Текст книги "Зов черного сердца"

– Осознаешь ли ты важность происходящего с тобой? Не побоишься попрощаться с прошлым во имя нового?

Михаил едва не рассмеялся мужчине в лицо. Уж кому бояться порвать с прошлым, только не ему. Как же он был счастлив! Не передать словами того внутреннего ликования, ознаменовавшего конец испытаниям!

– Осознаю, пастырь! Ничего не боюсь!

– Я вижу, ты честен со мной, брат, – пастырь говорил, не переставая смотреть прямо в глаза, даже ни разу не моргнув при этом, – я тоже буду с тобой предельно откровенным. Не все захотят твоего перерождения. Кто-то может встать на пути исправления, попытаться помешать. Знаешь, кто руководит такими людьми? Ответь мне!

– Дьявол! – Слово обожгло горло и язык, упало на пол тлеющим угольком, и Михаилу даже показалось, что он увидел, как пастырь давит его подошвой начищенного до блеска ботинка.

– Ты встречал его, брат! Дьявол коснулся тебя! Отсюда твоя боль. Не терпи ее, выплесни!

Мужчина призывно раскрыл объятия, и Михаил, не задумываясь, бросился ему на грудь. Слезы казались едкой кислотой, прожигали на щеках глубокие, болезненные борозды, зато внутри стремительно таял кусок льда, сдавливающий до сих пор легкие, сердце и желудок. Облегчение, которого Михаил так жаждал пришло неожиданно и вдруг, как по щелчку пальцев. Он чувствовал себя абсолютно счастливым и самую чуточку обманутым. Все ведь могло произойти гораздо раньше, приди он сюда не сегодня, а тогда, пятнадцать лет назад.

Он не видел, как за ним наблюдала худенькая девушка, опершись о швабру, она будто ждала, когда эти двое наконец уйдут, чтобы можно было продолжить уборку. Не видел он и того, с какой тоской и жалостью девушка смотрела ему вслед, провожая взглядом.

С тех пор Михаил не пропустил ни одного собрания, по-прежнему не обращая внимания на ту, что каждый раз приоткрывала рот, стоило ему пройти мимо, будто хотела заговорить, но никак не решалась.

Пастырь за короткое время смог сотворить чудо, о котором не мечтали дипломированные доктора, хотя мать все равно списывала происходящие с сыном перемены на достижения медицины. Он не спорил, пусть думает, как ей нравится. Одно Михаил усвоил твердо: нельзя никому говорить, куда и зачем он ходит. Так и родилась легенда о некоем клубе, где встречаются потерянные индивидуумы вроде него. Мать, конечно, пыталась разнюхать информацию, ей нужно было контролировать все его передвижения и контакты, но ничего у нее не вышло. Кто она такая, чтобы тягаться с Богом!

Михаил видел, как его новые друзья жертвуют деньгами в конце почти каждой проповеди, отчаянно выворачивал карманы, каждый раз получая одно и тоже – шиш! Мать давала ему деньги, которых совсем не хватало, приходилось копить, чтобы не выглядеть совсем уж скупердяем.

Когда впервые залез в чужую сумку, Михаил не запомнил. Зато в памяти отпечаталось бледное, напуганное личико заставшей его за неприглядным занятием девушки. Худющая, с прозрачной до синевы кожей, жидкими волосиками, собранными на старческий манер в пучок, она зажала рот ладошкой, расширившиеся глаза влажно заблестели.

– Сдашь меня? – с вызовом спросил он, пряча добычу. Невольная свидетельница попятилась, но, натолкнувшись спиной на стену, остановилась. – Иди, чего встала! Ну же!

– Пообещай, что никогда так больше не поступишь, – жалобно попросила она. – Скажи, сколько тебе нужно денег?

Михаил назвал сумму, и девушка опять зажала рот ладошкой.

– Зачем тогда предложила, если у самой ни гроша? Ты ведь уборщица здешняя? Так я и думал – нищенка! А я знаю, у кого брать, они не обеднеют, и сюда тоже приходят, потому как с жиру бесятся! Пастырь не может их прогнать, он всем помогает и не разделяет паству по величине дохода. Но я же вижу, что деньги ему все равно необходимы, чтобы платить за помещение, книги и прочее. А эти… – Лицо Михаила скривилось. – Суют по копейке, когда на самом деле могут дать гораздо больше! Ты тоже могла бы мне помочь, вместо того чтобы осуждать.

Она долго молчала, теребя ворот застиранной кофточки. Михаил уже подумал, что она собралась уйти, когда девушка быстрым шагом преодолела разделяющее их расстояние и выпалила на выдохе:

– Пастырь тебя обманывает! Он всех вас обманывает!

– Замолчи! – Михаил схватил девушку за запястья, встряхнул ее, как тряпичную куклу. Голова несколько раз дернулась, будто шея не была способна ее удерживать. – Хорошо, что пастырь тебя не слышит!

– Пусти! – Серые глаза налились тяжестью грозовых туч, а на пушистых ресницах заблестели искорки, похожие на снежинки, и Михаил ослабил хватку. – Можешь продолжать ему верить, мне все равно! Но я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму из-за этого мошенника!

– Какое тебе вообще до меня дело? Чего привязалась-то?

– Ты сильно заблуждаешься, если думаешь, что хоть кому-то в целом мире есть до тебя дело! Я просто вижу, как ты себя грызешь, разыгрывая жертву. Обвиняешь богачей, искренне веришь, будто проблема в твоем пустом кошельке, когда на самом деле настоящая пустота – в душе. Вот только здесь тебе ее нечем заполнить, напихают пустых обещаний, как ваты в мешок, и все!

– Если бы ты побывала там, где был я, сейчас так не говорила бы. Дай пройти! – Михаил отпихнул девушку в сторону, мимоходом отметив ее куриный вес. Совсем, что ли, не жрет? Небось на диетах сидит, чтобы жопа не росла, вот и ходит живой скелет.

– Таких как ты у нас в детском доме называли нытиками! – Слова ударили в спину каменой дробью. Неприятно, но не смертельно.

Он не стал ничего отвечать, отдавая себе отчет в том, что его правда слишком фантастична для произнесения ее вслух. Девчонка не поверит, да еще чего доброго поднимет его на смех. Хватило же у нее ума плести небылицы про пастыря.

Украденные деньги закончились быстро, но он знал, где достать еще. Действуя почти на автомате, он не сразу понял, что вокруг собрались люди и все они смотрели на него. Девчонка тоже пришла и тоже смотрела. Почему-то именно от ее взгляда хотелось укрыться, спрятаться. Она не осуждала его и ни в чем не обвиняла. Все было куда хуже – она его жалела. Сомневаться в том, кто его сдал, было странно, и все равно он искал причины, которые могли снять подозрения с нее, той, что не осуждала, а жалела. Ее слова о нытиках болезненным клеймом запечатлелись в мозге и не стереть его, не уничтожить.

Он почти засомневался в своих прежних установках, почти поверил ей, а не пастырю, когда тот явился все такой же сияющий и чистый. Толпа расступилась перед ним, пропуская вперед. Пастырь сказал именно то, что он хотел от него услышать:

– Не бойся, брат, я с тобой.

Мир не рухнул, не разлетелся на осколки, оставшись стоять на четырех слонах и древней черепахе. Бог не оставил его, услышал и послал спасителя.

* * *

– До сих пор обижаешься на меня? – Ася легонько ткнула Михаила в бок. – Думаешь, я хотела, чтобы тебя забрала полиция?

Он удивился, с чего она вдруг вспомнила ту давнюю историю. Про нее наверняка все забыли. По крайней мере ему хотелось так думать. Воровать он перестал, но не после неуклюжей Асиной моралистики. Она, наоборот, разозлила его, и в определенный момент захотелось доказать насколько та не права. Решающую роль в его решении сыграл пастырь, объяснивший, что деньги, добытые нечестным путем, не приносят счастья и влекут за собой боль и разочарования. Скажи ему кто-то другой подобное, а тем более тем же снисходительным тоном, послал бы к чертовой матери. Пастырь же имел удивительную способность доносить простые истины на какой-то глубинный уровень сознания. Ему хотелось верить и немедленно исполнять все, что он скажет.

– Поговорить больше не о чем? Может, лучше расскажешь, где пропадала и с чего вдруг решила вернуться?

– Не твое дело, где я пропадала! Я не обязана отчитываться. – Показалось или за нарочитой грубостью скрывалось волнение?

– Ведешь себя как глупая девчонка, – чуть склонившись к Асе, шепнул Михаил.

– Кто бы говорил! – фыркнула она и снова ткнула его острым локотком. На сей раз куда ощутимее и болезненнее. – Может, я и правда о тебе волновалась тогда?

– Для этого у меня есть мать, – усмехнулся он. Дурашливая перепалка забавляла все больше, распаляла желание продолжать. – Все равно не понимаю, как твое исчезновение может быть связано со мной. Неужели стало стыдно? Да и насколько я помню, после того неприятного инцидента ты продолжала ходить на собрания.

– Давай закроем тему, хорошо? – Горячая ладошка легла на колено Михаила. Он уже хотел привычно дернуться, но Ася сама убрала руку. В полумраке не разглядеть, покраснела ли она. А увидеть хотелось. Не просто увидеть, но и рассмотреть во всех подробностях. – Извини, я все время забываю о твоей… особенности.

Так вот как она называет это! Особенность. Пожалуй, ему даже нравится. Пусть так и будет. Он необычный, ведь у него есть особенность!

Поэтому закрывать он ничего не собирался! Чувствовал себя ныряльщиком за жемчугом, нашедшим подходящую раковину моллюска и находящимся в сладком томлении: что же там внутри? Странное, пока не обретшее форму чувство родилось и свербело где-то глубоко, требуя внимания и осмысления. Он даже поймал себя на мысли, что скучал по этой занозе, едва не отправившей его однажды в тюрьму. Но как и прежде, сейчас он искал для нее оправдания.

– А это у тебя что? – наплевав на «особенности», Ася протягивала к нему руку. – Фу, гадость какая!

– Не твое дело! – он и не думал, что возможность вернуть колкость представится так быстро. А вот о чем подумал, так о том, что ведет он себя, как мальчишка, хотя обвинил в инфантилизме ее. – Талисман!

– Странный какой-то талисман. – Ася поджала губы. – Противный даже.

– Вот и не смотри! – оскорбился Михаил, убирая за пазуху птичью лапку, попутно решая, как она могла выбиться наружу, веревочка была довольно длинной.

Он отвернулся от Аси и сразу встретился взглядом с пастырем. Всегда улыбчивый, открытый, в тот момент он смотрел на Михаила с ненавистью. Хотелось бы думать, что просто показалось, но пастырь не сразу смог взять себя в руки, и прежнее благостное состояние вернулось к нему лишь спустя время. Секунды, показавшиеся Михаилу вечностью, проложившей между ними пропасть. Про пропасть в голову стукнуло не просто так. Осознание случившейся катастрофы обрушилось на него со всей своей неотвратимостью.

Он едва высидел до конца проповеди и, когда вспыхнул свет, бросился к сцене. Пастырь скользнул по нему холодным взглядом, будто лезвием полоснул. Михаил понял, что в чем-то ошибся, но не понимал, в чем именно.

– Пастырь, – негромко позвал он, – мне нужен ваш совет.

– Не сегодня, брат, – отмахнулся тот и повторил уже тише: – Не сегодня.

– Значит, завтра?

– Нет. – Его лицо накрыла тень. – Завтра собрания не будет. Приходи через два дня, тогда и побеседуем.

Как ему прожить ближайшие два дня, Михаил плохо себе представлял. Мир, который так крепко стоял на четырёх слонах, все же начал рассыпаться, роняя осколки и целые глыбы с таким трудом выстроенной тверди в черноту космоса. Чем он заслужил подобное обращение? За что пастырь так с ним поступает?

Ася никуда не ушла, ждала в сторонке. Чего ждала – неизвестно! Может она тоже что-то такое почувствовала и, скорее всего, так же ничего не поняла? Да и ей-то что! Она никогда не верила пастырю, и вообще неясно, для чего приходила на собрания. Для чего пришла снова после того, как несколько месяцев где-то пропадала, тоже неизвестно.

Он осознавал, что два события никак не связаны между собой, и все равно винил ее; мысленно ругал последними словами, ненавидел! Хотел посмотреть так же, как только что на него посмотрел пастырь, и не смог. Не нашлось в нем той черной, вязкой злости, бурлившей в глазах единственного, кому он верил. Кого любил!

– Эй, ты как? – спросила она, поравнявшись с Михаилом. – На тебе лица нет. Что он тебе такого сказал?

Еще и издевается! Наверняка все слышала, а теперь хочет, чтобы он унизился второй раз, пересказав ей все. А он ее еще оправдывать пытался! Идиот!

– Надеюсь, ты довольна? – он развернулся так неожиданно, что Ася отпрянула. – Все из-за тебя!

Она хлопала своими глазищами цвета грозовых туч, готовых разразиться дождем, и делала вид, будто ничего не понимает. Выходило очень убедительно. Знай он ее чуть хуже, поверил бы не раздумывая.

– Ненормальный, объясни, в чем дело!

Она почти срывалась на крик, едва не выпрыгивая из короткой курточки. Кто-то схватил ее за грудки, встряхнул хорошенько. Раздался треск рвущейся ткани, и только тогда Михаил понял, что кто-то – он сам. Это его рука держит не на шутку напуганную Асю за порванный ворот футболки, под его кожей вздулись вены, готовые лопнуть, его суставы ныли от перенапряжения в сжатых кулаках.

Свидетелей сцены, к счастью, не было, люди успели разойтись. Даже охранник по какой-то неведомой причине оставил пост.

Михаила трясло крупной дрожью, зубы стучали будто от холода. Выдавить из себя даже слово никак не получалось. Ася продолжала сверлить его стальным взглядом, не делая попыток сбежать, спрятаться.

Прямо сейчас он мог убить человека. Не нарочно, по неосторожности. Но какое это имело бы значение в конечном итоге?

Провалы в памяти начались у него сразу после возвращения из серой пустоты. Так, выйдя из спальни, в следующий момент он мог вдруг оказаться на автобусной остановке в противоположном конце города. Он всегда был одет по погоде, значит, все же осознанно выходил из дома, садился в автобус или такси, чтобы добраться до нужного места. Вот только нужного – кому? Никаких мыслей и даже воспоминаний не оставалось, их будто ластиком стирали. Приступы пугали Михаила, но он никому о них не рассказывал, рискуя после своих откровений оказаться в психушке.

– Беги! – не сказал даже – прорычал. Кулаки все еще сжимались, в одном из них что-то кололо, впивалось в плоть.

Ася смотрела без страха, с вызовом смотрела и с места не двигалась. Что же она такая бестолковая-то?

– Сказал же, беги! – Железные тиски немного разжались, дышать стало легче, но он не мог предсказать дальнейшего развития событий, а потому боялся. Не за себя боялся, за нее. Провалится в беспамятство и очнется уже над хладным трупом.

Она, наконец, поняла. Сначала потопталась в нерешительности, потом посмотрела на его зажатые кулаки, шумно выдохнула через нос и сорвалась с места.

– Парень, ты чего здесь? Я дверь запираю, домой, шуруй.

Михаил обернулся, увидел охранника, щуплого дядьку с седыми зачесанными на пробор волосами. Дядька кивнул в сторону выхода и сам сделал пару шагов для пущей убедительности.

Ничего не ответив, Михаил вышел на воздух. Снаружи заметно похолодало, пришлось застегнуть крутку «под горло», втянув голову в плечи. Он быстрым шагом спешил к автобусной остановке, надеясь, что Ася успела уехать или вообще пошла пешком. Может, живет близко. Теперь, когда приступ прошел, ему стало стыдно, и смотреть в глаза той, на которой только что рвал одежду, ему совсем не улыбалось.

Да что там колет?!

Разжал кулак и с изумлением уставился на изящный медальон в форме волчьей головы, от которой тонкой змейкой отходила цепочка. Золотая, между прочим. Вещица, может, и мелкая, да денег все равно стоит. Почему Ася ее не продала и не купила себе новую куртку, потеплее нынешней? Он знать не знал сколько стоят женские шмотки, и не особо понимал ценность медальона, к тому же побрякушка выглядела старой и потертой. Возможно, потому и не продала, что не стоит украшение ничего.

Либо вещица краденая, и Аська боится светиться с ней в ломбардах. Еще его пеняла, когда у самой рыльце в пушку!

Сразу полегчало. Совесть решила выписать ему индульгенцию, сняв с души бремя. Он даже развеселился, представляя вытянутое лицо девушки, когда на ближайшем собрании вручит ей цепочку. И почти сразу увидел Асю. Она никуда не уехала. Стояла у обочины, прижав плечом мобильный телефон и голосуя свободной рукой. Она не смотрела в его сторону, но Михаил все равно спрятался за дерево. Очень скоро возле нее притормозила машина, мигнув габаритными огнями, и Ася юркнула на заднее сиденье.

В голове у Михаила все перемешалось. Такси и золотое украшение, пусть не слишком дорогое на вид, никак не вязались с образом сиротки. Да и потом она ведь работает уборщицей в клубе, даже взносы на собрании никогда не делала.

И вдруг нате вам!

Проследить бы за ней, узнать, где живет. Но даже если он прямо сейчас поймал бы такси, шансов на успешную погоню не осталось.

Пришлось дождаться автобуса и ехать домой, крепко сжимая золотой медальон в виде головы волка.

* * *

– Вы осознаете, насколько ваше обвинение серьезно? – следователь не сводил с нее сурового взгляда, и Ася чувствовала, как выстывает кровь в ее жилах. Холода она не боялась, любила даже и могла проходить всю зиму в пальтишке на рыбьем меху. Даже сейчас мороз, сковавший кожу, скорее намекал, что ей нечего опасаться.

Расправив плечи и почти услышав хруст ломаемой ледяной корки, она ответила утвердительно и повторила сказанное ранее:

– Я знаю, кто стоит за убийствами, которыми вы занимаетесь, господин Кольцов.

– И готовы изложить свои показания на бумаге?

– Вам придется поверить мне на слово и принимать решение самостоятельно. Не хочу связывать себя формальностями.

– Я слушаю. – Следователь был сильно недоволен, и хотя пытался не выдавать себя, получалось не очень.

– Его имя Виталий Смоляков, или как он сам себя называет, пастырь. Слышали что-то о такой организации, как «Церковь Седьмого апостола»? Так вот он проповедует там несколько раз в неделю и уже собрал приличное количество последователей.

– Лучше бы не слышал. Допустим, я вас послушаю и проведу проверку. Откуда у вас данные?

– Вот. – Она выложила на стол заламинированную карточку, пальцем придвинула ее ближе к полицейскому.

– Агния Вересова, – прочитал мужчина вслух, – журналист. У вас есть разрешение на подобные дела, гражданка Вересова?

– Пожалуйста, зовите меня Асей, господин майор, – ее губы скривила недовольная гримаса, – не люблю свое полное имя. О каком разрешении речь? Я просто собирала информацию, находящуюся в свободном доступе. И потом вы все равно вышли бы на меня рано или поздно. Привычка курить в стрессовых ситуациях меня погубит. Вот, пытаюсь бросать.

Мужчина сглотнул слюну и неожиданно ударил ладонью по столешнице с такой силой, что стоящая на краю чашка упала и покатилась по полу, чудом не разбившись, оставляя за собой коричневый чайный след.

– Вы вообще понимаете, что присутствовали на месте преступления в момент его непосредственного совершения?!

– Ошибаетесь. Я видела, как люди из секты Смолякова входят в недостроенный храм, слышала собачий визг. Мне и в голову не пришло, что потом они убьют того несчастного прораба. – Ася вскинула обе руки. – В тот день я просто следила за ними. Мне нужно было написать статью о секте.

– К убийствам-то вы зачем полезли? – едва не простонал следователь.

– Я после той собаки сразу уехала, – Ася вздохнула. – Мне показалось все настолько мерзким, что я не желала продолжать работу. Уж лучше выговор от начальства, чем такая грязь. Однако у меня были свои причины вернуться. – Она запнулась и наскоро добавила: – Личные. Не имеющие отношения к делу.

– Ну и решали бы свое личное, не впутываясь в переделки. Детективных сериалов насмотрелись?

– Все куда прозаичнее, господин майор, – Ася поставила локти на край стола, опустила голову на руки, – я поняла, что могу нарыть сенсационный материал, когда поняла, как связаны секта и убийства. Мне помогла птичья лапка.

– Вы и об этом знаете? Кто-то из оперов сливает информацию? Говорите, кто!

– Я не раскрываю своих источников. Заставить говорить вы меня не можете. И вообще, мне пора.

– Ну точно пересмотрели сериалов, – пульнул следователь ей в спину, когда Ася уже взялась за ручку двери. – Нам сложнее будет защитить вас, если вы не станете сотрудничать, а убийце будет проще вас убрать. Не думали, что за вами могли следить точно так же, как и вы за ними? Или синяки на шее – следы любовных развлечений.

– Я как-нибудь справлюсь, спасибо. – Натянувшийся струной позвоночник и вцепившиеся в ручку двери пальцы, усыпанные едва различимыми искорками, говорили красноречивее любых слов, но она действительно справилась. С собой справилась. Гордо покинула кабинет и только на улице ощутила, насколько ослабла.

Она ведь заезжала на съемную квартиру, переоделась и поправила растрепавшуюся прическу, а синяков не заметила. Не заметила и пропавшей цепочки с медальоном, спохватившись только следующим утром.

После насыщенного дня всю ночь Асе снилась снежная пурга, сквозь которую пробивался тоскливый волчий вой, отчего сердце девушки сжималось, а на щеках кристалликами застывали колкие слезинки.