Текст книги "Меридиан силы. История одной любви"

Квартира на пятнадцатом этаже была её квартирой. Петров сразу узнал эту синюю дверь. Он даже вспомнил, где у неё есть изъян, – раньше он занимался стальными дверями. Прислушался. За дверью смутный женский и явный детский голоса. Позвонил.

Кто-то тихонько подошёл к двери. Петров стал прямо перед глазком, громко сказал (у него получилось грубо и сипловато): «Открой». Голоса за дверью затихли.

Он постоял так и пошёл.

– Сюда этот Женя приходил, – сказала вошедшей в квартиру Эльвире женщина, с которой Петров ехал в лифте, – я ему не открыла дверь.

– Какой Женя?..

7. Верочка

Верочке почти три года. Теперь она ложится спать рано – в восемь-полдевятого. Сама говорит: «Хочу пать». И засыпает хорошо. А раньше, бывало, и в одиннадцать не уложишь.

Но сегодня не получалось, Верочка не отпускала мамину руку и два раза подряд заставляла рассказывать сказку про пастушка. Когда Юля рассказала первый раз, Верочка всё не спала и сказала: «Мама, исё по патушка».

Юля рассказывала теперь сказку на свой лад, а Верочка возмущалась, поправляла и долго не могла уснуть: «Нет, он делал дыки, кыша же текла, мама!..»

Юля раздражалась, и особенно оттого, что эту дурацкую сказку сочинил Петров, Верочка теперь её больше всех любит, сам замылился (как всегда!), а тут рассказывай теперь каждый вечер – и слова своего не прибавь!

Наконец, Верочка уснула, Юля на кухне, подняла крышку сковороды, перевернула лопаткой куски цыплёнка, включила печь, чтоб ещё чуток подрумянить, и делает наскоро салат из крабовых палочек.

Должна прийти Ленка Рыжая, подруга. Пока она ещё придёт, три раза можно всё успеть! Что за человек?!..

Кошка Меланья подошла к плите, принюхалась и взобралась на диван. Юля вспомнила про вытяжку, включила и сразу выключила – толку от неё никакого – один шум.

Стол накрыт. Юля даже поставила парадные бокалы. Теперь она с Меланьей на диване, гладит кошку и нажимает в телефоне на контакт Ленки: «Ну где ты там?.. Да бери уже, какое хочешь… Ты скоро?.. Через сколько минут?..»

Осторожно открыла дверь в детскую. Верочка спала на спине, откинув правую руку.

Юля тихонечко вышла. И хорошо, телефон стал вибрировать, когда Юля только закрыла дверь. Глянула – «Наконец-то!», и пошла встречать Ленку. Для этого нужно было спуститься в лифте на первый этаж, потому что консьержка уходила в восемь часов.

Грубоватая Ленка ввалилась в прихожую в своём разбитном стиле. Чуть ли не когда бутылка в руке, цыбарка во рту и рот не закрывается.

– Тише, тише, Верочка же спит…

– Ну что, подруга, всё думаешь разводиться? – начала Ленка после дежурной болтовни, понимая, зачем её пригласили на ночь глядя.

Сегодня Ленка была не рыжая, а крашенная в тёмно-пепельный цвет. Это они с Юлей тоже сразу обсудили. Юля нашла, что «хорошо».

– Лена, не могу уже больше!..

И Лена превратилась в слух. На самом деле ей можно было иногда поднимать глаза и вставлять в Юлин монолог «да-а» или «хм».

Лена почти не слушала, думала о своём и осторожно, чтобы не обидеть Юлю, ела вкусного цыплёнка и салат. Она не слушала, потому что выслушала это уже десять раз. И каждый раз ничего не менялось и не добавлялось к сказанному.

Петров почти каждый вечер пропадал в пивных, плевать хотел на Юльку и на ребёнка. Пока не было ребёнка, было ещё терпимо, а теперь стало просто невыносимо, хотя он и устроился, наконец, на нормальную работу.

Прибавлялись только новые примеры, подтверждающие то же самое.

В общем, Юля подумывала о разводе. Подумывала, но всё-таки – ребёнок…

– Так, – зашла Лена с козырей, – он тебе изменяет?

– Да что тебе эти измены?.. Да откуда я знаю!?.. Ну, не изменяет, наверно. Я думаю, я бы знала. Зато пьёт, как собака!

– Он же завязывал?

– На месяц хватает!

– Ну, не знаю. Прошлый раз он не пил.

– Это пиво своё, – не слышала Юля. – Он по этой своей бывшей до сих пор сохнет.

– Когда это было, подруга? Ну и пусть себе сохнет. Приятное воспоминание молодости у мужика. Она вне доступности, для него?

– Да откуда я знаю?! Наверно. Какая-то богатенькая, я тебе рассказывала.

– Вне доступности. И успокойся. Это и хорошо, на других не смотрит. Только на тебя, ха-ха-ха… Ты же в доступности.

– Не смотрит! В том-то и дело. На пиво своё он смотрит! Не нужно ему уже ничего.

– А вот тут поподробней. Это что-то новенькое…

Вино было не вкусным – водянистым и кисловатым. Когда Лена выходила в туалет, Юля допила свой бокал, подумала, что Петров такое не стал бы пить. А они вот пьют, потому что эта бутылка у них для вида. Хоть бы в ней и лимонад был, но так нельзя. Час прошёл, а выпили только полбутылки.

Меланья спрыгнула с дивана, пошла в прихожую. Лена только сейчас заметила кошку и почувствовала, что в квартире пахнет кошкой, и ещё какой-то химией.

Разведённая Лена первое время была ярой поклонницей разводов и всем советовала разводиться, а теперь больше склонялась к сохранению семьи. Сейчас она, как подкупленный игрок, где-то понимала, что должна посопротивляться, но в итоге должна сдаться.

То есть со всем согласиться – что Петров – самый отъявленный и никчёмный злодей, и жить с ним Юльке, и никому вообще, невозможно. А потом у них всё равно как-то утрясётся.

Лене нравился Петров – нормальный мужик и интересный. Задумчивый такой, с тайной, которую всегда будто хочется выведать.

Они выходили покурить на балкон и возвращались за стол. Вино закончилось.

– Фига се… Да-а… – говорила уставшая от роли психотерапевта Лена. Или она заключала, что талант не пропьёшь, но это было уже не сюда.

– …Из супермаркета сбегал, чтобы не платить, – говорит Юля. – Я стояла у кассы, как полная дура с тележкой. На этой работе, слава Богу, зарплата ещё нормальная. Но вот представь. Там у всех ещё левак, а этому ничего не надо! Он всем доволен, ему всё хватает, он поломанные ножницы, это такие у них для железа ножницы, они их выбрасывают, он их собирает, чинит и всем раздаёт…

Из комнаты вышла Верочка. Она тихо стояла за приоткрытой дверью на кухню и слушала. А потом подошла к маме и тёте и с вызовом, посмотрев исподлобья на одну и на другую, громко сказала:

– Мой папа хаоший!

– Красивая девочка, на Женю похожа. А как она поняла, что мы про него? – спросила Лена, когда Юля успокоила Верочку и уложила спать.

Юля попыталась что-то ответить, голос её треснул, лицо повело от боли, и она разрыдалась.

8. Духовная жизнь

Людей в парке почти не было. В прудах плавали утки, и подлетали большие вороны. Мызников обошёл пруд, спустился к берегу, там, где у воды лежал кусок толстого бруса. Сидел и наслаждался природой. Вода была прозрачной и чёрной, посредине пруда был островок, поросший настоящим лесом. Вокруг было тихо, насколько это возможно утром в городе, тепло. Мызников снял лёгкий светлый пиджак, по привычке поискал глазами вешалку, согнул пиджак вдвое и положил себе на ноги.

Утки сначала, завидев его, отплыли от берега, а теперь подплыли ближе и плавали перед Мызниковым беззаботно, взлетали, чертя лапами воду, опускались и плыли, оставляя на воде красивые сходящиеся линии. Вороны на берегу островка суетились и каркали, будто обсуждали какую-то важную общую проблему. Мызников работал преподавателем, и вороны напомнили ему научную конференцию. Что-то плюхнулось в воду. Теннисный зелёный мячик. Мызников обернулся. Пёс, с белой лохматой мордой, смотрел на него из кустов.

Мызников с улыбкой поднялся с бруса и отошёл в сторону. Пёс, какой-то домашней или бывшей охотничьей породы, в жилетке и в ошейнике, спустился к воде, с секунду замялся, решительно зашёл в воду, поплыл, схватил зубами мячик, на берегу отряхнулся – на брюки Мызникова полетели брызги. «Бунька!» – звала пса женщина. Бунька с мячиком в зубах взобрался на насыпь и уже бежал рядом с женщиной, а Мызников стоял с улыбкой на губах.

Потом он поднялся на дорожку и, обходя по берегу все попадавшиеся пруды, пошёл к роддому Цоя. Теперь в этом здании, выходившем из парка Победы на Кузнецовскую, располагалась кардиоклиника.

У клиники стояли «газели» скорой помощи, Мызников прошёл к кирпичной стене между зданием клиники и другим зданием администрации парка. В разных местах стены время от времени проступала красная надпись «Цой жив». Надпись своевременно ликвидировалась, поэтому жёлто-бежевая стена была в латках чуть иного колера. Иногда «Цой жив», скорее даже не читалось, а чувствовалось под слоем краски. Мызников изучил стену, прошёлся перед фасадом клиники, в который уже раз внимательно рассматривая двухэтажное здание.

C этого места Мызников шёл домой. Но сейчас, сделав над собой усилие, он направил себя в церковь на другую сторону парка. На самом деле ради церкви он и зашёл сегодня в парк, только обманув себя прогулкой. Это была небольшая новая часовня, построенная года три назад.

С дубовой аллеи Мызников свернул на мостик с наивными замками молодожёнов на перилах, пересёк главную аллею с бюстами дважды Героев Советского Союза, шёл и думал о Цое, что на самом деле он жив и он святой человек, вспоминал концерт Цоя, на котором был в юности, а потом думал о том, что идёт по пеплу многих людей. На территории парка Победа во время блокады в заводских печах сжигали трупы, а пепел рассеивали прямо здесь. Мызников представил себе холодную чёрно-белую зиму, ободранный пустырь, мрачные трубы завода, измождённых людей, тянувших детские санки с телами своих умерших близких.

В церкви шла служба. Мызников неумело перекрестился у входа, за спинами людей осторожно прошёл вправо. Увидел, что закрывает обзор женщине за церковным прилавком, сместился ещё дальше, к окну и к иконе святого Александра Невского.

Парень в серой рясе читал церковнославянский текст. А за вратами свершал какое-то действо священник – Мызникову показалось, что над гробом и что это отпевание. Оглянулся на выход – выход закрывали опечаленные женщины, и неудобно было уйти.

Но никто не плакал, людей было не так много: пожилые женщины, дети и мужчина с ребёнком на руках – всего человек пятнадцать. Перед Мызниковым стояла молодая женщина в джинсах, а мужчина с ребёнком, видимо, был её мужем. Священник ходил за вратами, махал и брызгал, время от времени делая громкие высказывания. Женщины время от времени крестились, и Мызников внимательно крестился, боясь перекреститься не в ту сторону.

Открылись врата. Вышел священник в голубой рясе, напоминавшей костюм мушкетёров. Оказалось, что никакого гроба нет, а, должно быть, это обычная текущая служба. Священник дымил кадилом во все стороны и произносил по-церковнославянски – отдельные слова Мызников ухватывал. Потом совсем непонятно читал быстрым красивым голосом парень.

Откуда-то сверху звучало пение, Мызников вышел ближе, поднял голову – наверху была площадка с хором. Теперь Мызников стоял так, что само собой оказался в очереди к священнику, и за ним стали выстраиваться женщины. Священник причащал детей. Мызников вспомнил, что в длинной ложечке это сладкое вино и что это причастие, но не знал, что ему делать в таком случае, и хотел отойти.

– Вы идёте?.. Нет-нет, сначала мужчины, – сказала молодая женщина с улыбкой, и Мызников остался в очереди.

Дети причастились, к священнику подходил мужчина с ребёнком на руках. За ним, как в полусне от необычных навалившихся впечатлений, продвигался Мызников.

– Подходят только те, кто исповедовался. Молодой человек!..

Мызников не сразу понял, что обращаются к нему. Женщина нетерпеливо перешла вперёд, взглянула на него и отвернулась.

Закончилось причастие. Священник елейным голосом поздравил прихожан. Люди расходились, некоторые задерживались у церковной лавки, бабушки цыкали на зашумевших детей. Священник подошёл к лавке и давал указания продавщице. Мызников стоял у иконы Александра Невского, пытаясь мысленно обратиться к святому, но не мог сосредоточиться. Подождал, когда уйдёт поп, и вышел из церкви.

Рассматривал уток у большого пруда. Во главе с синеголовым селезнем они сидели прямо на берегу, как на пляже, и совсем не боялись Мызникова. «Глупые вы, – думал он, – улетите на юг, а там вас подстрелят…» Здесь уже не было той природы, пруд был закован в бетон и у берега замусорен, а Мызников сидел на гранитной скамейке. Наконец утки одна за одной прыгнули в воду и поплыли на середину пруда. Мызников пошёл домой, когда обходил пруд по бетонному бортику, вспугнул утку, лежавшую в траве и незаметную издалека.

Больше в церковь он не ходил. Не мог себя направить. Если выбирались с семьёй в город, иногда заходили в Казанский собор. А так молился дома перед иконкой святой Матроны.

Примечания

Меридиан силы

«Зимний сонет» – стихотворение Лены Плотниковой.

Розенбек

Бачив, побачу – видел, увижу.

Быть – бить, забивать.