Текст книги "Людовик XIV, или Комедия жизни"

– О, я утопаю в блаженстве при мысли, что вы, сир…

– Да перестанешь ли ты называть меня сир, бездельник! – запальчиво воскликнул Людовик XIV.

– То есть я хотел сказать… что ты… – пробормотал смущенный де Фейльад.

– Не забудь, что при первом твоем промахе я отошлю тебя в Париж и не позволю явиться сюда ни на один праздник! Иди за мной!

Маршал молча последовал за королем, который быстро переходил от одной группы к другой и, видимо, искал какого-нибудь приключения. Вдруг внимание короля было привлечено одной прелестной женщиной. Она была закутана в черный газ, вышитый золотыми звездами, на голове между пышными волнами волос блестела серебряная луна. Вся фигура этой маски дышала какой-то неотразимой прелестью, каждое движение было исполнено грации и изящества. Король пожирал ее глазами.

– Если бы я не знал наверно, – пробормотал он, – что Мариетта уже уехала в Италию с этим ненавистным Колонии, право, я готов был бы поклясться, что это она… Этой неподражаемой грацией обладает только она одна!.. Боже мой! И эти ослепительной белизны плечи, руки… Неужто Мариетта?! Нужно сейчас же разрешить эту загадку! Если только это Мариетта, то я узнаю ее по первому слову!..

Король решительно подошел к маске и взял ее под руку.

– Не хочешь ли, прелестная Ночь, подарить мне несколько чудных грез? – спросил он, голос его слегка дрожал.

– Ночь дарит приятные сновидения только людям со спокойной совестью, – послышался нежный, мелодичный голос. – Не знаю, принадлежишь ли ты к числу таких смертных?

– Что тебе за дело до моей совести! Ведь ты спускаешь свой темный покров на добрых и злых, значит, всякий может покоиться в твоих чудных руках! – отвечал король, нежно прижимая к груди ее руку.

– Так ты не знаешь, вероятно, – отвечала холодно незнакомка, – что объятия мои душат, а поцелуи отравляют. Оставь меня! Я не могу иметь ничего общего со счастливцами!..

– О! Так тем более ты не должна прогонять меня, потому что под этой пурпурной мантией бьется истерзанное сердце!

Незнакомка презрительно засмеялась:

– Стыдно Августу унижаться до лжи! Разве у него есть сердце? Он умеет только разбивать сердца несчастных женщин, которые имели глупость полюбить его! Сам же он холоден, как мраморная статуя!

– Однако, маска, ты злоупотребляешь свободой маскарада! Если бы ты знала, кто твой собеседник, ты, вероятно, стала бы немного сдержанней!

– Ха-ха-ха! Какая гражданская доблесть! Прятаться под защиту своего сана, чтобы не услышать какой-нибудь неприятной истины.

– Мы собрались сюда вовсе не для того, чтобы говорить друг другу неприятности, а чтобы пошутить и повеселиться.

– Но я пришла сюда совсем не для шуток! Я задалась целью мучить тебя!..

– О, в таком случае я не оставлю тебя, прелестная Ночь, пока не увижу твоего лица!

– Ты будешь жестоко наказан за свое любопытство. Мои черты напомнят тебе самую неприятную минуту твоей жизни!

– Однако, маска, ты не отличаешься любезностью!

– Немудрено!..

– Почему же?

– Я… ненавижу тебя!..

Людовик наклонился к самому уху маски:

– Так знай же, что ты ненавидишь твоего короля и повелителя, который может сию же минуту снять твою маску, чтобы узнать, кто смеет так непочтительно отзываться о нем!.. Но не бойся, я буду великодушен и не посягну на твое инкогнито! Но если ты та, которая, как я считал, далеко, если ты возвратилась, чтобы отравить мою жизнь, отомстить за тот роковой час, когда и мое сердце разрывалось на части… О, тогда я понимаю твои слова! Ненависть твоя есть отчаяние безнадежной любви, презрение – оскорбленное самолюбие, потому что, – прибавил он, понизив голос, – для презираемого человека не бросают супруга, не рискуют своим именем и честью.

Но в таком случае, чудная Ночь, ты больше не возвратишься к нему… ты будешь моя… моя навеки!.. в твоих жарких объятиях я забуду весь мир… все свои страдания и горести!..

Презрительный хохот был ответом на страстную речь короля.

– Подобная роль могла быть по вкусу только какой-нибудь пламенной итальянке, но меня не прельщает такая честь!

Вы ошибаетесь, сир, я не Мариетта Манчини.

– Но кто же ты?! – воскликнул озадаченный король.

– Ночь!

В это время тяжелый браслет упал с руки маски, король нагнулся, чтобы поднять его, а незнакомка, воспользовавшись этой минутой, исчезла в толпе.

– Фейльад!!! – неистово крикнул Людовик XIV и сорвал с себя маску.

Все окружающие, узнав короля, почтительно расступились.

– Узнайте во что бы то ни стало имя этой черной дамы, которая только что ходила с нами. Мы желаем знать, кто под защитой маски осмелился оскорбить нас! Вы найдете нас в Павильоне Солнца. Возьмите этот браслет, он поможет вам в розысках. Маршал, если вы исполните удачно наше поручение, то будете щедро вознаграждены!

– Употреблю все усилия, чтобы заслужить милость моего монарха! – пролепетал восхищенный де Фейльад.

Король надел маску и удалился.

Первая вспышка уже прошла, и он почти раскаивался в своей горячности. Но любопытство его было сильно задето. Кто могла быть эта маска, которая с такой поразительной красотой соединяла столько ума, находчивости? В эту минуту он действительно готов был отдать полцарства, чтобы узнать только имя незнакомки.

Между тем Фейльад внимательно рассматривал браслет, отданный ему королем. Это была широкая золотая лента, сделанная наподобие английского ордена Подвязки, с девизом «Honni soit qui mal y pence»[7]7
  «Стыд тому, кто дурно об этом думает» – девиз английского ордена Подвязки, принятый впоследствии в государственном гербе Великобритании.


[Закрыть]. Хотя маршал и не отличался глубоким серьезным умом, но у него не было недостатка в находчивости и догадливости, в особенности когда дело шло о вопросе, имевшем такое громадное значение для его судьбы. Форма браслета навела его на счастливую мысль, что он должен принадлежать кому-нибудь из дома Стюартов. Он бросился к королеве-матери, которая вместе с Генриеттой Английской только что села за ужин. Фейльад снял маску и, не дожидаясь доклада, прямо вошел к королеве.

– Что с вами, маршал? – спросила королева. – Вы так встревожены?

– Разве ваше величество еще ничего не знаете?..

– Ах! Боже мой! Вы меня пугаете!..

– Я должен говорить с вашим величеством по секрету.

Анна Австрийская, не на шутку встревоженная, поспешно встала из-за стола и отвела маршала в амбразуру одного из окон.

– Здесь нас никто не услышит. В чем дело?

– Ее высочество принцесса Анна была в маскараде. Она имела несчастье чем-то оскорбить его величество, который всюду ищет ее. Скажите мне, где находится принцесса, я поспешу сообщить ей о грозящей опасности.

– Что вы говорите?! – воскликнула королева, не замечая расставленной ловушки. – Как же король мог узнать принцессу?

– По дорогому браслету, имеющему форму ордена Подвязки.

– Ах, какая неосторожность! Поспешите, маршал, в павильон «Весы», там должна находиться принцесса вместе с леди Мертон. Попросите ее от нашего имени поспешить уехать в Мезон-Мениль.

Фейльад в восторге от своей удачи чуть не бегом бросился в павильон «Весы». Тут он встретил маркиза д’Эфиа.

– Шевалье, нет ли здесь маски в костюме Ночи?

Она потеряла браслет, который король нашел и приказал передать ей.

– Тысяча чертей! Нужно сейчас же донести об этом принцу! К счастью, принцесса уже уехала в Мезон-Мениль!

– К чему же беспокоить принца? Стоит ли делать так много шума из-за пустяков? До свиданья, шевалье! Спешу возвратить королю браслет.

Между тем Людовик XIV быстрыми шагами расхаживал по кабинету. Он был в лихорадочном волнении и тревожно прислушивался к малейшему шуму. Вот раздались торопливые шаги, и на пороге комнаты появилась запыхавшаяся фигура маршала. Людовик XIV, забыв свой сан, этикет, бросился к нему навстречу.

– Ну, кто эта маска?..

– Принцесса Анна Стюарт! Я узнал, что ее высочество имела на руке браслет, который вы изволили найти, сир.

Она только что сняла свой маскарадный костюм и отправилась в Мезон-Мениль.

Людовик XIV смотрел на маршала удивленным, почти испуганным взором.

– Что? Анна?.. Маленькая Анна Стюарт… Это невероятно…

– Если мои слова не заслуживают доверия вашего величества, то свидетельство королевы-матери и принца Анжуйского, может, убедит вас. Как принц, так и королева чрезвычайно огорчены, что инкогнито принцессы открыто.

– Ну, Фейльад, благодарим вас за услугу! С этой минуты вы пользуетесь правом «des grandes entrees»[8]8
  Привилегия входить в покои короля (в определенные часы).


[Закрыть]. Только смотрите: мы требуем величайшей скромности. Малейшая неосторожность с вашей стороны – и вы навеки лишитесь нашей милости! Теперь же вы должны немедленно отвезти принцессе этот браслет с запиской от нас.

Король вышел в соседнюю комнату и через несколько минут возвратился, держа в руках запечатанное письмо, которое вручил Фейльаду.

Четверть часа спустя маршал летел во весь карьер в Мезон-Мениль. Он достиг высочайшей цели своих мечтаний и торжествовал.

Молодой же король долго стоял в своем кабинете у окна и задумчиво смотрел на мелькавшие перед ним оживленные группы масок.

– Анна Стюарт!.. Где же были мои глаза, мой ум, когда я оттолкнул от себя эту очаровательную женщину и бросил ее в объятия брата!.. О, злополучная судьба!.. Ты даешь мне счастье во всем, кроме любви!..

Глава V. Шевалье Лорен

Все политические планы Мазарини увенчались блестящим успехом, оставалось уничтожить только последнего врага Бурбонов, герцога Орлеанского, дядю короля. Хотя за участие во Фронде он был уже лишен своего вассального герцогства, имущество его конфисковали в пользу короны, но тем не менее мстительность Гастона была страшным дамокловым мечом над головой Людовика.

Трудно было окружить герцога настолько ловкими шпионами, чтобы следить за всеми его интригами и еще менее возможно запретить свидание с его близкими родственниками из боковой линии Бурбонов, которые все без исключения были враждебно настроены к правительству. Прибегнуть же к каким-нибудь решительным мерам Мазарини не решался, зная, что Гастон пользуется большой популярностью и имеет огромное число приверженцев, которые сочли бы священной обязанностью отомстить за главу своей партии. Наконец сама судьба помогла Мазарини выйти из этого положения. Незадолго до женитьбы короля Гастон умер. Так как с его кончиной угасла линия герцогов Орлеанских, то король, обрадованный счастливым избавлением от опасного врага, разрешил своему брату пользоваться титулом герцога Орлеанского с правом пожизненного пользования всеми доходами герцогства. Мазарини сильно восставал против этого плана, но король остался непоколебим. С некоторого времени Людовик XIV стал выказывать такую самостоятельность, перед которой пасовал даже сам всемогущий кардинал. Выслушав с невозмутимым спокойствием все красноречивые доводы Мазарини, король отвечал:

– Принц Анжуйский не настолько силен, как вы предполагаете, а мы не настолько слабы, как это кажется!

На другой день, когда этот разговор стал пищей всех парижских салонов, красавец Лорен получил записку от своей матери, графини Сен-Марсан, которая приглашала его к себе, обещая открыть одну очень важную тайну. Молодой человек, очень редко навещавший свою вечно недовольную, вечно жалующуюся мать, на этот раз поспешил отправиться на ее зов. Графиня встретила его в своем кабинете, по обыкновению пасмурная и озабоченная.

– Ну, матушка, – сказал Лорен, поцеловав ее руку, – надеюсь, что в награду за мое послушание вы отпустите меня как можно скорее. Через час я должен быть у новопожалованного герцога Орлеанского, чтобы сопровождать его к августейшей невесте.

– Я так и думала, что ты явишься ко мне на минуту! Право, во мне рождается подозрение, что тебя задерживают вовсе не придворные дела, но что ты чувствуешь за собой какую-то вину и потому стесняешься бывать в моем обществе.

– Относительно моей виновности вы совершенно заблуждаетесь, но справедливо заметили, что я избегаю вашего общества. Согласитесь, что неприятно выслушивать вечные жалобы, упреки, наставления. Вот и теперь меня разбирает сильнейшая охота уйти, не узнав даже интересной тайны.

– В таком случае мне остается только пожалеть, что оторвала тебя от твоих головоломных занятий! Можете отправляться к герцогу!

– Вот это мне нравится! Головоломные занятия! Не вы ли сами хлопотали об этом месте, а теперь отзываетесь о нем с таким презрением?!

– Я смотрела на эту должность только как на временную и всегда имела в виду другую карьеру для тебя!

– Какую же, например?

– Такую карьеру, которая поставила бы тебя выше всех тех, перед кем ты теперь униженно гнешь спину!..

– Ха-ха-ха! Это забавно! Уж не потому ли я должен достичь такого высокого положения, что мой дражайший родитель погиб, сражаясь против королевской власти?

– Но если ты вовсе не сын графа Сен-Марсана, если никакие узы родства не связывают тебя ни со мной, ни с твоим названым братом, что скажешь тогда?!

– Я скажу, дражайшая матушка, что если бы меня избрали римским императором, то я, наверно, был бы не больше удивлен, как в настоящую минуту!.. Но к чему эта неуместная шутка?

– Я вовсе не шучу!

Лорен побледнел.

– В таком случае дайте мне доказательства!..

Графиня Сен-Марсан подошла к большому несгораемому шкафу, в котором хранились ее бумаги, открыла его и сказала, указывая на один из ящиков:

– Здесь хранятся твои документы.

Лорен бросился было к шкафу, но графиня быстро затворила его и ключ опустила в свой карман.

– Прежде чем я вручу тебе эти важные бумаги, я хочу убедиться, вполне ли ты достоин моего доверия.

– Я начинаю подозревать, что вы хотите разыграть со мной какую-то комедию, но предупреждаю вас, что я люблю смотреть комедии, но терпеть не могу быть действующим лицом.

– Успокойся, здесь нет никакой мистификации! В этом шкафу действительно хранятся бумаги, которые могут дать тебе блестящее положение в свете. Но, повторяю, прежде чем ты получишь их, я хочу заглянуть в твою душу, в самые сокровенные уголки твоего сердца, чтобы видеть, насколько ты заслуживаешь тех благ, которыми я могу осыпать тебя!..

Лорен нетерпеливо вскочил с кресла.

– Матушка, к чему все эти пышные фразы, условия, когда я могу насильно взять то, чего вы не хотите отдать мне добровольно?

– Ну не совсем так, мой милейший. Замок этого шкафа имеет секрет, известный только мне одной. Если же ты вздумаешь взломать шкаф, то все, находящееся внутри, будет мгновенно уничтожено посредством особенного механизма.

Лорен побледнел. О, как глубоко ненавидел он графиню в эту минуту!

– Ты видишь теперь, что твое счастье вполне зависит от меня, – продолжала графиня, – а я только тогда исполню обещание, если ты откровенно ответишь на все мои вопросы.

– Я привык покоряться необходимости, – проговорил сквозь зубы Лорен. – Можете приступать к допросу!

– Здесь, в Париже, разнесся слух, будто ты, изгнанный принцем Конти из Безьера, повел самую беспорядочную жизнь – пил, играл в компании с шулерами и, что всего ужаснее, будто ты – двоеженец. Правда ли это?

– Что касается первых двух обвинений, то они отчасти справедливы: скучная, однообразная жизнь в полку поневоле заставит пить и играть, но шулером я никогда не был, напротив, нередко сам становился жертвой шулерства. В третьем же преступлении я совершенно неповинен. Но, чтобы вы могли понять, что послужило поводом к распространению подобных слухов, я должен рассказать вам один эпизод из моей жизни. Однажды у меня была веселая пирушка. Собрались офицеры, пили, шутили, школьничали, рассказывали разные анекдоты, шалости. Между прочим, двое из моих товарищей, Журбен и Бонерпер, предложили пари на тысячу луидоров, что никто из нас не сумеет жениться разом на двух и все-таки остаться холостяком. Отуманенный вином, ослепленный золотом, я принял пари и не прошло двух недель, как безумное желание было исполнено. Утром я обвенчался с прелестной Жервезой де Монтабан, а вечером – с не менее очаровательной и, вдобавок, богатейшей наследницей Каралией де Сен-Бев! Свидетелями были Журбен и Бонерпер, а роль священника разыграл переодетый актер – Луи Гаржу. Офицеры обещали хранить эту проделку в величайшем секрете, но не сдержали своего слова. Тогда я вызвал их на дуэль. Поручик Журбен пал на месте, а Бонерпер получил такую тяжкую рану, что должен был оставить полк. Однако эта история наделала такого шума, что полковой командир посоветовал мне оставить Монпелье. Он снабдил меня рекомендательными письмами, с которыми я и явился в Париж. Здесь, как вам известно, я поступил на службу к принцу Анжуйскому, который настолько благоволит ко мне, что, когда некоторые из моих доброжелателей вздумали рассказать ему эту историю о двоеженстве, он очень ясно дал понять, что, кто не хочет потерять своего места, не должен дурно отзываться обо мне! Я исполнил ваше желание, графиня, и ответил на все ваши вопросы. Больше мне не в чем признаваться!

Несколько минут длилось молчание. Графиня была погружена в глубокую задумчивость.

– Я вижу, что предчувствие не обмануло меня! Ты глубоко испорченный человек, вовсе не достойный той блестящей будущности, которая ожидает тебя. Но, с другой стороны, твой ум, энергия, смелость дают мне верное ручательство, что ты способен выполнить трудную задачу, завещанную тебе отцом! Поэтому я решаюсь открыть тебе страшную тайну, которая точно гром разразится над головами твоих повелителей!.. Знай, Луи Лорен, что ты единственный законный сын Гастона Орлеанского, такой же внук Генриха, как и сам нынешний король!..

Лорен остолбенел. Несколько минут он не мог выговорить ни слова. Наконец он вскричал:

– Это ложь, выдумка! Вы хотите одурачить меня и сделать орудием какой-нибудь гнусной интриги!..

– В этом шкафу лежат документы, которые докажут истину моих слов!

– Так зачем же вы скрывали до сих пор мое происхождение?

– Такова была воля твоего отца, который, зная, как жаждет кардинал погибели Орлеанского дома, боялся за твою жизнь. На этом основании он объявил тебя умершим и передал мне с тем, чтобы я воспитывала тебя и выдавала за своего сына до тех пор, пока ты не возмужаешь и не станешь способным для борьбы с врагами.

– О, дорогая матушка, – вскричал Лорен, покрывая руки графини жаркими поцелуями, – простите мое недоверие!.. Теперь только я вижу, как глубоко виноват перед вами!.. Но, клянусь прахом моего отца, что я заглажу свою вину! В доказательство этого я не хочу ничьих советов, никакой помощи, кроме вашей! Помогите мне возвратить мои права и уничтожить моих врагов!..

– Милый Луи, борьба, предстоящая тебе, так трудна, что мне, слабой женщине, не под силу! Но я укажу тебе таких руководителей, которые сумели победить самого Генриха Четвертого!..

– Вы говорите об иезуитах, не так ли?

– Ты угадал.

В эту минуту потайная дверь в кабинете графини тихо отворилась, и на пороге ее показалась фигура отца Лашеза, бывшего наставника Лорена. Торжествующая улыбка, игравшая на лице иезуита, показывала, что ему все известно.

Глава VI. Железная маска

Зима положила конец королевским увеселениям. Двор вернулся в Париж. Надо было отдохнуть и собраться с силами для нового ряда празднеств по случаю бракосочетания Филиппа Анжуйского и Анны Стюарт, которая после маскарада по-прежнему замкнулась в Мезон-Мениль. Свадьба принца предполагалась не ранее лета, но вдруг совершенно неожиданно ее назначили на март. Дело в том, что Мазарини сильно заболел, силы его иссякали с каждым днем, так что печальный исход был несомненен. Кардинал понимал очень хорошо безнадежность своего положения и просил короля поспешить со свадьбой принца, боясь, что после его смерти какая-нибудь интрига расстроит этот выгодный для Франции союз.

На этом основании спешили закончить все приготовления в Люксембургском дворце, который предназначался для будущей молодой четы. Людовик XIV ничего не жалел, чтобы сделать его истинно королевским жилищем. Всем бросалось в глаза, что король, никогда не даривший брата своим расположением, теперь буквально осыпал его знаками внимания. По отношению же к принцессе Анне предупредительность Людовика не имела границ. Он не только исполнял все ее желания, но даже предупреждал их. Так, например, узнав, что принцесса отозвалась с похвалой о баснях Лафонтена, он немедленно назначил этого баснописца ее секретарем. Анна торжествовала, ей казалось, что она вступает уже на первые ступени того могущества, о котором мечтала.

Наконец наступил день свадьбы. После обряда венчания, совершенного в Сен-Клу, новобрачные отправились в Париж, где их ожидал торжественный прием во дворце. Два знаменитых героя Франции – Конде и Тюренн – ввели молодых в тронную залу, где их ожидали Людовик XIV, королева Терезия, обе вдовствующие королевы и блестящая толпа придворных.

Трудно было Анне совладать с разнообразными чувствами, волновавшими ее в этот день. Однако до вступления в тронную залу, когда она увидела короля во всем блеске красоты, молодости, веселья и рядом с ним свою счастливую соперницу, то почувствовала, что теряет власть над собой! Яркая краска залила ее бледное лицо, глаза засверкали, и она, не обращая внимания на ряды преклоненных придворных, гордо подошла к ступеням трона.

После свидания в Сен-Коломбо Людовик XIV ни разу не встречался с Анной, исключая маскарада в Марли, где ее лицо было закрыто маской, так что теперь, когда он увидел перед собой эту царственно-величественную женщину, перед безукоризненной красотой которой бледнели все прелестные женщины, окружавшие его, и даже сама Мариетта Манчини, – он остолбенел! И тени не осталось от той Анны, которую он видел в Сен-Коломбоском парке!

Но Людовик XIV в совершенстве знал науку притворства: он не позволил вырваться наружу ни малейшему признаку удивления или восторга, только страшная злоба закипела в его душе против брата, которому досталась такая чудная женщина, и ему захотелось тут же, при всех, унизить, оскорбить его! По требованию этикета король должен был встретить брата и его жену на первой ступени трона. Королева исполнила это правило и, сойдя с трона, приветливо протягивала руки новобрачным, но король неподвижно стоял на своем месте, как бы не замечая их присутствия.

Филипп и Анна были поставлены в самое неловкое положение и решительно не знали, что им делать. Наконец взор короля как бы случайно упал на молодую чету, и он заговорил торжественным тоном:

– Приветствуем вас, дорогие брат и сестра! Надеемся, что вы с честью будете носить знаменитый титул герцогов Орлеанских и своим смирением и покорностью нашей воле будете служить лучшим примером нашим подданным! Подойдите к нам!

Все были поражены этой странной речью, никто не мог понять, почему король, всегда отличавшийся самой утонченной рыцарской любезностью, отнесся к своим ближайшим родственникам с такой обидной холодностью и даже презрением.

Затем королевская семья в сопровождении всех придворных отправилась в покои королевы-матери, где был приготовлен роскошный обед.

С этого дня Анне постоянно приходилось встречаться с Людовиком XIV на балах и обедах, но он обращался с ней с такой сдержанностью, что невольно принуждал ее быть почтительной, что вовсе не входило в программу ее действий. К тому же постоянное сравнение между блестящей фигурой Людовика XIV и невзрачной личностью Филиппа привело ее к печальному заключению, что с любовью не так легко справиться, как она воображала, и это сознание было для нее тем более тягостно, что, по-видимому, король вовсе не поддавался обаянию ее прелестей.

Так прошло несколько дней. Девятого марта у короля был бал. Вдруг в самом разгаре танцев в бальную залу вошел какой-то неизвестный господин. Не обращая внимания на танцующих, он прямо подошел к королю и подал ему записку. Это был посланец от кардинала Мазарини.

Прочитав записку, король сказал, обращаясь к присутствующим:

– Мы очень сожалеем, что должны расстроить этот веселый праздник! Его эминенция умирает! Кардинал сделал так много на пользу Франции, что мы считаем своим долгом носить по нем траур! Брезе, распорядитесь отменить все увеселения!

Король немедленно оставил бальную залу и, не переменив даже костюма, отправился в Венсенский замок, где находился в то время кардинал.

Все были смущены. Никто не предполагал, что конец Мазарини так близок. Но больше всех растерялась Анна Австрийская. Она помнила страшную угрозу кардинала, что перед смертью он выдаст королю их общую тайну. Эта мысль невыносимо терзала ее. Она охотно последовала бы за королем, но боялась, что эта поспешность может показаться подозрительной и вызвать неблагоприятные толки среди придворных. Поэтому, несмотря на страшное беспокойство и тревогу, она решительно отправилась в свои комнаты переменить туалет. Но королева не успела еще закончить свой туалет, как к ней вбежала госпожа Бове.

– Все кончено! – воскликнула она. – Спешите туда, ваше величество, и смело берите в свои руки бразды правления!..

Королева бросилась в карету и приказала скакать во весь опор в Венсенский замок.

Сильно забилось ее сердце, когда экипаж остановился у подъезда замка… Зеленая стража по-прежнему стояла у всех дверей. Многочисленная прислуга толпилась в прихожей, но все имели какой-то испуганный, растерянный вид. В рабочем кабинете кардинала собрались все его племянницы со своими мужьями.

– Значит, печальная новость справедлива?! – спросила Анна Австрийская с притворной грустью.

– Да, его эминенция скончался полчаса назад, – отвечал Конти.

– Где король?

– Его величество пожелал остаться один в комнате покойного.

– Ах! Как можно было оставить короля одного?! Впустите нас, Фонтаж! – обратилась она к первому камергеру кардинала.

Фонтаж отворил дверь в комнату умершего, и Анна Австрийская вошла.

Первое, что бросилось ей в глаза, была фигура Мазарини… Мрачны были его черты, только тонкие губы как будто злобно улыбались. Около него стоял Людовик XIV, сжав руки, в которых белела какая-то бумага. Лицо его было бледно, грудь судорожно поднималась, казалось, он не мог оторвать взгляд от покойного.

Поодаль в углублении окна стоял Кольбер.

– Дорогой, милый сын, – проговорила королева дрожащим голосом, – будьте мужественны, не предавайтесь так чувству горести!.. У вас есть друг… ваша мать… которая постарается заменить вам умершего и с готовностью разделит с вами бремя государственных забот…

Взгляд, брошенный на нее сыном, заставил ее внезапно умолкнуть.

– Справитесь ли вы еще, мадам, с вашим собственным бременем и не будет ли оно слишком тягостно для вашей совести? – сурово сказал король.

Анна побледнела, она чувствовала, что вся кровь застыла в ее жилах.

– Что же… вы хотите… этим сказать? – с трудом проговорила она.

– Прочтите эти строки!

Король подал ей записку, которую держал в руках. В ней было написано крупными буквами:

«Тогда, шестого ноября тысяча шестьсот пятьдесят второго года, к вечеру, родился от Анны Австрийской мой сын, названный Мархиали.

Мазарини».

Королева дико вскрикнула.

– Это ложь, клевета!!! Он хотел только отвратить от меня ваше сердце!.. Клянусь вам Всемогущим…

– Не клянитесь, мадам. Одного вашего слова достаточно, чтобы я поверил вам! Теперь я считаю священным для себя долгом смыть пятно, которое он положил на вас! Этот Мархиали, которого осмелились назвать вашим сыном, должен умереть!..

– Умереть!.. – простонала королева.

– Вам, Кольбер, я поручаю это дело, – невозмутимо продолжал король. – Поторопитесь закончить его! Вы видите, как эта гнусная ложь тяжело влияет на ее величество.

– Остановись, бесчеловечный!!! – воскликнула королева и упала к ногам сына.

Стыд, отчаяние, любовь к этому несчастному существу, которое должно безвинно погибнуть, привели ее в состояние, близкое к помешательству. Она не помнила, что делала.

Злобная усмешка искривила губы короля.

– А! Так старик не лгал?! Мы были в этом уверены! Успокойтесь! Ваш сын не умрет! Кольбер, позовите сюда начальника полиции и Фейльада!

Кольбер поспешно удалился.

– Встаньте, мадам! – продолжал король. – Сейчас вы услышите распоряжение, которое мы сделаем по поводу Мархиали, остерегайтесь хоть одним словом или движением выказать ваши чувства! Одно неосторожное слово – и Мархиали погибнет!

Без слов, близкая к обмороку, Анна Австрийская едва имела силы, чтобы встать с колен и опуститься в ближайшее кресло.

Послышались шаги. В комнату вошел маршал Фейльад, а за ним – начальник полиции.

– Господа! – обратился к ним Людовик XIV. – Мы возлагаем на вас серьезное поручение. Немедленно садитесь на лошадей и в сопровождении пятидесяти вооруженных людей отправляйтесь в монастырь Святого Арнольда, где вы должны взять мальчика по имени Мархиали и препроводить его в закрытой карете в Тулон. Там вы сядете с ним на корабль и отвезете на остров Святой Маргариты, где сдадите пленника на руки самому губернатору, который к вашему приезду уже будет снабжен нужными инструкциями. Это поручение должно быть исполнено с величайшей таинственностью. Малейшая неосторожность может стоить вам жизни! Ступайте!

Маршал и начальник полиции удалились.

– Что с ним там будет?! – как вопль вырвалось из груди королевы.

– Он будет навсегда заключен в тюрьму, и железная маска скроет от людских взоров черты, напоминающие Мазарини и королеву Анну!