Текст книги "Остров кошмаров. Томагавки и алмазы"

«Черное дерево» и черные флаги

В восемнадцатом веке английская работорговля не просто продолжалась – вышла на новый виток. Можно сказать, на высокую орбиту.

До середины XVII в. масштабы работорговли, если только уместно такое слово, были достаточно скромные. Сначала первую скрипку играли португальцы. Потом голландцы захватили несколько их портов на западном побережье Африки и перехватили коммерцию. В игре участвовали и англичане с испанцами. Англичане-то и покончили с дилетантством, взявшись за дело вполне профессионально. До этого каждый капитан, возивший в Америку «черное дерево», был одиночкой, выправлявшим лицензию исключительно для себя. Англичане создали первое в мире акционерное общество по торговле рабами, а для вящего авторитета поручили его возглавить брату короля герцогу Йоркскому. Вот тут уже бизнес приобрел настоящий размах. За двадцать последующих лет англичане доставили в Америку 160 000 рабов – в год это выходило даже больше, чем привозили негров все остальные страны, вместе взятые. Но это были еще цветочки… Англичане упорно двигались к первому, призовому месту. Сначала они совершенно вытеснили из бизнеса испанцев, которых поначалу обещали взять в долю. Потом, когда после череды морских сражений разбили голландский флот, поступили так же и с голландцами. Конечно, португальские и голландские «индивидуальные предприниматели» еще плавали, но это был закат. С 1680 по 1700 год английская Королевская африканская компания вывезла из Западной Африки 140 000 рабов, а английские частные предприниматели – еще 160 000.

Историк Генри Кеймен в своем капитальном труде «Испания: дорога к империи» написал о работорговле примечательную фразу: «После 1650-х годов коммерцию поддерживали главным образом не испанцы, а другие европейцы».

Вы еще не угадали, кто такой Кеймен? Конечно же, англичанин, а они мастера на уклончивые обороты. «Как здоровье вашей жены, сэр? Боюсь, она умерла». Тот же принцип. Нетрудно догадаться, что под деликатным псевдонимом «другие европейцы» выступают англичане, и в первую очередь англичане.

После Утрехтского мира, завершившего очередную войну в Европе (неудачную для испанцев и успешную для англичан), англичане выторговали у испанцев монопольное право тридцать лет поставлять рабов как в свои колонии, так и испанцам с португальцами. При условии, что англичане будут привозить не менее 4800 рабов ежегодно. «Верхней планки» не было. Короли Англии и Испании должны были получать четверть прибыли.

И машина заработала на полную мощность. Сначала конкурентами Ливерпуля были Бристоль и Лондон. Но вскоре ливерпульцы отодвинули бристольцев на второе место, а Лондон вообще вывели из игры. Причина успеха проста: Бристоль и Лондон платили своим морякам довольно высокое жалованье, а управляющим факторами (центрами на африканском берегу, куда стекались купленные негры) – еще и процент с продаж. Ливерпульцы своим морякам, от капитана до последнего матроса, жалованье урезали чувствительно, а управляющих факториями лишили процента и посадили на твердую зарплату. Ну и сократили все прочие «накладные расходы», какие только могли сократить. Не в силах с ними соперничать, Бристоль отодвинулся на второй план, а Лондон вообще не смог в этих условиях с Ливерпулем хоть мало-мальски конкурировать.

Базировавшаяся в Ливерпуле Королевская африканская компания ввозила, так сказать, и «мирный» товар – слоновьи бивни, золотой песок, воск и древесные красители, находившие применение в самой Англии. Но главной статьей дохода были рабы. Схема несложная: рабов продавали в английских и испанских американских колониях, а там закупали всевозможные пряности и особенно неочищенный тростниковый сахар для английских заводов (сахар из свеклы тогда делать еще не умели, а сахара в Англии был большой дефицит).

Масштабы помаленьку росли. В 1730 г. к Ливерпулю были приписаны всего 15 невольничьих кораблей, в 1753-м – 53, в 1760-м – 74, в 1770-м – 96, в 1792-м – 132. И, понятно, в течение года каждый корабль совершал не один рейс.

Бизнес был насквозь респектабельный и считался вполне приличным для джентльмена занятием. Символы африканской торговли – бюсты негров и слонов – украшали ратушу Ливерпуля. «Снаряжение», необходимое для очередной поездки за «черным деревом», продавалось совершенно открыто – с точным перечнем всего, что необходимо для такого вояжа. Вот стандартное рекламное объявление.

«Одна железная плита и медь, 27 ящиков бутылок со спиртным, 83 пары кандалов, 11 хомутов, 22 наручника для длинной цепи, 4 длинные цепи для рабов, 54 обруча (на шею. – А.Б.), 2 длинные цепи».

Ну а поскольку негров уже не захватывали в результате лихих набегов, а «честно» покупали у чернокожих правителей и вождей, корабли везли и всевозможные товары (торговля была меновая). И опять-таки производство достигало огромных масштабов. В 1788 г. в одном только Манчестере в нем было занято примерно 180 000 человек. Не отставали и промышленные Бирмингем и Шеффилд.

О том, что вожди требовали в уплату, оставил воспоминания путешественник Джон Барбот: «Широкое полотно служит туземцам для украшения себя и внутреннего интерьера их захоронений. Из ткани они делают также лоскуты на тряпки. Ленты и шнурки используются для выжимки пальмового масла. По ночам они заворачиваются в старые простыни с головы до ног. Медные тазы служат для бритья и мытья. Шотландские кастрюли используются вместо ванночек мясника, когда они закалывают свиней или овец. Из железных брусков кузнецы выковывают оружие, хозяйственные инструменты и посуду. Из грубой шерстяной и полугребенной камвольной ткани они делают пояса шириной в четыре пальца, предназначенные для опоясывания талии. На таких поясах подвешиваются меч, кинжал, нож, а также кошелек с деньгами или золотом, который обычно запихивают между поясом и телом. Они дробят венецианское стекло на четыре-пять частей, которым впоследствии придают при помощи точильного камня разные формы, делают нитки бус и ожерелья, приносящие большую прибыль. Из четырех-пяти элей английской или лейденской саржи они изготовляют своеобразную ткань, которой оборачивают плечи и живот. Из ситца, полугребенной камвольной, набивной и вязаной тканей делают лоскуты для набедренных повязок. Они выплавляют оловянную посуду (олово тоже привозили англичане. – А.Б.), такую как блюда, тазы, миски для супа и т. п. В войнах они употребляют мушкеты, кремневые ружья и абордажные сабли (продукция Шеффилда и Бирмингема. – А.Б.), во время праздников чаще всего пьют бренди. Ножи они используют так же, как и мы… Венецианский стеклярус и стеклянные бусы служат всем полам и возрастам для украшения голов, шей, рук и ног».

Как видим, чернокожие «торговые партнеры» англичан ничуть не походили на карикатурного вождя-алкоголика из романа Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», озабоченного в жизни одним – ромом. И налоговую политику разработали сложную. Как у сборщиков налогов во всем мире, стремились содрать везде, где только возможно. Процедура была сложная. Сначала требовалось заплатить пошлину верховному вождю Дагомеи, или Невольничьего берега (самый оживленный район работорговли на восточном берегу Африки), потом – за аренду фактории (юридически принадлежавшей вождю), нанять из туземцев гребцов для каноэ, надсмотрщика, который следил бы за выгрузкой товаров и погрузкой рабов, надсмотрщика за рабами на берегу, двух переводчиков (выполнявших еще и функции самых натуральных брокеров), слуг, курьера, сновавшего меж капитаном и вождем, звонаря для объявления открытия торгов, водоноса и прачку.

Чтобы встретить только что причалившего капитана и торжественно провести его в факторию, навстречу выходил представитель вождя со свитой. Всем им тоже следовало отстегнуть – представителю, понятно, побольше, «рядовым бюрократам» – поменьше. Подношение обычно состояло из испанской шляпы, отреза шелка, бочки муки и бочки говядины или свинины. Точно так же при отходе корабля негру, «начальнику береговой службы», полагалось дарить отрез ткани и бочонок бренди. Приходилось платить за установку на берегу своих палаток, наем носильщиков и девушек с пониженной социальной ответственностью, слетавшихся к каждому новому кораблю, как мухи на мед.

Как видим, вокруг этого бизнеса кормилось немало чернокожих. Ну а то, что бизнес заключался в продаже за море своих соплеменников, им, надо полагать, моральных терзаний не доставляло. Вообще человек иногда – большая сволочь. И в Российской империи крепостными торговали не персы и не эфиопы, а такие же русские по крови помещики и их управители. В России еще (кажется, единственной в Европе стране) существовало другое интересное явление. Находились помещики (из богатых и знатных вельмож, как правило), которые отпускали своих крепостных не на оброк, а на «вольные» заработки. Такой крестьянин годами жил в городе на положении свободного человека, заводил свое дело – и многие богатели, а иные даже становились миллионщиками (по неписаному правилу помещик не имел права покушаться на эти доходы, такое было категорически не комильфо). Так вот, некоторые из таких разбогатевших покупали уже себе деревеньки с крепостными крестьянами – естественно, на подставных лиц, как сейчас некоторые по разным своим причинам регистрируют машины на третьих лиц. В который раз приходится вспомнить изречение благородного дона Руматы: не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше…

Правда, есть кое-какая существенная разница меж торговлей крепостными и работорговлей. Крепостных, по крайней мере, не клеймили раскаленным железом и не отправляли за моря в скотских условиях, когда смертность «живого товара» была ужасающей, что наших предков полностью никак не оправдывает…

Ну а чтобы сказать, как цивилизовались (без кавычек!) иные чернокожие правители и как успешно вошли в крайне выгодный (и ведь для обеих сторон!) бизнес, приведу уникальный документ: обширные отрывки из письма ливерпульскому капитану Лейсу «Великого вождя Джорджа», правителя поселения Трибе в области Старый Карабар. Сам вождь, разумеется, не простер цивилизованность до того, чтобы выучиться грамоте, и письмо под его диктовку написал кто-то из английских моряков.

Джордж вел долгую и упорную войну с соседним племенем, а попутно ввязался в конфликт с парочкой английских капитанов, причем дошло до пушечной пальбы с обеих сторон (у вождя тоже пушечки имелись). Повод, надо сказать, был веский – один из капитанов захватил и увез четырех сыновей Джорджа. Теперь война с соседями кончилась, а с англичанами Джордж хотел наладить прежние взаимовыгодные отношения.

«…теперь, когда с войной покончено, мы ведем торговлю по всей стране и не хотим ничего другого, кроме того, чтобы корабли бросали якоря у нас и способствовали продолжению торговли. Поэтому надеюсь, что вы и купец Блэк поощрите нас в наших намерениях, а также других купцов, которые собираются послать свои корабли. Они встретят здесь лишь справедливую и цивилизованную торговлю.

Купец Лейс, когда пошлете корабль, пришлите с ним рога для питья в счет пошлины и несколько красивых белых кружечек и стеклянных стаканов с крышками. Пришлите больше ружей, таких, как у Шарпа. Не возражаю против 2–3 за одного раба. Пришлите отрез ситца в сотню ярдов, отрез сукна в сотню ярдов, отрез фотара в сотню ярдов, отрез римолла на сотню ярдов, отрез кушиты на сотню ярдов хорошего качества…»

Целиком я цитировать послание все же не буду – очень уж длинный список товаров, которые вождь просит поставить. Здесь и подзорные трубы, и разнообразная посуда, столовые приборы, парусина для парусов каноэ, пилы, шляпы, масло, сахар, накидки с золотым шитьем и трость с золотым набалдашником (лично для вождя). Цепочки, чайники, кастрюли, трости, кресло-унитаз (!), мотыги, ковши, бусы, ящики для военного снаряжения… Интересно, что в перечне заказов значатся «стол и шесть стульев для моего дома и кресло с подлокотниками для меня лично». Как видно, вождь уже достаточно цивилизован, чтобы не валяться на каких-нибудь циновках, а сидеть даже не на стуле – в кресле с подлокотниками. Еще интереснее то, что в «заказе» спиртного практически не значится – только несколько бутылок ликера. В уплату, как явствует из начала письма, будут, конечно же, предложены рабы. Если отвлечься от сути и не поминать рабов – обычная деловая переписка респектабельных торговцев…

В саму Англию негров-работников не ввозили – там хватало своих рабочих рук, согнанные с земли бедняки готовы были работать за мизерную плату. Ну разве что некоторым спросом пользовались молодые девушки, попадавшие в «услужение». Да иные богатые господа прихоти ради заводили себе нечто экзотическое: чернокожих слуг. В точности как иные российские вельможи времен крепостного права. Так что рабами, пусть в мизерных размерах, торговали и в самой Великой Британии – во времена парламентской демократии и закона «Хабеас корпус». На чернокожих как на недочеловеков вся эта демократия не распространялась…

Характерное объявление из лондонской газеты «Пост Мэн» от 2–9 июня 1699 года: «Продается девочка-негритянка, шести лет, хорошо говорит по-английски, приятная и сообразительная, умеет многое делать. Обращаться к хирургу на Флаггот-роуд в Детфорде, что рядом с Лондоном, где можно будет на нее посмотреть и обсудить покупку с ее хозяином».

А вот другое объявление того же времени, но уже другого характера: «Черный мальчик тринадцати лет сбежал из Патни, на нем был ошейник с надписью „Негр леди Бромфильд, Линкольн-инн-филдз“. Вернувшему мальчика обещается гинея в качестве вознаграждения».

Надо полагать, бедолагу изловили очень быстро, и кто-то без особого труда заработал гинею: негр для Англии тех времен все же был зрелищем редкостным, которое видно за версту…

Вернемся в Африку, на тот же Невольничий берег, где как раз идет торговля меж очередным капитаном и очередным вождем…

Поговорка «Не обманешь – не продашь» действует на любом континенте, о каком бы товаре ни шла речь. Сначала полагалось купить рабов вождя – иначе никакого торга не получится. Вожди шли на всевозможные мошенства: наголо стригли и брили рабов, чтобы скрыть их возраст и подсунуть пожилых, а то и стариков. Так что определить возраст можно было только по состоянию зубов. А кроме того, следить, чтобы среди рабов не оказался больной сифилисом (сифилис там свирепствовал), способный на корабле заразить остальных. Поэтому в составе экипажа невольничьего корабля одной из самых важны персон был врач (получавший с рейса два раба или 12 пенсов с головы). Врач обследовал «живой товар» на сифилис, осматривал зубы, заставлял бегать, подпрыгивать, махать руками, чтобы оценить силы и определить, имеет он дело с сильным мужчиной или «загримированным» старичком (для европейцев все негры были, в общем, на одно лицо).

Когда все рабы вождя были осмотрены и подходящие отобраны, к торговле допускались подданные чернокожего царька – «по старшинству», в зависимости от общественного положения. Всех отобранных загоняли в особый загон и торопились до захода солнца успеть заклеймить раскаленным железом – и мужчин, и женщин. Клеймо ставилось иногда на плече, иногда на груди и чаще всего представляло собой первую букву названия невольничьего корабля. Это делалось с насквозь практической целью: чтобы ушлые негритянские партнеры (а кто они еще, как не партнеры?) ночью не подменили молодых и сильных мужчин пожилыми и слабосильными.

На неграх лежала обязанность бдительно охранять загоны, чтобы никто не сбежал, а утром доставлять их на корабли на своих каноэ. Почему негритянским каноэ отводилась большая роль и за их услуги платили отдельно? Географическая специфика. Во многих местах, где происходили невольничьи торги, корабли из-за высокого прибоя не могли причалить к берегу, становились в море на рейде, и негров на борт доставляли на каноэ, закованными и часто прикрепленными к общей цепи – чтобы не прыгнули за борт и не попытались бежать. А тем временем чернокожие брокеры (ага, брокеры, они так и звались) вели новые партии рабов…

Как я уже говорил, за десятилетия сложилась целая индустрия, в которой с африканской стороны участвовали отнюдь не пропившие мозги жюльверновские алкоголики, способные отдать раба за бутылку виски, – респектабельные, можно сказать, чернокожие предприниматели, прекрасно умевшие и считать деньги, и организовать свою часть бизнеса. Отлаженная ими система услуг стоила недешево – в среднем в 1790 г. стоимость погрузки негров на один невольничий корабль, то есть «накладные расходы», достигала, по сделанным тогда же подсчетам, около 150 тогдашних фунтов стерлингов – покупная цена примерно пятнадцати рабов. Но капитаны безропотно платили – их в Америке ждала фантастическая прибыль…

Распространено заблуждение, что рабов набивали в трюмы, как селедок в бочки, так что они едва могли шевельнуться, – и за все время плавания из трюма не выпускали. Это действительно так, но относятся эти ужасы уже к гораздо более позднему времени, о чем я чуть погодя расскажу подробнее. А что касается восемнадцатого века – не стоит забывать, что рабы были ценным товаром. Покупная цена в Африке могла достигать и двадцати фунтов, а вот продажная в Америке – и восьмидесяти. В этих условиях деловой человек заботился о сохранности товара насколько возможно – никто ведь не грузит японские телевизоры в кузов грузовика навалом, вилами.

Часть капитанов и в самом деле набивала трюмы рабами так, что они могли лежать только на боку. Другие – конечно, не более гуманные, а просто более практичные – вели себя иначе. Вот что писал в мемуарах большой знаток проблемы, многолетний капитан невольничьего судна англичанин Снелгрейв: «Покупая негров, мы заковываем в железо наиболее дерзких из них, однако женщинам и детям позволяем ходить свободно. Когда же удаляемся от побережья, освобождаем от оков и мужчин. Их кормили дважды в день и позволяли в хорошую погоду выходить на палубу в семь утра и оставаться там, если считают нужным, до захода солнца».

Некоторые капитаны устраивали для рабов на палубе самые настоящие танцы под музыку – разумеется, не для их удовольствия, а чтобы это служило для живого товара чем-то вроде укрепляющей силы физзарядки.

Ну а негритянки помоложе и посимпатичнее на все время плавания (как правило, занимавшего от шести до десяти недель) становились сексуальными игрушками бравых морячков. На одних кораблях строго соблюдали субординацию, позволяя развлекаться с чернокожими красотками лишь судовым офицерам (и, понятное дело, в первую очередь капитану), на других царила этакая демократия – к забавам допускался весь экипаж.

И все же плаванье на любом невольничьем корабле, соблюдалась ли там какая-то гигиена или отсутствовала полностью, было лотереей, в которой проигрышный билет означал смерть. На кораблях среди негров (и часто передаваясь матросам) нередко вспыхивали эпидемии дизентерии, оспы и еще какой-то загадочной, до сих пор, кажется, не установленной болезни, когда от человека к человеку заразным образом передавалась слепота. Дизентерию тогда лечили самыми примитивными методами, а оспу и слепоту не умели лечить вообще. Так что за борт периодически выбрасывали мертвецов. Когда на одном из кораблей загадочная слепота поразила сразу тридцать девять человек, капитан распорядился вывести их на палубу, привязать к ногам груз и выбросить в море.

Еще в 1680–1688 гг. Африканская торговая компания привезла в Америку 60 783 раба, а за время плаванья через Атлантику 14 387 потеряла. А в восемнадцатом веке один ливерпульский капитан, явно из особенно алчных, принял на борт семьсот рабов. Мест было мало, и он уложил их в два слоя, друг на друга. Естественно, ни о каких прогулках, танцах и регулярных опрыскиваниях трюмов уксусом (что практиковалось на многих кораблях) речь не шла. За время плавания умерла половина рабов. А потому постоянными спутницами невольничьих кораблей были стаи акул, сплывавшихся на даровую поживу.

В Америке, выставляя доставленных рабов на продажу, капитаны шли на всевозможные мошенничества. Расскажу только об одном. Один ливерпульский капитан хвастался, что сумел обмануть не кого-нибудь, а евреев. Большая партия негров с его корабля маялась дизентерией, из них, простите, непрерывно текло – а, как показывала практика, такие больные очень быстро умирали. Капитан проявил гнусную изобретательность – попросту заткнул неграм задние проходы паклей, забил плотные пробки и побыстрее продал евреям (торговля вообще в те времена происходила быстро, покупатели кидались оравой в загон и буквально расхватывали приглянувшийся им «товар», так что некоторые негры в ужасе бежали куда глаза глядят, полагая, что белые хотят их съесть и выбирают самых упитанных). Это очень быстро обнаружилось – но, полагаю, своих денег евреи назад так и не получили, как и облапошенные покупатели других национальностей (о таком нет ни малейших сведений).

В самом Лондоне к 1764 году имелось уже примерно 20 000 рабов-негров – их там свободно продавали и покупали, как когда-то саксы – кельтов, а нормандцы – саксов. Их использовали исключительно в качестве слуг. У джентльменов (а их в столице хватало), вообще у богатых людей считалось крайне гламурным иметь камердинера-негра, «украшенного» серебряным ошейником. Спрос рождает предложение – и ювелир Мэтью Дэйер с улицы Орчард-стрит в Вестминстере, чутко откликаясь на запросы рынка, поместил объявление, где возвещал, что производит на потребу благородным господам «серебряные замки и ошейники для черных и собак». Варварская Россия, где в то время вовсю процветало крепостное право, ни до клейм, ни до ошейников для крепостных не додумалась…

Сколько всего горемычного черного народа было вывезено из Африки? Точных сведений нет и вряд ли когда-нибудь будут. Многие считают – 10 000 000. Серьезный историк Д. Ф. Доу, занимавшийся и работорговлей XVII–XVIII вв., называл гораздо большую цифру – 50 000 000. Известный американский историк Герберт Аптекер в книге «Колониальная эра» – вообще 75 000 000. Возможно, какие-то из этих цифр и преувеличены – подробной, всеобъемлющей статистики все равно нет. Но одно не подлежит сомнению: Африка лишилась многих миллионов своих жителей (что особенно гнусно, в этом активнейшим образом участвовали сами же африканцы в немалом количестве).

Об отношении творческой интеллигенции к работорговле. Довольно известный в свое время поэт Уильям Купер написал цинично, но, по крайней мере, откровенно:

– Я удручен торговлею рабов, боюсь, что те, кто пропадают и покупают их, негодяи; то, что я слышу о мучениях, страданиях и стонах рабов, почти способно выжать слезы из камней. Мне очень жалко их, но я должен молчать, ибо как можно обойтись без сахара и рома?

Нашелся и другой… Артист-трагик Джордж Фредерик Кук, как-то явившись в Королевский ливерпульский театр в изрядном подпитии (обычное дело для тружеников Мельпомены в то время), стал во время антракта, шатаясь, болтаться по сцене. Публика принялась его освистывать. Тогда актер, придав себе как можно более устойчивое положение, крикнул:

– Я вышел сюда не для того, чтобы меня оскорбляла группа негодяев, в проклятом городе которых каждый кирпич замешан на африканской крови!

Но подобные проявления благородных эмоций в Ливерпуле были крайне редки. По подсчетам некоторых историков, общая прибыль Ливерпуля от работорговли составила 15 186 850 тогдашних фунтов стерлингов. Какие уж тут благородные эмоции, если нельзя обойтись без сахара и рома?

Печальный парадокс восемнадцатого века в том, что с моряками невольничьих кораблей, такими же англичанами, вольными подданными Великой Британии, сплошь и рядом обходились даже более скотски, чем с неграми-рабами. Причина проста: негр был ценным товаром, способным порой принести прибыль процентов до четырехсот, а матрос – расходным материалом, обходившимся чуть ли не в гроши и легко заменявшимся без всяких хлопот и особых расходов. Он ведь был бедняком, а кальвинистская этика, как мы помним, бедняков за людей как-то и не считала…

В том же Ливерпуле моряков в массовом порядке спаивали в кабаках, чьи хозяева находились в сговоре с судовладельцами (там была отлаженная система), втягивали в долги, а потом неведомо откуда появлялся благодетель-вербовщик и подсовывал договор. Большинство подмахивали – а куда денешься? И получали… нет, не деньги, своего рода расписку, которую капитан брался оплатить только тогда, когда корабль окажется далеко в открытом море. Ну и хватало случаев, когда по классическому методу пьяному давали по голове в темном закоулке и уволакивали на корабли. В открытом море жаловаться было некому, судей и шерифов там как-то не водится, а капитан – как известно, первый после бога…

Пока корабль не оставлял позади европейские берега – пролив Па-де-Кале, Бискайский залив, с моряками обращались хорошо, давали добротную одежду и хорошо кормили. Отношение резко менялось, когда судно оказывалось в открытом океане и бежать было попросту некуда. Выдача воды сокращалась до предела, пища становилась гораздо более скудной. Капитана и его офицеров это не касалось – у них было сколько угодно вина, пива и воды.

Матросов обрекали на жажду не из садизма – просто-напросто в заботе об экономии воды. Спали они на палубе – поскольку трюмы были забиты товарами для чернокожих партнеров. Точно так же, на палубе, матросы обитали во время рейсов в Америку – трюмы были полны рабами.

За малейшую провинность били жестоко – в основном плеткой-девятихвосткой. Деваться опять-таки было некуда – не бежать же вглубь африканского континента, где одинокого белого беглеца запросто могли съесть? (Я не шучу – людоедство в тех местах процветало.) Ничего удивительного, что порой приходилось приводить из трюма рабов и заставлять их выполнять матросские обязанности – натягивать канаты, ставить паруса. Большая часть экипажа попросту не могла встать, лежала в лежку, скошенная голодом и разнообразными болезнями…

Александр Фалькенбридж, бывший врач на невольничьем корабле, не только давал показания перед парламентской комиссией, но и написал небольшую книжку о плаваньях за рабами. Я читал обширные отрывки и из нее, и из мемуаров других врачей (их было много написано) – но приводить их здесь не буду, чересчур уж тяжелое чтение. Причем речь, повторяю, идет о том, как зверствовали не над неграми, а над свободными англичанами, которых, уверены наши нынешние правозащитники, всех поголовно охраняли «вековые традиции британской демократии» и Билль о правах. Наивные…

Один из современников не зря назвал работорговлю «могилой для моряков». Нешуточную возможность отыграться моряки получали, когда невольничий корабль приплывал наконец в Америку, – бежали с кораблей массами. Отыскать их и вернуть у капитанов не было ни малейшей возможности. По подсчетам историков, в порт, откуда корабль вышел, возвращалось в среднем две трети первоначальной команды – а частенько и половина, и треть. Кто умирал, кто дезертировал.

Конечно, работорговлей занимались еще французы, португальцы, голландцы и датчане. Но пальма первенства принадлежала англичанам. По подсчетам того же Дж. Ф. Лоу, за два с половиной столетия англичане вывезли из Африки вдвое больше рабов, чем все остальные страны, вместе взятые.

В общем, английский ученый Л. Ливен, лектор Лондонской школы экономики, пишет откровенно в своей книге «Российская империя и ее враги с XVI в. до наших дней» (издана у нас, рекомендую): «Рабство сыграло важнейшую роль в развитии как Британской империи, так и современной интегрированной мировой экономики». Дело в том, что Ливен – потомок русских эмигрантов-офицеров и писал многое, о чем из той самой деликатности умолчал бы какой-нибудь потомственный британец, овеянный теми самыми вековыми традициями демократии…

Нужно еще добавить, что в восемнадцатом веке не только англичане самым скотским образом обращались со своими. Этим грешили практически все европейские морские державы – причем чаще всего речь шла о скотстве по отношению не к матросам (хотя и тем в соответствии с нравами века доставалось немало горького), а пассажирам. Для капитанов они особого интереса как-то и не представляли – негр был ценным товаром, способным при удачной продаже принести и четыреста процентов прибыли, а пассажир заранее заплатил за проезд, деньги назад потребовать не мог, а потому его судьба совершенно неинтересна: останется он в живых или помрет – его личное дело, если творчески прикинуть.

Цифры… очень неприглядные цифры смертей, что там. На одном из кораблей во время рейса в американские колонии мертвыми отправились за борт 130 человек из… 150. В 1710 г. три тысячи немцев плыли искать счастья в английских колониях в Америке. Рейс затянулся с января по июнь: штили, противодействующие ветра, как следствие – нехватка еды и воды, болезни. Умерло примерно человек пятьсот. Не лучшая участь ждала и беженцев в Америку, гугенотов из Роттердама – отплыли 150 человек, а через двадцать четыре недели оказавшегося крайне тяжелым рейса в Америке живыми высадились на берег всего около пятидесяти. На другом корабле (1738 г.) дизентерия и некая «заразная лихорадка» оставили в живых 105 человек из 400. Дотошные историки подсчитали: в 1750–1755 гг. с кораблей, отплывших в Америку из Роттердама, было сброшено за борт две тысячи трупов. А в 1755 г. во время переброски в Нью-Йорк полка шотландских стрелков сто из них умерли.

В 1756 г. некий Муленберг, один из счастливчиков, которому удалось добраться до Америки живым и здоровым, оставил воспоминания: «Во время плавания переживаешь на этих кораблях ужасные мучения, вонь, дым, рвоту, разные болезни, лихорадку, дизентерию, цингу, дурной запах изо рта и тому подобное. Все это идет от пересоленной пищи и мяса, а также от плохой, грязной воды. Поэтому многие мрут жалким образом… Многие сотни людей неизбежно погибают в таких ужасных условиях и должны быть выброшены в море. Ночью и днем на борту корабля не прекращаются вздохи, плач и причитания».

Самое занятное, что все эти невзгоды касались не одних «простолюдинов», но и личностей «благородного звания». В отличие от нашего времени, роскошных лайнеров для VIP-персон еще и в помине не было, так что самые знатные и богатые вынуждены были отправляться за океан на тех же самых кораблях – небольших, переполненных, с тесными каютами. Разница только в том, что VIP-персоны обитали в отдельных каютах (не особенно и комфортабельных, впрочем), могли прихватить с собой слуг и запас хорошей еды (довольно скромный, потому что консервов еще не изобрели). Но от разнообразных эпидемий и они были не застрахованы. Супруга губернатора одного из островов в Вест-Индии писала потом: корабль, на который она попала, был «настолько набит людьми и товарами, столь насыщен инфекционными болезнями, что через некоторое время пассажиры уже наблюдали сбрасывание трупов в море».