Текст книги "Борьба продолжается"

Разумеется, последние слова Пэро я воспринял лишь как обычную любезность, однако, поднявшись к себе и расположившись с книгой в удобном кресле, понял, что хочу я этого или нет, но мысли мои прочно прикованы к одному и тому же. Я отложил книгу и взял блокнот и ручку, чтобы систематизировать факты и дать каждому из них наиболее логичное объяснение.

Вот какая схема стала складываться.

Две женщины и четверо мужчин более или менее дружески отобедали, причем один из джентльменов изрядно напился.

После окончания обеда Пит Коллинз прошел в свой кабинет, который расположен ярдах в пяти от холла по коридору.

Картрайт, Гарри Коллинз и Стентон остались в холле. В течение следующих 16–17 минут Стентон практически все время разговаривал по телефону, Картрайт выходил на две-три минуты в прихожую к почтальону, пьяный Гарри все это время просидел за столом.

Обе женщины несколько раз проходили по коридору мимо кабинета покойного, и, значит, каждая могла туда незаметно войти.

Далее. Картрайт, желая что-то обсудить, зашел в кабинет Пита Коллинза, где и обнаружил его бездыханное тело. Однако сколько времени Картрайт в действительности находился в кабинете в точности неизвестно.

Таким образом, теоретическую возможность осуществить убийство имели обе дамы и Картрайт.

У каждого были свои мотивы.

Что касается Джулии Коллинз, тут все даже слишком ясно.

Мотивы Картрайта тоже теперь стали вполне прозрачными.

Мисс Хьюз… я вдруг вспомнил, как неожиданно менялось ее лицо, теряя милое кукольное выражение, каким холодным и проницательным становился взгляд. Могла ли она убить ради любимого человека?.. А разве ради только него? Нет, и своего собственного будущего тоже.

Теперь о том, как именно это могло произойти…

Пэро, конечно же, прав – механизм убийства совсем не прост.

Не успел я так подумать, как внезапное озарение, словно молния, осветило мне эту сцену. Я увидел тонкие женские руки и кольцо, которым во время разговора любят играть, передвигая его к кончику пальца и назад. Кольцо соскакивает и падает. Кто-то напротив наклоняется, чтобы его поднять…

Сцена возникла столь неожиданно и ярко, что я ощутил небольшое нервное волнение и потянулся к графину с водой. Но почему мне померещились женские руки и двигающееся по пальцу кольцо?.. Да потому что я совсем недавно именно это и видел!

Но кто из двух женщин играл с кольцом? В какой конкретно ситуации мне это запомнилось?

На все мои усилия память отвечала молчанием…

Итак, пока Пит Коллинз нагибался, ему бросили в рюмку почти незаметную крупицу яда, потом попросили налить вина. Конечно, при этом он налил и себе. Яд подействовал незамедлительно, и убийца выскользнул из комнаты.

Мне показалось, что дело приобретает отчетливые контуры. Если просуммировать, не так все и сложно: известны четыре потенциальных преступника, у каждого – по-своему веские для убийства основания, и способ отвлечения жертвы тоже довольно прост. В особенности для женщины. Впрочем, и Картрайт мог что-нибудь уронить со стола, и Пит Коллинз, согласно элементарным правилам вежливости, нагнулся бы, чтобы поднять.

Я уже почувствовал приятное расслабление от удачно проделанной работы, когда мысль о непонятной и зловещей слежке за домом вернула меня на землю. Кто эти люди, и какую роль они здесь играли? Если еще вспомнить слова Пэро, что они хорошие профессионалы, причина их появления может быть только очень серьезной. Соучастники убийства?..

В течение получаса я тщетно силился привязать их к случившемуся, соединить с кем-нибудь из действующих в этой истории лиц, но ничего не выходило. Решительно ничего! Конечно, проще всего было бы сделать предположение, что слежка обусловлена совершенно посторонними к трагической смерти причинами, но, во-первых, несерьезно использовать столь легкий и ничем не подтверждаемый выход из положения. Во-вторых, крайне подозрительным выглядело то, что в самый день убийства слежки уже не было. Они что же, заранее знали, что именно должно произойти?

Промучавшись над этой загадкой и так ничего и не придумав, я незаметно для себя начал размышлять в совершенно ином направлении.

Два как будто не связанных общими интересами человека, Стентон и Маргит Хьюз, не только вполне допускают самоубийство, но и, каждый по своему, выдвигают схожее его психологическое обоснование. Ненавязчиво выдвигают, через портрет погибшего. Однако откуда известно, как именно обстоят дела в их компании. Каким бы обаятельным и интеллигентным ни был тот же Стентон, разве он позволит себе проговориться, если в действительности дела пошатнулись. Разумеется, ни при каких обстоятельствах он этого не сделает, поскольку утечка подобной информации вызовет панику среди акционеров и поведет к быстрой и окончательной катастрофе. В этой связи вполне логично допустить, что Пит Коллинз в том самом неизвестном для нас телефонном разговоре и получил окончательно сразившее его известие, которое его коллеги теперь тщательно скрывают. И вполне возможно – как раз это для них важнее всего, ведь похоже, что сама смерть их бывшего руководителя ни у кого особого горя не вызывает. Наконец, что это вообще была за личность?

Я почувствовал, что в моей голове все смешалось и стала возникать легкая боль в висках и то раздражение, которое я всегда испытываю от ощущения собственной ограниченности.

Это состояние помешало мне вовремя обратить внимание на голоса во дворе, и я не сразу обнаружил, что Страйд со своим помощником уже приехали за нами. Подойдя к окну, я увидел их вместе с Пэро, беседующими у автомобиля.

– Спускайтесь, Дастингс, – увидев меня в окне, проговорил он, – нам уже пора отправляться.

Через пять минут мы усаживались в автомобиль.

– Если коротко, мистер Дастингс, – обратился ко мне инспектор, – уцелевшей оказалась рюмка самого покойного, на ней его отпечатки. Здесь нам не повезло. Зато на бутылке есть еще одни отпечатки – Гарри Коллинза. Любопытно, как они туда попали, не правда ли?

Очень скоро мы подъехали к дому. Прежде чем войти, Пэро энергично меня проинструктировал:

– Сейчас Страйд будет задавать вопросы, окончательно уточняя события того вечера. Прошу вас, друг мой, не ослабляя внимания следить за поведением каждого из присутствующих. Любая мелочь может оказаться для нас очень важной.

Вся компания была в сборе и поджидала нас в холле. В отличие от того первого вечера, стоявший посередине обеденный стол был убран. Вместо него нестрогим полукругом расположились мягкие кресла и стулья. Тут же стоял небольшой чайный столик с чашками, печеньем и джемом, и уже знакомая тележка с напитками в соседстве с Гарри Коллинзом, который сразу же обратился к нам довольно бесцеремонным тоном.

– Господа, – заявил он, как только мы обменялись приветствиями, – нам всем сегодня необходимо быть в Лондоне. Стентон и Картрайт должны отправиться на континент, а мне следует спешно заняться похоронами и всем, что с ними связано. Мы закончим сегодня, наконец?

– Закончим, – подчеркнуто сухо ответил Страйд, – но для этого позвольте мне все-таки начать.

Он остался стоять в основании полукруга, остальные расположились кто где.

Следуя инструкциям моего друга, я выбрал крайнее кресло, дававшее удобную позицию для наблюдений, и первое что для себя отметил, обозрев окружающих, – спокойную полу домашнюю обстановку, словно люди собрались, чтобы выслушать непродолжительное и не очень интересное сообщение, а затем вернуться к своим прерванным делам.

– В интересах следствия, – начал Страйд, – я должен восстановить картину позавчерашнего вечера во всех подробностях. Мне нужно установить со всей возможной точностью, что именно делал каждый из вас. Начнем по порядку.

Он посмотрел на Стентона.

– Вы, мистер Стентон, согласно вашим показаниям, сразу же встали из-за стола и направились к телефону.

– Именно так, – подтвердил тот.

– Тогда, будьте любезны, пройдите к нему сейчас.

– Пожалуйста. – Тот встал и, пройдя с десяток шагов, остановился у небольшого столика с телефонным аппаратом.

– Вы разговаривали стоя? – спросил инспектор.

– Нет, я сидел, – он указал на стоявшее рядом кресло.

– Ну так, сядьте. А заодно и трубку снимите.

Тут я понял, чего добивается Страйд. Сидя в кресле, Стентон оказывался почти спиной ко всем нам, а еще точнее – большая часть пространства холла осталась за его правым плечом. Перед ним был только столик с телефонным аппаратом и большое окно напротив.

– Вы видите меня, мистер Стентон? Нет, вы, пожалуйста, не поворачивайте голову.

– Строго говоря, я почти никого не вижу.

– Благодарю вас, возвращайтесь к нам.

Стентон с несколько удивленным видом вернулся на прежнее место, Гарри с дружеской улыбкой налил и протянул ему рюмку бренди.

– Вы, мистер Коллинз, – неожиданно обратился к нему Страйд, – все это время оставались за столом?

Гарри вздрогнул и чуть не выронил рюмку.

– Ну да, я вам уже говорил, – громко и, как мне показалось, с нарочитым недовольством, произнес он.

– Говорили, – спокойно ответил Страйд, – но в силу известных обстоятельств я должен уточнить. Задам вопрос по-другому: вы хорошо помните, что так оно и было?

Гарри сделал небольшой глоток и ни на кого не глядя проговорил:

– Надеюсь, что хорошо.

Больше всего в этот момент он походил на человека, которому, по его мнению, нанесли удар ниже пояса.

– Ладно, – инспектор перевел взгляд на Картрайта. – Вы, сэр, согласно предварительным показаниям, сначала находились здесь, а потом вышли в прихожую к почтальону. В это время оставшиеся в холле, естественно, находились вне поля вашего зрения.

– Да, конечно… хотя я все время слышал, как Стентон разговаривал по телефону.

– Из прихожей есть боковой проход в коридор, минуя холл. Вы легко могли пройти в кабинет Коллинза таким способом.

Инспектор произнес это выбрав среднюю интонацию между вопросительной и утвердительной.

– Мог, – подумав, ответил Картрайт, – но я этого не сделал. Я писал ответную телеграмму, допросите на этот счет почтальона.

– Уже допросил. Почтальон заявил, что, ожидая вас, курил на крыльце. Как выяснилось, он успел, не торопясь, выкурить свою средней величины трубку. Мы провели замер: у него это занимает четыре минуты. Довольно долго для простой телеграммы в одиннадцать слов.

Картрайт ответил легким пожатием плеч, давая понять, что он предоставляет каждому право иметь на сей счет свое мнение.

– Вернувшись в холл, минут через восемь вы все-таки прошли в кабинет. Зачем? Ведь вскоре его хозяин должен был сам вернуться к компании.

– Есть дела, инспектор, – невозмутимо ответил тот, – которые обсуждаются с глазу на глаз. А вопрос, почему один человек захотел поговорить с другим именно в тот момент, а не за два часа до того или через час спустя, не представляется мне разумным.

Резонность последнего замечания сомнений не вызывала. Страйд чуть покраснел, но мгновенно взял себя в руки.

– Кто был в холле, когда вы туда вернулись?.. Написав телеграмму. – В его последних словах скользнула ироническая интонация.

– Все те же, – равнодушно начал Картрайт, но вдруг осекся и внимательно посмотрел на Гарри Коллинза. – Все те же, – уже медленно повторил он, – Стентон у телефона и Гарри… – Он замолчал.

Страйд тоже молчал, ожидая продолжения, но ничего больше не последовало.

– Ну, хорошо. – Он повернулся туда, где рядом сидели обе женщины. – Тогда попрошу каждую из вас, сударыни, ответить только на один вопрос. Сколько раз вы проходили из кухни в этот холл и кого здесь видели? Начнем с вас, миссис Коллинз.

– Насколько я помню, – немножко подумав, ответила та, – я два раза проходила по коридору в холл и обратно, по-моему, – она сделала движение рукой в сторону мужчин, – все они были здесь.

– Кажется, я тоже два раза сюда входила, – подключилась мисс Хьюз, – но единственное, что хорошо помню: Генри у телефона. Я тоже хотела позвонить в Лондон и меня стала раздражать его болтливость.

– Прошу прощения, Марго, – улыбнулся Стентон.

– Прощаю, – в тон ему ответила та.

– Когда вы проходили мимо кабинета, до вас не доносились звуки какого-нибудь разговора, отдельные слова?

– Нет, – мисс Хьюз энергично помахала в воздухе своей стройной ручкой с растопыренными пальчиками, – может быть, Джулия что-нибудь слышала, когда приоткрывала дверь в кабинет.

На несколько секунд воцарилась мертвая тишина.

Брови миссис Коллинз медленно поползли вверх и также медленно она повернула голову в сторону своей соседки.

– Вы хотите сказать, – удивленно произнесла она, – что я входила в кабинет к мужу?

Она смотрела чуть вбок от Маргит с застывшим удивленно-выжидательным выражением.

– Я не говорила, что видела, как вы туда входили, дорогая, но…

– Прошу прощения, – вмешался инспектор, – я должен попросить вас мисс Хьюз спокойно рассказать об этом эпизоде. Что именно и когда вы видели?

– Да ничего такого особенного, – дернув плечами, начала та, – мы убрали со стола часть посуды и отвезли ее на кухню. Джулия отправилась назад, чтобы прихватить оставшуюся, я чуть задержалась… ну, может быть, минуты на две. Потом тоже пошла в холл, а в коридоре увидела, как Джулия прикрывает за собой дверь, как бывает, когда человек заглядывает в комнату, чтобы что-то сказать или спросить. Я же не говорю, дорогая, что вы туда заходили, – снова с милой улыбкой произнесла она.

– Миссис Коллинз шла вам навстречу? – быстро спросил инспектор.

– Нет, она проследовала в холл, и я туда вошла следом.

– То есть, вы видели ее только в спину, а она вас – нет?

– Ну да.

– И если я правильно понял, это было через четыре-пять минут после того, как Коллинз ушел к себе?

– Примерно так.

На протяжении этого диалога недоумение не сходило с лица хозяйки.

Наконец, в ее зрачках вспыхнул и заиграл холодный голубой огонек. Она резко встала из кресла и мгновение внимательно смотрела на Маргит, потом быстро окинула взглядом остальных и громко произнесла:

– Понятия не имею о чем идет речь! Вы слышите? Понятия не имею!

Уже позже вечером я подумал, что в тот момент она была похожа на неожиданно застывшего зверя, который не боится схватки, а лишь хочет получше распознать противника.

По лицам вокруг трудно было определить, что думал каждый, только мисс Хьюз изобразила легкую гримаску, видимо означавшую: «Раз ей так угодно реагировать на мои слова, то и пожалуйста».

– Что ж, возможно кто-то в чем-то и ошибается, – абсолютно бесстрастно прокомментировал эту сцену инспектор. И поочередно посмотрел на Картрайта и Стентона. – Скажите, господа, ту бутылку вина, которым вас угощал покойный мистер Коллинз, он откупоривал при вас или она уже была открыта?

Вопрос никак не вязался со всем предыдущим, и от неожиданности оба джентльмена обменялись удивленными взглядами.

– Да, он при нас достал ее из шкафа и распечатал, – после маленькой паузы ответил Генри, а Картрайт согласно его словам кивнул головой.

– Тогда осталась лишь одна маленькая деталь. – Страйд посмотрел на Гарри.

– Пожалуйста, инспектор, – ответил тот, ставя уже второй допитый бокал на столик и принимая позу слушателя.

– После известного всем битья посуды, – не спеша начал Страйд, – уцелели только бутылка и одна из четырех рюмок. Мы проверили отпечатки пальцев на них и получили очень любопытный результат. – Инспектор чуть выждал. – На рюмке мы обнаружили отпечатки лишь одного человека, покойного мистера Коллинза.

Ничего не изменилось после его слов, но мне показалось, что в позах присутствующих появилась та неуловимая естественность, которая как-то не ощущалась до этого. Будто легкий приятный для всех ветерок пронесся в застывшем воздухе.

– Но вот на бутылке, – продолжил Страйд, – оказались отпечатки ваших пальцев.

Его интонация и жест в сторону Гарри Коллинза изобразили легкое недоумение, а застывшая в воздухе рука давала понять, что он ожидает тотчас получить простое и ясное объяснение.

Гарри молчал, все головы повернулись в его сторону.

– Значит, на бутылке мои отпечатки пальцев? – наконец, хрипловато переспросил он.

– Ваши, – с ноткой сочувствия подтвердил Страйд.

– Так, очень хорошо. Но я что-то не помню, чтобы вы официально снимали с нас отпечатки пальцев. И насколько мне известно, вы имели право это сделать только с разрешения судьи. Значит, вы нарушили закон! – Гарри злобно улыбнулся, встал и протянул руку к бутылке с бренди. – Вы нарушили закон, и завтра же мой адвокат примет все необходимые меры, чтобы вы понесли за это положенное наказание. Вот так, господин полицейский!

Выражение победного самодовольства засветилось на его лице. Он налил рюмку и поднял ее в сторону инспектора:

– Ваше здоровье!

– Благодарю вас, – равнодушно и без малейших признаков испуга ответил тот. – Вы совершенно правы – я нарушил закон. И готов понести справедливое наказание. Возможно даже, меня отстранят от расследования и назначат другого, который проведет официальную экспертизу. В соответствии с законом, как вы сейчас сказали. А его обращение за разрешением в суд попадет в текущие отчеты, а оттуда в прессу. Да и результаты экспертизы от всего этого не изменятся. Вы так хотите? – уже не скрывая иронии, спросил он.

Гарри поставил невыпитую рюмку и остался стоять ни на кого не глядя. Стало ясно, что и он, хоть и последним, но тоже понял глупость своих угроз.

– Никакой прессы! – с неожиданным металлом в голосе произнес Стентон. – На континенте нас уже завтра ждут люди с большими именами. Мы открываем новое дело, и никакой прессы пока это возможно! Вы слышите Гарри?! Мы должны быть благодарны инспектору за то, что здесь еще не появился ни один журналист.

На загорелой физиономии мистера Коллинза трудно было разобрать движение мысли. Он по-прежнему молчал, застыв все в той же дурацкой позе.

Несколько этих секунд Стентон был похож на профессионального боксера, готовящегося нанести нокаутирующий удар. Потом к нему вернулось обычное доброжелательное выражение.

– Позвольте, я попробую пролить свет на этот факт с отпечатками, господин инспектор, – обратился он к Страйду.

– Сделайте одолжение.

– Я сам сказал Гарри, что в кабинете у Пита есть бутылка старого коллекционного вина. Вполне возможно, что в тот момент, когда я разговаривал по телефону, а Картрайт вышел в прихожую, Гарри зашел на минуту к брату. Подождите, Гарри! – Стентон пресек его попытку что-то сказать. – Я говорю: возможно, это было так. Я ничего категорически не утверждаю. Ведь будем откровенны, вы были порядочно пьяны и мало что помните. А если вы заходили в кабинет, то наверняка брали в руки бутылку и, скорее всего, выпили рюмку. Потом вернулись, и никто не заметил вашего отсутствия.

– Надо сказать, что Гарри профессионально разбирается в винах, – несколько наивно поддержал Картрайт.

– Да уж, знаток, – с сомнительной улыбочкой добавила Маргит.

– Таким образом, легко объясняется и появление четвертой рюмки, – закончил Стентон. – И не волнуйтесь, Гарри, никто не собирается на этом основании обвинять вас в убийстве брата.

– По-моему, господа, это разумное и единственно возможное объяснение, – опять присоединился Картрайт, обращаясь главным образом к инспектору.

Тот сделал в ответ легкое движение головой, давая понять, что он вполне все это допускает.

– Я, конечно, плохо помню, – поежился Гарри. – Начал соображать только когда понял, что Пит мертв… – Он озадаченно потер лоб. – Ваша правда, Генри, так оно действительно могло быть.

Пэро и Страйд обменялись быстрыми взглядами.

– Не смею вас больше задерживать, господа, – объявил инспектор.

– Можно ли считать, что вы будете придерживаться версии о самоубийстве, произошедшем по личным мотивам? – спросил Стентон. – Пресса все равно до этого доберется, и мы бы очень хотели, чтобы наши публичные разъяснения и ваша версия совпадали.

– Думаю, так и будет, – ответил инспектор.

– Благодарю вас.

В публике началось движение…

– Минуту внимания, господа, – вставая со стула, произнес Пэро, – одну только минуту. Самоубийство и у меня не вызывает почти никаких сомнений, но я не химик, и прошу объяснить мне одно обстоятельство, затруднительное, так сказать, для лично моего понимания. Цианистый калий ведь очень опасный яд, не так ли? Его не носят просто в кармане рядом с другими предметами. Значит, покойный мистер Коллинз должен был держать яд в чем-то вроде небольшой капсулы. На его столе такого предмета не было, в карманах полиция тоже ничего не нашла. Вам, миссис Коллинз, ничего похожего не попадалось на полу? Нет?

– Может быть, закатилось куда-нибудь, – сказали сразу несколько голосов.

– Пойдемте, осмотрим пол, – предложил Стентон и, не дожидаясь, первым направился к кабинету.

Осмотр оказался недолгим. Паркет был идеально отполирован и абсолютно гладок. Все же для очистки совести инспектор, Джон и несколько добровольных помощников побродили по комнате. Потом еще раз заглянули в ящики стола – без всякого результата. Пэро не двинулся дальше порога. Публика потекла назад в холл, а мы стали прощаться.

– Знаете, я ведь так и не нашла телефонную книжку, – сообщила миссис Коллинз, – ума не приложу, куда она могла подеваться.

– Вы уезжаете сегодня в Лондон вместе со всеми? – спросил ее инспектор.

– Да.

– Прошу оставить ваш лондонский адрес. Если вдруг почувствуете за собой слежку или встретите людей, похожих на тех, что болтались у дома, позвоните вот по этому телефону в Скотленд-Ярд. – Он протянул ей небольшой листок бумаги. – Они сообщат мне и сами примут нужные меры.

– И еще одна просьба, миссис Коллинз, – добавил Пэро. – По-видимому, у вашего покойного мужа был в Лондоне личный секретарь?

– Да, это миссис Твен, старый работник компании.

– Мой друг Дастингс будет в ближайшие дни в Лондоне. Я бы очень вас просил, чтобы эта миссис Твен познакомила его с телефонными книгами или блокнотами, которыми ваш муж пользовался на работе.

– Конечно, я распоряжусь. Вот, – она протянула две визитные карточки, – по этим адресам и телефонам можно связаться и с компанией, и со мной.

Мы двинулись к выходу.

– Мсье Пэро, – вдруг позвала она, когда инспектор с помощником прошли вперед.

Мы оба в ожидании остановились.

– Я не убивала мужа.

Мне показалась очень странной интонация ее голоса – как будто за сказанными словами могло скрываться что-то еще.

Утром следующего дня я отправлялся в Лондон.

Пэро провожал меня до самого поезда. Стояло сыроватое туманное утро. Ночью прошел мелкий холодный дождь, и вся природа сникла и съежилась, будто и не было перед этим ласковых светлых дней. Осень решила, наконец, оборвать лето, как заигравшегося ребенка, и наложила на всё свою сырую унылость.

Согласно инструкциям моего друга мне предстояла немалая работа: установить всех деловых и личных знакомых Пита Коллинза, начинающихся на букву «Д», связаться с ними и, представившись помощником инспектора Страйда, узнать, звонил ли им Коллинз в тот злосчастный день. О своих результатах я должен был составлять подробные письменные отчеты и переправлять их Пэро через поездных кондукторов.

Когда поезд тронулся, я помахал через стекло рукой моему энергичному, улыбающемуся другу и, все еще ощущая его крепкое рукопожатие, с удивлением вспомнил, что ведь ездил навещать больного.

Управление компанией размещалось в трехэтажном здании, построенном в деловой части Лондона в начале века, когда в архитектуре завоевывал свое место новый стиль, широко известный теперь под именем «модерн». Среди произведений того времени многие, на мой взгляд, строения не безукоризненны и даже эстетически сомнительны. Их архитектурная композиция часто отражает не столько новую художественную идею, сколько попытку ее отыскать или, еще хуже, навязать неудавшиеся авторские замыслы. Это же здание не относилось к такому разряду. Его создатели не стремились преуспеть в оригинальничании и, несомненно, имели хороший вкус. По типу строения это был большой особняк, облицованный различного размера керамической плиткой. Крупная сине-черная по бельэтажу сменялась оранжево-желтой меньшего размера на втором и третьем этажах. Между окнами третьего этажа и крышей этот цвет сгущался до золотого и на его фоне разворачивалось мозаическое фиолетовых оттенков панно на античные сюжеты, в которых я, честно говоря, никогда не могу до конца разобраться. Нижний ряд окон состоял из больших с закругленными краями прямоугольников, над ними располагались более овальные окна меньшего размера и совсем округлые шли в третьем ряду.

Дирекция компании, как уведомил меня швейцар, находилась на третьем этаже. Поднявшись, я повернул от лестницы наугад и сразу наткнулся на две большие мореного дуба кабинетные двери с фамилиями Стентона и Картрайта и их административными титулами. Как тут же выяснилось, бывший глава компании занимал противоположное крыло.

Секретарь покойного мистера Коллинза миссис Твен уже ожидала меня в большой комфортабельной приемной, где кроме нее за столиком с пишущей машинкой и канцелярскими реквизитами работала молодая невыразительная девушка. Стол миссис Твен своими габаритами, дорогим внешним видом и двумя телефонами вполне подошел бы любому начальствующему чиновнику. Да и сам вид этой почтенной дамы давал понять, что человек она здесь отнюдь не последний.

Лет шестидесяти с небольшим на вид, худая, высокая и прямая с головы до пят, с пепельного цвета сединой в завитых волосах. Серые водянистые глаза миссис Твен смотрели внимательно, но не враждебно. Одета она была в строгий темно-серый костюм с черной шелковой блузкой с небольшим жабо. Сходная одежда была и на девице, хотя значительно проще по качеству. Видимо, это был общий стиль, соответствующий обстановке приемной – удобно, дорого и строго.

– Я уже все приготовила для вас, – ровным, чуть глуховатым голосом начала миссис Твен после взаимных приветствий. – Вот этот блокнот, – она указала на среднего формата кожаную книжку с небольшими медными кольцами вместо переплета, – всегда лежал на рабочем столе мистера Коллинза. Иногда он звонил сам, но чаще просил меня соединить его с нужным абонентом. Тогда я пользовалась своей телефонной книжкой, вот она.

Затем миссис Твен предложила мне сесть в кресло у небольшого круглого столика и сама, вернувшись на свое рабочее место, тут же произнесла:

– Ужасное событие для всех нас, мистер Дастингс, ужасное. Каждый служащий компании переживает это как личную утрату. – Она тяжело покачала седой головой, а мне показалось, что выражение лица молодой особы, и без того вполне непримечательное, приобрело в этот момент совсем уже отсутствующий вид.

– Да, конечно, – чересчур энергично заговорила миссис Твен, переводя свой взгляд с меня на нее, – мистер Коллинз был строг! Но он умел ценить людей, и прекрасно платил.

Еле уловимое ответное движение в лице машинистки должно было значить: я что, с вами спорю?

– Наверно, и мистер Стентон, – заметил я для поддержания беседы, – продолжит такую политику.

– О да! – почти воскликнула пожилая дама. – Это просто счастье, что есть такая замена.

– Даже если мистер Стентон снизит служащим зарплату, – проворковала девица, поправляя заложенные в валик листы, – никто не уйдет из компании. В особенности женщины, которые в него влюблены поголовно.

– Как вам не стыдно, Кэти, – тут же возмутилась миссис Твен, – говорить в такой день подобные глупости!

– Я же ничего плохого не сказала. К тому же, пожалуйста, не волнуйтесь, вас я в виду не имела.

Сначала миссис Уолтер издала – «уф-ф», но потом неожиданно добродушно улыбнулась и, обращаясь ко мне, проговорила:

– Какое невинное и непосредственное нахальство. Представляете, чтобы бы было, если бы мы заявили такое пожилому человеку в дни нашей молодости.

Я тоже улыбнулся в ответ, совершенно разделяя ее точку зрения.

Более часа я занимался выписыванием телефонных номеров, чьи владельцы носили фамилии, начинающиеся на «Д». Обе женщины тоже занимались своими делами. Время от времени миссис Твен давала указания Кэти или отвечала на ее вопросы, регулярно поглядывая в мою сторону. Когда я, закончив, наконец, свои труды, стал укладывать записи, она велела девушке спуститься на первый этаж за какой-то справкой и сразу же, как только за ней закрылась дверь, обратилась ко мне:

– Я не хотела ничего говорить при Кэти, – начала она, – у нас и без того уже поползли разные слухи. Видите ли, мистер Дастингс, сегодня утром, перед вашим приходом, к нам сюда был один очень странный звонок. Звонил господин по имени Дипсон.

– Дипсон? – переспросил я. – По-моему, его нет в телефонных книжках.

– Да, мистер Дастингс, его там нет. И он не сразу себя назвал. Понимаете, нам сюда не звонят случайные люди – люди с улицы. Все, кто обращается к нам, умеют себя вести, они представляются и начинают разговор в определенной манере. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, вполне.

– Ну так этот тип сразу повел себя очень нагло. Потребовал к телефону мистера Коллинза, начал врать, что они договаривались об утренней встрече, не захотел назваться. Мне сразу это показалось очень подозрительным, и я ничего не сказала ему о смерти патрона. Я спросила, что передать, когда он появится? И тогда он назвал себя и сказал, что просит о встрече.

– Он не сказал, когда и где именно хочет встретиться?

Нет, он просто назвался и заявил: «Передайте, что я прошу его встретиться со мной и как можно скорее». Как вы считаете, мистер Дастингс, я правильно поступила, скрыв от него про смерть?

– Совершенно правильно, миссис Твен, думаю, в противном случае он бы вам не назвался.

Я записал фамилию, хотя и так бы ее уже не забыл.

– Мистер Дастингс, – снова обратилась она, – может быть, это не мое дело, раз полиция об этом меня не спрашивает… – она помедлила. – Я проработала с мистером Коллинзом пятнадцать лет. Он был сложной личностью, мог быть очень резким в поступках. Но я была бы не достойна своих седых волос, если б за пятнадцать лет не смогла понять человека, которого наблюдала каждый день. Так вот, мистер Дастингс, никогда даже сама мысль о самоубийстве не могла прийти в его голову!

Вернувшись домой, я счел за лучшее тут же связаться с районным полицейским отделением и сообщить о подозрительном телефонном звонке и странном субъекте с фамилией на букву «Д».

Страйда на месте не оказалось, но Джон внимательно меня выслушал и обещал безотлагательно все передать своему начальнику. После этого, следуя данному Пэро обещанию, я расположился за письменным столом и обстоятельно описал свой визит в компанию. За этими занятиями день перешел в вечер.

Обдумывая план на завтра, я решил с самого утра начать звонки согласно имеющемуся у меня списку. Посчитав число телефонных номеров и помножив их на несколько необходимых для каждого разговора минут, я пришел к выгоду, что за день сумею завершить эту работу. Что ж, возможно, тогда прольется и какой-то свет на всю эту темную историю.