Текст книги "Выжившая"

Глава 9

Дилан

Карандаш неторопливо выводит одну букву за другой, складывая их в слова, слова в предложения, предложения в абзацы. Грифель царапает бумагу, поскрипывая от удовольствия, жадно поглощая пустое пространство, нашептывая, повторяя за мной то, что еще никто не слышал. Он в восхищении, как и я. Идеально ровные строки, ни единой погрешности, ни одной скомканной страницы. Я останавливаюсь, когда в мое убежище грубо вторгаются. Карандаш оскорблённо скрипит, не желая мириться с вопиющей наглостью. Петли на стальной решетке издают неприятный скрежет, напоминая, что Оливер снова забыл их смазать. Хлопок двери и быстро приближающиеся шаги за спиной. Мой брат на взводе. Это радует, сглаживает раздражение от вынужденного перерыва. Нет ничего приятнее бесполезной ярости Оливера и его бесплодных потуг установить контроль.

– Включи свет, – требует он. Несвойственный его трусливой натуре смелый тон режет слух. И не только мне. Дремлющая на краю стола Шерри приподнимает мордочку с навострившимися ушками, и я успокаиваю ее, ласково дотрагиваясь пальцами до пушистой холки. Животное расслабляется и закрывает глаза, доверяя уверенности, исходящей от моей руки.

– Нет, – отвечаю, почесывая кошку за ухом.

– Я тебя не вижу, – возмущается Оливер. Это должно как-то объяснить его требование? Повернув голову, смотрю на него через плечо. Взгляд гостя направлен в угол, где Оли обычно застает меня, когда приходит. – И Шерри тоже не вышла навстречу. С ней все в порядке?

– Ты мне скажи, Оли, – я бесшумно поднимаюсь из-за стола и поворачиваюсь лицом к вглядывающемуся в темноту брату. Уловив изменения в движении воздуха, он дергает головой в мою сторону. Не сразу, но находит меня. Вибрации его злости и страха становятся сильнее.

– Шерр-рри, – негромко зовет Оливер. Услышав свое имя, предательница отзывается и мяукает, мягко спрыгивая на пол. Лениво подходит к Оливеру, снисходительно ластится об его ноги. Тот накланяется и гладит ее, словно имеет на это право, словно Шерри принадлежит ему. Словно она не выбрала меня, когда у нее еще было право выбирать.

– Ты пришел за книгой? – не выдавая своего негодования, интересуюсь равнодушно, но Шерри не обмануть. Она всегда тонко чувствует мое настроение. Ускользнув от брата, виновато вьется вокруг меня и громко мурлычет. Я несильно отпихиваю ее ногой, и она подавленно затихает, скрывшись в моем углу и свернувшись там в клубок.

– Одну написанную страницу сложно назвать книгой, – резко отзывается Оливер. – Что за игры ты ведешь, Дилан?

– Я не умею играть. Но зато теперь я знаю, что Шерил Рэмси читала рукопись первой.

– Одну страницу, Дилан! Ты так и будешь каждый день выдавать по абзацу? Мы так не договаривались.

– Тебе нужно больше?

– Да.

– Мне тоже, Оли.

– Больше? Что ты имеешь в виду? – в его голосе насторожённость. В моем – спокойствие и уверенность. Я подхожу ближе, питаясь его предсказуемыми и знакомыми до малейших оттенков эмоциями, шумно втягиваю воздух и, отступая на шаг назад, удовлетворено улыбаюсь.

– Она пахнет так же приторно-сладко, – медленно произношу я, пробуя на вкус полузабытые ароматы. – Корица и шоколад, карамель и мед. Даже когда ее кожа покрылась потом, грязью и кровью, эти запахи пробивались сквозь поры, отравляя воздух. Но со временем можно привыкнуть даже к тому, что отвратительно. И знаешь почему, Оливер? Самые отвратительные привычки вызывают в нас самую сильную зависимость. Я оставил две страницы не просто так.

– Что? – переспрашивает Оливер, не успевая за ходом моей мысли.

– Одна для тебя. Вторая для Шерри. Тебе же есть в чем признаться, правда, Оли? Если сделаешь это первым, то возможно она вспомнит то, что ты так жаждешь узнать.

– Ты издеваешься, Дилан? – раздражается Оливер. – По-моему мы договорились, что ты напишешь обо всем, что происходило в том чертовом доме до того момента, как он сгорел.

– По-моему ты пришел за книгой, Оли, – разговор пора заканчивать. Он мне надоел. Наскучил. Меня ждут более интересные дела. Я возвращаюсь к столу. – Она была первой, – вспоминаю я, взяв в руки толстый том. Пробежавшись пальцами по старинному переплету, протягиваю книгу Оливеру.

– Что… – он безуспешно пытается рассмотреть в темноте, что написано на обложке.

– Три дня. Ровно три дня у нас ушло, чтобы прочитать том от корки до корки, – я продолжаю ностальгировать, а Оливер снова злится, чувствуя себя полным идиотом.

– Черт, что это, мать твою?

– Даниэл Дэфо. «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». Коллекционное издание 1888 года.

Шерри

Я не могу уснуть, ворочаясь с боку на бок и вздрагивая от каждого шороха. Тусклое сияние от ночника разгоняет по углам полумрак, но не успокаивает тревожно колотящееся сердце. Чтобы успокоиться, нужно всего лишь выключить свет, но что-то мешает протянуть руку и дернуть за шнурок под потрескавшимся плафоном. Сложно объяснить, что именно меня пугает. Может, причина в ужасных звуках, раздающихся со всех сторон: дыхании старого дома, его скрипящем шепоте и свистящем зловещем смехе, что будят во мне похороненные страхи, напоминая о том, что хотелось бы навсегда забыть, и о том, что я не могу вспомнить.

Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, я думаю о приятном. Об Оливере Кейне и о внезапном, хрупком притяжении, возникшем между нами. Невозможным по ряду причин, но волнующим и желанным, как все запретное. Остается только фантазировать, какими были бы губы Оливера, позволь я ему проводить меня до спальни. Нежными, грубыми? Настойчивыми или острожными? Воображение ведет меня дальше, заставляя ерзать от чувственного голода. Я знаю, прочитала по глазам, что Оливер захотел бы зайти. И он не похож на парня, способного на долгие ухаживания и длительную прелюдию. С его внешностью и положением потребность в усилиях добиться понравившуюся женщину отпадает.

Я решил, что лучше иметь подружек, чем жить с ними.

Уверена их было много. Красивых, ярких, образованных, искушенных. Не таких, как я. Шерил Рэмси для Оливера Кейна – деревенская экзотика, его влечет ко мне любопытство и физическая реакция тела, не более. Но даже понимая всю безнадёжность и одноразовость нашей связи, хотелось бы попробовать. Хотя бы раз в жизни сделать что-то для себя, эгоистично и не думая о последствиях, наплевав на гордость и самолюбие. Совершить что-то сумасбродное, импульсивное, отчаянное. Руби бы меня поддержала, если бы могла…

Мне так не хватает ее наглой смелости и твердой уверенности, что любой выбранный путь верный, если его выбрала она. Руби никогда не волновало то, что думают о ней окружающие, она плевала на чужое мнение, жила ярко, с надрывом, торопясь, словно знала, как мало у нее времени. Если Руби чего-то хотела – она это получала. Если бы Руби захотела Оливера Кейна, он бы уже лежал у ее ног и ел с руки.

Свет несколько раз моргает, отвлекая меня от размышлений, и внезапно все до единой мысли выветриваются из головы. Матрас в ногах проминается, словно кто-то садится на край кровати. Вскрикнув, я подтягиваю ноги, вжимаясь спиной в изголовье, и замотавшись до ушей в одеяло, с ужасом смотрю в изножье кровати… и шумно выдыхаю, нервно смеясь над своей пугливостью.

Боже… это кошка. Всего лишь кошка. Серая с голубым отливом, крупная, холеная и вполне симпатичная кошка.

Откуда ты взялась? Дверь заперта, окно тоже. Может забежала, когда я заходила, или еще раньше, и все это время спала под кроватью. Глядя на меня медово-золотистыми глазами и мягко ступая лапками, животное бесшумно и грациозно приближается ко мне. Лоснящаяся пушистая шерстка так и манит запустить в нее пальцы, приласкать, погладить, почесать за ушком, потереться щекой о мягкую мордочку. Маленькая гостья запрыгивает мне на колени, складывает лапки пред собой и, лениво прикрыв глаза, ждет ласки и обожания.

– Ты не по адресу, киса. Я с детства ненавижу кошек.

Глава 10

Шерри

«Не всем историям суждено быть рассказанным.

Некоторые тайны лучше никогда не раскрывать, спрятать подальше от любопытных глаз, замуровать за стальными дверями и заживо похоронить в кромешной темноте. Стеречь и охранять, словно сокровище, даже если внутри драгоценного черного ларца с секретами копошатся черви.

А если этот червь – ты, то смысл вышесказанного кардинальным образом меняется, правда? Если червь ты, то единственный путь к спасению – просочиться в узкую замочную скважину. А если их три, то какую выбрать?»

– Бери ту, что уже, не промахнешься, – смеюсь себе под нос, быстро порхая пальцами по клавиатуре.

«Если червь ты, то всякий смысл теряется, ведь у червей нет мозгов, им все равно, где ползать.

Но я не червь.

Я наделен разумом и терпением.

Я знаю, что рано или поздно замки откроются. Нужен только ключ. И рука, не боящаяся повернуть его, толкнуть дверь и выпустить меня».

– Черт, ну и фигня, – тяжело выдыхаю я, откладывая в сторону первую страницу рукописи. – Ты не червь. Ты больной на всю голову, – зевнув, перехожу к следующей. Но этот раз пустых страниц не наблюдается, хотя… не уверена, что меня этот факт сильно радует. Несмотря на скептическое отношение к опусу неизвестного автора, меня не покидает скребущее ощущение в области затылка и свинцовое напряжение в мышцах спины. Неприятные симптомы усиливаются, стоит только приступить к работе над рукописью, каждое новое слово дается сложнее предыдущего.

«Ее постепенно покидали силы, а вместе с ними и надежда. Она все больше спала, ничтожно мало ела и не реагировала на мое чтение. Я мог повторять по десять раз один и тот же абзац, она не замечала, потеряв интерес к происходящему вокруг. Взгляд, устремленный в темноту, искусанные в кровь бледные губы. Она угасала, и я понимал, что еще несколько дней, и мне некому будет читать.

– Тебе бывает страшно? – как-то спросила она после многочасового молчания. Я закрыл книгу и с любопытством посмотрел на нее.

– Нет, но знаю, что такое страх. Я много раз видел его на лицах других.

– Ты помнишь? Лица тех, что ушли?

– Они не ушли, – поправляю я.

– Я знаю, что никто не ушел отсюда сам! – закричала, вскакивая на ноги и с бессильной злостью сжимая кулачки. – И никто никогда не уйдет. Я сгнию здесь так же, как все остальные.

– Ты уйдешь, – спокойно произнес я.

Не поверила, хрипло рассмеялась и измученно осела у моих ног. Хриплый протяжный стон разорвал тишину, заставив хрупкие плечи задрожать, а тонкие пальцы вцепиться в посеревшие волосы.

– Она умирает, – раскачиваясь из стороны в сторону, прошептала так тихо, что пришлось читать по губам.

– На чем мы остановились? – я снова открыл книгу».

– Что за черт…, – бросаю страницу в сторону и несколько мучительных секунд смотрю на аккуратно выведенные строчки, пока те не начинают расплываться. Даю себе минуту, чтобы привести мысли в порядок, успокоиться и продолжить.

«Она кротко кивнула и умолкла, обхватив мои колени обеими руками. Для нее вошло это в привычку – сидеть вот так, у моих ног, словно послушное животное, цепляясь за меня, как за единственный источник своего существования. Я знал, что ее преданность и симпатия не бескорыстны, имеют цену и определенную цель.

«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его.» Если речь о мифическом аде, то чтобы выбраться из него, дружить придется с самим Дьяволом.

Она не побоялась, уяснила правила, сделала свой выбор и выжила.

Я не осуждал ее ни минуты.

Я сожалел, что не смогу уйти с ней. И со временем придумал, как смогу заставить ее вернуться и выпустить меня, когда мы оба будем готовы.

Я продолжил читать, опираясь спиной на стену. Ровным голосом, без смены интонацией. Глава за главой, в пустоту. Минуты, переходящие в часы, ночь, сменяющаяся ночью.

Я злился. Она не слушала меня и совсем скоро перестанет видеть.

Я с громким хлопком закрыл книгу. Резкий звук рикошетом отлетел от стен. Она вздрогнула и, запрокинув голову, посмотрела на меня. Ее глаза были такими же черными, как густая мгла вокруг нас.

Эта тьма сделала ее особенной для меня. Эта тьма объединила нас в нечто цельное, в нечто невозможное и опасное для мира вне этих стен.

– Ты уверена, что хочешь уйти?

Слишком слабая, чтобы говорить, она дернула головой.

– Одного желания недостаточно, – склонив голову, я наблюдал, как оживает ее лицо и учащается дыхание. – Ты должна быть готова. Скажи мне. Скажи сейчас, что справишься и сделаешь все, что потребуется, чтобы уйти отсюда.

– Да, я сделаю. Прошу… помоги мне.

– Мне нужно что-то взамен. Ты согласна?

– У меня ничего нет.

– Ты вернешься, когда я позову. Да или нет?

– Да, – она ответила быстро, не подумав, не подозревая, насколько серьезный вопрос стоял перед ней. Но в действительности… в действительности никто из нас ничего не решал. Присев на корточки, я осторожно погладил ее по спутанным тусклым волосам. Скоро они снова будут светиться, как серебряный снег, которого я никогда не видел.

– Закрой глаза, – шёпотом попросил я, накрывая ладонью сухие губы.

– Не смотри, – она послушно опустила ресницы.

– Беги!

Фухх. Я жадно выдыхаю, осознав, что практически не дышала несколько минут. Вот это накрыло кого-то. Такое здоровой головой не придумаешь. Страница заканчивается, и я с нетерпением хватаю следующую, но там меня ждет то, что я уже читала. Но это только на первый взгляд.

«Принято считать, что ад – это место, из которого не возвращаются, билет в один конец, последний выписанный жизнью счет за все, что мы успели наворотить. А если речь идет не о мифическом, а о реальном аде? Здесь, на земле, рядом с нами.

Возможно ли вернуться, выжить?

Да, но иногда выжить недостаточно, чтобы покинуть ад. Он преследует нас, прорастает внутри, овладевает. Иногда мы сами забираем его с собой…

Иногда, чтобы исцелиться, необходимо вернуться назад, в мгновение, когда мы потеряли надежду или обрели что-то большее…

Ты вернешься, когда я позову.

Ты обещала.

Время пришло.

Открой глаза.

Прямо сейчас.»

Пальцы замирают на клавиатуре, кожа на руках покрывается мурашками.

«Что ты видишь?

Не забывай дышать. Глубже. Почувствуй, как легкие наполняет кислород, просачивается в вены.

Сосредоточься. Считай про себя.

Раз, два, три…»

Словно в трансе я делаю глубокий вдох. На счёте четыре выдыхаю.

«Смотри и ты увидишь. Ты можешь. Ты готова.

Не бойся.

Я всегда рядом.

Я за твоей спиной.

Оглянись.»

Вот это жесть… Волосы на затылке встают дыбом, свинцовая тяжесть опускается на плечи, но я нахожу в себе силы пересилить страх и оборачиваюсь.

«Ничего?

А знаешь почему?»

Как в бреду я отрицательно качаю головой, осознавая степень нереальности происходящего.

«Ты все еще во тьме.»

Кончики пальцев жжет, словно бумага, которую я только что держала, оказалась пропитанной ядом.

– Что за черт! – повторяю, вставая со стула, пячусь назад, задыхаясь и щурясь от дикой головной боли. Лопатки вжимаются в книжные полки. Вздрогнув, я плотно закрываю веки и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, упираюсь лбом в корешки книг, медленно считаю от одного до десяти, восстанавливая дыхание и массируя пульсирующие виски.

Все в порядке, уговариваю саму себя. Это всего лишь слова, чей-то вымысел, плод воображения, не имеющий ко мне никакого отношения. Через пару минут самовнушения становится чуть легче, боль отступает. Открыв глаза, я делаю глубокий вдох и натыкаюсь взглядом на книгу, которой еще вчера здесь не было. Первый том о приключениях Робинзона Крузо. Повинуясь порыву, достаю коллекционный старинный экземпляр Дефо и аккуратно раскрываю его. Страницы приятно шелестят, взгляд цепляется за подчеркнутую карандашом строчку:

«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его»

Что за чертовщина? Книга вываливается из ослабевших рук и с грохотом падает на пол. И в этот момент я меньше всего думаю о ее исторической ценности. Страх сильнее любых теорий. Я не анализирую, не ищу логичных объяснений. Я не понимаю, что происходит, почему со мной, почему именно сейчас. Мысли мечутся в хаотическом беспорядке, обгоняя друг друга, боль возвращается в троекратном объёме, концентрируясь в области затылка. Мне трудно дышать, и каждый глоток кислорода отвоевываю с боем. Ужас запускает механизм движения, толкает меня вперед, и я выскакиваю из кабинета, преследуя одну единственную цель – бежать. Бежать как можно дальше и как можно быстрее.

Подгоняемая паникой, я забываю набросить пальто и вылетаю из дома в одном тонком бежевом офисном платье, сбегаю по ступенькам крыльца в сад, а дальше по дорожке к разводным воротам. Всего триста метров, и я свободна… Каблуки стучат по тротуарной плитке, горло горит, в ушах гул.

Я оглушена необъяснимым ужасом, чувствую его ледяное дыхание в своих волосах… Бегу еще быстрее. Еще…и на полном ходу врезаюсь в компанию четырех горничных, одетых в одинаковую униформу. Девушки ловят меня, не позволяя упасть. Что-то лепечут на своем языке, обступив со всех сторон. Я понимаю только: Мисс и окей. Больше ничего. Оливер не соврал. Прислуга не говорит по-английски.

Появление горничных немного успокаивает, паника уступает здравому смыслу. Я растерянно разглядываю похожих друг на друга, как родные сестры, миниатюрных азиаток, пока они с не меньшим интересом и с добродушными улыбками рассматривают меня. Сообразив, что я немного не в себе, девушки жестами предлагают пойти с ними, и я соглашаюсь, потому что не могу сейчас отказаться от человеческого общества.

Через пять минут я уже пью горячий чай со странным, но приятным, немного пряным вкусом, с любопытством рассматриваю небольшую опрятную кухню и вполуха слушаю оживленную болтовню горничных. Растягиваю время как могу, но вторая кружка чая заканчивается, горничные начинают собираться домой, поглядывая на меня с беспокойством.

Вежливо поблагодарив и попрощавшись с новыми знакомыми, я снова выхожу в сад и неторопливо бреду по дорожке к дому. Полчаса назад, выскочив из зловещей обители в шоковом состоянии, я не обратила внимания, что день сегодня на удивление теплый и солнечный. Голубе небо, высокое и чистое, опускающееся к горизонту раскалённое солнце, просачивающееся золотистой паутинкой сквозь все еще густые кроны яблонь, роняющих время от времени свои сочные созревшие плоды мне под ноги. Подняв голову, подставляю лицо под согревающие солнечные лучи, на секунду позволяя себе заглушить жужжащие мысли и послушать умиротворяющее пение птиц и треск цикад.

Когда я увидела «Kanehousgarden» в первый раз, у меня проскользнула мысль, что мне хотелось бы увидеть это место весной, когда все цветет и оживает. Возможно, случись мне приехать сюда в такое время, все сложилось бы иначе, и сам дом, и его территория не внушали бы мне такого ужаса и опасения. Отчасти мое желание сбылось – среди дождливой осени на несколько часов вернулось лето, и внутренний двор засверкал совсем другими красками.

Я обхватываю себя руками, продвигаясь вперед маленькими шажочками. Под ногами шелестит листва, сухая, словно ночью не было проливного дождя, багряная и золотая, хотя вчера казалась пожухшей и грязной.

Приступ паники полностью рассеивается, оставляя смутное ощущение тревоги, но адреналин в крови по-прежнему зашкаливает, эмоции бушуют, вызывая подозрение, что иллюзия безопасности мимолетна…

Я набираю номер Гвендолен, прежде чем успеваю подумать, что собираюсь сказать ей. Поставить в известность, что разрываю наш договор и возвращаюсь домой? Почему? Из-за какой-то чертовой рукописи и ряда жутковатых совпадений? Как объяснить ей причину? А аванс? Он уже потрачен, а отработаны только два дня. Неполных два дня. А кажется, что прошли недели.

– Шерил, я слушаю, – официально отвечает Гвендолен Кейн. Я теряюсь, не в силах подобрать вразумительной причины, по которой беспокою шеф-редактора в разгар рабочего дня. – У тебя что-то срочное? – нетерпеливо спрашивает она.

– Я… я хотела сказать, что приступила к работе над рукописью, – сбивчиво говорю я. – Еще вчера…

– Замечательно, я проверю файл, когда вернусь из рабочей поездки.

– Да, я… просто думала, что Оливер отправил вам готовый текст. Там совсем немного…

– Завтра я приеду и внимательно изучу весь отработанный материал, одобренный Оливером. У тебя все?

– Да, – выдохнула упавшим голосом. В трубке раздались короткие гудки. Она просто сбросила вызов. Высокомерная стерва.

Завтра… Я поговорю с Гвен. Извинюсь и объясню, что не могу продолжать работу над рукописью по личным причинам. Она вряд ли поймет, но держать точно не станет. Найти мне замену не составит большого труда…

В саду вдруг резко начинает темнеть, и летнее тепло вновь сменяется осенней прохладой. Пение птиц и стрекот насекомых затихает, по верхушкам деревьев разгоняется ветер, густо посыпая землю опадающей листвой. Зябко поёжившись, с тревогой оглядываюсь на огромный старый дом. Предзакатное солнце бросает на отштукатуренные стены ржавые блики, пылая дьявольским огнем в глубине тёмных окон. У меня ноет сердце от тяжелого предчувствия. Я непроизвольно отступаю назад. В спину бьет резкий порыв ветра, срывает заколку с головы, небрежно раскидывает волосы по плечам, со свистом проходит по саду, собирая с земли истлевшую листву, кружит в грязном хороводе, поднимается на крыльцо и швыряет на ступени, с грохотом распахивает входную дверь…и исчезает в черном зеве проема, похожим на огромную оскалившуюся чудовищную пасть.

Немой крик стынет в горле, и от обморока меня спасает механический скрежет открывающихся ворот. Развернувшись, я бегу навстречу въезжающему на территорию автомобилю. Боже, я готова плакать от облегчения. Тонированный чёрный Мерседес останавливается, не доехав до парковки нескольких метров.

Из глянцево-чёрного автомобиля появляется не менее глянцевый Оливер Кейн в черном деловом костюме и с блестящей улыбкой. Удивительно, как точно иногда неодушевленные предметы отражают характер своих владельцев. Подчеркивая, дополняя, а порой и рассказывая больше, чем нужно. Я замедляю шаг, застигнутая врасплох этой мыслью. Сердце снова пускается в галоп, и, застыв в нерешительности, я во все глаза смотрю на улыбающегося элегантного мужчину, твердой походкой приближающегося ко мне. Он красив, я отметила это в самую первую нашу встречу, но мое отношение к людям никогда не строилось на основании внешних данных. Я помню, какой испытала ужас, едва не потеряв сознание в лифте. Может быть, мне стоило прислушаться к первому впечатлению? И почему сейчас спустя всего пару суток Оливер Кейн кажется мне безупречным и стильным, как его шикарное авто и … замкнутым, холодным, одиноким, как его чудовищный дом.

– Шерил? – в его красивом лице, открытой улыбке, сдержанных жестах, спокойном низком голосе нет ничего, что должно внушать опасение, но я остро чувствую фальшь и наигранность. Всем известна сказка о заколдованном проклятом принце, обращенном в огромного страшного зверя. А может ли быть наоборот? Страшный Зверь, притворяющийся принцем?

– Ты в порядке? – он подходит ближе, с беспокойством вглядываясь в мое лицо. Бардовые отблески заходящего солнца отражаются в глубине его темных зрачков, заполняя густую синеву радужки огненными всполохами. Там… позади так же пристально изучает меня жуткий «Kanehousgarden».

– Эй, да что с тобой такое? – его ладони опускаются на мои плечи, мягко сжимая. – Ты вся дрожишь, – с тревогой замечает Оливер. – Ты замерзла? Тебя кто-то обидел? Что случилось? – вопросы летят в меня один за другим, а сформулировать ни одного вразумительного ответа не получается. Я чувствую себя разбитой, измученной, потерявшейся в лабиринте маленькой девочкой, не имеющей понятия, кто она, куда направляется и откуда пришла.

– Я … Мне немного не по себе… – сбивчиво бормочу я.

– Ты испугалась? – его изучающий взгляд задерживается на моих дрожащих губах, пока умелые пальцы успокаивающе массируют закоченевшие плечи. – Меня? Я такой страшный? – Оливер тихо смеется, привлекая меня ближе, обнимая одной рукой. Это не любовное объятие, скорее дружеское. Призванное успокоить, утешить. Но мне все равно становится жарко от тесного контакта наших тел, от пряно-цитрусовых ноток его парфюма и хрипловатого смеха. Жарко и жутко одновременно, потому что внезапно вся цепочка пугающих совпадений и странных событий складывается в единственную логическую версию. Настолько очевидную, что я чувствую себя одураченной и глупой девчонкой, угодившей в капкан собственных страхов.

– Мне тоже частенько бывает жутко по вечерам. Большой старый особняк со своей историей, ночные шорохи, скрип половиц, сквозняки и захлопывающиеся двери, – он понимающе улыбается. – Но уверяю тебя, за все время, что я прожил здесь, ни одно приведение не осмелилось показаться мне на глаза. А если тебе повезёт больше, то обязательно сделай фото, и мы заработаем миллионы на туристах. Я обещаю хороший процент, – Оливер заговорчески подмигивает мне. – По рукам?

– Только с одним условием. Ты покажешь мне, что прячешь на чердаке, – натянуто улыбаюсь я. Он заметно бледнеет, меняясь в лице. – Или объяснишь, какого черта вам на самом деле нужно от меня.

Оливер

– Кто придумал притащить меня сюда и устроить этот гребаный квест с промывкой мозгов? – закипающий гнев в срывающемся голосе, пылающие щеки, сжатые кулаки, готовые в любой момент обрушиться на меня. Контраст от трепещущей испуганной девчонки с затравленным взглядом к разъярённой фурии с горящими злостью глазами оказался слишком огромен, чтобы я успел мгновенно перестроиться.

– Язык проглотил? Или придумываешь очередную дозу вранья? С твоим нездоровым воображением… – Шерил прерывается, окидывая меня насмешливым взглядом. Уверен, что она имеет в виду рукопись и её автора. Думает, придурок с карандашом – я. Это ожидаемо, и бурной реакции девушки существует одно единственное объяснение: Дилан написал то, что напугало Шерил Рэмси до трясучки. Но прежде, чем снова сорваться и наговорить лишнего, я должен мысленно и морально собраться. Сейчас любая, самая минимальная незначительная ошибка способна полностью разрушить первоначальный план, уничтожить единственный шанс докопаться до истины.

– Шерил, тебе нужно успокоиться, – выдавливаю из себя сдержанную улыбку. – Я не улавливаю суть твоих обвинений.

– Ты или Гвендолен? – вежливый тон только раззадоривает девушку, подливает топлива в котел ярости. Она больше не спрашивает, а требует объяснений. Немедленных. Логически правильных. Честных.

У меня таких нет.

Пока нет.

– Она действительно твоя сестра?

Что? Я удивленно смотрю в полные недоверия и презрения глаза Шерил и предпринимаю новую попытку призвать ее к конструктивному диалогу.

– Гвен? Да, разумеется. Кем она еще может мне быть? Я не понимаю, что ты подразумеваешь под квэстом с промывкой мозгов, – уточняю максимально спокойным тоном и удовлетворенно улыбаюсь про себя, заметив крупицы сомнения, мелькнувшие на лице девушки.

– Сейчас поймешь, – она вызывающе вздергивает подбородок. – Обязательно поймешь. Пошли. – схватив меня за запястье, с силой тянет за собой в сторону дома. Шерил спешит, передвигается быстро, почти бегом, запинаясь от волнения и задыхаясь от переполняющих эмоций. Воздержавшись от комментариев, я послушно следую за ней. Спорить нецелесообразно и чревато новой вспышкой нервной истерии. Шерил слишком взвинчена, чтобы адекватно воспринимать мои слова. Я могу сказать что угодно – в процентном соотношении реакция последует примерно одинаковая.

Миновав просторный холл и лестницу, мы оказываемся в библиотеке. Шерил заходит после меня и жестом указывает на островок современности среди полок с многовековым старьем. Пожав плечами, я снимаю пальто и покорно опускаюсь в кожаное офисное кресло, всем видом транслируя, что абсолютно открыт к сотрудничеству и обсуждению любого вопроса. «Все решаемо», говорит моя уверенная расслабленная поза. «Пошел ты», вопит ее недоверчивый взгляд.

– Читай, – вслух приказывает Шерил, на что я выразительно выгибаю бровь, с трудом удерживаясь от напоминания, кто из нас находится в подчинённом положении, а кто диктует условия и платит…

– Как скажешь, – согласно киваю и, двинув компьютерной мышью, вывожу дисплей компьютера из спящего режима, намереваясь открыть текстовый файл на том моменте, где остановился вчера.

– Нет, читай рукопись, – Шерил приближается к столу и буквально швыряет в меня исписанными страницами. Стиснув зубы, я молчу, но запасы терпения на исходе, выдержка трещит по швам. Встретив мой жесткий взгляд, девушка замечает мелькнувшую в нем угрозу, запоздало осознавая, что перешла границы допустимого.

– Я не закончила, – нервно облизав обветренные губы, невнятно объясняет Шерил. – Прости, это было грубо, – последнее сказано через силу.

– Забыли, – сдержанно киваю, принимая ее вымученные извинения.

Девушка занимает выжидающую позицию у одного из стеллажей с книгами, но сегодня её интересуют вовсе не антикварные издания и редкие коллекционные собрания, а исключительно моя отнюдь не доисторическая персона. Нахмурившись, я приступаю к чтению. Шерил не произносит ни слова, не производит ни малейших отвлекающих движений и, кажется, даже не дышит, но мне все равно сложно сконцентрироваться на содержании рукописного текста под ее сверлящим изучающим взглядом. Некоторые строки приходится перечитывать несколько раз, чтобы уловить их зашифрованный смысл. Когда обстоятельства требуют, я могу быть очень упрямым. Только здесь все усилия бессмысленны и напрасны.

Очередная пустышка. Добравшись до последних слов послания Дилана, едва сдерживаю клокочущие внутри разочарование и злость. Шерил абсолютно права в своей ярости и негодовании. Этот сукин сын действительно решил устроить квест с промывкой мозгов. Причем нам всем, а не только Шерри.

Я должен был догадаться, что Дилан не намерен расставаться со своими секретами. Он будет вести свою игру, выжмет нас досуха, наслаждаясь каждой секундой своего триумфа. Выцарапывать правду из него придется по крупицам, собирая словно пазл… Безумный и бессмысленный пазл.

– А теперь прочти вот это, – Шерил обрывает не до конца оформившуюся мысль, положив передо мной раскрытую книгу. Я узнаю переплет и мелькнувшую обложку мгновенно. На странице выделены полторы строки. Тоже знакомые. Дилан цитировал их в своей проклятой рукописи. Дважды.

«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его».

Я резко вскидываю голову и смотрю в бледное лицо, на котором требовательно горят чернично-черные глаза. Она ждет моей реакции, объяснений, а может и оправданий. Но у меня их нет, я растерян не меньше, чем Шерил Рэмси. Очевидно одно: Дилан играет по известным ему одному правилам, а мы, сами того не подозревая, подыгрываем.

– Кто автор рукописи? – Шерил повторяет вопрос, на который я уже отвечал.