Текст книги "Выжившая"

– Давай успокоимся, сделаем паузу и поговорим обо всем завтра, когда вернется Гвен, – пробую выбить себе небольшую отсрочку и по скептическому взгляду, прикованному к моему лицу, догадываюсь о тщетности своих попыток.

– Значит, это все-таки её идея? – скрестив руки на груди, девушка вызывающе смотрит на меня.

– Идея? – с недоумением переспрашиваю я. Если мотивы Дилана мне отчасти понятны, то мысли и выстроенные выводы Шерил Рэмси являются огромной загадкой. И не только для меня, но и для нее самой.

– Вам нужна статья, – уверенно заявляет Шерил, заставив меня озадаченно нахмуриться. – Хотите получить то, чего не удалось еще никому из бульварных писак, годами штурмовавших нашу семью.

– Статью? – снова повторяю я, не улавливая логики озвученного обвинения.

– Балтиморский убийца. Уолтер Хадсон. Недавно в одном из изданий Пульс-Холдинга вышла статья, где упоминалась единственная выжившая жертва маньяка. Девочка, чью сестру убили у нее на глазах. От шока она потеряла память. И это лучшее, что могло случиться после двухмесячного кошмара, в котором ей довелось побывать.

– Какое это имеет отношение…

– У моей матери случился срыв из-за этой чертовой статьи, а я оказалась здесь, – обвиняющий голос дрожит от прорывающейся ярости.

– Шерил…

– Я – эта девочка, Оливер, – воинственно заявляет девушка. – Не надо притворяться, что удивлен. Ты знал. С самого начала знал, кто я. Вам нужно сенсация, да? Решили нажиться на чужой трагедии?

– Ты все неверно истолковала, – провальная попытка отрицать очевидное вызывает у Шерил нервный смех.

– Не выйдет. Вы зря потратили свое драгоценное время. Я не скажу ни слова. А еще подам на вас обоих иск. И выиграю его.

– Не будет никакого иска, Шерри, – уверенно возражаю, вставая из-за стола. Она не отступает, выдерживая мой подавляющий взгляд, неосмотрительно позволяя расстоянию между нами сократиться до минимума. Ваниль и мед. Корица и шоколад. Я вдыхаю аромат, описанный Диланом как отвратительно-приторный, и испытываю абсолютно противоположные ощущения. Шерил меняется в лице, растерянно моргая, и резко пятится назад, пока не врезается в преграду.

– Откуда такая уверенность? – вздернув узкий подбородок, она упирается ладонями в край стола, пытаясь выглядеть смелой. Ее выдает предательская дрожь, стоит мне снова приблизиться вплотную.

– Тебе самой интересно, чем все это закончится, – заявляю я, уничтожая все пути к отступлению. Подняв руку, осторожно дотрагиваюсь до женской щеки. Кожа теплая, нежная, бархатистая, как у ребенка. Я неторопливо веду пальцами вдоль заострившихся скул, наслаждаюсь ощущением и неожиданной покорностью застигнутой врасплох девушки. – Может быть, в итоге каждый из нас получит то, в чем нуждается больше всего, – большой палец замирает в опасной близости от ее губ. Гул пульсирующей в висках крови заглушает голос разума. Невозможно и дальше отрицать очевидное: Шерил Рэмси обладает необъяснимым влиянием не только на моего безумного брата. Даже если это всего лишь эгоистическое желание владеть тем, что Дилан считает своим, мне все равно хочется попробовать. Знаю, что могу отравиться, знаю, что рискую не только собой. Знаю, что после она возненавидит нас обоих. После, а не сейчас. Моя ладонь соскальзывает на тонкую шею, поглаживая пульсирующую ямочку на горле. Склонив голову, я почти касаюсь приоткрывшихся в возмущенном возгласе губ. Изумление в распахнутых глазах трансформируется в нечитаемое ледяное выражение.

– Я остро нуждаюсь в компенсации за моральный ущерб и нарушение личных границ, – яростно шипит Шерил, достаточно болезненно угодив коленом мне прямо в пах. – Могу добавить в список сексуальные домогательства.

– Нет, Шерил, это не то, что ты подумала, – согнувшись, сдавленно бормочу я и успеваю схватить за запястье, когда девушка собирается улизнуть, оставив меня наедине с растоптанным мужским достоинством.

– Отвали, или я вызову полицию прямо сейчас, – рявкает Шерил, отчаянно вырываясь.

– Подожди, давай договоримся, – миролюбиво прошу я, без особого труда удерживая хрупкую девушку. Шерил заносит свободную руку, и мое внимание слишком поздно привлекает зажатый в ее кулаке карандаш. Удар молниеносный, точный. Заостренный грифель легко рассекает кожу на кисти и впивается в плоть.

– Черт, Шерил, – хрипло рычу я, отпуская ее. Побледнев, девушка испуганно пятится назад, с ужасом наблюдая, как густые капли крови алыми ручьями стекают на пол. Горячая тупая боль обжигает поврежденную кисть и стремительно распространяется выше, захватывая всю конечность.

– Ты всегда такая дикая? Или только со мной? – вопрос пролетает мимо находящейся в полуобморочном состоянии девушки. Ни малейшей реакции. Только множащийся ужас в застывшем взгляде, сосредоточенном на торчащем из раны карандаше. Вспотев от боли, я вытаскиваю его резким движением и отбрасываю в сторону, зажимая здоровой ладонью вспоротую, и тщетно пытаясь остановить обильное кровотечение.

Голова плывет, алые ручьи превращаются в реки, образуя багровые озерца, медленно подбирающиеся к сброшенным во время потасовки листам рукописи. Шерил внезапно пробуждается от своей летаргии. В глазах появляется осознанное выражение. Решительно приблизившись, девушка отодвигает ногой страницы от расширяющейся лужи крови. Наклонившись, поднимает запачканные листы и несколько секунд завороженно смотрит на проступившие на бумаге темные пятна. А потом наконец-то вспоминает, что кто-то в этом помещении нуждается в неотложной помощи.

– Садись, – сиплым, но твёрдым голосом требует виновница моих страданий. – Покажи. – без особой нежности толкнув меня в кресло, заставляет вытянуть руку. Наклонившись, она задумчиво осматривает рану, нервно покусывая губы. – Есть чем промыть и перевязать? – я неопределённо передергиваю плечами, проваливаясь в мерцающие красивые глаза. Головокружение усиливается, но не вызывает тревоги. Мне удивительно комфортно, тепло, спокойно.

– Не спать, – хлопнув в ладоши прямо перед моим носом, громко приказывает Шерил. Я улыбаюсь, как полный идиот, разлепляя отяжелевшие веки. Она раздражено хмурится и, опустившись на колени, поочередно заглядывает в ящики стола. Из нижнего с триумфальным возгласом извлекает неполную бутылку коньяка.

– В одиночестве пьют только алкоголики, – комментирует Шерил свою находку, торопливо откупоривая крышку.

– Это не мое, – вяло возмущаюсь я.

– Все так говорят, – ухмыляется она, возвращаясь ко мне и обильно поливая рану алкоголем. Пока я шиплю от дикой боли, Шерил беззастенчиво проверяет мои карманы. Начинает с пиджака, заканчивает брюками. Она все еще на коленях. Забавно, но чертовски больно, чтобы прочувствовать момент.

– Для компенсации в моем бумажнике маловато наличных, – бормочу я, обессиленно откидываясь на спинку кресла.

– Если не заткнешься, заставляю тебя сожрать все до единой купюры, – сдержанно угрожает мисс Рэмси и снова победоносно улыбается, демонстрируя обнаруженный в правом кармане брюк белый платок. Пока она ловко перевязывает мою рану, я тянусь здоровой рукой за оставленной на краю стола бутылкой и делаю несколько жадных глотков.

– А говорил, что не твое, – осуждающе фыркает Шерил.

– В горле пересохло, – сглотнув, оправдываюсь я. – Ты слишком усердно проверяла мои карманы. А коньяк действительно не мой. Боюсь представить, сколько ему лет. Хочешь? – предлагаю оторопевшей девушке. – Тебе тоже не помешает расслабиться.

– Мне не помешает свалить отсюда как можно скорее, – она намеренно туго завязывает концы импровизированного бинта.

– Смотрю, ты кайфуешь от чужой боли, – проговариваю сквозь зубы. – Знаешь, как это называется?

– Справедливость, – кивает Шерил, продолжая удерживать мою ладонь в своих.

– Справедливость? – озадаченно выгибаю бровь, улыбка выходит кривой, но искренней.

– Разве вы с сестрой не кайфанули, ковыряясь в моем прошлом? – Шерил поднимается со своих коленей, придерживаясь за мои. – Или решили, что раз я ничего не помню, то мне не больно?

– Нет. Этого даже в мыслях не было, – возражаю я, обхватывая функционирующей рукой тонкую талию девушки, и резко тяну на себя. Потеряв равновесие, Шерил совершенно неграциозно плюхается сверху, приготовившись шипеть, царапаться и драться. – Я не хотел навредить тебе, Шерри. Ни я, ни Гвен, – говорю я, на доли секунды опережая ее бурную реакцию. Что-то в моем голосе и его интонациях заставляет девушку прислушаться, присмотреться ко мне внимательнее. – Мне искренне жаль, что статья, выпущенная Пульс-Холдингом, пошатнула душевное равновесие твоей матери.

– Что тебе нужно? – вопрос зависает в воздухе. Что мне нужно? Так просто и одновременно сложно. Подняв перевязанную ладонь, я прикасаюсь к светлым волосам Шерил Рэмси, зачарованный чёрной манящей глубиной ее глаз напротив. – Скажи. Это простой вопрос.

Она не уступит, пока не получит ответ. Ей необходимо объяснение, максимально доступное и правдоподобное. Но его нет. У меня – нет. Единственный, кто способен ответить на все озвученные и непроизнесенные вопросы, прячет разгадку в стерильных стенах, в кромешной темноте.

Я тяжело выдыхаю и, опустив голову, прижимаюсь лбом к ее макушке. Она вздрагивает от неожиданности, но не отстраняется. Вкусный манящий аромат проникает в ноздри, перекрывая металлический грубый запах крови. Шоколад и корица, ваниль и мед. Сладкий дурман возвращается, кружит голову, бежит по венам. Мягкое тепло сменяется опаляющим жаром. Я сильнее сжимаю ее талию, привлекая ближе. Ее ладони слабо упираются в мою грудь, острые коготки слегка задевают кожу сквозь плотную ткань рубашки.

– Мне не нужны скандальные откровения и подробности, Шерри, – глухо начинаю я, накрывая ее трепещущие пальцы своими. Она неподвижно замирает в ожидании продолжения. – Только правда.

– Я ничего не знаю и не помню, Оливер, – шепотом признается Шерил. Ни тоски, ни боли, ни сожаления. Смирение, констатация. Страх и страдания вызывают вовсе не отсутствующие воспоминания. – Это единственная правда. Другой нет. – подняв голову, я встречаю ее прямой бездонный взгляд и слышу то, что остается не высказанным, витает черным призраком между слов. Она боится вспоминать. – Почему тебя так интересует история пятнадцатилетней давности?

– Это мы обсудим завтра, – качнув головой, отвечаю я, разрывая зрительный контакт. Поврежденную ладонь простреливает резкая боль. Просочившаяся сквозь платок кровь обильно окрашивает алым пальцы. Мои и её. – Мы обо всем поговорим, когда вернется Гвендолен.

– Тебе нужно в больницу, – тихо отзывается Шерри, осторожно высвобождая руки. – В рану могла попасть инфекция, – инстинктивно стирает попавшие на тыльную сторону ладони капли крови. Я слышу, как она нервно сглатывает, немигающим взглядом уставившись на размазанное пятно на своей бледной коже, и трет сильнее.

В голове всплывают слова Дилана, произнесенные не так давно: «Она гладила мои пальцы, те самые, которыми я после оттирал со стен и пола кровь последней жертвы». Это правда? Или очередной вымысел психопата?

Она целовала мои пальцы, Оли.

Я едва мог выносить ее, но она была единственной, кто никогда не считал меня психом.

Она целовала мои пальцы….

На что мы готовы, чтобы выжить?

Если речь о мифическом аде, то чтобы выбраться из него, дружить придется с самим Дьяволом.

– Шерри, – я произношу ее имя, всматриваясь в собственное отражение в расширившихся чёрных зрачках. Могла бы она увидеть разницу между мной и Диланом?

Что заставило девушку забыть его, и почему он так одержимо хочет, чтобы Шерил вспомнила?

Что произошло в этом чертовом доме? Мой мозг взрывается каждый раз, стоит подумать, что близок к истине, но у меня по-прежнему нет ничего, кроме сухих фактов из криминальных архивов.

Захваченный хаосом мыслей, я делаю то, что повергает в шок нас обоих. Провожу окровавленными пальцами по ее губам, повторяя их чувственный красивый контур, оставляя ярко-алые следы. Как помада, мелькает в голове безумное сравнение, и Шерил делает то, что повергает в шок только меня. Приоткрыв губы, она медленно облизывает их. Я задерживаю дыхание, не в силах оторвать взгляд от красного кончика ее языка, скользнувшего по моему указательному пальцу. В ушах раздается звон, подозрительно напоминающий дикий безудержный сумасшедший хохот. Опомнившись, я резко одергиваю руку, и несколько бесконечных минут мы ошарашено смотрим друг на друга, пытаясь осознать, какого хрена с нами происходит.

Она целовала мои пальцы…

Дилан не солгал. Она действительно делала это.

Прямо сейчас… Она целовала его пальцы. Не мои.

Эта мысль зарождает в груди животное, злое чувство. Жесткое и слепое, основанное на собственнических инстинктах. Знакомое и позабытое…

Я чувствую себя преданным.

– Оливер? – в ее голосе слышится испуг. Он же дрожит в глубине распахнутых глаз. Шерил соскальзывает с моих коленей и растерянно замирает напротив. – Не понимаю, что на меня нашло, – смущенно бормочет она, вытирая губы.

– Ты перенервничала. Тебе нужно отдохнуть и хорошенько выспаться. – я встаю из кресла. – Пошли, провожу тебя в комнату, – не дождавшись ответа, беру оцепеневшую, но не сопротивляющуюся Шерил под руку и вывожу из библиотеки. В прошлый раз она меня культурно послала. Черт, неужели это было только вчера? Почему у меня ощущение, что законы времени с недавних пор перестали существовать, или мы с Шерил угодили во временную ловушку, либо портал, о которых так любят писать фантасты.

Сегодня Шерри не так решительна, как накануне. Она подавленно молчит и едва поспевает за моим стремительным шагом. Я редко бываю в нежилой половине дома, но спальню для гостьи выбирал сам, хотя Гвен изначально хотела разместить Шерил вместе с прислугой. Мне стоило прислушаться. Действительно стоило. Сестра часто предлагает разумные решения и редко ошибается. Она – единственная, кто по-настоящему любит меня.

– Мы пришли, спасибо, – Шерри останавливается у самой последней двери в конце темного коридора. Тусклое освещение зрительно сужает пространство. Стены давят, как и близость девушки, наблюдающей за мной напряженным задумчивым взглядом. Хочется верить, что она размышляет о том же. Договаривается со своей девичьей скромностью, перебирая в голове все многочисленные доводы «против» и только одно объективное «за». Она ищет компромисс или все уже решила?

– Я могу войти? – привалившись плечом к стене, откровенно и недвусмысленно смотрю в темные глаза. Прямой вопрос, требующий прямого ответа. Никакого подтекста, все на поверхности. – Я хочу помочь тебе уснуть, Шерил, – поясняю для самых наивных и невинных. С Шерил Рэмси нельзя быть ни в чем уверенным. Черт ее знает, может, она до сих пор девственница, что, конечно, маловероятно.

– Твоя рука… – нерешительно мямлит девушка, хватаясь за ручку двери, как за последний оплот благоразумия. Только меня не обмануть наигранной робостью в голосе. «Нет» говорят совершенно иным тоном.

– Не отвалится, – небрежно ухмыляюсь, махнув травмированной конечностью. – На крайний случай у тебя в ванной есть аптечка.

– А в твоей ванной нет?

– В моей ванной нет тебя, Шерри, а это напрягает меня сильнее, чем угроза заражения крови.

Глава 11

Оливер

Шерил молча отводит взгляд, решительно нажимает на ручку, толкая дверь, и заходит внутрь, не закрывая ее за собой. Это даже не намек, а откровенное приглашение. Отчаянно смелое, импульсивное, продиктованное древним, как мир, инстинктом. Я принимаю вызов и следую за ней в темноту спальни.

Хлопок двери за спиной, глухие шаги по ламинату. Она скидывает туфли, я – пиджак. Полумрак разбавляет струящийся лунный свет, проникающий сквозь щели между задернутыми портьерами. Его достаточно, чтобы увидеть стройный силуэт, застывший возле постели, но ничтожно мало, чтобы рассмотреть подробности, детали, всё то, что Шерил Рэмси тщательно прячет от нежелательных взглядов под строгими платьями, глухо застёгнутыми блузками и целомудренными юбками. Ноющая боль в руке напоминает, насколько женские робость и слабость могут быть обманчивы. Я и сейчас понятия не имею, чего ждать от Шерил Рэмси. Эта девушка абсолютно нечитаема, словно одна из ее любимых антикварных книг, написанных на древних языках, знания о которых давно утеряны. Невозможность понять содержание не отменяет стремления обладать уникальным, эксклюзивным и редким экземпляром. Это то, что заставляет коллекционеров отдавать миллионы, а после хранить вожделенный лот за стеклом, под сигнализацией.

Я не настолько одержим, мои желания носят более примитивный характер, но это не значит, что не способен оценить сокровище, угодившее мне в руки. Тем не менее, свой редкий лот я предпочитаю видеть не за стеклом, а желательно под собой и по возможности голой.

Без промедления и сейчас. Рука по привычке тянется к выключателю.

– Не надо света, – Шерил останавливает меня, словно прочитав мои мысли.

Какой она будет? Смущающейся, покорной или чувственной и откровенной? Плевать, какое это имеет значение? Я нетерпеливо направляюсь к стоящей ко мне спиной девушке, в спешке срывая с себя одежду. Потребность на грани животного голода выжигает из головы все мысли, ставит в ступор своей интенсивностью, отключает боль в травмированной руке.

Я не монах и не бабник, женщины всегда были в моей жизни. Не много и не мало. Одну я любил очень сильно, и все, что появлялись после, почему-то напоминали мне ее. Я разучился чувствовать и перестал различать женские лица, утратив ту, что заслонила собой весь мир, проникла так глубоко, что невольно стало забыто, каким он был до ее появления. Нет, она не разбила мое сердце, не предала и не бросила ради другого. Я просто перестал существовать для нее. Это хуже, чем измена, страшнее, чем смерть, больнее, чем равнодушие и жестокость. Это пустота, и в ней нет ничего живого, настоящего. Это мрак и клетка, похуже той, где влачит свое существование Дилан. В какой-то степени брат счастливее меня, ведь он никогда ничего не чувствовал. Ему неизвестно, каким отравляющим может быть чувство потери.

Говорят, что любовь способна творить чудеса, спасать, воскрешать и дарить крылья. Я познал другую сторону, темную, безжалостную, суровую и неотвратимую, как пуля, угодившая прямо в сердце. Она убила меня для всех других женщин.

Пока не появилась Шерри. Странная, неуклюжая, смешная девчонка вошла в мою жизнь. В мой дом. В мое сердце.

Жизнь порой дает нам то, что мы не просили, и забирает то, что не хотели отдавать.

Я бы никогда не выбрал Шерил Рэмси сам, не захотел, не оглянулся бы вслед на улице. А сегодня меня потряхивает от неконтролируемой похоти, и я четко осознаю, что ничего подобного не испытывал ранее.

Я задыхаюсь от восторга и наполненности. Впервые за много лет чувствую себя живым и свободным.

Почему она? Почему именно Шерри?

Ответ близок, он бьется где-то в глубине ожившего сердца. Странная, неуклюжая, смешная девчонка побывала в аду и выжила. Вышла из пекла без единого ожога. Я хочу понять, как… как ей удалось то, что не смогли другие, хочу, чтобы она научила меня.

Я останавливаюсь в паре шагов от цели и буквально врастаю в пол, с жадностью затаившегося хищника наблюдая, как Шерил медленно спускает с узких плеч невзрачное платье, позволяя шелестящей ткани соскользнуть к голым ступням, мгновением позже туда же невесомо падает нижнее белье. Я впиваюсь взглядом в изгибы идеального тела, оглохнув от бешеного пульса в ушах. Белая кожа в полумраке кажется почти прозрачной, светлые локоны вьются по спине, закрывая лопатки. Тонкая талия, округлые ягодицы, бесконечно-стройные ноги. Хрупкая, словно лунная фея, и манящая, как сирена. Мог ли я рассчитывать, что за безвкусными тряпками скрывается подобное совершенство? Везение, проклятие, ожившая сексуальная фантазия? Кто ты, черт побери?

Болезненное возбуждение призывает к действию, толкает вперед, стирая границы между нашими телами. Я плотно вжимаю белокурую сирену в себя, заключая в стальной капкан рук и накаляясь до точки кипения от ощущения прохладной нежной кожи и сладкого аромата шелковистых волос.

– Ты действительно этого хочешь? – вопрос, заданный чувственным шепотом, зависает в тишине.

– А ты нет? – я хрипло смеюсь, накрывая ладонями аккуратную грудь, лаская пальцами затвердевшие соски. Мое тяжелое дыхание смешивается с ее тихими полустонами. Приподнявшись на носочки, Шерил прижимается упругими ягодицами к окаменевшему от нетерпения паху. С мучительным рычанием я без промедления толкаюсь бедрами вперед.

– У меня очень давно никого не было, – звучит в ночи едва уловимый голос. Это смущенное признание делает меня по-настоящему счастливым.

– Я буду острожным, Шерри, – нежно улыбаясь, обещаю я, скользнув ладонью по плоскому животу.

– Не надо острожным, – Шерил шумно втягивает воздух, когда мои пальцы опускаются ниже, накрывают гладкий лобок, круговыми движениями подбираются к чувствительной точке. – Сделай все так, как хочется тебе, – еле слышно произносит Шерри, запрокинув голову. Ее взгляд горячее, чем ад, и темнее, чем ночь, погасившая звезды. Я смотрю в эту манящую бездонную пропасть, не в силах контролировать ни одну свою мысль. Меня накрывает чувство нереальности, бешено бьется в сердце, дикой жаждой печет в пересохшем горле. Наклоняюсь, чтобы частично утолить свой голод, но она делает это первой – находит мои губы и впивается в них обжигающим поцелуем.

«Как хочется тебе», – мелькают на краю сознания сказанные слова. Искренние и доверчивые, без тени фальши и притворства. Как обещание рая, в которое я поверил, прежде чем шагнуть в адское пекло.

Шерил

Оливер Кейн сделал все так, как хочется мне. Маленькая хитрость, работающая со всеми без исключения мужчинами. Многоопытных шлюх грубо трахают, не заморачиваясь с прелюдией, а покорных невинных скромниц соблазняют, купают в нежности и постепенно развращают. И в зависимости от того, какого секса хочет женщина сегодня, она выбирает роль. Откуда я это знаю? Наверное, некоторые знания прописаны в женских генах, или я неплохо разбираюсь в мужской психологии.

Оливер Кейн оказался именно таким, как я себе представляла. Ласковым, страстным, чутким, внимательным, заботливым и умелым любовником. Кейн – практически вымерший вид мужчины, ставящий наслаждение партнерши выше своего. Его главный кайф – благодарная блуждающая улыбка на губах уставшей удовлетворенной женщины. Ему не нужна шлюха. Оливер создан, чтобы дарить нежность и любовь. Я уверена, что в детстве он был очень ласковым ребенком, обожаемым своей матерью, а потом и сестрой.

Идеальный любовник, с какой стороны не посмотри, но что-то внутри все равно тревожно царапает по сердцу, стоит посмотреть на его темноволосый затылок, покоящийся на моем животе. Идеальный любовник не всегда равно идеальный мужчина. Обольщаться и влюбляться рано.

Оливер и Гвен лгали мне с самого начала, используя меня для каких-то своих неизвестных целей. Необходимо узнать, какого черта они придумали всю эту абсурдную ерунду с рукописью и едва не довели меня до нервного срыва или, как минимум, сердечного приступа.

– Сердце колотится так сильно, – констатирует свои наблюдения Оливер, сильные руки сыто и лениво оглаживают мои бедра. – Ты напугана? Я что-то сделал не так? – повязка на левой руке слегка царапает кожу, посылая волну мурашек по телу и напоминая о моей вчерашней истерике в библиотеке, потом в саду и снова в библиотеке…

Во рту образуется привкус меди. Я слизывала кровь с его пальцев. Боже, что на меня нашло? А на него? Это было… как наваждение. Транс. Гипноз. Приступ шизофрении… Надо обязательно позвонить утром доктору Гилбер в больницу. Узнать, когда можно будет навестить маму. И старушке Мэри, они с Сэмом, наверное, жутко волнуются.

– Нет, все было безупречно. Ты лучший любовник в моей жизни, – отвечаю немного дежурной фразой, едва не забыв про вопрос Оливера. Отбросив тревожные мысли, запускаю ноготки в жестковатые мужские волосы и задумчиво смотрю в скрытое толстыми шторами окно. Совсем скоро холодный рассвет прогонит уютную темноту из каждого угла спальни, а иногда так хочется задержать утро и остановить время…

– И много их было? – с трудом получается спрятать улыбку, потому что Оливер задает банальнейший вопрос.

– Не помню, – пожав плечами, чувствую, как напрягается его тело и каменеют мышцы. А он забавный… и ревнивый, словно мы давно планируем свадьбу, а не знакомы всего пару дней.

– Ты считаешь меня распутной? – спрашиваю шепотом, опуская немного отяжелевшие веки. Я не собираюсь спать, хотя мои физические силы на исходе. Ночью шел ливень, переходящий в грозу с громом и молнией, и стремительными порывами ветра. Он прорывался сквозь наши стоны в жаркий полумрак спальни, и, задыхаясь от удовольствия на влажных простынях, я все равно слышала рев стихии. Дождь и сейчас настойчиво стучит в стекла, словно хочет войти внутрь и остудить нас обоих.

– Тебя? – приподнявшись на локте, Оливер с недоверчивой улыбкой всматривается в мое лицо. – Я вообще подозревал, что ты девственница.

– Логичное подозрение, – согласилась с улыбкой.

– Почему? – в его голосе звучит неподдельное удивление.

– Психологическая травма обязана была повлиять на мои отношения с противоположным полом, – поясняю рассудительным тоном.

– А разве нет? – Оливер выглядит удивленным.

– Нет. Точнее повлияла, конечно, но на отношение противоположного пола ко мне. Все парни из нашего городка думали точно так же, как ты, и шарахались, словно от прокаженной.

– И … как тогда… – он растеряно умолкает, не закончив фразу.

– Ты же не испугался? – рассмеявшись, дотрагиваюсь до его щеки, обросшей за ночь щетиной. – Ты смотришь на меня так, словно я Америку только что открыла.

– Здесь слишком темно, чтобы ты могла разглядеть, как я смотрю на тебя, – Оливер опускает локти по обе стороны от меня и, нависнув сверху, оставляет на губах легкий поцелуй.

– Может быть, я любуюсь, – еще один, но уже глубокий, чувственный. Горячий язык настойчиво раскрывает мои губы и скользит внутрь, умело пробуждая потухший голод. Между наших тел нет никаких преград, только голая кожа, раскаляющаяся от жаркого соприкосновения, и горячее возбуждение, струящееся по венам. Он разводит мои ноги и входит плавным толчком, заглушив наш общий стон в поцелуе. Замирает на мгновение, а потом начинает двигаться. Медленно и осторожно, не сбиваясь с ритма, терпеливо дожидаясь, когда я буду готова к большему. Его губы порхают по моему лицу с нежностью, от которой хочется плакать, в которой хочется раствориться, почувствовать себя хрустальной и обожаемой. Я цепляюсь за его плечи, подстраиваясь под участившиеся толчки, и обжигающее удовольствие стремительно собирается внизу живота, скручиваясь в спирали, чтобы подарить мне еще один взрыв.

– Хочу видеть тебя, – хрипло шепчет мне в губы Оливер, смысл его слов ускользает в нарастающей лавине наслаждения. Я упускаю момент, когда он протягивает руку к ночнику и включает его. Желтый свет заливает спальню, ослепив привыкшие к темноте глаза.

– Выключи! – громко требую, инстинктивно упираясь в его стальную грудь ладонями. Сердце бьется скачками, горло сдавливает невидимой петлей.

– Тебе нечего стесняться, Шерри, – истолковав мою реакцию по-своему, целует мои веки. – У тебя идеальное тело, – не знающие пощады губы перемещаются на шею, – и кожа, – обводит кончиком языка мои ключицы, – и грудь, – спускается к соскам, отводя в сторону мои запястья. – Ты подарок, Шерри, – он сплетает наши пальцы, начиная двигаться мощнее, жестче. – Прекрасный подарок, – его рот жадно накрывает мой, а я ничего не чувствую. Возбуждение и эротическая эйфория схлынули, оставив горькое послевкусие неудовлетворенности. Но я не настолько эгоистична, чтобы оттолкнуть мужчину, всю ночь дарившему мне наслаждение. Я отвечаю на поцелуй, наблюдая, как мечутся тени на потолке, напоминая…напоминая… О чем? Я опускаю веки, пытаясь сосредоточиться.

«Открой глаза»

Вздрогнув, я распахиваю ресницы и рассеянно смотрю в склонившееся надо мной красивое мужское лицо с напряженным обеспокоенным выражением в глубоких кобальтово-синих глазах. Вены на висках вздулись, на лбу блестят капли пота. Я не могу понять, хорошо ему или плохо… Я не могу понять, кто он.

«Что ты видишь?»

– Пожалуйста, прекрати, – зажмурившись, всхлипываю я, мотаю головой, пытаясь освободиться от навязчивого шепота.

– Шерри, что случилось? – растерянный голос Оливера прорывается сквозь стены раскачивающейся реальности. – Успокойся. Здесь только ты и я. Больше никого, – сильные руки смыкаются вокруг меня стальными канатами, укачивая в объятиях.

«Не бойся. Я всегда рядом.

Я за твоей спиной».

– Нет, – сухие рыдания рвутся из груди, и я в панике впиваюсь ногтями в плечи Оливера, пряча лицо у него на груди.

«Оглянись».

– Шерри, – Оливер встряхивает меня за плечи. – Посмотри на меня. Не отворачивайся. Говори со мной.

«Смелее».

Я оглядываюсь, полным ужаса взглядом, шаря по голой стене с самыми обыкновенными обоями.

«Ты все еще во тьме.»

– Шерри! – Оливер рывком разворачивает меня к себе. Теперь в его глазах неподдельный страх. – Что с тобой?

– Я просила тебя не включать свет, – прошептала едва слышно, чувствуя себя выпотрошенной и обессиленной.

– Свет? – он не понимает, а все так очевидно.

– Только в абсолютной темноте я ощущаю себя в безопасности. Хотя, наверное, должно быть наоборот. Но этот дом пугает меня даже ночью.

– С твоими страхами мы разберемся потом. Я спрашиваю тебя о другом. – взяв мои руки, Оливер переворачивает их запястьями вверх, и мы оба смотрим на взбухшие красные полосы, хаотично уродующие бледную кожу с голубой сеточкой вен. – Что это? – наши взгляды встречаются в немом поединке. – Они свежие, Шерил.

– Это не то, что ты думаешь, – вырвав ладони из его рук, я хватаю с кровати одеяло и закутываюсь в него, как в кокон.

– Нет? – строго и с откровенным недоверием спрашивает Кейн. – А что тогда?

– Это кошка, – выдыхаю, глядя на него исподлобья.

– Кошка? – непонимающе повторяет Оливер. Что-то в выражении его лица заставляет меня напрячься и поджать пальцы на ногах от неприятного ощущения.

– Обычная серая кошка. Я не знаю, как она оказалась в моей комнате. Но уходить явно не собиралась, упиралась всеми когтями, – усмехаюсь, чтобы как-то разрядить гнетущую обстановку, но лицо Оливера остается каменным и бесстрастным. – Я хотела вышвырнуть ее за дверь, а зверюга расцарапала мне руки и все равно сбежала. Могли бы и предупредить, что у вас живет злобная пантера, или держали бы ее в клетке, раз не научили вести себя прилично.

– В доме нет кошек, Шерил, – глухо отзывается Кейн, поворачиваясь ко мне спиной и опуская ноги на пол.

– Значит, это соседская. – предполагаю, наблюдая, как мой идеальный любовник собирает с пола свои вещи, чтобы побыстрее сбежать от сумасшедшей. – Надеюсь, что она больше не появится, – тихо бормочу я, сглатывая горький комок.