Текст книги "Проникшие из кошмаров"

16

Мишка недолго размышлял над тем, куда бы пристроить конфискованную статуэтку. Конечно, на полку под плакатом с Железным человеком – на полку, где, выстроившись в ряд, красуются Мишкины кубки. Этот – пузатый, как самовар, – за победу на гимнастической спартакиаде. А этот – высокий и словно бы позолоченный – за первое место на баскетбольном турнире. А вон тот – чаша с длинными ручками (Мишке он нравился больше всего, потому что очень напоминал настоящий кубок Лиги чемпионов УЕФА) – за выигрыш школьного первенства по футзалу. Вот между этими двумя кубками – футзальным и баскетбольным – он и поставил фигурку. Отошел на три шага. Полюбовался. Хорошо смотрится!

Поужинав и посмотрев вместе с отцом футбольный матч по телевизору, Мишка отправился спать. Поэтому ничего удивительного, что в ту ночь ему снился футбол.

Переполненный стадион. Неистово орущие трибуны. Свет огромных прожекторов. Развевающиеся флаги. Вспышки петард.

Мишка на поле в окружении звезд. Криштиану Роналду, Лионель Месси, Жуниор Неймар… Кого только не было среди них! А как же иначе? Ведь это финал Лиги чемпионов!

Судья дал свисток. Трибуны взорвались оглушительным ревом. Роналду с мячом. Проходит по центру. Мишка набегает по правому флангу. Криштиану делает пас на Мишку. Длинный и точный. Мишка принимает мяч, обрабатывает и ложным замахом укладывает вратаря соперников на газон. Мощным ударом всаживает мяч прямо под перекладину.

«Гол!!!» – вырвалось из тысяч глоток болельщиков.

Это был уже не рев. Это был грохот взлетающего реактивного самолета. Целой сотни взлетающих самолетов!

И среди множества торжествующих лиц на трибунах Мишка заметил ее лицо – лицо Каролины. Она, подняв руки кверху, с восторгом скандировала: «Глушков чемпион! Глушков чемпион! Оле-оле-оле! Наш Миша чемпион!»

А потом, конечно же, было награждение. Под звуки гимна Мишке, как капитану команды, вручали кубок. Сверкающий золотом кубок Лиги чемпионов. Тот самый, с длинными ручками.

Мишка принял заветный трофей, ощущая в руках его приятную тяжесть. Теперь кубок следовало поцеловать (Мишка видел – так всегда делают чемпионы на награждении). А раз он теперь чемпион, значит, тоже должен. Но как только он приблизил его к губам, кубок… противненько запищал:

– Даже не думай, самохвал несчастный!

– Кто-кто? – Опешивший Мишка чуть не выронил кубок из рук.

– Кто слышал! – огрызнулся кубок писклявым металлическим голоском.

– Ты чего это?

– Ничего. Просыпайся давай!

Мишка проснулся.

«Вот черт! Такой классный сон и так тупо закончился».

– С пробуждением, самодовольный индюк! – раздался тот же самый мерзопакостный голосок.

Мишка так и подскочил на постели. Голосок звучал с полки, на которой были расставлены кубки. Статуэтка! Она изменилась. Ее лицо стало уродливой рожицей с оскаленной пастью, а глазки горели зеленым огнем.

– Думаешь, самый крутой? – Статуэтка с ним разговаривала: – Думаешь, управы на тебя не найдется?

«Ага. Значит, я еще не проснулся», – дошло до Глушкова.

– Ты чего хамишь тут, тварь мелюзговая?

Не такой Мишка человек, чтобы позволять с собой непочтительно разговаривать, даже во сне. Тем более всяким там мелким монстрам.

– Пора бы тебя проучить, дуболом зазнавшийся, – ответила статуэтка.

В ее голоске зазвучали нотки угрозы.

– Кто это тут дуболом? – возмутился Мишка. – Ты что, уродина, травы борзюльки объелась? Как ты со мной разговариваешь?

– Как ты того заслуживаешь, осел, – огрызнулась фигурка.

Осел?! Почему-то больше всего Мишка ненавидел, когда его обзывали ослом. Наверное, оттого, что так частенько называл его папа, если Мишка делал нечто такое, что ему было не по душе.

– Что? Ах ты тварь! – Мишка стал подниматься с кровати. – Да я сейчас башку тебе отшибу. – Он слез на пол и двинулся по направлению к полке.

– Не смей! Пожалеешь, – зашипела, ощерившись, статуэтка и выставила перед собой ручки.

– Сейчас я пасть-то твою заткну, – Мишка потянул руки к маленькому чудовищу.

– Шуршун! – закричала фигурка.

Услышав это страшное слово, Мишка похолодел. Так и не прикоснувшись к фигурке, отдернул руки назад, будто бы обжегся о закипевший чайник.

Что-то грохнуло за спиной. Цепенея от страха, Мишка заставил себя медленно обернуться. Он почувствовал кожей, что через секунду снова увидит того, кого не желал бы видеть больше всего на свете.

Шуршун. Самый жуткий Мишкин кошмар. Если и боялся Мишка – сильный и наглый парень – кого-то, так это был именно он. Огромное волосатое чудище с частоколом похожих на кинжалы зубов в безразмерной квадратной пасти. С пылающими злобой глазищами размером с чайное блюдце. С острыми крючьями железных когтей на мощных, как бревна, лапах. Чудище чем-то напоминало медведя гризли, только было, пожалуй, больше и, конечно, намного-намного страшнее. Потому что оно было не зверем, не человеком, а чем-то совершенно непостижимым, свирепым и, может быть, даже инопланетным. Хотело чудище лишь одного – мучить и убивать.

Первый раз он явился, когда Мишка еще в детский сад ходил. Вывалившись из темноты, чудище пророкотало грубым и зычным голосом: «Я Шуршун. Я пришел тебя разорвать».

Самым же ужасным во всей этой истории было то, что Шуршун представлялся совершенно реальным. Даже став старше, Мишка продолжал верить – чудовище существует в действительности. Оно проникает на Землю через межзвездный портал с какой-то далекой и злой планеты. Что оно вовсе не снится. Оно приходит наяву…

В классе четвертом Шуршун наконец оставил Мишку в покое. «Наверное, межзвездный портал закрылся», – решил тогда он. Теперь же Мишка давно уже понял, что и не было никакого портала, а Шуршун был, конечно же, сном. Но сейчас, в эту минуту, он с ужасом подумал, что ошибается. Сейчас ошибается. А раньше был прав. О чем говорил ему этот гадкий Щеглов? О том, что статуэтка приносит несчастья?

Через окно в комнату проникал бледный свет уличного фонаря. Мишка увидел, как на противоположной от кровати стене образовался широкий и высокий, от пола до потолка, проем. В нем клубилась густая тьма. Оттуда медленно выползала мохнатая когтистая лапа. Сначала показалась одна, за ней другая. А после… третья, четвертая, пятая! Наконец шестая. Мишка застыл на месте, парализованный ужасом.

Вслед за лапами из проема выбралось и само существо. Гигантский, с головы до ног покрытый длиннющей, как у мамонта, шерстью монстр свирепо таращил невероятно большие глаза и разевал, сверкая зубами-кинжалами, свою кошмарную, как у бегемота, пасть. Это был именно он, Шуршун, во всем его чудовищном великолепии. Только лап у него теперь было не две, как раньше, а целых шесть, по три на каждую сторону туловища. Монстр широко раскинул их в стороны и с наслаждением потянулся, как после долгого сладкого сна. Глазища его пошарили по полутемной комнате и остановились на едва живом от страха Мишке.

– Ах, вот ты где, мерзкий мальчишка! – прорычало чудовище раскатистым басом. – Теперь-то ты от меня не уйдешь.

Монстр сделал шаг вперед. От этого шага содрогнулся пол, зашатались на полке Мишкины кубки. Конец. Через мгновение Шуршун раздерет его на клочки.

Но Мишка знал средство. Один-единственный способ спастись. Он бросился наперерез Шуршуну, в два прыжка очутился в своей кровати. С головой забрался под одеяло и замер. Вот так. Главное, не шевелиться и чтобы ничего, даже кончик мизинца, ни в коем случае не показывалось из-под одеяла.

Раздался грохот и звон. Упали Мишкины кубки. Это ожившая статуэтка в сердцах сбросила их с полки на пол. А Шуршун недовольно ухал и пыхтел. Неуклюже топал по комнате, задевая головой люстру, а плечами – стеллажи и шкафы. Спотыкался о тумбы и кресло. Опрокинул все стулья и большой напольный горшок с фикусом. Смел с письменного стола учебники и тетради, ноутбук и настольную лампу.

– Я найду тебя, мерзкий мальчишка! – бухтело чудовище. – Я все равно доберусь до тебя!

Одеяло и неподвижность. Только это защищало от Шуршуна. Пока ты укрыт с головы до пят одеялом, пока ты лежишь, как мертвый, как камень, – ты невидим для этого монстра.

Наконец, утомившись, Шуршун опустил свой мохнатый зад на ковер.

– Ничего, – прогудела сидящая на полу туша, – ночь длинная. До утра все равно пошевелишься. И тогда я тебя разорву, – Шуршун поскреб когтищами двух нижних лап по ковру. – Знаешь как будет больно перед тем, как ты умрешь?

Мишка боялся дышать. Мишка боялся дрожать. Одно лишь сердце отбойным молотком колотилось в груди. Только бы не заснуть случайно. Только бы не заснуть! Вот заснешь, вздрогнешь во сне, и тогда…

Все-таки он задремал. Наверное, уже тогда, когда брезжил рассвет. Мишка не мог знать точно – ведь под одеялом ничего не видать.

– Михаил!

От этого окрика Мишка проснулся. Узнал голос отца. Значит, утро настало. Значит, он пережил эту ночь. Мишка отбросил от лица одеяло. В дверях стоял папа.

– Что это ты тут творил? – Отец недоуменно оглядывал комнату.

Поваленные стулья и фикус. Разбросанные по полу кубки, учебники и тетради, ноутбук, настольная лампа.

– Что это за бардак? – Брови отца гневно сдвинулись.

Мишка лишь хлопал глазами. Шуршун посещал его раньше, но такого никогда еще не было.

– А ковер ты зачем испортил? – Отец заметил порезы.

«Это не я!» – захотелось завопить Мишке, но он лишь зажал себе рот ладонью. Кто же ему поверит?

– Ну и осел ты, Михаил! Ну и осел, – отец покачал головой. – Вечером будешь наказан. А сейчас быстро убрал здесь все, потом позавтракай и бегом в школу!

17

– Эй, Щеглов!

Витя поднял голову. Перед ним стоял Мишка.

– Вот, забирай, – он поставил статуэтку на парту и отшатнулся, будто бы фигурка была заразная.

– А что так? – Витя внимательно глядел на Мишку.

– Просто забери свою дрянь, – ответил Глушков.

– Неужели кошмарики снились?

– Да пошел ты, – бросил Миша и удалился.

Эта статуэтка заколдована. Она приносит беду. Больше Витя в этом не сомневался.

После уроков он пошел на пустырь. Пробрался в заброшенный дом. Положил фигурку на то же самое место, откуда несколько дней назад ее вытащил.

– Все. Я отдаю то, что забрал, – сказал он неизвестно кому. – Простите меня, пожалуйста.

«Теперь все закончится, – сказал он уже самому себе. – Теперь все будет хо-ро-шо».

В то, что так оно действительно будет, очень хотелось верить. Хотелось, но не получалось.

Ночью Витя много раз просыпался, с тревогой глядя на тумбочку. Не вернулась ли статуэтка? Но тумбочка оставалась пустой.

А сны Вите, несмотря на тревожное ожидание, все равно снились хорошие. В первом он попал в зоопарк с диковинными зверушками. Зверушки были забавными и пушистыми. Они резвились, ходили колесом и, играя, бегали друг за дружкой. Во втором отец возвращал ему телефон. В третьем они шли с Каролиной, взявшись за руки, по волшебному, невероятно красивому лесу. На раскидистых деревьях с разноцветными листьями росли огромные, похожие на кувшинки цветы. По ветвям прыгали веселые белки. Большие кузнечики играли на маленьких скрипках. Порхали пестрые мотыльки. В четвертом же сне Витя видел себя большим и сильным. Высоким, со стальными мускулами. И Мишка по сравнению с ним выглядел слабачком.

В эту ночь добрые сны снились и Кате, и Толику.

Катя видела себя королевой. В роскошном, расшитом золотом платье, усеянном изумрудами. В большом тронном зале. Окруженной прибывшими из далеких заморских стран красавцами-принцами.

Толику снилось, что начались каникулы. Он несется по ровному асфальту на новеньком велосипеде. Которого у него еще нет, но обязательно будет! Только седло поскрипывает. Только спицы мелькают. Только ветер в ушах.

Снов в ту ночь не видел лишь Мишка Глушков. Не видел по той простой причине, что вовсе не спал. Он жутко боялся возвращения Шуршуна. В отличие от Вити, которому кошмары до недавнего времени никогда не докучали две ночи подряд, у Мишки все было по-другому. Если пришел Шуршун этой ночью – обязательно явится и на следующую.

Больше всего Мишке не давал покоя вопрос: почему в его комнате поутру был такой беспорядок? Откуда на ковре появились порезы? Может быть, Мишка стал лунатиком? Ведь лунатики могут встать и, не просыпаясь, наворотить кучу дел. Мишке кто-то рассказывал об этом. Или он в Интернете читал? Хорошо, если бы оно так и было. Но вдруг весь этот бардак и порезы на ковре и вправду сделал Шуршун? Что, если все случившееся прошлой ночью происходило на самом деле? Мишка был точно уверен в одном: спать ему этой ночью нельзя. Вот поэтому-то, стащив у мамы иголку, Мишка колол себя ею до тех пор, пока за окном не стало светло.

18

Сегодня последний урок – любимая Витей история – был отменен. Учительница слегла с вирусным заболеванием. Но расстраиваться по этому поводу Витя, конечно же, и не думал.

Настроение было отличным, и причин тому имелось немало. Глушкова сегодня на уроках не было, а для Вити такое событие – всегда маленький праздник. Объявили результаты годовой контрольной по математике. У Вити четверка! Значит, сон про возвращение телефона был, как говорится, в руку. В плане погоды денек сегодня тоже выдался великолепным. По-летнему пекло солнце, но при этом дул ветерок, который не давал совсем уж зажариться. Распустились кусты сирени, разливая вокруг нежный запах. Включили фонтаны на старой площади возле музея. Заработало открытое кафе-мороженое. Совсем скоро двадцать пятое мая, последний звонок, а потом каникулы!

Но самое главное – история с заколдованной статуэткой закончилась. Мелкое пугало больше не будет преследовать по ночам, напускать кошмары, кусать за пальцы, возвращаться из ниоткуда. И чем скорее Витя забудет всю эту непонятную жуть, тем будет лучше.

Они с Толиком вышли из школы, погружаясь в радостный водоворот спешащего в лето города.

– Слышь, Толян, а когда ты в зоопарке последний раз был? – спросил друга Витя.

– Прошлым летом, по-моему, – ответил Толик. – А что это ты про зоопарк вспомнил?

– Да сон мне сегодня про него снился.

– А мне про велик, – сказал Толян и мечтательно закатил глаза.

– Может, рванем сейчас в зоопарк, а? – вдруг предложил Витя. – Наверняка уже зверей из зимних вольеров выпустили.

– А пойдем!

Друзья отправились на остановку. Подошел автобус, вымытый, чистенький, синий. Похожий на шоколадный батончик «Баунти».

– Фу, сколько народу! – Витя проталкивался в середину салона.

Толик держался за ним.

Двери закрылись, утрамбовав народ, как селедку в бочке, и автобус тронулся с места. Дорога до зоопарка была неблизкой. Остановок двенадцать, а может, и все пятнадцать. Чтобы она не казалась скучной, мальчишки, несмотря на то что со всех сторон их сдавливали недовольные граждане, умудрялись травить анекдоты.

– Попали как-то в яму лиса, волк и свинья, – рассказывал Толик. – Лиса смотрит на свинью и думает: «Ну, мясо есть, как-нибудь продержимся, а потом, глядишь, и выберемся». Волк тоже посмотрел на свинью: «Мясо есть». Посмотрел на лису: «И шуба есть. Если холодно будет – переживу». Посмотрела свинья на обоих и говорит… – Толик вдруг замолчал.

– Что, что говорит свинья? – затеребил его Витя.

Друг не отвечал. Он уставился куда-то вправо и вверх. Вид у него был такой, будто бы он увидал привидение.

– Толян, ты чего? – Витя толкнул его в бок.

– Видишь? – прошептал побледневший Толик.

И Витя увидел. В паре метров от них за поручень держалась рука. Очень странная рука. Она была угольно-черного цвета, а длинные ногти ее горели фиолетовыми огоньками. В тесноте салона было не видать, кому она принадлежала.

– А-а-а… – Толик тихонько завыл.

– Ты чего? – растерялся Витя.

Рука отпустила поручень и, скользя поверх голов пассажиров, потянулась в сторону Вити и Толика.

– Валим отсюда! – взвизгнул Толик и принялся судорожно проталкиваться к выходу.

Витя поспешил вслед за ним.

Друзья выскочили из автобуса, не доехав и половины пути до зоопарка. Толян дышал так, будто бы он только что пробежал стометровку.

– Ты видел ее? Ты видел? – Глаза друга были полны ужаса.

– Кого?

– Руку.

– Черную, что ли? С крашеными ногтями?

Толик закивал головой.

– Ну, странная рука, согласен, – Витя присел на бордюр. – Только чего ты так от нее ломанулся?

– Ты правда ее видел? Ты точно тоже ее видел? – Толика бил озноб.

– Говорю же, видел. И что с того? – продолжал недоумевать Витя.

– Значит, все это мне не приснилось! – Толик схватился за голову.

– Да чего ты так завелся из-за этой руки? Наверное, негр какой-нибудь ехал. Что, негров никогда не видел?

– А ногти?! – вскричал Толик. – Разве бывают у человека такие ногти?

– Ногти? Ну да, необычные ногти, – согласился Витя. – Так это, как его? – Витя почесал макушку, вспоминая слово: – Маникюр!

– Какой маникюр? – Толик, продолжая сдавливать виски руками, страдальчески покачивал головой из стороны в сторону. – Слушай, – он резко сел рядом с другом. – Хочешь, правду тебе расскажу?

– Какую правду? – не понял Витя.

– Про твою статуэтку, – Толик сказал это почти шепотом в самое Витино ухо, будто бы опасался, что кто-то может его услышать.

– Про статуэтку? – Несмотря на жару, по спине Вити пробежал холодок. – Рассказывай.

– Когда я… это… ну… забрал ее у тебя, – начал Толик, сбиваясь, – я поставил ее в свою комнату, у кровати. А ночью… а ночью… она того… – Толик замялся, не зная, как об этом сказать.

– Ожила? – помог ему Витя.

– Да, – кивнул Толик. – Но не сразу. До того, как она ожила, было еще хуже. Сначала пришла рука.

– Какая? Та самая, из автобуса? – начинал догадываться Витя.

Толик мелко закивал головой.

– Точно? Ты не спутал?

– Ее я ни с чем не спутаю! – Толик повысил голос: – Она выползла из-под кровати, – он снова заговорил полушепотом, – и набросилась на меня. Задушить хотела. А твоя статуэтка… она ей командовала. И не только ей. Еще зайцем.

– Каким еще зайцем? Что ты несешь? – вновь запутался Витя.

– Ночником. Который в комнате у меня стоит. Разве не помнишь?

– При чем тут твой заяц?

– Он тоже ожил!

– И что он тебе сделал?

– Загипнотизировал. И я снова заснул.

– Бред какой! – Витя потер лоб.

– Бред, говоришь? – обиделся Толик. – А когда я тебе про твою статуэтку не верил, приятно было?

– Ладно, ладно, Толян, не дуйся, – примирительно сказал Витя. – Просто ты так сумбурно рассказываешь, что я ничего понять не могу.

– Да что тут понимать? – Толик слегка успокоился, взял себя в руки, заговорил громче: – Когда я был маленьким, мне снилась эта рука. И заяц снился. И еще ведьма вместе с ним. Заяц этот гипнотизировать мог. А статуэтка – она главная у них, понимаешь? Когда меня рука под кровать потащила, она ей и говорит: «Стой. Успеешь еще его сцапать». Ну рука меня и отпустила. А потом она зайцу сказала: «Усыпи его». Заяц загипнотизировал меня, и я снова заснул. Знаешь, я думал, что все это мне приснилось. Я так думал даже несмотря на вот это, – Толик продемонстрировал круговой синяк на запястье.

– Что это? – спросил Витя.

– А ты не видишь? Синяк. Это мне рука сделала, когда под кровать тащила.

– Значит, все это время ты был уверен, что это сон, – задумчиво проговорил Витя.

– Ну почти. Пока руку в автобусе не увидел. А особенно после того, как понял, что ты тоже видишь ее. Не может же нам обоим казаться одно и то же!

– Значит, все это нам не снилось, – Витя заключил очевидное.

– Мне страшно, Витек. – Толик покусывал губы.

– Так что ж ты мне сразу не рассказал, предатель? – Витя вдруг разозлился.

– Ну… – Толик запнулся, – не хотел, чтобы ты надо мной смеялся.

– Дурак ты, Толян, – Витя скосил на друга глаза. – Ни за что бы я смеяться не стал.

Толик опустил голову.

– Слышь, Витек, – Толик взял его за рукав, заглядывая в глаза, – ты ж ее выкинул? Правда?

– Я отнес ее туда, откуда забрал, – в заброшенный дом.

– Молоток. Это ты правильно сделал.

– Может, и правильно, – сказал Витя, приподнимаясь с бордюра, – только вот, видать, не сработало это.

– Что ж теперь делать, а, Витек? – Толик смотрел на него с надеждой, будто бы от Вити что-то зависело. – А если рука опять за мной придет? Ведь она может прийти, да?

– Не знаю, Толян, – Витя вздохнул. – Наверное, может. А что делать? Айда домой. – Он протянул Толику руку, помогая подняться.

Толик встал:

– Только, Витек, давай пешком. На автобусе я не поеду.

19

За ужином обычно словоохотливая, вечно цепляющая Витю своими ехидными шуточками Катя не проронила ни слова.

Это заметила мама:

– Катюш, ты не заболела случайно?

Катя лишь отрицательно покачала головой.

– А то сейчас инфекция вирусная ходит какая-то. Типа гриппа. С тобой точно все хорошо, доченька?

Катя кивнула.

После ужина она зашла в комнату Вити.

Вид у нее был очень серьезный.

– Вить, разговор есть, – присела она на тахту.

Витя, оседлав стул и опершись локтями о спинку, уселся напротив:

– Я тебя слушаю.

– Вить, а где твоя статуэтка?

Витя ждал, он был просто уверен, что Катя спросит его о чем-то подобном.

– А ты ничего такого сегодня не видела? – ответил вопросом на вопрос брат.

– Какого такого? – напряглась сестра.

– Необычного.

– Почему ты спросил?

– А почему ты про статуэтку спросила?

– Просто так, – отвела глаза Катя.

– Не увиливай, – Витя нахмурил брови, – иначе ничего тебе не расскажу.

– Ну ладно, – Катя обернулась на дверь, будто бы опасаясь, что папа с мамой могут их подслушать: – Только обещай не издеваться.

– Обещаю.

– Так вот. Я ходила сегодня со Светкой в музей. Туда выставку привезли.

– Знаю-знаю. Восковые фигуры.

– Да. Восковые фигуры. Классная выставка. Там Петр Первый был, Брэд Питт с Анджелиной Джоли, Джастин Бибер, Рианна… Все как живые – не отличишь. А еще Бэтмен, Человек-паук, Халк, Чудо-женщина, Гарри Поттер…

– Давай ближе к делу, – перебил ее Витя.

– Мы со Светкой ходили везде, смотрели, а потом… Мы зашли в маленькую такую комнатку, а там… – Катя остановилась.

– Не томи. Что там? – Витя терял терпение.

– Там была гадость. – На Катином лице возникло выражение смеси страха и отвращения. – Ужасная гадость.

– Да говори ты толком уже. Что за гадость? – Он заерзал на стуле.

– Мы зашли туда, а там темно, – продолжала Катя. – И в темноте на подставке эта гадость лежит. И светится.

– Прекратишь ты уже издеваться? – почти закричал Витя. – Что там лежало?

– Мертвая голова. Кожа у нее с такими синюшными пятнами, какие у трупов бывают. Вся распухшая, кажется, что вот-вот лопнет. Лицо у нее наискосок будто бы топором разрублено. В ране кровь почерневшая запеклась, а по ней белые черви ползают. Прямо кишмя кишат. И воняет страшно. Тухлятиной.

Катя сморщилась, затем продолжила:

– Тут Светка и говорит: «Ой, меня сейчас вырвет. Пошли отсюда». А я ей: «Подожди. Давай поближе посмотрим». Мы совсем близко к голове подошли, хоть и жутко противно было. Даже наклонились над ней, дуры. И тут у головы глаза как откроются! Краснющие. Кровью налитые. Вращаются в разные стороны, как два пропеллера. Светка чуть в обморок не упала. А мертвая голова еще и заговорила. Зловредным таким, издевательским голосом: «Добро пожаловать в самый жуткий кошмар, девочки! Скоро вы тоже умрете».

Катю передернуло:

– Светка не выдержала. Как заорет и бегом из комнатки. Я за ней. Выскочили мы на улицу, отдышались, и Светка мне говорит: «Ты как хочешь, а я в этот музей больше ни ногой». Все, – Катя выдохнула.

– Вот трусихи! – усмехнулся Витя. – Испугались какой-то восковой головы. Но ты-то ясное дело – мертвые головы тебе по ночам снятся. А вот Светка твоя чего? Это ж просто аттракцион такой.

– Не аттракцион это, Витя. Она… настоящая.

– С чего ты это взяла? – Брат продолжал насмешливо улыбаться.

– Хорошо. Расскажу. Помнишь, я у тебя на ночь статуэтку брала?

– Еще бы!

– Я тебя обманула, когда сказала, что видела отличные сны. Мне в ту ночь снились кошмары.

– Я так и думал.

– Мне снова снились мертвые головы. И одна из них, самая крупная, была точь-в-точь такой, какую мы видели со Светкой в музее.

– Ты ничего не путаешь? Может, тебе показалось? – Улыбка сошла с лица Вити.

– Не показалось, – уверено ответила Катя. – А еще мне снилась твоя статуэтка. И знаешь что она делала? Командовала этими головами!

– Командовала?

– Да. А потом она меня загипнотизировала и…

– И ты уснула, – закончил за нее Витя.

– Откуда знаешь? – удивилась сестра.

– У Толика то же самое было! – с испугом на лице воскликнул Витя.

– Что у него было?

– Ему черная рука снилась. Статуэтка этой рукой командовала. Его тоже гипнотизировали. А сегодня в автобусе мы с ним вместе видели эту черную руку.

– Значит, это не сны, – тихо проговорила Катя.

С минуту они молчали.

– Статуэтка эта заколдованная, – наконец произнес Витя.

– Проклятая, – поправила его Катя. – Наверное, и дом, где ты ее взял, проклятый. Может, в нем жил какой-нибудь черный маг, а потом его убили.

– Наверное, – согласился Витя.

– Так где теперь статуэтка? – спросила Катя.

– На место отнес.

– Хорошо. Только, видимо, это все равно не сработало.

– Сам вижу.

– Что делать будем? – Катя нервно теребила пальцами краешек своей майки. – Может, папе с мамой расскажем?

– Как же! Поверят они нам, – Витя встал со стула и принялся нервно ходить по комнате. – К невропатологу нас отведут. Или, как ты сказала? К психиатру.

– Это точно, – вздохнула Катя.

– Я должен что-то придумать. Я должен что-то придумать, – повторял Витя, продолжая расхаживать взад и вперед. – Я заварил эту кашу – мне и расхлебывать.

– Витя! – Катя остановила его, поймав за руку. – Давай больше не будем ничего друг от друга скрывать.

– Давай, – согласился Витя.

– Давай будем держаться вместе. Ты и я.

– Ты, я и Толик, – добавил брат.

– Я, ты и Толик, – подтвердила сестра.

– Договор?

– Договор!