Текст книги "Жорж"

Глава XXVIII. ЦЕРКОВЬ СВЯТОГО СПАСИТЕЛЯ

Улица была заполнена любопытными. Такое зрелище в Порт-Луи бывало нечасто, и все хотели видеть если не казнь, то хотя бы смертника.

Начальник тюрьмы спросил осужденного, как он желает добраться до эшафота. Жорж ответил, что хочет идти пешком. Его желание было исполнено; то была последняя любезность губернатора.

Восемь кавалеристов верхом на лошадях ожидали Жоржа у ворот тюрьмы. На улицах, по которым он должен был пройти, английские солдаты были выстроены в два ряда, чтобы охранять пленника и сдерживать шумную толпу.

Когда появился осужденный, послышался громкий ропот, в котором, однако, не было ненависти, раздавались разные возгласы, но они главным образом выражали участие и жалость, которые толпа всегда питает к благородному, мужественному человеку, обреченному на казнь.

Жорж шагал твердо, высоко подняв голову, со спокойным лицом. Однако на сердце у него была невыносимая тяжесть.

Он думал о Саре, Саре, которая не пыталась его увидеть, не написала ни слова, не прислала ничего на память.

Он верил ей, и ей теперь обязан был своим последним разочарованием.

Впрочем, если бы она его любила, ему не хотелось бы умирать; забытый Сарой, он готов был испить чашу до конца.

Переживая разочарование в любви, он страдал и от оскорбленной гордости. Он потерпел поражение во всем, его чувство превосходства над всеми оказалось напрасным. Результатом упорной борьбы стал эшафот, к которому он шел, покинутый всеми. Когда люди будут говорить о нем, они скажут: это был безумец. И все же на своем пути он надеялся увидеть Сару, искал ее тревожным взглядом на улицах, во всех окнах.

Сара, которая бросила ему букет, когда он, уносимый Антримом, устремился к победе и стал победителем; неужели она не уронит ни слезы теперь, когда он" побежденный, идет к эшафоту?

Но се нигде не было видно. Он прошел всю Парижскую улицу, повернул направо и приблизился к церкви Святого Спасителя. Церковь была затянута черной тканью, как бывает по случаю похорон.

Подойдя к дверям, Жорж содрогнулся. Подле доброго старика священника, ждавшего его на паперти, стояла женщина, одетая в черное, с черной вуалью на лице. Эта женщина в траурном платье, что делает она здесь? Кого ждет? Пораженный, Жорж ускорил шаг, не сводя с нее глаз. По мере того как он приближался, сердце его билось все сильнее; бесстрашно ожидавший близкую смерть, он был потрясен.

Когда он подошел к порогу церкви, она первая шагнула навстречу. Жорж бросился к ней, поднял вуаль, вскрикнул и упал на колени.

Это была Сара.

Она молча подала ему руку; в толпе воцарилось молчание.

– Послушайте, – обратилась она к собравшимся на пороге церкви, куда он входил, прежде чем сойти в могилу, – я всех вас перед богом и людьми призываю в свидетели, в свидетели того, что я, Сара де Мальмеди, спрашиваю Жоржа Мюнье, хочет ли он взять меня в жены?

– Сара, – воскликнул Жорж, рыдая, – Сара, ты самая великодушная, самая благородная, самая прекрасная из женщин!

Затем, поднявшись и обхватив Сару рукой, как будто боясь потерять ее, Жорж произнес:

– Приди, моя вдова.

И ввел ее в церковь.

Если когда-либо триумфатор был горд своим триумфом, то это в полной мере относится к Жоржу. В мгновение ока все изменилось для него. Одним своим словом Сара возвысила его над людьми, смотревшими с грустной улыбкой, как он шел к алтарю. То был уже не бедный безумец, безуспешно стремящийся к недосягаемой цели и умирающий, прежде чем достиг ее; то был победитель, повергнутый в момент своей победы.

Эпаминонд , вырывающий копье из своей груди, но последним взглядом преследующий убегающих врагов.

Так, благодаря своей неодолимой силе воли он, мулат, заставил бедную женщину полюбить себя; не произнеся ни единого слова, не написав письма, не подав никакого знака, сумел так воздействовать на нее, что она сама ждала его на пути к эшафоту и перед лицом всех назвала его своим супругом.

Теперь Жорж мог спокойно умереть, вознагражденный за свою неутомимую борьбу с расовым предубеждением, развеяв ложные предрассудки ценой своей жизни.

Двадцать человек выстроились в два ряда в церкви: четверо охраняли клирос. Жорж прошел между рядами, не замечая их, и стал вместе с Сарой на колени перед алтарем.

Священник начал брачную мессу. Жорж не слушал его; держа руку Сары, он по временам взглядывал на присутствующих, сознавая свое величие.

Во время брачной церемонии Жорж, повернувшись, увидел в толпе Мико-Мико, жестами умолявшего солдат пропустить его к клиросу. Жорж обратился к английскому офицеру с просьбой позволить китайцу подойти к нему. По знаку офицера солдаты расступились, и Мико-Мико бросился к клиросу.

Бедный торговец питал дружеские чувства к Жоржу с момента их первой встречи, поэтому он разыскивал Жоржа в полиции, а теперь явился к нему перед казнью.

Мико-Мико упал на колени, Жорж подал ему руку, и в этот момент китайцу удалось сунуть другу записку. Жорж встрепенулся.

Затем, сделав вид, что просил только позволения проститься с Жоржем и больше ему ничего не нужно, не произнеся ни слова, китаец удалился.

Жорж, нахмурившись, держал записку в руке. Что написано в ней? Наверное, что-то очень важное, но он не осмеливался прочесть, боясь, что заметят охранявшие его солдаты. Проблеск надежды возник у него, хотя в его положении тщетно было на что-то надеяться.

Желание прочесть записку терзало Жоржа, но, собрав присущую ему силу воли, он сдержался.

Сара молилась.

Наступило время освящения даров; священник вынес из алтаря священные дары, мальчик, прислуживающий в церкви, зазвенел колокольчиком, все стали на колени.

Жорж воспользовался этим моментом, и, также преклонив колена, прочитал записку. Там была одна лишь строка:

«Мы здесь, приготовься».

Первые слова были написаны Жаком, остальные – почерком Пьера Мюнье. Не успел Жорж окинуть удивленным взором окружающих, как дверь ризницы распахнулась, из нее выбежали восемь моряков и, схватив четырех солдат, стоявших у клироса, приставили к груди каждого по два кинжала.

Жак унес Сару, а Пьер увел Жоржа. Оба супруга оказались в ризнице, туда же вбежали моряки, каждый держал перед собой английского солдата; тем самым они оберегали себя от пуль англичан. Жак и Пьер закрыли дверь и прошли через другую, выходившую в поле, у которой их поджидали два оседланных коня; то были Антрим и Ямбо.

– Пусть-ка они попробуют вырвать нас у моих моряков! – сказал Жак, сажая Сару в свое седло. – Ко мне, мои ласкары! – вскричал он.

В это время Мюнье сажал на коня своего сына.

Тотчас из лесов Длинной горы появились сто двадцать молодцев, вооруженных до зубов.

– Ну, в путь, – сказал Жак Cape, – спасите моего отца и брата.

– А вы? – спросила Сара.

– Не волнуйтесь, мы последуем за вами.

– Жорж! Во имя всевышнего, едем! – И девушка пустила лошадь в галоп.

– А отец? – воскликнул Жорж.

– Клянусь жизнью, я отвечаю за все, – ответил Жак, подхлестывая Антрима.

И Антрим помчался, словно ураган, унося своего всадника: через десять минут он вместе с Сарой оказался за Малабарским лагерем, в то время как Пьер Мюнье, Жак и его моряки последовали за ними с такой скоростью, что англичане не успели опомниться.

Небольшой отряд высадился на другом берегу реки Пюссель, где никакая пуля не могла их настигнуть.

Глава XXIX. «ЛЕЙСТЕР»

К пяти часам вечера того дня, когда произошли рассказанные нами события, корвет «Калипсо» шел под всеми парусами, гонимый ветром.

Кроме матросов, капитана и его старшего помощника, уже известного читателю, мэтра Железная Голова, на корабле были теперь еще трое: Пьер Мюнье, Жорж и Сара.

Пьер Мюнье с Жаком прогуливались от грот-мачты до бизань-мачты, Жорж и Сара сидели на корме, он смотрел на нее и держал ее руку в своих; взор Сары был обращен к небесам.

Следовало оказаться в их положении, чтобы понять бесконечную радость, охватившую их, когда они почувствовали себя свободными в необъятном океане, уносившем их далеко от родины, которая, словно мачеха, безжалостно преследовала их. Теперь над ними было только небо, впереди – только море; на полной скорости легкий корвет стремительно уносил их от Иль-де-Франс, жизнь на котором едва не привела к роковому концу.

Пьер и Жак разговаривали; Жорж и Сара сидели молча.

Пьер Мюнье смотрел на них с восхищением; старик так настрадался, что сам не мог понять, откуда у него берутся силы, чтобы вынести теперь неожиданное счастье. Жак, менее сентиментальный, смотрел в том же направлении; его взгляд был устремлен туда, где за горизонтом скрывался Порт-Луи.

Казалось, он не только не разделял общей радости, но был взволнован и порою проводил рукой по лбу, словно пытаясь рассеять тревожные думы.

Что касается Железной Головы, то он спокойно беседовал с рулевым; добряк-бретонец размозжил бы голову первому, кто помедлил бы выполнить его приказ; однако во всем остальном он не был гордым, со всеми здоровался за руку, готов был завести разговор с первым встречным.

Весь экипаж чувствовал себя беззаботно, как это обычно бывает после победного сражения либо после утихшей бури; дежурные несли вахту на палубе, несколько матросов находились у орудий.

Пьер Мюнье, всецело поглощенный счастьем Жоржа и Сары, заметил все же, что старший сын его чем-то встревожен; вначале ему показалось, что Жака беспокоят тучи, плывшие с запада.

– Нам не угрожает буря? – спросил он у сына, пристально наблюдавшего за горизонтом.

– Буря! Поверьте, «Калипсо» не боится бури, как эти чайки, что пролетают мимо; однако нам угрожает нечто похуже.

– Что же нам угрожает? – в испуге спросил Мюнье. – Я-то думал, что с того момента, как мы ступили на твое судно, мы вне опасности.

– Несомненно, – ответил Жак, – сейчас мы имеем больше шансов спастись, чем несколько часов назад, когда мы прятались в лесах Малой горы, а Жорж произносил свою последнюю молитву в церкви Спасителя. Но хотя я и не хочу огорчать вас, отец, пока еще я не могу поручиться за то, что наши головы прочно держатся у нас на плечах. – Затем он скомандовал:

– Человек, на брам-стеньгу!

Мгновенно туда ринулись три матроса, один из них поднялся за несколько секунд, а двое спустились.

– Но чего ты боишься, Жак, – продолжал старик, – думаешь, они попытаются преследовать нас?

– Да, отец, на этот раз вы угадали, у них в Порт-Луи стоит фрегат под названием «Лейстер», я его хорошо знаю и, должен вам признаться, боюсь, что нам не избежать встречи с ним, он задержит нас, не даст уйти, не предложив партию в кегли, которую мы вынуждены будем принять.

– Но мне кажется, – сказал Мюнье, – что при всех условиях мы опережаем его на двадцать пять – тридцать миль и при нашей скорости быстро окажемся вне поля зрения.

– Бросить лаг, – приказал капитан.

Три матроса принялись за дело, Жак внимательно наблюдал за ними, а затем спросил:

– Скорость?

– Десять узлов, капитан, – ответил матрос.

– Ну что ж, для корвета, подгоняемого боковым ветром, это прекрасный ход, в английском флоте имеется лишь один фрегат, который может идти на четверть узла быстрее; к несчастью, нам придется иметь дело именно с ним, если губернатор вздумает преследовать нас.

– О, если это зависит от губернатора, то он, конечно же, не будет нас преследовать, – заметил Мюнье, – ты ведь знаешь, что губернатор был другом твоего брата!

– Прекрасно знаю! Это не помешало ему, однако, позволить приговорить Жоржа к смертной казни.

– Но мог ли он поступить иначе, не нарушив своего долга?

– В данном случае, отец, речь идет не о нарушении долга, здесь затронуто самолюбие губернатора. Ведь понятно, что, если бы губернатор имел право помиловать Жоржа, он бы это сделал, доказав тем самым свое великодушие, но Жорж улизнул от него в момент, когда тот считал, что крепко держит его в руках. Значит, Жорж победил в этой истории; естественно, губернатор не захочет быть униженным.

– Парус! – закричал матрос-наблюдатель.

– Где он? – спросил Жак, подняв голову.

– Позади нас, под ветром, – ответил матрос.

– На какой высоте?

– Приблизительно на высоте острова Бочаров.

– И откуда он идет?

– Кажется, из Порт-Луи.

– Это за нами, – прошептал Жак, взглянув на отца, – я же вам говорил, что мы еще не спаслись от их когтей.

– Что происходит? – спросила Сара.

– Ничего, – ответил Жорж, – кажется, нас преследуют.

– О боже! – воскликнула Сара. – Вернув его мне, вы сотворили чудо, так неужели лишь для того, чтобы отнять его у меня? Это немыслимо…

Жак взял подзорную трубу и поднялся на большой марс; несколько минут он наблюдал за парусом, замеченным матросом, затем положил трубу и, насвистывая, спустился и подошел к отцу.

– Ну что? – спросил старик.

– Как видно, – сказал Жак, – я не ошибся, наши добрые друзья англичане охотятся за нами; к счастью, через два часа наступит полная темнота, а луна взойдет лишь за полночь.

– И тогда, ты думаешь, нам удастся улизнуть от них?

– Мы сделаем все возможное, отец, – сказал Жак, – не волнуйся. О, я не бахвалюсь, я не люблю оставаться побитым. Так будет и на этот раз.

– Что ты говоришь, Жак, – воскликнул Жорж, – ты, бесстрашный и непобедимый, хочешь бежать от врага? Знаешь, ведь скажут, что ты испугался!

– Ну и что, разве лучше будет, если нас захватят? Тогда дело пропало, нас повесят на реях всех до одного, если же мы одержим верх, мы вынуждены будем потопить их вместе с судном.

– Как потопить?!

– Непременно, как же иначе, если бы это были негры, мы бы их продали, но ведь это белые, зачем они нам нужны?

– О, Жак, дорогой брат, вы никогда не совершите подобное, не правда ли?

– Сара, милая сестрица, – молвил Жак, – мы сделаем все, что в наших силах; если понадобится, мы поместим вас в укромное местечко, и вы ничего не увидите.

Затем, поглядев на идущее сзади судно, произнес:

– Да, вот оно появляется, видна верхушка марселя, видите, отец?

– Я вижу лишь белую точку, она колеблется на волне, словно чайка.

– Вот-вот, он похож на чайку, но.., это просто-напросто тридцатишестипушечный фрегат; фрегат ведь тоже птица, только не ласточка и не чайка, а хищный орел.

– Но, может быть, это какое-нибудь другое, торговое судно?

– Торговое судно не будет мчаться на всех парусах.

– Но ведь и мы не стоим на месте.

– О, мы другое дело, мы не могли пройти мимо Порт-Луи, для нас это означало бы очутиться в пасти волка, поэтому нам пришлось избрать более безопасный путь.

– Ты не можешь увеличить скорость корвета?

– Он мчится во всю мочь, отец; когда будем под ветром, поднимем еще несколько парусов и ускорим ход на два узла, но фрегат сделает то же самое; скорость «Лейстера» превышает нашу на одну милю. Я хорошо это знаю.

– Значит, он догонит нас завтра днем?

– Да, если мы не сможем ночью ускользнуть от него.

– Ты думаешь, нам это удастся?

– Смотря какой капитан управляет им.

– Ну а если он нас догонит?

– Тогда дело решит абордаж; понимаете, артиллерийский бой для нас неприемлем. Прежде всего «Лейстер», если это он, и я готов поручиться, ставлю сто негров против десяти, что это он, «Лейстер» имеет на двенадцать орудий больше, чем мы, к тому же на случай ремонта острова Бурбон, Иль-де-Франс и Родригес в его распоряжении, у нас же лишь безбрежное море и необъятное пространство. Суша нам враждебна, спасением для нас могли бы послужить только быстролетные крылья.

– А если абордаж?

– Тогда мы сможем выступить на равных, у нас есть гаубицы, которыми, правда, запрещено пользоваться на военных судах, но это не очень соблюдается, и мы, пираты, пользуемся ими по собственному усмотрению. Далее, экипаж фрегата в мирное время имеет команду в двести семьдесят человек, у нас же – двести шестьдесят, а если учесть, какие они молодцы, то, как видите, силы наши равны. Теперь успокойтесь, отец, колокол зовет к ужину.

Действительно, было семь часов, и с обычной для судна пунктуальностью раздался звонок к ужину. Жорж взял Сару под руку, Пьер Мюнье последовал за ними; втроем они спустились в каюту Жака, здесь, ввиду присутствия Сары, была устроена столовая. Жак немного задержался, чтобы отдать распоряжение помощнику, Железной Голове. Обед длился в течение часа, который прошел для них быстро, как одна секунда, затем все поднялись на палубу и посмотрели назад, в сторону фрегата. Наступила минута молчания.

– Вы знаете, мне кажется, фрегат исчез, – сказал Мюнье.

– Это паруса вошли в тень, так как солнце опустилось к горизонту, но посмотрите в этом направлении, отец. – И капитан жестом показал, с какой стороны видит корабль.

– А, теперь вижу, – сказал старик.

– Он даже приблизился, – заметил Жорж.

– Да, примерно на милю или две; взгляни, Жорж, ты различишь даже нижние паруса, фрегат в пятнадцати милях от нас.

В этот момент, удаляясь от острова, «Калипсо» находилась в проливе Кап, солнце на горизонте садилось в облака; со стремительностью, характерной для тропических широт, наступила ночь.

Жак позвал Железную Голову, который подошел со шляпой в руке.

– Ну, мэтр Железная Голова, что это за судно?

– Простите, капитан, вам это известно не хуже, чем мне.

– Не важно, я желаю знать ваше мнение. Торговое ли это судно или военное?

– Изволите шутить, капитан, – ответил Железная Голова, широко улыбаясь, – во всем торговом флоте и даже у Индийской компании нет судна, которое могло бы сравниться с нами в скорости, а это нас догоняет!

– На сколько же оно догнало нас с того момента, как мы его заметили?

– Мой капитан хорошо это знает.

– Я спрашиваю ваше мнение, Железная Голова, вдвоем мы определим точнее. Ум хорошо, а два лучше.

– Мой капитан, оно догнало нас примерно на две мили.

– Хорошо, а как вы полагаете, что это за судно?

– Вы его опознали, капитан!

– Быть может, но я боюсь, что ошибаюсь.

– Исключается, – произнес Железная Голова, вновь засмеявшись.

– Все равно, говорите.

– Это «Лейстер», черт бы его побрал.

– Как вы думаете, кого он преследует?

– Мне кажется, «Калипсо», вы отлично знаете, капитан, что фрегат давно затаил злобу против «Калипсо», хотя бы за то, что наш корабль посмел сломать ее фок-мачту.

– Прекрасно, мой друг, я знал все, что вы мне сообщили, но хотел убедиться, что вы разделяете мое мнение; через пять минут сменится вахта, пусть дадут отдохнуть тем, кто отдежурил, недалек час, когда им понадобятся свежие силы.

– Но разве капитан не воспользуется ночью, чтобы навести фрегат на ложный след? – спросил мэтр Железная Голова.

– Тихо, об этом поговорим после, сейчас займитесь своим делом и исполняйте мои приказания.

Пять минут спустя вахта сменилась, и свободные от дежурства матросы покинули палубу; вскоре все они погрузились в сон. Среди команды не было ни одного, кто бы не знал, что за кораблем охотятся, но они отлично понимали своего капитана и полагались на него.

Корвет продолжал идти в прежнем направлении, но волнение в открытом море снижало его скорость. Сара, Жорж и Пьер Мюнье спустились в каюту, Жак остался на палубе.

Наступила ночь, и фрегат исчез из виду. Некоторое время спустя Жак вновь позвал помощника, который тотчас же предстал перед капитаном.

– Мэтр Железная Голова, как вы полагаете, где мы сейчас находимся?

– Севернее Куэн де Мир, – ответил помощник.

– Прекрасно; сможете ли вы провести корвет между Пушечным клином и Плоским островом, не коснувшись берега?

– Я пройду с завязанными глазами.

– Чудесно, в таком случае предупредите людей, чтобы приготовились к маневрированию, время терять нельзя.

Каждый матрос занял свое место; наступила тишина. Затем раздался приказ:

– Поворот другим бортом!

– Есть другим бортом, – ответил Железная Голова.

Раздался свисток капитана: «Калипсо» некоторое время колебалась, как несущийся галопом конь, которого внезапно останавливают, затем медленно повернулась, накренившись под действием свежего ветра и высоких волн.

– Отпустить штурвал, – приказал Жак, – поднять левые паруса.

Корабль маневрировал быстро и бесшумно. Корвет повернул на курс, задние паруса надулись, передние также, и грациозное судно ринулось к горизонту в новом направлении.

– Мэтр Железная Голова, – обратился к нему Жак, следивший за ходом корвета с таким вниманием, с каким всадник следит за бегом своего скакуна, после того как был завершен маневр, – обогните остров, используйте каждое дуновение ветра и следуйте вокруг скал, которые простираются от пролива Декорна до бухты Флак.

– Есть, капитан, – ответил помощник.

– Ну что ж, доброго пути, друг, – произнес Жак, – разбудите меня, когда поднимется луна.

Жак отправился спать с безмятежностью человека, привыкшего лавировать между жизнью и смертью. Вскоре он погрузился в сон и спал так же крепко, как и каждый его матрос.