Текст книги "Борьба продолжается"

Затем, как тому и следовало, Страйд приступил к протоколу описания комнаты. Первое с чего он начал, был стол и находящиеся на нем предметы.

– Я вижу здесь четыре рюмки, – сказал он, поворачиваясь к нам, – вот в этой был яд, не так ли господин Пэро?

– Именно так.

Страйд, не прикасаясь к рюмке, нагнулся и втянул в себя воздух.

– Да, отчетливый запах яда цианистой группы. Но здесь еще три рюмки, – он наклонился над каждой, – без обонятельных признаков яда. Кто-нибудь может объяснить, почему они здесь?

– Да, господин инспектор, – тут же ответил Стентон, – мы с Майклом Картрайтом заходили сюда перед обедом втроем с… О господи! – неожиданно вырвалось у него, когда он указал на лежащее на стульях тело.

– Понимаю. Значит, вы втроем были здесь, выпили вина и пошли обедать?

– Совершенно верно, – подтвердил Картрайт, – мы вместе вошли, а потом вместе вышли, Пит запер дверь на ключ и положил его, я это прекрасно помню, в карман смокинга.

– Тогда откуда же взялась четвертая рюмка?

– Не знаю, – в замешательстве произнес тот. – Когда мы вошли, Коллинз снял вон оттуда с полочки три рюмки, наполнил их и мы выпили. Ведь так, Генри?

– Да, мы даже не присели. Пит собирался приобрести небольшую партию этого старого дорогого вина и хотел знать наше мнение.

– А четвертая рюмка?

– Нет, не было никакой четвертой.

– С вашего позволения, мадам, – Страйд посмотрел на Джулию, – мы эти рюмки заберем. А заодно и бутылку.

– Берите, – бесстрастно ответила та.

– Скажите, – снова обращаясь к ней начал Страйд, – а ваш муж…

Может быть, он произнес и что-нибудь еще, но я этого уже не услышал – стоявший чуть сзади Картрайд вдруг торпедировал меня, вытолкнув сразу на середину комнаты. Тут же оказался и он сам, и Генри Стентон, который, теряя равновесие, цеплялся за нас обоих. Одновременно я услышал женский визг и ощутил новый сильный толчок, от которого налетел на констебля, а тот, потеряв опору, начал хвататься за воздух.

– Где мой брат, черт вас всех подери!? Это мой брат, а не ваш, прочь с дороги! – орал Коллинз-старший.

– Вы с ума сошли, куда вы лезете! – кричал уже Стентон, хватая его за плечо.

– Прекратите вы, пьяная скотина! – воскликнула Джулия, а потом поднялся общий гвалт и дикая толкотня с Коллинзом-старшим в центре. Еще через две-три секунды этот центр сдвинулся к столу и все задребезжало, поехало и повалилось. Там, в этой гуще, оказались и обе женщины, инспектор, Картрайт, Стентон… Мы с констеблем, цепляясь друг за друга, болтались с краю водоворота и только Пэро так и остался где-то сзади у двери.

Неожиданно я услышал его голос:

– Быстро, Дастингс, рюмки и бутылку. Спасайте их, спасайте!

Я импульсивно дернулся в том направлении и увидел, как инспектор Страйд, стоя на четвереньках, всем своим телом пытается закрыть упавшие со стола предметы. Я очутился по другую сторону человеческого клубка, и о том, чтобы оказать ему помощь, не было речи. Однако тут в действие вступил мой констебль, который, обретя, наконец, устойчивость, бросился к Коллинзу-старшему, правильно оценив его, как главную причину беспорядков. И оказалось, что очень вовремя, так как общая сумятица стала переходить в личную потасовку Стентона с Коллинзом. Оба уже вцепились друг в друга с покрасневшими от напряжения лицами, когда подоспевший констебль резко изменил ход борьбы. Вдвоем они быстро скрутили пьяного дебошира и вытащили его из комнаты. Сразу стало просторнее и понятнее что к чему.

Страйд по-прежнему занимал свою охранительную позицию поглядывая в разные стороны и пытаясь понять, прошла ли уже опасность.

– Джо-он, – позвал он своего помощника, – где вы?

– Я здесь, сэр, – раздался голос из самой гущи.

И только сейчас, когда Джулия, Маргит и Картрайт встали на ноги, я увидел помощника инспектора. Он оказался в самом низу и в буквальном смысле принял всю тяжесть борьбы на себя. При этом он умудрился удержать в одной руке ручку, а в другой блокнот.

– Вы в порядке? Ничего не сломано? – спросил я, подхватывая его под локоть и помогая встать.

– Не беспокойтесь, сэр, кажется, ничего.

– Вы молодчина, отлично все это выдержали.

– У меня не было большого выбора, – скромно ответил он.

– Идите сюда, Джон, – позвал его Страйд, – помогите. Черт побери, – тут же воскликнул он, – кажется, три рюмки – вдребезги!

Вдвоем они начали бережно подбирать осколки. Бутылка, впрочем, к удивлению оказалась целой.

– Надеюсь, mesdames, вы невредимы? – заботливо поинтересовался Пэро у женщин.

– О, да! – ответила Маргит, засовывая свою стройную миниатюрную ножку в потерявшуюся туфлю. – И это просто удивительно.

Ответ Джулии Коллинз прозвучал на чужом языке сквозь стиснутые от злобы зубы.

Страйд и его помощник быстро закончили сбор остатков погрома.

– Позовите санитаров, – приказал он появившемуся в дверях констеблю, – пусть забирают и увозят труп. А вы, Джон, заканчивайте протокол, я жду вас в холле.

Выходя в коридор, мы столкнулись с Генри Стентоном, который уже успел привести себя в порядок.

– Гарри вполне успокоился, – сообщил он.

– Приятно слышать, – саркастично ответил Страйд. – Он так тут поработал, что отдыха вполне достоин. Формально я имею право надеть на него наручники.

– Ну, бог с ним, инспектор, – примирительно заговорит Стентон, – Гарри пьян с середины обеда. Он всегда напивается на уик-эндах.

– Но все-таки не до такой степени, как сегодня, – зло заметила Маргит, – да и пил-то он не так уж много.

В комнату мимо нас прошли санитары с носилками.

– Мы произведем вскрытие и все необходимые анализы, – обращаясь к миссис Коллинз, сказал Страйд. – Это займет несколько дней. А всем вам, господа, я вынужден предложить пока не покидать этот дом. Сегодня было бы жестоко снимать с вас подробные показания, да и толку, я думаю, было бы не много. Но завтра я специально для этого сюда приеду. Возможно, и впоследствии нам придется встречаться, если понадобятся уточнения. С господином Пэро вы уже знакомы. Я имел однажды удовольствие проводить с ним совместное расследование. Разумеется, он лицо неофициальное, но все профессионалы чрезвычайно высоко ценят его мнение.

Мой друг сделал умоляющий жест, прося пощадить его скромность, однако я-то заметил, как было приятно ему услышать такие слова от молодого коллеги.

– Пойдемте, я подвезу вас, – предложил инспектор.

– Нет, благодарим. Мы с Дастингсом пройдемся пешком, подышим воздухом.

– Тогда до завтра.

Страйд пожал нам руки и вышел.

Мы с Пэро также попрощались, еще раз выразив свои соболезнования, и направились по коридору к выходу.

Проходя через холл, я увидел стоявшего лицом к окну Гарри Коллинза. У его ног валялся оброненный платок. Я сделал несколько шагов в его сторону, поднял платок и протянул ему. Коллинз не заметил этого. По его загорелому лицу ручьем текли слезы. Он плакал беззвучно, стараясь не вытирать, а сбрасывать слезы со щек, не видя ничего, кроме вечерней темноты за окном. Мне сразу сделалось тяжко от этого горького зрелища. Положив платок перед ним на подоконник, я быстро вышел.

– А знаете, мой друг, – обратился ко мне Пэро, когда мы вышли через ворота и направились по тихой, освещенной луной дороге, – ожидая с нетерпением вашего приезда, я надеялся увидеть не только старого друга, я надеялся на нечто большее. Вместе с вами в мою жизнь всегда входила какая-то новая история. Нет, нет, не подумайте, что я радуюсь случившемуся в этом доме несчастью! Просто я говорю о судьбе, которая в очередной раз связала нашу дружбу с… как это говорил один знаменитый русский писатель – с преступлением и наказанием.

– Вы уверены, что это именно преступление, покойный был отравлен?

– Нет, совсем не уверен. Мы слишком мало еще знаем об этом деле, этих людях. Но ведь и самоубийство является преступлением, во всяком случае, по христианской морали. Если человек, имея здоровое тело, ум, деньги, наконец, которые могут быть обращены на пользу многим людям, убивает себя от пресыщенности жизнью или из-за каких-нибудь семейных и прочих дрязг, это преступление, Дастингс. И против бога, и против природы.

– Ничего не остается, как согласиться с вами, но все-таки очень странно, что человек мог покончить с жизнью вот так, без каких-либо видимых причин.

– Без видимых для нас, это будет точнее. А еще точнее – по причинам, пока нам еще неизвестным.

Чуть помолчав, он снова заговорил:

– Мы же не знаем, какие отношения у него были с молодой итальянской женой? Как складывались дела его большого бизнеса? В конце концов, почем мы знаем, может быть, неожиданно выяснилось, что он неизлечимо болен? Подождем, mon ami. Страйд обещал завтра после снятия с них свидетельских показаний заехать к нам и все обсудить. Возможно, что и результаты вскрытия к тому времени что-то покажут.

Вернувшись домой, мы провели остаток вечера в удобных креслах у камина и почти не говорили о трагических событиях, свидетелями которых так неожиданно стали.

Утром следующего дня я проснулся не сразу. В еще сонной голове путались дни, проведенные на пароходе, волны Атлантики, Лондон, встретивший меня дрызлом – мелким дождичком, летящим не с неба, а со всех сторон. Я совсем отвык от такой погоды в американских краях, но все-таки до чего же приятно быть дома.

Сначала я подумал, что проснулся в своей лондонской квартире. Потом, открыв до конца глаза, понял, где нахожусь и вспомнил все вчерашние события.

Когда я спустился к завтраку, Пэро уже поджидал меня.

– Не сомневаюсь, Дастингс, что вы отлично спали эту ночь, – объявил он, приветствуя меня.

– Да, просто великолепно. Но и сами вы, наверно, неплохо спите на этом чудесном воздухе. Вид у вас, ей-богу, лучше, чем два года назад перед моим отъездом в Америку.

– Да, мой друг, ваш приезд необыкновенно взбодрил меня.

– Или ваши силы прибавились от того, что ожили серые клеточки? А, сознавайтесь Пэро!

– Ну-ну, – опуская глаза, быстро заговорил он, – об этом рано еще толковать. Давайте-ка лучше завтракать. У миссис Боул превосходные сливки, мой друг, лучшие во всей Англии.

Сливки действительно оказались отменными, как, впрочем, и другие, пронизанные свежестью продукты.

Подавая нам чай, миссис Боул уведомила, что местные жители уже поговаривают о каком-то несчастье в усадьбе. Один из ее работников заявил даже, что кто-то убит.

– О, никто не убит мадам, – невозмутимо ответил Пэро, – просто хозяин дома принял по ошибке другое лекарство и, имея больное сердце, вызвал этим приступ с увы трагическим концом.

– О боже, какая несуразная смерть! И в такие молодые годы.

Миссис Боул долго вздыхала и качала головой, а я подумал, что, наверное, немалое число сельчан, проживших многие годы в этом милом деревенском однообразии, в глубине своих простых сердец надеются на что-нибудь гораздо более загадочное.

– Лучшее дело после завтрака, – объявил Пэро, когда мы встали из-за стола, – прогулка. Мы можем побродить часа два местными тропами. Это очень милое и полезное занятие, Дастингс. Впрочем, другого развлечения я вам сейчас и не смог бы предложить.

Я с удовольствием согласился, решив однако, предварительно позвонить с местного станционного отделения в Лондон и предупредить близких, что возможно задержусь до понедельника. Обещав Пэро через полчаса вернуться, я тут же и отправился.

На дворе было тепло, безветренно и тихо. В синем небе отдельными неподвижными кучками белели облака. Такой погоде, как говорится, всякая божья тварь радуется, и именно в этом состоянии пребывала большая дворовая собака, щурившая глаза на солнце. При моем появлении она один раз вильнула хвостом, продолжая наслаждаться теплом и покоем. Прогуливавшаяся неподалеку ворона окинула меня спокойным изучающим взглядом и, кажется, тоже осталась довольна. Мир был красив и ласков, и трудно было поверить, что совсем недавно рядом побывала смерть.

Чтобы попасть на станцию, мне требовалось пройти ярдов сто до мощеной дороги и идти по ней еще ярдов триста.

Приближаясь к повороту, я увидел человека, который явно намеревался повернуть в нашу сторону, но заметив меня, ожидая, приостановился. Еще через несколько секунд я разглядел его – это был Гарри Коллинз.

«Надо просто поздороваться и пройти мимо» – подумал я, меньше всего ожидая здесь на него наткнуться. Однако он заговорил первым:

– Прошу прощения. Если не ошибаюсь, это вы были вчера у нас с господином Пэро? К сожалению, я не запомнил вашего имени, а меня зовут Гарри Коллинз. Я брат покойного.

Мне не оставалось ничего другого, как представиться.

Впечатления вчерашнего вечера вызывали во мне противоречивые чувства к этому человеку. Как всем нормальным людям, мне было противно любое пьяное безобразие и, вместе с тем, его глубокое искреннее горе, невольным свидетелем которого я стал, рождало жалость.

Некоторое время мы оба молчали, потом Гарри Коллинз прокашлялся и произнес:

– Я хотел поговорить, высказать э… свои соображения.

– Если вы имеете в виду смерть вашего брата, то, наверно, вам следует обратиться к инспектору Страйду, он ведь должен сегодня сюда приехать.

– Знаю, но видите ли… я не хотел бы делать официальное заявление, протокольное, так сказать.

– Простите, я вас что-то не очень понимаю, – честно признался я.

– Я бы хотел сначала просто поделиться своими соображениями. Помочь следствию. Понимаете, если я выскажу их инспектору, он обязан будет официально приобщить их к делу.

– А вы хотели бы, чтобы это имело конфиденциальный характер?

– Вот именно.

– Ну что же, – согласился я, – мне сейчас нужно пройти на станцию, а потом я готов проводить вас к моему другу.

– Если вы не против, – возразил он, – можно сделать проще. Я прогуляюсь с вами и все расскажу. А вы потом передадите это господину Пэро или даже инспектору.

Немного подумав, я решил, что у меня вряд ли есть основания отклонять его предложение.

С полминуты мы шли молча, потом он резко проговорил:

– Лично я нисколько не сомневаюсь, что мой брат не мог покончить самоубийством.

– Тогда это убийство?

– Да.

Он замолчал, молчание продолжалось долго, и меня стала раздражать такая форма беседы. Видимо, он это тоже почувствовал.

– Вы извините, мне трудно об этом говорить, да и состояние скверное – только под утро заснул… С вашего позволения, я сделаю глоток.

Он достал из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку бренди. Я обратил внимание, что его руки заметно подрагивают.

Порядочно отхлебнув, он почти тут же начал:

– Пит женился два года назад. Джулия – итальянка, но выросла в Лондоне в Сохо. Ее отец занимался мелким бизнесом и, я думаю, ничем не брезговал. Она выросла почти на улице. С детства работала в сомнительных ресторанчиках своего отца. Он прогорал с одним, открывал другой, и только сейчас, когда Пит женился на его дочери и дал денег, открыл приличное заведение в центре города. Вы позволите мне закурить?

Он вынул дорогой серебряный портсигар, закурил небольшую крепкую папиросу и продолжил:

– Так вот, Джулия с детства вращалась среди всякого сброда. Питу, когда он на ней женился, было тридцать пять. Он жил только своей работой – организацией фармацевтического бизнеса. Понимаете, Пит ни разу до этого не был влюблен. В его жизни бывали женщины, но он не испытывал к ним любовных чувств. Потом ему случайно встретилась Джулия, и он влюбился. – Гарри с неудовольствием посмотрел на быстро скуренную папиросу и, отбросив ее в сторону, снова достал портсигар. – Хотя по-моему, все было иначе, – произнес он прикусывая мундштук. – Брат был человеком с очень сильными психологическими установками. Он говорил себе: надо работать! И работал годами по двенадцать часов в день. До этого так же рьяно учился. И когда вступил в подходящий для семейной жизни возраст, сработала установка на брак. А раз надо жениться, значит нужно влюбиться, и, конечно, в красавицу. Ну и вот… – Гарри сделал широкий жест, и его папироса оставила в воздухе дымчатую дугу. – Все было глупо с самого начала, и я сразу понял, что добром такое не кончится. Как эта полунищая девчонка могла не пойти замуж за крупного промышленника?

Он посмотрел на меня и, не ожидая ответа, продолжил:

– Разумеется, никакие семейные отношения у них и не могли сложиться. Пит и не очень еще нуждался в женской любви, был по-прежнему увлечен работой, очень ценил умное образованное общество. Он скоро начал тяготиться браком с этой ничтожной особой. Кое-что на этот счет он мне сам говорил. Да если бы и не говорил… К тому же, его молодая жена имела любовника или любовников до брака – значит, почти в детском возрасте. Сами понимаете, не всякий умеет остаться к этому равнодушным.

Незаметно мы подошли к станции, и я на несколько минут покинул своего спутника. Почти сразу мне удалось дозвониться в Лондон и переговорить с женой.

Поджидая меня у входа в почтовое отделение, Гарри Коллинз, по-видимому, подкреплялся из фляжки, потому что когда я вышел, он как раз засовывал ее в карман.

Мы не спеша пошли в обратную сторону. Я решил не задавать вопросов, пока он сам не выговорится.

– Так вот, брат решил с ней развестись. Он сам сказал мне об этом. – Гарри достал очередную папиросу и начал ее разминать. – Конечно, он дал бы ей денег для безбедного проживания. Точнее, Пит собирался приобрести для нее что-нибудь вроде небольшого кафе в хорошей части Лондона, купить квартиру и отдать один из двух семейных автомобилей. Вот и все.

Я подумал, что это не так уж мало для молодой женщины, тем более выросшей в Сохо. Видимо, эта мысль передалась в выражении моего лица, потому что Гарри снисходительно усмехнулся и проговорил:

– С точки зрения среднего человека это, конечно, неплохо. Но вы поймите, кем она была! На балах и приемах английские аристократы целовали ей руку, знаменитые политики и артисты становились ее знакомыми. В светских хрониках стало встречаться и ее имя. И вдруг оказаться в конторке, заниматься счетами, следить за прислугой.

– А что она получит как вдова?

– Половину всего имущества и денег, – быстро ответил он. – К тому же, она сохраняет свое светское положение.

– А другая половина?

– Ну, сорок процентов положено мне, а остальное, по завещанию, должно пойти на стипендии и премии в области фармацевтики.

– И миссис Коллинз знала, что в завещании?

– Многие знали, Пит не делал из этого секрета.

– А где, по-вашему, она могла достать яд?

– Да где угодно! Цианистый калий – не редкость, он используется в лабораторных опытах. Я ведь вам говорил, что ее папаша совершенно темная личность. Для такого сорта людей достать яд – плевое дело. Кстати, тот респектабельный итальянский ресторан ему не принадлежит, это собственность Пита. А он там всего лишь управляющий. Так что при разводе и он бы многого лишился.

На некоторое время мой спутник приумолк, а потом, искоса на меня взглянув, добавил:

– Вы, наверное, подумали, что и у меня были материальные причины для убийства брата?

– Нет, – ответил я довольно сухо, – я никогда не подозреваю в людях подлость без веских на то причин.

– Возможно. Но я хотел, чтобы вы с господином Пэро, ну и инспектор, учли, что даже если бы я был способен на такое, это не имело особого смысла. Я член совета директоров, у меня очень высокий оклад, и к тому же, я получаю от прибылей.

– А чем именно, если не секрет, вы занимаетесь? – спросил я скорее для того, чтобы не выслушивать долее таких своеобразных доказательств невиновности.

– Я возглавляю коммерческое управление, – охотно ответил он, – веду переговоры по сбыту нашей продукции, занимаюсь рекламой и прочими деловыми и торговыми связями. Ведь мы отправляем продукцию далеко за пределы Англии.

Он, видимо, собирался и дальше распространяться на эту тему, но я не доставил ему такого удовольствия.

– А кто теперь возглавит компанию?

Этот вопрос произвел неожиданное действие. Несколько секунд он удивленно смотрел на меня.

– Стентон, Генри Стентон, а кто же еще.

Гудок автомобиля заставил нас обоих оглянуться.

Я увидел приветливо улыбающегося инспектора Страйда и его помощника Джона за рулем. Машина притормозила, Страйд высунулся из окна, и мы обменялись рукопожатиями.

– Вчера у меня не было возможности выразить удовольствие от новой встречи с вами, мистер Дастингс, – проговорил он. – Отлично выглядите и, по-моему, совсем не изменились.

– Ну что вы, как можно не измениться за восемь лет, – возразил я, – а вот вы очень возмужали.

– Должность обязывает, – улыбнулся он, – отвечаю за порядок целого района. Я сейчас направляюсь в усадьбу, сниму со всех свидетельские показания, а потом, если не возражаете, заеду к вам на ферму побеседовать о прошлом.

– Мы с Пэро с нетерпением будем ждать.

– Прошу вас, – обратился он к Гарри Коллинзу, открывая заднюю дверцу машины и жестом приглашая того внутрь.

Автомобиль укатил, а я повернул на ферму и вскоре увидел Пэро, стоящего недалеко от крыльца и беседующего о чем-то с той самой собакой.

– Ну, mon ami, – начал он, когда я приблизился, – мы с этим милейшим зверем готовы для всяческих прогулок.

Пес тотчас подтвердил его слова хвостом и взглядом.

– К сожалению, Пэро, прогулку нам придется отложить.

Я рассказал ему о скором визите Страйда, а затем перешел к беседе с Гарри Коллинзом.

Пэро выказал крайнее к этому внимание и несколько раз останавливал меня, буквально умоляя быть максимально точным в пересказе, передавать не только смысл, но и речь моего недавнего собеседника. Два раза он воскликнул – «Очень интересно!» – хотя я не понял, к чему именно это относилось. Когда я закончил, мой друг, заложив руки за спину, короткими шажками прошел взад-вперед между мной и собакой, а затем, встрепенувшись, заявил:

– Дастингс, надо же позаботиться о хорошем кофе с гренками для Страйда и его симпатичного Джона. И конечно же, попросить миссис Боул подать ее чудесные сливки.

С этими словами он быстро скрылся в доме, а я еще какое-то время стоял во дворе, пытаясь проанализировать события.

Честно говоря, очернительские выпады Гарри Коллинза в адрес своей золовки не показались мне убедительными. Конечно, он прав в том, что обернись дело разводом, ее судьба стала бы совсем иной. Однако представить себе, что это толкнуло ее на убийство мужа, мне было трудно. Нет, в смысле самой жестокости, я не считал такой поступок невозможным. Мой собственный опыт и многие расследования Пэро, свидетелем которых я стал, увы, лишили меня иллюзий на этот счет. Но вот, на что могла при этом надеяться преступница – что полиция не заинтересуется обстоятельствами такой странной смерти? Что не будет расследования? И этакую наивность могла допустить девочка, выросшая в Сохо, чей отец был там «тертым малым»?

С другой стороны именно ей эта смерть нужна была больше всего. И факт остается фактом…

– Пит Коллинз мертв, и с этим ничего не поделаешь! – неожиданно громко произнес Пэро за моей спиной.

– Да ну вас, Пэро, вы меня напугали, я как раз об этом сейчас и думал.

– Что вы именно об этом думали, mon ami, было видно по вашему затылку. Отдохните, уже очень скоро приедет Страйд, тогда и поговорим обо всем всерьез.

Я покорился и направился к себе, чтобы переодеться и сделать записи своего разговора с Гарри Коллинзом. Я никогда не вел систематических дневников, однако в последние годы стал заносить в тетради все, что выходило за разряд рядовых событий, предусмотрительно заботясь о тех не пришедших еще годах, когда память перестанет быть мне надежным товарищем.

Но вместе с тем, я неожиданно для себя обнаружил другое, не менее ценное качество, заключенное в этих занятиях; они дисциплинировали ум. Мыслям, как таковым, свойственна хаотичность. Неожиданно появляясь, они любят исчезать, не дав осознать себя до конца. И в отношении друг к другу они не желают соблюдать элементарнейших приличий – расталкивают, теснят, давят. Бумага принуждает их к порядку, заставляет выстраиваться в ряд, подчиняться последовательности и связям. И благодаря этому, часто удается увидеть то, что скрывает в себе их переменчивый сумбур.

Закончив через полчаса записи разговора с Коллинзом и не спеша их перечитав, я ясно ощутил одну новую для себя деталь.

В его словах и поведении просматривался основательный и хорошо продуманный план. И сама его речь, и то, как складно он увязывал обвинительные аргументы, свидетельствовали о несомненной предварительной подготовке. Когда же он в этом преуспел? Я вспомнил его красноватые воспаленные глаза и дрожащие руки… Неужели сегодня утром с больной от похмелья головой?

Мои размышления были прерваны звуком подъехавшего к крыльцу автомобиля. Когда через несколько минут я спустился вниз, наши гости уже сидели за столом, а миссис Боул наливала им густой ароматный кофе. Она хорошо знала обоих, в особенности Джона, который родился и вырос в этих местах.

– Быстро вы с ними управились, инспектор, – заметил я, присаживаясь к столу.

– И были так любезны, – добавил Пэро, – что сделали для нас копии протоколов.

– Пустяки, – засовывая гренок в рот, сообщил Джон, – я просто писал под копирку.

– Думаю, Дастингс, чтение не помешает вам пить кофе. – Пэро протянул мне первый уже прочитанный им листок.

Я взял и начал читать.

Разумеется, каждый протокол начинался стереотипной фразой о том, что такая-то или такой-то был ознакомлен с законом об ответственности за дачу неверных или заведомо ложных сведений и т. д…

Вот как выглядели показания участников вчерашнего вечера в той последовательности, как я их прочитывал.

Маргит Хьюз:

«Обед закончился около 19.00. Мы с Джулией Коллинз занимались приготовлением десерта и кофе. Пит Коллинз сразу же вышел из-за стола и ушел к себе в кабинет, другие оставались в холле. Я несколько раз проходила по коридору мимо дверей Пита Коллинза, но не входила туда и не слышала оттуда никаких голосов. О случившемся узнала вместе с остальными».

Пэро передал мне следующий протокол.

Генри Стентон:

«После обеда мы с Питом Коллинзом одновременно встали из-за стола. Он направился к себе в кабинет, а я к телефонному столику в углу холла. Как раз к моменту окончания моего разговора с Лондоном в холл вбежал Майкл Картрайт и позвал нас в кабинет Пита Коллинза, где я увидел его в состоянии, которое счел за обморок».

Гарри Коллинз:

«После окончания обеда я остался сидеть за столом. Из-за выпитого алкоголя я не сразу понял, что именно произошло, и не пошел в кабинет вместе со всеми после того, как там обнаружили бездыханное тело моего брата. Несколько позже, поняв что случилось, и будучи сильно взволнован, я бросился в кабинет брата, где неумышленно произвел свалку и беспорядок. В связи с этим приношу полиции и лично инспектору Страйду свои извинения».

Майкл Картрайт:

«После окончания обеда я находился в холле вместе с Гарри Коллинзом и Генри Стентоном. Минут через пять-шесть вышел в прихожую, чтобы впустить позвонившего в дверь почтальона. Там я задержался на две-три минуты, чтобы написать и отдать ему для отправки телеграмму на континент. Затем вернулся в холл, где по-прежнему находились Стентон и Гарри Коллинз и несколько раз входили и выходили Маргит Хьюз и Джулия Коллинз. Еще через семь-восемь минут я решил зайти в кабинет к Питу Коллинзу, чтобы поговорить о некоторых делах компании. Постучав в его дверь, я не услышал ответа, а приоткрыв ее, увидел Коллинза за столом в состоянии, которое первоначально расценил как потерю сознания. Вернувшись в холл, я позвал на помощь всех присутствовавших».

Пэро протянул мне последний протокол и, заложив руки за спину, начал прогуливаться по комнате.

Джулия Коллинз:

«Я два или три раза проходила по коридору из кухни в холл и обратно. Там каждый раз видела Стентона, Гарри Коллинза и Картрайта. В кабинет к мужу за это время не заходила, а о его смерти узнала вместе с остальными. Дополнительно заявляю следующее. В последние дни за домом вели слежку неизвестные мне люди. Впервые я заметила их пять дней назад и сразу сообщила мужу, но он не обратил внимания на мои слова, приписав их моей фантазии».

Прочитав две последние фразы, я несколько растерялся. Появление каких-то лиц выглядело и нелепо и неправдоподобно.

– Вы тоже решили, что это похоже на выдумку? – спросил меня сидевший напротив инспектор, а его помощник иронически усмехнулся.

– Интересно, зачем ей такая уловка? – спросил я.

– Очень похоже на паническую попытку отвлечь следствие, – ответил Страйд.

– Примитивная ложь, – позволил себе добавить Джон.

– Боюсь, что это правда, господа! – неожиданно произнес Пэро.

Он стоял на середине комнаты, заложив руки за спину и слегка покачиваясь с носков на пятки.

Я увидел, как у Джона от удивления приоткрылся рот, но и сам почувствовал, что близок к этому. Для инспектора сказанное тоже явилось полной неожиданностью, и он оторопело смотрел на Пэро.

– Я сам обнаружил эту слежку, – заговорил тот, – и гораздо раньше, чем ее заметила миссис Коллинз.

Он подошел к столу и, остановившись у своего кресла, положил руку на его спинку.

– Вы же знаете, что врачи прописали мне длительные прогулки. Кроме как смотреть по сторонам, делать при этом решительно нечего. Поэтому я не мог не обратить внимания, что домом Коллинзов активно интересуются. Причем вполне профессионально. Обычно в течение дня слежку вели два человека. Полагаю, что было и ночное наблюдение. Я запомнил лица, хотя они неплохо применяли маскировку – комбинировали очки, усы, бородки. Изображали из себя обывателей, случайных туристов.

– Да-да, инспектор, – Пэро упреждающе поднял руку, – конечно же, я собирался поговорить об этом с вами, но не очень спешил, так как понял, что это не высматривающие добычу воры. Они работали, что называется, в режиме фиксации, на дистанции, которую, несомненно, по имеющимся у них инструкциям запрещено было преодолевать. Я, со своей стороны, тоже хотел накопить о них побольше информации, чтобы потом передать ее вам, но события меня опередили.

– Черт возьми! – Страйд от волнения встал со стула. – Если они не грабители, то кто? Признаюсь, господин Пэро, я в замешательстве.

– У нас шесть лет не было ограблений жилья, – заметил его помощник, – и нет на примете никого из местных, кто бы мог на такое пойти.

– Вот именно, – подтвердил его патрон, – да никто сейчас и не лезет в дома за столовым серебром.

– Эти люди прибывали лондонским поездом и так же отправлялись обратно. А вот вчера их не было. – Пэро опять возобновил свои прогулки по комнате. – В день гибели Пита Коллинза они почему-то не изволили появиться.

Страйд озадаченно потер переносицу.

– Странный узел завязывается, не так ли? – произнес он. – Может быть, мне следует доложить эти новые факты вверх по начальству?

– Думаю, не стоит, – быстро ответил Пэро. – В смысле помощи это ничего не даст. Вас будут больше дергать, некомпетентные указания давать, чаще заставят отчитываться.