Текст книги "Десять дней. Хроника начала войны"

Указал направление на север, там просматривался коридор между деревьями. Баев отмерял шаги, а Брынцев с топором шёл следом, оглядываясь и вырубая кустарник, мешавший прицелиться. Вместо мишени – белый носовой платок, его и прицепили на уровне груди к старой осине.

Михалыч постелил ватник, положил для упора один из вещмешков, прилёг, поставил сошки на мешок, прицелился – вроде всё в порядке, позвал к себе Прохора с Сашкой, подождал, пока они пополнят число зевак, дал команду всем лечь на землю – мало ли что?

Предельно волнуясь, вложил в канал ствола патрон, который ещё утром вытащил из него, отпустил затвор. Прицелился, нашел перекрестьем пятно платка, прошептал про себя – «Благослови, Господи!» и нажал спусковой крючок.

Выстрел звонко разорвал тишину леса. Пулемёт работал!

Ура! – вразнобой крикнули бойцы и без команды побежали к мишени. Михалыч вскочил и потрусил за ними. И вот уже Брынцев, прибежавший первым, показывает маленькую дырку в уголке платка. Снова разнобойное ура.

Сердце Михалыча колотилось – и от бега и от волнения. Он снял платок, проверил – всё точно, пуля ушла в глубину ствола. И, глядя на преображённые радостью лица, только сейчас до конца осознал великое значение этого выстрела. Этот выстрел – это значит, что мы не беззащитны, что, если всё делать разумно, по уму, мы сможем выжить! И сможем сражаться!

– Спокойно, хлопцы! Тише! Теперь каждый из вас должен проделать с пулемётом тоже, что и я, а вездесущий Брынцев проверит правильность ваших действий. Как начштаба, сможешь?

Сашка прежде всего прорепетировал всё сам, не обращая внимание на подсказки и язвительные подколы друзей, потом начал тренировать остальных. Пришли возбуждённые дозорные, которым сменщики всё рассказали, но они молодцы, не побежали в лагерь в панике, не нарушили приказ командира покидать самовольно пост. Пришли и сразу включились в работу по освоению оружия.

А Михалыч сел, подстелив ватник, прислонился к стволу дуба и смотрел на эту кутерьму, размышляя о предстоящем.

Он несколько раз слышал вспыхивавшие среди его бойцов разговоры, споры на тему – что да почему. И сам он постоянно думал о причинах происходящего.

Самое простое – измена высшего командования. Предшествовавшие войне годы – 37-й и другие, показавшие как много шпионов не только среди простых командиров, но и среди маршалов, звания которым давал сам Сталин. Видно, не всех расстреляли, не всех обезвредили, вот оно сейчас и вылезает наружу. Немцы прут пёхом – а где же наши тысячи танков? А где наши самолёты? Тысячи самолётов! Ни одного не пролетело. Сколько раз задирал лицо в небо с надеждой увидеть красные звёзды, а там кресты и кресты!

Но мы-то не собираемся изменять своей земле, своим близким, своим деревням. Это им, маршалам, за измену сулили золотые горы, наверное. А нам что? Рабство и ничего больше!

«Нет, я сдаваться не собираюсь, – чуть не вслух сказал Михалыч, – никому ещё Русь завоевать не удавалось, не удастся и фюреру!»

Между тем солнышко садилось, на лес опустилась тихая вечерняя заря. Ночью, конечно, холодновато будет, но не росно, в лесу росы не будет, роса выпадет по лугам да опушкам.

С Баевым и Брынцевым определились с дозорами, дежурить будут по три человека – два в дозорах, а один разводящий, у него будут часы, он будет и следить и приходить будить смену. Дежурство – по два часа. Подъём – сразу, как развиднеется.

С этим и уснул.

Директива № 1 Генштаба вместе с приказом командующего Западным фронтом генерала армии Павлова поступила в 10-ю армию в 10–30 утра.

В 3-ю армию генерала Кузнецова она так и не поступила, поэтому командование армии поступало по своему разумению. Так, когда 29-я танковая дивизия 11-го танкового корпуса генерала Мостовенко согласно плану прикрытия сосредоточилась в лесу юго-западнее Гродно, от командующего армией в 09–00 поступил приказ: «Противник с целью спровоцировать конфликт и втянуть Советский Союз в войну перебросил на отдельных участках государственной границы крупные диверсионно-подрывные команды и подвёрг бомбардировке некоторые наши города…». Далее предлагалось уничтожить этого противника, но границу не переходить. Дивизии предлагалось наступать на северо-запад от Сопоцкина.

А следом офицер связи доставил приказ командира корпуса, который требовал наступать на юго-запад.

В 10–00 командир дивизии отдал приказ, который удовлетворял оба полученных приказания – один танковый полк наступал на юг, второй – на запад. Зенитного прикрытия в корпусе не было – войска ПВО были на сборах под Минском, поэтому наибольшие потери танковые полки понесли от авиации. В штаб корпуса было доложено о подбитых 18-ти танках немцев, в то время как у немцев в пехотных дивизиях не было ни одного танка.

По немецким же сведениям только одной 8-й пехотной дивизией генерала Хёне 22-го июня под Гродно было подбито 80 русских танков. Здесь, кроме 8-й, наступали ещё две пехотных дивизии – 162-я и 256-я.

В первом эшелоне 3-ей армии находился 4-й стрелковый корпус в составе 27-й, 56-й и 85-й стрелковых дивизий. К отпору они не были готовы, и уже через несколько часов командарм Кузнецов с дрожью в голосе докладывал Павлову, что от 56-й дивизии остался только номер.

Гродно во второй половине дня был сдан врагу. Кузнецов сообщил, что армейские склады при отходе были взорваны, а генерал Штраус, командующий 9-й армией, доложил Гальдеру о захвате богатых трофеев.

В 19–00 в Белосток, в штаб 10-й армии Голубева прибыл заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант Болдин. Ему приказано организовать конно-механизированную группу для уничтожения прорвавшегося врага. В эту группу вошли самый мощный в Красной армии 6-й механизированный корпус генерала Хацкилевича, 11-й механизированный корпус генерала Мостовенко и 6-й кавалерийский корпус генерала Никитина. Контролировать действия будет посланный туда же маршал Кулик.

Корпус Хацкилевича при выходе из военных городков подвергся атакам немецких самолётов, при этом главные потери понесли тылы корпуса. Под бомбами погиб начальник отдела тыла подполковник Холуднев.

Сгруппировавшись в районе юго-западнее Белостока, корпус практически весь день простоял без дела. Никаких данных об обстановке корпус не имел, связь с вышестоящим командованием была неустойчивой. По собственной инициативе командования корпуса в сторону границы по Варшавскому шоссе был направлен 7-й разведывательный батальон майора Антонова из состава 7-й танковой дивизии, но никакого противника обнаружено не было.

В 22–00 через делегата связи от Павлова был получен приказ следовать на юго-запад в район Браньска для уничтожения прорвавшейся туда танковой дивизии противника. Пройдя 140 километров, танкисты противника не обнаружили и повернули назад, так как поступил новый приказ – следовать назад, в район Валпа – Грудек для уничтожения прорвавшейся туда танковой дивизии, которая также оказалась мифической.

В 23–40 Болдин получил приказ Павлова перебросить танковые дивизии корпуса в район северо-западнее Белостока, в то время как они уже следовали в район северо-восточнее.

На дорогах из-за бездействия дорожных служб образовались громадные пробки бегущими из района Белостока тылами 10-й армии и беженцами, предоставив авиации немцев абсолютно безнаказанно уничтожать любые цели. Что и было сделано.

Помимо потерь от авиации корпус сжёг горючее, осталось только четвёртая часть заправки, и в середине дня Павлов требует доставки горючего самолётами, которых к этому времени уже не стало. Кстати, запасы горючего для фронта находились за тысячи километров, в Майкопе.

В течение всего дня генерал Гудериан сопровождал 18-ю танковую дивизию, в 16–30 направился к мосту, дорога через который вела в Колодно, оттуда в 18–30 поехал на свой командный пункт.

Вечером 22июня Франц Гальдер в своём дневнике отметил, что русское командование оказалось неповоротливым, потерявшим всякое представление об обстановке. Вывод: – в ближайшее время оно вообще не в состоянии организовать противодействие наступлению немцев.

Сводка Главного Командования Красной Армии за 22.06. 1941 года.

С рассветом 22июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались нами. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец (первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы).

Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолётов противника.

23.06.1941 г. День второй

Немцы начали бомбить танковые дивизии 6-го мехкорпуса в 04–00 утра 23-го июня в районе сосредоточения и на марше. Непрерывные бомбёжки продолжались в течение пяти часов, затем был перерыв на два часа, очевидно на завтрак, и снова налёты в течение пяти часов. Авиация действовала совершенно безнаказанно. За время бомбёжек было потеряно полторы сотни танков, но наиболее пострадали тылы дивизий, абсолютно беззащитные и наиболее подверженные панике. Горели реммастерские, заправщики танков, полевые кухни, санитарные службы. Узкая дорога и густой лес с болотами по сторонам делали невозможным рассредоточение техники.

Метались командиры, бойцы, лошади, образуя невообразимые пробки. Слышались крики: – «Десанты! Немцы обходят!» – генерал Паника праздновал победу!

В леса разбегались менее стойкие, они первыми построятся в скорбные колонны и пойдут на запад, под жидкой охраной немцев.

В 14–00 корпус получил новый приказ – выдвинуться к местечку Сокулка и снова атаковать прорвавшуюся танковую дивизию немцев. Вместо танковой дивизии разведка обнаружила мелкие группы танков, поддерживающих пехоту и конницу. Впрочем, танков там не было, за них принимались бронетранспортёры, вооружённые пулемётами. Корпус же смог сосредоточиться только к 11–00 24-го июня, без тылов и без горючего.

Саша Брынцев разбудил сержанта в 04–00. Горел бездымный костерок, в кастрюле закипала вода, плавали чаинки. На ковре из листьев папоротника лежали девять кучек вареного мяса из той, вчерашней порции.

Умываться, чистить зубы, было нечем. Сбегав «до ветру», Михалыч увидел сидящими пятерых – трое были в дозоре. Пожелав сидящим приятного аппетита, он взял первый кусочек из своей кучки, дав этим сигнал к завтраку.

Прожёвывая жёсткое мясо, непрерывно думал о предстоящем дне, анализировал день прошедший.

Достал карту. Куда идти?

Кое-какие продукты есть, но мало воды. Пригласил Гната. Вдвоём долго разглядывали квадратики построек, синие жилки рек и ручьёв, зелёные поля, означающие леса, чёрные прожилки дорог.

Будь в наличии оружие, можно было бы идти смелее, а в существующем виде – только зайцами.

Михалыч снова и снова прокручивал в памяти вчерашнюю стычку немцев и наших, отмечая слаженность действий экипажей мотоциклов, чёткое выполнение команд.

В начале пятого утра над головой завыли моторы немецких самолётов. Все, как по команде, подняли головы вверх – там, в лучах рассвета, на разных высотах, летели на восток немецкие самолёты. Их было много, очень много.

Почти у всех шевелились губы – считали, потом бросили – счёт переваливал за полсотни.

Через 10–15 минут на востоке заухали глухие удары, словно кто-то забивал сваи.

Михалыч первым нарушил тягостное молчание:

– Не журитесь, хлопцы. Там, – он показал на восток, – наши! Кончайте завтрак! – и первым подал пример, наскоро проглотив мясо, кусочек хлеба, обжигаясь, выпил полкружки сладковатого чая.

– Снимайте мясо, вялить будем на следующей стоянке. Кладите в два рюкзака. И всегда делите пополам, всегда.

Сержант уже наметил маршрут следования. Впереди, на востоке, через 15–20 километров, есть речка. Она делает заметный поворот. Его надо найти, тогда точно определим своё место.

– Всё! Пошли! Порядок прежний!

Михалыч подумал, что надо как-то отрегулировать сигнализацию, хватит куковать. Во время вчерашнего похода несколько раз слышал настоящих кукушек, даже останавливался, но кукушкины ку-ку заметно отличались от наших, да и куковали они больше трёх раз подряд.

Стал вспоминать звуки птиц, слышанные им на гражданке, но ничего, пригодного для дела, кроме уханья филина, вспомнить не мог. Но он, кажется, ухает по ночам и в сумерки – нет, это не подходит.

Решил на привале с ребятами посоветоваться, вопрос очень важный.

Их окружал великолепный лес. Деревья с огромными кронами – дубы, вязы, клёны, берёзы, осины, изредка попадались сосны. В низинах росла чаще всего ольха, кусты лещины, черёмуха. Подлеска практически нет. Внизу мох, заячья капуста, кустики костяники.

Старых, упавших, гниющих деревьев не было. Лес был частным, поэтому за ним ухаживали, сушняк убирали.

Три раза пересекали тропки. Михалыч останавливался, искал следы. Подходили ребята, помогали, но тщетно! Следов людей не было.

А самолёты с характерным завыванием летели и летели. Туда и обратно. Туда – на низкой высоте, обратно – повыше.

«И тут экономят немцы, – про себя подумал сержант, – пониже гружёные, повыше – разгрузившиеся».

Уханье взрывов заметно перемещалось на юго-восток.

«Значит, бомбят какую-то колонну», – вспомнив спрятанную в лесах под Белостоком технику.

Они шли два часа, пока сержант не нашёл подходящую полянку, и кукуками позвал идущего впереди Брынцева на привал.

Солнце висело над восточной стороной леса, ветра не было, ночная прохлада сменялась влажным теплом.

Ребята подходили, скидывали рюкзаки, вытирали выступивший пот. Попросили разрешения снять гимнастёрки. Сержант разделся и сам, бросив потные гимнастёрку и майку на кусты, чтобы проветрились. Подумал, что надо бы и постираться.

Когда ушли дозорные, которых Баев назначал сам, не спрашивая разрешения, Михалыч объявил:

– Привал полчаса. Кто из вас знает какие-либо, подходящие для этих мест, звуки? За два часа, что я шёл с вами, ни одной кукушки, кроме нас, – ребята засмеялись, – не слышал. Знающий человек сразу определит, что за птички шастают. Ну, кто первый?

Первым вызвался Гнат.

– Я не знаю, как эта птичка называется, но кричит она вот так, – сложил губы в трубочку и произвёл полусвист, полуписк. В лесу немедленно кто-то отозвался таким же звуком. Все, несмотря на гнетущую тревогу, дружно рассмеялись. Гнат, смотревший на них удивлённо, понял и заулыбался.

– Тише, черти! И когда вы взрослыми станете? Саша, – обратился к Брынцеву, ты же лесной человек, родом из брянских лесов, вспомни что-нибудь подходящее.

– Да я уже и сам думал, что можем докуковаться до неприятностей. Вот разве… – задумался он.

– Что? – не выдержал Михалыч, – что?

– Дятел, когда сук долбит, далеко слышно. А ещё он любит по сучку просто так, ради звука, наверное, ударять – на весь лес треск идёт!

– Точно, Саша, это вариант. Кто ещё подскажет?

Ничего более толкового никто не предложил. Голоса домашних зверей и птиц, хрюканье, мычание и прочие деревенские звуки были отвергнуты.

– Ещё охотиться на нас начнут, – резюмировал Михалыч. После недолгих поисков нашли подходящие сухие палочки при соударениях издававшие звонкие звуки. Договорились о сигналах. Изготовили девять комплектов. Некоторые звуки отличались, такие комплекты получил командный состав.

Полчаса пролетели незаметно. Сержант обговорил с Брынцевым будущий маршрут, солнце будет заходить на юг и это надо учитывать.

Речки или ручья они должны достичь через полтора-два часа.

– Всё, в путь!

И снова, цепочкой, на пределе видимости друг друга, они двинулись на восток.

«Хорошо, что солнце есть, а то бы блудить начали», – подумал Михалыч.

Он шёл, глядя под ноги, не выпуская из поля зрения Сашу. Солнце поднималось всё выше, в лесу было душно от высокой влажности. Гимнастёрка стала мокрой от пота. Надоедливо звенели комары, которых становилось всё больше, впереди, очевидно, либо была низина с речкой, либо болотце.

Он, чуть притормозив, вынул на ходу карту – болото не указано, а речка есть. Ускорил шаги, догоняя Брынцева.

За эти дни он научился читать следы – по примятой траве, по впадинам во мху, по нарушенному шагами лиственному ковру. Иногда их путь пересекали тропки со следами зверей, один раз чётко увидел отпечатки копытец кабана.

Лес был молчалив. Птицы, закончившие брачные игры, сидели на яйцах, либо добывали корм для вылупившихся птенцов.

Впереди один раз стукнули палочки – «Внимание!» – сигнализировал Саша.

Двойной стук – «Ко мне!».

Дождавшись шедшего следом Олега Васина, Михалыч приказал ему остановиться и дождаться всех, сам же поспешил к Брынцеву.

Саша стоял у начавшейся опушки, спрятавшись за толстым стволом берёзы. Услышав шаги, оглянулся, приложив палец к губам – тише!

Сержант осторожно приблизился, через плечо Саши оглядел открывшееся перед ними пространство.

Лес через несколько метров заканчивался, чуть ниже пролегала пойма, заросшая зелёной травой, осокой и камышом. По границе поймы пролегала полевая дорога со свежими следами от колёс телег и шин, скорее всего мотоциклов. Дорога влево просматривалась далеко, справа речка уходила резко влево.

– Правильно вышли, – вслух сказал сержант, делясь радостью с Сашей.

Тронул его за плечо, но Саша не повернулся к нему. Не отрывая глаз от чего-то, увиденного справа, он снова приложил палец к губам и показал на что-то, видимое только ему. Михалыч зашёл за дерево с другой стороны и посмотрел в указанном направлении. Там, перед поворотом, ниже дороги, среди молодых побегов камыша, виднелось сиденье и заднее колесо мотоцикла.

«Наш» – определил Михалыч сразу. Сердце забилось – неужели, наконец, наши?

Они стояли минут пять, оглядываясь и прислушиваясь – всё тихо, никакого шевеления, никаких голосов.

Пригласив Брынцева опуститься на корточки, спросил шёпотом:

– Что-нибудь видел ещё?

– Ничего, товарищ сержант. Я и мотоцикл случайно заметил, в том месте мухи роились, жужжали.

– Саша, пройди вправо до поворота, винтовку держи наготове. Я за тобой. – Михалыч вынул из кобуры наган, снял с предохранителя. Пригибаясь, тихо, вслушиваясь и оглядываясь, они пошли вправо. Шедший впереди Саша поднял руку – внимание!

Приблизившись, Михалыч увидел впереди спрятавшуюся в кустах полянку, трава на ней была вытоптана.

Михалыч, держа наган наготове, взглядом показал – обходи справа! Сам взял левей, обходя поляну по кругу, увидел идущие к дороге следы. Появился Саша.

Полушёпотом спросил:

– Что видел?

– Ничего.

– Следов в лес не было?

– Нет.

Сержант вошёл внутрь полянки, огляделся – натоптали два или три человека. Ни окурков, ничего, что могло бы определить тех, кто там был.

Огляделся ещё раз – на уровне глаз были выщипаны в листве щели – одна, с которой просматривалась дорога справа, и другая, позволявшая контролировать левую часть дороги.

Засада! Судя по подсохшим листьям она была сделана день или два назад.

– Саша, выдвинься правее метров на пятьдесят, а я посмотрю на мотоцикл.

Саша ушёл, через три-четыре минуты просигналил – «Я на месте».

Михалыч спустился к дороге, следы на которой рассказали ему следующее:

Двое приехали на мотоцикле с коляской вчера рано утром с левой стороны (пыль после ночной росы была влажной), поставили мотоцикл за куст, чтобы не был виден с правого участка дороги. Мотоцикл без коляски приехал справа. Здесь он остановился, седок слез, опустил упор, к нему подошли двое, дальше была борьба, кто-то сучил сапогами по пыли, потом след волочения к месту, где было видно колесо мотоцикла. Двое вернулись. Один из них прошёл на тайную полянку, другой спустил мотоцикл в камыши.

Мотоцикл был укрыт кустиками камыша, но, завявшие, они и выдали схрон.

Сержант спустился вниз. Чуть правее в камыши уходил след волочения. Там, в глубине, кружили, злобно жужжащие, отливающие зелёной сталью, навозные мухи.

Наверняка там был труп.

Раздвигая метёлки молодого камыша, Михалыч чуть не наступил на голову в танкистском шлёме одетого в чёрный комбинезон человека. Человек лежал на животе. Спина с левой стороны была тёмной от почерневшей крови, там и роились мухи, спеша отложить кладки яиц с потомством. От трупа уже шёл запах гниения.

Сержант перевернул труп на спину – на него смотрели открытые глаза молодого парня. Комбинезон был расстёгнут, кобура на поясе – пустая, карманы вывернуты. Никаких бумаг, никаких документов, ничего. Его ударили сзади ножом точно в сердце, под левую лопатку – работал профессионал.

Потревоженные мухи облепили глаза, на секунду сержанту показалось, что глаза ожили, он отшатнулся в ужасе – но это были лишь мухи.

Что делать?

Михалыч снял шлем с головы трупа, закрыл лицо.

Надо бы похоронить парня, но мы же не похоронная команда! Лежи, парень, прости!

Он продрался к мотоциклу – бензобак был пробит тем же, очевидно, ножом, чтобы никому не достался.

Михалыч поднялся на тайную полянку, три раза стукнул палочками – «Все ко мне!».

Первым прибежал Саша, в глазах немой вопрос.

– Засада была немецкая, ловили делегатов связи, очевидно, и убивали. Там внизу труп. Никому ничего не говори. Хоронить не будем! Ясно?

Саша кивнул головой, в глазах осталась тревога и сомнение.

Третий труп – и ни одного настоящего боя, ни намёка на сопротивление.

Михалыч развернул карту. Да, вот излучина речки, всё точно. Сама речка не видна.

– Сашок, продерись-ка к воде, посмотри, что там. Вон в том месте, – показал правее изгиба, – нам речку форсировать надо, место здесь удачное, подходы видны.

Саша не заставил себя ждать, и скоро его спина замелькала среди камышовых метёлок. Послышался всплеск. Голос сзади прервал наблюдение:

– Товарищ сержант!

Михалыч оглянулся – из кустов смотрело лицо Олега Васина.

– Ты один, что ли?

– Нет, все здесь. Они вот там, в орешнике. А я вроде как в разведке. По следам вас нашёл, – не упустил случая похвалиться.

– Молодец, Олег Петрович! Давай сюда всех.

Когда все поместились на полянке, сержант, не прекращая наблюдения за дорогой и Брынцевым, продолжил:

– Сейчас разведка вернётся, решим, как переправляться через речушку.

Из камыша показался мокрый по пояс Брынцев. Пригнувшись, быстро пересёк дорогу, и вот стоит рядом, улыбается.

– Что? Освежился?

– Здесь берег крутой, товарищ сержант, не удержался.

– А как ты думал, здесь же излучинка, вот вода и подмывает нашу сторону. Что речка, докладывай!

– Речка чистая, самое глубокое место под нашим берегом. Чуть подальше есть хороший спуск. На том берегу кусты, – выпалил, сидя и выливая из сапог воду, Брынцев.

– Глубина большая?

– По пояс будет, может чуть больше.

– Раздевайтесь, ребята, одежду в руки и на ту сторону, – снимая сапоги, скомандовал Михалыч. – Брынцев пойдёт первым. Следом – Баев, как переправишься, – обратился он к Прохору, – выставишь дозоры – слева и справа. Я пойду замыкающим. Возьмите пулемёт кто-нибудь.

Сержант проследил, как, один за одним, ребята перебегали дорогу и скрывались в камышах. Он остался, продолжая следить за дорогой, и мучительно пытаясь понять происходящее. Куда ехал танкист? Значит, где-то левей, были наши части? Но там сейчас немцы. А куда делись наши?

Только сейчас заметил, что над головой нет привычного завывания немецких моторов. Завтракают? Посмотрел на часы – 09–30. Если как вчера, то перерыв будет до 11–00, потом снова полетят.

Он покинул убежище, по следам нашёл место переправы, хотел раздеться наголо, но передумал – одежду всё равно надо стирать, смыть пот. Значит, устроим привал.

Выложил из карманов всё в сапог, в другой засунул ремень с кобурой, заткнул их портянками, вступил в воду. Речка приятно освежила прохладой, держа сапоги над головой, он присел, окунувшись по макушку. Гимнастёрка всплыла пузырём, он подождал, пока она намокнет. Вода была чистой, дно – твердым, песчаным. Он открыл глаза и увидел, как внизу, у его белых ног резвятся пескарики. И первое, что он подумал, что пескари тоже пища, спасавшая от голодной смерти в тех, в тридцатых. Вынырнув, он пошёл к берегу, к пробитой его бойцами тропке.

Михалыч решил не уходить далеко от речки. На опушке, на мыску, устроил привал, и тайная мысль была – а вдруг на дороге появятся наши! Неопределённость убивала. Хорошо, что ребята оказались послушными, к установленному им порядку быстро привыкли. А если бы оказался один бунтарь? Что с ним можно было бы сделать? Ни-че-го! Ни на гауптвахту посадить, ни в трибунал сдать. Подумал – а смог бы расстрелять оступившегося? Вряд ли. Вот и держи дисциплину личным примером да большим житейским опытом.

Обед прошёл молча. Снова разожгли бездымный костерок, сварили из имевшейся крупы нечто, похожее на суп, с вяленым мясом, которое снова развесили на солнышке.

Супчик с остатками сухарей был великолепен!

Сменили дозорных, чтобы они покушали. По двое послал ребят на помывку в речку, чтобы простирались, смыли с себя пот. Полностью затарились водой.

Всё время прислушивался, не доверяя дозорным, – а вдруг наша машина или, хотя бы, мотоцикл.

Для просушки постиранного объявил час отдыха. Снова попытался примоститься у кочки, но полежать не дали муравьи.

Пришлось сменить позицию, уйти под кусты орешника ближе к речке.

Время пролетело быстро, даже вздремнул на относительно сытый желудок.

Снова развернул карту. Впереди, в километрах пятнадцати, с севера на юг проходит дорога. Её нужно пересекать. Никаких населённых пунктов впереди нет, это хорошо.

Идти будем два часа, не доходя до дороги, нужно будет определиться. Левее намеченного пути на восток как будто есть небольшая возвышенность, неплохо было бы выбрать дерево повыше, забраться на него и оглядеться.

Решено, маршрут подкорректируем.

– Подъём! Собрались и пошли, на сборы пять минут! Порядок прежний. – Он подождал, пока ребята соберутся, – давай, Сашок, вперёд!

Втянулись в чащу. Лес был такой же, как и на той стороне реки. Высматривая Сашины следы, успевал поглядывать по сторонам – может грибы появились?

Конец июня, на опушках должны появиться первые белые грибы – колосовики, вырастающие, когда озимые начинают колоситься. Было бы подспорье в пище.

Над головой беспрерывно гудят и гудят немецкие самолёты, впереди всё слышнее уханья взрывов.

Через час объявил привал на десять минут, подозвал Брынцева. Вместе с ним и Гнатом снова разглядывали карту. Где-то рядом, впереди, должна быть просека, ведущая к возвышенности, надо её не проскочить. Получивший указания Брынцев ушёл вперёд, за ним потянулись остальные.

Ст ук палочек – Саша подзывает к себе. Михалыч остановил своё войско, поспешил к Брынцеву.

Получив утреннее донесение о действиях групп армий, Франц Гальдер не мог ещё оценить полностью цену успехов войск. Танковые клинья продвинулись значительно, особенно на фронте группы армий «Север», но пленных мало. По всему видно, что русское командование потеряло единое и плановое руководство своими войсками.

В 14–00 он вылетел в местечко «Аскания» в Восточной Пруссии, в новое расположение штаб-квартиры вермахта.

«Быстроногий Гейнц», как называли его коллеги, Гейнц Гудериан в 04–10 оставил свой командный пункт и направился в 12-й армейский корпус, продолжавший бой за Брест. Посетил 47-й танковый корпус, затем 17-ю танковую дивизию. В 08–30 встретил командира 18-й танковой дивизии генерала Неринга, затем генерала Лемельзена, после чего выехал в только что занятое местечко Пружаны, куда перебрасывался командный пункт танковой группы.

Поступил доклад разведки о передвижении крупных сил танков русских на юго-восток от Белостока. Ввиду того, что эти танки могут серьёзно осложнить продвижение 47-го танкового корпуса, он решил остаться в корпусе на сутки.

Конец дня 22 июня майор НКВД Быстров выполнял намеченное утром. Его группа контролировала дорогу, ведущую из Белостока на восток, на Волковыск. «Контрольно-пропускной пункт» диверсантов действовал нагло, без боязни, используя наработанный «авторитет» органов предыдущими годами чисток и беззакония.

Основная задача «КПП» заключалась в перехвате делегатов связи, выявлении приказов и распоряжений, которые несли посыльные, с тем, чтобы принимать быстрые и нужные решения. Часть делегатов уничтожалась, часть пропускалась. Так, приказ о развороте танковых дивизий 6-го мехкорпуса, двигавшихся наперерез танкам 3-ей группы Гудериана, был доставлен вовремя, при этом Быстров обеспечил сопровождение этому делегату своими сотрудниками.

Под маркой шпионов и диверсантов задерживались и уничтожались все командиры, спешившие в свои части из отпусков и командировок.

Почему-то пропустил, не уничтожив, генерал-лейтенанта, ехавшего в Белосток в кабине грузовика. Именно это и смутило Быстрова – генерал – и в кабине потрёпанной полуторки!

Ближе к вечеру поток бегущих из Белостока и его окрестностей, стал непрерывным. Работать стало невозможно и опасно. Майор приказал свернуться и перебраться в район северо-восточнее Белостока. Группа погрузилась на несколько тяжёлых мотоциклов, Быстров ехал в легковушке с номерами, принадлежащими штабу Западного фронта.

Утром 23 июня командир 9-го механизированного корпуса Рокоссовский получил донесение, что командующий 5-ой армии Потапов, через его голову, подчинил себе 131-ю мотострелковую дивизию полковника Калинина. Корпус был укомплектован танками только на треть, причём это были танки потрепанные, из учебного парка. Ни одного Т-34, ни одного КВ, поэтому потеря дивизии была очень болезненной.

Дивизия Калинина дислоцировалась впереди, поэтому комкорпуса решил выдвинуть на направлении 35-й танковой дивизии своего корпуса командный пункт, для чего вперёд был послан на автомашинах взвод сапёров. На всякий случай комкор прихватил с собой батарею 85-и миллиметровых пушек. В середине дня, когда колонна штаба следовала через большое поле зреющей пшеницы, охрана задержала странно одетых людей – часть формы была заменена крестьянской одеждой. Это были бежавшие с поля боя бойцы, среди них обнаружили двоих из посланного вперёд взвода. Задержанные показали, что их части разбиты, а они сами спаслись только чудом.

Рокоссовский приказал продолжать движение. К концу дня из рощи впереди неожиданно выдвинулись пять немецких танков и три автомашины с пехотой. Комкор приказал занять оборону, батарея развернулась на прямую наводку, но немцы не приняли боя, скрывшись в лесу.

К рассвету 24 июня 9-й механизированный корпус вышел в район сосредоточения.

Саша Брынцев условным сигналом попросил подойти к себе. Дождавшись шедшего за ним Олега Васина, Михалыч приказал задержать подходивших ребят, а сам поспешил к Саше.