Текст книги "Русь: от язычества к православной государственности"

О влиятельных князьях и «лучших», т. е. знатных, людях упоминают Менандр Протектор (2-я пол. VI в.) и Маврикий[165]165
  См.: Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1. М., 1994. С. 183; Т. 2. М., 1995. С. 375.


[Закрыть]. Тем не менее определяющим в характере политических отношений славян VIII–IX вв. был союз традиционного вече с военачальниками князьями, что обеспечивало устойчивость существования самих общин и племенных союзов.

Подобное «двоевластие» сохранялось веками. Однако по мере усложнения социально-политической организации обществ развивался ненасильственный постепенный процесс все большего утверждения власти князя. С возвышением княжеской власти возвышался и традиционный языческий культ Перуна.

О сути, характере и происхождении княжеской власти среди историков бытуют различные точки зрения. Дискуссионным остается вопрос о том, что понимать под верховной властью славян в VI–X вв. Кто является ее носителем: князь, вече или родоплеменная знать? Где истоки власти князей – в народной толще, в присутствии варягов-завоевателей в социуме или во влиянии феодализирующейся племенной знати?

Могла ли Русь обходиться без княжеской власти, по-прежнему жить и развиваться на началах демократического вечевого народовластия? Вопросов много, и ответы на них не равнозначные, что во многом связано с относительной скудностью исторических источников и их авторскими интерпретациями[166]166
  См.: Котлер Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998; Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки // Материалы и исследования по археологии СССР. Л., 1968. № 152; Кузьмин А.Г. Древнерусская цивилизация. М., 2013; Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988; Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего средневековья // Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М., 1968; Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982, Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980 и др.


[Закрыть].

Проблемы становления древнерусской государственности имеют обширную историографию. В XVIII в. акцент делался на монархические начала складывавшегося древнерусского государства. Для историков XIX в. характерным было утверждение, что у восточных славян второй половины IX–X в. верховную власть сосредоточили в своих руках князья. Обычно княжеская власть и община рассматривались как антиподы. В советской историографии утвердилась точка зрения о наличии у восточных славян конца V – начала VII в. военной демократии на высшей стадии ее развития, а с конца IX – середины XI в. процесса складывания раннефеодальной монархии.

В советской науке происхождение княжеской власти связывали с вождями военной демократии, которые постепенно расширили свои функции до верховных жрецов, администраторов и судей[167]167
  См.: Лисюченко И.В. Верховная власть у восточных славян в VI–X вв. Автореф. дис… д. и. н. Ростов-на-Дону, 2013.


[Закрыть]. О том, что князья происходили из родовых общин и были плоть от плоти патриархальных семей, речи не шло.

В интересной и во многом новаторской докторской диссертации Игоря Васильевича Лисюченко сделан обоснованный вывод о том, что «изначальный князь – это синкретический лидер, родовладыка, непосредственный производитель (при проведении обрядов – священный земледелец), управитель, судья, предводитель на войне и, разумеется, верховный жрец своей общности»[168]168
  Там же. С. 3.


[Закрыть].

Следовательно, колыбелью княжеской власти была патриархальная семья, вначале кровнородственная община, а затем и соседская. Отсюда все более несостоятельными представляются выводы норманистов о том, что русская государственность была плодом внешнего воздействия варягов, а не продуктом естественной эволюции родообщинного и племенного строя в государственный. Влияние на политическую жизнь Древней Руси варягов – важный эпизод в российской истории, но это все же эпизод, а не судьбоносный фактор исторического развития.

Здесь И.В. Лисюченко размышляет в русле традиционной школы государственников, одним из основателей которой был замечательный ученый К.Д. Кавелин (1818–1885). Он признавал, что варяги принесли на русскую почву зачаток идеи государства, а также «новую систему управления, неизвестную семейно-общинной доваряжкой Руси». Однако варяжское господство не влияло на быт, нравы, обычаи славян, которые сравнительно быстро ассимилировали своих инородных правителей. В знаменитом князе Святославе уже проступает исконный славянин, а «в княжении Ярослава варяги сливаются с русскими славянами, перестают от них отличаться и совершенно подчиняются туземному русско-славянскому элементу»[169]169
  Цит. по: Киселев А.Ф. У каждого народа есть родина, но только у нас – Россия. М., 2019. С. 137.


[Закрыть].

Власть приобретает чисто национальный характер. Это естественно и органично, ибо княжеская власть на Руси – продукт традиционных родовых отношений. Страной правил княжеский род. Сформировалась идея, что Русь – вотчина княжеского рода. Однако в условиях вражды княжеских родов возрастает значение общин, которые, как пишет Кавелин, «мало-помалу стали выбирать себе князей, призывать и изгонять их, заключать с ними ряды или условия. Вече тогда получили большую власть. <…> Возвратились опять времена избрания старейшин в лице князей»[170]170
  Там же. С. 138.


[Закрыть]. Княжеская, а затем царская власть основывалась на традиционных устоях славянского общества. Это дом или двор. Кавелин пишет: «Дом или двор… представляет человеческое общество, поселенное на известном месте, состоящее из членов семьи и домочадцев и подчиненное власти одного господина, домоначальника. В этой социальной единице заключаются, как в зародыше, зачатки всех последующих общественных отношений: и семья, и рабство, и гражданское общество, и государство»[171]171
  Там же. С. 140.


[Закрыть].

Все Русское государство представляло собой колоссальный дом, во главе которого стоит царь – общероссийский домовладыка. Организация общества и государства по типу домовладения была понятна, близка, органична для большинства населения. Власть, сложившаяся по образцу домовладыки, представлялась русским как власть, которую они близко знали в собственном быту, покоившимся на семейной иерархии. Монархия воспринималась населением как народная, отвечающая представлениям народных масс о праве управлять и властвовать не чужеродной силе, а традиционной, рожденной вековым бытом крестьянства. Подобная власть взращивалась на корнях, уходивших в языческую толщу.

Выдающийся историк С.М. Соловьев также считал, что власть князей вышла из родовых начал славянского общества. Князь управлял единолично, но верховная власть принадлежала роду. Л.А. Тихомиров (1852–1923) в своем фундаментальном труде «Монархическая государственность» пишет: «В России идея династичности высшей власти… сложилась в самом процессе рождения нации, как составная часть национального развития»[172]172
  Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 2016. С. 207.


[Закрыть].

Тихомиров писал о том, что на заре русской истории у славянских племен существовали в зародыше все формы власти: «демократической, аристократической и монархической». Важнейшим итогом этого периода было осознание славянами потребности в общей власти. Результатом осознания потребности в общей власти и стало приглашение Рюрика с братьями. «Демократия» добровольно передавала власть князю, но жизнь родов по-прежнему строилась на принципах демократии, и они продолжали жить наряду с зарождавшимся монархизмом. Важным, считал Тихомиров, было то, что в сознании народа личность князя стала неприкосновенной. Он даже за преступления не мог быть лишен жизни. Родоплеменным обычаям соответствовало и то, что власть передавалась не просто князю, а княжескому роду. Возникала идея династичности высшей власти.

Тихомиров считал, что одним из факторов, ощутимо влиявшим на социальный строй Древней Руси, было освоение славянами новых земель. Колонисты перемещались не родами, а чаще семьями, что способствовало эволюции родовой общины в соседскую. Основной ячейкой общины становилась семья, во главе которой стоял отец семьи, «домовладыка», а не родовой патриарх. Семьи в общинах связывали не кровные узы, а совместная деятельность, взаимная поддержка, без которой в сложных природно-климатических условиях было невозможно выжить, а тем более развиваться.

Общины – маленькие республики, основанные на самоуправлении и уважении к «обществам». Складывается вечевой обычай как характерная черта зарождающейся государственности. Демократические, аристократические и монархические начала сочетаются в политической структуре древнерусского общества. Причем противоречия складываются между демократией и аристократией, что укрепляло монархические начала как третейского судьи в противоборстве сторон.

Исследователь И.В. Лисюченко аргументированно пишет об изначально сакральном характере складывающейся княжеской власти[173]173
  См.: Лисюченко И.В. Верховная власть у восточных славян в VI–X вв. Автореф. дис… д. и. н. Ростов-на-Дону, 2013. С. 1.


[Закрыть]. Не в этом ли таятся истоки восприятия народом будущих русских царей как «помазанников Божьих» и священства самодержавия, дарованного русскому народу самим Господом Богом? Если это так, то верховная власть в России во многом вышла из народа, из его миропонимания и представлений о сущности и характере власти, сложившихся еще в языческие времена.

Не случайно русский царь считал себя хозяином земли Русской, т. е. домовладыкой, а народ называл его «царем-батюшкой». Следует учитывать, что язычники сакрализировали практически все стороны своей жизни – от обожествления природы до обожествления рода, племени и общины. Эти понятия имели явно сакральный ореол. Подобное отношение к окружающему миру было во многом связано с сакрализацией основного занятия восточных славян – земледелия. Сакральность князя органически вписывается в языческое мировосприятие и является производным от него, обусловленным особенностями языческой психологии и ментальности.

Примечательно, что княжеская власть вырастала и из демократических традиций общины и долгое время находилась в союзе с самым демократическим органом управления – народным вече. Верховная власть у славян на этапе разложения племенного строя гармонично сочетала вечевое (демократическое) и княжеское (прообраз монархического правления) начала.

Восточные славяне видели в князе «живого» бога, повиновение которому – веление языческой веры, ибо приобретение княжеского статуса было связано с милостью и особым расположением к ним богов[174]174
  См.: Лисюченко И.В. Верховная власть у восточных славян в VI–X вв. Автореф. дис… д. и. н. Ростов-на-Дону, 2013. С. 22.


[Закрыть]. Причем «богоизбранность» могла проявляться по-разному: в удаче на войне, в победе в ритуальных поединках, в успешности проводимых языческих обрядов плодородия и просто в удивительных качествах личности. Невольно возникает ассоциация с установкой православной церкви, что повиновение великому князю, а впоследствии царю – долг и обязанность каждого православного человека. История не уходит бесследно, но перевоплощается в новые явления исторического бытия.

Такой авторитетный историк, как А.И. Неусыхин (1898–1969), допускал существование дофеодальных, общинных протогосударств. Прообразы государственности представляли собой органичное единство власти веча и зависимой от него власти лидеров, будущих князей, без которых вече не мыслило нормальную жизнедеятельность общины. К тому же выстраивалась иерархия соподчиненных общин во главе с общиной волостного центра, возвышавшейся над входящими в волость общинами[175]175
  Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего средневековья // Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М., 1968; Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.


[Закрыть]. Постепенно выстраивалась иерархия общинных властей и в нее вписывалась власть князей. Социально-политическая организация древних славянских сообществ усложнялась. Постепенно фигура князя в рамках вечевого строя стала играть все более ведущую роль.

Итак, княжеская власть естественно и органично вырастала из власти главы рода и именно вследствие сакрального статуса родовладыки, а затем князей, язычники не мыслили без них жизни. Родовладыки, а позднее князья по представлениям язычников обладали волшебной, сверхъестественной силой как на поле боя, так и в обеспечении с помощью языческих ритуалов высоких урожаев или предотвращения угроз стихийных бедствий.

В мировосприятии язычников княжеская власть была составной частью иерархии богов. Как мир не мыслим без них, так и общество немыслимо без главы, правителя, который на земле выступает посредником между богами и народом. Князь становился частью общей картины представлений язычников о мироздании и мироустройстве.

Таким образом, «носителем верховной власти в восточнославянской среде VI–X вв. являлось прочное единство князя (княгинь), воспринимавшихся как сакральные фигуры, и веча. Вместе с тем у восточных славян на уровне племенных союзов нередко складывались вечевые прогосударства, строившиеся еще на доклассовой основе.

Князь изначально был главой рода, а затем главой общины – и его власть в глазах подвластных ему людей была освящена языческими богами. Это естественно, ибо для язычника божественное начало присутствовало во всем: в земле, водах, лесах, озерах. Взаимоотношения между людьми тоже освящались языческими традициями, ритуалами и верованиями. Проводником божественных сил был князь. В князе воплощалось единство миров – горнего и земного. Разделение на светскую и духовную власть произойдет гораздо позже.

Умершие или убитые князья, как считали язычники, продолжают помогать своей стране, откликаются на просьбы живых родичей. Складывался культ умерших князей, что лишний раз свидетельствует о сакральности княжеской власти в представлениях язычников. Эта традиция продолжилась в православии, где выдающиеся князья причислялись к лику святых. Им молятся, их почитают, приходят к их иконам с различными нуждами.

Народ не только почитал своих князей, но и предъявлял к ним высокие и достаточно жесткие требования, как к воинам и полководцам. Князья были обязаны лично участвовать в битвах и в определенных обстоятельствах идти на самопожертвование. Эта традиция сохранялась на протяжении всего Средневековья. Вспомним, что князь Дмитрий Донской (1350–1389) в 1380 г. на Куликовом поле в латах простого дружинника сражался в первых рядах русских воинов в эпохальной битве с ордынцами хана Мамая. Восточнославянский князь во второй половине I тысячелетия н. э. олицетворялся с солнцем. Наиболее известный пример – эпический князь Владимир Красное Солнышко (ок. 960—1015).

Выше уже говорилось о том, что в древнеславянском обществе было своеобразное «двоевластие». Власть традиционного славянского вече сочеталась с властью князя и его дружины. Современные историки пишут о «двух центрах власти» – родоплеменной знати, обосновавшейся в центре племенного союза, и военного предводителя – князя, опиравшегося на дружину[176]176
  История России с древнейших времен до конца XVII века / Под ред. Л.В. Милова. М., 2006. С. 81.


[Закрыть]. Дружина была принципиально новым для родоплеменного общества явлением. Это был своеобразный «мужской союз», связанный клятвой верности своему князю и друг другу.

Примером подобного «мужского союза», защищающего родную землю, служат эпические образы Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Примечательно, что они – выходцы из разных социальных слоев: Илья Муромец – крестьянский сын, Добрыня Никитич, согласно былинам, – сын рязанского воеводы Никиты, Алеша Попович, как, например, указано в одном из источников – былине «Алеша Попович и Тугарин», – сын попа Леонтия Ростовского. Все они олицетворяют единство земли Русской.

И.В. Лисюченко пишет, что во второй половине IX – начале X в. в Киеве усиливается влияние жрецов, но члены «мужского союза» во главе с князьями «разгромили их, что получило отражение в эпическом сюжете об Алеше и Тугарине и производном от него сюжете об Илье и Идолище. В некоторых неполянских традициях князь считался Змеем-Велесом»[177]177
  Лисюченко И.В. Верховная власть у восточных славян в VI–X вв. Автореф. дис… д. и. н. Ростов-на-Дону, 2013. С. 23.


[Закрыть].

Как известно, Велес – бог богатства и один из самых почитаемых славянскими язычниками богов, что лишний раз свидетельствует об обожествлении княжеской власти. Однако Велес в образе Змея на новых землях истреблял местное население, кроме женщин – будущих жен. Он имел способности к оборотничеству. Таковы отдельные сюжеты мифологического восприятия князей.

Дружина – «союз мужчин», профессиональных воинов, живших для войны и за счет войны трофеями и пленными. Если центр княжеской власти решал по преимуществу военные проблемы, то центр племенной власти представлял интересы племенного союза перед лицом внешних сил и готовил решения для межплеменных съездов. Кроме того, племенная знать следила за выполнением лежащих на населении обязанностей и поступлением различных сборов на нужды союза в целом. Формировались прообразы различных ветвей власти. Одна ветвь представляла собой демократические начала в организации жизни общества. Другая – монархические. И та и другая в зачаточном состоянии присутствовала в древнеславянском обществе.

Безусловно, между этими складывающимися центрами власти существовали противоречия, конфликты и соперничество, которое завершилось в пользу князей. Однако и общинное самоуправление как форма общественной организации народных масс не кануло в небытие. Напротив, общинное самоуправление было и осталось основной и устойчивой формой самоорганизации большей части населения Руси, а позже России – крестьянства.

Две ветви власти – вечевое и княжеское начала имеют одно родовое гнездо – патриархальную семью, кровнородственную и соседскую общину, и в силу этого обе эти ветви власти оказались столь исторически живучими. Профессор А.Г. Кузьмин основное противоречие социально-экономической и политической русской, а затем российской жизни видит в противоборстве Земли (общинно-вечевые устои) и Власти как выражение воли господствующих классов. Аполлон Григорьевич полагал, что «борьба Земли и Власти в XI–XII вв. шла с переменным успехом, но в целом с перевесом Земли, большим или меньшим ограничением княжеской власти городским самоуправлением»[178]178
  Кузьмин А.Г. Мародеры на дорогах истории. М., 2005. С. 43.


[Закрыть]. Монгольское нашествие, а затем более чем двухсотлетнее ордынское иго внесли свои коррективы в эти отношения и далеко не в пользу Земли.

Власть князей набиралась сил, и ей был необходим собственный религиозный культ. Им стал культ Перуна – бога войны, грозы и молний. Этот культ соответствовал в целом характеру княжеско-дружинного социума, по сути, сообщества профессиональных воинов. Перун был провозглашен главным языческим богом. Парадокс заключается в том, что культ Перуна, отражавший притязания княжеско-дружинного сообщества на власть, стал последним актом истории язычества как единственной и всеобъемлющей религии восточных славян.

Княжеская власть возвышалась, а языческий культ князей Перуна был близок к закату. Обоснование культа Перуна как дружинно-княжеского культа впервые дал Е.В. Аничков. Он писал, что «Перун был установлен в центре теремного дворца Игоревичей и это является убедительным свидетельством, что культ Перуна – дружинно-княжеский культ Игоревичей»[179]179
  Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. М., 2009. С. 397.


[Закрыть].

Прокопий Кесарийский упомянул, что славянские воины особо почитают бога – низвергателя молний, «именно он есть владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких жертвенных животных»[180]180
  Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 2. М., 1995. С. 183.


[Закрыть]. А.А. Лушников, анализируя высказывания Прокопия Кесарийского, пишет, что этот автор стремился следовать традициям византийских исторических повествований и увязывать описываемые события с библейской и античной историей. Поэтому культ Перуна близок к образу Зевса, культ которого олицетворялся с громом, молниями и был связан с жертвоприношениями быков[181]181
  См.: Лушников А.А. Состояние язычества восточных славян в VII–VIII вв. // Вестник Московского государственного областного университета. Сер.: История и политические науки. 2010. № 3. С. 34.


[Закрыть].

Примечательно, что Прокопий Кесарийский, говоря о культе Перуна, опирался на наблюдения за славянами-воинами, служившими в армии ромейского военачальника Хильбудия (неизв. – 533), для которых божество грозы было важным, так как отражало род их занятий – войну. Аналогии напрашиваются сами собой – и Зевс, и Перун являются богами войны.

Следует иметь в виду, что Б.А. Рыбаков считал культ Перуна достаточно древним и общеславянским, следы которого прослеживаются на Днепре еще в IV в.[182]182
  Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 2013. С. 178.


[Закрыть] Однако неясно, насколько он был востребованным у простых язычников-земледельцев. Гроза вызывает страх и трепет. Гром и молнии грозят бедой: от ударов молний горят жилища, леса, степи. Перуна старались умилостивить, но не относили его к животворящим богам – главным объектам поклонения земледельцев. Перун вызывает страх, а неповиновение князю и его дружине также должно вызвать страх у простого народа. Видимо, поэтому в том числе Перун стал главным богом князей, так как одна из задач власти, особенно на этапе ее становления, устрашать подвластных ей людей неминуемой карой не только от меча дружинников, но и от их бога – Перуна.

Историки не без оснований считают, что культ Перуна навязывался населению авторитетом княжеской власти. Основной массе славян-язычников был ближе антагонист Перуна – Велес, бог богатства, покровитель скота и целитель. В славянских мифах запечатлено противоборство Перуна с Велесом. Возможно, что это мифологическое выражение противоборства Земли и Власти, усиливавшееся по мере наступления князей на традиционное народное самоуправление.

А.А. Лушников пишет, что миф о противоборстве Перуна с Велесом имеет индоевропейские корни «громового мифа», который являлся основой многих мифов в других религиях. Обращает на себя внимание тот факт, что ранее, до превращения Перуна в культ князя и его дружины, Перун выступал в образе «воина-героя», теперь он ассоциируется с «воином-правителем»[183]183
  См.: Лушников А.А. Состояние язычества восточных славян в VII–VIII вв. // Вестник Московского государственного областного университета. Сер.: История и политические науки. 2010. № 3. С. 34.


[Закрыть]. В этом смысле поклонение Перуну означало и поклонение князю. Поэтому основной массе язычников ближе был культ Велеса – традиционного земледелия. Перун постепенно утрачивал функции общеславянского бога, а приверженность к нему дружинно-княжеской власти и введение в разряд особых богов свидетельствовали о начавшемся социальном расслоении и возможном расколе в духовной области.

Впрочем, пантеон языческих богов был обширным, те или иные славянские племена по своему усмотрению могли выбирать их согласно сложившимся традициям. Однако расхождения в поклонении тем или иным богам создавали питательную почву не только для религиозных разногласий, но и открытой межплеменной вражды. Попытки дружинно-княжеской власти провозгласить Перуна общеславянским богом дали весьма скромные результаты.

В религиозном отношении большинство славянских племен и племенных союзов оставались довольно замкнутыми социумами. Историки делают вывод о том, что разложение родоплеменных отношений вызвало кризис язычества, основу которого составляло разрушение родоплеменной идеологии и утверждение идеологии княжеской власти, а также активное влияние христианства на восточнославянское общество[184]184
  См.: Лушников А.А. «Верховное божество» в язычестве восточных славян и кризис этой религии в IX–X вв. // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2011. № 23. С. 509.


[Закрыть]. На наш взгляд, говорить о кризисе язычества по причине того, что дружинно-княжеский культ Перуна не стал идеологическим стержнем обретения восточными славянами государственности, сомнительно.

Во-первых, сущностью язычества является многобожие, и для него противоестественно выделение главного, единого для родоплеменной Руси языческого бога. Во-вторых, несмотря на вытеснение из общественно-политической жизни славянского общества язычества христианством, язычество стойко держалось в религиозном сознании населения, верного тысячелетним традициям. В-третьих, религиозные кризисы чаще всего сопровождаются глубоким разочарованием верующих в истинности исповедуемой ими веры, что, как правило, приводит к глубоким общественно-политическим и социальным расколам, а их, как мы знаем, в Древней Руси не наблюдалось.

Большинство населения Руси в языческой вере не разочаровалось, но и не предприняло решительных действий против наступления христианства. Начался не кризис, а мирное врастание язычества в христианскую культуру. Об этом пойдет речь ниже. Более того, некоторые исследователи характеризуют особенности русского христианства как «охристианизированное язычество». Впрочем, у характеристики состояния религии славян в период становления древнерусского государства как кризиса язычества много сторонников и среди них такой авторитетный историк, как А.Г. Кузьмин.

Очевидно, что многобожие являлось одной из причин межплеменных конфликтов и препятствием стягивания многоплеменной языческой Руси в единое целое. Как известно, одни племена поклонялись Перуну, другие – Велесу или Даждьбогу, Стрибогу и др. Единого, который устраивал бы всех, бога не было, и страсти нередко кипели вокруг споров «чей бог главнее». Это, безусловно, мешало необходимому единству славян и тормозило процесс формирования древнерусского государства. Видимо, в целях достижения религиозного согласия славян будущий креститель Руси киевский князь св. Владимир провел своеобразную реформу в виде создания общего пантеона языческих богов. Владимир в Киеве, как сообщает летописец, поставил «кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Дажьбога, Стрибога, и Симаргла, и Мокошь»[185]185
  Повесть временных лет: произведения древнерусской литературы: в переводах Д.С. Лихачева. СПб., 2020. С. 96–97.


[Закрыть].

То, что пантеон Владимира реально существовал и не был плодом воображения летописца, достоверно подтверждено археологией. Экспедиция под руководством П.П. Толочко нашла в Киеве капище с шестью каменными постаментами, на которых и были водружены племенные боги. Находки точно датируются десятым веком.

Кроме того, Владимир отправил своего дядю Добрыню (неизв. – 1007) в Новгород, чтобы он там воздвиг идол Перуна. Знаково, что в языческий пантеон не были включены скандинавские божества. Одного этого факта, как полагал А.Г. Кузьмин, вполне достаточно, чтобы пробить огромную брешь в концепции определяющей роли норманнов в становлении древнерусского государства[186]186
  Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М., 1988. С. 11.


[Закрыть]. Очевидно, что пришедшие с Владимиром варяги молились не Одину, а Перуну, иначе князь, во многом зависящий от своей дружины, учел бы религиозные предпочтения варяжской, причем значительной части своей дружины.

Примечательно, что в пантеоне князя Владимира – шесть богов. Их число совпадает с количеством племен, входивших в состав Руси того времени. Их перечислил летописец: поляне, древляне, северяне, дреговичи, кривичи полоцкие и славяне новгородские. Эти племена составили ядро древнерусского государства, и Владимир, отдавая дань различным традиционным племенным богам славян, стремился объединить их под эгидой Перуна, преодолеть разобщенность, побудить к единству, оставить в прошлом противоречия и раздоры. Фигурой, стягивающей воедино языческие культы богов, был Перун – религиозный символ силы и власти киевского князя. Реформа князя Владимира свидетельствует о том, что древнерусскому государству крайне необходимо было единобожие.

Владимир сделал решительный шаг к нему через объединение в межплеменном языческом пантеоне богов крупных славянских племен, но под эгидой Перуна. Именно ему отводилась главная роль в «сообществе» равноправных племенных богов. Тем самым князь Владимир заявил, что лидирующее положение в русском государстве занимает киевский князь, ибо «чей бог главней, тот и главный». Целью реформы князя Владимира была попытка не допустить обострение противоречий, как межплеменных, так и социальных»[187]187
  Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М., 1988. С. 13.


[Закрыть].

Суть реформы князя Владимира заключается также в том, что он утвердил монополию своего рода, своей семьи на власть – утверждать наместников в славянских землях, осуществлять суд по земельным и иным вопросам, организовывать военную защиту подвластных ему территорий.

Власть киевского князя, по сути, выступала как государственная власть, сила, регулировавшая отношения в обществе и организующая его защиту, а «дружина была, по существу, одновременно и ядром военной силы, и административным аппаратом, вероятно, уже в то время осуществлявшим функции суда и управления»[188]188
  История России с древнейших времен до конца XVII века / Под ред. Л.В. Милова. М., 2006. С. 89.


[Закрыть]. Во внутриплеменную жизнь подчиненных Киеву союзов племен, киевский князь и его дружина не вмешивались, ограничиваясь «полюдьем», сбором дани с подчиненных территорий.

Иногда это проходило крайне болезненно, достаточно вспомнить восстание древлян и убийство князя Игоря (877–945) за попытку второй раз собрать дань. Княгиня Ольга (между 890 и 894–969) жестоко расправилась с непокорными древлянами. Это событие настолько вышло за рамки взаимоотношений Киева с подвластными племенами, что навсегда запечатлелось в древнерусских источниках.

А.Г. Кузьмин утверждал, что язычество исчерпало свой потенциал духовной силы, способной скрепить единство зарождающейся древнерусской государственности. Уточним: язычество не столько исчерпало духовный потенциал, сколько по своей сути не вписывалось в новые политические реалии задач стягивания разноплеменной Руси в единую государственную систему. Старые родоплеменные отношения и соответствующая им языческая религия не могли решить эту задачу. Более того, конфликты и раздоры между славянскими племенными союзами нарастали в то время, когда общегосударственное и духовное единство становилось не просто условием развития, а средством выживания во враждебном окружении.

Историки связывают закат язычества с социальным и имущественным расслоением в славянских общинах, что вызывало противоречия и конфликты на этой почве. Однако при этом упускаются из вида проблемы собственно духовности и построение на этой основе новых взаимоотношений между людьми. Таковые предложило христианство на началах всеобщности духовной жизни верующих во Христа. Язычество как родоплеменная религия должно было уступить место религии складывающихся народностей и преодолеть этническую замкнутость племен, которую обслуживало и освящало язычество.

Язычество не могло стать общенациональной религией не только вследствие многобожия, но и по своему религиозному призванию регулирования взаимоотношений человека и природы, обеспечения социального равенства в условиях родоплеменного, общинного строя. Теперь требовался регулятор отношений между людьми. Язычество как религия рода уступило свое место религии складывающихся народностей и государства. Перун был низвержен. Его статую с серебряной головой и золотыми усами протащили на аркане по улицам Киева и бросили в Днепр. Впереди было крещение Руси.

Сугубо этническое племенное начало язычества стало препятствием для решения глобальной проблемы обеспечения государственно-политического единства славянских племен. В силу этого неизбежным было вытеснение язычества высшим, надплеменным началом, которое выразило христианство. Подобная, как мы увидим ниже, ненасильственная смена духовных начал жизни древних славянских сообществ во многом предопределила мирный характер стягивания восточных славян в единое государство.

Язычество оказало огромное влияние на будущее развитие Руси. В эпоху язычества были заложены основы русской ментальности: коллективизм, приверженность к идеям справедливости и равенства, любви к роду, семье и благоговение перед памятью предков, понимание гармонии окружающего мира и чуда божьего творения – природы, и особенно матушки-земли, миролюбие и доброе отношение к представителям иных родов и племен. Это – базисные духовные ценности, которые впоследствии были освящены православной церковью и органично вплелись в ткань русского национального самосознания. Земля, Родина представлялись нашим предкам, прежде всего, родным Домом, который они старались бережно охранять и благоустраивать, а если потребуется – отдать за свой родной очаг жизнь.

С.Н. Алехина обоснованно пишет о том, что совокупность традиционных языческих идей следует отнести «к праоснове русского общественного сознания, которая во многом и сегодня продолжает определять народный характер и менталитет и проходит через все последующие духовные наслоения, формируя базисные особенности национальной культуры»[189]189
  Алехина С.Н. Роль традиций русской древности в формировании российского общественного сознания // Социальная политика и социология. 2009. № 3. С. 261.


[Закрыть].

Особо следует подчеркнуть, что наиболее глубокие религиозные чувства народа выражались в отношении к Матери-Земле, как источнику всех оплодотворяющих сил, «кормящей груди» природы и человека.

К язычеству в российской культуре и обыденном сознании граждан относятся по-разному, в том числе резко негативно, как к дикости не вкусивших плодов «цивилизации» варварских племен и народностей. Между тем глубоко прав Н.А. Бердяев, когда писал: «Пафос злобной ненависти к прошлой культуре объясняется незнанием этой культуры, но знать ее необходимо, как историю своего же духа». Мыслитель уточняет, «человек менял одежды и идеи, но сам изменялся мало, до сих пор родовая мораль определяет нравственные оценки, до сих пор призрачные чувства владеют людьми. Мораль племени еще сильна»[190]190
  Бердяев Н.А. Царство духа и царство кесаря. Париж, 1951. С. 65.


[Закрыть].