Текст книги "На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь"

В общем, если говорить откровенно, дело было плохо. Стоило немцам подойти чуть ближе, и наша артиллерия уже не смогла бы нам помочь, опасаясь задеть своих. Но, к счастью, возмущенные невиданными потерями враги решили отойти. Сначала танки, которые могли поддерживать связь с командованием по рации, остановились и, пальнув пару раз для профилактики, поползли назад. За ними потянулась и пехота, потерявшая почти весь офицерский состав. При том количестве пулеметов и снайперских винтовок, которые у нас имелись, подойти ближе чем метров на триста вражеским командирам не удавалось.

В этом бою я первый раз увидел, как из противотанкового ружья смогли подбить танк. Засевший на фланге опытный боец с крепкими нервами подпустил врага поближе и с расстояния всего сотни метров смог попасть в ведущее колесо. Немецкий мехвод быстро успел остановить машину, не давая ей развернуться, но нашему противотанкисту это было только на руку. Он выпустил несколько пуль прямо по бензобаку, и красивые всполохи огня сразу же накрыли вражескую машину.

Чтобы не расстраивать немцев, которым, скорее всего, и так недолго оставалось жить, комбат приказал оставить окопы. Раз уж вражеская артиллерия успела по ним пристреляться, то лучше отойти на запасные позиции. Следующая траншея располагалась в километре отсюда, уже перед самой линией железной дороги. Долго держаться там мы тоже не собирались. Главное дотянуть до вечера, чтобы можно было спокойно переправить всю технику на ту сторону насыпи. В узкий туннель, который под ней прорыт, можно протиснуть лишь маленькие сорокапятки. А ближайший переезд находился километрах в двух отсюда, и наверняка обстреливался.

До ночи мы дотянуть смогли. Захватив с боем опустевшую траншею, немцы тут же начали окапываться и явно не спешили наступать дальше. Я вполне разделял их желание не ввязываться в бой с превосходящим противником, каковым мы друг друга считали. Но, к сожалению, нашего мнения никто не спрашивал. Вместо того чтобы подождать до утра, ретивое немецкое командование решило ковать железо, пока оно горячо, и добить убегающих русских, то есть нас.

Но тут их ждал маленький сюрприз. До сих пор дивизионная артиллерия находилась в пяти-шести километрах от передовой, что позволяло ей эффективно обрабатывать вражеские позиции и в то же время находиться за пределами досягаемости полковой артиллерии немцев. Во время ночной суматохи, когда было неясно, где находится враг, и куда он сможет продвинуться, гаубичный дивизион, находящийся у нас за спиной, эвакуировать не успели. Но как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Тяжелые орудия изготовили для стрельбы прямой наводкой и тщательно замаскировали.

Хотя для расчетов, почти не защищенных маленьким орудийным щитом, это было очень опасно, но артиллеристы искренне радовались, что наконец-то своими глазами увидят результаты своей работы. Для чистоты эксперимента решили открыть огонь с максимальной прицельной дистанции. Нам надо было на практике выяснить эффективную дальность огня по бронированным целям и заодно попытаться отпугнуть фрицев. Отойти назад в самом начале атаки для них было безопаснее, чем втянуться в огневой мешок.

Первые же результаты нас порадовали. Снаряд, выпущенный 122-миллиметровой гаубицей, сбросил башню с ехавшей впереди «троечки». Корпус танка еще продолжал по инерции двигаться, а в дело уже вступили следующие орудия. Шедшей рядом с ней «четверке» немного повезло. Осколочно-фугасная граната, выпущенная ей прямо в лоб, пробить броню не смогла. Следующему снаряду лобовая броня панцера, усиленная дополнительной плитой, тоже оказалась не под силу. Но мощный удар вызвал детонацию боекомплекта, и танк вскрыло изнутри, как консервную банку. В общем, наш расчет оказался верным. Встретив серьезный отпор и еще не втянув в бой основные силы, немцы предпочли отойти.

Как только стемнело, все наши машины и орудия, остававшиеся по эту сторону насыпи, начали подтягиваться к переезду. У нас еще оставалось время, и в ожидании нашей очереди бывалые солдаты успели вздремнуть несколько часов. Затем мы тоже получили приказ оставить позиции. Часть пехотинцев налегке перебрались через насыпь, а остальные сопровождали повозки с имуществом. Немножко поплутав в темноте, наши разрозненные отряды снова встретились и заняли предназначенные для них траншеи. К нашему приходу все уже было готово. Тыловые службы даже растопили в блиндажах печки, что было весьма кстати, ведь ночи становились все холоднее.

Помимо стандартного набора оборонительных сооружений, здесь имелось еще и кое-что новенькое. В качестве сюрприза для фрицев была приготовлена ложная дорога через болото. Саперы выкопали колею и уложили в нее жерди и вязанки хвороста. Не поленились они и покатать по ним запасное колесо, одолженное у одной из полуторок, чтобы оставить вполне правдоподобные следы. В прямой видимости оттуда наши позиции не просматривались, и можно было надеяться, что сюда заедет какой-нибудь немецкий грузовик или даже целая колонна техники. На большую добычу рассчитывать, конечно, не приходилось, но смысл был в другом. Во-первых, столкнувшись один раз с таким коварством, немецкие саперы теперь тщательнее будут все проверять, и уже не только на предмет мин, но и на само наличие дороги. А во-вторых, они должны будут сообразить, что теперь мы возлагаем все надежды только на хитрости и уловки, а значит, серьезных укреплений у нас здесь больше не осталось.

Глава 14

7 октября 1941 г.

Утром наступление продолжилось, но как-то вяло, совсем не похоже на яростный натиск, который мы отбивали в предыдущие дни. Вражеские гаубицы почти не работали, и атаку поддерживали в основном минометы и полевая артиллерия, которую подтянули к переднему краю. Опасаясь орудий ПТО, немецкие танки остановились далеко от наших позиций, чтобы подавлять огневые точки с безопасного расстояния, и дальше шла только пехота. Казалось, что единственной целью фашистов было убедиться в том, что мы здесь, на месте, и никуда уходить не собираемся.

Подпустив противника на четыреста метров, начали стрелять наши пулеметы, которыми сразу было уничтожено до взвода пехоты. Попав под плотный огонь, немцы тут же залегли и начали отходить. После этого фрицы оставили нас в покое, вернувшись к исходному рубежу. Пару танков они, по уже сложившейся традиции, оставили дымиться на поле боя.

Хотя результаты короткой стычки в целом можно было назвать успешными, но немцы смогли уничтожить два наших орудия. Еще одна пушка осталась исправной, но ее расчет посекло осколками от близкого разрыва снаряда. Учитывая немногочисленность нашей артиллерии, это было серьезной потерей. Для пополнения поредевших расчетов сводной батареи ПТО, куда теперь входило четыре разных типа орудий, мы выделили человек десять пехотинцев. Подносчиков снарядов и заряжающих теперь имелось достаточно, но вот опытных наводчиков, которые играют главную роль при стрельбе прямой наводкой, не хватало. Пришлось становиться к орудийным прицелам уцелевшим командирам артвзводов.

Мы ждали следующего визита фрицев после обеда, который немецким солдатам пропускать не положено. Но новая атака почему-то не начиналась. Очень похоже на то, что в пылу наступательного порыва фашисты растратили все боеприпасы и теперь не знают, что делать.

К вечеру полковые разведчики притащили «языка», который подтвердил наши предположения о том, что снаряды у немцев на исходе, и они ждут, пока привезут новые. Эта информация получила подтверждение еще от нескольких источников, притащенных на других участках фронта. Один из пленных, служивший в полковой артиллерии, и поэтому более информированный, поведал интересные подробности, которые Соловьев тут же пересказал мне. Оказывается, в артиллерии танковой и пехотной дивизий, которые вели здесь наступление, был истрачен весь лимит снарядов, отпущенный для проведения операции. Поэтому требовалось не просто подвезти боеприпасы, а сначала выпросить их у командования. А учитывая, что все немецкие танковые группы должны были натолкнуться на подготовленную оборону, запасов снарядов у фон Бока оставалось очень мало.

Эта задержка нам на руку. Небо уже не просто хмурилось, а время от времени проливалось дождиком. Пусть пока коротким и реденьким, но скоро зарядят осенние затяжные ливни, и эта местность покроется непролазной грязью.

Но вообще-то трудно сказать, какая погода для нас лучше. Сейчас, пока деревья и кусты покрыты листвой, нам удобно маскировать оборонительные позиции, но зато немцы могут быстро передвигаться по сухим дорогам. Когда начнется распутица, вражеской технике придется плохо, но опадет листва, и наша маскировка ухудшится. Первые холода однозначно будут благоприятствовать немецкому наступлению, так как вся грязь замерзнет, и дороги станут проходимыми для машин. А к тому времени, когда начнутся настоящие морозы, наступательный порыв вермахта уже выдохнется, и он перейдет к обороне, так что страдать от холода придется уже нашим войскам, перешедшим в контрнаступление. Получается, что чаще всего погода будет против нас.

На следующий день, восьмого октября, мне позвонил дежурный из штаба полка.

– Товарищ командир, вам танки прислали. Танкисты просят вас подойти.

Удивившись, почему прислали именно мне, а не командиру полка или хотя бы батальона, я отправился в расположение штаба. Там меня ожидали несколько человек в танкистской форме, возглавляемых лейтенантом.

Внимательно проверив мои документы, командир танкистов попросил предъявить мое удостоверение сотрудника ГУГБ НКВД. Ничуть не удивившись тому, что фамилия во втором документе была другой, лейтенант достал блокнот и тщательно сверил номер удостоверения со своими записями. Наконец, убедившись в моей личности, он вытянулся, подал команду «смирно» своим танкистам и доложил по форме:

– Товарищ лейтенант госбезопасности, – после маленькой заминки он поправился: – Товарищ старший лейтенант, танковый взвод прибыл в ваше распоряжение согласно предписанию для проведения войсковых испытаний. Командир взвода лейтенант Яковлев.

– Вольно, лейтенант. Приступим к осмотру вашей чудо-техники.

Меня провели в рощицу, где под маскировочной сетью угадывались очертания двух «тридцатьчетверок».

– Маловато у вас танков для взвода, лейтенант, – огорченно констатировал я.

– Так точно, только два танка в наличии. Но зато новейшие образцы. Сам товарищ Малышев осматривал новую технику.

– Это который Малышев? – не понял я.

– Нарком танковой промышленности. Наркомат только недавно образовали, и вы о нем, наверно, еще не знаете.

– Действительно, мы тут на фронте не успеваем следить за всеми событиями.

Тем временем сеть с танков сняли, и я смог их хорошенько осмотреть. Увиденное меня приятно удивило. Первое, что бросалось в глаза – это командирские башенки, которые должны были появиться в массовом производстве только через пару лет. Мне приходилось видеть разные варианты таких башенок, но в этих сразу бросалось в глаза наличие не только горизонтальных обзорных щелей, но и вертикальных. Вряд ли это добавляло прочности, но хороший обзор в бою очень важен. Следующее отличие от современной техники – наличие многочисленных поручней для пехотинцев, которые должны будут ехать на броне. Еще к ним очень удобно привязывать ветки и прочую маскировку. Лобовой лист танка был усилен наспех приваренной плитой толщиной сантиметра полтора.

Вообще, новшеств появилось много, но все они были достаточно несложными. Вносились лишь те изменения, которые можно было сделать без остановки всего производства, но в то же время приносили существенную пользу. Так, например, было приварено сцепное буксирное устройство, и танк теперь мог перевозить прицеп или орудие. Скорее всего, постепенно будут исправляться и другие недостатки, присущие новой машине.

– А это кто приказал сделать? – Я указал на надпись, выведенную белой краской на башне: «На Великие Луки».

– Так товарищ Малышев, когда узнал, куда эту технику направляют, очень обрадовался и рассказал нам, что Великие Луки это его родной город. Он очень надеется, что его скоро освободят.

– Очень хорошо, – я даже от восторга потер руки, – пусть надпись остается.

– Еще бы не хорошо, ведь противника надо обманывать любым способом. Вполне возможно, что немецкий наблюдатель или разведчик прочитает надпись и добавит свою лепту в кампанию дезинформации, которую мы развернули.

– Ну что же, товарищи, – обратился я к танкистам. – Техника у вас хорошая, бойцы вы, как я понял, уже опытные. Осталось только поставить перед вами боевую задачу. Я смотрю, вы чем-то расстроены. Говорите, не стесняйтесь.

– Ну, – танкист не знал, как начать, – наши товарищи отправились дальше на запад, они будут гнать врага и освобождать нашу землю, а нам пришлось остаться здесь. Мы не спорим, при наступлении обязательно нужно защищать основания выступа от вражеских контратак. Вот только не совсем понятно, почему на оборону поставили наши «тридцатьчетверки», а не легкие Т-60.

А это хорошая новость. Значит, несколько танков отправили на запад, где они будут имитировать наличие крупных бронетанковых соединений. Если танкисты как следует подсуетятся, то смогут обозначить передвижение целого танкового полка. Для немцев это будет дополнительным стимулом, чтобы продолжать здесь наступление.

– Обещаю, – ободряюще улыбнулся я танкистам, – что здесь скучно тоже не будет. Вижу, что вам не терпится идти в атаку, но на этом участке фронта сейчас наступают немцы, которых нам нужно измотать упорной обороной. Против нас вермахт бросил пятую танковую дивизию. Как вы можете судить по номеру, она одна из первых, сформированных в Германии, и успела повоевать в Польше и Франции. До сих пор ее держали в резерве, и в боях против нас она не участвовала. В этом есть и хорошая сторона, и плохая. Можете сказать, какие именно?

– Так точно, – сразу отозвался Яковлев. – Плохо то, что эта дивизия полнокровная и полностью обеспечена техникой и личным составом по штатному расписанию.

– Ну, не совсем полностью. Как мне сказали, она участвовала в захвате Балкан весной этого года и понесла некоторые потери. А какой у немцев этой дивизии недостаток?

– Они еще не знают, что такое настоящая война. То, что было во Франции, это детская прогулка. Конечно, немцы в курсе, что здесь встретят упорное сопротивление, но еще не понимают, какое. Также у них мало опыта в преодолении лесисто-болотистой местности.

– Разрешите, товарищ командир, – попросил сержант. – Есть еще один момент. В этой дивизии должен остаться большой процент легких танков. В тех соединениях, которые постоянно участвовали в боях, подбитая техника постоянно ремонтируется и в основном снова возвращается в строй. Но старая бронетехника с тонкой броней чаще несет безвозвратные потери, не подлежащие восстановлению. Поэтому в потрепанных частях сейчас превалируют средние и тяжелые танки, а против нас будет воевать много Т-1 и Т-2.

– Молодцы, вижу, мы с вами сработаемся. Итак, вашему взводу предстоит уничтожать вражескую бронетехнику из засады. То есть вам отводится роль подвижного дота. Только в крайнем случае, если немецкие танки прорвут нашу оборону, вы начнете контратаку. В общем, будете играть роль самоходной артиллерии. Современный бой очень маневренный, и обстановка часто требует смены огневых позиций. Как для того, чтобы прикрыть свои части на угрожаемом участке, так и с целью избежать ответного огня противника. Вы же знаете, что у немцев контрбатарейная борьба поставлена на очень высоком уровне, а наша обычная артиллерия достаточной маневренностью не обладает. В этом болотистом крае также актуально то преимущество гусеничных машин, что они могут выдвигаться на позиции, недоступные для колесной артиллерии.

Обговорив с танкистами порядок взаимодействия, я отправился улаживать другие дела, которые успели накопиться. В тот же день меня ждал еще один сюрприз. Когда я заглянул в штаб батальона, поделиться радостью о появлении танкового подразделения, Иванов огорошил меня заявлением о том, что здесь есть мой земляк. От особиста Сергей уже знал, что я родом из Сталинграда, хотя последние годы провел в заграничной командировке.

– Вот, знакомьтесь, ваш земляк – лейтенант Глазков, – представил его комбат. – Прибыл из соседнего батальона для налаживания взаимодействия.

Когда формальности закончились, мы с лейтенантом разговорились.

– Я вообще-то не коренной горожанин и раньше жил в Трехостровской, – объяснил он.

– Вот здорово. У меня дед тоже из этой станицы. Правда, он оттуда еще до войны перебрался в Сталинград. – До какой именно войны, я уточнять не стал. – Постойте, а это не ваш родственник раньше был станичным атаманом в Трехостровской? Урядник Глазков, так его, кажется, звали.

Мне очень хотелось побольше расспросить земляка о станице, в которой жили мои предки, и где я ни разу не был. Но, к сожалению, у нас было мало времени, и я не успел поговорить с Глазковым обо всем, о чем хотел.

Несколько дней передышки, которую мы честно заслужили, были использованы с максимальной эффективностью. Первые сутки весь личный состав отсыпался. Нам уже было все равно, хорошая здесь система обороны или дрянная, и сколько танков на нас пойдет в следующий раз. Помимо отдыха, всех обрадовала возможность выйти из укрытий и вдоволь подышать чистым воздухом. Казалось бы, несколько дней, проведенных под землей, это не очень много. И в Первую мировую войну, и во Вторую солдатам приходилось годами жить в блиндажах и крытых траншеях. Однако кому же понравится сидеть в темных, сырых и душных укрытиях.

Постепенно силы и бодрость духа возвращали к бойцам. Сначала самые выносливые из них начали улучшать свои стрелковые ячейки и углублять щели. Потом сержанты набрали добровольцев для заготовки леса. И вот уже все красноармейцы без исключения занимались улучшением оборонительной системы. Копались новые ходы сообщения, готовились дополнительные огневые точки. Бывалые солдаты проводили обучение немногочисленного пополнения, на которое расщедрилось командование.

На весь батальон выделили только полсотни человек, что лишь частично могло компенсировать потери предыдущей недели. В основном это были добровольцы из саперной бригады, хотя попадались и опытные бойцы, вернувшиеся из госпиталя. Впрочем, время от времени к нам еще подходили маленькие группки и даже одиночные бойцы, которых Иванов распределял между ротами.

Хорошей новостью было то, что командование армии смогло пополнить нашу противотанковую артиллерию, сильно поредевшую за время боев, батареей 37-миллиметровых зенитных орудий. Кроме этого, дивизии выделили еще 26-й горно-артиллерийский полк. В августе он участвовал в Иранской операции, а когда в сентябре часть войск оттуда перебросили на южное направление, то полк передали Западному фронту. Командование логично рассудило, что горную артиллерию будет оптимальнее использовать не в степи, а в лесу. 76-миллиметровая горная пушка разбиралась на девять частей, и ее можно было перевезти на лошадях через любые заросли, непроходимые для повозок. Это пополнение пришлось очень кстати, так как в этой местности было много густых лесов. Командовал полком молодой, лет тридцати, но опытный артиллерист майор Головченко Михаил Васильевич[18]18
  В нашей истории участвовал в Феодосийской операции, во время которой 17 января 1942 года пропал без вести. Головченко посчитали погибшим, и его имя значится на обелиске, установленном на братской могиле в Феодосии. Но на самом деле он попал в плен, откуда ему удалось бежать. В 1944 году, уже в звании подполковника, Головченко назначили командиром 44-й минометной бригады, которая участвовала во многих боях, в том числе штурмовала Вену и Кенигсберг.


[Закрыть]. Из состава полка за нашим батальоном закрепили четвертую батарею второго дивизиона. Окопный телеграф тут же выяснил, что командует этой батареей немец – старший лейтенант с необычной фамилией Генрих.

Немного встревожило всех то, что гаубичные дивизионы неожиданно снялись с места и скрылись в неизвестном направлении. Но комполка заверил нас, что к началу следующих боев орудия нам вернут.

Как мне пояснил Соловьев, пушки были временно отправлены на Великолукское направление. Нужно было поддерживать у противника уверенность в том, что мы по-прежнему готовим там крупное наступление. Для полной убедительности наши войска даже провели штурм пары укрепленных селений, и для этого туда стянули три артиллерийских полка. Пусть каждое орудие сделало всего по несколько выстрелов, но немцы должны были заметить, что по ним одновременно стреляло столько стволов. Для этой инсценировки также удалось привлечь авиацию. Внесли свою лепту в кампанию дезинформации четыре танка, которым так завидовал лейтенант Яковлев. Они все время крутились у занятых немцами сел, каждый раз выводя на башнях новые номера, так что создали видимость целого танкового батальона.

Между тем фрицы смогли решить свои проблемы с боеприпасами, и через три дня наступление снова продолжилось. Потоптавшись пару дней у наших позиций и немного продвинувшись вперед, немцы снова притихли, но мы понимали, что это ненадолго. Как смогла выяснить наша разведка, для пополнения изрядно поредевшей пехоты им из последних резервов группы армий «Центр» прислали один полк. Естественно, можно было предположить, что долго немцы тянуть не станут, и атака может начаться в любой момент.

Но на этот раз мы не собирались пассивно ждать нападения и решили сами нанести упреждающий удар. Вглубь вражеских позиций глубоко вдавался большой лесной массив, перерезанный овражками и болотцами. Для любой техники он был совершенно непроходим, и немцы держали там лишь редкие посты. Туда комбат и направил батарею легких пушек, разобранных и размещенных по вьюкам. Охранять его было поручено взводу Стрелина. Намеченное для ведения огня место находилось на берегу небольшого озера, за которым сосредотачивалась для наступления немецкая пехота.

Дерзкий рейд прошел очень успешно. Расположение вражеских секретов было выявлено заранее, и наши разведчики без проблем вырезали всех часовых. Правда, без стрельбы не обошлось, но немцы не обратили на нее внимания или же просто не успели среагировать. Так как батарея выходила еще затемно, то две лошади повредили ноги в ночном лесу, но их поклажу дальше понесли на себе сами бойцы.

Быстро собранные орудия были установлены для стрельбы прямой наводкой. Тем временем на другом берегу фрицы повыползали из своих землянок. Дождавшись, пока немцы займутся утренним построением, батарея начала работать по ним осколочными снарядами. Эффект был потрясающий. Попав под прицельный обстрел, да еще практически со стороны своего тыла, фашисты запаниковали. Служба радиоперехвата дивизии засекла в эфире истеричные сообщения прямым текстом, говорящие о прорвавшихся русских танках.

Ответный огонь был открыт далеко не сразу, и батарейцы выпустили весь возимый боекомплект по отлично видимой цели. Сообразив, что в таком густом лесу танков быть не может, кто-то из вражеских офицеров смог организовать преследование дерзких артиллеристов, которое, естественно, наткнулось на хорошо замаскированную засаду.

Оставленное в заслоне отделение под командованием сержанта Михеева, имело автоматы и несколько пулеметов, поэтому, несмотря на свою малочисленность, представляло собой грозную силу. Заняв позицию у овражка, перелезть через который незаметно было нельзя, наши красноармейцы легко отбили натиск целого взвода. Уже можно было уходить, но желая дать батарее больше времени на отход, бойцы решили продержаться еще немного. После очередной атаки, также стоившей фашистам больших потерь, фрицы перешли к другой тактике, пытаясь провести глубокий охват обороняющихся. Это им удалось, но когда ловушка захлопнулась, в ней уже никого не оказалось.

С утра я находился на командном пункте комбата. Узнав от вышестоящего штаба сообщения радиоперехвата, мы поняли, что на сегодня немецкое наступление отменяется. В лучшем случае навести порядок и собрать достаточно сил им удастся только к завтрашнему дню. Правда, это не значило, что не будет обычного артобстрела. Но все наши позиции хорошо замаскированы, и попасть в них снаряды могли только случайно.

Время шло, а наши артиллеристы все не возвращались. Наконец, ближе к вечеру, нам наконец сообщили, куда подевалась батарея. Уходя от преследования, артиллеристы пошли обратно другим путем и вышли в расположение соседнего полка. Ну, а бойцы, оставленные в заслоне, вернулись вообще затемно. Им пришлось не только петлять по лесу, уходя от преследования, но и несколько часов прятаться в зарослях, скрываясь от рыщущих врагов. К счастью, собак у преследователей не было, и фрицы вернулись восвояси. Отделению Михеева, можно сказать, повезло. Несмотря на несколько перестрелок, в которых оно участвовало, все были живы, и даже ранения у красноармейцев оказались не очень тяжелыми.

Вместе с нашими пехотинцами пришел и артиллерист, несший ручной пулемет. Представив его как сержанта Денисова[19]19
  Денисов Иван Федорович. В нашей истории прошел всю войну, сначала артиллеристом, а с 1942 года пехотинцем. Воевал в Крыму, на Курской дуге, под Ленинградом, в Польше и Германии. Написал книгу воспоминаний – «Дорогами войны (Записки казака хутора Малоголовского)».


[Закрыть], Михеев пояснил:

– У нас в самом начале пулеметчика осколком ранило, и товарищ сержант стал стрелять вместо него. Да так у него здорово получалось, что его командир разрешил Денисову остаться с нами, прикрывать отход.

Посылать артиллериста на ночь глядя искать свою батарею мы, естественно, не стали и разместили его в блиндаже отделения, вместе с которым он воевал.

Узнав о подвигах Михеева, политрук решил, что он полностью искупил свое пребывание в плену, и предложил ему должность своего заместителя. Разумеется, сержант не мог отказаться от четырех треугольничков в петлицах, соответствующих званию старшины, и от комиссарской звезды на рукавах. А там, глядишь, еще один подвиг, и он станет средним командиром.

* * *

Еще до рассвета вражеская артиллерия немного постреляла по нашим окопам. Но это была не артподготовка перед атакой, а просто беспокоящий огонь. Разыгравшаяся за ночь непогода мешала наступательным планам немцев. Полное отсутствие дорог на нашем участке и низинная местность позволяли даже небольшому дождю создать непреодолимые препятствия для техники.

По сведениям, переданным комбатом, нас ожидали как минимум несколько спокойных часов, а если не прояснится, то и весь день. Данные разведки и текущую метеосводку он озвучил на совещании с командирами роты. Так как разрушений в траншеях, которые требовалось бы ремонтировать, практически не было, то мы решили выделить бойцам время для дополнительного отдыха.

– Товарищ командир, если личный состав свободен,… – осторожно начал Коробов, но на него тут же все зашикали.

– Нет, нет, – тут же замахал политрук руками, – я вовсе не предлагаю проводить политзанятия.

– А что же тогда? – с недоверием спросил Свиридов.

– В расположении части находится сержант-артиллерист Денисов. Он был в составе Закавказского фронта во время героического похода, в ходе которого были освобождены трудящиеся Ирана. Я полагаю, нашим красноармейцам захочется послушать об этой операции.

Хотя Коробов мог разговаривать нормальным человеческим языком, но иногда его заносило на плакатно-пафосный слог. Но тема заграничного похода действительно была интересной, заодно должна подбодрить наших солдат, привыкших к постоянным отступлениям. А хитрый политрук мог поставить себе галочку за проведенное мероприятие.

Когда мы подошли к блиндажу, где временно разместили Денисова, то увидели, что там стоит кучка солдат, что-то оживленно обсуждающих.

– Дальше идти опасно, товарищи командиры, – обратился ко мне один из красноармейцев. – Здесь много снарядов неразорвавшихся. Утром, когда обстрел был, они тут шлепались, но не взрывались. Лучше не подходить, мало ли что.

Сержант находился недалеко отсюда, помогая бойцам ремонтировать трофейные автоматы. За последние дни оружие приходилось часто использовать. Оно постоянно загрязнялось, пылилось, а чистить его вовремя удавалось не всегда. Понаблюдав за ловкими движениями Денисова, перебиравшего детали, я с любопытством спросил его:

– Вы еще и оружейным мастером можете работать?

– Так тут ничего сложного нет, – усмехнулся артиллерист. – По сравнению с пушкой, в пистолет-пулемете на порядок меньше деталей.

Коробов тут же встрял со своим вопросом:

– Скажите, товарищ Денисов. Вы как артиллерист можете объяснить, почему снаряды не взорвались?

– Или фрицы что-то напутали со взрывателями, или, скорее, снаряды бракованные. Чтобы сказать точно, надо их осмотреть, но я не советую к ним приближаться.

– Вот видите, товарищи, – политрук чуть ли не кричал от радости, – это наши товарищи антифашисты, которых немцы заставили работать на своих заводах, саботируют производство.

– Да нет, просто сержант везучий, – вполголоса произнес кто-то из бойцов, – он из любой переделки живым выходит.

Кто это сказал, я не разглядел, так как Коробов тут же высказался насчет суеверий и несознательности некоторых красноармейцев, заставив говорившего тут же юркнуть за спины товарищей.

Выслушав нашу просьбу, Денисов искренне удивился:

– Да мы же в Иране ничего такого героического не делали, – ответил он, но отказываться не стал.

Весть о том, что здесь появился красноармеец, который не просто побывал за границей, а участвовал в освобождении целой страны от феодалов, мгновенно облетела все подразделение. Как только наступило затишье, к нам под разными предлогами пришли даже несколько человек из соседних рот. Все желающие послушать об успешной, но малоизвестной операции не могли уместиться в блиндаже, и потому перешли на лесную полянку.

Политрук, для которого наконец появилась возможность провести политинформацию, не мог этим не воспользоваться, и выступил первым. Очень кратко он изложил ход событий, делая упор на то, что Советский Союз поступил так на основании договора, заключенного двадцать лет назад. Кроме того, иранский шах сам начал враждебные действия против нас, поддерживая Германию.

Насчет последнего у меня были серьезные сомнения, но это уже не имело значения. Интересно, а как Коробов успел собрать всю эту информацию? Весь сентябрь он просидел в партизанском отряде, где свежие газеты появляются не каждый день. А когда попал к нам, то вместе со всеми бойцами строил укрепления и участвовал в боях, в полном соответствии со своими обязанностями, требующими вдохновлять красноармейцев личным примером. К сожалению, среди этих обязанностей было и требование регулярно проводить политзанятия, к которым у меня еще с советских времен сохранилась стойкая аллергия. Нет, в принципе, жаловаться на нашего политрука было нельзя. Коробов быстро сообразил, что ему нужно делать, а что вовсе не обязательно. Например, как парторг, он был обязан проверять оружие личного состава и следить, чтобы его вовремя чистили. Но наши комвзводов прекрасно наладили несение службы, и лишний контроль здесь был не нужен, о чем ему тактично и намекнули.

Закончив короткий доклад, политрук спросил аудиторию, не желает ли она также прослушать лекцию о международном положении. Но в данный момент слушателей больше интересовали подробности операции «Согласие» – так ее назвали англичане. Впрочем, об этом пока никто из красноармейцев не знал. Своего названия операции наше командование придумывать не стало, такая традиция появится только в следующем году.