Электронная библиотека » Александр Блок » » онлайн чтение - страница 14


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 14:33


Автор книги: Александр Блок


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Шрифт:
- 100% +
«Она веселой невестой была…»
 
Она веселой невестой была.
Но смерть пришла. Она умерла.
 
 
И старая мать погребла ее тут.
Но церковь упала в зацветший пруд.
 
 
Над зыбью самых глубоких мест
Плывет один неподвижный крест.
 
 
Миновали сотни и сотни лет,
А в старом доме юности нет.
 
 
И в доме, уставшем юности ждать,
Одна осталась старая мать.
 
 
Старуха вдевает нити в иглу.
Тени нитей дрожат на светлом полу.
 
 
Тихо, как будет. Светло, как было.
И счет годин старуха забыла.
 
 
Как мир, стара, как лунь, седа.
Никогда не умрет, никогда, никогда…
 
 
А вдоль комодов, вдоль старых кресел
Мушиный танец всё так же весел,
 
 
И красные нити лежат на полу,
И мышь щекочет обои в углу.
 
 
В зеркальной глуби – еще покой
С такой же старухой, как лунь, седой.
 
 
И те же нити, и те же мыши,
И тот же образ смотрит из ниши —
 
 
В окладе темном – темней пруда,
Со взором скромным – всегда, всегда…
 
 
Давно потухший взгляд безучастный,
Клубок из нитей веселый, красный…
 
 
И глубже, и глубже покоев ряд,
И в окна смотрит всё тот же сад,
 
 
Зеленый, как мир; высокий, как ночь,
Нежный, как отошедшая дочь…
 
 
«Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
Дай мне спокойно умереть».
 

3 июня 1905 (1915)

«Полюби эту вечность болот:…»
 
Полюби эту вечность болот:
Никогда не иссякнет их мощь.
Этот злак, что сгорел, – не умрет.
Этот куст – без истления – тощ.
 
 
Эти ржавые кочки и пни
Знают твой отдыхающий плен.
Неизменно предвечны они, —
Ты пред Вечностью полон измен.
 
 
Одинокая участь светла.
Безначальная доля свята.
Это Вечность Сама снизошла
И навеки замкнула уста.
 

Июнь 1905

«Белый конь чуть ступает усталой ногой…»
 
Белый конь чуть ступает усталой ногой,
Где бескрайная зыбь залегла.
Мне болотная схима – желанный покой,
Будь ночлегом, зеленая мгла!
 
 
Алой ленты Твоей надо мной полоса,
Бьется в ноги коня змеевик,
На горе безмятежно поют голоса,
Всё о том, как закат Твой велик.
 
 
Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом,
С палачом раскаленной земли.
Но сквозь ели прощальный Твой луч мне
знаком?
Тишина Твоя дремлет вдали.
 
 
Я с Тобой – навсегда, не уйду никогда,
И осеннюю волю отдам.
В этих впадинах тихая дремлет вода,
Запирая ворота безумным ключам.
 
 
О, Владычица дней! алой лентой Твоей
Окружила Ты бледно-лазоревый свод!
Знаю, ведаю ласку Подруги моей —
Старину озаренных болот.
 

Июнь 1905, Новоселки

«Болото – глубокая впадина…»
 
Болото – глубокая впадина
Огромного ока земли.
Он плакал так долго,
Что в слезах изошло его око
И чахлой травой поросло.
Но сквозь травы и злаки
И белый пух смежённых ресниц —
Пробегает зеленая искра,
Чтобы снова погаснуть в болоте.
И тогда говорят в деревнях
Неизвестно откуда пришедшие
Колдуны и косматые ведьмы:
«Это шутит над вами болото.
Это манит вас темная сила».
И когда они так говорят,
Старики осеняются знаменьем крестным,
Пожилые – смеются,
А у девушек – ясно видны
За плечами белые крылья.
 

Июнь 1905

«Не строй жилищ у речных излучин…»

Г. Чулкову


 
Не строй жилищ у речных излучин,
Где шумной жизни заметен рост.
Поверь, конец всегда однозвучен,
Никому не понятен и торжественно прост.
 
 
Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,
И душой одинокой ему покорись.
Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,
Где душа твоя просит, там молись.
 
 
Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,
Ты прими его просто, будто видел во сне,
И молчи без конца, чтоб никто не заметил,
Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.
 
 
И никто не узнает, о чем молчанье,
И о чем спокойных дум простота.
Да. Она придет. Забелеет сиянье.
Без вины прижмет к устам уста.
 

Июнь 1905

«Потеха! Рокочет труба…»
 
Потеха! Рокочет труба,
Кривляются белые рожи,
И видит на флаге прохожий
Огромную надпись: «Судьба».
 
 
Палатка. Разбросаны карты.
Гадалка, смуглее июльского дня,
Бормочет, монетой звеня,
Слова слаще звуков Моцарта.
 
 
Кругом – возрастающий крик,
Свистки и нечистые речи,
И ярмарки гулу – далече
В полях отвечает зеленый двойник.
 
 
В палатке всё шепчет и шепчет,
И скоро сливаются звуки,
И быстрые смуглые руки
Впиваются крепче и крепче…
 
 
Гаданье! Мгновенье! Мечта!..
И, быстро поднявшись, презрительным жестом
Встряхнула одеждой над проклятым местом;
Гадает… и шепчут уста.
 
 
И вновь завывает труба,
И в памяти пыльной взвиваются речи,
И руки… и плечи…
И быстрая надпись: «Судьба»!
 

Июль 1905

Старушка и чертенята

Григорию Е


 
Побывала старушка у Троицы
И всё дальше идет, на восток.
Вот сидит возле белой околицы,
Обвевает ее вечерок.
 
 
Собрались чертенята и карлики,
Только диву даются в кустах
На костыль, на мешок, на сухарики,
На усталые ноги в лаптях.
 
 
«Эта странница, верно, не рада нам —
Приложилась к мощам – и свята;
Надышалась божественным ладаном,
Чтобы видеть Святые Места.
 
 
Чтоб идти ей тропинками злачными,
На зеленую травку присесть…
Чтоб высоко над елями мрачными
Пронеслась золотистая весть…»
 
 
И мохнатые, малые каются,
Умиленно глядят на костыль,
Униженно в траве кувыркаются,
Поднимают копытцами пыль:
 
 
«Ты прости нас, старушка ты божия,
Не бери нас в Святые Места!
Мы и здесь лобызаем подножия
Своего, полевого Христа.
 
 
Занимаются села пожарами,
Грозовая над нами весна,
Но за майскими тонкими чарами
Затлевает и нам Купина…»
 

Июль 1905

У моря
 
Стоит полукруг зари.
Скоро солнце совсем уйдет.
– Смотри, папа, смотри,
Какой к нам корабль плывет!
 
 
– Ах, дочка, лучше бы нам
Уйти от берега прочь…
Смотри; он несет по волнам
Нам светлым – темную ночь…
 
 
– Нет, папа, взгляни разок,
Какой на нем пестрый флаг!
Ах, как его голос высок!
Ах, как освещен маяк!
 
 
– Дочка, то сирена поет.
Берегись, пойдем-ка домой…
Смотри: уж туман ползет:
Корабль стал совсем голубой…
 
 
Но дочка плачет навзрыд,
Глубь морская ее манит,
И хочет пуститься вплавь,
Чтобы сон обратился в явь.
 

Июль 1905

Балаганчик
 
Вот открыт балаганчик
Для веселых и славных детей,
Смотрят девочка и мальчик
На дам, королей и чертей.
И звучит эта адская музыка,
Завывает унылый смычок.
Страшный черт ухватил карапузика,
И стекает клюквенный сок.
 

Мальчик

 
Он спасется от черного гнева
Мановением белой руки.
Посмотри: огоньки
Приближаются слева…
Видишь факелы? видишь дымки?
Это, верно, сама королева…
 

Девочка

 
Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
Это – адская свита…
Королева – та ходит средь белого дня,
Вся гирляндами роз перевита,
И шлейф ее носит, мечами звеня,
Вздыхающих рыцарей свита.
 
 
Вдруг паяц перегнулся за рампу
И кричит: «Помогите!
Истекаю я клюквенным соком!
Забинтован тряпицей!
На голове моей – картонный шлем!
А в руке – деревянный меч!»
 
 
Заплакали девочка и мальчик,
И закрылся веселый балаганчик
 

Июль 1905

Поэт
 
Сидят у окошка с папой.
Над берегом вьются галки.
 
 
– Дождик, дождик! Скорей закапай!
У меня есть зонтик на палке!
 
 
– Там весна. А ты – зимняя пленница,
Бедная девочка в розовом капоре…
Видишь, море за окнами пенится?
Полетим с тобой, девочка, за море.
 
 
– А за морем есть мама?
 
 
– Нет.
 
 
– А где мама?
 
 
– Умерла.
 
 
– Что это значит?
 
 
– Это значит: вон идет глупый поэт:
Он вечно о чем-то плачет.
 
 
– О чем?
– О розовом капоре.
 
 
– Так у него нет мамы?
 
 
– Есть. Только ему нипочем:
Ему хочется за море,
Где живет Прекрасная Дама.
 
 
– А эта Дама – добрая?
– Да.
 
 
– Так зачем же она не приходит?
 
 
– Она не придет никогда:
Она не ездит на пароходе.
 
 
Подошла ночка,
Кончился разговор папы с дочкой.
 

Июль 1905

Моей матери
 
Тихо. И будет всё тише.
Флаг бесполезный опущен.
Только флюгарка на крыше
Сладко поет о грядущем.
 
 
Ветром в полнебе раскинут,
Дымом и солнцем взволнован,
Бедный петух очарован,
В синюю глубь опрокинут.
 
 
В круге окна слухового
Лик мой, как нимбом, украшен.
Профиль лица воскового
Правилен, прост и нестрашен.
 
 
Смолы пахучие жарки,
Дали извечно туманны…
Сладки мне песни флюгарки:
Пой, петушок оловянный!
 

Июль 1905

«Старость мертвая бродит вокруг…»
 
Старость мертвая бродит вокруг,
В зеленях утонула дорожка.
Я пилю наверху полукруг —
Я пилю слуховое окошко.
 
 
Чую дали – и капли смолы
Проступают в сосновые жилки.
Прорываются визги пилы,
И летят золотые опилки.
 
 
Вот последний свистящий раскол —
И дощечка летит в неизвестность…
В остром запахе тающих смол
Подо мной распахнулась окрестность..
 
 
Всё закатное небо – в дреме,
Удлиняются дольние тени,
И на розовой гаснет корме
Уплывающий кормщик весенний…
 
 
Вот – мы с ним уплываем во тьму,
И корабль исчезает летучий…
Вот и кормщик – звездою падучей —
До свиданья!… летит за корму…
 

Июль 1905

«В туманах, над сверканьем рос…»
 
В туманах, над сверканьем рос,
Безжалостный, святой и мудрый,
Я в старом парке дедов рос,
И солнце золотило кудри.
 
 
Не погасал лесной пожар,
Но, гарью солнечной влекомый,
Стрелой бросался я в угар,
Целуя воздух незнакомый.
 
 
И проходили сонмы лиц,
Всегда чужих и вечно взрослых,
Но я любил взлетанье птиц,
И лодку, и на лодке весла.
 
 
Я уплывал один в затон
Бездонной заводи и мутной,
Где утлый остров окружен
Стеною ельника уютной.
 
 
И там в развесистую ель
Я доску клал и с нею реял,
И таяла моя качель,
И сонный ветер тихо веял.
 
 
И было как на Рождестве,
Когда игра давалась даром,
А жизнь всходила синим паром
К сусально-звездной синеве.
 

Июль 1905

Осенняя воля
 
Выхожу я в путь, открытый взорам,
Ветер гнет упругие кусты,
Битый камень лег по косогорам,
Желтой глины скудные пласты.
 
 
Разгулялась осень в мокрых долах,
Обнажила кладбища земли,
Но густых рябин в проезжих селах
Красный цвет зареет издали.
 
 
Вот оно, мое веселье, пляшет
И звенит, звенит, в кустах пропав!
И вдали, вдали призывно машет
Твой узорный, твой цветной рукав.
 
 
Кто взманил меня на путь знакомый,
Усмехнулся мне в окно тюрьмы?
Или – каменным путем влекомый
Нищий, распевающий псалмы?
 
 
Нет, иду я в путь никем не званый,
И земля да будет мне легка!
Буду слушать голос Руси пьяной,
Отдыхать под крышей кабака.
 
 
Запою ли про свою удачу,
Как я молодость сгубил в хмелю…
Над печалью нив твоих заплачу,
Твой простор навеки полюблю…
 
 
Много нас – свободных, юных, статных
Умирает, не любя…
Приюти ты в далях необъятных!
Как и жить и плакать без тебя!
 

Июль 1905

Рогачевское шоссе

«Не мани меня ты, воля…»
 
Не мани меня ты, воля,
Не зови в поля!
Пировать нам вместе, что ли,
Матушка-земля ?
Кудри ветром растрепала
Ты издалека,
Но меня благословляла
Белая рука…
Я крестом касался персти,
Целовал твой прах,
Нам не жить с тобою вместе
В радостных полях!
Лишь на миг в воздушном мире
Оглянусь, взгляну,
Как земля в зеленом пире
Празднует весну, —
И пойду путем-дорогой,
Тягостным путем —
Жить с моей душой убогой
Нищим бедняком.
 

Июль 1905

«Утихает светлый ветер…»
 
Утихает светлый ветер,
Наступает серый вечер,
Ворон канул на сосну,
Тронул сонную струну.
 
 
В стороне чужой и темной
Как ты вспомнить обо мне?
О моей любови скромной
Закручинишься ль во сне?
 
 
Пусть душа твоя мгновенна —
Над тобою неизменна
Гордость юная твоя,
Верность женская моя.
 
 
Не гони летящий мимо
Призрак легкий и простой,
Если будешь, мой любимый,
Счастлив с девушкой другой…
 
 
Ну, так с богом! Вечер близок,
Быстрый лет касаток низок,
Надвигается гроза,
Ночь глядит в твои глаза.
 

21 августа 1905

«Оставь меня в моей дали…»
 
Оставь меня в моей дали.
Я неизменен. Я невинен.
Но темный берег так пустынен,
А в море ходят корабли.
 
 
Порою близок парус встречный,
И зажигается мечта;
И вот – над ширью бесконечной
Душа чудесным занята.
 
 
Но даль пустынна и спокойна —
И я всё тот же – у руля,
И я пою, всё так же стройно,
Мечту родного корабля.
 
 
Оставь же парус воли бурной
Чужой, а не твоей судьбе:
Еще не раз в тиши лазурной
Я буду плакать о тебе.
 

Август 1905

«Осень поздняя. Небо открытое…»
 
Осень поздняя. Небо открытое,
И леса сквозят тишиной.
Прилегла на берег размытый
Голова русалки больной.
 
 
Низко ходят туманные полосы,
Пронизали тень камыша.
На зеленые длинные волосы
Упадают листы, шурша.
 
 
И опушками отдаленными
Месяц ходит с легким хрустом и глядит,
Но, запутана узлами зелеными,
Не дышит она и не спит.
 
 
Бездыханный покой очарован.
Несказанная боль улеглась.
И над миром, холодом скован,
Пролился звонко-синий час.
 

Август 1905

«Девушка пела в церковном хоре…»
 
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
 
 
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
 
 
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
 
 
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, – плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
 

Август 1905

«В лапах косматых и страшных…»
 
В лапах косматых и страшных
Колдун укачал весну.
Вспомнили дети о снах вчерашних,
Отошли тихонько ко сну.
 
 
Мама крестила рукой усталой,
Никому не взглянула в глаза.
На закате полоской алой
Покатилась к земле слеза.
 
 
«Мама, красивая мама, не плачь ты!
Золотую птицу мы увидим во сне.
Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,
А корабль уплывал к весне.
 
 
Он плыл и качался, плыл и качался,
А бедный матросик смотрел на юг:
Он друга оставил и в слезах надрывался, —
Верно, есть у тебя печальный друг?» —
 
 
«Милая девочка, спи, не тревожься,
Ты сегодня другое увидишь во сне.
Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:
Одно и то же снится лишь мне…»
 

Август 1905

«Там, в ночной завывающей стуже…»
 
Там, в ночной завывающей стуже,
В поле звезд отыскал я кольцо.
Вот лицо возникает из кружев,
Возникает из кружев лицо.
 
 
Вот плывут ее вьюжные трели,
Звезды светлые шлейфом влача,
И взлетающий бубен метели,
Бубенцами призывно бренча.
 
 
С легким треском рассыпался веер, —
Ах, что значит – не пить и не есть!
Но в глазах, обращенных на север,
Мне холодному – жгучая весть…
 
 
И над мигом свивая покровы,
Вся окутана звездами вьюг,
Уплываешь ты в сумрак снеговый,
Мой от века загаданный друг.
 

Август 1905

Пляски осенние
 
Волновать меня снова и снова —
В этом тайная воля твоя.
Радость ждет сокровенного слова,
И уж ткань золотая готова,
Чтоб душа засмеялась моя.
 
 
Улыбается осень сквозь слезы,
В небеса улетает мольба,
И за кружевом тонкой березы
Золотая запела труба.
 
 
Так волнуют прозрачные звуки,
Будто милый твой голос звенит,
Но молчишь ты, поднявшая руки,
Устремившая руки в зенит.
 
 
И округлые руки трепещут,
С белых плеч ниспадают струй,
За тобой в хороводах расплещут
Осенницы одежды свои.
 
 
Осененная реющей влагой,
Распустила ты пряди волос.
Хороводов твоих по оврагу
Золотое кольцо развилось.
 
 
Очарованный музыкой влаги,
Не могу я не петь, не плясать,
И не могут луга и овраги
Под стопою твоей не сгорать.
 
 
С нами, к нам – легкокрылая младость,
Нам воздушная участь дана…
И откуда приходит к нам Радость,
И откуда плывет Тишина?
 
 
Тишина умирающих злаков —
Это светлая в мире пора:
Сон, заветных исполненный знаков,
Что сегодня пройдет, как вчера,
 
 
Что полеты времен и желаний —
Только всплески девических рук —
На земле, на зеленой поляне,
Неразлучный и радостный круг.
 
 
И безбурное солнце не будет
Нарушать и гневить Тишину,
И лесная трава не забудет,
Никогда не забудет весну.
 
 
И снежинки по склонам оврага
Заметут, заровняют края,
Там, где им заповедала влага,
Там, где пляска, где воля твоя.
 

1 октября 1905

Лесной

«В голубой далекой спаленке…»
 
В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
 
 
Всё, как было. Только странная
Воцарилась тишина.
И в окне твоем – туманная
Только улица страшна.
 
 
Словно что-то недосказано,
Что всегда звучит, всегда…
Нить какая-то развязана,
Сочетавшая года.
 
 
И прошла ты, сонно-белая,
Вдоль по комнатам одна.
Опустила, вся несмелая,
Штору синего окна.
 
 
И потом, едва заметная,
Тонкий полог подняла.
И, как время безрассветная,
Шевелясь, поникла мгла.
 
 
Стало тихо в дальней спаленке —
Синий сумрак и покой,
Оттого, что карлик маленький
Держит маятник рукой.
 

4 октября 1905

Эхо
 
К зеленому лугу, взывая, внимая,
Иду по шуршащей листве.
И месяц холодный стоит, не сгорая,
Зеленым серпом в синеве.
 
 
Листва кружевная!
Осеннее злато!
Зову – и трикраты
 
 
Мне издали звонко
Ответствует нимфа, ответствует Эхо,
Как будто в поля золотого заката
Гонимая богом-ребенком
И полная смеха…
 
 
Вот, богом настигнута, падает Эхо,
И страстно круженье, и сладко паденье,
И смех ее в длинном
Звучит повтореньи
Под небом невинным…
И страсти и смерти,
И смерти и страсти —
Венчальные ветви
Осенних убранств и запястий…
 
 
Там – в синем раздольи – мой голос пророчит
Возвратить, опрокинуть весь мир на меня!
Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи,
Томной свирелью вечернего дня
Ускользнувшая нимфа хохочет.
 

4 октября 1905

«Вот Он – Христос – в цепях и розах…»

Евгению Иванову


 
Вот Он – Христос – в цепях и розах —
За решеткой моей тюрьмы.
Вот Агнец Кроткий в белых ризах
Пришел и смотрит в окно тюрьмы.
 
 
В простом окладе синего неба
Его икона смотрит в окно.
Убогий художник создал небо.
Но Лик и синее небо – одно.
 
 
Единый, Светлый, немного грустный —
За Ним восходит хлебный злак,
На пригорке лежит огород капустный,
И березки и елки бегут в овраг.
 
 
И всё так близко и так далёко,
Что, стоя рядом, достичь нельзя,
И не постигнешь синего Ока,
Пока не станешь сам как стезя…
 
 
Пока такой же нищий не будешь,
Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,
Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,
И не поблекнешь, как мертвый злак.
 

10 октября 1905

«Так. Неизменно всё, как было…»
 
Так. Неизменно всё, как было.
Я в старом ласковом бреду.
Ты для меня остановила
Времен живую череду.
 
 
И я пришел, плющом венчанный,
Как в юности, – к истокам рек.
И над водой, за мглой туманной, —
Мне улыбнулся тот же брег.
 
 
И те же явственные звуки
Меня зовут из камыша.
И те же матовые руки
Провидит вещая душа.
 
 
Как будто время позабыло
И ничего не унесло,
И неизменным сохранило
Певучей юности русло.
 
 
И так же вечен я и мирен,
Как был давно, в годину сна.
И тяжким золотом кумирен
Моя душа убелена.
 

10 октября 1905

Митинг
 
Он говорил умно и резко,
И тусклые зрачки
Метали прямо и без блеска
Слепые огоньки.
 
 
А снизу устремлялись взоры
От многих тысяч глаз,
И он не чувствовал, что скоро
Пробьет последний час.
 
 
Его движенья были верны,
И голос был суров,
И борода качалась мерно
В такт запыленных слов.
 
 
И серый, как ночные своды,
Он знал всему предел.
Цепями тягостной свободы
Уверенно гремел.
 
 
Но те, внизу, не понимали
Ни чисел, ни имен,
И знаком долга и печали
Никто не заклеймен.
 
 
И тихий ропот поднял руку,
И дрогнули огни.
Пронесся шум, подобный звуку
Упавшей головни.
 
 
Как будто свет из мрака брызнул,
Как будто был намек…
Толпа проснулась. Дико взвизгнул
Пронзительный свисток.
 
 
И в звоны стекол перебитых
Ворвался стон глухой,
И человек упал на плиты
С разбитой головой.
 
 
Не знаю, кто ударом камня
Убил его в толпе,
И струйка крови, помню ясно,
Осталась на столбе.
 
 
Еще свистки ломали воздух,
И крик еще стоял,
А он уж лег на вечный отдых
У входа в шумный зал…
 
 
Но огонек блеснул у входа…
Другие огоньки…
И звонко брякнули у свода
Взведенные курки.
 
 
И промелькнуло в беглом свете,
Как человек лежал,
И как солдат ружье над мертвым
Наперевес держал.
 
 
Черты лица бледней казались
От черной бороды,
Солдаты, молча, собирались
И строились в ряды.
 
 
И в тишине, внезапно вставшей,
Был светел круг лица,
Был тихий ангел пролетавший,
И радость – без конца.
 
 
И были строги и спокойны
Открытые зрачки,
Над ними вытянулись стройно
Блестящие штыки.
 
 
Как будто, спрятанный у входа
За черной пастью дул,
Ночным дыханием свободы
Уверенно вздохнул.
 

10 октября 1905

«Вися над городом всемирным…»
 
Вися над городом всемирным,
В пыли прошедшей заточен,
Еще монарха в утре лирном
Самодержавный клонит сон.
 
 
И предок царственно-чугунный
Всё так же бредит на змее,
И голос черни многострунный
Еще не властен на Неве.
 
 
Уже на домах веют флаги,
Готовы новые птенцы,
Но тихи струи невской влаги,
И слепы темные дворцы.
 
 
И если лик свободы явлен,
То прежде явлен лик змеи,
И ни один сустав не сдавлен
Сверкнувших колец чешуи.
 

18 октября 1905

«Еще прекрасно серое небо…»
 
Еще прекрасно серое небо,
Еще безнадежна серая даль.
Еще несчастных, просящих хлеба,
Никому не жаль, никому не жаль!
 
 
И над заливами голос черни
Пропал, развеялся в невском сне.
И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»
Не будят жалости в сонной волне..
 
 
И в небе сером холодные светы
Одели Зимний дворец царя,
И латник в черном[12]12
  Статуя на кровле Зимнего дворца


[Закрыть]
не даст ответа,
Пока не застигнет его заря.
 
 
Тогда, алея над водной бездной,
Пусть он угрюмей опустит меч,
Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезной
За древнюю сказку мертвым лечь…
 

18 октября 1905

«Ты проходишь без улыбки…»
 
Ты проходишь без улыбки,
Опустившая ресницы,
И во мраке над собором
Золотятся купола.
 
 
Как лицо твое похоже
На вечерних богородиц,
Опускающих ресницы,
Пропадающих во мгле…
 
 
Но с тобой идет кудрявый
Кроткий мальчик в белой шапке,
Ты ведешь его за ручку,
Не даешь ему упасть.
 
 
Я стою в тени портала,
Там, где дует резкий ветер,
Застилающий слезами
Напряженные глаза.
 
 
Я хочу внезапно выйти
И воскликнуть: «Богоматерь!
Для чего в мой черный город
Ты Младенца привела?»
 
 
Но язык бессилен крикнуть.
Ты проходишь. За тобою
Над священными следами
Почивает синий мрак.
 
 
И смотрю я, вспоминая,
Как опущены ресницы,
Как твой мальчик в белой шапке
Улыбнулся на тебя.
 

29 октября 1905

Перстень-страданье
 
Шел я по улице, горем убитый.
Юность моя, как печальная ночь,
Бледным лучом упадала на плиты,
Гасла, плелась и шарахалась прочь.
 
 
Горькие думы – лохмотья печалей —
Нагло просили на чай, на ночлег,
И пропадали средь уличных далей,
За вереницей зловонных телег.
 
 
Господи боже! Уж утро клубится,
Где, да и как этот день проживу?..
Узкие окна. За ними – девица.
Тонкие пальцы легли на канву.
 
 
Локоны пали на нежные ткани —
Верно, работала ночь напролет…
Щеки бледны от бессонных мечтаний,
И замирающий голос поет:
 
 
«Что я сумела, когда полюбила?
Бросила мать и ушла от отца…
Вот я с тобою, мой милый, мой милый.
Перстень-Страданье нам свяжет сердца.
 
 
Что я могу? Своей алой кровью
Нежность мою для тебя украшать…
Верностью женской, вечной любовью
Перстень-Страданье тебе сковать».
 

30 октября 1905 (1915)


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации