Текст книги "На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк"

6. Отступление из Галиции

В начале мая 18-й гусарский Нежинский полк находился в районе крепости Перемышль. Штаб полка был в д. Сосница на реке Сан, в нескольких верстах к юго-востоку от г. Радымно. Отсюда ежедневно высылались разъезды на разведку. Враг наседал: 4 мая на рассвете 11-я германская армия захватила г. Ярослав и приступила к форсированию реки Сан. К 6 мая значительные силы противника уже перебрались на правый берег реки в ее среднем течении.

На донесении штаба 3-й армии о распределении конницы по армейским корпусам Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-адъютант Н. И. Иванов положил резолюцию:

«Опять кавалерию раздергивают по корпусам; 7-ю, 16-ю кав. дивизии и 3-ю Донск. дивизию собрать в одну группу».

Так в первой половине мая была сформирована Конная группа в составе 7-й и 16-й кавалерийских и 2-й Сводной казачьей дивизий (вместо 3-й Донской). Вскоре Конная группа получит название 4-го кавалерийского корпуса. 13 мая командующим корпусом был назначен Свиты Его Величества генерал-майор Я. Ф. фон Гилленшмидт. В это время штаб 18-го гусарского Нежинского полка находился в д. Воля-Олешицка.

11 мая началось наступление армии генерала Августа фон Макензена на правом берегу р. Сан. Бои носили крайне ожесточенный характер. Наша артиллерия по-прежнему не имела в достатке снарядов. К этой беде прибавилась еще и нехватка обычных патронов. В ночь с 13 на 14 мая 8-я армия отступила в район Мосциска – Краковец – Велки Очи. Для усиления своего левого фланга новый командующий 3-й армией генерал от инфантерии Л. В. Леш разместил за ним только что сформированный конный корпус. Штаб 18-го гусарского Нежинского полка перебрался в д. Сопле, южнее м. Любачув, где и находился до 16 мая.

Отразив атаки противника, 3-я армия вечером 13 мая перешла в наступление – началось сражение на реке Любачувке. Левофланговый XXIX корпус, натолкнувшись на упорное сопротивление германцев, 15 мая вынужден был приостановиться. Но к этому времени определился успех на правом фланге армии, в районе д. Сенява, где действовал III Кавказский корпус, и еще севернее – там наступали XV, IX, XIV и X армейские корпуса. В случае удачного форсирования р. Сан на ее западном берегу в окружение могла попасть крупная группировка неприятеля, что сняло бы угрозу захвата противником крепости Перемышль. Именно поэтому 18-й гусарский Нежинский полк был за два-три дня переброшен с левого фланга армии на правый. 18 мая он останавливался в д. Добча, а уже, вероятно, 21 мая прибыл в м. Рудник. Именно в этот день XIV армейский корпус овладел местечком.

Тут была налажена обычная штабная работа. Из приказа № 178 от 23 мая (§ 14) видно, что, оказывается, еще 3 мая в полк прибыл на службу охотником Алексей Шевченко, приемный сын ротмистра В. А. Шевченко. Молодому человеку недавно, 12 марта, исполнилось 17 лет, он только что успешно закончил Елецкую гимназию. С детства увлекался он верховой ездой и фотографией. В семейном архиве хранится немало сделанных им снимков, имеются и кадры, на которых запечатлен он сам. Несколько фотографий сделаны, как указано в пометках на обороте, в м. Рудник. На двух из них – офицеры Нежинского полка возле своего штаба. Еще на одном снимке – построение 4-го эскадрона. Гусары держат пики, некоторые в фуражках, но большинство – в папахах. Перед эскадроном на мощной вороной кобыле по кличке Зоя – ротмистр В. А. Шевченко, а рядом с ним в форме рядового – его приемный сын Василий, которому тогда было всего 14 лет (родился 15 декабря 1900 г.). Таким образом, выясняется, доброволец Алексей Шевченко прибыл в полк не один, он привез и своего младшего брата.

Я прекрасно помню Василия Васильевича. О Первой мировой войне (в семье ее чаще называли Германской) рассказывал он неохотно и крайне скупо, не любил о ней вспоминать. Возможно, потому, что время его пребывания в полку пришлось на период долгого тяжелого отступления.

Предполагалось, что как только на левом берегу р. Сан образуется прорыв, в него ринется 4-й кавалерийский корпус в направлении на г. Ржешув (Жешув), заходя тем самым в тыл главной группе противника. XIV корпус успешно продвигался к югу от м. Рудник. 22 мая было занято с. Гробле. Передовые части X корпуса также переправились через р. Сан и овладели окопами противника, а затем заняли д. Тарногура и д. Заржина (Сажина). Однако сопротивление противника было очень сильным, и корпусам пришлось перейти к обороне. И тут поступило известие об оставлении нашими войсками 21 мая крепости Перемышль. Общая обстановка сразу резко ухудшилась: освободившиеся осадные части генерал А. фон Макензен сразу же перенацелил на восток и северо-восток. Этим и объясняется то, что 4-й кавалерийский корпус был срочно переброшен за 80 верст на свое прежнее место на левом фланге 3-й армии, в район м. Любачув. 25 мая 18-й гусарский Нежинский полк получил в д. Опака шанцевый инструмент: 420 лопат и 56 топоров. Это красноречиво говорит о том, что, по мысли военных стратегов, кавалерии предстояло опять спешиться и вести окопные оборонительные бои.

С 26 мая штаб полка обосновался в д. Футоры, северо-восточнее м. Олешице. Сюда пришло известие, что полковник Д. И. Ромейко-Гурко за отличие в делах против неприятеля произведен в генерал-майоры со старшинством с 25 февраля (ВП от 25 мая 1915 г.). И буквально через три дня (ВП от 28 мая) выяснилось, что он отчисляется от занимаемой должности и назначается в резерв чинов при управлении дежурного генерала штаба 6-й армии. Тем же приказом командиром 18-го гусарского Нежинского полка назначался полковник А. А. Богородский, до того командовавший 10-м гусарским Ингерманландским полком. Пока новый командир не прибыл, должность продолжал исполнять полковник М. Е. Аленич.

В конце месяца 1-я бригада 16-й кавалерийской дивизии маневрировала в районе Любачева. 31 мая оба гусарских полка, 17-й Черниговский и 18-й Нежинский, вновь оказалась в д. Сопле. Сюда прибыл командир бригады генерал-майор П. И. Суковкин, принявший командование над боевым участком. В 5 часов утра германцы открыли артиллерийский огонь по позиции. Разъезды доложили о приближении густых цепей неприятеля. По атакующим был открыт пулеметный и ружейный огонь. Цепи противника залегли во ржи, но затем одно подразделение стало обходить нашу позицию с правого фланга. Ввиду начавшегося отступления пехоты пришлось отойти и гусарам.

Следующую позицию оба полка заняли в 7 часов утра 2 июня у д. Борхов (Борхув), по ручью Пржерва. После полудня Черниговский полк был отозван в д. Масланков (Масланкув), где спешился в резервной колонне. Около 7 часов вечера послышались крики: «Кавалерия, неприятельская кавалерия!!». Три эскадрона Черниговцев вскочили в седла и, со штандартом в 4-м эскадроне, немедленно выдвинулись за околицу. Однако никакой вражеской кавалерии, как и в предыдущие дни, не наблюдалось. Выйдя на гребень, временно командующий полком полковник Д. И. Калинин увидел, что от м. Олешице поспешно отступает наша пехота, энергично преследуемая немцами. Для поддержания духа пехоты и с целью ее повернуть он приказал 4-му эскадрону рассыпаться и двигаться навстречу бегущим. Гусары настолько истосковались по атакам, что, миновав отступавших, пошли лавой на германскую пехоту. Сзади, немного отстав, мчались еще два эскадрона Черниговцев – 1-й и 3-й. А справа присоединился эскадрон Кинбургских драгун, которым тоже, видимо, надоело нудное позорное отступление. Сметя передовые цепи, эскадроны преодолели мелкий ручей Пржерва и, неожиданно влетев в Олешице, врубились в гущу пехоты. Как выяснилось впоследствии, это был 91-й пехотный Ольденбургский полк, отличившийся еще в 1914 году под Льежем и на реках Самбра, Марна и Эн. Однако яростный налёт, проведенный вопреки всем правилам военного искусства, вверг привыкших наступать пруссаков в панику, они стали бросать оружие и разбегаться. За несколько минут большая часть полка была изрублена… Тем временем 6-й эскадрон Черниговцев, увидев, что товарищи атакуют, тоже устремился вперед – прямо на германскую пехоту с четырмя пулеметами. Кроме того, по эскадрону дала залп и полевая батарея. Но уже ничто не могло остановить всадников. Неся большие потери от ружейного и пулеметного огня, эскадрон всё увеличивал аллюр и продолжал нестись на врага неудержимой лавиной. Он все-таки дорвался до неприятельских окопов и принялся рубить ошеломленную пехоту. Тут подоспела ободренные кавалерией наши солдаты – и довершили дело.

По итогам этой стихийной атаки у Черниговцев ранеными оказались два поручика, а из нижних чинов – 38 убитых и 37 раненых. Поскольку на фоне изнуряющего беспрестанного отступления этот эпизод сверкнул молнией, о нем заговорили и на самом верху. Многие офицеры, унтер-офицеры и рядовые гусары были награждены. Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич в специальной телеграмме на имя нового командующего 3-й армией генерала от инфантерии Л. В. Леша выразил «глубокую благодарность частям под начальством генерала Володченко, проявившим геройскую лихость при атаке 91-го германского пехотного полка».

Однако случай этот показывает, что использование кавалерии против пулеметчиков приводило к удручающе большим потерям. В германской армии в Галиции в 1915 году конница использовалась только для разведки. При обнаружении неприятеля разъезды сразу же исчезали. В результате кавалерия сохранялась – и это берегло силы и средства. Расчетливые немцы не забывали, что обучение и содержание кавалериста обходится куда дороже, чем обычного пехотинца. В 19-й армейской дивизии, состоявшей из трех пехотных полков (одним из которых и был изрядно потрёпанный 91-й Ольденбургский), имелось всего три эскадрона Брауншвейгских гусар. Другие три эскадрона этого полка находились при 20-й армейской дивизии. Становится понятно, почему наши крупные кавалерийские соединения – бригады, дивизии и корпуса – безуспешно искали неприятельскую конницу для сражения.

В июне-июле 1915 года вооруженные силы Германии и Австро-Венгрии начали осуществлять план, выполнение которого сорвалось у них в прошлом году. Основная идея этого плана, наверно, приходила на ум любому при взгляде на политическую карту предвоенной Европы: два направленных навстречу удара – из Восточной Пруссии и Галиции – приводили к окружению военной группировки в Царстве Польском и, как следствие, к военному поражению России, к выведению ее из войны.

Оказалось, что у высшего руководства страны не было ясного понимания – как, какими силами и на каких рубежах российское воинство будет отражать глубокие прорывы неприятеля. Лихие наскоки кавалерии не могли остановить наступление модернизированной, наделенной огромной огневой мощью германской военной машины. Разведка в предвоенные годы не уловила новых тенденций в армиях потенциальных противников. Реальное перевооружение и изменение военной концепции порой подменялось чисто декоративными мероприятиями: так, постоянно подчеркивалось, что офицерство с восторгом приняло возвращение в 1907 году наименований гусарских и уланских полков, с привнесением в их форму традиционных элементов – султанов, шнуров, кистей. Всё это хорошо для парада и, возможно, поднимало настроение военных, но не увеличивало мощи армии. Всю зиму германские эшелоны подвозили к фронту снаряды и патроны, а русские – овес и сено.

Теперь, весной и в начале лета 1915 года, за несколько недель было утрачено всё, что ценой колоссальных усилий удалось завоевать в прошлом году. Вскоре после сдачи Перемышля, 9 июня, был оставлен и Львов. О настроениях кавалеристов в период отступления поведал в своих воспоминаниях наблюдательный, вдумчивый генерал А. В. Горбатов, бывший в 1915 году унтер-офицером 17-го гусарского Черниговского полка:

«…отход с Дукельского перевала в пешем строю ни в какой степени не ослабил… боевого духа войск, хотя горечь отступления все же они испытывали. Но когда началось общее отступление, когда без боя оставляли кровью завоеванные позиции и территории, тогда чувство подавленности резко проявилось, и часто можно было слышать злые замечания солдат в адрес командиров, особенно вышестоящих. Прибывающее из глубины страны пополнение еще увеличивало такое настроение своими рассказами о близком голоде, о бездарности правителей. Всё говорило о бедности нашей страны, о полной ее неподготовленности к войне. При отступлении у нас в подсумках оставалось по пяти патронов, а в зарядных ящиках только по два снаряда на орудие, да вдобавок еще дано было распоряжение: «Без особого приказа не расходовать!».

Если неуверенность и уныние возбуждались нераспорядительностью властей и командиров, то небрежное отношение офицеров к насущным требованиям солдат еще усиливало недовольство. Бывало, приближаешься к населенному пункту для ночевки – ничего не приготовлено; стоишь, стоишь, дожидаешься, когда же разместят по квартирам смертельно уставших солдат. Бывали и такие случаи: лошади уже расседланы, солдаты набрали в котелки ужин, как вдруг раздается: «Седлать!». Оказывается, надо перейти на другую улицу или в другую деревню, так как занятое нами место отведено другим. Тут уж в адрес начальников отпускается полная мера едких эпитетов и ругательств.

Конечно, всё это способствовало упадку дисциплины, наиболее заметному в обороне… Солдаты пали духом, стали приписывать противнику непобедимость, не верили в прочность обороны и считали ее только отсрочкой дальнейшего отступления…».

Неприязнь и недоверие к штабистам нарастало еще и потому, что многие из них носили немецкие или какие-то непонятные фамилии: фон Гилленшмидт, Леш, Эверт. А газеты при этом раздували кампанию борьбы с «немецким засильем», повсюду видели предательство, измену, впадали в шпиономанию. Отголоски тех настроений иногда припоминал в разговорах со мной побывавший на фронте Василий Васильевич Шевченко.

На стыке отступавших 3-й и 8-й армий 1 июня была образована армейская группа генерала от инфантерии В. А. Олохова. В нее вошел и 4-й кавалерийский корпус. Перед группой стояла сложнейшая задача – сдерживать противника, устремившегося в разрыв между армиями. Каждый день полки несли ощутимые потери. Так, 4 июня у д. Улазов (Улазув) под шрапнель попали 3-й и 4-й эскадроны Нежинцев. Ротмистр 4-го эскадрона В. А. Шевченко при разрыве снаряда был контужен. В 3-м эскадроне оказалось шесть раненых шрапнелью и двое контуженых. Полк отходил все дальше на северо-восток, к г. Томашов (Томашув).

Перестроив после взятия Львова фронт на север, ставший к этому времени фельдмаршалом А. фон Макензен перешел в решительное наступление 12 июня. После ожесточенного Томашевского сражения (13–17 июня) группа генерала В. А. Олохова была отброшена к г. Грубешов. 17 июля Нежинцы находились уже в д. Мирче. Тут и пригодился четырнадцатилетний подросток Василий Шевченко. В сохранившейся записной книжке моего прадеда ротмистра В. А. Шевченко имеется такая запись:

Доброволец Василий Васильев Шевченко.

17 Июня 1915 г. у д. Мирче в лесу будучи дозорным обнаружил неприятельскую засаду, чем предупредил разведывательный эскадрон от потерь, сам же был обстрелян ружейн. огнем противника.

Новый командир полка полковник А. А. Богородский прибыл 19 июня и сразу же вступил во временное командование 1-й бригадой. Полковник М. Е. Аленич продолжил временное командование Нежинскими гусарами. С 25 по 28 июня штаб полка находился в д. Слипче, на самой границе с Волынью. 29 июня полк совершил многокилометровый переход и оказался в деревне Иваничи. А это уже Волынь!

7. Летние бои на Волыни

Из Галиции 3-я и 8-я армии ушли с такими потерями в личном составе, что они были уже не в состоянии вести наступательные операции. В конце июня группу генерала В. А. Олохова Ставка преобразовала в 13-ю армию, командование которой было поручено генералу от инфантерии В. Н. Горбатовскому.

3 июля группа армий Макензена вновь перешла в наступление. Одновременно началось продвижение германских войск в районе реки Нарев, а чуть позже – в направлении Ковно – Вильно. И опять у германцев на всех фронтах было огромное превосходство в артиллерии. Участь всей российской вооруженной силы в Царстве Польском в этот критический момент зависела от стойкости 12-й и 1-й армий на севере по Нареву, 3-й и 13-й – на юге у Люблина и Холма. 17 июля русские войска покинули Люблин, 19 июля пал Холм. Но к этому времени крупные воинские соединения уже активно выводились из Польши. Происходило это на фоне панического бегства гражданского населения. Оставление с большой скоростью огромной территории подпадает под понятие катастрофа. Материальные и людские потери были колоссальны.

В начале июля на Волыни 4-й кавалерийский корпус вел вязкие оборонительные бои, то и дело переходя вброд р. Буг. Приказ № 203 (от 3 июля) по 18-му гусарскому Нежинскому полку рисует такую картину:

«Под прикрытием ночной темноты полк занял боевую линию вдоль южной опушки д. Городловицы и стал рыть окопы для упорного удержания этой линии. В окопах находились 2 и 3 эскадроны под общей командой ротмистра Офросимова, а в резерве остался 4 эскадрон. На правом фланге полка были Черниговские гусары, а на левом Оренбургские казаки. Днем эскадроны сменяли друг друга. 2 эскадрон был послан на помощь Черниговцам, имевшим задачею атаковать противника в д. Пичигуры… Затем второй эскадрон возвращен для удлинения к западу линии окопов Нежинских эскадронов. Контужен прапорщик Ростовцев».

На рассвете 4 июля полк был сменен на позиции и отошел к своим коноводам в лес на берегу р. Буг. К вечеру 4-й и 5-й эскадроны были вызваны на поддержку уланской бригады, атаковавшей все ту же деревню Пичигуры, но противник сам перешел в наступление. Пришлось под обстрелом уходить за реку.

5 июля гусарами полка, находившимися на фуражировке в районе леса юго-восточнее д. Иваничи, был обнаружен неприятельский аэроплан, совершивший вынужденную посадку вследствие отказа мотора. Взятых в плен двух германских офицеров – наблюдателя старшего лейтенанта Доббе и его пилота – доставили в штаб конного корпуса.

С утра 6 июля полк выступил по направлению к д. Заболотцы и стал в районе колоний Гуров и Выгранка для заполнения возникшего тут разрыва. Следующие две недели прошла в боях на этой позиции. Постоянно ее усиливали, окопы углубили до роста человека, сделали проволочные заграждения. Иногда гусары поддерживали пехоту в атаках на сильно укрепленную противником д. Джары. В ночь на 10 июля противник осветил всю прилегающую местность большим количеством светящихся ракет и пошел в наступление. Из приказа по полку № 210:

«…залпами стрелков нашей боевой линии в составе 5 и 6 эскадронов, а затем и выдвинутым из резерва 4 эскадроном, атака противника была остановлена. Днем продолжались работы по усовершенствованию окопов и ходов сообщения».

В 4 часа утра 12 июля противник открыл интенсивный шрапнельный огонь, длившийся 2 часа. Однако окопы выручили – потерь не было. В этот день полковник М. Е. Аленич был назначен командиром 16-го уланского Новоархангельского полка и одновременно временным командующим 2-й бригадой. Поскольку полковник А. А. Богородский все еще командовал 1-й бригадой, полк временно возглавил полковник К. В. Дараган. Это «временно» вылилось в два месяца.

Около полуночи с 18 на 19 июля был получен приказ отойти на линию Иваничи – Михайловка, что было исполнено к 2 часам ночи. Полк приготовился к обороне д. Иваничи, но в 5 часов вечера поступил очередной приказ – отойти с этой укрепленной позиции на северо-восток, в д. Орище. Затем началось маневрирование в районе местечек Колпочин, Ляхов и Порицк.

20 июля в 3 часа дня 4-й, 5-й и 6-й эскадроны, два пулемета Черниговского полка и взвод 4-й казачьей Оренбургской батареи были посланы в помощь Оренбургской казачьей дивизии, для обеспечения правого фланга, который пытался обойти неприятель, захвативший к этому времени и д. Заболотцы, и колонии Гуров и Выгранка, и господский дом в д. Иваничи. Командовал сводным отрядом ротмистр В. А. Шевченко. Он еще не восстановился после недавней контузии. За несколько недель непрерывных боев накопилась огромная усталость. Но руководимый им дивизион довольно легко справился с поставленной задачей – причем не был потерян ни один боец. А просто артиллерия открыла огонь по господскому дому в д. Иваничи – и противник сразу же отошел в д. Заболотцы.

Казалось бы, успех? Тем удивительнее читать в приказе по полку № 227, что ротмистру В. А. Шевченко было тогда же объявлено замечание за неполную осведомленность в обстановке: он, оказывается, не знал, какие наши части находились в это время на восточной оконечности д. Иваничи. Что-то тут не то… Похоже, как обстреливать господский дом – так и выставили ротмистра. А потом на всякий случай его одернули. Дело в том, что с переносом боевых действий на нашу территорию командованию посыпались жалобы – дескать, потравы, разрушение частных строений, изъятия фуража и продовольствия. Генерал-лейтенант Н. Г. Володченко даже выпустил специальный приказ № 199 по 16-й кавалерийской дивизии:

«…даром ничего не брать, не уничтожать и не портить посевов…».

Была ли когда-либо в истории более щепетильная армия?

21 июля полк отошел в д. Радовичи. Оттуда 23 июля, в 4 часа утра, двинулись вновь в район местечек Ляхов и Клопочин, где охраняли переправы через р. Луга. 24 июля штаб полка находился в фольварке м. Порицк. На следующий день гусары совершили большой переход в восточном направлении, до д. Конюхи, где и расположились на ночлег. 26 июля в 10 часов утра поступил приказ присоединиться к дивизии в м. Губин, однако уже на походе пункт назначения поменяли на д. Бобичи. Тут была дневка.

28 июля, в 4 утра, полк двинулся в путь и через полтора часа был уже в селе Микуличи. Тут кавалеристы спешились и направились в лес. В прикрытие в артиллерии остался только 3-й эскадрон. Около полудня 2-й и 6-й эскадроны под командой ротмистра Б. Н. Офросимова поддержали атаку Черниговцев и Новомиргородцев на м. Селец. В то же время 4-й и 5-й эскадроны под командой ротмистра В. А. Шевченко сменили Черниговцев, занимавших д. Честный-Крест. Три дня противник обстреливал наши позиции ружейным и артиллерийским огнем. Вечером 29 июля начальник дивизии приказал организовать ночную разведку. Ротмистр Николай Вааг разработал план переправы через р. Луга с заходом в тыл полевому караулу противника, расположившемуся в хате на берегу. На задание пошли пять охотников, все из 5-го эскадрона: младший унтер-офицер Николай Артамонов, ефрейтор Даниил Ивкин и гусары Василий Беклемишев, Александр Кириллов и Иван Фетисов. В приказе по полку № 230 от 30 июля переданы подробности:

«Выступили, когда совсем стемнело. Переправившись на лодках на левый берег реки, разведчики подкрались к противнику и, воспользовавшись удобным моментом, кинулись в штыки на неприятеля, завязался бой, поддерживаемый со стороны противника ружейным огнем ближайших частей, но молодцы разведчики успели взять в плен двух австрийцев и вернулись с ними в эскадрон».

Той же ночью произошел захват пленных и в другом месте:

«…с наступлением темноты 3 эскадрон, расположенный в д. Честный-Крест, обнаружил продвижение отдельных стрелков противника и стал следить за ними. Противник в числе 8–10 человек стал переправляться на нашу сторону реки… Штаб-ротмистр Сухачев попросил оттянуть время смены Нежинцев Черниговцами. Работа эскадрона увенчалась полным успехом: гусары Павел Перцев и Владимир Попов кинулись на противника и двух взяли в плен…».

31 июля на рассвете Нежинцы, смененные Новомиргородскими уланами, отошли в резерв в с. Микуличи. В 2 часа дня полк был построен и начальник дивизии генерал-лейтенант Н. Г. Володченко, поблагодарив за службу, вручил отличившимся Георгиевские медали.

3 августа в 5.30 утра полк выступил из с. Микуличи и днем прибыл в район в десятке верст к северо-востоку от Владимира-Волынского, уже занятого частями неприятеля. Тут было приказано устроить оборонительную позицию по реке Турия, от д. Доминополь до колонии Ясеновка. 4-й эскадрон занял позицию на левом берегу реки перед мостом, остальные эскадроны и Оренбургская батарея расположились квартиро-биваком в д. Доминополь. Несколько дней рыли окопы и наблюдали за переправами, по которым отходили наши войска.

7 августа противник повел мощное наступление от Владимира-Волынского, вдоль железной дороги на Ковель. 4-й эскадрон весь день держал связь между деревнями Доминополь, Рёвушки и Осса (куда перебрался штаб полка). 4-й кавалерийский корпус постепенно отступал на северо-восток. Черниговский полк занимал позицию от р. Турия через д. Туропин до д. Боблы. 9 августа противник усилил давление именно на эту линию. Для прикрытия отхода Черниговцев на западную околицу д. Осса был выдвинут 2-й эскадрон Нежинцев под командой ротмистра Фёдора Хакольского. Штаб полка еще в полдень перешел в д. Литин. 10 августа под натиском двух батальонов противника стал отходить к м. Туличев и 2-й эскадрон. Около 4 часов дня он вступил в бой с ротой вражеской пехоты, наступавшей на д. Черниев. На помощь подоспел 3-й эскадрон. Оба эскадрона удерживали позицию около часа, затем по приказу отошли к м. Озеряны.

На следующий день, в 10 утра, полк выступил из местечка и через д. Гончий Брод и д. Дроздень (Дроздни) в середине дня пришел в д. Вулька Любитовская. Но тут обозначилось наступление противника с северо-запада. В 4.30 снаряды стали ложиться близко к деревне, полк вышел из нее и стал возле шоссе Ковель – Ровно. Неприятель ввел в дело еще 4 орудия и 2 пулемета. Пришлось отступить на восток, в д. Радошин. Ввиду близости противника полк не расседлывался, но ночь прошла спокойно.

Утром обнаружилось, что на деревню с юго-запада наступают пехотные цепи. В 10.30 полк начал отходить на д. Марьяновку, а вечером продвинулся еще дальше, до д. Песочно, оставив в д. Шкурат, в окопах у плотины, 2-й эскадрон. В этот день лошади были под седлом 22 часа.

На следующий день полк огрызнулся. В 7 часов утра гусары вернулись в д. Шкурат с пушками и заняли два холма. Взвод артиллерии под прикрытием 4-го эскадрона обстреливал д. Радошин и мелкие части противника на дороге в д. Марьяновку. Так продолжалось до вечера, когда был замечен прибывший в деревню полк вражеской кавалерии, а из леса, на правый фланг позиции, стали наступать густые цепи пехоты, видимо, около двух батальонов. Одновременно по Нежинцам открыли огонь шесть орудий. Полк, не приняв боя, свернулся и начал отход к линии железной дороги Ковель – Сарны, в район ст. Повурск. В д. Шкурат для прикрытия плотины остались 2-й и 4-й эскадроны. Подпустив вражескую пехоту к самому берегу, бойцы открыли огонь пачками. Гусар 2-го эскадрона Николай Климов под огнем противника доскакал до моста и поджег его. После этого эскадроны отошли.

В деревне Повурск повсюду лежали трупы умерших от холеры. Полк двинулся в северном направлении и, перейдя болото, остановился биваком в лесу. От преследователей удалось оторваться. В этот день лошади были под седлом 18 часов.

14 августа полк проследовал через деревни Смоляры – Стобыхва – Большой Обзир – Боровно – Геленино (Оленино) в д. Рудка Червища. Тут он присоединился к дивизии и был отведен в резерв. Наконец-то выдался день отдыха. Прибыл маршевый эскадрон, и пополнение, 187 нижних чинов, было сразу же распределено. А 16 августа с утра продолжилась привычная служба: для рекогносцировки подступов к р. Стоход выслан взвод корнета Владимира Подушкина, для наблюдения за противником и связи с 3-м Донским казачьим полком выслан по дороге на ст. Маневичи взвод прапорщика Георгия Ульянова. В 7.30 вечера полк выступил через деревни Грива и Лешнёвка (Лишнёвка) в д. Карасин, куда прибыл в полночь. А на следующий день штаб полка уже в д. Галузия. Отсюда во все стороны на разведку высылаются эскадроны: на юго-запад до д. Трояновка, на юг до м. Колки, на юго-восток до ст. Чарторийск и на восток – в д. Рафаловку.

Как раз в это время 13-я армия была упразднена. Ее управление во главе с генералом от инфантерии В. Н. Горбатовским перебрасывалось на крайний правый фланг фронта в Курляндию, где заменяло полевое управление 12-й армией. А корпуса 13-й армии вновь переходили в 3-ю армию (командующий – генерал от инфантерии Л. В. Леш). На дивизиях эти перемены никак не отразились.

19 августа Нежинский полк совместно с 3-м Донским казачьим в районе ст. Маневичи перешел железнодорожную линию Ковель – Сарны и расположился южнее, в с. Оконск, на пересечении двух стратегически важных дорог. Отсюда в м. Колки для разведки и охранения был выслан 4-й эскадрон. Подойдя к местечку, эскадрон вброд перешел неглубокую в этом месте р. Стырь и занял окопы перед сожженным мостом, опередив подходившего противника. Началась упорная борьба за выгодную позицию, и эскадрону удалось удерживать ее в течение трех дней. Противник маневрировал – то подходил, то отходил. За ним вели наблюдение разъезды, посылаемые в западном и в южном направлениях. Ротмистр Василий Шевченко для своих донесений использовал и сведения, полученные от местных жителей. 20 августа в 11 часов утра отправил докладную полковнику А. А. Богородскому:

«По пути к м. Колки многие крестьяне, следившие за противником, сообщили мне, что из д. Розничи противник, силою до 200 чел. с двумя пулеметами, ночью ушел по направлению на д. Копыли (к западу от Розничи). Утверждают крестьяне, что противник находится в лесах у Грузятина, а также в деревнях: Боровичи, Навоз, Углы. В Боровичах видели крестьяне окопы и построенный австрийцами мост для переправы на южную сторону реки Стырь».

Ценные сведения были получены и от пленного:

«У Тростенца пойман австриец, который препровождается в полк. Австриец показывает, что в районе находится 21-я ландверная пех. див. – 6 австр. полков и 2 герм. кав. полка».

4-й эскадрон держал оборону не один. В тот же день, 20 августа, в поддержку ему был выслан 5-й эскадрон. Были в местечке и другие разрозненные части. Вечером того же дня ротмистр докладывал:

«В м. Колки в данное время находятся: 1) 11 Чугуевск. п. – один эск. 2) 7-го Белорусского п. 18 человек. 3) 18 гус. Неж. п. 4 эск. и три взвода 5 эск. В 150 саж. от сожжен. моста найден брод глубиною до 1½ аршин… Ширина реки от 30 до 40 шагов. Спуски у реки пологие…».

Эти данные сыграют важную роль в последующих событиях.

Утром 21 августа ротмистр Василий Шевченко сообщал в штаб полка, перебравшийся к тому времени в д. Должице:

«Беспрерывно разведка Нежинцев ведется на дд. Гадомичи, Копыли, Хопнев, Тростинец, Омельно, Журавичи, Софиевка…».

Враг постепенно окружал местечко. Но, судя по сохранившейся переписке, наши уже готовили контрудар. Днем 21 августа ротмистр пишет: