Текст книги "Сумма музыки"

Заключение

Проведённое исследование бытийных основ музыки позволяет сделать следующие выводы.

Первый. Музыка – система, венчающая системно-эволюционное наращивание мира.

Второй. Музыка – эволюционирующая система, условием эволюции которой является развитие личностных качеств человека.

Третий. Репрезентацией музыки оказывается музыкальное произведение.

Четвёртый. Музыкальное произведение обладает тремя звуковыми уровнями: физико-акустическим, коммуникативно-интонационным и духовно-ценностным, в последовательном выстраивании воспроизводящими эволюционное поступание мира.

Пятый. Музыкальное произведение – целостное явление, образуемое сопряжённостью формы (в единстве внешней и внутренней) и содержания.

Предложенные выводы – лишь результат начального этапа осмысления сущностных принципов музыкального искусства, вне всякого сомнения, требующих дальнейшего изучения.

Музыка: путь к абсолюту

Вступление

Человек – существо, стремящееся к Абсолюту. Почему человек к Нему стремится?

На этот вопрос имеется множество ответов. Думается, что наиболее ёмкие из них предложили мыслители XX века: Шри Ауробиндо Гхош, Шри Рамана Махарши, Дж. Кришнамурти, П. Тейяр де Шарден, Н.О. Лосский… Вот, например, что по этому поводу говорит Шри Ауробиндо: «Человек… ищет Бога. Постижение Божественного и Вечного в себе и в мире… приведение своего существа и своей жизни в согласие с Бесконечным предстаёт в высших частях человеческой природы как сокровенная цель и предназначение человека»[324]324
  Гхош А. Человеческий цикл: Пер. с англ. СПб., 1999. С. 168. Слова Ауробиндо согласуются с известным высказыванием ап. Павла: «От одной крови Он произвёл род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределённые времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, хотя Он и не далеко от каждого от нас» (Деян. 17, 26–27).


[Закрыть].

Исключительными возможностями в приведении человека к Высшему (Абсолюту) обладает музыка. Причину, по которой это происходит, раскрывает А.Ф. Лосев: «В музыке, – отмечает Лосев, – есть нечто вечно-временное, божественно-неразрешённое, блаженно-мучительное; она – …основная жизнь Абсолюта, божественно-прекрасная и божественно-подвижническая. В музыке нет небожественного… Жить музыкально – значит молиться всему»[325]325
  Лосев А.Ф. Музыка как предмет логики. С. 101.


[Закрыть].

В предлагаемой книге исследуется обозначенный потенциал музыки. Исследование ведётся в трёх направлениях: осмысления исторических свидетельств привлечения музыки для установления связи человека и Абсолюта (Часть 1. Искания Абсолюта), постижения механизма, обеспечивающего эту связь (Часть 2. Тайно-действие) и описания современных технологий работы со звуком и музыкой, подготавливающих человека к желанному Свиданию с Божеством (Часть 3. Встреча).

Анализ основывается на постулатах синергизма[326]326
  Синергизм (от – синергия). В представленной работе синергизм понимается как совместное действие энергий (сил) предельно широкого диапазона – в пространстве бинарных оппозиций: внешнее – внутреннее, явное – тайное, рациональное – иррациональное, обобщённо фиксируемых оппозицией: научное – религиозное.


[Закрыть].

Часть 1
Искания абсолюта

Как было отмечено во Вступлении, человек старается открыть для себя Абсолют. Можно сказать – старается на протяжении всей своей истории. По существу, эта исторически неуёмная его потребность вызвана острейшим желанием обрести с Абсолютом гармонию[327]327
  Гармония (греч. dppovia – связь, порядок) – единство (согласованность) элементов в целом. Сегодня проблема целого – одна из ключевых в науке. Популярным учением о целом является холизм (от греч. оХод – целый, цельный).


[Закрыть].

Испокон веков музыка привлекалась в качестве средства, помогавшего человеку в решении этой задачи. Собственно содержание этой работы практически всегда оставалось одним и тем же, менялись только её формы, обусловленные культурной ситуацией, национальными традициями, религиозными установками. Изначально в таком процессе особенно велика была роль религии [328]328
  Объясняется это тем, что религия, в соответствии со значением понятия «религия» (от лат. ligo – связываю), и предназначена для образования связи человека с Высшим Началом. Об этом говорится в трудах русских философов: В.С. Соловьёва, Е.Н. Трубецкого, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова. Вот как, например, определяется религия Булгаковым: «Религия есть активный выход за пределы своего я, живое чувство связи этого конечного и ограниченного я с бесконечным и высшим…» (Булгаков С.Н. Основные проблемы теории прогресса // Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1993. С. 50).


[Закрыть]. Попробуем проследить, как это происходило.

Уже на «заре человечества» – в первобытную эпоху (до III тыс. до н. э.), в рамках ранних форм религиозного опыта: анимизме, тотемизме, фетишизме и др., обнаруживается стремление человека к воссоединению (гармонии) с Высшим. Наиболее ярко это проявилось в шаманизме[329]329
  Что закономерно, поскольку шаманизм, по оценке религиоведов, в частности Е.А. Торчинова, – «самый ранний пример религии в собственном смысле этого слова… антропологический и экзистенциальный феномен религиозного характера, в котором собственный признак религии представлен отчётливо и непосредственно» (Торчинов Е.А. Религии мира: опыт запредельного. 4-е изд. СПб., 2007. С. 123).


[Закрыть], где помощником человеку в осуществлении его намерения (в данном случае – воссоединению, в единстве его тела и души, с духами) выступал шаман. Такое единение шаман осуществлял, входя в экстатическое состояние[330]330
  Экстатическое состояние – экстаз (от греч. ёкотаснд – исступление).


[Закрыть], при котором его душа «покидала» тело и начинала «путешествовать» по трём мирам: верхнему (Небесному), среднему (Земному) и нижнему (Подземному)[331]331
  Это состояние сегодня называют трансом, трансперсональным переживанием, в основе которого лежит изменённое состояние сознания: ИСС. См.: Тарт Ч. Изменённые состояния сознания: Пер. с англ. М., 2003.


[Закрыть]. Для приведения себя в необходимое состояние шаман ударял в бубен и пел. Особенно важен был бубен.

О значении бубна в шаманской практике пишет автор классической работы о шаманизме М. Элиаде: «Бубен играет первостепенную роль в шаманских церемониях. Его символика сложна, а магические функции разнообразны. Он необходим для осуществления сеанса потому, что он… позволяет ему (шаману. – А.К.) летать в пространстве, призывает и “пленяет” духов, и, наконец, потому, что гудение бубна позволяет шаману сосредоточиться и снова завязать контакт с духовным миром, к путешествию по которому он готовится». На бубне изображены три сферы, миры – Небо, Земля и Преисподняя и одновременно показаны «средства, с помощью которых шаман прорывает уровни и устанавливает связь с верхним и нижним мирами». «В иконографии бубнов господствует символика экстатического путешествия, то есть путешествия, подразумевающего прорыв уровней… Удары в бубен в начале сеанса, преследующие цель созыва духов и “заточение” их в бубне, представляют увертюру к экстатическому путешествию. Именно поэтому бубен называют “шаманским конём” (якуты, буряты). Конь изображён на алтайском бубне; считается, что, когда шаман ударяет в бубен, он едет на Небо на своём коне» (Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза: Пер. с англ. Киев, 2000. С. 161, 165)[332]332
  Конечно, назвать деятельность шамана музыкальной можно лишь с известными оговорками, и всё же использование им музыкального инструмента (бубна), пения позволяет её считать таковой. Отметим важный момент: создаваемая шаманом музыкальная композиция отражала представления первобытного человека о его связи с Высшим, Неизъяснимым. Следует подчеркнуть, что такова была роль музыкальных творений, создаваемых и в последующие исторические периоды. Иными словами, в любую историческую эпоху создаваемая музыка воплощала существовавшее в соответствующую эпоху представление о единстве (гармонии) человека и Бога (эта установка и ляжет в основу наших дальнейших размышлений в ч. 1).


[Закрыть].

Шаманизм (а значит, и шаманский музыкальный ритуал) существовал на огромной территории – в Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии, Северной Америке, Австралии, Океании – и, конечно, не был однородным. Вместе с тем было то, что его объединяло. Это единое можно обозначить как выражение мистического чувства, мистицизм[333]333
  Нельзя не признать справедливой мысль о том, что «ИСС всегда представлены широким спектром форм и традиций, выполняющих различные функции. Базовой функцией является получение мистического опыта». Цит. по: Субъект во времени социального бытия: историческое выполнение пространственно-временного континуума социальной эволюции. М., 2006. С. 584–585.


[Закрыть].

В эпоху древних государств, на Востоке (с III тыс. до н. э. по IV в. н. э.) единение человека с Высшим Началом осуществлялось при поддержке религий более высокого ряда[334]334
  Появление которых во многом было подготовлено шаманизмом. См.: Торчинов Е.А. Указ. соч. С. 125.


[Закрыть]. (Показательно, что именно на период становления таких религий приходится историческая дистанция – VIII–II века до н. э., определённая К. Ясперсом «осевым временем»[335]335
  См.: Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем. 2-е изд. М., 1994. С. 32–50.


[Закрыть].)

Так, в Древней Индии поиски человеком Высшего проходили внутри основополагающей в Индии религии – индуизме.

В индуизме религиозное учение главным образом сконцентрировано в философских текстах веданты – упанишадах[336]336
  Веданта (санскр.) – завершающая часть Вед. Веданта тесно сопряжена с йогой (от санскр. корня йодж – соединение, единение, связь), особенно в учении Шри Ауробиндо Гхоша.


[Закрыть].

В соответствии с этими текстами процесс обретения человеком Высшего заключался в формировании у него индивидуальной души – Атмана и далее – слиянии его индивидуальной души, Атмана, с космической душой – Брахманом[337]337
  Трактовка Атмана и Брахмана не однозначна в древнеиндийских текстах: есть свидетельства, что Атман – всеобщее, Атман и Брахман – синонимы; авторитетный исследователь индийской философии С. Радхакришнан говорит о единстве Атмана и Брахмана как «первичной реальности». См.: Радхакришнан С. Индийская философия: Пер. с англ.: [В 2 т.] Т. I. Ч. I. Гл. 4. М., 2008. С. 88–170.


[Закрыть]. Такое слияние происходило вследствие длительного распознавания Атманом внутри себя Брахмана.

Поэтичным и вместе с тем загадочным образом этот процесс описан в Тайттирии упанишаде: «Поистине, из этого Атмана (чуть выше в тексте Атман именуется Брахманом. – А.К.) возникло пространство, из пространства – ветер, из ветра – огонь, из огня – вода, из воды – земля, из земли – травы, из трав – пища, из пищи – человек. Поистине, этот человек состоит из соков пищи… От этого [Атмана], состоящего из соков пищи, поистине, отличен внутренний Атман, состоящий из дыхания… От этого [Атмана], состоящего из дыхания, поистине, отличен внутренний Атман, состоящий из разума… От этого [Атмана], состоящего из разума, поистине, отличен внутренний Атман, состоящий из распознавания… От этого [Атмана], состоящего из распознавания, поистине, отличен внутренний Атман, состоящий из блаженства… То, что здесь в человеке, и то, что там в солнце (Атмане. – А.К.), – одно. Кто, зная так, уходит из этого мира, тот достигает этого Атмана, состоящего из пищи, достигает этого Атмана, состоящего из дыхания, достигает этого Атмана, состоящего из разума, достигает этого Атмана, состоящего из распознавания, достигает этого Атмана, состоящего из блаженства» (цит. по: Упанишады: Пер. с санскр. 4-е изд., испр. и доп. М., 2019. С. 546–548, 551)[338]338
  Единство Атмана и Брахмана обусловливала прана – жизненная энергия, пронизывающая всё сущее.


[Закрыть].

Для осуществления слияния Атмана и Брахмана использовалось пение. Звучание его должно было быть сакральным, поэтому пелись мантры[339]339
  Мантра (санскр.) – священная звуковая формула, соединяющая человека с Высшим. Необходимым являлось её многократное повторение (джапа). Существовали два типа мантр: мантры-молитвы, главным образом воздействующие на духовное в человеке, и мантры-заклинания – на природное (органическое). (Зачастую эти типы мантр оказывались трудноразличимыми.)


[Закрыть], важнейшей из которых был звук Ом (Аум)[340]340
  Ом (Аум) (санскр.) – таинственный звук, олицетворяющий Великое Единение: внешнего и внутреннего, явного и тайного. Всеобщность Ом постоянно подчёркивается в упанишадах (например, в одной из наиболее почитаемых из них – Чхандогье упанишаде – говорится: «Звук Ом – это всё». Упанишады. С. 300). – Интересно, что в йоге существует понятие «нада-йога» – слово «нада» образовано от санскритского корня «тшд» и означает «звук». Как отмечает нидерландский исследователь Дик де Рейтер, «на Востоке различают два типа нады: ахата нада – звук, который мы слышим ушами и можем воспринимать физически и который происходит от соударения или трения двух объектов… и анахата нада – вечный, бесконечный звук… – звук самой Вселенной и первоисточник жизни… Сосредоточиваясь на… внешних звуках, чтобы достичь гармонии со звуком внутренним, последователь нада-йоги постепенно погружается в поток вечного звука – первооснову жизни» (Рейтер Д. Йога и звук: Пер. с англ. М., 2009. С. 7–8).


[Закрыть]. При этом предполагалась медитация[341]341
  Медитация (от лат. meditatio – размышление). Известны различные определения медитации. Согласно самому распространённому из них, медитация – углублённое размышление о каком-либо предмете.


[Закрыть] на Ом (Аум).

Каким образом происходит соединение Атмана и Брахмана в процессе пения Ом, поясняет индийский философ Шивананда Свами: «Ом, – пишет Шивананда, – разделяется на а, у и м. А означает состояние бодрствования… у – сон со сновидениями… им – состояние глубокого сна… Ом целиком символизирует четвёртое состояние (именуемое «турия». – А.К.), которое превосходит три предыдущих… ритм повторения Ом приводит к безмолвию разума. Повторяя Ом вслух или беззвучно, медитируя на Ом, вы вызываете гармоничные вибрации ума, тонкого тела, возвышаете ум до благородных высот божественного величия, [приводя] сознание к состоянию турии, где медитирующий теряет своё индивидуальное сознание и погружается в Верховную Душу, всё-наполняющее Брахмическое Сознание». «Строго говоря, – указывает Шивананда, – турия… -.. сущность всех других состояний: бодрствования, сна со сновидениями и глубокого сна. Это Абсолютное Бытие-знание-блаженство» (Шивананда Свами. Джапа-йога. Медитация на Ом: Пер. с англ. Киев, 2003. С. 132, 187)[342]342
  Специфику названных состояний уточняет французский исследователь Рене Геной. Он рассматривает их как «следствия… реализации различных духовных степеней, которые могут быть описаны следующим образом: первая соотносится с полным развитием телесной индивидуальности; вторая – с… расширением человеческой индивидуальности в её внетелесных модальностях; третья – достижению “над-индивидуальных” состояний (человеческого) существа. Наконец, четвёртая есть осуществление “Высшего Тождества”» (Тенон Р. Человек и его осуществление согласно Веданте. Восточная метафизика: Пер. с фр. [2-е изд.] М., 2018. С. 145).


[Закрыть].

Приблизительно с V века до н. э. в Индии получил распространение буддизм.

В буддизме единение человека с Высшим (Абсолютом) в конечном счёте означало погружение человека в Нирвану (именуемую также «Пустота», «Абсолют»). В Нирване человек «освобождался» («спасался») от страданий и обретал состояние покоя, радости, блаженства – просветления (бодхи).

Буддизм, безусловно, был связан с индуизмом, при этом привнёс нечто новое: необходимость переживания единения с Абсолютом[343]343
  По замечанию О.О. Розенберга, в буддизме человек «является не существом, живущим в мире, а существом, переживающим мир (выд. нами. – А.К.)» (Розенберг О.О. Проблемы буддийской философии // Розенберг О.О. Труды по буддизму. М., 1991. С. 108).


[Закрыть]. Для единения человека с Высшей Реальностью также использовалось пение мантр, прежде всего звука Ом, медитация[344]344
  Постепенно выйдя за границы Индии, буддизм стал утверждаться и в других восточных государствах: в Китае, Тибете, Японии, при этом – в качественно новом виде (получившем названия: чань – в Китае; дзэн – в Японии). Суть новизны заключалась в следующем: если в ортодоксальном индийском буддизме человек достигал Нирваны в процессе длительных усилий, в новом, неортодоксальном, – мог погрузиться в неё внезапно и таким образом пережить мгновенное просветление (дунь у – в Китае, сатори – в Японии).


[Закрыть].

В Древнем Китае существовали различные учения, не являвшиеся в полном значении этого слова религиями, но обладавшие религиозными чертами: даосизм, конфуцианство, натурализм и др. Единение человека с Высшей Действительностью, Абсолютом, наиболее последовательно осмыслялось в даосизме и интерпретировалось как единение человека с Дао[345]345
  Дао (кит.) – Путь, Закон, Безымянное, Пустота, Великое Начало. Например, в знаменитом трактате «Дао дэ цзин» сказано: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли… – мать всех вещей». «Дао пусто, но в применении неисчерпаемо» (Дао дэ цзин // Древнекитайская философия: Собр. текстов в 2 т. Т. 1. М., 1972. С. 115, 116).


[Закрыть].

В объяснении этого контакта даосы исходили из того, что Дао наполнено энергией – ци. Эта энергия качественно неоднородна и представлена в широком спектре: от самой сгущённой, «плотной», до самой разряжённой, «тонкой». Наиболее «тяжёлые» (материальные) явления образует наиболее сгущённая, «плотная» ци. По мере становления явлений более «лёгкими» (духовными) – наиболее разряжённая, «тонкая». Дао наполняет человека наиболее разряжённой энергией, успокаивает человека, снимает его тревоги и сомнения. Вместе с этим успокоением осуществляется соединение человека с Дао. В трактате «Гуань-цзы» читаем: «Душевное состояние требует спокойствия… Без волнения и суетливости, сама собой приходит гармония (Дао. – А.К.)» (Гуань-цзы И Древнекитайская философия: Собр. текстов в 2 т. Т. 2. М., 1973. С. 51).

Для достижения единения человека с Дао активно использовалась музыка. Вот как об этом говорится в трактате «Люйши чуньцю» (III в. до н. э.), в котором очень заметны даосские наказы:

«Далеки истоки музыки. Она рождается из меры, коренится в [В]еликом [Е]дином (Дао. – А.К.)… Когда мир пребывает в Целиком (Едином. – А.К.)… все существа в умиротворении, всё изменяется согласно [В]ысшему, тогда музыка достигает завершённости. Музыка, достигшая завершённости имеет последствием умерение страстей и желаний. Когда страсти и желания не направлены по ложному пути, музыка достигает законченности. Музыка, обретшая законченность, – искусство, проистекающее из уравновешенности». «В (порождаемой уравновешенностью. – А.К.) музыке… (существует. – А.К.) упорядоченность звуков… И если упорядоченным образом внимать упорядоченным звукам, в душе наступит гармония (Дао. – А.К.)» (Люйши чуньцю: Пер. с кит. М., 2001. С. 109, 113)[346]346
  Тайна музыки, обеспечивающая встречу человека с Дао, была заключена в её звуковой организации, представляющей пентатонику (от греч. πέντε – пять и τόνος – тон) – пятиступенную звуковую систему в пределах октавы. С древности (и по наши дни) в Китае используется наиболее распространённый тип пентатоники – бесполутоновый, в котором расстояния между образующими её звуками (тонами) – тон, тон, полтора тона, тон. Считалось, что звуки пентатоники соответственно связаны с различными органами человека (а также первоэлементами, планетами и пр.). Именно связь с органами человека, а значит, и воздействие на них, предопределили возможности музыки в единении человека и Дао. Подробнее об этом см. в ч. 3.


[Закрыть].

В эпоху европейского Средневековья (IV–XIV вв.) единение человека с Высшим, Богом, осуществлялось в рамках христианства[347]347
  По всей видимости, на формирование христианства определённым образом повлиял буддизм, преимущественно неортодоксальный. Так, например, Н.О. Лосский, при всём своём отрицательном отношении к буддизму и противопоставлении его христианству (христианство – утверждение жизни, а буддизм – её уничтожение), всё же подчёркивает, что «частичное приближение буддизма к христианству существует» (Лосский Н.О. Буддизм и христианство // Лосский Н.О. Философия и публицистика: Избранные статьи. М., 2017. С. 183).


[Закрыть]. Выражалось это единение в установлении связи человека (как телесно-душевно-духовного существа) с Богом. Для установления связи совершалась Литургия (месса), кульминацией которой являлась Евхаристия[348]348
  Евхаристия (греч. сибарита – благодарение) – Причащение: вкушение хлеба и вина, по церковной вере пресуществлённых в Тело и Кровь Христа ради сущностного соединения верующего с Христом. Как говорится в Евангелии: «…истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 54). «Идущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём» (Ин. 6, 57).


[Закрыть].

Это воссоединение человека с Богом особенно интенсивно переживалось в восточной ветви христианства – православии (не случайно Н.А. Бердяев считал необходимым «признание исключительного духовного значения Православия как наиболее чистой формы христианства»[349]349
  Бердяев Н.А. Истина Православия // Бердяев Н.А. Признанья верующего вольнодумца. М., 2007. С. 240. При этом в православии существовал особый духовный опыт – исихазм (от греч. συχία – спокойствие, тишина), в соответствии с которым единение человека с Богом понималось как воссоединение энергии человека с энергиями Бога – Божественными энергиями (обозначаемое словом «синергия»). Характер этого воссоединения поясняет систематизатор и обоснователь практики исихазма святитель Григорий Палама. Как указывает святитель, есть Божественные энергии – свет, «изливаемый на нас Богом по Его обетованию дух от Духа Божия… действование сущности Духа». Это действование – «дар… всесвятого Духа» (Григорий Палама, святитель. Триады в защиту священно-безмолвствующих: Пер. с греч. 4-е изд., испр. М., 2018. С. 307). Такой дар – «благодать оббжения… благодать же совершает само несказанное единение, ибо через неё “всецелый Бог перемещается во всецелых достойных” (Максим Исповедник. – А.К.), а всецелые (достойные. – А.К.) всецело перемещаются во всецелого Бога, приняв взамен самих себя всецелого Бога и приобретя словно бы в награду за своё восхождение к Нему Самого единого Бога…» (Там же. С. 326–327).


[Закрыть]).

Единению человека и Бога в православии способствовали духовные песнопения Литургии: псалмы, гимны[350]350
  Псалом (греч. ψαλμος – хвалебная песнь), гимн (греч. ύμνος – торжественная песнь). О возможности сведения всех, представленных в Литургии, жанров духовных песнопений к двум: псалму и гимну, свидетельствует Святой Иоанн Златоуст. Святитель разделял песнопения на псалмы и гимны, при этом заповедовал православным христианам: «Если ты навыкнешь петь псалмы, тогда сумеешь петь и гимны. А это дело более божественное. Именно псалмам свойственно всё человеческое, а гимны, напротив, не заключают в себе ничего человеческого. Гимны, а не псалмы, воспеваются горними силами» (Иоанн Златоуст, святитель. Собеседование о псалмах // Иоанн Златоуст, святитель. Полное собр. соч.: В XII т. Т. V. М., 2017. С. 580).


[Закрыть]. Происходило это вследствие уподобления поющих в храме прихожан поющим на небе ангелам, пением своим непрестанно славословящим Бога. (Показательно, что пение в православном храме именовалось ангелоподобным. Как отмечает знаток православного богослужебного пения Д.В. Разумовский, «ангелоподобное пение составляло богослужебное, храмовое, пение, и названо ангелоподобным… потому что совершалось в храме церковью видимою, по образцу церкви невидимой Ангелов и церкви первородных, сослужащих церкви видимой, и предстоящих Престолу Господа славы день и ночь с немолчным гласом славословия и благодарения»[351]351
  Разумовский Д.В. Церковное пение в России. [В 3 вып.] Вып. 1. М., 1867. С. 97.


[Закрыть].) Наиболее значительным песнопением православной церкви является Херувимская песнь (под пение «Херувимской» предназначенные для Причащения хлеб и вино переносятся с жертвенника на престол).

Возвышенно и поэтично о «Херувимской» говорит священник П.А. Флоренский:

«Иже херувимы тайно образующе, и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение. Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми.

Мы, таинственно изображающие Херувимов и припевающие трисвятую песнь творящей жизнь Троице, оставим сейчас всякую житейскую думу, чтобы поднять Царя всех, невидимо копье-носимого чинами Ангелов.

Какие загадочные слова поются за Литургией! Кто может слушать их без трепета? Вдумайтесь: мы “таинственно изображаем Херувимов”! Не подобным ли изображается подобное? А мы изображаем Херувимов. Значит, есть в каждом из нас что-то подобное Херувиму, сходное с Херувимом… Но не наружное, не внешнее это сходство. Оно – не явное, не телесное; не такое, как сходство человека и портрета его. Сходство с Херувимом – внутреннее, таинственное и сокровенное в глуби души. Это – сходство духовное. Есть великая по своему значению херувимская сердцевина нашей души, ангельское ядро души…». «Пусть спадёт пред очами… пелена… О, счастье каждому видеть Херувима в каждом! О, радость навеки! “Всякое ныне житейское отложим попечение”. Всякое…» (Флоренский П. А. Радость навеки (на «Херувимскую») И Богословские труды. М., 1982. № 23. С. 317, 319).

Воссоединению человека и Бога в огромной степени способствовал также колокольный звон. Связано это было с тайным назначением колоколов, о котором превосходно сказал В.Н. Ильин: «Их (колоколов. – А.К.) музыкально-метафизическое задание сводится к максимальному одушевлению в соответствующем роде косной, неорганической материи, высшим типом которой является, несомненно, металл. В колокольном звоне она начинает жить по-своему, но зато по-настоящему»[352]352
  Ильин В.Н. Эстетический и богословско-литургический смысл колокольного звона // Православный колокольный звон. Теория и практика. М., 2002. С. 68–69.


[Закрыть].

В эпоху Возрождения (XV–XVI вв.) происходит знаменательное событие: отпадение человека от Бога. На место Бога человек поставил природу, мир – в широком смысле: духовное заменил материальным[353]353
  Важно, что указанное отпадение произошло в католическом христианстве – на Западе.


[Закрыть]. Эта позиция возрожденческого человека критиковалась многими мыслителями, особенно – русскими: Н. Бердяевым, П. Флоренским, П. Сорокиным и другими. Так, по словам Бердяева, «ренессансное обращение к природе… не было делом духовного человека… Для того чтобы человек до конца утвердил себя и не утерял источника и цели своего творчества, он должен утверждать не только себя, но и Бога. Он должен утверждать в себе образ Божий»[354]354
  Бердяев Н.А. Смысл истории // Бердяев Н.А. Смысл истории. Новое средневековье. М., 2017. С. 146–147. Однако был в этом намерении – устремлённости к природе – и положительный момент: всплеск интереса к природному явился побудительным мотивом для развития науки. На это обращал внимание в упомянутой выше работе и Н. Бердяев: «В естественных науках Возрождения… чувствовал человек безграничную мощь своего познания; он не рефлектировал над своими познавательными средствами, не сомневался в них» (Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 154).


[Закрыть].

В атмосфере упоения природой, материей и человек в эпоху Ренессанса мыслился в первую очередь как природное – телесное существо (наделённое душой). Следствием такого его понимания явилось всяческое воспевание чувственного наслаждения. Вот как, в частности, об этом говорит Л. Валла: наслаждение – «благо, к которому всюду стремятся», «никто не наслаждается ради какой-то цели, но само наслаждение есть цель»[355]355
  Цит. по: Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли: Пер. с лат. М., 1989. С. 51. – Вместе с тем в эпоху Возрождения существовали концепции материи, в рамках которых она наделялась душой, одухотворялась. Такие трактовки предлагали выдающиеся мыслители эпохи Ренессанса – представители так называемого мистического пантеизма‘. Н. Кузанский, Дж. Бруно, Парацельс, Я. Бёме. Так, Дж. Бруно говорит устами Теофила – персонажа одного из своих сочинений: «Дух находится во всех вещах, каковые, если не суть живые, суть одушевлённые; если они в действительности не обладают одушевлённостью и жизнью, всё же они обладают ими сообразно началу и известному первому действию… (дух. – А.К.) во всё проникает, во всём находится и приводит в движение всю материю, наполняет её лоно и скорее превосходит её, чем она превосходит его полноту, и превышает её скорее, чем ею превышен, принимая во внимание, что духовная субстанция не может быть превзойдена материальной, но скорее полагает ей предел» (Бруно Дж. О Причине, Начале и Едином // Бруно Дж. Философские диалоги: Сб. пер. М., 2013. С. 64).


[Закрыть].

Установка на наслаждение нашла отражение в музыке эпохи Ренессанса, прежде всего в сочинениях, написанных в жанре мадригала[356]356
  Мадригал (франц, madrigal, итал. madrigale, от лат. mater – мать: пение на родном, материнском, языке) – небольшое музыкально-поэтическое произведение, как правило, посвящённое чувственным переживаниям. Мадригалы отличают перепады громкости; резкие звучания; интонации, напоминающие вздохи; «изломанные» мелодии; театрально-драматические эффекты и т. п.


[Закрыть].

Приведём описание одного из мадригалов – «Tirsi morir volea» («Тирсис хочет умереть»), сочинённого итальянским композитором последней трети XVI века Л. Маренцо:

«Первые же его (этого мадригала. – А.К.) слова звучат как начало (драматической. – А.К.) сцены: “Tirsi” – аккорды пяти голосов с “предвосхищением” вверху; “morir volea” – ответная фраза верхних голосов; снова “Tirsi” в ансамбле – “morir volea” дважды, сначала у нижних голосов, затем у верхних. Всё дальнейшее изложение в первой части гибко и свободно: голоса то сливаются в общем порыве, то перекликаются по группам, выражая сочувствие тому, кто [желает] умереть (от страсти. – А.К.). При этом возгласы… драматизированы. Драматична и вторая часть мадригала. Умиротворение, наступающее в третьей части… несёт в себе что-то торжественное: слова “Кто так умирает, возвращается к жизни» многократно (и напряжённо вверху) повторены, как в апофеозе”» (Ливанова Т.Н. История западноевропейской музыки до 1789 года: Учебник: В 2 т. Т. 1. По XVIII век. 2-е изд., перераб. и доп. С. 216)[357]357
  В мадригалах, созданных на закате Возрождения, чувственный, экспрессивный элемент был выражен ещё более заметно. Таковы мадригалы итальянского композитора рубежа XVI–XVII веков К. Джезуальдо да Веноза. Его произведения, в высшей степени экзальтированные, даже послужили основанием для Ганса Редлиха – известного английского музыковеда XX столетия – назвать их автора «гениальным психопатом».


[Закрыть].

XVII–XVIII века демонстрируют активные поиски человеком Бога. Разумеется, в каждом из них эти поиски выглядели по-разному.

Так, в XVII веке, что отчётливо видно по сочинениям Декарта, Спинозы, Лейбница, человек обнаруживал Бога в результате напряжённой деятельности своей души (ума). Считалось, что душа (ум) может соединиться с Богом (по выражению Декарта, «коснуться» Бога), если будет постоянно развиваться, совершенствоваться.

Следует отметить, что для мыслителей XVII столетия Бог – Верховное Существо: мир и человек «получают оправдание» от Бога. Замечательным образом данное суждение раскрывается в учении Лейбница о предустановленной гармонии.

Это учение, наиболее законченно, изложено Лейбницем в его трактате «Монадология» (кстати, у Лейбница трактат не имел названия; название ему позже дал историк философии Иоганн Эрдман в связи с используемым Лейбницем в этом сочинении, для обозначения своеобразных первоэлементов, понятия «монада»). Как отмечает в указанной работе мыслитель, «последняя причина вещей… находится… в источнике; и это мы называем Богом». А так как этот источник (Бог) «есть достаточное основание для всего… то… этого Бога достаточно». Отсюда, подчёркивает Лейбниц, Бог должен быть непричастен пределам «и содержать в себе столько реальности, сколько возможно». «Эти положения, – продолжает философ, – дали мне средство объяснить естественным образом соединение, или, скорее, согласие, души с органическим телом. Душа следует своим собственным законам, тело – также своим, и они сообразуются в силу гармонии, предустановленной между всеми… (душами и телами. – А.К.), так как они все суть выражения одного и того же универсума» (Лейбниц Г.-В. Монадология // Лейбниц Г.-В. Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1982. С. 419, 420, 427)[358]358
  У Лейбница Бог «выносится за скобки» гармонии, он Творец гармонии: «Я… допускаю… сверхъестественное, – писал Лейбниц, – только в начале вещей, в отношении первого образования животных или в отношении первоначального утверждения предустановленной гармонии между душой и телом; поэтому я признаю, что образование животных и сообщение между душой и телом являются уже делом столь же естественным, как и другие естественные действия, самые обыкновенные» (Лейбниц Г.-В. Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла// Лейбниц Г.-В. Соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1989. С. 67).


[Закрыть].

В XVIII веке устремлённость человека к Богу получила наиболее серьёзную разработку в трудах И. Канта.

Кант, также как Декарт, Спиноза и Лейбниц, полагал, что человек обретает единение с Богом в результате деятельности своей души (ума). При этом высказывает важную идею о том, что сочетание человека с Богом – «единой первосущностью», по Канту, означает обретение человеком высшего блага, что является конечной целью человеческого существования. Вот как кёнигсбергский философ пишет об этом: цель человеческого существования – достижение «высокого пункта, а именно понятия единой первосущности как высшего блага»[359]359
  Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 671. Стоит сказать, что в XVIII столетии, вместе с подчёркиванием роли души (ума) человека, развивался и взгляд на человека как на сугубо телесное, более того, механистическое существо, жизнь души которого, всецело зависит от жизни его тела. Развитие такого взгляда особенно заметно было во Франции. Ярчайший тому пример – учение о человеке Ж.О. Ламетри (на суждения которого в этом смысле, безусловно, повлияли некоторые идеи Декарта). Так, по словам Ламетри, «человеческое тело – это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения… Без пищи (для тела. – А.К.) душа изнемогает, впадает в неистовство и, наконец, изнурённая, умирает… Как велика власть пищи!» (Ламетри Ж.О. Человек-машина //Ламетри Ж.О. Соч. 2-е изд. М., 1983. С. 183). При всей экстравагантности и даже эпатажности данного высказывания в нём заключена известная правда о человеке (см. ч. 2).


[Закрыть].

В XVII–XVIII веках деятельность человеческой души (ума), рассматриваемая мыслителями этого времени как средство сближения человека с Богом, являла собой и важнейшее условие существования музыки. Последнее выражалось в огромном значении, придаваемом ясности, отчётливости сопряжения различных элементов музыки, именуемого гармонией[360]360
  Выражением ясности, прозрачности гармонии стало преобладание в ней консонанса (от лат. consonantia – благозвучие) над диссонансом (от лат. dissonantia – неблагозвучие).


[Закрыть].

Первостепенное внимание гармонии уделяли композиторы – представители венской классической школы: Гайдн, Моцарт, Бетховен, при этом наиболее подчёркнуто, классицистично, – Гайдн. Жанром, в котором у Гайдна нагляднейшим образом запечатлелись принципы гармонии, стала симфония[361]361
  Симфония (от греч. oupcpcovla – созвучие) – музыкальное произведение, как правило предназначенное для оркестра. Отметим, само слово «симфония» (в его значении – созвучие) говорит о гармонии.


[Закрыть].

Гайдном написаны 104 симфонии, в том числе 12 так называемых «лондонских симфоний» – № 93-104. Обратимся к анализу одной из «лондонских симфоний» – № 95 (до минор):

«Девяносто пятая симфония… – одна из прекраснейших в лондонском цикле. Особенно хороша первая часть – шедевр сочетания лаконизма с выразительностью». В этой части присутствуют «патетические элементы… в стройном, сдерживающем русле свойственной позднему Гайдну гармоничности». «Музыка первой части… симфонии… показывает нам Гайдна как предшественника Бетховена. Далёкий от бетховенского протестующего духа, Гайдн, однако, очень отчётливо… вырабатывает язык лапидарных, чётких, словно высеченных энергичным резцом формулировок… Черты подобной лапидарности заметны и во второй части (Andante), несмотря на все её узорчатые орнаменты… Нежно-печальная мелодия – в начале менуэта (третьей части симфонии) – не без влияния Моцарта. В трио очень выразительно соло виолончели…». «Сонатно-фугированная форма финала имеет приблизительные аналогии в ранних симфониях Гайдна… Но размах музыки (здесь. – А.К), разумеется, совсем иной. Незадолго до конца, в мощном нарастании tutti… он явно перехлёстывает некоторую суховатость и старомодность полифонических узоров» (Кремлёв Ю.А. Йозеф Гайдн. Очерк жизни и творчества. М., 1972. С. 210–212).

В первой половине XIX века – в эпоху Романтизма, так же как и в XVII–XVIII веках, причина единения человека с Богом усматривалась в деятельности человеческой души. Только если в XVII–XVIII столетиях в этом случае подразумевалась деятельность души как отдельной способности человека: души (ума), то теперь (имеется в виду лучшая из, как полагалось, двух, наличествующих у души сторон[362]362
  В эпоху Романтизма душа мыслилась существующей в двух модусах: как отражение тела и как отражение духа человека, причём, в сочетании модусов, воплощающей единого – всего! – человека. По словам Н.Я. Берковского, для романтиков «в душе содержится человек во всех его возможностях, в путях, им не пройденных, но возможных для него (выд. нами. – А.К.)» (Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. 2-е изд. СПб., 2001. С. 42).


[Закрыть]) – проявления высших, духовных устремлений человека. С исключительной глубиной указанная установка романтиков обнаруживается в трудах выдающегося представителя философской мысли Романтизма Ф.В.И. Шеллинга.

По Шеллингу, душа имеет два уровня существования: конечное, тогда она является, в классификации Шеллинга, «душой тела», философ даже говорит о том, что в этом случае душа «есть само тело»[363]363
  Шеллинг Ф.В.Й. Бруно, или О Божественном и природном начале вещей. Беседа // Шеллинг Ф.В.Й. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1987. С. 548.


[Закрыть], и бесконечное, когда она стремится к слиянию с Богом. Во втором случае душа есть дух, овеществлением которого оказывается слово. Именно через слово, по мнению Шеллинга, «открывает себя… Бог».[364]364
  Шеллинг Ф.В.Й. Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах // Шеллинг Ф.В.Й. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 112.


[Закрыть]

Это слово, уточняет мыслитель уже в сочинении позднего периода, – слово откровения, под откровением же он понимает «не что иное, как христианство (западное. – А.К.)»[365]365
  Шеллинг Ф.В.Й. Философия откровения: В 2 т. Т. 2. СПб., 2002. С. 41.


[Закрыть].

Идеи Шеллинга, к которым он приходит в позднем творчестве, нашли отчётливейшее выражение в сочинениях Р. Вагнера, особенно явственно в его последней опере «Парсифаль».

Проиллюстрируем это утверждение фрагментом из известной работы о Вагнере: «Как все музыкальные драмы Вагнера, “Парсифаль” состоит из трёх актов, расположенных вполне симметрично. Каждый акт содержит две картины; действие первого и третьего происходит в Граале (замке, где хранится Священная Чаша, в которую, по преданию, была собрана кровь снятого с креста распятого Христа. – А.К); второй акт – в волшебном замке Клингзора и его садах. Создаётся сценическая трёхчастная репризная композиция с остроконтрастной серединой: крайние акты воплощают мир христианского благочестия, средний акт – мир греховной чувственности.

Каждый из двух миров этой драмы имеет свою интонационную сферу… В первом и третьем актах господствует хоральность, диатоничность и тональная устойчивость, в среднем, где властвует грех, – сложные гармонии, хроматизмы и тональная неустойчивость. При этом обе интонационные сферы образуют органическое единство. Хоральность и диатонизм свойственны в основном темам, непосредственно относящимся к самому Граалю и к идее христианской святости. Они заставляют вспомнить отчасти хоралы Баха, отчасти просветлённый хорально-полифонический стиль Палестрины. Но и эти темы, когда они начинают выражать человеческие чувства и сложные психологические переживания, насыщаются хроматическими интонациями» (Девик Б.В. Рихард Вагнер. 2-е изд. М., 2011. С. 398).

Во второй половине XIX века наблюдается активное развитие «итоговых» идей Шеллинга о связи человека и Бога. Особенно – в России, в творчестве В. Соловьёва.

Единение человека и Бога Соловьёв усматривал как результат деятельности человеческого духа, характеризующегося надёжностью, устойчивостью (тело и душа не способны привести к Богу по причине их изменчивости и неустойчивости).

Согласно Соловьёву, Бог (Абсолютно сущее) находится на месте, стоит незыблемо, человек (вследствие деятельности своего духа) пребывает в постоянном движении, развитии, приближающим его к Богу. Свидание Бога и человека ведёт к полномерному существованию человечества – Богочеловечеству, которое наиболее совершенным образом «является нам в христианстве»[366]366
  Соловьёв В.С. Чтения о Богочеловечестве. М., 2014. С. 160.


[Закрыть]. У Соловьёва это – объединённое христианство Востока (имеется в виду его византийская версия) и Запада, необходимость объединения которого, по убеждению мыслителя, связана с тем, что «Восток всеми силами своего духа привязывается к божественному и сохраняет его… а Запад употребляет всю свою энергию на развитие человеческого начала»[367]367
  Там же. С. 238.


[Закрыть].

По Соловьёву, единое христианство – условие Всеединства, воплощением которого является Любовь (София)[368]368
  Таким образом, Любовь, София – суть учения философа. Вот как пишет об этом К.В. Мочульский: «На протяжении всей жизни вынашивал он (Соловьёв. – А.К.) в сердце величайшую свою интуицию (идею Софии. – А.К.), многократно возвращался к ней… искал наиболее точной и исчерпывающей формулировки… Соловьёв пророчески предчувствовал, что только на софиологической основе возможно… раскрытие… истины» (Мочульский К.В. Владимир Соловьёв. Жизнь и учение // Мочульский К.В. Гоголь. Соловьёв. Достоевский. М., 1995. С. 120).


[Закрыть].

Тема любви как выражения Всеединства, Божественного Согласия – ведущая в творчестве русских композиторов, современников В.С. Соловьёва: А.Г. Рубинштейна, А.С. Аренского, П.И. Чайковского. С необыкновенной напряженностью и драматизмом она раскрывается в произведениях Чайковского. Ярко, гимнически образ любви запечатлён в его симфоническом сочинении – Увертюре-фантазии «Ромео и Джульетта».

Как указывает Е.М. Орлова, уже в первой редакции сочинения, без знаменитой темы хорала (fis-moll), мы встречаемся с выражением трагической любви. Это осуществляется прежде всего «через резкое противопоставление двух тем сонатного аллегро, различных по своему интонационному генезису и типу изложения: инструментальный характер, острая ритмика, жёсткое гармоническое воплощение первой и широкий лирический распев, вокальность второй… Включение во вторую редакцию темы хорала… придаёт ещё большую органичность всему сочинению Чайковского; сама же тембровая и ритмическая её трансформация в дальнейшем развитии музыки создаёт огромной силы драматическое напряжение, приводящее в итоге к глубочайшему душевному катарсису». По мнению Орловой, заметно «выделяется… последняя – третья – редакция увертюры» (Орлова Е.М. Пётр Ильич Чайковский. М., 1980. С. 41, 77).

Идеи В. Соловьёва о единстве Бога и человека – через Всеединство, Всеобщую Любовь, во многом предопределили уже в первой половине XX века утверждение представления о Богочеловеческом единении как слиянии сознания человека и Сознания Божества – Космического сознания. Это представление получило основательную разработку на русской почве, в первую очередь в сочинениях П.Д. Успенского (ученика известного философа Г.И. Гурджиева).

По Успенскому, человек главным образом заявляет о себе посредством своего сознания, которое, с точки зрения учёного, есть его, человека, душа. Отсюда вывод мыслителя: человек, по существу, – это его сознание.

Согласно Успенскому, человек развивается, эволюционирует. И поскольку он преимущественно – сознание, его развитие следует понимать как в первую очередь развитие его сознания. Такое развитие сознания связано с постоянным его расширением, условием которого являются усилия человека по изменению состояния сознания (!). Что это значит у Успенского?

Как считает учёный, «человек располагает возможностью четырёх состояний сознания: сон, бодрствование, самосознание и объективное сознание (первые два состояния, согласно Успенскому, – низшие, вторые два – высшие. – А.К.). Несмотря на то что человек обладает этими четырьмя состояниями сознания, на самом деле он живёт только в двух из них (низших. – А.К.): одна часть его жизни проходит во сне, а другая – в так называемом бодрствующем состоянии, хотя на самом деле состояние бодрствования очень мало чем отличается от сна»[369]369
  Успенский П.Д. Психология возможного развития человека // Успенский П.Д. Вечный поиск чудесного. Избранные труды: Пер. с англ. М., 2009. С. 488.


[Закрыть]. Вместе с тем имеются другие два состояния: самосознание и объективное сознание, которые фиксируют меру развития сознания человека, приводящую его (сознание) к слиянию с Космическим сознанием[370]370
  Там же. С. 490. На взгляды П.Д. Успенского во многом повлияли идеи канадского физиолога и психиатра конца XIX – начала XX века Р.М. Бёкка: Бёкк Р.М. Космическое сознание: Пер. с англ. Пг., 1915 (Пер. с фр. – М., 2008).


[Закрыть].

В музыке слияние человеческого и Космического сознания с поразительной грандиозностью и экспрессией воплотил

А.Н. Скрябин. Эта тема – центральная в творчестве композитора, особенно в произведениях, написанных после 1900 года, в частности – Третьей симфонии, названной композитором «Божественной поэмой».

Музыкальный материал симфонии тщательно проанализирован В.В. Рубцовой: «Наиболее масштабна первая часть симфонии… Главная партия (первой части. – А.К.) подвижная, устремлённая, полна внутреннего порыва. Вступающая затаённо, настороженно… тема развивается волнами и достигает широкого мелодического разлива уже в конце первого предложения… Широко развита и побочная тема, упоительно прекрасная, распевная, вызывающая ассоциации с тематизмом Чайковского… Развитие побочной партии приводит к полному успокоению, после чего в фанфарной заключительной теме возникают героические образы, вызывающие большой эмоциональный подъём… Развёрнутость образов экспозиции… обусловливает масштабность разработки… Реприза динамизирована и сокращена…

Средняя часть представляет широко развитую сферу лирики, в которой выразительность тематизма сочетается с интенсивностью его развития, образующего объёмную и пластичную композицию…

Тематизм третьей части… – …рельефный рисунок главной партии… Продолжение темы – широкий взлёт мелодии по ступеням большого мажорного нонаккорда и его разрешение в распетое трезвучие до мажора… Как символ красоты и света, нетронутый стремительным водоворотом движения, музыка заключительной партии образует устойчивую архитектоническую арку в композиции финала, завершаемой величественной кодой» (Рубцова В.В. Александр Николаевич Скрябин. М., 1989. С. 167–168, 170–175).

Во второй половине XX – начале XXI века сохраняется понимание единения Бога и человека как слияния сознания человека и Сознания Божества, но теперь уже в новом ракурсе: как сопряжения биополя, именуемого также информационным полем, человека и информационного поля Вселенной. Обобщённую характеристику такого сопряжения мы находим в работах А.В. Мартынова.

Учёный пишет: «Носителями физических полей являются не объекты, а само пространство. Так, магнитное поле не принадлежит постоянному магниту, а просто магнит является такой структурой, которая аккумулирует магнитную составляющую вакуума, точнее, суперполя (информационного поля Вселенной. – А.К.), представляющего собой интегральную сущность четырёхмерного континуума.