Текст книги "Диалектический способ мышления и его формирование в образовательном процессе"

Причина и следствие. Содержание и форма

Здесь мы последовательно выходим на диалектику категорий причины и следствия, а также на диалектику категорий содержания и формы.

Обыденное человеческое сознание часто путает причину и следствие, что приводит к неверным, порой трудно поправимым, шагам в практике. Тут-то и требуется умение отличать содержание от формы. Содержание вещи, процесса – это функция, а то материальное, посредством чего функция воплощается в реальности, является формой, т. е. структурой. Отсюда заключаем, что по прямой связи первично содержание, а вторична форма, а по обратной связи – первична форма, а содержание вторично. Так, мысль как содержание сознания первична в генезисе (по прямой связи), а язык как форма сознания вторичен. Но по обратной связи, которую реализует учебный процесс, первичен язык, именно он выступает средством формирования мышления, средством познания окружающей действительности.

В связи с этим представляется весьма уместным рассуждение о целесообразности принципа наглядности в учебном процессе. Вместо реального предмета ученику предъявляется тот искусственно выделенный фрагмент предметной действительности, в точности соответствующий его словесному описанию, т. е. образный эквивалент заданной абстракции.

В результате и воспитывается известная установка психики, обнаруживающая всё свое коварство лишь впоследствии. А именно внимание ученика с самого начала ориентируется на активное отыскание таких чувственно воспринимаемых явлений, которые в точности согласуются с их описанием, – на выделение тех признаков предмета, которые уже получили своё однозначное выражение в словесных формулах, в «непротиворечивой системе высказываний». Именно таким путём и формируется определённый тип психики, для которого не слово становится предметом освоения окружающего мира, а как раз наоборот, окружающий мир обретает значение внешнего средства усвоения и закрепления словесных формул. Последние и оказываются здесь подлинным предметом освоения (пресловутое требование монологической речи). Форма переходит в разряд содержания, язык становится самоцелью обучения. Обнаружение отчуждённой формы есть рассудок. Разум же претендует на выражение целостности и единства бытия, на выражение его внутренних тенденций и интенций. Изменение же формы ничего не меняет по существу.

Отношение между чувственной и логической ступенями познания

При наглядном методе предметы изготавливаются в соответствии с заданной конструкцией, с формулой, с правилом.

Естественно, что при таком – искусственном – отношении между общей формулой и «частным случаем» задача соотнесения их между собой не требует (и потому не воспитывает) способности воображения – способности строить образ из массы впечатлений, неорганизованных ощущений, ибо образ вещи представляется готовым, а вся задача сводится лишь к его выражению в словах. Ученик думает, что он описывает предмет, а на самом деле всего-навсего воспроизводит «отчуждённую» – наглядно воплощённую – словесную формулу, в согласии с которой создан (не им!) предъявленный ему образ. Он воспроизводит, но не производит образа.

При таком подходе решающий участок пути познания – от предмета к образу и обратно тут так и остаётся за пределами деятельности самого ученика. Задача соотнесения образа с предметом перед ним, как правило, в школе вообще и не встаёт – вместо предмета ему всегда предлагается готовый образ, выдаваемый за предмет. Никакой мыслительной деятельности с предметом здесь не совершается.

В итоге человек, психика которого воспитана таким образом, делается рабом готовых формул уже в самом акте созерцания, в процессе живого восприятия, – он и в предмете привыкает видеть именно то, что ему задано в словесной форме, в точности соответствует словам.

Проблема серьёзная, пронизывающая все уровни образования – от дошкольного до вузовского. И решать её, как и все противоречия, необходимо через противоположное. Не давать ученику готовый образ в виде таблицы, модели, а ученик сам пусть создаст образ предмета. Пусть смоделирует предмет или процесс в своём сознании и воплотит его в схеме или рисунке.

Таким образом, способ диалектического обучения, по закону обратной связи, ломает стереотипы традиционной дидактики. Безусловно, что, как пишет В.М. Коротов в книге «Воспитывающее обучение, «главным источником формирования понятий, как и мышления в целом, является действительность, материальный мир во всём его разнообразии. Ощущения и восприятия – простейшая форма отражения предметов материального мира в психике – поставляют материал для представлений – воспроизводимых образов предмета». Ссылаясь на С.Л. Рубинштейна, автор продолжает, что «в представлениях совершается первый шаг к абстракции и обобщению. Воспроизводимые образы памяти – представления – являются ступенькой, ведущей от единичного образа восприятия к понятию и обобщенному представлению, которым оперирует мышление». Мышление не оперирует представлениями, оно оперирует с понятиями. Маркс и Энгельс диалектически переработали гносеологическую концепцию отражения. Они провели качественное различие между теоретическим и эмпирическим (а тем более чувственным) познанием, доказав, что теоретические выводы принципиально несводимы к чувственным данным и основанным на них эмпирическим заключениям. [60, 342]. Тем самым основоположники марксизма вскрыли ограниченность сенсуалистической гносеологии, т. е. теории познания старого материализма, согласно которой всё содержание знания, независимо от его теоретического уровня, заложено в чувственных данных, ощущениях (Этой существенной характеристики гносеологии не заметил Ленин, который утверждал: «Иначе, как через ощущение, мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения ничего узнать не можем [37, 320]. Это ошибочное воззрение связано с тем, что Ленин сближает философию марксизма и радикально сенсуалистический материализм Фейербаха, утверждая, что «вся школа Фейербаха, Маркса и Энгельса пошла от Канта влево, к полному отрицанию всякого идеализма и всякого агностицизма» [52, 213]. Теоретическое познание и его результаты относительно независимы от данных эмпирических исследований, хотя они обычно основываются на них, что не мешает им вступать в противоречие с ними. Что же позволяет теоретическому исследованию быть относительно независимым от эмпирических данных? Энгельс указывает, что в естествознании эта относительная независимость реализуется посредством гипотез, которые предлагают объяснение тем наблюдаемым фактам, которые не укладываются в рамки существующих теорий. Разумеется, многие гипотезы, как показывает история естествознания, оказываются несостоятельными, но некоторые из них подтверждаются эмпирическими исследованиями и тем самым совершается переход к новому, более высокому уровню познания.

Кант придавал большое значение воображению для построения гипотез. Энгельс, поясняя независимость теории от наличных в данное время эмпирических данных, писал: «Теоретическое мышление каждой эпохи – это исторический продукт, принимающий в различные времена очень различные формы и вместе с тем очень различное содержание» [2, 87]. Тот факт, что не только формы, но и содержание теоретического мышления исторически обусловлены – в высшей степени важное положение гносеологии диамата.

Энгельс: «Эмпирическое наблюдение само по себе никогда не может доказать достаточным образом необходимость, post hoc, но не propter hoc… Это до такой степени верно, что из постоянного восхождения солнца утром вовсе не следует, что оно взойдёт завтра, и действительно, мы теперь знаем, что настанет момент, что однажды утром солнце не взойдёт. Но доказательство необходимости заключается в человеческой деятельности, в эксперименте, в труде [54, 254].

Проблема идеального

Поскольку выведение понятия, как мы констатировали ранее, основано на логической операции выявления и разрешения движущихся противоречий, то диалектически мыслящему сознанию не представляет больших затруднений выразить сущность предмета, т. е. последовательную смену моментов его движения в модели.

Именно на пути воплощения логики в модели во весь рост встаёт проблема природы человеческого мышления, проблема идеального.

Идеальное – субъективный образ объективной реальности, т. е. отражение внешнего мира в формах деятельности человека, в формах его сознания и воли.

Непосредственно преобразование материального в идеальное состоит в том, что внешний факт выражается в языке – «в непосредственной деятельности мысли» (Маркс). Но язык сам по себе есть столь же мало идеальное, как нервно-физиологическая структура мозга. Он – лишь форма выражения идеального, его вещественно-предметное бытие. Поэтому неопозитивизм (Витгенштейн), отождествляющий мышление (т. е. идеальное) с языком, с системой терминов и высказываний совершает ту же самую натуралистическую ошибку, что и учения, отождествляющие идеальное со структурами и функциями мозговой ткани. Материальное, действительно, «пересаживается в человеческую голову», а не просто в мозг как орган тела индивида, во-первых, лишь в том случае, если оно выражено в непосредственно общезначимых формах языка (понимаемого в широком смысле, включая язык чертежей, схем, моделей), и, во-вторых, если оно преобразовано в активную форму деятельности человека с реальным предметом (а не просто в «термин» или «высказывание» как вещественное тело языка). Иначе говоря, предмет оказывается идеализованным лишь там, где создана способность активно воссоздать его, опираясь на язык слов и чертежей, где создана способность превращать слово в дело, а через дело – в вещь.

Это прекрасно понимал Спиноза. Недаром он связывал адекватные идеи, выражаемые словами, как раз с умением воспроизводить в реальном пространстве заданную словами форму. Именно отсюда он выводил различие между определением, выражающим существо дела, т. е. идеальный образ объекта, и номинально-формальной дефиницией, фиксирующей более или менее случайно выхваченное свойство объекта, его внешний признак. Человек владеет адекватной идеей, т. е. идеальным образом вещи, а не только знаками, выраженными в словах. Это – глубокое, притом материалистическое понимание природы идеального. Идеальное существует там, где налицо способность воссоздать объект в пространстве, опираясь на слово, на язык, в сочетании с потребностью в объекте, плюс материальное обеспечение акта созидания.

Определение идеального, таким образом, сугубо диалектично. Это то, чего нет и вместе с тем есть, то, что не существует в виде внешней, чувственно воспринимаемой вещи и вместе с тем существует как деятельная способность человека.

Формы деятельности животного прирождены ему, унаследованы вместе со структурно-анатомической организацией тела. Форма деятельности, которую мы можем обозначить как идеальное бытие продукта, никогда не отделяется от тела животного иначе как в виде некоего реального продукта. Принципиальное отличие деятельности человека от деятельности животного состоит именно в том, что ни одна форма этой деятельности, ни одна способность не наследуется вместе с анатомической организацией тела. Все формы деятельности передаются здесь только через формы предметов, созданных человеком для человека. Поэтому индивидуальное усвоение человечески определённой формы деятельности, т. е. идеального образа её предмета и продукта, превращается в особый процесс, не совпадающий с предметным формированием природы. Поэтому сама форма деятельности человека превращается для человека в особый предмет, в предмет особой деятельности.

Идеальное есть лишь там, где сама форма деятельности, соответствующая форме внешнего предмета, превращается для человека в особый предмет, с которым он может действовать особо, не трогая и не изменяя её до поры до времени реального предмета. Человек, и только человек перестаёт сливаться с формой своей жизнедеятельности, он отделяет её от себя и, ставя перед собой, превращает в представление.

Идеальное выступает для индивида как особый предмет, который он может целенаправленно изменять в согласии с требованиями (потребностями) деятельности. Напротив, если идеальный образ усвоен индивидом лишь формально, как жёсткая схема и порядок операций, без понимания его происхождения и связи с реальной действительностью, индивид оказывается неспособным относиться к такому образу критически, т. е. как к особому, отличному от себя предмету. И тогда он как бы сливается с ним, не может поставить его перед собой как предмет, сопоставимый с действительностью, и изменить его в согласии с ней. В данном случае, собственно говоря, не индивид действует с идеальным образом, а, скорее догматизированный образ действует в индивиде и посредством его. Здесь не идеальный образ оказывается деятельной функцией индивида, а, наоборот, индивид – функцией образа, господствующего над его сознанием и волей как извне заданная формальная схема, как отчуждённый образ, как фетиш, как система непререкаемых правил, неизвестно откуда взятых. Такому сознанию как раз и соответствует идеалистическое понимание природы идеального.

Разрешение противоречий

Сознание, как и всё в этом мире, противоречиво по своей сути. Как мы отметили выше, человек не сливается с формой своей жизнедеятельности: он на основе познанного создаёт орудия труда, и не он уже приспосабливается к окружающей среде, как животное, а активно приспосабливает среду к себе. Это, безусловно, высшее достижение природы. Однако, с другой стороны, формирование человеческих форм деятельности не совпадает с предметным формированием природы, и именно это влечёт за собой совершаемые человеком ошибки в выборе стратегии и тактики поведения как в социальной среде, так и в природной. Животное не ошибается, его инстинктивный принцип ориентации в окружающей среде органически объединяет его и всю окружающую среду, объединяет в целое. А часть от целого сохраняет, как известно, признаки целого.

Другое дело – человек. Попадая в плен многовариантности решений, им же продуцированной, человеку трудно найти единственное либо минимум оптимальных решений.

Противоречия выявляются исследователем при чёткой фиксации отрицательного в положительном, а разрешаются противоречия в противоположном порядке: в отрицательном надо найти положительное.

Затруднения возникают, в первую очередь, при выявлении противоположности, т. е. отрицательности, привлекаемой к разрешению соответствующего противоречия. Опасность выявления несущественной или внешней противоположности относительно того элемента системы, чьи противоречия мы пытаемся разрешить, весьма велика, т. к. вещи связаны многочисленными прямыми и опосредствованными связями с другими вещами. Причём, чем большее представление мы имеем об этой вещи, тем шире круг мыслимых связей, тем с большей вероятностью мы отыщем не существенную противоположность, тем дальше мы будем от разрешения противоречия. Поэтому очень важно выявлять сущность вещи, выявлять как можно больше её существенных признаков, при этом, – подчеркнём ещё раз – помнить, что первична среда или функция исследуемой вещи как элемента системы (не выпускаем из головы спинозовского определения круга как принципиального подхода к определению всякого понятия – через выявление сущности, а не производных признаков!) Ещё раз подчеркнём, чтобы разрешить противоречие предмета, надо выявить его противоположные признаки, составляющие его сущность; чтобы выявить противоположности, необходимо точно и всеобъемлюще очертить его качества, т. е. владеть понятием во всех его качественных проявлениях.

Так, при выведении понятия «боковая линия» рыб, необходимо в первую очередь, как всегда, определить понятие «рыба». Родовым признаком, отражающим всеобщность (сохранение исходной основы), безусловно, является наличие позвоночника со всеми вытекающими родовыми же признаками, а исходным существенным видовым признаком является не обтекаемая форма, не наличие плавников, не двухкамерное сердце и т. д., а обитание в воде. Все же перечисленные признаки являются производными признака обитания в воде, при этом оставаясь также видовыми отличительными признаками. Поскольку отличительные признаки появляются как разрешение противоречий среды обитания, следовательно, в первую очередь необходимо выявить эти противоречия среды. Вода – плотная среда, её молекулы, в отличие от молекул воздуха, располагаются близко друг к другу, следовательно, распространение света в воде затруднено, и организмы, обитающие в воде, не могут полагаться на орган зрения. Предположение о возможном чрезвычайном развитии зрительного анализатора встречает возражение – голова рыб и без того тяжела, развитые глаза потребовали бы «пересмотра» всей организации тела, что было бы сопряжено с неоправданными затратами энергии. Обращение к рыбе как к одному, причём, самому очевидному элементу системы, не выводит нас на разрешение противоречия, следовательно, обратимся к противоположному элементу – среде обитания. Возможно, там мы сможем недостатки (отрицательное) обернуть на пользу рыбе и перевести в положительное. Действительно, свет плохо распространяется в воде из-за её высокой плотности, но именно такая плотность вызывает успешное распространение механических волн. Значит, рыбе надо дать орган, воспринимающий механические волны, взамен органа, воспринимающего свет. В нашем сознании сразу возникает предположение, что все потенциальные хищники и добыча нашей рыбы излучают волны при своём движении, которые и будут улавливаться нашей рыбой. Но мыслящее сознание не соглашается с такой версией: во-первых, рыба будет натыкаться на неподвижные подводные предметы, а, во-вторых, рыбе надо будет тратить огромную энергию на постоянное различение (анализ) частот волн, излучаемых бесконечно разнообразных живых объектов. Вновь возникло противоречие. И опять разрешаем его через противоположность. Разнообразие волн заменяем на единообразие волн, т. е. приходим к разрешению противоречия: рыба сама при своём движении или даже при постоянном вынужденном слабом колебании плавников излучает волны одинаковой частоты и длины и способна их и воспринимать. Далее идёт незначительный анализ, связанный с временной продолжительностью, направлением, силой волны и т. д., и в результате рыба адекватно реагирует на окружающие раздражители. Таким образом, выведено понятие «боковая линия».

Формальная логика на службе разрешения противоречий

Казалось бы, ведомые Гегелем, мы осмыслили всеобщий принцип разрешения противоречия: противоречие разрешается через привлечение противоположности, т. е. через актуализацию того, что скрывалось в качестве предпосылки, в отрицательном качестве. В формальной логике эта операция соответствует отысканию родового понятия по отношению к тому понятию, которое отражает предмет или явление, противоречие которого нам предстоит разрешить. Например, противоречие (ДНК) дезоксирибонуклеиновой кислоты – закрытая информация» мы будем искать внутри родового понятия «нуклеиновая кислота», где обнаружим противоположное понятие «рибонуклеиновая кислота» (РНК). В РНК наследственная информация «открыта». Чтобы разрешить противоречие силы трения скольжения, выявим необходимые родо-видовые отношения между соответствующими понятиями. Ближайшее родовое понятие – сила трения движения» в отличие от «силы трения покоя». Прим.: в учебниках понятия «сила трения покоя», «сила трения качения», «сила трения скольжения» даются как видовые по отношению к родовому «сила трения». Подобная логическая ошибка требует своего исправления: поскольку в науке зафиксировано понятие «сила трения покоя», то, соответственно, должно быть выделено понятие «сила трения движения». И тогда выстраивается чёткая система понятий: родовое понятие «сила трения движения» приобретает статус ближайшего родового понятия, а понятие «сила трения» – ближайшего родового по отношению к понятиям «сила трения движения» и «сила трения покоя». Когда эта логическая ошибка исправлена, то становится понятным, что, заменив скольжение на качение, мы уменьшим силу трения.

Кроме рассмотренной выше логической ошибки подмены ближайшего рода отдалённым (условно назовём эти отношения «вертикальными»), на пути выявления родо-видовых отношений исследователю необходимо избегать распространённой противоположной логической ошибки – перехода в другой род различий (назовём такие отношения соответственно «горизонтальными»). Так, сердце – это не насос, а орган; лист – это часть побега, а не орган; диффузия – это не проникновение, а процесс. Всасывающее дыхание – это не дыхание, а механизм дыхания. Чтобы избежать подобных ошибок, необходимо осмысление соотношения категорий общего и особенного, необходимо всегда тщательно выявлять основу однородных вещей и явлений. Только в этом случае в один род не попадут не имеющие прямого родства рассматриваемые понятия.