Текст книги "Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 3"

Смутное время способствовала усилению власти и ее централизации, поскольку центральная власть искала опору не в самоуправляющихся мирах, а в усилении приказной системы. В Смуту местное управление во многих городах сохранялось, поэтому, в интересах централизации власти в его были внесены некоторые коррективы. Воеводы стали назначаться на 1—2 года из дворян по московскому списку. В их ведении находились приказные избы, копировавшие структуру столичных приказов. Они занимались вопросами обороны, строительства и укреплений дорог, мостов и т. д. Сборами налогов обычно ведали губные старосты и целовальники. Иногда по просьбе горожан (не приграничных городов) царь разрешал обходиться без воевод, а только посредством губных старост.

Особого внимания требовали приграничные города, поскольку Россия была в состоянии войны с Речью Посполитой, Швецией и образовавшимся на юге Астраханским «государством» Марины Мнишек и И. Заруцкого. В 120 городах-крепостях были заменены воеводы и присланы осадные и стрелецкие головы. Им следовало отремонтировать укрепления, провести ревизию вооружения, переписать ратных людей, разделить на сотни и выбрать для каждой начальника – голову.

С другой стороны, давние и широкие связи боярского дома Романовых давали возможности ввести в администрацию на разных её ступенях, своих доверенных людей. Свойство родства и простая близость к царствующему дому становится источником придворной и служебной карьеры. Развеянное погромами Грозного и Смутой, старое боярство быстро заменилось новой знатью.

Тушинская распущенность сказалась в нравах деятелей, теперь поднявшихся к власти. Их вымогательства и хищения вызывали ропот; в приказах «дела мало вершились» а брали с ходатаев помногу, потворствуя тем, «за кого заступы великие». В народе осуждали бояр, которых древний враг-дьявол «возвысил на мздоимание», расхищение царских земель, утеснение народа; иноземцы полагали, что такое правление «если останется в теперешнем положении, долго продлиться не может»2222
  Вестник Европы. Журнал истории-политики литературы. Третий год. Книга 8-ая. Август. 1868. Петербург. Записки о России XVII и XVIII века по донесениям голландских резидентов. С. 798.


[Закрыть] (Исаак Масса). Руководители приказного управления сеяли недовольство, назначая на воеводство и по приказам своих людей, шедших по их примеру.

По идее, воевода, ведая всеми делами своего уезда, должен был быть не самостоятельным наместником, а исполнителем подробных наказов и частных отдельных предписаний столичных приказов, носителем административной централизации. Но, в то же время, запутанность всего дела, неосведомлённость высшей власти и общее расстройство порядка, заставляли предоставлять воеводам полномочия столь же широкие, сколь и неопределённые, требуя от них инициативы и усмотрения, «смотря по тамошнему делу», как окажется «пригоже». Воевода не был «кормленщиком», казённые доходы отправлял в казну, не получал от населения уставных кормов, но и не получал жалования по должности, а «добровольные» дары в благодарность не осуждались ни правительством, ни нравами, и воевода кормился со всем своим приказным людом «от дел».

Такая постановка должности открывала широкий простор для лихоимства, вымогательства, произвола и казнокрадства. Нравственный уровень русской администрации всегда был невысок, а теперь же был ещё больше отравлен навыками «разрух», а общая её организация, при отсутствии контроля и ответственности, не оставила сколько-нибудь действенных сдержек. Население роптало на воеводскую власть, ненавидело приказных людей, а былые органы его самоуправления оказались подавленными этой новой силой и превратились в простых исполнителей её распоряжений, неся при них чёрную административную работу. Только тяжкая нужда и горькие воспоминания Смуты, сознание национальной опасности и влияние Земских соборов сдерживали, до поры до времени, раздражённое народное настроение, и правительственная машина, при всех своих коренных недостатках, заработала, устраняя, шаг за шагом, наиболее резкие последствия пережитой разрухи, но и не более того, укрепляя тем чиновничье-административную деспотию центральной власти.

В первый год царствования Михаила Фёдоровича особую тревогу правительства вызывал Астраханский «господарь» Заруцкий. Точнее, был опасен не сам Заруцкий, сколько его влияние на неустойчивую казацкую среду. Объединившись с ним, казаки могли вновь дестабилизировать ситуацию в стране. Поэтому, по инициативе царя по всем городам были разосланы грамоты, сообщавшие о новом законном правительстве, вернувшем людям прежний порядок и призывавший казаков и всех людей, ещё не оставившие злые дела, служить Земле и государю; всех, кто «придёт в чувство», ожидало полное прощение. Призывы эти имели своё определённое действие, разлагая силы врагов порядка. Где уговоры не помогали, применялся военный нажим. Вместе с тем, само население продолжало дело местной самообороны. Именно с помощью местных сил и был сломлен главный внутренний враг.

Прибыв в Астрахань, Заруцкий, казнив местного воеводу, князя И. Хворостинина, и некоторое число верных ему соратников, отправил в Персию послов, с просьбой к шаху Аббасу принять его в качестве вассала и оказать ему помощь в овладении Московским престолом. Одновременно с этим, он обратился к волжским и терским казакам с призывом идти вместе с ним в поход на Москву. Однако большинство казаков, уже уставших от войны, могло убедиться в законности избранной власти, и потому на призыв Заруцкого отозвалась только небольшая часть молодых казаков, жаждавших «чужого зипуна». В Астрахани Заруцкий, поддерживаемый прибывшими казаками, и временами именовавший себя царевичем Дмитрием, вёл себя, как главарь самой настоящей разбойничьей шайки. Видя нерасположение к себе местных жителей, он стал притеснять их, что, в конце концов, закончилось их восстанием. Заруцкий вынужден был спасаться за высокими стенами кремля, ощетинившись пушками. К этому времени дозрели и разногласия атамана с гарнизоном Терского городка. Какое-то время, сомневаясь в законности избрания Михаила Фёдоровича, гарнизон поддерживал союзнические отношения с новым астраханским диктатором, но разобравшись в ситуации, решили занять сторону центральной власти. Присягнув царю Михаилу, терские люди снарядили против Заруцкого стрелецкого голову Василия Хохлова с семьюстами ратниками. Когда Хохлов подошёл к Астрахани, жители города тут же примкнули к терским людям, и атаману ничего не оставалось делать, как бежать из города. 12 мая он, вместе с Мариной и «Ворёнком» бежал вверх по Волге. Хохлов нагнал их, побил сопровождавших их казаков и ногайцев, но «венценосной семье» удалось скрыться от преследователей. Они спустились вниз по Волге, вдоль берега моря прошли до устья реки Яик (Урал) и поднялись вверх по течению. В Яицком городке их принял атаман Ус. К этому времени к Астрахани подошло войско князя Одоевского. Узнав о местонахождении атамана, князь отрядил на его преследование две стрелецкие команды, которые, осадив Яицкий городок, в конце июня 1614 г. принудили казаков целовать крест государю Михаилу Фёдоровичу и выдать беглецов. Под сильным конвоем их отвезли в Москву, где состоялся боярский суд. Через два месяца атамана ожидало посажение на кол, несчастного «Ворёнка» – петля, Марину – скорый конец в башне коломенской темницы. Сторонники Заруцкого были прощены и взяты на царскую службу. Это подняло авторитет молодого царя в казачьей среде. Смерть астраханских властителей положила конец затянувшейся авантюре Лжедмитриев, 10 лет сотрясавших устои Русского государства. Но её последствия ощущались ещё несколько десятилетий.

Если на юге к середине 1614 г. казаки успокоились, то на севере казачьи банды атамана Баловня, наводили страх на жителей Вологодского, Каргопольского и Белозерского уездов. Было решено отправить к «ворам» представителей духовенства и разных чинов, чтобы уговорить их «отстать от воровства» и перейти на царскую службу».

1 сентября 1614 г., от Земского собора в Ярославль была направлена делегация во главе с архимандритами Герасимом и Авраамием для переговоров с казаками. Они смогли уговорить часть казаков влиться в отряд воеводы М. Вельяминова и направиться против шведов. Другие не захотели подчиниться царю и сначала осадили Вологду, Ярославль, а весной 1615 г. подошли к Москве. Эти события заставили активизировать действия царского воеводы Б. М. Лыкова. Он отогнал казаков от Вологды, а в июле разгромил отряды Баловня под Москвой. Руководителей восставших казнили, а простым казакам вновь предложили поступить на царскую службу. Со второй половины 1615 г. стала проводиться перепись всех казаков, распределение по гарнизонам, наделение землями и денежными окладами. Такая политика позволила к 1619 г. покончить с беспорядками, устраиваемыми вольными казаками, и всех их записать на службу.

С первых дней царствования Михаила неотложной задачей было восстановление финансовых средств власти. Поскольку в разорённой стране население оказалось не в состоянии выплатить налоги за Смутные годы, правительство обратилось к богатым промышленникам Строгановым (к ним в трудное время обращался и В. Шуйский). В царской грамоте писалось, что «для крестьянского покоя и тишины» Михаил просит Строгановых дать взаймы денег, хлеба, рыбы, соли, сукон и других товаров. Промышленники не отказали и сначала доли 3000 руб, а потом несколько раз и более крупные суммы.

В целях изыскания финансовых средств, правительство Михаила предприняло попытку собрать налоги за прошлые годы, но она оказалась безнадёжной, времена Смуты развеяли все документы и часто былые оклады оказались вовсе неизвестными; да и применение их на деле стало невозможным, т.к. слишком изменилась в событиях последних лет хозяйственная деятельность. Тогда правительство стало прибегать к займам по доброй воле от всех торговых людей, поскольку ситуация была так тяжела, что если сейчас не помочь, то страну доведут до нового «конечного разорения» и «имения своего всего потеряют». Но следующий 1614 г., с согласия Земского собора было решено ввести чрезвычайные налоги – «пятину», т.е. пятую часть всего имущества, но только для торговых людей. На третий год «пятина» становится обязательной для всего посадского населения. А в 1616 г., помимо увеличения прямых поземельных налогов, «пятина» становится обязательной для всего населения. (За период с 1613 од 1619 «пятина» собиралась семь раз, а в годы Смоленской войны ещё два раза).

Кроме основных прямых налогов вводилось много и дополнительных: «стрелецкие деньги» – на содержание стрельцов, «мостовщина» – плата за перевоз по мосту, «мытные сборы» – плата за ввозимые товары на заставах, сбор даточных людей – выделение людей либо для военных походов, либо для строительных работ и другие.

Произошли изменения и с владельцами тарханных грамот, ранее освобождёнными от всяческих налогов. Теперь они стали нести отдельные повинности (ямские деньги, стрелецкий хлеб и др.) Вместе с тем, отдельные города в начале царствования убыли освобождены от налогов на срок от 2 до 5 лет. Важную роль для России со временем стал играть экспорт хлеба, особенно выгодный в период европейского хлебного кризиса, вызванного тридцатилетней войной 1618—1648 гг.

Наиболее тяжёлый удар Смута нанесла по сельскому хозяйству. Грамоты с мест показывали, что в 1613—1617 гг. в западных районах распахивалось только 5% земельных угодий, в восточных – 17%. Численность же сельского населения восстановилась только в 20-х годах XVII в.

В землевладении царила большая неразбериха, поскольку каждый властитель Смутного времени раздавал земли своих врагов приближённым. Поэтому, прежде всего, по царскому указу, размер земельных владений для всех членов Боярской думы, был ограничен 1000 четвертей.

В 1614 г. был вновь издан указ о сыске беглых крестьян, покинувших владельцев с 1 сентября 1605 г. Но землевладельцы сразу поднимают вопрос о трудности розыска беглых в указанный срок, и Троице-Сергиев монастырь первый выхлопотал себе в 1614—1615 гг. льготу возвращения своих беглых крестьян за 9 и 11 лет со времени побега. Однако, несмотря на ропот дворян и детей боярских на эту привилегию, правительство на первых порах не идёт на крутое усиление крестьянской крепости, не столько из опасений народного недовольства, сколько под давлением землевладельческой знати, сумевшей заполнить свои вотчины чужими крестьянами.

Так слагалась внутренняя политика царя Михаила, по существу такая же, какая была у Московских государей XVI века. Ситуация ухудшалась тем, что во главе её зачастую становились люди, хоть и опытные и умелые, но корыстные и случайные, внёсшие с собой господство интриги и произвола, которое даже иностранцев заставило с нетерпением ожидать возвращения из польского плена митрополита Филарета, отца царя.

Во внешней политике наибольшую опасность для молодого царя представляла Речь Посполитая. Бороться со столь грозным противником в одиночку было трудно. Поэтому уже в первые месяцы избрания Михаила Фёдоровича ко дворам европейских монархов были отправлены посольства с сообщениями о новом русском государе и просьбой о военной и материальной помощи. Однако традиционно дружеские Англия и Голландия денег не дали, ссылаясь на собственные трудности, Австрийский император отнеся к послам холодно, поскольку был союзником Сигизмунда. Правда, Английский король пообещал стать посредником в заключение мирного договора со Швецией и вскоре прислал в Москву своего представителя Джона Меррика.

Отношения с северным союзом также были очень сложными. Значительная часть северо-западных рисских земель вместе с Великим Новгородом находилась под властью короля Густава и он планировал посадить на Московский престол своего брата Карла-Филиппа.

В сентябре 1613 г. под Новгород против шведов были отправлены войска под командованием Д. Т. Трубецкого и Д. И. Мезецкого. С переменным успехом военные действия продолжались до 1615 г.; в этом году шведы осадили Псков, но взять его не смогли. После длительных переговоров при посредстве Д. Меррика 17 февраля 1617 г. в местечке Столбово был подписан мирный договор, по которому России возвращался Новгород с прилегающими землями, Старая Русса, Ладога, Гдов, но Швеции передавались территории по южному и восточному берегам Финского залива, Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Карельского уезда. Таким образом, страна оказалась отрезанной от Балтийского побережья.

России в это время было не до войны. В наказе послам, отправленным в Столбово, Михаил писал: «С шведскими послами никак ни зачем не разрывать, ссылайтесь с ними тайно, царским жалованьем их обнадеживайте, сулите и давайте что-нибудь, чтоб они доброхотали, делайте не мешкая для литовскаго дела и для истомы ратных людей»2323
  Соловьев М. С. История России с древнейших времен. Книга вторая. Том VI—X. Второе издание. СПб, Общественная польза, 1896, стр. 1120.


[Закрыть]. В итоге уже 13 марта 1617 г. Новгород вновь вошёл в состав Русского государства.

После решения вопроса со Швецией, приступили к подписанию мирного договора с Речью Посполитой. Переговоры начались осенью 1616 г. в местечке между Смоленском и Вязьмой. Русские послы требовали вернуть Смоленск и всех пленных. Поляки же хотели отдать только пленных. В интересы польской стороны, вообще не входило налаживание отношений с Москвой, оттого ею постоянно провоцировались обострения общей ситуации. Эти переговоры закончились вооружённым столкновением, польские послы были побиты и взяты в плен. В ответ король отправил на Русь войско во главе с подросшим Владиславом «для отмщения за поругание послов». В апреле 1617 г. он вступил на русскую территорию.

Выступая во главе королевского войска, Владислав имел и собственные цели – он хотел сам сесть на Московский трон. Оттого, чтобы склонить на свою сторону русских дворян, он рассылал по городам грамоты, в которых обещал щедро наградить всех его сторонников. Вследствие этого, некоторые приграничные воеводы перешли на его сторону. Дорогобуж и Вязьма сами открыли полякам ворота, путь к Москве прикрывал только Можайск. Туда по приказу Михаила Фёдоровича был отправлен отряд во главе с Б. М. Лыковым и Д. М. Черкасским. Им удалось остановить поляков и заставить их зазимовать у Вязьмы. Весной 1618 г. боевые действия продолжились. Обойдя Можайск, Владислав двинулся к Москве. 25 сентября он уже был в районе Павшино. 1 октября поляки дошли до Арбатских ворот и попытались овладеть Белым городом. Михаил не покинул город и возглавил оборону. Это побудило воевод биться с особой отвагой. Взять приступом столицу поляки не смогли, потерпели они неудачу и под стенами Троице-Сергиева монастыря.

Наконец, королевич понял, что русские крепости ему не одолеть, да и что сами русские люди не желают быть его подданными. 1 декабря 1618 г. в селе Деулино у Троице-Сергиева монастыря было подписано перемирие на 14,5 лет. По его условиям Россия уступала Польше Смоленск и обширные земли на западе страны: Белую, Невель, Красный, Дорогобуж, Рославль, Почеп, Трубчевск, всего 28 русских городов (кроме Смоленска). Но получали назад Вязьму, Козельск, Мещовск, Серпейск, Стародуб, Новгород-Северский, Чернигов, Перемышль, Заволочье и всех пленных.

По условиям перемирия Россия и Польша обменялись пленными. Обмен закончился в июле 1619 г. на р. Поляновка. Вместе с русскими воинами был освобождён и митрополит Филарет. С ним приехали брат царя Василия И. И. Шуйский, смоленский воевода М. Б. Шеин с семьёй, дьяк Луговской и др. Второй глава смоленского посольства В. В. Голицын и Д. И. Шуйский с женой умерли в плену.

Филарет, в миру Фёдор Никитич Романов, представитель княжеского рода Захарьиных, которые в борьбе боярских партий за престол по смерти Василия III роли не играли. Их звезда взошла высоко с того момента, когда юный царь Иван Васильевич «избра себе по своему царскому достоянию богомудрую девицу Настасию, дщерь Романа Юрьевича Захарьина, и сочетася с нею законному браку»2424
  Полное Собрание Русских Летописей. Том тридцать первый. Летописи последней четверти XVII в. Наука, Москва, 1968, стр. 130.


[Закрыть]. Сам Роман Захарьин не успел достигнуть боярского звания, вероятно, умер в молодых годах, но царская женитьба – 3 февраля 1547 г. – выдвинула семью Захарьиных вне местнических счётов, возвышала нетитулованный род в первые ряды боярства. Среди княжат она вызвала тревогу и недовольство.

Захарьины не примкнули к правительственному кругу «избранной рады», который образовался около царского духовника протопопа Сильвестра и А. Ф. Адашева. Влиятельные лица московского дворца почувствовали в них опасных соперников, за которыми может оказаться будущее. Эта вражда к Захарьиным вскрылась в истории в 1553 г., когда царь Иван IV тяжело заболел, а бояре не захотели присягнуть на имя царевича Дмитрия, его сына, с тем, что он сам, царевич ещё мал, а управлять будут Захарьины, Данила с братом.

Прошло несколько месяцев, и в деле о попытке князя Семена Лобанова-Ростовского с сыном бежать в Литву, картина боярского настроения раскрылась ещё полнее. Из показаний князя Семена выяснилось, что ропот в боярской среде возник ещё по поводу царской женитьбы. Бояре-княжата жаловались, что царь теснит великие роды и приближает к себе «молодых» людей: «да и тем, – говорил Ростовский, – нас истеснил, что женился у боярина у своего (Захарьина) дочер взял, понял робу свою и нам как служити своей сестре?»2525
  Скрынников Р. Г. Иван Грозный. Наука, Москва, 1983, стр. 50.


[Закрыть] «Оттоле бысть вражда велия промеж государю с Владимиром Андреевичем (говорит летопись), а в боярах смута и мятеж, а царству почала быти во всем скудость»2626
  Платонов С. Ф. Полный курс лекции по русской истории. Аст, Астрель, Москва, 2006, стр. 124.


[Закрыть]. Оглядываясь назад московские люди связывали с дворцовой историей 1553 г. тяжёлые дни «эпохи казней».

Влияние Захарьиных на царя, несомненно, выходило за пределы простой дворцовой интриги, и бояре едва ли связывали с их именами только представление о нежелательном регентстве в случае малолетства преемника Ивана IV: в их близости противники видели причину постепенного и всё нарастающего расхождения Грозного с «избранной радой» по ряду вопросов. Первым «непослушанием синклитского совета» было решение царя вернуться, согласно мнению своих шуринов, Данилы и Никиты Романовичей Юрьевых, по взятии Казани в Москву, тогда как другие советники настаивали на продолжении завоевания Поволжья. Ещё острее стали разногласия после взятия Астрахани. «Избранная рада» настаивала на большом крымском походе всеми силами московскими, с царём во главе. Но те же близкие Ивану люди стали против такого плана, и снова их советы получили перевес. В борьбе с татарским миром, над мечтой покончить с врагом одним ударом, взяла верх иная, оборонительная система: организация укреплённой границы, сторожевых линий и засек, постепенно подвигаемая дальше вглубь незамиренного края, по мере развития русской колонизации в бассейнах Волги и Дона.

В этой сложной систематической работе над расширением и обороной государственной территории руководящую роль играл Никита Романович Юрьев-Захарьин. Однако к внутренней политике Грозного, относящейся ко второй половине царствования, его отношение более сдержанно. В кровавые времена опричнины Никита не вошёл в состав опричного двора, остался боярином земским, не запятнал себя в разгуле преступной жестокости и безудержного произвола. Вместе с тем, он сохранил расположение Грозного и влияние на дела до конца его дней. И когда, по смерти царя Ивана, власть перешла к Фёдору, неспособному управлять государством, Никита Романович и по родству и по положению оказался главою фактического регентства. Но уже к осени того же 1584 г. болезнь его сломила, в апреле следующего – он умер.

После смерти Никиты Романовича правительственная среда, объединённая его бесспорным первенством, раскололась на враждебные группы. Шуйские, державшиеся при нём на втором плане, теперь потянулись к своей братье, княжатам, ища опоры против возвышения Годунова. А к Годунову, бывшему правой рукой Никиты Захарьина и царским шурином, перешло правительственное первенство.

С годами Никитичи (пятеро братьев) стали входить в силу. В 1587 г. Фёдор Никитич получил боярство. Родство с царским домом, богатство и широкие связи, семейная традиция влияния и власти – всё сулило ему быстрое возвышение. Немудрено, что по мере укрепления позиций правителя Годунова нарастало чувство недовольства и недоверия, колебавшее прежний «союз дружбы» и разразившееся по смерти царя Фёдора прямой борьбой за престол угасшей династии. По Москве ходили слухи, что царь Фёдор завещал престол своему двоюродному брату Фёдору Никитичу Романову, что Годунов связан клятвой, некогда данной отцу Никитичей, быть их «царствию помогателем». На избирательном соборе 1598 г. у Фёдора была своя партия, как и во дворце.

Романовы не сдерживались в приёмах агитации. Из их среды поднялись обвинения против Бориса – в убиении царевича Дмитрия и царевны Феодосии, в отравлении самого царя Фёдора. Возникла мысль противопоставить Годунову Симеона Бекбулатовича, будто имевшего право на престол по своей роли «государя московского». Но соперник стал царём по «единодушному избранию собора». Фёдор Никитич не смирился. Разрыв с Годуновым был полный. Ходили слухи о резких сценах между ними, причём Фёдор, как будто, на Бориса даже с ножом кидался.

На первых порах, царь Борис ищет примирения с Романовыми. При венчании на царство он велел «сказать боярам» двум Никитичам, Александру и Михаилу, и их родне, князьям Черкасскому и Катыреву-Ростовскому. Но глухая вражда и взаимное недоверие остались в силе. Романовы и их друзья окружены шпионами и доносчиками. В 1601 г. из-за неурожая в стране разразился продовольственный кризис. Воспользовавшись трудностями, Фёдор открыто стал возмущаться и выступать против Бориса. На это пятерых Романовых по лжедоносу обвинили в волшебстве. Их схватили, допрашивали, даже к пытке водили, хотя, и не пытали. Розыск тянулся полгода и захватил ряд боярских семей, связанных с обвиняемыми родством и дружбой. Все пять Никитичей с семьями и кое-кто из их родни были отправлены в ссылку.

Суровость расправы показывает, что дело было политическое. Истинный смысл всей истории указывает и дошедшее упоминание одного и приставов, стерегших Романовых в ссылке, что они «злодеи, изменники, хотели царство достать ведовством и кореньем». Фёдора Никитича сослали в Антониев-Сийский монастырь и там насильно постригли под именем Филарет. Из Москвы продолжали внимательно следить за ссыльными, приказывая приставам «бережнье держать большое, чтобы им нужды ни в чём отнюдь никакой не было и жили бы и ходили бы свободно», но в то же время, постоянно доносить об их поведении. Первое время инок Филарет сильно тосковал, но к 1605 г. его настроение круто изменилось, и пристав доносил с недоумением: «и живет деи старец Филарет безчинством не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье…»2727
  Акты Сийского монастыря. Выпуск первый. Грамоты патриарха Филарета (1619—1633 гг.) Арх. Епарх. Церк.-археолог. Ком., Архангельск, 1913, стр. 26.


[Закрыть]

Это было время, когда шла борьба царя Бориса с самозванцем. Годунов обвинил Романовых, что появление самозванца «их рук дело», указывая на место проживания Гришки Отрепьева у них во дворце. Будучи уверенным в этом, Борис возложил борьбу с самозванцем на бояр-княжат Шуйских, Голицыных, Мстиславских, т.е. на соперников романовского круга. Но если враги Годунова думали найти в самозванце только орудие его низвержения, то они жестоко ошиблись. Неожиданная кончина Бориса и смута в войсках привели к воцарению Лжедмитрия. Разбитая опалами Годунова придворная знать лишь постепенно стала оправляться при новом царе. Филарет возвращён из ссылки, но не занял видного положения в Москве, а был назначен на митрополию в Ростове; брат его Иван, единственный и братьев, переживший ссылку, стал боярином.

При дворе царя «Дмитрия» влияние досталось новым людям и это сблизило против него прежних недругов. Родовитое боярство поспешило свергнуть самозванца; Романовы и их друзья поддержали заговор, но не руководили им. Однако союз двух кругов московского боярства не мог быть прочным: когда инициаторы заговора прочили на престол одного из своих, в то же самое время по Москве пошли слухи, записанные иноземцами, что власть перейдёт к одному из Романовых.

Царем стал Василий Шуйский. И он пытался примирить партию Романовых со своим воцарением, наметив Филарета на патриарший престол. Наречённый, но ещё не поставленный Филарет тотчас по воцарению Шуйского был послан в Углич для перенесения в Москву мощей царевича Дмитрия. В его отсутствие в столице разыгрались какие-то уличные беспорядки, направленные против нового царя, и спровоцированные «подмётными листами», в которых говорилось о спасении Дмитрия. Польские послы запивали слух, что эти листы приписывали Филарету. Так или иначе, но в конце мая 1606 г. лиц Романовского круга постигла опала, а Филарет вернулся из Углича, не выполнив поручения, на свою Ростовскую митрополию. Тут он живёт до октября 1608 г., как «верный богомолец» царя Василия. В октябре 1608 г. отряды Тушинского вора взяли Ростов и увезли Филарета в Тушино. Здесь пленника встретили с почётом, дорожа им для роли «наречённого патриарха Московского» при тушинском царьке. Известия о положении Филарета в Тушине противоречивы. По одним он жил «не своею волею» и его «блюли всегда крепкими сторонами», по другим – он добровольно играл роль главы того духовенства, которое «вора» признало царём Дмитрием. И последнее лучше согласуется с последующими событиями. Все, кто был враждебен Шуйскому, видели во втором самозванце орудие против него. И. Н. Романов, князья Катырев и Троекуров, женатые на Романовых, кн. Трубецкой – подвергались опале за то, что чуть было не увлекли войско на его сторону. А потом Троекуровы, Трубецкой, Черкасский и др. лица романовского круга собрались в Тушине вокруг Филарета. Когда же Тушино распалось, то в его станах осталась группа русских людей с Филаретом во главе, которая порешила к царю Василию не ехать и завели переговоры с королём Сигизмундом III об избрании на Московский престол королевича Владислава. Причём, в посланиях к королю Филарет продолжает титуловать себя патриархом. На попытку Сигизмунда склонить их под свою власть, тушинские политики ответили, что всё дело не может быть решено без «совета всей земли», а Филарет, поехавший было к королю, был «отполонен» у поляков и вернулся с Москву. Здесь его приняли с честью, и он, сохраняя Романовскую митрополию, остался жить в столице.

О личном участии Филарета в низложении царя Василия известий нет, но там действовали близкие ему люди. После падения Шуйского выдвинулись два кандидата на престол: Князь Голицын и М. Ф. Романов, за которого стояло большинство горожан и сам патриарх Гермоген. Но опасное положение Москвы, теснимой с одной стороны шайками самозванца, с другой – польскими войсками гетмана Жолкевского, заставило бояр впустить в Москву польские войска и присягнуть Владиславу. Жолкевский, понимая, что русские претенденты на престол опасны для польской политики, отправил В. В. Голицына, и, за молодостью Михаила, его отца, Филарета, во главе посольства к королю под Смоленск. Через некоторое время это посольство распалось в связи с изменой многих его членов. Но митрополит Филарет и князь В. В. Голицын твёрдо стоят на ранее принятых условиях. После бурных перипетий прежних годов, когда Филарет вёл честолюбивую борьбу за власть, он теперь выступил непреклонным защитником независимости и неприкосновенности русской земли. Его имя в московском общественном мнении стало рядом с именем Гермогена, как последних борцов против политики национального и религиозного порабощения родины. А ссылка за «твёрдое стояние» и долгий плен в Мальборгском замке окружили это имя ещё большей популярностью.

Отец Филарета почти полстолетия стоял близко к центру всей государственной работы и занял в нём руководящее положение. Всю жизнь боролся его сын за сохранение этого значения себе, объединяя вокруг себя разбитые налетевшими бурями элементы московской правительственной среды. Злая судьба подвела его под монашеский клобук, по православной традиции являющейся уходом от мирской жизни. Путь к престолу, который при новых условиях не миновал бы Фёдора Никитича, был закрыт пострижением. Но это не лишило его большой политической роли: выдвинулась кандидатура его сына, окрепла и осуществилась. А сам Филарет, давно наречённый в патриарха, занял святительский престол при исключительных условиях.

После смерти Гермогена в Москве не было патриарха, поскольку Михаил Фёдорович желал видеть на этом посту только своего отца. Для его рукоположения был специально приглашён Иерусалимский патриарх Феофан, который 24 июня 1619 г. в Успенском соборе совершил обряд постановления нового патриарха. В мае 1625 г. Филарет получил грамоту, по которой мог вершить суд над всем духовенством и собирать доходы с церквей и монастырских земель.

Период с 1619 по 1633 гг. фактически для России стал эпохой правления Филарета. «Инокиня-царица» в этот период окончательно отошла от придворной жизни. Она стала игуменьей Вознесенского монастыря, также руководила работой золотошвейной мастерской, шившей одежду для царя, патриарха, покровы для гробницы в Архангельском соборе и для подарков монастырям. Своей важной обязанностью Марфа считала помощь одной из жён И. Грозного – Анне Колтовской, вдовам царевича Ивана и Василия Шуйского. Всем оказывала денежную помощь и посылала к праздникам подарки (умерла в 1631 г.)