Текст книги "Хроники разведки: Кругом война. 1941-1945 годы"

17 августа 1941 года в город вошли гитлеровские войска.

<Последующий, не очень точный и достоверный в деталях, но по сути своей реальный рассказ Эмилии Иосифовны Дукарт (см. Приложения) был опубликован в газете «Труд» в августе 1968 г.>

«Помню, утром 16 августа[14]14
  Ошибка в тексте оригинала.


[Закрыть] в город ворвались передовые части одиннадцатой немецкой армии. Несколько часов по улицам громыхали танки, они двигались через Буг в сторону Одессы. А потом всё стихло, лишь по мостовым шуршали легковые автомобили с офицерами. Было страшно, что же дальше? И вдруг Виктор Александрович сказал: “Откройте все окна. Магда, садитесь за рояль. Играйте что-нибудь классическое, Баха, Бетховена, а лучше Вагнера – ‘Кольцо Нибелунгов’. И как можно громче, главное громче”». ‹…›

«С грохотом распахнулась дверь… и сразу шестеро вваливаются в комнату. “Кто такие?” – спрашивает один из вошедших, видно, самый главный. Виктор совершенно спокойно рассматривает фашистов: “Я – инженер Корнев, с Балтийского завода из Ленинграда. Прибыл сюда в командировку, да не успел выехать”. – “О! Вы говорите по-немецки?” – “Да, мне приходилось бывать в Германии по делам службы. А это мои родственники – потомки немецких колонистов. Мать и дочь”. – “Какая приятная неожиданность! Здесь, в Николаеве, – наши соплеменники! Это замечательно. А вы не жалейте, что не успели уехать. Вы нам нравитесь. И эта милая фрейлейн тоже – ха-ха! Мы, немцы, ценим деловых людей. Хотите быть бургомистром? Впрочем, об этом позже… Мы остаемся у вас!”».

<О том, что в этом рассказе вызывает сомнение, можно узнать в соответствующей книге. Но главное то, что Лягин сразу же сумел познакомиться с руководством оккупировавших город Николаев германских войск.>

«Виктор Лягин»

Первую боевую операцию провели в самом центре Буэнос-Айреса, на оживлённой улице Коррьентес. Объектом стал пропагандистский центр нацистов и находящийся при нём книжный магазин «Гёте», через который по всей стране распространялись литература и периодические издания рейха. В витрине были выставлены фотопортреты Гитлера (много), Муссолини (несколько), подарочные и карманные издания «Майн кампф», плакаты, восхваляющие военную мощь Германии. Был также плакат, призывавший соотечественников жертвовать на социальную помощь немцам на родине. На самом деле эти немалые средства шли на счета, которыми распоряжался посол: на ведение шпионажа, подкуп, организацию нацистских мероприятий.

Люди «Артура» провели «рекогносцировку» в магазине для определения наилучшего варианта закладки зажигательного устройства.

Исполнителя подобрали идеального со всех точек зрения: секретаря-машинистку из бюро переводов Эльзу Бронс. Её отец был профсоюзным работником, выходцем из Восточной Пруссии, в прошлом он не раз вступал в рукопашные схватки с подручными гаулейтера Эриха Коха. Был у Эльзы жених – тоже немец, который сражался в интербригаде. На нескольких конспиративных встречах в парке Палермо «Артур» рассказал Эльзе о технике обращения с «зажигалкой», дал необходимые инструкции о месте закладки снаряда. Провёл он и беседу «идеологического плана», чтобы укрепить боевой дух девушки.

Во время операции Эльза проявила удивительное хладнокровие: вошла в магазин в час пик, походила вдоль столов и стеллажей, купила несколько брошюр с трудами арийского теоретика Розенберга, потом проскользнула в складское помещение и запрятала свою сумку между пачек с книгами. Снаряд выплеснул огонь поздно ночью: склад, магазин и часть помещений пропагандистского центра пылали около получаса, пока не прибыли пожарные автомашины. «Причины возгорания выясняются», – написала газета «Ла Насьон». Пожаров в Буэнос-Айресе было много, они вспыхивали ежедневно по разным причинам, в разных местах. В газетах напомнили, что в конце июля 1940 года сгорела английская книжная лавка. В витрину бросили бутылку с зажигательной смесью. Основная версия полиции по книжному магазину «Гёте» – это дело рук мстительных англичан!

«Григулевич»

Вскоре, в связи с преобразованием аппарата лорда Хэнки и его переводом на другой пост, встал вопрос о дальнейшей работе с Кернкроссом. Сам он заявил куратору, что намерен устроиться на работу в британскую службу радиоперехвата и дешифрования в Блетчли-парке. Это намерение было одобрено Центром: через него планировалось получить доступ к дешифрованным сообщениям британской разведки о планах германского командования в отношении СССР.

Через своих знакомых Кернкроссу удалось устроиться на учёбу в школу, готовившую кадры для этой службы, а после её окончания – в сверхсекретный отдел ИСОС («Источник разведданных Оливера Стрейчи»). Эта дешифровальная служба была названа по имени легендарного британского криптоаналитика времён Первой мировой войны Оливера Стрейчи, сумевшего вскрыть шифры стран «Четверного союза», включая германские. В дальнейшем он являлся ведущим экспертом британского МИДа по кодам и шифрам, а в годы Второй мировой войны возглавлял ИСОС.

Поскольку в Школе шифровальщиков правительственной связи (ШШПС), как позже стали называть британскую службу дешифрования, не хватало специалистов со знанием иностранных языков, Джону Кернкроссу без особого труда удалось устроиться на учёбу.

«Кембриджская пятёрка»

Уже к концу 1941 года на Украине действовали 883 отряда и свыше 1700 диверсионных и разведывательных групп. На территории Белоруссии к середине августа 1941 года действовало более 230 партизанских отрядов. В Карело-Финской ССР в августе 1941 года было сформировано 15 партизанских отрядов. В ноябре 1941 года там же была создана партизанская бригада, в которую вошли девять отрядов. Партизанские отряды Карелии вели оборонительные бои совместно с частями Красной армии. Летом и осенью 1941 года на оккупированной территории Молдавии сражались 14 подпольных организаций и групп.

На оккупированной территории Ленинградской области к осени 1941 года действовали 287 партизанских отрядов, шесть партизанских полков, 125 подпольных партийных и комсомольских организаций.

Всего к концу 1941 года на оккупированной врагом территории действовали около 3500 партизанских отрядов и групп, насчитывавших 90 тысяч человек.

«Павел Судоплатов»

Глава 4. «Атомная эра» приближается

Ещё осенью 1940 года Леонид Романович Квасников, возглавлявший отделение научно-технической разведки, направил в резидентуры на территории США и Великобритании директиву с указанием «выявлять центры поиска способов применения атомной энергии для военных целей и обеспечивать получение достоверных сведений о создании атомного оружия». Квасников был, пожалуй, единственным на всю разведку человеком, разбиравшимся в ядерной физике. Но ещё – не будем забывать – был Фитин, который доверял своим сотрудникам. Ведь директиву явно подписывал Павел Михайлович, который принял доводы Квасникова и согласился с ним, что вопрос требует серьёзнейшего внимания.

«Фитин»

Леонид Квасников – инженер-химик, выпускник Московского института машиностроения, имел представление о ядерной физике. Следил за событиями в этой области и, конечно, не мог не заметить, что вдруг, как по команде, из зарубежных научных журналов исчезли статьи по ядерной проблематике. Идея создания атомного оружия витала в воздухе. Над ней задумывались и в США, и в Англии, и в Германии, да и у нас тоже. Но там дело поставили на государственные рельсы: им занимались специально созданные правительственные организации. В СССР ограничились учреждением неправительственной Урановой комиссии в системе Академии наук. Её задачей стало изучение свойств ядерного горючего – и всё, а с началом войны комиссия вообще прекратила существование. Между ней и разведкой никаких контактов не было.

Квасников не знал, что есть Урановая комиссия, а в ней и не подозревали, что существует новорождённая научно-техническая разведка. Зато Квасников знал о работах наших учёных, о тенденциях в странах Запада. Вывод: пора браться за атомную разведку! И родилась директива, на которую откликнулся Маклин.

«Абель – Фишер»

В конце сентября 1941 года «Лист» (Джон Кернкросс. – А. Б.) передал своему куратору «Вадиму» (оперативный псевдоним А. В. Горского. – А. Б.) доклад «Уранового комитета» премьер-министру Уинстону Черчиллю. В документе, направленном в Центр, говорилось о начале работ по созданию в Великобритании и США атомной бомбы (проект «Тьюб Эллойз»), сообщалось о её предполагаемой конструкции и перенесении центра тяжести дорогостоящих исследований и возможного производства на территорию США в связи с военной обстановкой в Европе. Этот документ в дальнейшем сыграл важную роль в том, что в Москве всерьёз отнеслись к проблеме создания атомного оружия, а в послевоенный период Советский Союз сумел в кратчайшие сроки создать атомную бомбу и тем самым положить конец монополии США в этой области.

А по мнению британской разведки, именно данные об американских и британских исследованиях в области ядерного вооружения, переданные Кернкроссом, легли в основу советской ядерной программы.

«Кембриджская пятёрка»

Дональд Маклин отлично сработал и по атомной проблематике.

Именно он сообщил, что центр по разработке и производству атомной бомбы переносится из объятой войной Европы на территорию Соединенных Штатов Америки. На основании его конкретной информации руководством советской разведки было принято решение об активизации разведывательной работы на территории США в этом направлении. Соответствующие решения по разработке ядерного оружия были приняты и советским правительством.

Так потом получилось, что все документы, касавшиеся политической подоплёки «атомного проекта», то есть взаимодействия Великобритании и США в этой области, проходили через Маклина. Не будучи учёным-ядерщиком, он не имел доступа к научной информации, в которой, очевидно, не слишком-то и разбирался, но над этим трудились совсем иные «наши люди».

«Ким Филби»

По всем резидентурам было разослано срочнейшее указание Центра: требуется информация об атомном оружии – любая. Первыми, и никак не связываясь друг с другом, на него откликнулись двое из «Кембриджской пятёрки» – Дональд Маклин и Джон Кернкросс.

Анализируя полученные материалы, можно смело сказать: именно Кернкросс, он же «Мольер» или «Лист», совершил реальный прорыв в атомной разведке. В третьей декаде сентября 1941-го он добыл полный текст доклада премьеру Черчиллю о возможности создания нового и неведомого атомного оружия. Сам этот доклад, написанный в трагическую для Советского Союза пору – ведь немцы стояли под Москвой, – добавил Военному кабинету бриттов оптимизма. В нём утверждалось, что на создание атомного оружия потребуются не десятилетия, как прогнозировалось ранее, а, возможно, понадобится всего около двух лет, ибо английские и американские учёные работают с зимы 1940 года над проектом совместно, делятся достижениями и, терпя на некоторых участках временные неудачи, сообщают об этом друг другу, дабы не терять драгоценного времени на негодные и исключительно дорогостоящие эксперименты…

Кернкросс сообщал и чисто технические подробности. Оказалось, две дружественные державы пришли к общему пониманию: реально создать супероружие, используя обогащённый уран.

Наверное, судьба. Ведь вряд ли далёкий от физики и вообще от точных наук агент ставил целью добывать именно материалы по атомной тематике. Хотя кто знает? Центр начал теребить резидентуры, требуя информации по атому, а Кернкросс был в этом смысле образцом дисциплинированности и исполнительности. Получилось так, что именно он и во время, и после войны постоянно добывал ценнейшие документы по атомной тематике.

«Ким Филби»

25 сентября 1941 года (вспомним тогдашнюю обстановку: неделя, как был оставлен Киев, ещё оборонялась Одесса, гитлеровцы только что вошли в Петергоф, он же Петродворец, – это бывшая императорская резиденция, что в трёх десятках километров от Ленинграда; тяжелейшие бои шли на всех фронтах) из Лондона, от «Вадима» – легального резидента Анатолия Вениаминовича Горского, – пришло спецсообщение о состоявшемся 16 сентября заседании Уранового комитета. Заседание прошло под председательством сэра Мориса Хэнки, личным секретарём которого являлся Джон Кернкросс, известный в нашей разведке под оперативным псевдонимом «Лист». (Его патрон, лорд Хэнки, так и проходил в документах под именем «Патрон».) В сообщении говорилось:

«В ходе заседания обсуждались следующие вопросы:

Урановая бомба может быть создана в течение двух лет, при условии, что контракт на проведение срочных работ в этом направлении будет заключен с корпорацией “Импириэл кемикл индастриз”.

Представитель Вулвичского арсенала… Фергюссон заявил, что детонатор бомбы мог бы быть изготовлен через несколько месяцев. ‹…›

Корпорация “Импириэл кемикл индастриз” получила контракт на производство гексафторида урана, но производство его пока не начато. Недавно в Соединенных Штатах был запатентован метод более простого его производства на основе нитрата урана.

На заседании говорилось, что информацию в отношении лучших типов диффузионных мембран можно получить в Соединённых Штатах.

В ходе заседания 20 сентября 1941 года Комитет начальников штабов принял решение о немедленном начале строительства в Великобритании завода по производству урановых атомных бомб».

Павел Михайлович Фитин так писал в своих воспоминаниях:

«В конце сентября 1941 года Кернкросс передал также документ чрезвычайного значения – доклад премьер-министру Черчиллю о проекте создания атомного оружия. В документе говорилось, что это оружие можно создать в течение двух лет. Это был первый документ, полученный разведкой, о практических шагах в использовании за рубежом атомной энергии в военных целях. Он сыграл, наряду с позже полученными документами, исключительно важную роль в активизации работ по развитию советской атомной промышленности и прежде всего производству атомного оружия».

Зато вслед за этим сообщением сразу же пошли другие, содержащие в себе подробности уже технического плана.

…Полученная информация по «атомному вопросу», разумеется, была доложена наркому Берии. А далее начинается легенда не то «хрущёвского», не то перестроечно-постсоветского периода: конечно же, зловещий Лаврентий Павлович не поверил сообщению из лондонской резидентуры, заявив, что это всё дезинформация, которую подсовывают враги, чтобы в критически опасное военное время вынудить СССР пойти по тупиковому направлению, как это называется в научно-технической разведке, понести колоссальные расходы и тем самым ослабить свою обороноспособность.

Так вот, можно понять, что товарищ Берия выразил, как это тогда называлось, «здоровое недоверие». В ядерной физике он, разумеется, был не силён, хотя вообще в физике разбирался гораздо лучше своих высокопоставленных товарищей по Политбюро (возможно, что и всех их, вместе взятых). И то, что Лаврентий Павлович засомневался в достоверности полученной информации – а может, и просто ничего в ней не понял, – это не удивительно и вполне извинительно. Да и время-то было какое, не будем забывать, – враг под Москвой стоял!

В очерках по истории Внешней разведки написано, что «данные были доложены Л. Берии, который отверг их как дезинформацию». Но после того как Лаврентий Павлович всё «отверг», указано далее в том же источнике, он распорядился направить полученные сведения на экспертизу в 4-й спецотдел НКВД – крупный ведомственный научно-исследовательский центр, имевший собственные лаборатории, производственную базу и штат высококвалифицированных сотрудников.

Так что же в результате получается – он их «отверг» или «подверг сомнению»? Думается, тут объяснять не нужно… А потому не стоит вновь и вновь «демонизировать» товарища Берию по любому поводу: грехов у него, разумеется, хватало, так зачем ещё и лишние ему приписывать?

На полученные от разведки материалы специалист-физик из 4-го спецотдела дал весьма уклончивое заключение: мол, хотя создание «урановой бомбы» и возможно, но произойдёт это нескоро, и вообще вопрос это затруднительный. Совсем не удивительно: во-первых, он не был атомщиком; во-вторых, всё как в том старом анекдоте: «Война, господин капитан!». Кто же в России во время войны занимается научными исследованиями?

«Фитин»

Полный текст доклада из комиссии английского лорда Хэнки, полученный Центром в сентябре 1941 года, заставил высшее советское руководство понять: в случае удачного осуществления проекта мировая политика может претерпеть глобальные изменения. Пора мчаться вдогонку! Да и общая стратегия Второй мировой войны нуждалась в коренном пересмотре.

«Ким Филби»

Между тем очень скоро, в ноябре 1941 года, в Центр пришла шифртелеграмма из США: американские учёные пытались создать некое «взрывчатое вещество огромной силы» и проводили соответствующие эксперименты. Нет смысла объяснять, что речь также шла о работе над созданием атомной бомбы.

И ещё поступали сообщения на эту тему – в частности, из тех же США в том же ноябре опять пришла шифртелеграмма о том, что в Лондон выехали американские профессора Юри, Брагг и Фоулер для работы над тем же самым «взрывчатым веществом огромной силы». В конце 1941 года лондонская резидентура сообщила, что Великобритания и США решили координировать усилия своих учёных в области атомной энергии…

А вот о том, что в это время происходило в Центре и в Кремле, нам судить трудно, так как официальных документов нет, почти вся информация почерпнута из рассказов и воспоминаний, а в «официозе» постоянно и навязчиво говорится о том, как Берия якобы всем ставил палки в колёса. Но неужели же всесильный (без преувеличения!) Лаврентий Павлович не нашёл бы повода и возможности убрать куда-нибудь – а не вообще! – непокорного Фитина? Того самого Фитина, который по его, Берии, мнению (если верить известным нам утверждениям), занимался «всякой ерундой». Что, неужели действительно это Сталин не давал Берии его трогать – как тоже утверждается? Весьма сомнительно! Разве Лаврентий Павлович настолько не чувствовал себя хозяином в «родном» НКВД, что не мог «подвинуть» сотрудника – пусть даже и высокопоставленного? В конце концов нарком, никого не трогая, мог просто запретить своим работникам отвлекаться от решения главных задач, непосредственно связанных с проблемами борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и военными планами гитлеровцев. Вот вам и нет больше никакого «атома»!

Однако разведка достаточно активно и результативно работала по «атомному проекту» – а значит, это именно Павлу Фитину, и не кому иному, удалось убедить руководство в перспективности данного направления.

Да, он не был специалистом-ядерщиком, но он умел слушать своих сотрудников, умел анализировать полученный материал и делать выводы. А выводы были таковы, что на Западе идёт очень серьёзная работа, которая к тому же тщательно засекречивается. Это потом уже стало известно, что американцы секретили получаемую информацию не только от противника, то есть от гитлеровцев и японцев, и не только от советского союзника, не очень, по их мнению, надёжного, но и от ближайших своих друзей – от англичан и французов, с которыми они вместе работали над созданием атомной бомбы. Американцам хотелось закрепить монополию США в области производства атомного оружия на многие годы после окончания войны.

Эту информацию Фитин и старался довести до высшего руководства страны, причём довести так, чтобы вожди поняли и поверили. Или хотя бы просто поверили, пусть и не понимая. В этом плане у Павла Михайловича были достаточно сильные позиции: совсем ещё недавно он с настойчивостью Кассандры предупреждал о грядущем нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Кассандре, как известно, не поверили – но ведь её пророчество сбылось и запомнилось…

«Фитин»

Для проведения операций в тылу немецких оккупантов в октябре 1941 года приказом наркома НКВД сформированные ранее отряды особого назначения были сведены в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН) НКВД СССР – легендарный спецназ периода Великой Отечественной войны, прославившийся своими операциями в тылу врага.

Перед ОМСБОН ставились следующие задачи: оказание помощи Красной армии посредством разведывательных, диверсионных, военно-инженерных и боевых действий; содействие развитию массового партизанского движения; дезорганизация фашистского тыла; выведение из строя коммуникаций врага, линий связи и других объектов; осуществление стратегической, тактической и агентурной разведки; проведение контрразведывательных операций.

В ОМСБОН брали только добровольцев, которые проходили специальную подготовку для диверсионной работы и выполнения заданий особой важности. Бригада состояла из двух полков (восемь батальонов), а также включала специальные подразделения: четыре отдельные роты (сапёрно-подрывная, связи, автомобильная и парашютно-десантная), разведывательно-диверсионный отряд, школу младшего начсостава и специалистов.

В разное время бригадой командовали начальник Себежского военного училища НКВД полковник Михаил Федорович Орлов и кадровый сотрудник внешней разведки полковник Вячеслав Васильевич Гриднев. В составе бригады особого назначения в разное время находилось до двенадцати тысяч солдат и офицеров. Исполком III Коммунистического Интернационала направил в войска Особой группы около двух тысяч политических эмигрантов (немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар, румын) из числа бывших интербригадовцев, имевших опыт гражданской войны в Испании. В ОМСБОН входили и лучшие советские спортсмены: штангист Николай Шатов, конькобежец Анатолий Капчинский, стайеры Серафим и Георгий Знаменские, гребец Александр Долгушин, боксёр Сергей Щербаков, дискоболы Леонид Митропольский и Али Исаев, велосипедист Виктор Зайпольд, гимнаст Сергей Коржуев, борец Григорий Пыльнов, лыжница Любовь Кулакова, группа футболистов минского «Динамо» и другие. Они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага. В первые годы войны не каждая стрелковая дивизия могла сравниться с ОМСБОН по численности и обученности.

Местом формирования бригады стал Центральный стадион «Динамо», расположенный в старинном Петровском парке. На подмосковном стрельбище «Динамо» в Мытищах бойцы особого назначения изучали минное дело, подрывную технику, овладевали тактикой действий небольшими группами, приёмами ведения ночной разведки, топографией, радиоделом, совершали марш-броски, прыжки с парашютом. Короче, учились всему, что необходимо на войне.

«Павел Судоплатов»

Уже в сентябре 1941 года в тыл врага ушли опергруппы Д. Медведева, А. Флегонтова, В. Зуенко, Я. Кумаченко и М. Филоненко. Последнему предстояло со своими бойцами совершить рейд по Подмосковью в самый сложный период обороны Москвы. Круг интересов разведывательно-диверсионного отряда «Москва», возглавляемого сотрудником внешней разведки Филоненко, был очерчен на штабных картах населёнными пунктами: Апрелевка, Рогачёво, Ахматово, Дорохово, Петрищево, Бородино, Верея, Крюково. В ходе рейда, который продолжался 44 дня, бойцы отряда Михаила Филоненко полностью выполнили поставленные перед ними задачи.

В октябре – ноябре 1941 года, когда тяжёлое положение сложилось непосредственно под Москвой в результате широкого наступления немцев, которые сосредоточили здесь более пятидесяти дивизий, включая 13 танковых, а ресурсы защитников были на исходе, крайне важно было перекрыть наступающим подходы к столице. В «Очерках истории российской внешней разведки» об этом периоде рассказывается:

«На выполнение заградительных работ был брошен сводный отряд ОМСБОН. Бойцы отряда минировали шоссейные и грунтовые дороги в районах Можайска, Волоколамска, Каширы, на Ленинградском шоссе в районе Химок и канала Москва – Волга, по реке Сетунь и близ Переделкино, западнее Чертаново на Киевском шоссе, на Пятницком, Рогачёвском, Дмитровском шоссе. С 23 октября по 2 ноября 1941 года они установили более 11 тысяч противотанковых и 7 тысяч противопехотных мин, более 160 мощных фугасов, подготовили к взрывам 19 мостов и 2 трубопровода.

Сводный отряд ОМСБОН участвовал в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, после чего двинулся к фронту. В период с 27 ноября по 27 декабря 1941 года, в разгар боёв под Москвой, бойцы отряда сумели уничтожить 30 немецких танков, 20 бронемашин, 68 грузовых машин, нанести противнику большие потери в живой силе и технике».

Вторым основным направлением работы Особой группы в тот период являлась подготовка подпольных окружных комитетов в населённых пунктах Московской области на случай захвата их противником. Из этих населённых пунктов осуществлялась срочная эвакуация предприятий, рабочих, правительственных учреждений.

Часть сотрудников ОМСБОН была оставлена в Москве на случай захвата столицы немцами. Одновременно было принято решение готовить московское подполье. По линии НКВД – разведки и контрразведки – операцией по подготовке Москвы к возможной оккупации руководил Берия. В составе руководства московского подполья в городе должны были остаться Судоплатов и Эйтингон.

«Эйтингон»

Одновременно нарком НКВД СССР приказал организовать разведывательную сеть в Москве на случай захвата её немцами. В соответствии с этим приказом ряд офицеров госбезопасности был переведён на нелегальное положение для руководства сетью агентов-диверсантов и разведчиков в случае оккупации столицы. Подготовка шла в условиях глубокой секретности. Оперативные работники получили документы с вымышленными биографическими данными, поселились на конспиративных квартирах, где находились запасы оружия, взрывчатки, продуктов.

В Москве были созданы три независимые друг от друга разведывательные сети. Одной руководил майор госбезопасности Дроздов, незадолго до этого прибывший в столицу с Украины. В целях конспирации его сделали заместителем начальника аптечного управления Москвы. В случае занятия города противником он должен был поставлять лекарства немецкому командованию и войти к нему в доверие. Второй агентурной сетью должны были руководить Маклярский и Масся. Третья автономная группа должна была уничтожить Гитлера и его окружение, если они появятся в Москве.

Как отмечалось в докладной записке заместителя начальника УНКВД по Москве и Московской области майора госбезопасности А. В. Петрова в НКВД СССР, «в агентурно-осведомительную сеть на 3 ноября 1941 года входило 676 человек. Из них: по городу Москве – 553 человека и по Московской области – 123 человека.

Из общего количества оставшейся агентурно-осведомительной сети озадачены:

а) по сбору разведывательных сведений – 241 человек;

б) по совершению диверсионных актов – 201 человек;

в) по совершению террористических актов – 81 человек;

г) по распространению провокационных слухов и листовок – 153 человека.

Вся агентурно-осведомительная сеть проинструктирована на самостоятельные действия в случае потери связи.

Оперсостав, переведённый на нелегальное положение, и часть агентуры обеспечены запасом продовольствия на 2–3 месяца.

Для осуществления связи с оперативным составом и агентурно-осведомительной сетью установлены пароли».

«Павел Судоплатов»

Одной из активных участниц тех событий являлась выпускница Школы особого назначения НКВД, сотрудница центрального аппарата внешней разведки, с первых дней Великой Отечественной войны прикомандированная к Особой группе, Анна Фёдоровна Камаева (в дальнейшем по мужу – Филоненко).

В самом начале войны 22-летней Анне Камаевой довелось работать непосредственно под началом Наума Эйтингона. Это был период, когда обстановка на фронте приближалась к критической. В ноябре 1941 года танки Гудериана вплотную подошли к Москве. Началась эвакуация правительственных учреждений в Куйбышев. В столице было введено осадное положение. Захватчики уже готовились вступить в город. Для поднятия духа в германских войсках были отпечатаны и вовсю раздавались приглашения на участие в триумфальном параде на Красной площади, принимать который должен был Гитлер.

Но советский народ сдаваться не собирался. Это французы объявили Париж открытым городом сразу же при приближении немецких танково-механизированных колонн. Руководство же нашей страны распорядилось готовить диверсионное подполье, чтобы продолжать борьбу даже в захваченной врагом Москве.

Чекисты приступили к подготовке и реализации диверсионного плана на случай взятия города гитлеровскими войсками. Где Гитлер и другие нацистские бонзы могут устроить торжества по случаю падения советской столицы? Либо в Кремле, либо в Большом театре. Значит, рассудили в ведомстве Берии, надо готовить взрывы этих объектов. При этом в НКВД исходили из того, что Гитлер и другие руководители Третьего рейха, прежде чем реализовать угрозу «сровнять Москву с землей», непременно примут личное участие в намеченных торжественных мероприятиях.

Сотрудникам Особой группы предстояло вести тайную войну уже на своей земле. Анна Камаева оказалась в самом центре этих оперативных приготовлений. Практической боевой подготовкой чекистов руководил Яков Серебрянский. Общее руководство осуществлял Наум Эйтингон. В условиях абсолютной секретности создавались диверсионные группы. Часть разведчиков и контрразведчиков перешла на нелегальное положение непосредственно в Москве. Сотрудники госбезопасности минировали малоизвестные штольни и подземные тоннели глубокого залегания в центральной части города, израсходовав для этого несколько вагонов взрывчатки. Мины были заложены в Кремле и под Большим театром. Одного нажатия кнопки минёром из НКВД было достаточно, чтобы за несколько секунд превратить эти московские достопримечательности в груды камня.

Сотрудники внешней разведки и Особой группы разместили в Москве ряд подпольных радиостанций, которые позволили бы поддерживать постоянную связь с Куйбышевом (Самарой), куда эвакуировались правительственные учреждения. Одна из таких радиостанций была размещена в подвале строившегося тогда театра кукол Сергея Образцова.

Анне Камаевой по личному указанию Берии отводилась ключевая роль: осуществить покушение на… самого Гитлера. Отрабатывались различные варианты выполнения задания, однако все они однозначно показывали, что шансов уцелеть у разведчицы практически не было. Давая такое задание, глава НКВД посылал девушку на верную смерть, но зато был уверен: Камаева приказ выполнит.

К счастью, этот план так и остался на бумаге. Москва выстояла под натиском вермахта. Войскам Западного фронта под командованием генерала армии Жукова удалось остановить, а затем отбросить гитлеровских захватчиков на несколько сотен километров от столицы.