Текст книги "На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь"

Глава 11

25 сентября

Еще затемно нас подняли по тревоге. Посыльный из штаба батальона, которого прислал Иванов, требовал выступать немедленно. Несмотря на трудности предыдущего дня, все чувствовали себя достаточно бодрыми, так что всего через десять минут рота выходила на дорогу. На перекрестке нас уже ожидал взвод Свиридова, к которому приказ пришел еще раньше.

По дороге посыльный в двух словах разъяснил обстановку. Вчера наш батальон зашел в тыл немецкой роте, охранявшей автомобильный мост, и при поддержке артиллерийской батареи и гаубичного дивизиона, стрелявшего с той стороны реки, вынудил врагов отступить. Охрана следующего моста, по которому проходила железная дорога, связываться с ними не стала, так как в этом уже не было смысла – на этот берег уже переходили другие подразделения нашего полка. Сколько там фрицев погибло, сколько хендехохнуло, никто не считал, так как нашим было не до этого.

Полк направился дальше и засветло вышел к железнодорожной станции Торопца, находившейся на северной окраине города, которая и являлась целью нашего наступления. Особого сопротивления пока не встречалось. По дороге попался немецкий взвод, спешивший на защиту мостов, но его обстреляли из пулеметов и, не останавливаясь, прошли дальше. На самой станции пришлось уже применить артиллерию, но и здесь бой продолжался недолго. В самом городе немцы успели оборудовать огневые точки, и штурмовать его было бы непросто. Но к счастью, приказом нам предписывалось только блокировать железнодорожные пути, чтобы сделать невозможным выгрузку эшелонов с подкреплением.

В этом болотистом крае насыпь железной дороги очень высокая, и разгружать технику немцы смогут только на следующей станции километрах в пятнадцати отсюда. Разумеется, лишь после того, как мосты будут отремонтированы.

Таким образом, наш полк свою боевую задачу выполнил. Но вот другим двум полкам нашей дивизии повезло меньше. Им пришлось наступать с юго-востока, через перешеек между озером Соломенным и болотом. Немцы успели заминировать этот узкий проход и сосредоточить здесь все резервы, которые только смогли наскрести. Именно это обстоятельство позволило нашему батальону так быстро прорваться к городу с минимальными потерями. Чтобы выполнить задачу, комдив распорядился бросить в наступление и наш полк.

До города оставалось километра четыре, и уже через час мы подошли к Ремзаводу, расположенному на северной окраине, где сосредотачивался перед атакой наш батальон.

Комбат вкратце описал нам задачу предстоящего наступления: Пока основные силы фашистов находятся на другом конце города, у нас есть возможность неожиданным ударом прорваться в глубину обороны противника и ударить ему в спину. Если нам удастся захватить мосты через реку Торопец, то тем самым мы перережем последнюю линию снабжения, которая осталась у фрицев. После этого уничтожение или сдача в плен вражеского гарнизона станет неизбежным.

В настоящее время от немцев очищено несколько зданий к югу от железной дороги, а дальше начинается территория, контролируемая противником. По ней нам предстоит пройти почти два километра. Правда, высотной застройки здесь нет, и дома в основном одно-двухэтажные. Но зато все здания кирпичные, с толстыми стенами, и выбивать из них фашистов будет очень непросто.

Типографских карт у нас, естественно, не было. Те, что раздали, были самодельными, начерченными от руки, причем, по моему впечатлению, это были как минимум десятые копии оригинала. Ни о каких точных масштабах и пропорциях на них и речи не могло идти. Но, по крайней мере, там были указаны названия улиц, как старые, так и придуманные оккупантами. Предусмотрительный комполка нашел жителей города, которые знали все эти новые названия. Старшина достал из своих запасов несколько листов разного размера и цвета, на которые командиры взводов и отделений стали лично перерисовать план города.

Моей роте достался квартал на самом краю Торопца, расположенный между улицами Кутузова и Широко-Северной. Он включал в себя четыре длинных дома, выходящих торцами на проспект Калинина. Слева от меня будет наступать вторая рота, а справа – третья, которой предстоит обойти город с запада. Разведку боем нам предстоит провести самим, и если численность противника окажется небольшой, то атаковать с ходу. Для огневой поддержки роте придали взвод противотанковой артиллерии, состоящий из двух сорокапяток. В случае необходимости можно затребовать помощь батальонных минометов или полковой артиллерии, но для этого сначала нужно будет протянуть линию связи, чтобы скорректировать огонь. Конечно, артиллеристы посадили наблюдателя на водокачку, но до нее от места боя не меньше двух километров. Пока делегат связи туда добежит, ситуация успеет десять раз поменяться. Да и неизвестно, сможет ли корректировщик разглядеть что-нибудь сквозь дым от пожаров, который уже начал заволакивать город.

После захвата первой цели комбат поставит новую задачу в зависимости от обстановки. Резервов у него почти не оставалось, и в случае, если мы столкнемся с сильным сопротивлением, надо будет провести перегруппировку сил и ударить одной-двумя ротами по уязвимому месту противника. Хотя Сергей держал себя в руках, но я видел, что его немного трясло. Все-таки одно дело занимать оборону или захватывать небольшие деревни, и совсем другое вести наступление в городе со множеством каменных строений, где каждое здание может служить дотом. Рядом с Ивановым все время держался незнакомый лейтенант, назначенный начальником штаба батальона. Он внимательно слушал командира и записывал все, что он говорил, но сам все время молчал.

Поймав наши заинтересованные взгляды, направленные в сторону новичка, комбат пояснил:

– Только вчера назначили начштабом, он еще неопытный. Так что к нему пока обращайтесь лишь по вопросам снабжения.

Оговорив места сбора раненых и пункты боепитания, которые будут меняться по мере продвижения батальона вперед, мы стали готовиться к выдвижению на рубеж атаки, так как уже начинало светать.

Пока мы совещались, красноармейцам раздали патроны, которыми они успели снарядить пустые магазины и пулеметные ленты. Достав из подсумков запалы, аккуратно завернутые в холстины, бойцы снарядили гранаты. Те же разгильдяи, кто вчера поленился их разрядить, теперь получали заслуженный нагоняй.

Я еще раз напомнил всем командирам отделений основные принципы войны в городе. Конечно, реального опыта боев в плотной застройке, кроме пейнтбольных игр и компьютерных стрелялок, у меня тоже не было. Но некоторые теоретические знания все-таки имелись.

– Перемещаться от укрытия к укрытию всегда только бегом, с максимально возможной скоростью и обязательно пригнувшись. Прежде чем куда-нибудь бежать, сначала отметьте для себя места возможных укрытий на маршруте. На улицах и в помещениях старайтесь держаться спиной к стене. Не забывайте выставлять на крыши и верхние этажи зданий пулеметы и своих лучших стрелков. Бой вам придется вести маневренный, и без радиостанций оперативно управлять взводами я не смогу. Поэтому командирам взводов и отделений часто придется принимать решения самим, по обстановке. При передвижении обязательно прикрывайте друг друга. Если видите, что нельзя наступать в лоб, попробуйте обойти дом с другой стороны или пройти по крыше. Фрицев здесь мало, и обороняться сразу по всем направлениям они не смогут. Пользуйтесь тем преимуществом, что у нас высокая насыщенность автоматическим оружием. Но чтобы эффективно его использовать, стройте боевые порядки так, чтобы в бою принимали участие одновременно все ваши огневые средства. По возможности, применяйте залповый огонь всем взводом, чтобы противник запаниковал и отступил.

Все это я им уже рассказывал, но у нас не было времени потренироваться, поэтому нелишним было повторить свои наставления еще раз.

– Гранаты не экономьте, если даже немца не убьет осколками, то оглушит взрывом, и это даст вам время для продвижения вперед. Поддерживайте контакт с артвзводом, он нам очень пригодится. Активно пользуйтесь дымовыми завесами. Стреляйте во все, что движется, но с подвалами повнимательнее, там сейчас прячутся наши мирные жители.

Закончив с инструктажем, я выслал вперед одно отделение в качестве разведки, и вслед за ними двинулись все остальные. У противника наверняка имелось много наблюдателей, сидевших на колокольнях церквей, которых в Торопце насчитывалось не меньше десятка. Чтобы остаться незамеченными для них, наша рота прошла примерно километр вдоль железнодорожной насыпи и перебралась через нее в том месте, где ее закрывали высокие стены какого-то склада.

Ближайшие к железной дороге строения простреливались нашей артиллерией, и немцев там не было. Если в них и сидели наблюдатели, то они поспешили скрыться, когда заметили наше продвижение. Несколько бойцов проверили эти дома и подали сигнал, что все чисто. Одно из этих зданий, выходящее на Широко-Северную улицу, я наметил для себя как командный пункт. В нем, а также в доме справа установили все станковые пулеметы, имевшиеся в наличии, и находился один взвод, который я оставил в качестве резерва. Здесь же расположилось одно отделение соседей, которое держало под прицелом свой участок прорыва.

В первом эшелоне шли два взвода, разбившись по отделениям. Наступление вели сразу по трем улицам. Бойцы шли вдоль домов, держа под прицелом противоположное здание, и таким образом группы прикрывали друг друга.

Вскоре забухали гранаты, которые солдаты кидали в окно или в дверь подъезда, прежде чем туда зайти. По моим подсчетам, гранат в роте имелось не меньше пятисот штук, и еще несколько сотен нам могут выделить, если понадобится.

Бойцы попробовали сунуться на крыши домов, но оттуда их быстро согнал вражеский пулеметчик, засевший на колокольни церкви в центре города. Видя такое безобразие, Авдеев взял свою снайперку и полез на чердак. Вернулся он минут через десять довольный, несмотря на то что лицо и руки у него были исцарапаны кирпичной крошкой, выбитой немецкими пулями из стены дома.

Мои резервы, которые я оставил на крайний случай, быстро таяли. По мере того как группы бойцов продвигались все дальше, их боевые порядки растягивались. Каждый раз, когда им удавалось подавить вражеский огонь, они сразу пользовались этим для очередного броска вперед. Но занятые дома нужно было тщательно зачистить, проверяя каждую комнату. Поэтому приходилось выделять все новых и новых бойцов. Соседи справа, которым предстояло совершить глубокий охват противника, также просили помочь им, чем можно. Появились и первые раненые, которых надо было перевязывать и отправлять дальше в тыл. Пулеметные расчеты один за другим также перемещались ближе к месту боя. Последним разобрал свою машинку и побежал за остальными расчет «максима». Телефон нам наконец-то провели, но оказалось, что пока тянули провод, его уже успело где-то перебить. Пока связисту перематывали раны, полученные от осколков шальной мины, он рассказал, что хотя у нас много трофейного телефонного кабеля, пришлось искать наш. Многие бойцы, видя в захваченном фашистами городе немецкий провод, спешат его перерезать, не разбираясь, откуда и куда он тянется. Телефонисту я тоже выделил автоматчика для охраны, и они побежали искать разрыв на линии.

Так и получилось, что не успел я оглянуться, как вскоре со мной осталось только три человека. Даже Авдеев заявил, что принесет мне больше пользы, отстреливая вражеских командиров и пулеметчиков, чем сидя на командном пункте. Он уже успел прославиться среди наших бойцов как отличный снайпер, сняв с двухсот метров фрица, прикрывавшегося двумя женщинами, которых эта мразь использовала как живой щит.

В общем, начало наступления было вполне обнадеживающим. Не ожидая с нашей стороны подвоха, немцы оставили с северной стороны города только небольшое прикрытие. Поэтому захват квартала прошел сравнительно легко и без больших потерь. Примерно через час все кварталы к северу от улицы Калинина уже были зачищены от противника. Лишь кое-где фашисты еще продолжали прятаться в подвалах, не представляя для нас особой опасности. Но вот продвигаться дальше уже стало трудновато, так как на перекрестках появились немецкие танки. Планировка улиц в следующих кварталах была прямолинейной, и это позволяло фашистам простреливать их насквозь. В полосе наступления нашего батальона ближайшим таким перекрестком было пересечение улиц Богдановича и Ленинградская[17]17
  В настоящее время называется улица им. Еременко.


[Закрыть], на котором стояли уже знакомая мне самоходка STUG-3 и немецкая полковая пушка, укрытая мешками с песком. Метрах в трехстах дальше, на улице Октябрьской, виднелся легкий Pz-2. Рядом с ним также была оборудована огневая точка, укрытая небольшой баррикадой.

Если бы танки пошли в наступление, то в городе они были бы обречены – наши бойцы легко забросали бы их гранатами из окон. Но немцы все сделали тактически грамотно. Ближайшие к ним дома занимала пехота, не давая противнику подойти на расстояние броска гранаты. Танки и орудия, в свою очередь, контролировали подступы к домам, препятствуя нашей артиллерии выдвинуться на прямую наводку, о чем свидетельствовали разбитые пушечки, лежащие на перекрестке. Со своего наблюдательного пункта я видел, как артиллеристы выкатывали свои сорокапятки под прикрытием дымовой завесы, которую устроили мои пехотинцы. Едва только клубы дыма немного рассеялись, как самоходка своими трехдюймовыми снарядами сразу расстреляла наши пушки, успевшие сделать только один выстрел, и похоже, что безрезультатно.

Если бы у нас имелись средние или тяжелые танки, то было бы намного проще. Но те две «тридцатьчетверки», которые участвовали в наступлении, сейчас находились на противоположном краю города и ничем нам помочь не могли. Трехлинейные противотанковые ружья, которые у нас имелись, против брони «штуги» были бесполезны, как и ротные минометы, а от огня полковой артиллерии ее закрывали стены домов.

Постаравшись успокоиться, я попробовал логично обдумать ситуацию. Сидя в захваченных домах, рота сможет продержаться достаточно долго. Оттянув на себя часть вражеских сил, мы тем самым отчасти поможем своим войскам, штурмующим город с другой стороны. Но все равно наступление по узкому, насквозь простреливаемому открытому участку местности будет стоить им больших потерь. Если мы не захватим мосты через реку сегодня, то к немцам подойдут подкрепления, и они сами перейдут в наступление. Поэтому нужно продолжать продвижение вперед и желательно прямо сейчас. Вражеские солдаты уже начали перегораживать улицы баррикадами из бревен и камней. Если дать им время укрепиться, то нам придется очень туго.

Значит, мне нужно оставить свой КП, собрать вместе хотя бы половину бойцов и выбрать направление главного удара, чтобы попробовать выйти к мосту. Если нельзя продолжать вести наступление широким фронтом, то пусть туда прорвется хотя бы небольшая группа солдат. Заняв круговую оборону в каком-нибудь здании, она сможет держать под контролем Базарную площадь, пока не подойдут наши основные силы. План трудноосуществимый, но ничего другого не придумывается. К счастью, проверить, возможно ли его выполнение, мне не пришлось, так как примчался запыхавшийся посыльный:

– Товарищ командир, лейтенант Гусев просит прислать несколько бойцов, пушку передвинуть. Артиллеристы придумали, как танк подбить.

– А они разве уцелели? Вон же обе сорокапятки на перекрестке лежат.

– Так там только одна наша, а другая из второй роты.

Оставив одного солдата на телефоне, ждать, пока починят провод, я взял последних бойцов, и мы, пригнувшись, побежали к Гусеву. Я все равно собирался переносить свой командный пункт ближе к месту боя. Чтобы прикрывать друг друга, мы разбились на две группы. Впереди бежали трое бойцов, а метрах в тридцати сзади мы с артиллеристом. По дороге нам то и дело приходилось падать на землю, когда слышались выстрелы, поэтому триста метров пришлось преодолевать минут десять.

План, который предложил лейтенант, был простой. Надо только снять с сорокапятки все ненужное, затащить ее на второй этаж дома и оттуда подбить самоходку. Вдвоем с оставшимся артиллеристом он откручивал гайки и отцеплял крепления. Снятый орудийный щит уже лежал в сторонке, но для дальнейшей разборки, а тем более для переноса пушки, требовалась помощь.

Подоткнув чурбачки под нижний станок и под ствол, артиллеристы стали снимать колеса. В скорости им могли позавидовать даже механики Формулы-1. Ловкими движениями Гусев вынул проволочное кольцо, снял колпак ступицы и вытащил шплинт. Еще несколько движений, и он, потянув колесо на себя, аккуратно снял его с оси.

Как только отцепили первую станину, трое бойцов схватили ее и потащили к дому. Дверь подъезда была завалена, поэтому им пришлось сначала пропихнуть двухметровую трубу в окно, а уже затем искать проход внутрь дома. Когда троица вернулась, их уже ожидала вторая станина. Тем временем мы с Гусевым подхватили колеса, второй артиллерист взял знакомые мне лотки со снарядами, и мы начали затаскивать все хозяйство в окно.

Закончив с мелочевкой, вшестером подхватили саму пушку, вернее то, что от нее осталось. Хотя артиллерист уверял нас, что она весит всего килограммов триста с гаком, но мне казалось, что этот гак тянет еще килограммов на сто. Перевалив орудие через подоконник, мы перелезли туда сами и потащили дальше. Особо мучиться нам не пришлось. Длина ствола у сорокапятки только два метра. Без станин, со снятыми колесами и щитом ее можно было развернуть в самом узком коридорчике.

Затащив разукомплектованную пушечку по лестнице на второй этаж и даже не успев отдышаться, мы стали прикреплять все обратно, старательно пригибаясь, чтобы немцы не заметили нас через окно. Ствол маленькой сорокапятки располагался ниже уровня подоконника, поэтому под колеса подсунули доски и кирпичи. Размеры большой комнаты, из которой артиллеристы собирались стрелять, позволяли прикрепить станины, не высовывая ствол пушки в окно. Лучи солнца сюда еще не попадали, и у нас имелись хорошие шансы на то, что немцы не заметят наших приготовлений.

Надо сказать, позиция для стрельбы была выбрана отлично. Со второго этажа можно простреливать всю улицу, причем танк на дальнем перекрестке был как на ладони, его ничего не загораживало. А если нам придется идти в атаку по этой улице, то пушка сможет стрелять по врагам поверх наших голов.

Приготовившись к стрельбе, Гусев прогнал из комнаты всю пехоту, резонно мотивировав свою просьбу тем, что скоро по этому окну немцы могут начать ураганный огонь.

Один из бойцов вызвался показать прекрасную позицию для наблюдения и повел меня на чердак. В крыше зияло несколько отверстий, пробитых осколками, и под одним из них лежал мешок с песком. Это место недавно занимал командир первого взвода, который теперь ушел дальше, а теперь оно идеально подходило для меня в качестве наблюдательного пункта.

Результат первого выстрела я посмотреть не успел. Под полом, немного в стороне, бухнула пушка, и через пару секунд дуплетом раздался второй выстрел. Когда я поднял бинокль и нашел перекресток, раздался третий выстрел. Огненный трассер протянулся в сторону перекрестка, но не к самоходке, а к пушке. Из мешков, прикрывавших вражеское орудие, взметнулся фонтан песка, и кто-то из орудийной прислуги отлетел в сторону. Взрыва не было, вероятно, заряжающий готовил бронебойный снаряд для самоходки. Сквозь полуоглохшие уши, которые, как мне казалось, были забиты ватой, донесся крик Гусева:

– Осколочный! Не телься, щас как…

Емкая фраза, которая в нескольких словах объясняла, почему нужно торопиться заряжать орудие в условиях огневого контакта с противником, была прервана выстрелом, на этот раз более тихим. Я уже мог не глядя, только по звуку определить, что теперь стреляли осколочным. Результат выстрела получился красивым. В мешочной баррикаде, окружавшей огневую точку, взметнулся огненный фонтан. Не успел он опасть, как снова расцвел сполохами багрового пламени, поднявшимися выше соседнего дома. Плохо немцы укрыли боекомплект к своей пушке. Куски металла, камни, бревна, человеческие тела сначала подняло в воздух, затем разметало по всей улице или забросило на крыши домов. Когда все тяжелые предметы, вдруг научившиеся летать, наконец упали, в воздухе продолжала висеть густая завеса из смеси дыма и пыли. Что творится за ней, было не видно, но артиллеристов это не смущало, и снова рявкнул выстрел. После предыдущего громоподобного взрыва уши звенели так, будто в них звонят колокола, и пушечный выстрел донесся до меня как из-под земли. Трассер, сопровождавший полет снаряда, говорил о том, что стреляют бронебойным. Затем еще выстрел, уже без огненного следа – это опять осколочный.

Видеть танк наводчик орудия не мог, но назвать стрельбу бессмысленной нельзя. Цели находились примерно на одной линии, дальность Гусев знает, так что стреляет не наугад. Даже если не попадет, то напугает «двоечку» так, что она сама поспешит отсюда уползти, чтобы освободить нам проход. Но наконец-то мне повезло уловить момент уничтожения вражеского танка. Западный ветер отнес дым в сторону, и я успел заметить, как после очередного попадания танк вздрогнул и резко осел вниз, как будто придавленный огромный тяжестью. В тот же миг его маленькая, как будто игрушечная, башенка с такой же игрушечной пушечкой резко приподнялась и сползла с танка, упершись стволом в землю. Видимо, детонировал боекомплект, но мощности 20-миллиме-тровых снарядов не хватило для эффектного взрыва.

Успокоившись насчет Pz-2, я перевел бинокль на самоходку. Хотя «штуга» стояла неподвижно, но пламя из нее не вырывалось, и дымила она несильно. Не знаю, может, ее повреждения были и небольшими, но после серии взрывов экипажу наверняка приходится несладко.

Легкие на помине, немецкие танкисты откинули люки и стали выползать наружу. Только двоим из экипажа подбитой машины посчастливилось остаться живых, но и то ненадолго. Одна из фигурок в черном танковом комбинезоне изогнулась и повисла, свесившись из люка. Второй немец оказался проворнее и попытался откатиться в сторону, но спрятаться не успел и растянулся на дороге рядом со своей боевой машиной.

После уничтожения вражеских узлов обороны дело пошло веселее, и следующие два квартала мы захватили сравнительно легко. Увидев расправу над танками, немецкие солдаты, которые еще продолжали кучковаться в этом районе, предпочли отойти. Разрозненные группки фрицев, о которых докладывали бойцы, хаотично двигались в разных направлениях. Одни отступали к центру на соединение с основными силами, другие, наоборот, пытались вырваться из города. Чувствовалось, что единого командование у них уже не осталось.

На перекрестках теперь уже стояли наши орудия и пулеметы, пресекая попытки фашистов перебежать через улицу. Я видел, что некоторым это даже удавалось. Но большинство немцев, попытавшихся это сделать, остались лежать на дороге, срезанные пулеметной очередью. В связи с нашими успешными действиями появилась новая проблема. Сообразив, что Торопец окружен советскими войсками, и видя наше полное преимущество и в численности, и в вооружении, самые расторопные немцы стали бросать оружие и поднимать руки. Если раненых врагов мы просто добивали, чтобы они не могли выстрелить нам в спину, то с добровольно сдавшимися так поступить мы не могли.

Неожиданная помощь пришла со стороны местных жителей. Наблюдая из подвалов за ходом боевых действий, они заметили, что на улицах валяется немало бесхозного оружия, и поспешили подобрать его. Те торопчане, которым не досталось винтовок, подходили к нам и спрашивали, чем можно помочь. Отобрав несколько мужчин покрепче и поставив их под командование легкораненого бойца, мы поручили им отконвоировать пленных в тыл. Немцы чувствовали, что местное население, над которым они еще недавно издевались, не питает к ним никаких добрых чувств, и вели себя как паиньки.

Других добровольных помощников мы отправили таскать боеприпасы и помогать раненым. Несколько девушек-комсомолок заявили, что они умеют стрелять из винтовки, и на этом основании потребовали дать им оружие. Одна даже предъявила значок ворошиловского стрелка. Не выдержав настойчивого напора, я разрешил снайперше прикрывать второстепенное направление, выделив сектор для стрельбы, а ее разочарованным подругам пришлось довольствоваться должностью санитарок.

Несмотря на то что полоса наступления сузилась, бойцов почему-то все равно не хватало. Рядом со мной находилось одновременно не больше двух-трех человек. Это едва не стоило мне жизни, когда я в очередной раз менял позицию. В качестве следующего наблюдательного пункта была выбрана угловая квартира на втором этаже, где окна уже были заложены мешками с землей и заставлены мебелью.

Подкрадываясь между заборами и деревьями к нужному дому, мы не замечали ничего подозрительного, как вдруг короткая очередь заставила споткнуться бойца, идущего первым. Машинально выхватив из подсумка гранату, я бросил ее в ближайшее окно, не заложенное баррикадой, рассчитывая, что оно выходит в ту же комнату, где находится невидимый стрелок. За полсекунды до этого туда влетела «лимонка», брошенная вторым бойцом. Дикий, полный боли крик, последовавший за сдвоенным взрывом, подтвердил правильность наших расчетов.

Сколько врагов еще могло скрываться в здании, было неизвестно. По-хорошему нам следовало вернуться назад и позвать кого-нибудь на помощь. Но если мы отойдем от дома, то немцы, находящиеся в нем, легко смогут нас перестрелять. Поэтому ничего не оставалось, как попробовать ворваться внутрь. Мы с Филатовым, так звали уцелевшего бойца, не стали подходить к раненому, который уже успел откатиться к стене, а решили обогнуть дом с другой стороны. Оставалось надеяться, что многочисленная группа фрицев просочиться сюда не смогла бы, а нескольких человек недостаточно, чтобы занять круговую оборону.

Низко пригибаясь, чтобы нас не было видно из окон, и стараясь ступать как можно тише, мы обогнули угол и вышли к входной двери. Для большей эффективности желательно было ворваться внутрь сразу в двух местах. Бойцу я кивнул в сторону окна, оставив дверь себе. Вытащив гранаты, мы, не вставая, синхронно закинули их внутрь и зажали уши в ожидании близкого взрыва. Сразу, как только над головой пролетели какие-то обломки и последние осколки стекол, еще остававшиеся в раме, красноармеец запрыгнул внутрь, воспользовавшись моим плечом в качестве ступеньки.

Не желая отставать от него, я вбежал внутрь, щедро поливая все углы из автомата. С Филатовым мы встретились в коридоре, заваленном обломками мебели. Никого не обнаружив, в смысле живых, мы начали осматривать все комнаты, которых на первом этаже было только четыре. На этот осмотр нам понадобилось еще две гранаты и по одному магазину патронов.

Теперь оставалось проверить второй этаж. Выходить на лестницу, которая туда вела, было опасно, но другого выхода не оставалось. На мои способности гранатометчика надеяться на приходилось, поэтому роль швырятеля колотушки досталась Филатову. Встав под лестничным проемом, он выдернул запальный шнур и, досчитав до трех, выскочил вперед. Зашвырнув гранату на второй этаж, боец быстро юркнул обратно. Как только наверху грохнуло, наступила моя очередь выскакивать на лестницу. Я выпустил большую часть магазина в облако пыли и дыма, появившееся на месте взрыва, и, стараясь ступать как можно тише, прошел вперед. Впрочем, с таким же успехом я мог демонстративно топать, как слон. Взрыв в помещении, даже не полностью замкнутом и имеющем оконные проемы, гарантированно оглушит любого человека, находящегося поблизости.

Пыль стояла столбом, сильно ограничивая видимость, но планировка дома была достаточно простой. Здесь должен находиться угловой зал с окнами, выходящими на дорогу. Он представлялся наиболее подходящим местом для организации засады, устроенной немцами, поэтому поиски нужно было начинать с него. Глухой взрыв, донесшийся, видимо, с улицы, подтолкнул нас к дальнейшим действиям. После оживленного, но бесшумного диалога, состоявшего из размахивания руками и мотания головой, мы с Филатовым распределили обязанности. Мне предстоит закинуть гранату в помещение, а ему прикрывать меня сзади.

К счастью, дверь была открыта, вернее, она отсутствовала, и, подкравшись к ней поближе, я зашвырнул туда последнюю оставшуюся «лимонку», после чего тут же отскочил за угол, чтобы переждать взрыв в безопасности. Теперь следовало ворваться в комнату, стреляя во все стороны из автомата, но что-то меня останавливало. Я нерешительно топтался на месте, прислушиваясь к доносящимся из-за дверного проема шорохам и раздумывая, как лучше поступить. Конец моим сомнениям положил хлопок гранаты, раздавшийся из комнаты. Он заставил меня вскинуть автомат и дать очередь из-за угла раньше, чем я задумался, кто же это пришел мне на помощь. Тут в комнате снова рвануло, на этот раз сильнее, так что я буквально оглох. Но зато не приходилось сомневаться, что фрицев там хорошенько посекло осколками, и теперь мне можно входить.

И действительно, два тела гитлеровцев, валявшихся на полу, еще подавали признаки жизни, но сопротивляться уже не могли. Судя по всему, один из солдат выдернул запальный шнур из своей колотушки, но бросить ее уже успел. Большое время сгорание запала немецкой гранаты, и колпачок, на отвинчивание которого нужно было тратить время, подвели своих владельцев. Швырни они ее сразу, то я успел бы отскочить за угол. Поэтому им пришлось выждать перед броском несколько секунд. А в бою эти секунды решали, кто погибнет, а кто останется жить. Пока мы исследовали здание, раненый боец, оставшийся во дворе, лежал, зажимая рукой рану на бедре, свободной рукой держа наготове автомат. Когда на землю рядом с ним упала брошенная из окна колотушка, он подполз к ней и, с трудом дотянувшись, отбросил ее подальше. Этот взрыв и привлек мое внимание, а когда я подстрелил немцев, они вдобавок подорвались на своей же гранате.

Тем временем подошла группа бойцов из стрелинского взвода. Сержант послал их проверить, что за стрельба началась у него в тылу. Теперь ситуация окончательно стабилизировалась, и можно было занимать выбранную позицию.

Устроившись, наконец, в наблюдательном пункте, доставшемся с таким трудом, я начал оценивать обстановку. Хотя для меня казалось, что к этому дому мы подошли очень давно, но на самом деле стычка заняла всего несколько минут. За это время существенных изменений не произошло.

И тут в привычные звуки боя – треск пулеметов, хлопанье пушек, разрывы гранат и буханье снарядов, вплелся очень неприятный гул. Он был еле слышим, но почему-то грохот сражения его не заглушал. Я никак не мог сообразить, что это такое, но тут громкий крик «воздух» разрешил этот вопрос. Вскоре стало ясно, что к городу подлетает не меньше двадцати «юнкерсов». Но на этот раз фашистские стервятники припозднились. Наши войска слишком далеко ушли от мест сосредоточения перед атакой, куда сейчас вываливались бомбы. Похоже, что корректировщика с рацией у врага не осталось, а самостоятельно определить с воздуха, кто есть кто, в этой мешанине было невозможно.