Текст книги "Проникшие из кошмаров"

10

Глушков был сегодня не в духе. За шесть лет Витя отлично изучил своего недруга. Когда Мишка сидит, пялясь в окно, и ковыряет в своем ослином (на взгляд Вити) носу – не жди ничего хорошего.

Звонок.

Сейчас главное скорее прошмыгнуть в дверь и затеряться где-нибудь между беседок на школьном дворе. До конца перемены.

Витя был уже на пороге, когда услышал резкое:

– Щеглов, стой! А ну, подойди сюда.

Витя повиновался.

Мишка возвышался над ним, как гора над мышонком.

– Как ты меня тогда назвал? – Глушков выкатил вперед свою квадратную челюсть.

– Когда, Миша? – Витина душа, как всегда в такой ситуации, упала в самые пятки.

– На физре.

– Не помню.

– Тебе напомнить? – Глушков угрожающе надвинулся.

– Прости, Миша, вырвалось, – начал оправдываться Витя.

– Ах, вырвалось? Да я тебе сейчас язык вырву! Хочешь?

– Не надо, – Витин голос предательски задрожал.

– Так кто козел? – Глушков напирал.

В этот миг Витя подумал о Каролине. Только бы она не увидела! Только не это! Вроде бы она уже вышла из класса. Или нет? Именно это сейчас казалось Вите главным.

– Я козел, Миша, – пролепетал Щеглов.

– Не слышу! – пробасил Глушков. – Громче скажи.

– Я козел, – повторил Витя чуть громче.

– Ты чего, вообще онемел? – Ослиные ноздри Глушкова начали раздуваться. – Громко скажи: я паршивый козел.

– Я паршивый козел! – почти прокричал Витя.

– То-то же, – удовлетворенно сказал Глушков и похлопал себя по животу, будто бы съел что-то вкусное. – Ладно. Прощен.

Он вернулся на свое место и принялся тыкать пальцем в смартфон.

Витя повернулся лицом к выходу, и ему захотелось лужей растечься по полу, просто перестать существовать. В дверях стояла Каролина. Она все это видела. И слышала.

Она сделала шаг вперед и тихонько сказала прямо Вите на ушко:

– Хочешь, чтобы он исчез?

Витя стоял как вкопанный. Витя молчал.

Витя сделался красным, как помидор.

– Только пожелай, – шепнула она и упорхнула, словно легкая бабочка.

11

Толик, кое-как покончив с домашним заданием, отправился спать. Забравшись под одеяло, он взял в руки Витин «подарок».

– Как же ты все-таки на Каролину похожа! – сказал он фигурке. – Дурак Витька, что выкинуть тебя захотел.

Каролина нравилась не только Вите. Она нравилась и Толику, и Мишке, да, пожалуй, всем пацанам из шестого «А».

Толик мечтательно закатил глаза, вздохнул, поставив статуэтку на пол возле кровати, и погасил ночник.

Ему снилось, как они с Каролиной едят в «Макдоналдсе» бургеры и длинный хрустящий картофель фри, запивая всю эту прелесть холодной колой. Прямо напротив располагалось огромное, во всю стену, окно. А за ним проплывали пушистые фантастические облака. Не в вышине проплывали – они медленно двигались совсем рядом, будто бы «Макдоналдс» стоял не на земле, а парил в небесах, как большой самолет или дирижабль. Одни облака были похожи на замки, другие – на разных животных. Вот большой белый кот. Вот двугорбый верблюд. А это – смешной полярный медведь. А вон то, что плывет чуть подальше, похоже на Патрика Стара – глупую морскую звезду, лучшего друга Губки Боба из когда-то любимого Толиком мультика.

Вдруг их тряхнуло. Будто бы «Макдоналдс», как самолет, провалился в воздушную яму. Снова тряхнуло, да еще сильней прежнего. После третьего толчка Толик проснулся. Как же глупо закончился такой распрекрасный сон! Может быть, если повернуться на другой бок и поскорее заснуть, он продолжится? Так Толик и решил поступить. Но, как только он уютно улегся на правом боку, кровать содрогнулась.

Что это? Толик рывком сел. Новый толчок. Будто бы что-то билось о днище кровати. Если бы у него был пес или кот, то все было бы ясно. Но в доме нет домашних животных! У Ваньки, младшего братца, видите ли, аллергия на шерсть.

Из-под низа снова кто-то лупанул по кровати. Матрас заходил ходуном. Толику стало по-настоящему страшно. Кто засел под его кроватью? Кто прячется там, в темноте?

И тут его осенило. Ему даже захотелось расхохотаться. Ванька! Кто же еще? Правда, как у этого трехлетнего балбеса хватило ума и смелости среди ночи прийти в его, Толика, комнату и залезть под кровать? Там же темно, хоть глаз выколи. А такие малютки, как Ванька, просто обязаны страшиться ночи и темноты. «Видать, так захотелось меня напугать, – решил Толик, – что сам перестал бояться». Ну, сейчас он задаст этому герою сопливому.

Толик включил ночник – круглого очкастого зайца, стоящего возле, на столике. Слез на пол, встал на колени и заглянул под кровать.

Под кроватью никого не было.

Не может быть! Толик присматривался. И вот… Не показалось ли? В дальнем левом углу, в темноте, что-то поблескивало. И шевелилось. И оно было явно не Ванькой. Толик почувствовал, как волоски на загривке становятся дыбом. Он и сам бы не смог объяснить, почему с криком не бросился из комнаты вон, а, как кузнечик, подпрыгнув кверху, опять заскочил на кровать. Наверное, не хотел считать себя трусом, испугавшимся неизвестно чего.

«Спокойно, – говорил себе Толик, – спокойно. Надо просто подумать, кто же там может быть». На шкафу лежала хоккейная клюшка. Какого черта он ее туда зашвырнул? Стояла бы, как всегда, у стены, недалеко от кровати. Теперь нужно встать, взять табурет, дойти с ним до шкафа, снять клюшку, а после… Кто бы там ни шевелился во мраке, он попробует эту клюшку на вкус.

Понимание того, что теперь он вооружен, придало Толику уверенности. Толик уже спустил ногу с кровати, намереваясь приступить к осуществлению своего славного плана, но…

Нога, будто сама собой, пулей вернулась на прежнее место. Из-под кровати медленно выползала змея. Толстая. Угольно-черная. Ее чешуйки, переливаясь, посверкивали в тусклом свете ночника-зайца.

Толик отполз к противоположному краю кровати. Связавшись в тугой комок, прижался спиной к стене. Ужас парализовал его. Он даже не мог закричать. А змея уже поднималась наверх, на постель. Уже струилась по простыне, по скомканному одеялу. И вот она остановилась. Прямо перед окаменевшим, полумертвым от страха Толиком. Голова и тело ее поднялись. Она стала похожа на готовящуюся нанести смертельный укус кобру. Голова! Только сейчас Толик заметил, какая странная у нее голова. Слишком большая для змеиной. И еще на ней не было глаз. Да и голова ли это? Она больше походит на сжатый кулак. И тут же, будто в подтверждение этой догадки, кулак разжался. Превратился в скрючившую пальцы пятерню с длинными, полыхающими фиолетовым светом ногтями.

То, что казалось змеей, было рукой. Длинной и сильной черной рукой, отделенной от тела. Жуткой рукой, жившей своей собственной жизнью. И Толик вспомнил свой прежний кошмар.

Когда-то, давным-давно, эта рука приходила к нему во снах. Выползала ночами из-под кровати, тянулась к нему, сверкая фиолетовыми ногтями. Хватала ледяной мертвой хваткой за ногу или за руку и тянула вниз, за собой, под кровать, в зловещую мглу, в страшный мир, откуда не возвращаются.

Пятерня, принявшая форму когтистой лапы, сначала немного отклонившись назад, ринулась к шее Толика. Защищаясь, он закрылся рукой. Черные пальцы впились в запястье, сжали его, как тиски. И ужасающая рука, как тогда, в уже позабытых детских кошмарах, снова потащила его за собой, к краю кровати, за край, в темноту…

– Рука, стой! – вдруг прокричал тоненький металлический голос. – На сегодня с него достаточно.

Голос принадлежал статуэтке. Она стояла на столике, рядом с ночником-зайцем. Как она оказалась там? Толик готов был поклясться, что, ложась спать, оставил ее на полу! Статуэтка больше не была похожа на Каролину. Рожица ее стала страшной, уродливой. Пасть клыкастой. Глаза горели яркими зелеными точками. Она сделалась точно такой, как ее описывал Витя.

Рука послушно разжалась. Скользнув по одеялу, бесшумно съехала на пол и уползла под кровать.

– Заяц! Усыпи его! – скомандовала статуэтка.

И пузатый заяц ожил. Захлопал глазищами под своими очками. Забормотал что-то негромкое и неразборчивое.

Тут Толик вспомнил еще кое-что. Как-то раз (было это давно: может быть, в первом классе, а может быть, даже раньше) ему на день рождения подарили этого зайца. Он мечтал о конструкторе лего, а ему подарили дурацкий ночник! Конечно же Толик его невзлюбил. И наверное, потому заяц начал являться к нему в страшных снах. Да не один, а в компании крючконосой старухи-ведьмы. Заяц этот обладал даром гипноза, как кот из мультфильма «Озорная семейка». Кот-гипнотизер был очкариком. Заяц-ночник тоже носил очки. Должно быть, поэтому, как это нередко бывает во снах, их образы смешались. Ведьма отдавала зайцу приказы: «Усыпи его», «Сделай так, чтобы он не смог пошевелиться», «Сделай так, чтобы он не смог говорить». Заяц немигающим гипнотическим взглядом глядел на Толика, начинал бормотать что-то, и с Толиком происходило то, что хотела ведьма. Вот ведь какая чушь иногда может сниться!

Но теперь давнее сновидение будто бы ожило. Только руководила пузатым гипнотизером не ведьма, а статуэтка. Заяц из-под очков продолжал сверлить Толика туманящим сознание взором и все бормотал, бормотал, бормотал… Монотонно и убаюкивающе. Мысли от этого начинали путаться, веки становились тяжелыми, тело ватным и неподвижным, глаза сами собой закрывались, и Толик погрузился в глубокий и крепкий сон.

«Какая же фигня мне приснилась!» – было первой мыслью Толика, когда он проснулся утром. Но взгляд его упал на столик, и он увидел, что статуэтка стоит на нем, рядом с проклятым зайцем, который так и остался включенным. Толик оглядел свою руку. На правом запястье браслетом темнел синяк.

«Так. Ночник я мог забыть выключить. Статуэтку, допустим, я переставил с пола на столик и тоже забыл об этом. А синяк? Синяк я мог заработать во время футбольного матча с бэшками», – постарался объяснить увиденное Толик. Но верилось в эти объяснения слабо.

12

В квартиру Щегловых позвонили. Дверь отворил Витя. На пороге стоял Толян, и вид у него был мрачней, чем у тучи. В руке он держал злосчастную статуэтку.

За Витиной спиной нарисовалась Катя.

– А! Это ты, – сказала она с разочарованием в голосе, – а я думала, что это Светка за мной зашла.

– Чего ты в такую рань встал? Воскресенье ведь, – спросил Витя, нутром почуяв неладное.

– Слушай, забери ты эту штуковину, – Толик протянул ему статуэтку.

– Да не нужна она мне.

– Нужна или не нужна, но ты все равно возьми, – Толя вложил фигурку в Витину руку.

– Случилось, что ль, чего? – В Витиной голове продолжали крутиться нехорошие подозрения.

– Что могло случиться-то? – Толик пытался играть невозмутимость. Выходило неважно.

– Ну, например, напугала она тебя. – Он помахал перед лицом друга статуэткой.

– Как она могла меня напугать?

– Ну, типа, ожила ночью.

Катя закатила глаза к потолку.

– Хорош, Витёк, – нахмурился Толик. – Надоел ты уже со сказками своими, ей-богу.

– Тогда зачем ты мне ее отдаешь?

– Разонравилась.

– С чего бы вдруг?

– Разонравилась, и все, – ушел в глухую защиту Толик.

– Ну и выкинул бы сам.

– Не могу я чужую вещь выкидывать.

– Что-то темнишь ты, Толян, – покачал головой Витя.

– Ничего я не темню, – ответил тот. – И вообще, пора мне.

– Куда это тебе пора в выходной-то с утра пораньше? – не поверил Толику Витя.

– Так это… К годовой по физике готовиться.

– Да ну?

– Все. Побежал. До завтра! – И Толик сам захлопнул за собой дверь.

– Ты видела? – Витя повернулся к Кате.

– Что видела? – Сестра сделала непонимающие глаза.

– Что врет он. Что боится. Что не просто так мне статуэтку отдал.

– Ну и дурачок ты, Витька!

– Почему это? – обиделся Витя.

– Разыгрывает он тебя. А ты и ведешься.

– Э нет, – не согласился Витя. – Если бы он меня разыгрывал, он бы, наоборот, жути бы всякой про статуэтку понарассказывал.

– Вот ты простой! – всплеснула руками Катя. – Если бы он ужасы всякие рассказывал, то ты бы сам его на смех поднял. Сказал бы: «Я же говорил, что в штаны наложишь, вот ты и наложил». А он, видишь, тонко действует. Так, чтобы и тебя напугать еще больше, и себя не подставить.

– Нет, Катя, – Витя твердо стоял на своем: – Не то ты говоришь. Это правда вещь нехорошая, – он поиграл в руке статуэткой. – Не зря сторож говорил, что нельзя оттуда ничего брать.

– Какой сторож? Откуда? – не поняла Катя.

– Из дома на пустыре.

В ответ сестра лишь рассмеялась:

– Ты не только трусохвост, Витька. Ты еще и простак. Хочешь, докажу?

– Как ты докажешь?

– Легко! Дай мне эту фиговину, – она вырвала статуэтку из Витиной руки.

– И что ты собралась с ней делать?

– Заберу ее к себе на ночь, Витенька.

– Не советую этого делать.

– У меня-то она уж точно не оживет.

Катя сунула статуэтку под мышку и, напевая веселую песенку, пошлепала в свою комнату.

13

Как же приятно парить в чистом, как стеклышко, голубом небе! Словно птица или воздушный шар. Катя наслаждалась полетом, звенящей тишиной и прохладой. А внизу раскинулись квадратиками пестрые цветочные клумбы, синие кружки прудов, серебряные змейки речушек. Вместе с Катей летели белые птицы, целая стая. Они резвились, на лету весело кувыркались в воздухе, играли друг с дружкой в салочки. При этом не раздавалось ни звука – ни криков, ни чириканья, ни хлопанья крыльев.

Вдруг Катю что-то ударило в бок. Потом по плечу. Потом по макушке.

«Ага! – поняла Катя. – Птицы приняли меня в игру». Движение остановилось. Пять крупных голубей (а это были голуби – теперь Катя не сомневалась) зависли на месте и, мельтеша крыльями, выстроились перед ней в ряд. Самый большой, который раскачивался в воздухе по центру веселой компании, нахохлился и, втянув голову, внезапно метнулся вперед, прямо на Катю.

Бом! Он угодил Кате в лоб.

– Ох!

Не успела она опомниться, как второй голубь залепил ей в челюсть. Не то чтобы больно, но неприятно.

– Эй, вы что, турнир по боксу решили устроить? – возмутилась девчонка. – Я ведь тоже заехать могу!

– Попробуй, – вдруг сказал один из них человеческим голосом.

– Р-р-рискни, – прорычал другой.

– Уверена? – спросил третий.

– Кишка не тонка? – съехидничал четвертый.

– Все! Просыпайся! – закричал пятый, самый большой.

Катя открыла глаза. Голуби превратились в головы. Качаясь, будто в невесомости, над кроватью, они светились в темноте, как гнилушки. С отрубленных шей свисали кровавые бахромки кожи. На раздувшихся лицах зияли почерневшие раны. А красные навыкате глаза беспорядочно вращались в разные стороны.

– Ну что, моя девочка, поиграем? – спросила самая крупная, лысая, чье лицо наискосок пересекал ужасный темно-бурый разруб.

«Спокойно. Я просто еще не проснулась», – подумала Катя и шлепнула себя по щеке.

– Что, не получается? – с фальшивым сочувствием в голосе поинтересовалась другая голова – вся сморщенная, с червями, лезущими из ноздрей.

«Ничего страшного, – продолжала мысленно успокаивать себя Катя, – что, тебе мертвые головы никогда не снились?»

А они действительно ей снились. На конкурсе Катиных кошмаров им принадлежало первое место.

– Может, в догонялки? – предложила третья – с большими оттопыренными ушами. – Ты убегаешь, а мы тебя ловим. Если поймаем – тебе конец.

«Только не кричать, не кричать, – уговаривала себя Катя. – Если закричу на весь дом, вот сраму-то будет».

Катя закрыла глаза, мысленно досчитала до десяти. Когда она снова их откроет, кошмар исчезнет. Такое уже работало. Но не в этот раз. Головы и не думали убираться. Они все так же нависали над Катей и злорадно посмеивались.

– Опять не вышло? – ощерилась пеньками гнилых зубов четвертая голова.

«Они ничего мне не сделают. Они ненастоящие, ненастоящие, ненастоящие», – повторяла Катя внутри себя, как заклинание.

– Может, тебя укусить? – оскалилась пятая, косматая, с проваленным носом.

– Убирайтесь из моего сна, – прошептала Катя. – Вы ненастоящие.

– Уверена? – спросила с кривой ухмылкой самая крупная голова.

– Уверена, – тихо ответила Катя.

Но это было неправдой.

– А давайте ее сожрем, – вдруг предложила еще одна, обнажив длинные желтые зубы.

Все головы как по команде клацнули челюстями и облизнулись. Самая крупная угрожающе приблизилась к Кате, прямо к лицу. Из гниющего рта пахнуло протухшим мясом.

– Чур я откушу ей нос, – заявила первая голова, прицеливаясь.

– А я ухо, – вторила ей другая.

– А я другое ухо, – аппетитно причмокнула изъеденными губами третья.

– А я оторву ей щеки, – хохотнула четвертая. – Сначала правую, потом левую.

– А я отгрызу ей пальчики, – сглотнула слюнки пятая голова.

– Ну, по моей команде, на счет три, – самая крупная, ближайшая к Кате голова сделала оборот в воздухе, оглядев своих жутких собратьев.

– Итак. Раз! – Красные, как кровь, глаза хищно глядели на Катю.

– Два!

Катино сердце бешено колотилось. Пальцы отчаянно вцепились в одеяло.

– Два с половиной!

«А если это не сон? Что будет, если это не сон?»

– Два с хвостиком…

Все головы грозно сдвинули брови, готовясь к броску.

– Три!

– Головы, замри! – приказал пронзительный голосок.

Он прозвучал с подоконника. Именно туда Катя поставила статуэтку перед тем, как лечь спать.

– Не сейчас, – пропищала фигурка. – У вас еще будет время перекусить человечинкой. А пока… – Статуэтка подняла свою блестящую ручку кверху, от чего оконная форточка сама собой распахнулась: – Прочь отсюда!

Головы послушно развернулись, построились в воздухе одна за другой, юркнули в форточку и исчезли в ночи.

– Спи, девочка! – скомандовала фигурка, и глазки ее сверкнули зелеными искрами.

Какая-то странная тяжесть в тот же миг навалилась на Катю, мысли спутались и утонули в тумане, веки сами собой опустились, и ее накрыло темное покрывало глубокого сна.

14

Витя собирал рюкзак в школу, когда дверь его комнаты распахнулась и на пороге появилась Катя, держащая в руке статуэтку. Вид у сестры был беззаботный. Даже слишком беззаботный. Будто бы Катя пыталась его на себя нагнать.

– Добренькое утро!

– Добренькое, – ответил брат.

– Ты флешку с моим сериалом не брал?

– С каким сериалом?

– «Лиззи Магуайр».

– Да на фига он мне? – возмутился Витя. – Мало того что это белиберда девчачья, так еще и старье страшное. Как вообще такое смотреть можно?

– Ладно-ладно, не умничай. Не брал, так не брал.

– Ты бы мне лучше одиннадцатый сезон «Доктора Кто» дала посмотреть. Куда ты его зажилила?

– «Доктора Кто»? – Катя натянуто улыбнулась. – Посмотрим на твое поведение. Если будешь себя хорошо вести, может, и дам.

– Ты только из-за флешки сюда зашла?

Витя не сводил взгляда со статуэтки, которую Катя небрежно держала за голову.

– Да, – ответила сестра и вдруг будто бы спохватилась: – А! Чуть не забыла. Вот, – она поставила статуэтку на тумбочку, – возвращаю.

– А почему это ты мне ее возвращаешь? – Витя недоверчиво сощурил глаза.

– Так а зачем она мне нужна?

– Сама же просила!

– Я не просила, – не согласилась Катя. – Я сама ее у тебя забрала. И ты знаешь зачем.

– Чтобы доказать, что я трус и врун?

– Именно.

– И что, доказала? – Витя с вызовом посмотрел на сестру.

– Естественно.

– Значит, ночью все было спокойно?

– Спокойнее не бывает, Витенька, – Катя опять улыбнулась и снова, как ему почудилось, натянуто.

– Кать, а ты не врешь? Ты ничего не скрываешь?

– Вот еще! – фыркнула она. – Больно надо. Да и что я могу скрывать? Что твоя статуэтка по комнате бегала?

– Ну… – Витя замялся, – может, и не бегала. Может, тебе просто сны нехорошие снились. Может…

– Мне снились отличные сны, – перебила Катя. – Просто замечательные. А если бы даже снились плохие, то с твоей статуэткой это никак не связано.

– Так, значит, все-таки тебе снились кошмары? – Витя почти обрадовался.

– Все, – вдруг заторопилась сестра. – В школу пора. И ты шевелись. А то опоздаешь. – И она спешно вышла из комнаты.

– Кать! Расскажи, что тебе снилось, – крикнул вслед Витя.

Ответа не последовало.

15

Всю дорогу от дома до школы Витя провел в нелегких раздумьях. Катя и Толик что-то недоговаривают – он практически в этом не сомневался. Конечно же им просто страсть как не хочется признавать, что они были неправы. Они что-то видели. С ними что-то происходило. Только вот что? Но, как бы то ни было, от статуэтки надо избавиться. Сейчас она находится в Витином рюкзаке, прячется между учебниками и тетрадками. Может быть, она опять ожила? Вращает горящими глазами, клацает железными челюстями? Витя поежился. На миг ему даже послышался негромкий металлический звук за спиной. Что-то чужое, зловещее, непонятное вошло в его жизнь вместе с этой девушкой из неизвестного сплава. Вот и сейчас оно притаилось за спиной, наблюдает, выжидает момент для новой атаки. Ну почему он не послушался сторожа?

Идея вышвырнуть статуэтку в мусорный бак была отвергнута сразу же. Если она вернулась оттуда в первый раз, вернется и во второй. Что же делать? Должен же быть какой-нибудь выход… А что, если просто вернуть ее? Да-да, принести ее на то место, откуда забрал. Такое может сработать. Витя слегка успокоился. По крайней мере теперь у него был план. Решено. Сегодня после уроков он пойдет на пустырь, в заброшенный дом, в огромную захламленную комнату с дырой в потолке, и оставит там статуэтку.

Сегодня снова физра. Какой идиот, какое злое чудовище ее только придумало! Что-то подсказывало Вите, что опорный прыжок через козла ничем хорошим для него не закончится. С какой бы радостью он смотался с урока! Но нельзя. Конец учебного года. Павел Андреевич уже написал замечание в электронный дневник: «Довожу до вашего сведения, что Виктор Щеглов прогуливает занятия по физкультуре. Прошу принять меры». Если появится еще одно, тогда можно так и остаться без телефона, даже несмотря на годовую четверку по математике.

Проблемы, как и предполагал Витя, ждать себя не заставили. Когда он, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, готовился разбежаться, прямо над ухом раздался противный смех.

– Гы-гы-гы! – гоготал Мишка. – Смотрите! Козел через козла прыгать собрался.

Витя втянул голову в плечи и побежал на снаряд. Стукнул ладонями о козла, оттолкнулся от мостика, неуклюже разбросал ноги в стороны и… сел.

– Эй, валенок! Ты куда ехать собрался? – заходился от хохота Мишка.

Ему вторил весь класс.

– Козел козла оседлал! – продолжал изгаляться Мишка. – Щеглов, ты только не пукни!

– Глушков, прекратить! – вмешался Павел Андреевич. – Щеглов, на исходную. Повторить.

Гимнастический козел Вите сегодня так и не покорился, хотя он честно пытался. Целых семь раз.

– Щеглов, ты не стараешься, – сокрушался Павел Андреевич. – В тебе что, совсем спортивного духа нет?

«Отвалил бы ты со своим спортивным духом, Павел Андреевич», – подумал Витя. Вслух же сказал:

– У меня это… просто нога немного болела, – и, притворно прихрамывая, побрел в раздевалку.

– Ты был просто прелесть! – Каролина нагнала Витю у входа в столовую.

«Опять началось», – Щеглов внутренне съежился.

– Ну нет у меня способностей к спорту. Не всем же быть чемпионами, – перешел он к оправданиям.

– Да я не об этом. Не о том, что ты через козла прыгать не умеешь. – Ее карие до черноты глаза глядели на Витю то ли с иронией, то ли с укором.

– Ты про Мишку опять, что ли?

– Ты сам сразу понял, что я про Мишку.

«Ее не проведешь. Все насквозь видит», – смекнул Витя.

Но все же решил попытаться:

– Ты не понимаешь. Мы, пацаны, всегда так общаемся. Подкалываем друг друга. Для нас это нормально.

– Друг друга? – усмехнулась Каролина. – Что-то я не слышала, чтобы ты хоть раз его подколол.

Ответить на это было нечего. Попытка не удалась. Витя сопел и покрывался краской стыда.

– Чего замолк? – добивала его Каролина.

– Думаешь, что я трус? – выпалил Витя.

– Думаю, что ты трус, – ни секунды не думая, ответила девочка.

Витя, у которого красными стали даже уши, молча опустил голову.

– Знаешь, – голос Каролины стал чуть ласковее, – если честно, у меня еще остаются сомнения. Быть может, ты и не такой трус, каким кажешься. Но если я еще раз увижу, что ты позволил ему унизить себя, – голос снова зазвучал жестко, – я точно буду уверена, что ты безнадежный трус и слабак.

– Почему тебе не все равно? – вдруг спросил Витя.

Ответа он не получил.

– А может, это и хорошо, что ты трус, – произнесла Каролина, загадочно улыбаясь.

– Почему хорошо? – опешил Щеглов.

Каролина не отвечала, лишь продолжала таинственно улыбаться.

– Слушай, а хочешь покажу тебе кое-что?

Витя и сам не смог бы объяснить, отчего у него возникло желание предложить ей это сейчас. Наверное, очень захотелось быть интересным. Или в знак благодарности за то, что ей было не все равно?

– Конечно хочу, – с готовностью согласилась Каролина.

– Пойдем в класс.

Они уселись за Витину парту. Он оглянулся по сторонам (нет ли лишних глаз?) и, покопавшись в рюкзаке, извлек оттуда фигурку:

– Гляди!

Каролина повертела ее в руках.

– По-моему, на тебя похожа, – осторожно заметил Витя.

– Разве? – пожала плечами девочка. – Не вижу ничего общего.

– А Толик тоже думает, что вы похожи.

– Мальчишки такие глупые, – вдруг захихикала Каролина. – А откуда она у тебя?

– Я нашел ее в страшном доме на пустыре, – сделав большие испуганные глаза, прошептал Витя.

– Вот как? И что в том доме страшного? – Она продолжала посмеиваться.

– Все! Там убивали людей. Там есть привидения, – заливал он.

– А если честно. Ну что там страшного?

– Да… – Витя почесал макушку. – Дом тот заброшенный, старый. А в таких домах всегда как-то не по себе.

– Ясно. Так сразу бы и сказал. А то привидения, трупы. Почему мальчишки такие вруны?

– Я просто хотел, чтобы тебе интереснее было, – потупился Витя. – Но это еще не все, – он поднял глаза. – Она… она… – Он размышлял, стоит ли рассказывать дальше. А если рассказывать, то о чем? Вите очень не хотелось, чтобы Каролина подняла его на смех. – Ну, если она стоит ночью в комнате, тебе начинают сниться очень страшные сны.

– Сны о чем? – Судя по горящим глазам Каролины, она проявляла искренний интерес.

– Ну, например, о том, что она оживает. Становится жуткой. Начинает бегать за тобой по комнате. Брр!

– Ты точно уверен, что это из-за нее?

– Конечно! Три ночи подряд мне кошмары снились. И еще сторож – ну, мужик, который тот дом охраняет, – предупреждал, что брать оттуда ничего нельзя. Потому что место там нехорошее.

– А ты, значит, не послушался и взял?

– Ага. Теперь вот после уроков обратно хочу отнести.

– А может, не надо? – Каролина хитро прищурилась.

– Как не надо? Надо. Я твердо решил. Нужно от нее избавиться.

– Лучше отдай ее своему врагу. Пусть ему теперь ужасы снятся.

– Постой, – идея Вите понравилась, – Мишке, что ли?

– Угу, – кивнула головой Каролина.

– Блин, – он потеребил нос, – классно было бы. Только вот как ему ее всучишь-то? Нужна она ему больно.

– Сделай вид, что с фигуркой тебе очень не хочется расставаться. Тогда Мишка сам у тебя ее отберет.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Витя посмотрел налево, туда, где стояла Мишкина парта. Глушков сидел на своем месте и ковырял пальцем в мобильнике.

– Вперед, – тихонько сказала Каролина, придав Вите решимости.

Он, прихватив статуэтку, уселся на соседнюю с Мишкой парту и поставил на нее свою «драгоценность», которую принялся нарочито рассматривать.

Не прошло и минуты, как Глушков это заметил:

– Э! Чего это там у тебя? – Мишка привстал из-за парты.

– Ничего, – Витя поспешно сунул статуэтку за пазуху.

– А ну покажь, – Мишка уже высился каланчой над изображающим беспокойство Щегловым. – Покажь, тебе говорят.

Витя нехотя вытащил статуэтку и поставил на парту.

– Ого! – Мишка тут же загреб ее своей длинной ручищей. – Прикольная шняга, – он поворачивал ее под разными углами, рассматривая. – На Каролину похожа. Где взял?

– Нашел.

– Где нашел?

– На пустыре.

– Не врешь? – Мишка с недоверием поглядел на Щеглова.

– Нет.

– Блестящая, как будто из серебра сделана, – сказал Глушков, пуская статуэткой солнечный зайчик.

– Наверное, кучу денег стоит, – добавил Витя. – Отдай, Миш, – и он протянул руку.

– Отдай уехал в Китай, – Мишка пытался поймать солнечным зайчиком глаза сидящей на третьем ряду Каролины.

– Отдай, Миш, хорош. Звонок скоро, – Витя продолжал держать руку протянутой.

– Ты, Щегол, клешню-то не вытягивай, – Мишка убрал статуэтку за спину. – Звонок, говоришь, скоро? Вот и топай на свое место.

– Миша, отдай. Ну пожалуйста, – продолжал канючить Щеглов, изображая из себя крайне расстроенного человека.

– Не ной, Щегол, – сказал Мишка, садясь за свою парту. – Я у тебя ее конфискую.

– Как конфискуешь? – Витя сыграл испуг.

– Каком кверху, – Глушков деловито засовывал фигурку в рюкзак: – Конфискую в качестве штрафа за грубость и хамство, – издевательски заулыбавшись, он застегнул молнию на рюкзаке.

– Но, Миша! Но так же нечестно! – Витя до того вошел в роль, что даже слезы на глазах навернулись.

– Топай отсюда.

– Миша! – взмолился Щеглов.

– Топай, тебе говорят.

В этот миг прозвенел звонок на урок. Долгий, пронзительный. Витя поднялся. Исподлобья посмотрел на Глушкова.

– Смотри. Она приносит плохие сны, – негромко произнес он.

– Что ты там бормочешь?

– Она приносит несчастья.

Мишка махнул на него рукой:

– Топай-топай давай.

Возвращаясь к себе за парту, Витя встретился глазами с Каролиной. Она подмигнула ему. Он подмигнул в ответ. План удался.