно напрасно изволите огорчаться, ваше высочество, – отвечал де Коспак. – Я решительно не понимаю, как принцесса Анна могла не понравиться королю. Она прелестная девочка и в семнадцать лет будет просто красавица. Испанки же быстро отцветают. Да, наконец, если невеста вам и не понравится, что за беда? Разве принц имеет мало средств для развлечения? Имейте, например, свой собственный театр. Я знаю одну труппу, Бежар, в которой есть две такие восхитительные женщины, что заставят забыть всякую жену.

– Ах! Вот богатая мысль! Но едва ли король согласится на это.

– Непременно согласится. Я вам ручаюсь в этом.

– Великолепная выдумка! У меня будет свой театр, я буду ухаживать за актрисами и не стану обращать ни малейшего внимания на мою скучнейшую англичанку!