Текст книги "Силовой вариант"

Тяжелый штурмовик «Скорпион-5»

– Скорпион, Скорпион, мать твою, я Урал десять! По нам работают крупняки, мы под огнем, в адресе до пяти десятков духов, у нас есть двухсотый и трехсотые! Какого беса не работаете по целям, мать вашу?!

Майор мысленно выругался – до того, как сесть в кресло офицера управления огнем на тяжелом штурмовике – он летал на Су-25, был сбит, чудом уклонился от поисковых групп моджахедов, вышел к своим, был списан с летной работы на реактивных самолетах. Сюда его посадили за заслуги и за огромный опыт в работе по местным целям: как-никак под четыре сотни боевых вылетов. Он по-прежнему числился в составе боевой эскадрильи, совершал боевые вылеты, уничтожал душманов, громил опорные пункты и сжигал караваны. Но здесь, сидя в удобном кресле и тыкая пальцами по клавишам – майор чувствовал себя предателем, сам не зная почему. Согласитесь: когда ты направляешь своего Грача на искрящийся вспышками ДШК, выходишь в лоб, один на один – и когда ты сидишь в кресле, в герметизированной кабине, ночью и нажимаешь на кнопку, посылая танковый снаряд в ничего не подозревающего врага – это совсем разные вещи.

– Урал десять, у меня красный свет, повторяю – красный свет от штаба.

– А не насрать на красный свет твой, у меня там пацаны под пулями, мать твою! Ты что, там, совсем…

Абонент на другом конце линии договорить не успел – майор вдруг услыхал какой-то шум, а потом – хрип.

Твою мать…

Он посмотрел на экран – еще один ДШК! Четвертый!

Чтобы у всех этих ГБшников – х… на лбу вырос!

Белая линия протянулась от одного из домов кишлака к стоящему на окраине бронированному Уралу. Тот задымился, загорелся… попадание…

А пошли они все.

– Разведка! – заорал майор в микрофон – ты что там, совсем мышей не ловишь! Кой черт там у тебя творится – признаки применения управляемого оружия, вон следы! Нас щас тут из Стингера приземлят – а ты ворон ловишь!

Говорилось это все для аппаратуры боевого документирования. Ну, если даже и прижмут потом – все равно, прямое неисполнение приказа пришить не смогут, пенсию он себе выслужил… почти. Запихнут в какой-нибудь сраный гарнизон, там дослужит.

– Виноват… тащ майор – все понял сидящий в носу со своей аппаратурой штурман – разведчик, наблюдаю дымные следы, возможно применение ПЗРК.

Вот и все… душки поганые…

– Внимание принял решение открыть огонь… огонь в опасной близости от дружественных сил… боевой отсек… крупный калибр… заряд термобарический… готовность… наведение… есть цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение… огонь!

Самолет едва заметно дрогнул, на мгновение сбился с ритма ровный гул двигателей… сто двадцать миллиметров это не шутка. Секретное пока орудие 2А80 выплюнуло осколочно-фугасный снаряд, который по могуществу действия у цели не уступал шестидюймовой гаубице. Снаряд проломил крышу укрепленного дома, откуда плевался огнем ДШК – и уничтожил дом вместе с огневой точкой. Только куски стен и остатки крыши – полетели во все стороны. Дохнуло пламенем – так, что показалось будто разверзся вулкан.

– Попадание.

– Подтверждаю, прямое попадание, цель уничтожена.

– Новая цель. Огневая точка, активна…

Тревожная группа

Никто из спецназовцев не попадал под удар самолета огневой поддержки Скорпион. Самолеты эти – работали в основном по ночам в приграничной зоне, в секторах ответственности, которые они окучивали – командиров предупреждали под расписку, что в такое то время будет работать Скорпион, и весь личный состав – с поля долой. Перепутать и врезать по своим – да запросто, тем более что спецназовцы часто выходили в поле в духовской одежде и на духовской технике. Массовая гибель личного состава, погоны долой и под суд – кому надо? Еще – Скорпионы использовались для того, чтобы долбать духовские укрепленные районы, они летали на высотах, почти недосягаемых для Стингеров, несли в несколько раз больше отвлекающих ловушек, чем СУ-25, несли приличной мощности станцию РЭБ и могли гвоздить район целыми часами, что днем, что ночью. Операции проводились так: советские солдаты перекрывали все отходы из района, сами находясь при этом на солидном удалении, дальше появлялся Скорпион и начинал долбить. Долбил он по часу, а то и больше, потом он уходил, и только после этого советские части входили в район, чтобы подавить остаточное сопротивление. Но никто и никогда даже не думал отрабатывать огонь в опасной близости от дружественных сил – поражение целей, находящихся в пятидесяти – ста метров от залегшего спецназа. Этот случай – стал первым.

Было и в самом деле страшно. После каждого попадания – земля ощутимо вздрагивала, и спецназовцев даже с такого расстояния окатывало жаром. Пыль, дым, летящие в разные стороны остатки дувалов – какие-то долетали и до них. Командир группы – как-то раз попал под огонь веселых, вчера отметивших чей-то день рождения артиллеристов – но и тогда так страшно не было…

Они не сразу поняли, что самолет прекратил огонь. Какое-то время – выстрелов уже не было и взрывов, сотрясающих землю – тоже не было, а они все лежали, закрыв головы руками.

Потом – кто-то поднялся. Непечатно высказался – и закашлялся. Потом поднялся еще кто-то и еще…

– Черт…

Через путь поднятой пыли и дыма – желтыми пятнами зловеще проглядывали костры. Что-то горело…

– Пошли, что ли?

– Начать… кхе-кхе… выдвижение. Разбиться на четверки, проверять каждый дом. Сулиман – остаешься с ранеными.

– Есть.

Они пошли вперед, прикрывая друг друга и сторожко поводя стволами автоматов по сторонам – видно не было ничего, но и противник, если кто-то уцелел в этом аду – тоже ничего не должен был видеть. Непонятно было – что тут могло уцелеть, в таком аду – температура около нуля, а тут – жарко. Ноги постоянно натыкались на что-то.

– Справа чисто.

– Слева чисто.

– Идем…

Один из спецназовцев пнул чудом уцелевшую дверь, ведущую во дворик – и отшатнулся от пахнувшего в лицо жара.

– Тут ничего.

В некоторых местах разрушило даже дувалы, хотя афганцы их строят – как мини-крепости.

– Стой! Дреш!

Что-то метнулось в дыму, спецназовец еле сдержал палец на спусковом крючке.

– Таслим! Ништ фаери, таслим[53]53
  Сдаюсь. Не стреляй, сдаюсь.


[Закрыть]!

– Держи его!

Душман, непонятно как уцелевший – жутко выглядел, обгорелое, закопченное лицо, борода в крови, руки непонятно в чем, он кашлял. Спецназовец, который страховал своего товарища, мрачно прикинул – не жилец. Скорее всего – легочная контузия, вон кровь ртом идет. Хотя… народ крепкий, может, выживет.

Тот, кто задержал духа – связал ему руки обрезком парашютной стропы.

– Шурави шайтан…

– Караредл[54]54
  Утихни, затихни!


[Закрыть]!

– Товарищ капитан, есть один дух. Ранен.

– Оставьте. Продвигаемся вперед.

Чем дальше они шли – тем меньше были разрушения, очевидно, летчики постарались отработать так, чтобы не задеть возможное местонахождение американского агента.

– Хэа[55]55
  Боевой клич пуштунов, то же самое, что наше Ура.


[Закрыть]!

Кто бы это не был – но две автоматные очереди скрестились на боевике прежде чем он успел бросить гранату.

– Бойся!

Все попадали на землю, где-то впереди хлопнула РГДшка. После разрывов снарядов с самолета – взрыв показался слабым и несерьезным.

– Чисто!

– Вон адрес! Дверь!

Спецназовцы, прикрывая друг друга, перебежали к неповрежденному дому – довольно большому. В отличие от остальных он вообще почти не был поврежден, если не считать частично заваленного дувала.

Где эти летуны? Козлы. Вот

– Приготовиться к штурму! На три – один – два…

На три – один ударил в дверь, прикрываясь дувалом – взрыва нет, растяжки нет. Двое – рванулись внутрь, пристроенные к цевью фонари[56]56
  Об использовании подствольных фонарей – читать воспоминания Э. Абдуллаева о войне в кяризах.


[Закрыть] прорезали ночной сумрак в поисках целей.

– Слева чисто!

– Справа чисто!

Еще двое проскочили к двери.

– Один – два…

Удар, один из спецов заходит и сразу пытается уйти влево, но места нет и приходится продвигаться вперед, стараясь не потерять темп. Коридор. Автоматы наизготовку, пальцы – на спусковых крючках.

– Дверь! Здесь дверь!

– Таслим! Таслим!

– Хорош орать. Давай – Зарю и входим.

– Есть!

Из небольшой, размером с боевую осколочную гранату, сверху белой, снизу черной, рубчатой как эспандер – выдергивается чека.

– Бойся!

Спецназовцы едва успели отвернуться – внутри, в одном из немногих уцелевших домов кишлака – оглушительно громыхнуло. Так громыхнуло, что тот, кто стоял в цепи первым – едва не потерял сознание. Показалось – что сейчас крыша на голову упадет.

– Пошел!

Удар по двери, автомат навскидку, яркий луч фонаря режет завесу пыли и дыма. За спиной – то же самое.

– Дреш! Дреш!

Здесь было просторнее, вошедший первым спецназовец отошел в сторону, давая дорогу остальным. Через две секунды – в комнате было уже трое.

– Чисто!

– Чисто!

– На полу! На полу, осторожней!

Два луча фонаря – скрещиваются на лежащем на полу человеке, тот лежит оглушенный и ослепленный, из ушей – идет кровь.

– Дреш!

– Проверь его!

Один из спецов переворачивает лежащего на животе человека – осторожно, готовый отскочить, упасть, подать команду об опасности. Не раз и не два были случаи, когда душок из последних сил выдерживал чеку гранаты и подкладывал ее под себя – подарок ненавистным шурави.

Луч прицепленного к цевью фонаря замирает на лице – грязном, окровавленном, со свернутой набок челюстью, с жиденькой бороденкой.

– Это объект!

– Тащите его отсюда! Пошли, пошли, пошли!

На дворе – приглушенно хлопает взрыв. Спецназовцы ломятся вон из здания, один из них тащит полумертвого американца, закинув руки на плечи.

Двор. Мелькающий свет фонарей, крики и мат, кислый запах взрывчатки. Кто-то лежит на земле, командир группы с полувзгляда понимает – не жилец. Не первый год здесь кувыркается, навидался – лучше иного фельдшера понимает…

– Доклад!

– Тащ капитан, тут кяриз! Замаскированный! Младший сержант Бурятов туда пошел, а там МОНка[57]57
  Мина направленного действия.


[Закрыть], с. а!

Один из спецов все же не выдерживает – падает планка. Поминая мать и ругаясь на пушту он подлетает к пролому в земле, где взорвалась мина-ловушка, убив младшего сержанта Бурятова, сует туда ствол автомата – и жмет на спуск, продолжая орать непечатное. Подскочивший вторым прапорщик Акопян – хватает его сзади, блокируя руки, тащит его от пролома…

– Ах… б… я… вас… на кол всех… на кол…

– Молчать! Бунчук – берешь своих и отступаете к машинам! Остальные – прочесать здесь все! Связь мне, связь!

Тяжелый штурмовик «Скорпион-5»

– Скорпион, я Экран. Боевая задача – приступить к прочесыванию местности, радиус – пятнадцать километров! Обращать внимание на признаки активности, небольшие группы и одиночных духов, движение транспортных средств, особенно малых колонн. Об обнаружении – докладывать немедленно.

– Скорпион – принял, выполняю. Группа разведки – боевой приказ, свободный поиск, радиус – пятнадцать от муравейника. Докладывать немедленно!

– Есть!

Еще года три назад – это было бы невероятно, поисковые действия на таком радиусе и ночью. Сейчас – реальность. Огромный объем фюзеляжа и грузоподъемность Ил-76 дали возможность установить предельно мощную аппаратуру разведки, связи и управления, такую, какая раньше либо использовалась только на земле либо – вовсе не была разработана. Ни самолет ни вертолет – не смогли бы ночью сделать такую работу, на которую был способен Скорпион.

Бывший генеральный секретарь ЦК НДПА. Мохаммед Наджибулла

– Важэл?

– На, на. Дмха!

Может быть, шурави увидят американца и удовольствуются эти. Может быть, если оставить его в живых – шурави этого хватит.

Они выскочили во двор, где-то рядом – что-то горело. Нельзя было медлить ни минуты, в любой момент – над домом мог зависнуть вертолет, и тогда – уже не уйдешь…

– Длта! Длта, рафик командон[58]58
  Сюда! Сюда, товарищ командующий.


[Закрыть]!

Бывший президент – никогда не останавливался в месте, где не было хотя бы двух запасных путей отхода. Звериным чутьем своим он понял – по земле уходить нельзя, в воздухе – враг. Значит – уходить надо под землей…

Облицованный камнем сухой колодец. Поскрипывающая под ногами лестница. Свет фонарей и сухая, лезущая в нос пыль…

Тот, кто шел первым – это был майор Алади, прикрывающий президента уже несколько лет, и беспредельно верный ему – прицепил аккумуляторный фонарь под цевье, на самодельное крепление. Примкнул к автомату штык старого образца, длинный. Было низко, со всех сторон давила тяжелая, темная земля, идти приходилось согнувшись в три погибели. Но это еще ничего – потом придется ползти.

Кяризы! Лазы, ведущие в горы, туда, где есть вода. Карт кяризов не было ни у кого и никогда, информация о ходах передавалась от отца к сыну, от наличия кяриза зависело – будут тут жить люди или нет. Кяризники – одна из самых уважаемых профессий в Афганистане, бывало – что кяриз начинал отец, а заканчивал – уже сын. Все делалось вручную.

Сухая, холодная на глубине земля. Затхлый воздух, скорпионы и змеи, павшие в зимнюю спячку. Черные чурбаны – подпорки, подпирающие низкий, кое-как укрепленный потолок. Смертельно опасное место.

Но все равно – надо идти. Алади – опытный человек, у него нечеловеческая реакция, он приколет штыком что змею, что кого еще…

Наверху бухнуло – раз, потом еще раз. Все буквально кожей, всем телом ощутили – как дрогнула земля.

– Бомбят…

– Шайтан их забери…

В Афганистане от благодарности до проклятья – один шаг. Точно так же – один шаг от дружбы до смертельной вражды.

– Вро-вро[59]59
  Тихо!


[Закрыть]!

И в самом деле, кяриз – совершенно неподходящее место для досужего разговора. Шорох чешуек змеи по песку, негромкий стук железа о камень – все это может предупредить о наличии врага. В кяризе – можно идти даже с закрытыми глазами, если ты достаточно опытен.

Они шли, потом – встали на четвереньки и поползли подобно гадам – а наверху что-то бухало и грохотало.

* * *

– Вро-вро!

Выходы из кяризов – не обязательно были в виде колодцев, некоторые – были пологими. Этот – был пологим. Он вел на склон довольно высокого холма у самого подножья гор. Майор Алади лег на бок, осторожно оттолкнул стволом автомата заслонку, ловко, как змея пополз наружу. Остальные – замерли в ожидании. Сочащаяся в кяриз через открытый лаз ночная свежесть – была как амброзия после душного, тесного кяриза.

Каждый ждал, слыша тихие удары сердца. Наверху – их мог поджидать враг. Если так – то все, зальют керосин в кяриз и подожгут.

В люке – горела одинокая звезда на небе. Их было много – но из люка была видна только одна, холодная, молочно-белая и крупная.

Потом – звезду закрыл человек, сунувшийся обратно в лаз.

– Хиц! Чабак! Чабак[60]60
  Никого! Быстро! Быстро!


[Закрыть]!

* * *

Они вылезли на склон, быстро привели себя в порядок – после путешествия по кяризу одежда будет совсем не в порядке, потому что там грязь и есть даже павшие животные. На горизонте – переливались зарницы разрывов, рокотали вертолетные лопасти. Люди старались не смотреть туда…

Осторожно, как их учили щурави – инструкторы – они растянули большое пуштунское одеяло, расстелили карту.

– Сюда – решил президент – к утру дойдем до кишлака, пересидим там день. Потом пойдем дальше.

– Нас кто-то предал. – сказал Шинмари, самый молодой из них

– С этим потом – отрезал президент – сначала уйдем, потом разберемся, что произошло, и кто предал. Выступаем – нельзя оставаться на открытой местности до утра.

Ночью в горах пройти двенадцать километров – много. Но не для воинов – пуштунов.

* * *

Майор Алади, настороженный, как всегда, мягко ступающий по земле в своих сапогах с кожаной подошвой – вдруг застыл, встал как вкопанный, смотря влево.

– Что…

– Цмлый[61]61
  Ложись!


[Закрыть]! – он прыгнул на президента, сшиб его с ног и застыл, направив ствол автомата в ночное небо.

Из-за горной гряды – с рокотом выкатились два вертолета, пулеметные очереди полоснули горный склон слева и справа от группы. Это была «караванные» вертолеты, охотники за караванами – нор у них теперь не было прожекторов, были приборы ночного видения отчего было еще страшнее. Ничего – ни яркого света, ни очертаний вертолета – лишь темные тени на фоне более светлого из-за звезд неба, рокот вертолетных винтов, который, кажется – везде, доносится со всех сторон – и громовой, перекрикивающий винты и турбины голос.

– Вы обнаружены, сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Сдавшимся гарантируем жизнь. Сдавайтесь.

Несколько автоматов заговорили в унисон – и, отвечая им, с одного из вертолетов ударил НУРС, пока выше группы. Лежащих на горном склоне – осыпало землей.

– Бывший президент Наджибулла, мы знаем, что вы здесь! Сопротивление бесполезно, сдавайтесь! Шансов нет!

Группа захвата

– Досмотровая группа на сброс! Обезоружить, связать, ожидать приказов!

– Шевелятся вроде еще. Может дать…

– Я тебе дам…

Один из вертолетов проходит над склоном, пока второй – страхующий – прикрывает его с дистанции, из первого – один за другим бросаются в темноту, на склон десантники Высота – метров семь – девять, но для десантника это ничто.

– Сброс произвел! Досмотровая группа на земле! Отхожу в зону ожидания!

– Бортстрелок, держи готовность!

– Есть!

На земле – группа десантников, не раз и не два ходившая на караваны – готовится к самому главному. Это все равно – что взять медведя на берлоге после того, как выследили.

– Шаповал, Абдулов! Приборы у вас?

– Так точно.

– Идете первыми. Стрелять только если они начнут. Постарайтесь брать живыми.

– Есть.

– Подолян – прикроешь его отсюда. Мамедов – давай, бери свою дуру и уходи выше. Работаешь только в самом крайнем случае.

– Есть.

Начиная с 80-х годов – американская армия превзошла советскую в возможности ведения боя ночью. У американцев вертолеты с системой FLIR, радара для полетов в сплошной темноте – появились еще во Вьетнаме – мы и в Афганистане не могли нормально обеспечить ночные полеты. А ведь караваны гоняли ночью! Сейчас, после сокращения ОКСВ в разы – проблема встала особенно остро. Но ее – решали. На БелОМО, не мудрствуя лукаво, скопировали очки ночного видения AN-PVS7, которые удалось захватить в Никарагуа, именно они были на Гвардии младшем сержанте Шаповале и Гвардии сержанте Абдулове. У остальных – на автоматах, снайперских винтовках и пулеметах были ночные прицелы. Это раньше была специальная модификация Н для автоматов и ручных пулеметов, сейчас же – в полевых мастерских под эту модификацию переделывалось все оружие СА, ночные и оптические прицелы поступали во все большем и большем количестве и в некоторых подразделениях – они были уже у каждого.

– Остальным – занять позиции. Стрелять только по команде. Шаповал, Абдулов – вперед!

– Хакарат макава! Хакарат макава[62]62
  Не двигаться!


[Закрыть]! – громыхнуло с вертолета

Душманы – несмотря на то, что еще недавно они были своими, сейчас они были душманами – были метрах в пятидесяти, уже – на дальности броска гранаты. Гвардии сержант Абдулов – перещелкнул предохранитель в среднюю позицию, решив – что если что – саданет очередью, и пусть потом судят. Потому что нет здесь своих – одним духом меньше и хорошо.

– Топак де пар ми дзака ки хиз де! Лаасуна портакра! Лаасуна портакра! Мукавамат макаваи[63]63
  Бросьте оружие! Поднимите руки вверх! Не оказывайте сопротивления!


[Закрыть]! – громыхало с вертолета

Один из боевиков впереди дернулся – и опережая его движение четко стукнула СВД.

– Мать… – выпустив короткую очередь, Гвардии сержант Абдулов бросился на землю.

– Не стрелять! Не стрелять! Вашу мать не стрелять! Сдавайтесь там, а то всех положим!

* * *

– Ц б каву[64]64
  Что будем делать?


[Закрыть]?

В темноте – отчетливо, слышимо даже через шум и вой вертолетов, через металлический голос команд – щелкнул предохранитель пистолета

– На. На. – сказал бывший президент Афганистана

Он уже все для себя – решил.

ППД «Экран-1» ВСН МО СССР. Авиабаза Баграм. 16 июня 1988 года

Бывшего генерального секретаря ЦК НДПА, Мухаммеда Наджибуллу содержали в ленинской комнате – просто больше негде было, не было свободного места. Было известно, что президент – в молодости занимался боксом и национальной афганской борьбой – поэтому, не далее чем на два шага от бывшего генсека находился зам по физподготовке базы по прозвищу Мускул. Сей субъект был знаменит на весь ограниченный контингент тем, что он выступал перед новобранцами с двухпудовой гирей. Он выходил перед строем с этой гирей, ставил ее и говорил – вот видите, это гиря. Ее можно поднять – при этих словах он ее поднимал. Ее можно поставить – при этих словах он ставил ее обратно на землю. А еще, ей можно перекреститься. И с этими словами – Мускул крестился, но не перстами, а зажатой в кулаке ручкой гири. Те из салаг, до которых еще не дошло, куда они попали – при виде этого зрелища моментально прозревали…

Сразу возник вопрос о том, кто будет обыскивать президента. Для мусульманина личный обыск – унижение, но для советского военнослужащего обыскивать кого-то, тем более того, кто еще недавно считался другом – тоже унижение не из последних. Сошлись на том, что бывшему президенту подобрали в каптерке полный комплект советской полевой формы, и попросили его переодеться, отдав одежду. Теперь – гэбье в одном из ангаров зачем-то ее перетряхивало, вскрывало швы.

Перед дверью ленкомнаты стоял пост – два солдата спецназа, вместо положенного по уставу в таком случае штык-ножа, у них было по пистолету Стечкина и по автомату Калашникова с боекомплектом, в нарушение устава при начале дежурства патрон досылался в патронник. Еще двое, вооруженных точно так же – стояли на улице под окном.

Человек в штатском, поднялся на второй этаж, сделал несколько шагов – и тут же был остановлен зловещим щелчком предохранителя пистолета. Ни положенного по уставу окрика «стой, кто идет», ни вопроса «кто здесь» – просто щелчок предохранителя.

– Свои – сказал он

– Пароль?

– Двина на сегодня…

– Можете идти…

Человек в штатском подошел к стоящим на посту часовым, предъявил красную корочку с тиснением золотыми буквами на обложке – КГБ СССР. Часовой достал блокнот, карандаш и переписал данные удостоверения. Отступил в сторону.

Человек шагнул в комнату, где содержался пленник

– Выйдите!

Начфиз Мускул удивленно посмотрел на вошедшего. Тот был среднего роста, с проседью в волосах – он был ниже президента больше чем на голову.

– Товарищ… опасно.

– Выйдите, майор!

Звание начфиза звали не все. И еще меньше из тех кто знали – прошли бы пост охраны на дверях.

– Я за дверью буду, товарищ… генерал.

Когда за Мускулом закрылась дверь, бывший генеральный секретарь – он не был связан, на нем не было даже наручников – затравленно посмотрел на вошедшего.

– Здравствуйте, рафик Мухаммед. Или саид раис[65]65
  Господин президент.


[Закрыть]… как там теперь…

– Здравствуй, мушавер[66]66
  Советник.


[Закрыть] – сказал бывший генсек – живой, значит… Не ждал я тебя увидеть, не ждал…

– В жизни всякое бывает. Догадываешься, зачем я пришел?

– Да догадываюсь… Только мне то с этого – чего?

– Жизнь.

– Вот так?

– А ты как думал, рафик, а? Ты думаешь – мы зачем тебя искали? Ты для нас – тьфу. Хочешь, в Пакистан потом отпустим? К семье? Или где она у тебя там… в Югославии…

Бывший генсек ничего не ответил

– Боишься… И правильно делаешь. Тебе, рафик командон, нужно уже не бояться. Тебе надо завещание писать. Замочат ведь тебя.

– Замочат?

– Ну, убьют. Взорвут, застрелят, голову отрежут. Замочат – это так в тюрьме говорят, набрался я там… слов разных.

– В тюрьме, значит, отсиделся, мушавер?

– В ней самой рафик, в ней самой. Добрые люди помогли, есть люди на свете. А сейчас – и реабилитировали вчистую, и на работе восстановили.

– Полковник сейчас?

– Генерал-майор.

– Вырос, значит. Была одна власть – а стала другая власть?

– Так. Знаешь, рафик, что с Крючковым стало?

– Знаю, как не знать. Угрожаешь?

– Предупреждаю. Ты ведь из-за этого переметнуться решил, а? Мятеж устроил, американцев позвал. Из-за этого?

– Из-за этого, не из-за этого… какая сейчас разница, мушавер? Говори, чего надо, и уходи, не … беспокой душу.

– По-русски правильно – не рви душу.

– А ты что, русский, мушавер? Разве так?

– Русский. Русский азербайджанского происхождения. Мы все здесь – русские. Так что, давай прямо, рафик. Говорить будешь?

– Нет.

– Почему?

– Если молчать буду – убьют только меня. Если заговорю – всю семью вырежут, до последнего человека.

– Это ту, которую ты в Югославии держишь? Хочешь, адресок назову?

Бывший генеральный секретарь ЦК НДПА хотел было броситься, но моментально понял – бесполезно. Этого убьешь, другие придут. Нет им числа.

Все замарались, все. И каждому выгребать – по делам его.

– Сам понимаешь, рафик, выбора у тебя нет. Мы, по крайней мере, тебя живым хранить будем. До последнего. Нам свидетель нужен. Я ведь догадываюсь, что там люди – которых словом не свалить.

– Их ничем не свалить.

– Ошибаешься, рафик. Крючков так думал – и где он теперь. Чебриков так думал – и где он теперь. Горбач так думал – и где он теперь? Скверну надо – каленым железом. Иначе нельзя, зараза пойдет. Так что думай, рафик, прямо сейчас думай, времени нет ни минуты. Сыграешь – дадим документы, семью поселим в тихом месте… будешь век свой коротать где-нибудь… подальше от глаз. А врагов твоих – похоронят с тремя залпами. Ну?

– Нет.

– Как знаешь. Завтра передадим тебя ХАД, как положено. Посмотрим, доживешь ли до суда. Бывай, рафик, мне еще твоего брата сыскать надо. Может, он умнее окажется, чем ты.

Москвич встал, пошел к двери…

– Стой! – не выдержал бывший генсек, когда тот уже взялся за ручку – какие будут гарантии мушавер?

– Моих слов тебе недостаточно?

– Человек хозяин своего слова. Захотел дал, захотел взял.

– А слово Председателя Президиума Верховного Совета Союза СССР тебе весомее будет? Хочешь – сейчас к вертушке пройдем?

Бывший генсек немного подумал, потом обреченно махнул рукой. Сильный и крепкий в начале разговора сейчас, он как-то сдулся, съежился, кажется, что даже стал меньше. Он сломался…

– Говори свои вопросы, мушавер. Скажу…

Москвич достал из кармана небольшой японский диктофон – чертовски удобная штука. Вставил две пальчиковые батарейки, сказал «Раз, раз», переключил и послушал как звучит. Звучало нормально. Тогда он положил диктофон на стол, поставил стул напротив.

– Сегодня шестнадцатое мая одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, шесть часов одиннадцать минут по московскому времени. Я, генерал-майор государственной безопасности Аскеров Эльхан Абдулович, находясь в помещении ленинской комнаты авиабазы Баграм Демократическая Республика Афганистан, провожу допрос задержанного Мохаммеда Наджибуллы, бывшего генерального секретаря ЦК НДПА. Назовите свое имя.

– Мохаммед Ахтар Наджибулла.

– Вы клянетесь говорить правду и только правду?

– Клянусь, мушавер, клянусь – сказал бывший генеральный секретарь.

– Тогда вопрос первый. Когда вам впервые предложили участвовать в поставках в Советский союз героина?

– В апреле восьмидесятого года это было.

– Кто предложил вам участвовать в схеме поставок?

– А то ты не знаешь, мушавер.

– Рафик генеральный секретарь, я может, и знаю, но вы должны назвать это имя сами. Вы знаете процедуру не хуже меня.

– Двое пришли. Птицын и Кулаков. Прямо в кабинет. В открытую.

– Вы имеете в виду генерал-лейтенанта ГРУ, советника при Генеральном штабе армии ДРА Птицына Владимира Александровича и полковника КГБ, главного военного советника при Корпусе погранвойск ДРА Кулакова Петра Борисовича?

– Их самых, рафик мушавер. Их самых. Только Птицын тогда еще полковником был, а Кулаков – он не просто главным военным советником при погранвойсках был. Он тут личным представителем Андропова вашего был… он и заварил всю эту кашу…

– Почему вы согласились принять участие в заведомо преступных действиях Птицына и Кулакова?

Наджибулла усмехнулся в усы

– Глупые вопросы, мушавер задаешь. Попробовал бы я не согласиться. Они ведь не просто так пришли. А от Кармаля.

– От генерального секретаря ЦК НДПА Бабрака Кармаля?

– А что, еще один Кармаль есть? От него и пришли. Если бы я отказался – на ХАД другого бы поставили, а меня… в лучшем случае в отставку. А то и… работа то опасная, в Кабуле уже тогда было неспокойно.

– Бабрак Кармаль знал о поставках героина в Советский союз?

– А как не знать? Знал, еще как знал. Только наркоту эту – не в Советский союз поставляли. В Советский союз маковая соломка шла… конопли немного. Остальное дальше шло.

– Куда шло?

– А вот этого я не скажу, мушавер. Не скажу, как не проси.

Аскеров, Москвич – не стал настаивать.

– Хорошо. Вопрос второй – откуда вы брали наркотические вещества?

– Выращивали, откуда же еще.

– Поясните, пожалуйста, смысл слова «выращивали».

– Делянки были, мушавер. Сначала немного, потом больше. Далеко… ваши солдаты туда не совались. Госхозы[67]67
  в Афганистане были не колхозы, а именно госхозы.


[Закрыть] под это дело создавались. Договорные районы. Ну а часть… конечно оттуда.

– Оттуда – это откуда? Выражайтесь точнее.

– Оттуда – это с той стороны границы.

– С кем именно вы контактировали из членов Пешаварской семерки для покупки наркотиков?

– Хекматьяр, Раббани… Они все время и грызлись из-за того, что у одних доход был, у других его не было. Обидно, понимаешь.

– Вы имеете в виду доход от наркоторговли, так? Так.

– Следующий вопрос – расскажите, каким образом были организованы поставки в Советский Союз наркотиков?

– Как… Была специальная группа в составе ХАД. У нее вертолеты были. Забирали наркотик, доставляли в Баграм. Там принимала советская сторона.

– Кто именно принимал наркотик в Баграме?

– Был тут человек… Фамилия… Сивахин, кажется. Но ты его не ищи. Убили его.

– Кто убил?

– Не знаю. У своего руководства гэбэшного спрашивай.

– Хорошо. Когда это произошло?

– В восемьдесят третьем. Октябрь… не помню.

Аскеров прикинул – примерно в это время окончательно слег в больницу Андропов. Почки… и оттуда уже не вышел. Мингазов… сволочь, признался, что отравил Андропова, и многих других, но зачем – молчит как рыба. Видимо, и у этого – семья.

С..и…

– Допустим. Кто пришел на место Сивахина?

– А никто, мушавер не пришел.

– То есть как. Поясните.

– Пришел Птицын. Сказал, что в наших услугах советская сторона больше не нуждается. Теперь он все будет делать сам.

– Когда это было?

– Да примерно – тогда же.

Решили отключить афганцев, чтобы не делиться. Возможно – из-за этого же убили Андропова… Нет, скорее – чтобы не мешал.

– Кто и каким образом передавал вам деньги за оказанные услуги?

– Птицын передавал. Прямо в кабинет приносил.

– Сколько именно?

– Немного. Наличными.

– Какими именно?

– Доллары. Американские доллары.

– А счета?

Бывший генеральный секретарь вскинул голову, прожег Аскерова ненавидящим взглядом.

– Какие еще счета?

– Обыкновенные. В швейцарском банке. Юнион Банк Свисс. Да ты не переживай так, мы все равно деньги снять не сможем. Просто знаем, что счет там есть. Сколько там?

– Достаточно.

Аскеров снова не стал настаивать.

– Какие именно суммы передавал вам Птицын и как часто?

– Десять… пятнадцать тысяч… каждый месяц.

– Долларов США? Десять – пятнадцать тысяч долларов США?

– Долларов США.

– Хорошо. Кто еще в афганском руководстве был в курсе схемы?

– Кармаль был.

– Еще?

– Не знаю. Про Кармаля знаю точно.

– Лаек?

– Не знаю, говорю же, мушавер.

– Хорошо. Кто убил полковника Кулакова?