Текст книги "Новое назначение"

Трепов звонил Кратову:

– Осип Петрович! Приезжайте, расскажите о новостях.

– Приехать не могу, занят.

Трепов вздыхал и не сразу опускал трубку – он ждал, не пригласит ли его Кратов к себе. Трубка молчала.

Владимир Федорович надевал бант и шел к Аничкову дворцу. Канцелярию кабинета занял Совет рабочих депутатов.

Революция обесценила связи Трепова и сделала Кратова первым лицом в Копикузе. В новом Министерстве торговли и промышленности Кратов чувствовал себя как в инженерном клубе. Министерством управлял Степанов, горный инженер, приятель Кратова по Донбассу. Директором горного департамента стал инженер Малявкин. С ним Кратов учился в Горном институте и работал на донецких углях.

Посещая министерство, Кратов обычно проходил прямо в огромный кабинет, который занимал Петр Акимович Пальчинский, его ближайший друг, душа директорского выпуска. Смолоду Пальчинский считал себя анархистом, в пятом году был арестован и предан военно-полевому суду, бежал за границу, сблизился с Кропоткиным и женился на его племяннице. Он увлекался утопиями Уэльса и идеей технократии – государства, которым правят инженеры. В первые дни объявления войны Пальчинский вслед за Кропоткиным объявил себя оборонцем, примирился во имя победы с правительством царя, вернулся в Россию, работал в банках. Февральская революция сделала Пальчинского товарищем министра торговли и промышленности и председателем комиссии по государственной обороне. Он возмущался мягкотелостью Керенского, требовал введения смертной казни и разгрома большевистской партии. Он говорил Керенскому: «Объявите Петроград прифронтовой полосой, назначьте меня генерал-губернатором – и посмотрите, как наведет порядок горный инженер». Анархист рвался к власти, к военной кровавой диктатуре.

Кратов просил Пальчинского «провести» через Временное правительство подтверждение договора с кабинетом и казенного заказа на рельсы.

Пальчинский сочувственно кивал. Огромный нос делал некрасивым его подвижное лицо.

– Проведем, – успокаивал он. – Дело бесспорное. Я всегда советовал заняться Кузбассом. Минеральное топливо Уралу – это ведь моя идея.

Кратов знал привычку Пальчинского приписывать себе все крупные экономические планы. О чем бы ни заходил разговор, Пальчинский обязательно вставляет: «Я об этом говорил, я это советовал». Кратов обычно защищал своего друга, когда Пальчинского называли хвастуном, Хлестаковым. Кратов объяснял, что Пальчинский – всеобъемлющий, энциклопедический ум, что он действительно размышлял и высказывался о великом множестве вопросов.

На этот раз Кратов сказал:

– Как же, как же… Ты Еве советовал соблазнить Адама. Все знают, что это твоя идея.

Решение вопроса задерживалось во Временном правительстве. Углепромышленники требовали отмены копикузовской концессии и распространения на Кузнецкий бассейн права свободных заявок, как в Донецком бассейне, как во всех бассейнах мира.

А Курако сидел без дела, впереди темнела неизвестность.

Двадцать девятого апреля утром его вызвал к телефону Кратов.

– Есть важные новости. Буду у вас через полтора часа.

Через час в дверь постучали.

– Входите, Осип Петрович, я жду вас.

В дверях не было Кратова. В комнату вошли четыре доменщика с Юга. Курако расцеловался с молочным братом. Максименко рассказал, что Курако избран членом Юзовского Совета рабочих депутатов. Доменщики звали Курако на Юг. На заводах Юга явочным порядком вводится восьмичасовой рабочий день и рабочий контроль. Недалеко время, когда рабочие возьмут заводы в свои руки.

– Нас послали за тобой, – сказал Максименко.

Курако задумался. Снова раздался стук в дверь.

Вошел Кратов и вопросительно оглядел незнакомых людей.

– Говорите, Осип Петрович, – это мои друзья.

Кратов вынул из портфеля несколько хрустящих бумаг.

– Прочтите.

Курако развернул договор Копикуза с Временным правительством. Оно подтверждало все права и привилегии Копикуза, предоставленные ему кабинетом и свергнутым правительством. Копикуз получал ряд добавочных льгот.

– Когда можете выехать в Сибирь, Михаил Константинович?

– Поедем с нами, Курако. Тебя ждут в Совете рабочих депутатов.

Курако посмотрел на Максименко, потом на Кратова. Он сказал:

– Нет, барбосы, с Югом кончено! Завтра курьерским, Осип Петрович.

Глава пятая
Вагон №…

I

Из Петрограда до Москвы Гапеев ехал двое с половиной суток. Два матроса с маузерами пробили ему дорогу в вагон. Гинденбург стоял в тридцати километрах от Питера. Город эвакуировался. На поезд нельзя было попасть.

В день приезда Гапеев прочел в «Правде» приказ Реввоенсовета: «Каждый чех, обнаруженный с оружием в руках на линии железной дороги, подлежит расстрелу на месте без суда и следствия».

Леонида Ивановича Лутугина уже не было в живых. Он умер в 1915 году в Кузбассе. После приступа астмы, после четырехдневной голодовки, он выпил недоброкачественного молока и отравился. Кратов выслал из Томска лучших врачей. Они застали труп. Цинковый гроб Гапеев привез в Питер. За катафалком шло пятнадцать тысяч человек. Максим Горький вошел в комитет по увековечению памяти Лутугина.

Лутугинская группа не распалась. Каждую весну лутугинцы уезжали в Кузбасс. Бассейн раскрывал им свои тайны. Цифра, названная Леонидом Ивановичем, – двести пятьдесят миллиардов тонн, – была обоснована и подтверждена. Выплывала новая – четыреста миллиардов.

Весной восемнадцатого года никто не послал лутугинцев в Сибирь. Трепова арестовали и после убийства Володарского расстреляли на взморье против Кронштадта. Копикуз, казалось, перестал существовать. Советские правительственные учреждения покидали Питер.

Лутугинцы не могли там добиться толку и послали Гапеева в Москву. Они заканчивали составление геологической карты Кузнецкого бассейна, и бессмысленно было терять лето.

Десять дней Гапеев курсировал от Главугля к Горному совету ВСНХ и обратно. Ему говорили, что в Сибирь едут на крышах и на буферах, что лутугинцы доберутся в Кузбасс только к зиме, что по дороге их укокошат чехи.

Никто не давал средств на продолжение разведок. Будучи решительным по натуре человеком, Гапеев плюнул и обратился в Совнарком. В Кремле его принял управляющий делами Совнаркома.

– Напишите… Я доложу о вашей просьбе… Позвоните мне через неделю…

– Через неделю… Пропадают золотые дни…

– Вы думаете, у Совнаркома нет более важных дел?

Гапеев уходит злой. Хочется бросить все и пробираться обратно в Питер. Он сидит в Москве без дела, мрачный и недовольный.

Через два дня Гапеев застает у себя в номере гостиницы человека в кожаном костюме. Его руки маслянисты и черны. На правом боку висит браунинг.

– Вы товарищ Гапеев?

– Да…

– Я шофер Совнаркома. Мне приказано немедленно доставить вас в Кремль. Пойдемте в машину.

В Кремле Гапеева встречает управляющий делами. Он сообщает, что Совнарком предлагает лутугинской группе выезжать немедленно, по возможности без задержек. Ленин распорядился предоставить лутугинской группе все нужное, не допуская ни малейшей волокиты.

– Владимир Ильич хотел бы, чтобы вы не думали о продовольствии, об одежде, а только о работе. Вам предоставляется отдельный вагон. Он будет продвигаться как военно-оперативный. Вот предписание комиссарам и начальникам станций. Желательно, чтобы вы были на месте через восемь – десять дней. Сколько нужно денег?

Гапеев прикидывает на бумаге. Управляющий делами округляет цифру и выписывает чек.

– Что нужно еще? Продовольствие… Одежда… Вот ордера… Нужны ли инструменты, приборы? Вот мандат… Машина в вашем распоряжении до отъезда. Поезжайте на вокзал и переселяйтесь в вагон. Охрану потребуйте от комиссара узла. Сообщения из Кузбасса шлите прямо сюда – Кремль, Совнарком.

– А чехи? – спрашивает Гапеев.

– Чехи? Мы их раздавим в две недели… Ну, не задерживайтесь, не теряйте времени… Счастливого пути…

Гапеев выходит с мандатами, ордерами и чеком. Его ждет машина. Он садится и не знает, куда ехать. Прежде всего к себе – обдумать, опомниться. Машина взлетает вверх по Тверской.

II

На Страстной площади Гапеев вскочил и дернул шофера за плечо.

– Стой, товарищ!

Гапеев видит знакомую фигуру. Согнувшись, медленно шагает Кратов и тащит на плечах чемодан. Сзади красногвардеец с винтовкой.

«Конец Копикуза», – проносится в голове. Гапеев кричит:

– Осип Петрович!

Кратов оглядывается на крик. Пот заливает глаза, он никого не видит. Присев на чемодан, он вытирает лысину, лоб и шею платком.

Гапеев соскакивает с подножки.

– Куда вас ведут, Осип Петрович? А это что? Останки Копикуза?

– Поднимите-ка, батенька, – весело говорит Кратов.

Когда-то Гапеев славился своей силой. Он берет ручку, отрывает чемодан от земли и бросает обратно: чемодан мягко шлепается об асфальт. В Кузбассе Гапеев нажил грыжу, а в чемодане явно больше двух пудов.

– Чем вы его набили? Образцы тельбесских руд, что ли?

– Здесь десять миллионов восемьсот семнадцать тысяч керенками. Ссуда Копикузу от Советского правительства…

– А разве он не национализирован?

– Пока живем и здравствуем.

Кратов рассказал, что коллегия ВСНХ решила повременить с национализацией Копикуза. Две недели провел он в Москве в непрестанных хождениях по главкам, убеждая, что национализация Копикуза в данный момент преждевременна и развалит дело. Он виделся несколько раз с председателем ВСНХ.

– И вот…

Кратов похлопал чемодан по вздувшемуся пузу.

Гапеев рассказывает о своих новостях.

– Прекрасно… Еду с вами… Возьмете? – спрашивает Кратов.

– Пожалуйста… А почему вы пешком?

– Извозчика не найду… Дали охрану…

– Я вас подвезу… Садитесь…

Рука Кратова тянется в карман. Он нащупывает бумажку, чтобы дать красногвардейцу на чай. Тот стоит, усталый и мрачный, опершись на винтовку. Темное лицо, как истрескавшееся дерево, изрезано морщинами. На губах нет улыбки. Кратов передумывает. Рука выскальзывает из кармана, Кратов хватает ручку чемодана и тащит через площадь к автомобилю.

III

В 1918 году Ленин особенно много думал о востоке. Немцы захватили Украину. Прусские остроконечные лакированные каски появились в Ростове-на-Дону. Советская Россия потеряла Донецкий бассейн и металлургические заводы Юга. Страна потеряла девяносто процентов годовой добычи угля и семьдесят процентов выплавки металла. Ленин думал о востоке. Он писал[5]5
  В 1918 году Ленин особенно много думал о востоке… Он писал… – Далее идет изложение ленинской статьи «Очередные задачи Советской власти».


[Закрыть], что Страна Советов, несмотря ни на что, может стать страной крупной индустрии, страной угля, железа, машин, электричества и химии, потому что пролетарская революция имеет в резерве гигантские запасы первоклассной руды на Урале и коксующегося угля в Западной Сибири.

Еще из Питера Ленин посылает на Урал телеграмму с предложением разработать проект создания «единой хозяйственной организации, охватывающей область горно-металлургической промышленности Урала и Кузнецкого каменноугольного бассейна».

Президиум ВСНХ объявляет конкурс на лучший проект создания комбината на основе естественных богатств Сибири и Урала. Срок конкурса – шестимесячный. Премия – десять тысяч.

Общество сибирских инженеров высказывается против конкурса. Кратов, бессменный председатель общества, выдвигает иное предложение. От имени общества он входит в переговоры с ВСНХ, заявляя, что в шесть месяцев проект создать невозможно, что десять тысяч – ничтожное вознаграждение. Общество предлагает выполнить работу в порядке договора и представляет смету. ВСНХ дает согласие, Кратов получает в Москве по смете деньги для общества на полугодие и везет их с собой вместе с десятимиллионной ссудой Копикузу.

Разработку урало-кузнецкого проекта Кратов мыслит как продолжение дела Копикуза.

Он всегда рассматривал Общество сибирских инженеров как одну из подсобных организаций в системе Копикуза, одну из фигур его шахматной партии. Общество и раньше занималось проблемой сбыта кузнецкого угля. Предложение ВСНХ подвернулось кстати. Кратову хочется как можно скорее получить вычисления наивыгоднейших вариантов урало-кузнецкого проекта с точностью до одной сотой копейки. Близится время завоевания Урала эшелонами кузнецкого кокса. Кратову кажется, что в осуществлении этого – его миссия на земле.

IV

В вагоне Кратов неразговорчив и замкнут. С ним в купе поместился профессор Владимир Климентьевич Котульский – крупнейший специалист по рудным месторождениям, приятель Кратова по Горному институту. Котульский ничем не напоминал геолога. Полный, медлительный, с породистым барским лицом и холеными розовыми ногтями, он походил скорее на оперного певца. Котульский и в самом деле обладал превосходным баритоном.

Человек двадцать геологов пристроились к вагону, предоставленному Совнаркомом лутугинской группе. Ехали все, кто оставил в Сибири незаконченную полевую работу.

По вечерам собирались группами, пели хором. Котульский солировал:

 
Что день грядущий нам готовит?
Его мой взор напрасно ловит…
 

Он ехал на разведки руды в Забайкалье и всю дорогу изводил Кратова. Над урало-кузнецким проектом он издевался:

– Возить уголь за две с половиной тысячи верст… У тебя его раскрадут по дороге…

– В Кузбассе свой завод будет, – вяло отвечал Кратов.

Котульский таил давнюю обиду на Кратова. Он был оскорблен, что Копикуз пригласил разведывать руду в Горной Шории не его, а какого-то Гладкова.

– Завод в Кузбассе? На тельбесской руде? – спросил Котульский и расхохотался.

Кратову захотелось выйти из купе, хохот Котульского действовал ему на нервы.

– О тельбесской руде поговори с Гладковым.

– Что такое твой Гладков? Разве есть в этой сибирской дыре хоть один настоящий ученый?.. Оскандалишься ты со своим Гладковым.

– Владимир, оставим этот разговор…

В Екатеринбург поезд прибыл на шестые сутки. Цвели липы. Белые пушинки садились на желтовато-серый, низкий, как черепаха, бронепоезд. На путях – люди с винтовками. Пулеметные ленты крест-накрест опоясывали грудь. Геологам объявили, что на линии идут бои и дальше вагон не пойдет. Гапеев с мандатом Совнаркома бросается к командующему фронтом. Он уверяет, что геологи стоят вне политики, что чехи не тронут лутугинцев и вагон проскочит в Кузбасс. Командующий рассматривает печать Совнаркома и обещает снестись по прямому проводу с Кремлем.

Геологи разошлись по городу. К вечеру они возвращаются в вагон с покупками и новостями. У Котульского пластырем заклеен нос. В городе он заинтересовался домом инженера Ипатьева. Ограда была обшита неструганым тесом, будто внутри шла стройка. Котульский заглянул в щелку, и доска стукнула его по носу. Кто-то изнутри ударял прикладом и кричал:

– Проходи! Стрелять буду!

В доме Ипатьева сидел Николай Романов с семьей.

V

Вагон стоял на вокзальных путях. Кратов скучал в вагоне. Кремль не отвечал.

Достав циркуль, он вырисовывал диаграмму добычи угля рудниками Копикуза. Кружочки становились крупнее с каждым годом.

Семнадцатый год – год потрясения и развала – по-прежнему давал повышение, добыча возросла на сорок шесть процентов. Кратов не допустил забастовок: не дожидаясь требований, он сам повысил ставки и сократил рабочий день.

Вся промышленность переживала депрессию, крупнейшие общества замирали, много предприятий национализировано, а Копикуз дышал легко и свободно в его, Кратова, руках.

Кратов тихонько напевает по-французски:

 
Труд-ные положе-ии-я соз-даются для того…
 

В купе входит Котульский со свежей газетой. Агитпункт вокзала ежедневно выдает для геологов по одному экземпляру «Правды».

– Поздравляю, – говорит Котульский. – Распрощайся с Копикузом. Сегодня декрет о всеобщей национализации.

Кратов кладет циркуль. Вспоминается карта, взмах руки, окружность от Батума до Владивостока. Кратов говорит спокойно:

– Покажи.

Он читает:

«В целях упрочения диктатуры рабочего класса и деревенской бедноты объявить собственностью Российской Социалистической Федеративной Советской Республики все принадлежащие акционерным обществам предприятия…

Подпись: Ульянов (Ленин)».

Кратов читает:

ОТ НАРОДНОГО

КОМИССАРИАТА ФИНАНСОВ

«Все акции и облигации объявляются аннулированными и не подлежат приему ни в государственных учреждениях, ни в частном обращении, как не имеющие никакой цены».

Кратов переворачивает лист. Он проглядывает подвал – «Пророческие слова», статья Ленина.

«Рождение человека связано с таким актом, который превращает женщину в измученный, истерзанный, обезумевший от боли, окровавленный полумертвый кусок мяса. Маркс и Энгельс, основатели научного социализма, говорили всегда о долгих муках родов, неизбежно связанных с переходом от капитализма к социализму».

Кратов говорит:

– Они не родят.

Вагон стоит на вокзальных путях. Кремль не отвечает. Каждый день геологи читают «Правду».

«Правда», 4 июля

«Открытие Пятого Всероссийского съезда Советов состоится сегодня, 4 июля, в 2 часа дня в Большом государственном театре.

На съезд Советов прибыло около 1000 делегатов, большевиков – 617, других партий – 340».

Передовая – «Пятый съезд»:

«Печать буржуазии усердно подсчитывает мандаты левых эсеров, прибавляет к ним максималистов, анархистов, новожизненцев. Некоторые прибавляют еще не менее 50 левых коммунистов и обнаруживают, таким образом, большинство против Совета Народных Комиссаров… Но мы должны разочаровать буржуазию. Ей еще не суждены триумфы. Партия большевиков и на этом съезде выйдет победительницей».

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Златоуст занят противником.

«Правда», 5 июля

ПЯТЫЙ ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД

СОВЕТОВ

«Свердлов. Итак, фракция левых эсеров покинула зал заседаний. Заседание Всероссийского съезда продолжается. (Аплодисменты)».

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Шадринск занят противником.

«Правда», 7 июля

ВО ВСЕ РАЙОННЫЕ КОМИТЕТЫ РКП,

ВО ВСЕ РАЙОННЫЕ СОВДЕПЫ,

ВСЕМ ШТАБАМ КРАСНОЙ АРМИИ

«Около 3 часов дня 6 июля брошены две бомбы в немецком посольстве, тяжело ранившие графа Мирбаха. Мобилизовать все силы, немедленно поднять на ноги все для поимки преступников.

Председатель Совета Народных

Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

«Сегодня, 6 июля, около 3 часов дня убит бомбой германский посланник граф Мирбах.

Россия теперь по вине негодяев левого эсерства на волосок от войны.

На первые же шаги, предпринятые для захвата убийцы, левые эсеры ответили восстанием против Советской власти.

Все на свои посты! Все под оружие!»

«Правда», 8 июля

ТЕЛЕГРАММА

«Задерживать все автомобили. Везде опустить шлагбаумы на шоссе. Арестованных не выпускать без тройной проверки и полного удостоверения в непричастности к мятежу.

Ленин».

ПОДРОБНОСТИ

ЛЕВОЭСЕРОВСКОЙ АВАНТЮРЫ

Захватив Центральный телеграф, левые эсеры разослали телеграмму по всем линиям:

«Всякие депеши за подписью Ленина, а равно депеши, направленные контрреволюционными партиями правых эсеров, меньшевиков, кадетов и монархистов, задерживать, признавая их вредными для Советской власти вообще и правящей в настоящее время партии левых эсеров в частности».

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

Отдано распоряжение об аресте всех левых эсеров и прежде всего об аресте всех членов ЦК ПАРТИИ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ. Оказывающих сопротивление при аресте – расстреливать.

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Вследствие прорыва Волго-Бугульминской жел. дороги и недостатка сил Советской власти пришлось оставить Уфу.

«Правда», 11 июля

ЯРОСЛАВЛЬ В РУКАХ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ

«Белые выступили в ночь на 6 июля в 2 часа. Председатель Совета тов. Закгейм заколот штыками. Военный комиссар тов. Нахимсон захвачен в номере гостиницы «Бристоль». Он расстрелян во дворе офицерским отрядом… Населению сообщено, что Советская власть в Москве свергнута».

НА МУРМАНСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Англо-французско-сербскими войсками занята вся железнодорожная линия от Мурманска до Сорок. За вчерашний день неприятель продвинулся на 11 верст к югу от Сорок. Расстреляны члены Совдепа – Мальцев, Каменев, Вицук.

«Правда», 12 июля

«Муравьев, бывший главнокомандующий войск внутреннего фронта, левый эсер, пытался двинуть войска на Москву. Получив отпор, он покончил самоубийством».

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Ялуторовск занят чехословаками. В районе Екатеринбурга восстания против Советов подавлены.

«Правда», 16 июля

«Сегодня в номере: Германское правительство потребовало от Советского правительства допущения батальона германских солдат в Москву для охраны германского посольства. Совет народных комиссаров в этом отказал.

Коммунист!

Умеешь ли ты обращаться с оружием? Справишься ли с пулеметом, с ручной бомбой, с минометом?

Если нет, немедля приди в свой район и запишись на обучение.

Будь готов защищать социализм!»

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Бирск занят противником. Наши силы отходят.

«Правда», 17 июля

ПРИКАЗ ПО АРМИИ И ФЛОТУ

«Среди военных специалистов было за последние недели несколько случаев измены. Мохин, Муравьев, Звягинцев, Веселаго и некоторые другие перебежали к иностранным насильникам и захватчикам.

Никакой пощады предателям!»

«Правда», 19 июля

«Сегодня в номере: Николай Романов расстрелян».

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Противник ведет наступление по двум железнодорожным линиям: Екатеринбург – Челябинск и по Западно-Уральской. На первой из указанных линий наши войска отошли в районе станции Мраморской.

«Правда», 24 июля

ПЕРЕДОВАЯ – УГРОЗА РАСТЕТ

«Чехословаки взяли Симбирск. Волга перерезана еще в одном месте. Самая крупная артерия страны перехвачена тугой веревкой. Мятеж расползается, как жирное пятно на бумаге. Да здравствует натиск на врага!

Коммунист!

Умеешь ли ты обращаться с оружием?

Справишься ли с пулеметом, ручной бомбой, минометом?»

ГУБЕРНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

ЗАВОДСКИХ КОМИТЕТОВ

«…Слово о текущем моменте предоставляется тов. Ленину.

“Последние дни, – начинает оратор, – ознаменовались крайним обострением дел для Советской Республики. Голод – самый отчаянный враг Советской России”.

Товарищи!

Ввиду появления холеры в Москве прививайте себе противохолерную вакцину и убеждайте других делать это.

Прививки производятся бесплатно».

РЫТЬЕ МОГИЛ БУРЖУАЗИЕЙ

Петроград. Введенная среди буржуазии повинность по рытью могил для холерных проводится энергично. Ежедневно обеспеченное население отправляется на рытье могил.

«Правда», 25 июля

«Товарищи и граждане!

Чехословацкие банды временно лишили нас возможности получать и то скудное количество питания, которое мы получали до сих пор. Вчера и сегодня мы не могли совершенно выдавать хлеб населению. Приняты экстренные меры, чтобы добыть муку.

Товарищи рабочие!

В Финляндии и на Украине, где хозяйничают враги народа, на почве истощения работает новая болезнь под названием испанка. Что же будет здесь, где хлеба нет, если удастся дьявольский план взять рабочих измором.

Теснее революционные ряды!

Все на своих местах, все на страже в эти тяжелые дни!»

ЯРОСЛАВЛЬ НАШ

Чрезвычайная комиссия выделила из общей массы арестованных 350 человек, в большинстве бывших офицеров. По постановлению комиссии эти 350 человек расстреляны.

ВОССТАНИЕ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ В ВОЛЬСКЕ

Вооруженные банды захватили Вольск, распространившись и на уезд.

КРОВАВАЯ РАСПРАВА В СЫЗРАНИ

Расстрелянные рабочие насчитываются сотнями, если не тысячами.

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

Чехословацкий восточный фронт. Наши части с боем отходят к Екатеринбургу.

Номер «Правды» от 25 июля был последним, который видели геологи. Страна, как женщина, истерзанная, обезумевшая от боли, рожала новый строй.

Утром 29 июля геологи увидели чехов. Екатеринбург стал белым.

Гапеев растерялся. Что делать с мандатом Совнаркома?

Геологи сошлись в проходе и спорили, не зная, что предпринять.

Из купе выходит Кратов. За ним парикмахер – Кратов никогда не посещал парикмахерских, вызывая мастеров к себе. Он выбрит, подстрижен и надушен. На нем новый костюм вместо дорожной тужурки – позолоченные молоточки празднично сияют на солнце. В руках поблескивает портфель крокодиловой кожи.

– Успокойтесь, господа. Прошу не выходить из вагона… Все дальнейшее я беру на себя…

Он вынимает из портфеля сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Она голубая.

Это засвидетельствованная петербургским нотариусом полная доверенность акционерного общества Копикуз. Кратову передоверялись все права общества – он мог заключать договора на неограниченные суммы, продавать имущество общества и приобретать для него, отвечать на иски и вчинять таковые, производить любые расходы по собственному усмотрению, выдавать векселя, обеспеченные всем активом общества.

Через два часа Кратов возвращается из города. Вагон прицепляют к первому поезду, отправляющемуся на восток.

Через двое суток геологи прибыли в Омск. Там заканчивалось формирование временного Сибирского правительства.

В Омске стояли несколько дней. Кратов пропадал в городе. Он провел крупную деловую операцию, заключил договор с Сибирским правительством на поставку угля и получил в качестве аванса полтора миллиона керенками – они ходили у всех властей.

К пузатому московскому чемодану, покоившемуся всю дорогу на верхней полке, Кратов привязывает ремнями тяжелый маленький баульчик.

Он раздает лутугинцам удостоверения от нового правительства с предписанием военным и гражданским властям оказывать всяческое содействие геологоразведочной работе в Кузбассе.

С едва заметной усмешкой, потонувшей в усах, Кратов сообщает, что Павел Павлович Гладков получил портфель министра торговли и промышленности в новом кабинете.

Котульский прекратил остроты по адресу Гладкова. Вагон покатил дальше на восток. Его номер не сохранился для истории.