Текст книги "Я – счастливый Дед Мороз!"

Александр Казакевич
Я – счастливый Дед Мороз!

С благодарностью редактору книги Клековкиной Ольге Васильевне.

Что покажется странным, любопытным, возбуждающим, щемящим и цепляющим душу и просто интересным – напишите на адрес электронной почты: [email protected].

Выражаться от души и от ваших огромных сердец позволительно в группе «Фейсбука» «ЛЮБЛЮ – НЕ МОГУ».

* * *

Дед Мороз существует.

Я это знаю точно.

Почему-то именно мне выпало приблизиться к тайне Деда Мороза. И даже побывать в его шубе. И произошло это как раз тогда, когда я решил отказаться отмечать Новый год.

Раньше мне, как и многим, казалось, что жить без этого праздника нельзя. Если остаться без Нового года, произойдет какая-то катастрофа. А потом, несколько лет назад, в ночь с 31 декабря на 1 января, в моей жизни произошла трагедия.

С того дня утром первого января каждый год я шел в храм, чтобы отстоять обедню, заказать панихиду.

Всякий раз я думал: какое странное утро! Почти все после праздничной ночи долго спят. Улицы к рассвету пустеют. Нет ни людей, ни машин.

А я как раз только выходил из дому.

Шел по безлюдному городу в храм.

Иногда оказывался на литургии один.

Бывало, приходило еще несколько человек. Один-два – не больше. Год на год не приходится.

Тихо. Сокровенно. Душевно.

После службы оставался на панихиду. Возможно, самую пронзительную панихиду года.

В прошлом году после такой службы на первое января мне нужно было куда-то съездить.

Я сел в машину и когда уже трогался с места, на нее налетел Дед Мороз.

Напугал меня.

Я совсем не был готов к таким стремительным событиям.

– Помоги! Я опаздываю! – с криком этот человек в красной шубе, шапке, валенках, с посохом и мешком с подарками проник в салон.

Я, как мог, уворачивался от посоха, а Дед Мороз продолжал свою истерику:

– Беда! Проспал! Думал, лягу на полчасика, все-таки дни был непростые: открываю глаза – а уже пора!

– Может, проще такси вызвать? – спросил я. – Пока одевался, оно бы приехало.

– Да я в шубе, с посохом и мешком в руках и спал, я же профессионал! – болезненно отреагировал на мой совет Дед Мороз. – Понимаешь, спектакль уже идет! Сейчас ребятишки в ладоши захлопают и меня позовут! А я не выйду! И прощай, детство! Тебе что, жалко? Тебя часто Дед Мороз утром первого января о чем-то просит?

– Впервые! Куда ехать?

– Чистые пруды.

Мы помчались. Я пытался разгадать, знаю ли актера, лицо которого скрывает борода. Он что-то мне рассказывал про свои тяжелые Ёлки. Про заунывных деток с одинаковыми стихами.

Выучили из-под палки, рассказывают, зевая. И только родители в этот момент светятся от счастья.

Вспомнил мой попутчик, как он сам маленьким однажды перестал верить в Деда Мороза. Его родителям на работе выделили билет на одну из главных Елок страны. Он пришел туда, нарядный, с фотоаппаратом «Смена-8», который отец в честь такого события подарил мальчугану на несколько дней раньше. Мальчику хотелось все-все заснять на память. Он, конечно же, играл вместе со всеми, водил хороводы, кричал: «Елочка, гори!» И одновременно был маленьким репортером. Снимал и снимал. А потом пленка в фотоаппарате кончилась. А где зарядить новую? Нужен ведь полный мрак. Тогда цифровых технологий не было!

Прямо под могучими еловыми ветками, наряженными шарами и блестящими фигурками, стояла сказочная избушка. Мальчик открыл дверь, заглянул: темно! Прекрасное место, чтобы поменять пленку. И только он начал ковыряться с фотографической техникой, как дверь в избушку отворилась. Внутрь залетели Дед Мороз и Снегурочка. С хохотом, не замечая мальчика, плюхнулись в угол, где у них была спрятана темно-красная бутылочка. Налили по стакану, чокнулись, не очень лестно, даже грубо прокомментировали детишек, и бросились обратно проводить веселые конкурсы. Мальчик с фотоаппаратом остался сидеть в избушке, открыв рот. Во-первых, ему только что засветили пленку. Во-вторых, она ему была больше не нужна. Его чуткое детское сердце перестало верить во все, связанное с Дедом Морозом. И это длилось довольно долго. А когда он вырос и стал актером, снова во все поверил.

Потому что этот мир держится только на чудесах!

А я ехал, слушал его вполуха и думал, что на самом деле получить такого попутчика большое счастье. Это дивная встреча.

Конечно, я встречал Дедов Морозов на улицах перед большими магазинами, видел их в фильмах. Но чтоб вот так! Персонально!

Глаза в глаза. И понял, что эти годы я тосковал по дедушке, по новогодней сказке в моей жизни, по этому кинематографическому образу с медленно падающим снегом и чудесами, которые мог творить его посох. И по измучившему меня в детстве вопросу: «А что у Деда Мороза в мешке?»

Он его забыл в машине.

Мешок с подарками.

Все произошло так резко! Он вдруг крикнул:

– Останови здесь!

Я притормозил. Он выскочил:

– Желаю прекрасных, невероятных, сумасшедших новых событий в твоей жизни! – прокричал напоследок.

И унесся.

Я уехал дальше.

Откуда мне было знать, что его пожелание исполнится? А он станет частью всего прекрасного-важного-судьбоносного, которое скоро произойдет в моей судьбе.

Если честно, я не считал себя несчастным человеком, который нуждается в каких-то переменах. Наоборот, комфортно себя чувствовал. Вполне благополучно. Любил жизнь. Радовался друзьям. Заботился о близких. Работал в небольшой телекомпании.

Вот только развелся недавно.

Ну, с кем не бывает.

А оказалось, в моей жизни одна проблема все-таки была: я жил в реальности. У меня не было никакой сказки.

Душа тихо-тихо, ничем не выдавая себя, по ней тосковала.

И сказка наступила.

Вернее, мне ее подкинул мой волшебный утренний попутчик. Тут я заметил забытый на сидении в машине мешок Деда Мороза.

Ах! Ну как же так!

Я пощупал его содержимое через ярко-алый материал.

Надо было возвращаться назад. Только куда? Он вылетел пулей, и я не следил за его маршрутом! Впрочем, если Чистые пруды, то наверняка это театр «Современник»!

Остановил машину неподалеку от служебного входа.

Звонок не работал. Пришлось стучать.

Мне долго не открывали. Затем вышел человек в синем комбинезоне. Недовольный, что его в такой день побеспокоили так рано. Называл он меня «уважаемый», но это совсем не читалось по интонации, с которой он со мной разговаривал:

– Ты что, уважаемый? У нас в эти двери сегодня никто не заходил. Никакого Деда Мороза не было. Мы бы заметили. Вот и актерский журнал пуст, – кивнул он на амбарную тетрадь, которая, как я увидел, одновременно сегодня ночью послужила скатертью для закуски, – так что, уважаемый, вы спокойно уезжайте, потому что наш театр сегодня закрыт и никаких праздничных спектаклей в нем не идет. С Новым годом!

Захлопнул дверь.

Мне пришлось стучать еще раз, попытаться вручить забытый Дедом Морозом мешок с подарками.

– Не! – отказался человек в комбинезоне. – Мешок я не возьму. Кто знает, что у вас там? Взорвется, может. Театр разнесет, а я буду виноват. У нас с этим строго!

Единственное, что мне удалось сделать – это всучить ему мой телефон. Если Дед Мороз все-таки здесь и начнет искать пропажу, он сможет мне позвонить.

На всякий случай с красным мешком в руках я некоторое время еще постоял на улице. Походил по бульвару. Замерз. Сел в машину. Подождал. Рассмотрел мешок.

Ничего особенного.

Тут я отвлекся, потому что всех как прорвало: звонки на телефон, приглашения. Проснулись, наверное!

И не будешь каждому объяснять, что для меня этот день не веселый, а грустный. Даже трагический, что мне не надо участвовать в общих праздниках.

Но настроение было светлым. Год, благодаря храму, начинался душевно. А, благодаря Деду Морозу, захватывающе.

Я нежно погладил мешок рукой. Про себя поблагодарил его сбежавшего владельца за чувство сердечной радости.

И уехал прочь.

Мы с мешком путешествовали до вечера. Хороший, добрый день. По поводу забытой вещи никакой Дед Мороз не отозвался. Когда я, наконец-то, собрался вернуться домой, посмотрел на мешок, почему-то вспомнил слова охранника из театра о бомбе. Может быть, поэтому внутрь не заглядывал.

И сказал мешку:

– Нет, красавец, к себе я тебя не повезу! Моя дача неподалеку. Дороги сейчас легкие. Вот там полежишь. А потом, когда всякие службы забытых вещей начнут работать, я тебя сдам. Понятно?

Машину тряхнуло, и от этого получилось, что мешок как бы понимающе кивнул.

И хорошо, что я поехал на дачу. Если бы не это решение, мог бы ее потерять.

Когда приближался к своему поселку, обратил внимание, что там полная темень. Только движутся огненные точки. Это были факелы и фонари. Вырубило свет. Кто-то вспомнил, что летом в такой же ситуации именно я смог все починить. Возможно, решили все, у меня есть какой-то ключ к замку на щитке. Вся толпа по-новогоднему пьяных людей, освещавших себе путь подручными средствами, пошла к мне требовать спасательных действий. Я приехал в самые последние мгновения, когда мог перенаправить энергию изрядно выпившей толпы, потому что, не застав меня, они решили вскрыть дверь моего дома в поиске заветного ключа. Но главная угроза была все-таки факелы, которыми они светили в мои окна, стараясь понять, почему не выходит хозяин. Наверное, так до революции выглядело зарождение крестьянских бунтов.

Одна искра – и все бы мое хозяйство вспыхнуло.

Я подбежал к этим пьяным людям, отогнал их от дома.

Мы пошли к щитку.

Я знал, что замок щитка не на ключе. Бутафорским был замок. Я его снял, отворил дверку щитка и повернул рубильник верх. Щиток вздохнул, взвизгнул, и поселок осветился.

– С Новым годом, дорогие соседи, – поздравил я.

Все зааплодировали. Позвали зайти-отметить. Я сказал, что сейчас не могу: за рулем. Вернусь на днях. Тогда и отметим. Обязательно.

Соседи затушили в снегу факелы, опустили зачем-то прихваченные топоры, неторопливо разошлись.

Я вернулся к мешку. Открыл дверцу машины. Мне показалось, что он улыбается.

– Вот, друг, – сказал я ему, – заставил ты меня сюда приехать – и сколько добрых дел я сразу же сотворил: дом спас, людям свет дал.

Но ты поживи здесь, в моей даче, недолго. Я скоро за тобой вернусь.

Мешок как бы на меня с пониманием посмотрел. Я отнес его внутрь хозяйственной пристройки.

И мы расстались.

Я ехал назад и думал, что прав был сегодняшний Дед Мороз:

– Этот мир держится только на чудесах!

После новогодних праздников дед-морозовский мешок никуда отдан не был. Так и остался лежать у меня на даче. Ну, не поедешь же специально из Москвы за город, чтобы его забрать, а затем отвезти его в бюро находок. И что я там скажу? В Новый год у меня в машине забыли этот мешок, я забрал его сначала себе, а теперь решил привезти вам. Глупость какая-то. Обещанные Дедом Морозом прекрасные новые события тоже пока не торопились стучаться в мою жизнь.

А время шло. Месяц за месяцем.

Приближался следующий Новый год.

Появилась незнакомая раньше тревога: наступает любимый в стране праздник. Конечно же, мое сердце по-прежнему в этот день будет разрываться, вспоминая утрату. Но насколько правильно скрывать себя от людей? Бежать в искусственное одиночество? Тем более, в Москве сбежать трудно: всю ночь под окнами фейерверки, вспышки петард, радостные крики людей. А я который год закрываюсь в своей квартире и ложусь спать в «детское время», заранее зная, что заснуть не получится. Проверено. Что же делать?

Душа просила какого-то решения. А его не было.

До середины декабря.

Выручили социальные сети.

15 декабря в одной из них появилось объявление, что 31 декабря нужны добровольцы для участия в ежегодной акции «Оливье для бездомных». Обращаться к шеф-повару Данилова монастыря Олегу Ольхову. И телефон его тоже был. Я позвонил. Оказалось, что вечером 31 декабря больше десяти лет он собирает всех, кто хочет накормить бездомных на московских вокзалах. Добровольцы приносили вареные яйца, горошек, майонез и все, нужное для салата оливье. Помолившись, готовили салат, а также несколько больших коробов с куриными супами и чаем. Выпекали пироги. Раздавали подарки.

– А у меня есть целый мешок Деда Мороза с подарками! – признался я.

– Приходите, мы дадим Вам шубу, будете Дедом Морозом! – обрадовался Олег.

Гениально!

Это давало мне все, о чем я даже мечтать не мог: полное погружение в Новый Год, начиная от «нарезки салатов» и заканчивая общим праздником на привокзальной площади!

С людьми!

А утром можно и в храм пойти на службу! Благое дело этому никак не противоречило!

С какой тщательностью я выбирал продукты! Сколько человек придет в монастырь, чтобы помогать, я не знал! А ночью у вокзалов людей много! Должно всем хватить! Здесь скупиться нельзя! Я «забил» большую сумку всем, что посчитал необходимым, а рядом поставил дед-морозовский мешок. И начал делать то, чего в моей жизни не было несколько лет: ждал Нового года.

31 декабря

В Данилов монастырь всех добровольцев пригласили часам к шести вечера.

Я хотел успеть до этого заехать к родным. Там задержался. Выехал несколько позже. И перепутал монастыри.

Сначала приехал в Донской.

Когда я понял свою ошибку, решил, что перейти от монастыря к монастырю нетрудно. Между ними расстояние примерно минут на сорок пути пешком. А с поклажей получалось побольше. Ничего страшного, подумал я. Зато посмотрю на Москву в самые последние часы года. Перед праздником она затихает, как океан перед цунами.

Исчезают машины и пешеходы. Легкий снег. Светятся окна. Почти за каждым накрываются столы и наряжаются елки. Все только готовится, а Новый год на самом деле уже наступил. Он обходит город, проверяет его настроение. Его, наверное, можно даже встретить, обмолвиться парой слов. Может быть, я его даже увидел, пока спешил от Шаболовки к Тульской. Кто им мог оказаться? Худая женщина средних лет, которая шла, все время поскальзываясь, с тяжелыми сумками в руках? Человек, бегущий с пустыми санками? Не оборачиваясь, он все время повторял: «Потерпи, сынок, скоро будем дома!» Веселый негр в леопардовой шубе, похожий на наркобарона, который брел в никуда по заснеженной тропинке?

Девчушка-подросток, которая вместе со своей собакой подпрыгивала и пыталась ртом поймать падающие снежинки? Скорее всего, Новым годом оказался маленький мальчик. Папа держал его крепко одной рукой, а в другой нес невероятной красоты шар для елки. Пока они шли мне навстречу, сынок все время канючил:

– Папа, дай мне пронести этот шарик хотя бы несколько шагов!

– Не могу, сынок, ты уронишь и разобьешь! А это подарок.

– Папа, ну, пожалуйста!

– Нет! Придем в гости, тогда дам тебе подержать!

– Папа! Я пронести его хочу, как ты несешь!

– Ну ладно, только несколько шагов. Смотри! Аккуратней!

Когда они поравнялись со мной, папа передавал сыну этот огромный, сказочный шар. Но только они прошли мимо, за собой я услышал удар стеклянного предмета о заснеженный асфальт, вскрик папы и плач неловкого мальчика. Но ведь так и должно быть! Новый год – он еще маленький. У него может что-то вывалиться из рук. Но очень быстро он станет ловким и сильным. Оглядываться на папу с сыном я не стал. Мне было некогда. Я переживал за тех людей, которые резали салаты в Даниловом монастыре. Вдруг они не справляются? И десятки бездомных останутся без угощений на праздник! Чем ближе я был к обители, тем быстрее шел. А по территории монастыря к кухне почти бежал! Какой же я был наивный! На кухне яблоку было негде упасть! Полсотни человек нарезали, распаковывали, вскрывали жестяные банки, чистили яйца.

Я такого не ожидал! Совсем! Вот достаешь из сумки, например, колбасу, ее тут же у тебя забирают! Пока достаешь вторую – первая уже порезана. Пришлось участвовать в борьбе сделать хоть что-то!

Допустим, раскладывать салаты по пластиковым коробочкам! Но меня оттеснили более опытные люди. Тогда я стал складывать упаковки в большие коробки. И тут появились дамы, которые могли это сделать аккуратней меня! Но что более всего восхищало: все пришедшие сюда были людьми православными, а значит, постились.

И никто не мог попробовать и оценить приготовленные блюда на вкус: сколько там майонеза, хватает ли соли, достаточно ли колбасы.

Шеф-повар обители Олег определял это на глаз. Легко перемешивал содержание огромных кастрюль, знал, куда надо добавить соли, а где уже всего достаточно. Получилось 150 литров оливье – полтысячи порций, 150 литров рисового супа с курицей, семьдесят литров чая. А еще были подарки. Много подарков. Конфеты, носки, рукавички, футболки, полотенца! Опытные, знающие это дело люди, носились вокруг, а я растерянно смотрел на эту активность, в которой для меня не было шансов. И тогда мне выдали шубу Деда Мороза. Дедов Морозов было два. Для Курского и Павелецкого вокзалов. И шубы-бороды-рукавицы-шапки на раскаленной кухне для нас стали испытанием. Чтобы не растаять от высоких температур монастырских печей, мы решили выйти на улицу. Проветриться.

Мы до этого друг друга никогда не видели. И не были знакомы. Сразу встретились Дедами Морозами. Стояли внутри старинного монастыря, на его безлюдном дворе под высоким ночным небом, усыпанном звездами. Интересно, откуда в московском небе звезды?

Ведь в городе их, как правило, почти не видно. И небо в городе низкое, мутное. Мы словно бы оказались вне времени. Два Деда Мороза. Ночью 31 декабря. У нас в речи появились какие-то сказочные интонации, словно из морозного воздуха. Особые шутки без спросу вплетались в наши бороды. И наш разговор был таким, каким он не может случиться у незнакомых людей, встретившихся только-только. Мой волшебный коллега рассказывал, как крестился совсем недавно. Чудом. Ничто не предвещало никакого православия.

Он пытал счастья и по стране, и за границей. Жил в Париже, в Лондоне. Даже купил себе поддельные документы, что он гражданин Латвии. Поскольку Латвия – член Евросоюза, с такой бумагой меньше вопросов у полиции и легче устроиться на работу. Но с работой не везло. Жизнь в эмиграции не складывалась. А когда у человека что-то в судьбе не получается, он ищет людей с похожими судьбами, чтобы как-то с ними объединиться. Вроде бы так получается больше вариантов выжить.

Так он поступил в Лондоне. С тремя друзьями снимал крошечную комнатку, почти каждый день встречались с соотечественниками в одном кафе, где за пивом делились успехами дня. Успехов ни у кого не было, а отчаянья в душах накопилось уже немало. Один из постоянных посетителей кафе, Михаил, сказал, что он здесь неподалеку ходит в церковь. Какая-то местная церковь, все садятся за стол, вместе читают молитвы. В основном, там наши люди. Из бывшего СНГ. А после молитв и душеспасительных разговоров за общим столом – предлагают какую-то еду и подарки. Бесплатная еда и новые знакомства – не такое уж плохое предложение для эмигрантов, у которых почти ничего нет. Мой собеседник пришел в эту церковь, даже не поинтересовавшись, ее названием. Церковь – так церковь, секта – так секта. Он же ничего никому не должен. Как пришел, так и уйдет.

Этот храм не был христианским. И к какой религии он относится, он так и не смог понять. Его поразило богатое убранство церкви. Каждая ручка на двери, каждая скамья, каждая рама на окне, каждый витраж были произведениями искусства и, несомненно, стоили огромных денег. За круглым столом собралось человек тринадцать. Многие говорили по-русски. Женщина из Молдавии, три украинки, мужчина из Ростова, несколько полек, две чешки, болгарка… К ним вышел невероятно доброжелательный священник с рассказом, как изменится их жизнь, если они будут сюда приходить. Долго говорил о душе, о том, как этот мир может быть жесток к человеку. Потом предложил всем взяться за руки. Все так и поступили. Он читал какую-то молитву – они повторяли. Одна женщина достала из сумки пироги. Говорит: это с работы пироги с мясом. Я один надкусила, но мы это можем отрезать. Давайте, их все разделим и съедим, как символ, что мы теперь братья и сестры и любим друг друга. Тут же появился небольшой ножик, всем досталось по кусочку. Мой новый знакомый уже собирался положить пирог в рот, но его взгляд остановился на украинке напротив. Перед началом этой встречи он увидел, что это верующая женщина, она и молитвы знала и крестилась. Здесь ей было неуютно, но подруга ее все время одергивала и просила потерпеть. И этой женщине было невероятно тяжело съесть свой кусочек пирога. Она прямо мучилась, рука ее не слушалась. Она сделала несколько попыток и съела, только когда помогла себе другой рукой. Мужчина из Ростова проглотил пирог, словно змею: он жевал его, как будто это был жесткий кусок завяленного мяса, а на лице была смесь угрюмости и отвращения. Тогда сегодняшний Дед Мороз от своего куска решил отказаться, но его заставили. Сначала священник, а потом соседи, которые были из Польши и из Чехии, стали его подначивать:

– Ты должен! Мы же все вместе! Это символ, что мы любим друг друга! Как же ты один не разделишь с нами этот пирог?

Он проглотил свой кусок без всякой радости и почувствовал, как тот камнем свалился в его желудок. Потом их чем-то еще угостили. Потом они разошлись.

Он поехал в свою комнатенку на метро. Было ощущение, что этот кусок пирога продолжает камнем лететь куда-то ниже и ниже. Он выскочил из поезда, потому что его рвало. Шел по улице, как пьяный, держался за каждый столб. Но в голове его тоже что-то происходило.

С ним разговаривал кто-то. И их было несколько. Они обсуждали его дела, его жизнь. От них некуда было деться. Он попробовал помолиться Господу. Стал вспоминать молитвы, которые слышал, когда обращалась к Господу его православная бабушка. Ничего не получилось. Молитвы не вспоминались. Голоса не прекращались.

Тогда он решил попросить о помощи Богородицу. И не смог вспомнить ее имя. У какого-то столба, схватившись за его основу, полусогнутый, он пытался произнести то, чего не было внутри его.

Вдруг получилось вспомнить, как зовут Деву Марию по-английски:

– Помоги мне! Я же не виноват! Меня обманули! Мне что-то дали, что выжигает душу!

И голоса замолчали. Богородица помогла. Но стоило пройти несколько шагов, все возобновлялось. Он понял, что до дома не доедет. Неподалеку жили его знакомые, такие же эмигранты, готовые на любую работу. С трудом он добрался до них. Они даже ни о чем не расспрашивали. Наверное, решили, что парень наглотался таблеток. Просто показали кровать, на которой он может переночевать. Но сном это тоже нельзя было назвать. Голоса жили в нем, смеялись над ним, откровенно издевались. Иногда получалось вспомнить имя Богородицы, и они отступали. Затихали на несколько минут.

На следующий день мой собеседник отправился в эту церковь, где получил зелье. Он вернулся туда рано утром, но служба уже шла. Она была не такой, как первый раз. Это был огромный зал, несмотря на ранний час, заполненный респектабельной публикой. Священник, увидев его, заулыбался, пошел навстречу, взял за руку и отвел в самое начало, посадил лицом ко всем:

– Как хорошо, что ты снова с нами! Замечательно, что ты вернулся. Посмотри, как нас много! То, что происходит с тобой, – пройдет, но жизнь твоя совершенно изменится. Ты не будешь жалеть ни о чем!

Он сидел лицом к прихожанам храма и не мог вымолвить ни звука. Поняв, что сейчас бессилен, принялся рассматривать аудиторию. Да, это были не те бедно одетые эмигранты, которые буфетным ножом делили надкусанный пирог, а потом угощались кофе из аппаратов. Это были такие люди, к которым на улице он не посмел бы и приблизиться. Да и не встречаются люди в таких костюмах и нарядах на улицах. Не бывает их среди пешеходов. А среди этих людей – лица знаменитостей, тех, кого он видел в самых нашумевших кинокартинах. Бедный эмигрант знал имя каждого из этих актеров. Кумиры целого мира. Так вот где они черпали свои силы и куда приходили, чтобы стать успешными и богатыми. Они все друг друга знали, смотрели на него доброжелательно, улыбались. Но что происходило вокруг, Виталий не понимал. Что сейчас делает священник, чем занимаются его помощники, что за речи звучат с трибуны?

Вдруг он увидел, как в зал входят люди с серебряными подносами, на которых горкой лежат кусочки пирога, похожие на тот, которым их накормили тогда за круглым столом. Он нашел силы встать и, несмотря на призывы священника, шатаясь, ушел из церкви.

Сразу после выхода снова начались голоса. Они теперь осуждали его. Просили вернуться. Он шел в никуда. Это был центральный район Лондона и его самые фешенебельные улицы.

Они изменились.

Вместо сияющих витрин и разноцветных реклам вокруг была грязь, словно он двигался по большой помойке. Но главное, пешеходы тоже изменились! Многие перестали быть похожими на людей. Козлоногие, с перекошенными мордами, некоторые с рогами, обнаженными половыми органами, они не разговаривали друг с другом, а издавали звуки, похожие на лай и стон одновременно.

Он шел и говорил с Господом:

– Иисусе Христе! Прости меня! Если сейчас разверзнется земля и поглотит меня, я это заслужил! Но я не заслужил твоего гнева, потому что все произошло против моей воли. Помоги мне, Господи!

И снова начались голоса. Он поехал туда, где должен жить Михаил, который позвал его в эту церковь. Но его не было дома. Дверь открыл сосед, сказал, что он может подождать. Легче не становилось. Через несколько часов безрезультатного нахождения в комнате Михаила, сражаясь с неугомонными голосами, мой собеседник ушел на улицу. Это был один из самых криминальных районов города. Группы негритянской молодежи пристально смотрели на него, когда он проходил мимо. Несколько человек увязались за ним. Боковым зрением он увидел в руке одного из них нож. Казалось, что через минуту все кончится. Он этому был даже рад. Но не тут-то было. Демоны, которые сидели внутри него, вступили в конфликт с преследователями и отпугнули их. Те с неудовольствием начали отступать. А Виталий с удивлением отметил, что речь шла не по-английски. И демоны и подростки между собой говорили на каком-то языке, который он слышал первый раз. Но что показательно, он их хорошо понимал. Весь их спор. Особенно, когда его демоны говорили ребятам:

– Он наш, а не ваш!

Он вышел из этого района, сел в автобус. Пассажиров было немного. Некоторые были из других стран, говорил на своих языках, но Виталий понимал всех, словно присутствовал рядом с каждым из говорящих. А когда все замолкали, снова начинались голоса.

И тут он решил, как нужно поступить. Его мысль еще не оформилась, а демоны уже орали:

– Не делай этого! Не ходи туда! Ты испортишь свою жизнь!

Он свернул на какую-то улочку, шел по ней, высматривая полицейский участок. Вдруг из кафе вышли два полицейских с бумажными стаканчиками кофе в руках. Он, несмотря на визги демонов, бросился к ним:

– Вы можете меня арестовать? Вы можете меня запереть в камере в полиции.

– Почему вы этого хотите? Вы совершили какое-то преступление? – удивились полицейские.

Надо было что-то придумать. Что-то, чтобы его забрали и оградили от всего ужаса, который сейчас его окружал. И он придумал.

– Да, – спокойным голосом сказал он. – я совершил преступление. Я уже второй год живу в Лондоне по поддельным документам.

– Они у вас при себе?

– Вот паспорт гражданина Латвии. Но этот паспорт – фальшивка.

Полицейские покрутили удостоверение личности в руках:

– Мы не видим, чтобы этот документ был поддельным.

– Но это так! Просто он очень хорошо сделан.

Полиция была вынуждена отвезти его в участок. В углу камеры он упал на колени. Слезы лились из глаз, не прекращаясь ни на минуту. Рубашка уже была мокрой. Он разговаривал с Господом и Богородицей, выпрашивая у них прощения. Это было трудно делать, потому что в его голове теперь не разговаривали, а орали голоса демонов, а из вентиляционного отверстия, как ему казалось, гремела музыка его прежних кумиров, которых он слушал в молодости.

Вошел полицейский, спросил, есть ли у него юрист или адвокат, которому можно позвонить. Такой телефон у моего нового знакомого был. У каждого эмигранта есть телефон специалиста по юридическим вопросам на всякий случай. Это была молодая женщина. Он знал, что она католичка. Она выслушала его рассказ, он спросил, что она может для него сделать? Он точно знал, что ему надо сейчас:

– Ты можешь съездить в православную церковь в Лондоне и привезти мне святой воды и просфору?

– Конечно. могу. Я поеду прямо сейчас.

Через полтора часа в полицейский участок вошла эта дама, а с ней был православный священник. Им разрешили встречу.

– Крестите меня прямо сейчас! У меня нет другого спасения, как православная вера! – закричал ему нынешний Дед Мороз.

Священник начал читать молитвы. Полицейские их торопили, но когда видели, что совершается какой-то непонятный им обряд, – давали время еще.

– Знаете, я хорошо понимаю ситуацию, в которую вы попали, – сказал священник. – Но, к сожалению, я не могу больше оставаться с вами в одной камере. Давайте сделаем так: вы будете молиться здесь, а я выйду на улицу и буду молиться там. Это будет молитва по согласию. Господь нас услышит.

– А как мне молиться?

– Говорите с Богом, просите у него прощения. Повторяйте все время: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного.

И он снова остался один в этом аду с попыткой объяснить Богу, что с ним произошло, с голосами, орущими в голове, музыкой, которая лилась водопадом из вентиляции камеры.

Он плакал, просил, кричал, бился о пол.

Вернулась адвокат:

– Если вы признаете, что замешены в подделке документов, то вас в 24 часа вышлют из страны. Но вы можете этого не делать, потому что претензий к вашим документам нет.

Он подписал все нужные бумаги, признал свою вину. И снова в углу грязной камеры просил о спасении души. И Господь его услышал. Он это понял, потому что его как-то сразу отпустило. Он почувствовал, что у него снова есть душа, и она исцелилась. Демоны отступили и словно трусливые шакалы уползли сквозь решетку вон из камеры.

Его депортировали в Россию в группе других нарушителей закона. Но только он один возвращался с улыбкой. Поскольку его жена жила неподалеку от монастыря Александра Свирского, он с ней только поздоровался, ничего не объясняя, уехал в обитель.

Приложился к мощам преподобного и ко всем иконам. Снова расплакался, но теперь от радости. Подошел к батюшке в храме, попросился на исповедь.

– Вы думаете, что один такой? – сказал ему священник после исповеди. – Если бы вы знали, сколько мы видим искалеченных душ. По глупости, за медный пятак, по наивности и от безверия! Хорошо, что ваша Душа подсказала вам, что нужно делать. Потребовала крещения. А теперь привел во внутрь храма. Ей нужно очиститься, сбросить грязь, накопленную за все предыдущие годы. Душа понимает, где это может произойти, лучше, чем твой мозг!

Я слушал Деда Мороза, как слушают стихи. Ничего не говорил. Это было поразительно. Он продолжал: