Текст книги "Русь: от язычества к православной государственности"

В России, напротив, подчеркивает Катков, все подданные российского государства, включая инородцев, «дети одного Отечества, они живут с нами, связаны с нами тысячью интересов, и такие же, как мы (иногда более), хозяева во всяком русском деле; но они обязательно должны оставаться не-русскими»[241]241
  Цит. по: Киселев А.Ф. У всякого народа есть Родина, но только у нас Россия. М., 2019. С. 288.


[Закрыть]. Более того, по свидетельству Каткова, дела в России сложились так, «что иноверие не просто допускается как дело свободы совести, но правительство берет на себя заботу о развитии и поддержке разных чуждых русскому народу и русскому православию учреждений и возводит их в силу властей»[242]242
  Там же.


[Закрыть].

Есть ли в истории подобная государственно-политическая практика отношения к другим, не «к своим» нациям, народностям и конфессиям? Увы, история, в том числе современная, наполнена эгоистическими стремлениями одних, более сильных народов властвовать над другими, навязывать свое мировоззрение, жизненные ценности и смыслы, подбивать самобытность традиционных обществ под жесткий трафарет, изготовленный западными идеологами и политиками для достижения вечных целей – доминировать, обогащаться, господствовать. И только Россия дает пример иного сообщества различных наций и народностей.

В этом заключается историческое предназначение России как цивилизации, собирающей, объединяющей и сберегающей различные нации, конфессии и культуры. В этом призвание и национальной идеи, отчеканенной тысячелетней историей России. Ее не нужно искать, требуется только разглядеть, понять, взять на вооружение из опыта исторического бытия Руси – России и СССР.

Основной смысл Российской империи заключался в совместном культурном, экономическом и политическом развитии различных этнических и религиозных групп, объединенных мощной национальной идеей и наднациональными структурами.

Такой идеей в Российской империи была идея православия с ее проповедью общности народов. Присоединяя и осваивая земли от Оки до Тихого океана, русские не стремились навязать свою религию и культуру. Совместное развитие в рамках России не только не нивелировало самобытности отдельных народов, но способствовало ее сбережению. Этот неоспоримый факт упорно игнорируется на Западе и подвергается изощренным фальсификациям.

Крупнейший мыслитель Н.Я. Данилевский писал: «Удел России – удел счастливый: для увеличения своего могущества ей приходится не покорять, не угнетать, как всем представителям силы, жившим доселе на нашей земле: Македонии, Риму, арабам, монголам, государствам романо-германского мира, а освобождать и восстанавливать…»[243]243
  Цит. по: Киселев А.Ф. У всякого народа есть Родина, но только у нас Россия. М., 2019. С. 291.


[Закрыть]

Завоеваниями были приобретены лишь Средняя Азия и Кавказ. Многие ли европейские государства могут гордиться подобным наращиванием территорий? Увы, но факт, что экспансия европейцев уничтожила целые цивилизации в Америке и не один народ в Европе.

Поэтому не случайно, что философская концепция всеединства человечества, родоначальником которой был философ В.С. Соловьев, сформировалась именно в России. Последователями Соловьева были талантливые мыслители: братья князья С.Н. и Е.Н. Трубецкие, Г.П. Федотов, П. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, Л.П. Карсавин, С.Л. Франк, И.А. Ильин, В.В. Зеньковский, Г.В. Флоровский, Б.П. Вышеславцев, Н.С. Арсеньев, П.И. Новгородцев и др. Все они составляют цвет не только российской, но и мировой философской мысли.

В чем исток такого восприятия мира? Во многом – в русском православии, впитавшем в себя и кирилло-мефодиевское наследие, которое отличалось миролюбием, стремлением к примирению народов, подлинным гуманизмом и человеколюбием. Кирилл и Мефодий «строили мосты христианского единства там, где мир их эпохи хотел пропасти разделения»[244]244
  Платон (Игумнов), архимандрит. Апостольская миссия святых Кирилла и Мефодия в парадигме цивилизационного культурно-исторического процесса // Богословский вестник. 2019. Т. 34. № 3. С. 183.


[Закрыть]. Сегодня этой пропасти мир буквально жаждет неизмеримо больше, чем в IX в.

Кирилл и Мефодий призывали людей понять друг друга, а не замыкаться в кругу своекорыстного эгоизма как личного, так и этнического. Это была проповедь не просто высокой человечности, а, если можно так выразиться, межчеловечности, спаянной добром и любовью, людей, увлеченных общим делом строительства подлинно христианской цивилизации, с присущим христианам трудолюбием и заботой друг о друге. Этот призыв был услышан, прежде всего, Русью.

Большинство историков соглашаются с утверждением, что Русь приняла крещение от Византии. Крупнейший специалист в области становления и развития русского православия Г.В. Флоровский (1893–1979) разделяет эти выводы, но вносит существенные уточнения: «Решающим было принятие Кирилло-Мефодиевского наследства, а не прямое восприятие Византийской культуры. Непосредственное духовно-культурное соприкосновение с Византией и с греческой стихией было уже вторичным»[245]245
  Флоровский Г.В, прот. Пути русского богословия. М., 2009. С. 17.


[Закрыть].

Перевод Кириллом и Мефодием на славянский язык Евангелия стал крупнейшим событием в судьбе русского народа. Чтение на богослужениях Евангелия на понятном языке «заставляло и очень помогало памятовать о Христе и хранить Его живой образ в сердце»[246]246
  Флоровский Г.В, прот. Пути русского богословия. М., 2009. С. 18.


[Закрыть]. Перевод на славянский язык священных для христианства книг означал внутреннюю христианизацию самого языка, «воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова, славянского “логоса”, самой души народа»[247]247
  Там же. С. 19.


[Закрыть].

Духовным наследием Кирилла и Мефодия стала традиция русских книжников перевода на родной язык классической греческой богословской литературы. При князе Ярославе Мудром (978—1054) в Киеве при Софийском соборе работала целая школа переводчиков с греческого. Их трудами в культурно-богословский оборот был введен целый ряд памятников христианской мысли, неизвестных в Болгарии – родине, как считают некоторые исследователи, русского христианства.

Следует отметить, что при дворе князя Ярослава переводились с греческого на древнерусский язык не только богословские сочинения, но исторические, мирские книги. Так постепенно древнерусский письменный язык из церковного превращался в общелитературный и становился краеугольным камнем национальной культуры в самом широком смысле этого понятия.

Со дня основания Киевская церковь не жила замкнуто. Она имела тесные связи с Константинополем, с Афоном, с Палестиной, а также постоянные контакты с Западом. На этих обширных культурных связях взрастились и первые русские летописцы. Их труды поражают глубиной постановки проблем места и роли Руси в мире, кропотливым анализом событий прошлого и настоящего Руси, предвидением дальнейшего хода исторического процесса. В русском летописании всегда чувствуется определенная религиозно-историческая идея и стремление выявить и отразить исторические тенденции.

Складывалась самобытная историко-литературная школа как явление общеевропейского масштаба. На традициях этой школы были воспитаны такие корифеи российской историографии, как С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, а в советское время – Б.А. Рыбаков, Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров и другие замечательные представители отечественной исторической школы.

На кирилло-мефодиевском наследии выросла российская литература, внесшая бесценный вклад в мировую культуру. Будем помнить о том, что древнеславянская письменность, подаренная славянскому миру Кириллом и Мефодием, стала фундаментом культуры Руси, наследниками которой мы являемся. Святые Кирилл и Мефодий сформировали духовно-культурные основы вхождения Руси в христианский мир. Именно кирилло-мефодиевская традиция стала выражать суть и облик русского православия. Фактически они подготовили духовно-культурную почву для христианизации Руси и серьезно повлияли на ее геополитический выбор.

Глава девятая
Геополитический выбор Древней Руси

До сих пор не утихают споры об оценке принятия Русью христианства. Сегодня расхожими являются утверждения, что Русь крестили силой и тем сбили ее с «естественного» и «благотворного» духовного пути, освященного тысячелетними славянскими традициями. Усилились споры и о том, превратились ли русские после крещения в истинных христиан или остались язычниками, но теперь «охристианизированными». Неоднозначны, нередко диаметрально противоположны характеристики личности князя Владимира: от святого христианина до разнузданного безнравственного язычника. Расхождения понятны, так как в личности Владимира сочетались и те и другие качества. Историки более двухсот лет спорят о месте и дате крещения князя Владимира.

Точек зрений много. Среди них немало таких, которые не имеют отношения к исторической правде, а пропитаны фальшью идеологии, личными пристрастиями, честолюбивой погоней за славой «первооткрывателей».

Между тем исторические источники и сам ход реальных событий тех времен убедительно свидетельствуют, что крещение Руси было судьбоносным в российской истории. Не только по причине обретения Русью единой, общегосударственной религии, крайне необходимой для укрепления и развития рождающегося древнерусского государства, но также потому, что крещение Руси означало выбор геополитического курса исторического развития Руси, не временного, сиюминутного, а на века. Это – историческая очевидность.

Русь, а затем Россия более тысячи лет идут курсом, намеченным политической элитой Руси Х в. Первым актом этого исторического выбора было принятие Русью христианства.

Срединное между Западом и Востоком положение Руси волей или неволей ставило ее перед выбором векторов развития и осознания ее места и роли в мире. В какую сторону качнется маятник истории Руси – к христианской Европе или мусульманскому, а также иудейскому Востоку? Где Русь обретет возможности реализации своего государственного, политического, социально-экономического потенциала? А главное – в чем смысл исторического бытия Руси?

Эти вопросы волновали русских летописцев еще со времен легендарного Нестора, позже митрополита Илариона (ок. 990 – ок. 1054 или 1055), монаха Филофея (1465–1542), а затем большинство русских мыслителей. Вопрос смысла исторического бытия страны – вечный. Впервые этот вопрос поставил равноапостольский князь Владимир.

Проблема поиска исторического пути Руси ярко и с необыкновенной художественной силой нашла отражение в содержащейся в Повести временных лет легенде о выборе князем Владимиром веры для своего народа и государства. Выбирать приходилось между католиками, византийцами, мусульманами и хазарскими иудеями – реальными и мощными силами на международной арене. Летописец рассказывает, как представители этих религий наперебой расхваливали и увещевали киевского князя принять их веру. Прозорливый Владимир не поверил на слово, а отправил послов к германцам, грекам, мусульманам и иудеям, чтобы они воочию убедились в преимуществах той или иной религии и рассказали об этом своему князю.

Послы посетили мечеть. Вернувшись, они однозначно заявили, что «нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их». Немцев – христиан римской церкви удостоили слов: «и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой». И только греческое (византийское) богослужение вызвало восторг: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми и служба их лучше, чем во всех других странах»[248]248
  Повесть временных лет: произведения древнерусской литературы: в переводах Д.С. Лихачева. СПб., 2020. С. 120.


[Закрыть].

Выводы явно предвзятые, хотя бы потому, что и католические храмы по красоте и величию богослужения не уступали греческим. Однако ключевым в их «докладе» является не столько восхищение красотой греческого богослужения, сколько утверждение, что у греков «Бог с людьми». Значит, это религия истинная, она – путь к Богу, его покровительству и защите. Восточное христианство, по мнению послов Владимира, именно то, что требуется для духовного окормления Руси и ее народов. Здесь заложен глубокий смысл русского восприятия христианства – там, где Бог – там сила, правда и подлинная истина.

Симпатии к византийскому богослужению не случайны, а плод долговременных контактов и отношений Руси с Византией. Рассуждение о красоте византийского богослужения как наиболее привлекательной стороны восточного христианства понятны, если учесть, что язычники обожествляли именно красоту природы и поклонялись ей. Потребность в красоте – одно из качеств внутреннего мира славян-язычников. Однако для них оказалась первичной не красота обрядов, а глубокая духовная суть христианства.

В итоге святой Владимир выбрал греческий вариант христианства с крайне наивной и неубедительной аргументацией: дескать, у греков (византийцев) богослужение – торжественнее и красочнее, чем у других народов. На деле к этому решению Владимира привело не эмоциональное восприятие греческого христианства, а осмысление исторического опыта взаимоотношений Руси с другими государствами и народами. Практически Русь воевала и с византийцами, и с мусульманами, и с иудеями. Однако характер войн был разный. С мусульманами и иудеями (хазарами) – защита от агрессии и решение задач выживания во вражеском окружении, а с Византией – не столько борьба за территории и предотвращение опасности поглощения ею Руси, сколько за торгово-экономические связи, за преимущества в торговле и за различного рода льготы в отношениях двух стран.

В чью пользу должен быть сделан выбор? Разумеется – Византии, самой могущественной империи того времени. Не столько красота византийского богослужения привлекала князя, сколько человечность и смысл восточного христианства с великолепием его культуры, глубина духовного восприятия мира.

У византийцев было чему учиться, что перенять и что использовать в интересах собственного государства. Византия не угрожала Руси перспективой завоевания и разгрома. Напротив, в памяти были свежи подвиги дружин Олега (годы княжения 869–912) и Игоря, праздновавших победы над грозными византийцами, что вселяло надежды на равноправное и выгодное сотрудничество.

Более того, замечательный византинист В.Г. Василевский (1838–1899) доказал, что в 986–988 гг., времени крещения Руси, был заключен договор о союзе Руси с Византией, который, безусловно, повлиял на выбор князем Владимиром византийского варианта христианства.

Древнейшими документальными памятниками русско-византийских отношений являются договоры Руси с греками 908, 911, 944 и 971 гг. Они сохранены Повестью временных лет и свидетельствуют о достаточно искусной дипломатии русских князей. История русско-византийских отношений после первого крупного военного конфликта в 860 г. и, вероятно, первых шагов к христианизации Руси – это история войн и перемирий, конфликтов и союзов, заключения династических браков и скрытого противоборства, выражавшегося в дипломатических интригах, протокольных «искусах» и др. Все это свидетельствует о давних и разносторонних связях Руси с Византией, разнохарактерности их отношений, о дипломатических и военных противоборствах. Исторический опыт внешнеполитической деятельности русских князей и перспективы укрепления позиций древнерусского государства в международной жизни тех времен сыграли одну из ведущих ролей в осознании и глубоко продуманном князем Владимиром выборе единого для всех русских земель вероисповедания.

Мудрость приходит с годами и накопленным жизненным опытом. За плечами князя Владимира была жизнь, полная драм борьбы за власть. Он – сын великого русского воина князя Святослава (942–972) и Малуши (ок. 940–944 – неизв.), ключницы княгини Ольги, имел небезупречный княжеский статус. Ведь его мать Малуша была, по сути, рабыней княгини Ольги. Не случайно дочь полоцкого князя Рогволода (920–978) Рогнеда (962—1002) с презрением отказалась выходить замуж, как она заявила, за сына рабыни Малуши, и предпочла Ярополка (955–978), врага Владимира.

Однако «сын рабыни» жестоко отомстил за унижение: ворвался с дружиной в Полоцк, убил Рогволода и его сыновей, а Рогнеду силой взял в жены. Эта страница биографии Владимира повествует о нем как о властном, сильном, бесстрашном и упорном в достижении своих целей человеке, о его буквально свирепом нраве.

Владимиру пришлось два года жить в изгнании. Он спасался от своего брата Ярополка, ставшего киевским князем благодаря кровавой междоусобице с другим братом, Олегом (ок. 962–977), который погиб, отстаивая свой киевский престол. Теперь очередь могла дойти до Владимира. Поэтому он бежит к варягам. Однако не в характере Владимира просто отсиживаться за морем. Он не теряет времени даром и всеми правдами и неправдами добивается поддержки варягов. С помощью их дружины он возвращается на Родину и изгоняет Ярополка из Киева. Так Владимир стал киевским князем. Борьба между братьями за власть с кровавыми исходами – не исключение, а скорее обыденность Средневековья, будь то на Руси или в других странах. Приход Владимира к власти в Киеве лишний раз свидетельствует о его несгибаемой воле и необычайной твердости характера.

Став киевским князем, Владимир совершил выдающийся подвиг – сумел превратить борьбу с печенегами, разорявшими Русь, в дело почти всех входивших в ее состав народов. Он заставил весь лесной север служить интересам обороны южной границы, шедшей по землям полян, уличей и северян[249]249
  Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 2013. С. 283.


[Закрыть]. Князь Владимир стал ассоциироваться со стойким защитником русских земель, и его авторитет становился непререкаемым, что скажется и на переходе Руси от язычества к христианству.

Эти качества личности Владимира сыграли свою роль при крещении Руси – не многие могли отважиться перечить жесткому и даже свирепому князю. Народ молча принял христианство. Причина проста: язычники тысячелетиями поклонялись своим божествам. В их религиозных представлениях князь олицетворялся с «живым» Богом. Князь – родоначальник и домовладыка, его воля непререкаема… Это были пережитки большой патриархальной семьи, глава которой распоряжался жизнью ее членов по своему усмотрению, и никто был не вправе оспаривать, а тем более не подчиняться его воле. Крещение Руси с точки зрения человека того времени – не разрыв традиций. Князь как посредник между мирами выбрал новых богов для общего благополучия, и с этим следовало согласиться.

Впрочем, от поведения масс мало что зависело в мировой истории. Судьбоносные решения определялись волей политических элит, но отнюдь не интересами и чаяниями народа, причем как в условиях монархии, различного рода диктатур, так и не в меньшей степени при демократических формах правления. Власть большинства – иллюзия, мечта, мифотворчество заинтересованных в подчинении масс политиков. По образному выражению Маркса, революции – «локомотив истории». Он прав, но этот «локомотив» стремительно мчится к остановке, где его ожидают новые пассажиры – элита, сформированная революцией. Она и кладет предел революционной стихии и загоняет народ на прежние места в социальной иерархии общества. Революционный разгул – это страшная болезнь общества, находящегося в глубоком кризисе. Болезнь эта приносит массам не благоденствие, а обнищание и новые формы эксплуатации.

Политическая элита в лице дружины, имевшей сильное влияние на решения князя, была неоднородна как в этническом плане, так и в представлениях о будущем Руси. В ее составе были как язычники, так и христиане. Об этом свидетельствует Повесть временных лет, описывая принятие договора Руси с византийцами в 944 г. Одна часть дружины клялась Перуном выполнять договор, а другие – христиане, давали клятву церковью Ильи в Киеве[250]250
  Повесть временных лет: произведения древнерусской литературы: в переводах Д.С. Лихачева. СПб., 2020. С. 74–76.


[Закрыть]. Так, уже до княжения Игоря в Киеве была христианская церковь, и летописец ее знал и даже указывал, где она находится – в урочище Хазары, «над Ручьем в конце Пасынчей беседы, и хазар, – это была соборная церковь»[251]251
  Там же. С. 76.


[Закрыть], но археологи не подтвердили ее местоположение. Одно очевидно – часть дружинников князя Игоря были ее прихожанами. Для вчерашних язычников поклонение Илье-громовержцу было естественно, так как Илья ассоциировался с Перуном.

Языческую часть дружины князя Владимира, говоря современным языком, назовем «партией изоляционистов». Они выступали против иностранного влияния на Русь, были приверженцами старины, отчих традиций, в том числе в религиозной области. Недаром Святослав, равнодушно относившийся к вопросам веры, на увещевания своей матери христианки княгини Ольги принять христианство отвечал, что он не против крещения, но не хочет «обижать» своих дружинников-язычников[252]252
  Повесть временных лет: произведения древнерусской литературы: в переводах Д.С. Лихачева. СПб., 2020. С. 83–84.


[Закрыть]. Антихристианские настроения, несомненно, были и в дружине князя Владимира.

Другая часть дружинников, условно назовем ее «космополитической», выступала за христианство и более широкие возможности сотрудничества с христианским миром, за вхождение в него Руси. Эти два лагеря в киевской элите соперничали друг с другом. Владимиру было чрезвычайно трудно принимать решение в пользу той или другой стороны, чтобы не посеять раскол и вражду в элите древнерусского государства. К тому же князь был вынужден считаться с вече, ресурсов для игнорирования, а тем более подавления этого традиционного для славянского общества органа, у него не было. Итак, Владимир оказался между двух огней и вначале поддержал язычников.

Владимир провел религиозную реформу, о которой речь шла выше, но не с религиозной, а с политической целью – объединить языческих племенных богов под верховенством Перуна – главного княжеско-дружинного культа для большей цельности молодого древнерусского государства и обеспечения монополии на власть своей семьи. Реформа не удалась: межплеменные раздоры не угасли.

Поворот от языческой реформы к крещению ряд историков называет спонтанным, не предопределенным исторически, а следствием случайных обстоятельств[253]253
  Васильев М.А. Русь в 980-е годы: выбор религиозных альтернатив // Славянский альманах. М., 2002. С. 47–78.


[Закрыть]. В истории случайностей множество, но в крупных отражаются исторические закономерности. «Случайным» или «не случайным» было крещение Руси – важны не эти умозаключения, а само эпохальное событие как зов истории, а может быть и как Божественное предопределение. Недаром великий Монтень (1533–1592) писал, что наука без веры бесплодна, а атеизм – «учение чудовищное и противоестественное»[254]254
  Монтень Мишель де. Опыты. Полное издание в одном томе. М., 2015. С. 391.


[Закрыть].

К числу главных побудительных мотивов князя Владимира креститься, несомненно, относятся политические мотивы. Ф.И. Успенский полагает, что Русь стремилась к ведущей роли среди европейских государств, конкурирующих на Дунае и на Черном море. Об этом свидетельствуют походы князя Святослава и самого князя Владимира. При этом князь Владимир понимал, что расширение, а главное, укрепление влияния в этом регионе языческой Руси бесперспективно. Поэтому он искал «средства устроить свою землю наподобие греческого и болгарского царства. К Константинополю привлекали его столько же торговые и политические выгоды, сколько религиозный авторитет греческой церкви»[255]255
  Успенский Ф.И. История Византийской империи. Расцвет. Крушение. М., 2011. С. 262.


[Закрыть].

Авторитет христианской Руси был бы намного выше авторитета Руси языческой в решении геополитических задач, стоящих перед древнерусским государством, и князь Владимир проявил себя дальновидным политиком и пошел в интересах геополитики на крещение Руси.

Впрочем, преображение свирепого и безнравственного язычника князя Владимира в русского святого иначе как чудом не назовешь. Крещение Руси не случайно по той причине, что к Х веку христианство пустило в древнерусском обществе глубокие корни. Часть политической элиты древнерусского государства была христианской. Христианской была и такая легендарно-эпическая фигура русской истории, как княгиня Ольга, которая жестоко отомстила древлянам за убийство своего мужа, не менее легендарного князя Игоря.

Многочисленные источники свидетельствуют о поездке княгини Ольги в Константинополь и ее крещении в столице Византии. Об этом рассказывают Повесть временных лет и «Память и похвала князю Владимиру», византийские хроники Иоанна Скилицы (после 1040 – первое 10-летие XII в.) и Иоанна Зонары (конец XI в. – после 1160), а также чрезвычайно важный источник – описание приема княгини Ольги во дворце византийского императора «О церемониях византийского двора» императора Константина Багрянородного (905–959). Ценность последнего документа заключается в том, что он принадлежит очевидцу и организатору приема русской княгини[256]256
  Цит. по: Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред. Т.Н. Джаксон, И.Г. Коноваловой и А.В. Подосинова. Т. II: Византийские источники. Сост. М.В. Бибиков. М., 2010. С. 142–146.


[Закрыть].

Прием 9 сентября 955 г. был торжественный и пышный, достойный царственной особы и, как отмечает сам Константин Багрянородный, княгиня Ольга в окружении многочисленной свиты держалась соответственно своему статусу главы огромного государства. Она приветствовала василевса не поклоном, а кивком головы, подчеркивая тем самым равное с ним достоинство. Организаторы приема и пира сделали все, чтобы оказать на гостей эстетическое и эмоциональное воздействие богатством, произведениями искусства, драгоценностями и величием императорского дворца.

Как пишет Ф.И. Успенский, «по обычаю византийского этикета Ольга должна была пройти по многочисленным залам и галереям императорского дворца, прежде чем попасть в тронную залу… где стоял Соломонов трон. Этот трон был чудом искусства, которое не могло не поразить воображения… поражал сюрприз за сюрпризом. Прежде всего раздавались звуки золотых и серебряных органов, скрытых от глаз занавесями и коврами. Затем на золотом троне поднимались золотые львы и страшно рыкали, по золотым деревьям вокруг трона золотые птицы начинали гармонические песни»[257]257
  Успенский Ф.И. История Византийской империи. Расцвет. Крушение. М., 2011. С. 13.


[Закрыть].

На троне восседал император, окруженный блестящей свитой военных и придворных чинов в парадных мундирах. Поразить гостей должны были и невиданные по щедрости подарки. В частности, княгине Ольге подарили впечатляющее размерами золотое блюдо и около трехсот рублей – огромную по тем временам сумму.

Византия была заинтересована в союзе с Русью, прежде всего, в военном отношении и не жалела сил и средств для организации торжеств по случаю визита княгини Ольги в Византию. Целью визита княгини Ольги было создание благоприятных торговых условий русским купцам и укрепление политических связей с империей.

В итоге переговоров Ольги с византийским императором укрепился союз двух государств, и военная помощь Византии со стороны Киева существенно возросла, в частности росы и славяне внесли весомый вклад в победу византийцев над арабами на Крите. Достоверно известно, что дружина росов-пехотинцев служила в византийской армии в конце Х в.

Связи Руси с Византией были разнообразными, но не бесконфликтными. Византия боялась славяно-русских дружин и стремилась их задобрить различными торговыми льготами. Даже неудачный поход Святослава на Константинополь завершился в целом выгодным для Руси миром. Этим во многом объясняется ориентация русских князей на Византию. Она не только лакомый кусок для военной добычи и трофеев, но и удивительный образец величия государства и культуры. На чем основывалось византийское великолепие? На христианстве… И оно манит русских князей перспективой развития и вхождения в христианский мир.

Свою роль играла внешнеполитическая концепция Византии, которая была обусловлена традиционализмом идеологических установок, заключавшихся не только в разделении мира на империю и варваров, но и в христианской идее – общей для всех народов церкви и привлечении в нее новых обращенных в христианство народов. Византийская дипломатия была удивительно пластична и гибка, учитывала особенности политических взаимоотношений со своими соседями.

Важная роль отводилась христианизации «варваров» для включения их в общую систему внешнеполитических связей, а также в культурно-духовные отношения под патронажем Византии. На этом направлении внешней политики византийцы предпринимали энергичные усилия. Так, по летописной легенде, им удалось убедить княгиню Ольгу креститься не где-нибудь, а именно в Константинополе, что стало бы знаковым событием в перспективах христианизации Руси, в чем Византия была кровно заинтересована. У историков есть и другие точки зрения, что Ольга крестилась не в Константинополе, а в ином месте, но в каком точно, не указывается.

Академик Б.А. Рыбаков полагает, что Ольга прибыла в Константинополь уже христианкой. В ее свите был священник, вероятно ее духовник, а «красочный рассказ о крещении ее императором – такая же поэтическая фантазия русского автора, как и сватовство женатого Константина»[258]258
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности. М., 2016. С. 267.


[Закрыть]. Здесь имеется в виду легенда о том, что византийский император Константин предлагал княгине Ольге руку и сердце.

К крещению от Византии княгиня Ольга, а также ее сын Святослав относились крайне осторожно, так как по традиции любой народ, принявший христианство из рук греков, становился вассалом, политически зависимым народом или государством. Русь же стремилась к равноправным и взаимовыгодным отношениям с Византией, и вполне возможно, что княгиня Ольга крестилась не в Константинополе, а у себя на родине в Киеве.

Такой же точки зрения придерживается и Ф.И. Успенский, который пишет о том, что княгиня Ольга прибыла в Константинополь не с целью крещения, а для достижения выгодных условий торговли для русских купцов. Он обращает внимание на тот факт, что среди приглашенных к императорскому обеду из 88 человек свиты княгини Ольги 44 были купцы и 22 представителя боярства «по числу городов, где сидели подчиненные русскому князю правители»[259]259
  Успенский Ф.И. История Византийской империи. Расцвет. Крушение. М., 2011. С. 14.


[Закрыть].

В этом составе русской делегации выразились «торговые и земские интересы, которые уже в Х в. находились в значительной зависимости от правильных сношений с Византией»[260]260
  Успенский Ф.И. История Византийской империи. Расцвет. Крушение. М., 2011. С. 14.


[Закрыть]. Княгиня прибыла в Константинополь не креститься, а налаживать с Византией взаимовыгодное сотрудничество.

Эта точка зрения, на наш взгляд, наиболее убедительная, отражающая не легенды крещения Ольги, а реальные задачи внешней политики Руси, которые решала княгиня в ходе своих визитов в Византию.

Весь Х в. в истории русско-византийских отношений связан с регулярными обменами официальными посольствами. Послы приезжали в Киев для заключения русско-византийских договоров – с князем Игорем, затем в 955 г., а в 960-е гг. регулярно с поручениями от византийского императора Никифора Фоки (ок. 912–969). В свою очередь русские послы не менее регулярно посещали Константинополь, в котором уже обосновалась довольно многочисленная русская диаспора, составлявшая целый купеческий квартал. В составе византийских посольств в Киеве были и христианские миссионеры.

В византийских источниках повествуется об учреждении архиепископии на Руси и дается свой вариант выбора веры князем Владимиром. Его якобы склонил к крещению «щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний» византийский император Василий II, он уговорил князя принять рукоположенного архиепископа, который «явившись в их страну, стал любезен народу». Далее повествуется о следующем: «Однажды князь этого племени собрал сходку их подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу Божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому завету о чудотворных Божьих деяниях. На это росы тут же ответили: “Если сами не узрим подобного, а особенного того, что рассказываешь ты о трех отроках и печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим”. <…> И попросили они бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопаленной, то обратятся к Богу, им возглашаемому». Византийский иерей бросил Евангелие в костер, и «когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению»[261]261
  Цит. по: Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред. Т.Н. Джаксон, И.Г. Коноваловой и А.В. Подосинова. Т. II: Византийские источники. Сост. М.В. Бибиков. М., 2010. С. 178–179.


[Закрыть].