Текст книги "Приват-капитализм России, или Дело «Норильский никель»"

Напомним, полномочия всех высокопоставленных государственных должностных лиц Союза ССР, входивших в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), в своей основе были производны от прав всенародно избранного Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. В этой связи на 26 августа 1991 года было назначено внеочередное заседание Верховного Совета СССР, целью которого было санкционировать или не санкционировать действия Вице-президента СССР Геннадия Янаева и его сотоварищей по ГКЧП.

Прекрасно отдававший себе отчёт, что Верховный Совет СССР, как правовой институт демократии, скорее всего, в том или ином виде поддержал бы действия членов ГКЧП, Президент РСФСР Борис Ельцин никак не мог этого допустить. Поэтому, вместо того, чтобы сдерживать вышедших на улицу людей от неправомерных действий, хотя бы ради поддержания порядка и законности в столице государства, руководствуясь лишь революционной целесообразностью, а не гражданским долгом, Борис Ельцин намеренно пошёл на максимальное обострение ситуации. Незаконно присвоив себе полномочия верховного суда, он запросто подписал 19 августа 1991 года обращение «К гражданам России», в котором объявил ГКЧП не законным, а лиц, в него входивших, – изменниками народа, поставивших себя вне закона.

В следующих своих указах Президент РСФСР Борис Ельцин попытался подчинить себе все структуры КГБ, МВД и Министерства обороны СССР, дислоцировавшиеся на территории РСФСР, которые по действовавшему законодательству подчинялись органам государственной власти СССР. Отправляя людей на баррикады, не собираясь дожидаться 26 августа 1991 года, этот «гарант законности» провозгласил: «Как президент России, от имени избравшего меня народа, гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку».

Миндальничать Борису Ельцину было нельзя, помня о действовавшей в то время норме права статьи 64 («Измена Родине») Уголовного кодекса РСФСР: «Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершённое гражданином СССР в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи СССР: переход на сторону врага, …, а равно заговор с целью захвата власти, – наказывается … смертной казнью с конфискацией имущества». Первый же российский президент не был в полном смысле слова главой суверенного государства, несмотря на принятую 12 июня 1990 года Декларацию № 22-1 «О государственном суверенитете РСФСР». В то время он был лишь президентом – главой исполнительной власти союзной советской республики, к примеру, как нынешний президент Республики Татарстан Минтимер Шаймиев. Поэтому и целью спровоцированного ещё в июле 1991 года высокопоставленными госчиновниками РСФСР августовского столкновения с властями Советского Союза в лице ГКЧП была попытка добиться настоящей суверенизации союзной республики РСФСР путём её превращения в собственно суверенное государство Российская Федерация.

Для этого им предстояло фактически отстранить демократически избранную власть Советского Союза от решения тех вопросов государственной политики, которые входят в круг полномочий законодательной, исполнительной и судебной власти, в полном смысле этого слова суверенного государства, включая вопросы определения порядка и условий проведения экономических реформ в стране. Несомненно, чрезмерная суверенизация одной из республик Союза ССР подтолкнула бы к этому и все остальные, что нанесло бы вред федеративному устройству Советского Союза, и, как следствие, довольно быстро превратило бы его из федерации в конфедерацию, либо вообще привело бы к распаду на несколько суверенных государств. Отсюда,при объективной квалификации умышленных действий высокопоставленных должностных лиц РСФСР, направленных на ослабление федеративного устройства СССР, они вполне и естественно могли быть истолкованы как деяния, наносившие ущерб территориальной неприкосновенности СССР, что собственно подпадало под санкции статьи 64 Уголовного кодекса РСФСР.

Российские средства массовой информации, особенно не задумываясь о глубинных причинах происходившего, фиксировали на телеэкранах и в печатных изданиях лишь следствие: бронетехнику на площадях и улицах Москвы да театрально прикрытого бронежилетом Бориса Ельцина во время его эмоционального выступления перед людьми, собравшимися возле Белого дома, – вдохновенно возопили о путче ГКЧП.

На самом же деле – это не был путч, это была «бархатная революция» верховной власти РСФСР, направленная против суверенитета СССР, как федеративного государства, представленного законно-избранными демократическим путём властями Союза ССР и управлявшегося по Конституции и законам союзного государства. Революция властей или политический переворот за установление полного суверенитета РСФСР, как уже отмечалось, за превращение союзной республики в суверенное государство – Российская Федерация. Именно «бархатная революция», не превратившаяся в кровавый путч лишь благодаря мудрости и приверженности высоким идеалам офицерской чести и служебного долга министра обороны Д.Язова, председателя КГБ В.Крючкова, министра внутренних дел Б.Пуго, в подчинении которых находились элитные воинские подразделения, так и не получившие приказ применить силу против таких же граждан единой страны.

Одно лишь позабыли революционно-настроенные борцы за «демократию» против демократии (против результатов Всесоюзного референдума от 17 марта 1991 года): «Кто сеет ветер, тот пожнёт бурю!».

В гораздо худшем варианте подобное же повторилось в сентябре – октябре 1993 года. Тогда, стремясь устранить ненужное ему препятствие, ставшее на пути экономико-приватизационных реформ, демократическим путём всенародно-избранный российский президент сначала своим указом разогнал демократическим путём всенародно-избранный Верховный Совет Российской Федерации, а затем «демократически» расстрелял его из танковых орудий. Вновь, формально демократия билась с демократией!

Примечательно, в обоих случаях всё в конечном итоге закончилось амнистиями и всеобщим всепрощенчеством. Не потому ли, что открытые суды с непременным для данных случаев участием независимых международных правозащитников и экспертов в области юриспруденции вскрыли бы такие факты, которые, возможно, способствовали бы превращению обвинителей в обвиняемых, а обвиняемых в пострадавших и обвинителей.

Объявляя амнистии, как бы прощая других, Борис Ельцин на самом деле прощал себя и своих приближённых перед российским народом и международным общественным мнением. Однако всё же этим нельзя добиться Высшего всепрощения!

* * *

Во введении в настоящую книгу отмечалось, что старт процессу приватизации дал Указ Президента России № 341 от 29 декабря 1991 года «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», подписанный буквально на обломках СССР, окончательно разрушенного 8 декабря 1991 года в ходе встречи Ельцина, Кравчука и Шушкевича в Беловежской пуще (Вискули). Данный указ утвердил «разработанные на основе проекта Государственной программы приватизации на 1992 год Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации на 1992 год», вступившие в силу с 1 января 1992 года.

Не дожидаясь утверждения Государственной программы приватизации Верховным Советом Российской Федерации, как это регламентировала статья 3 Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР», реформаторы из команды Чубайса, с того момента фактически приступившие к управлению процессом промышленной приватизации, почти во всём перевели его в поле подзаконного правового регулирования.

Указы и распоряжения Президента, постановления Правительства, распоряжения Госкомимущества Российской Федерации подменили собой так и не принятые законы страны. Конечно, создание полноценной законодательной базы, призванной регулировать все существенные моменты процесса промышленной приватизации, заняло бы достаточно длительный период времени. С другой стороны, качество принимаемых законодательным органом государственной власти Российской Федерации нормативных актов с точки зрения их непротиворечивости и продуманности исполнения было бы несравненно выше, нежели качество на скорую руку написанных и не известно при каких обстоятельствах и где подписанных подзаконных нормативных актов.

Это не могли не понимать и сами разработчики российской модели промышленной приватизации, но всё же фактор времени был поставлен ими во главу угла даже в ущерб качеству издаваемых нормативных актов, что в итоге отрицательно сказалось на полноте подготовки приватизационной документации, впрочем, за чем особого контроля-то и не было вовсе.

Ведь углублённое, подробнейшее рассмотрение всех нюансов российской модели промышленной приватизации, предложенной специалистами Анатолия Чубайса в ходе парламентских слушаний в Верховном Совете Российской Федерации при рассмотрении соответствующих законопроектов, вскрыло бы вопросы, на которые её разработчики не были готовы отвечать с достаточной степенью откровенности. Это, как минимум, привело бы к утрате приватизацией своей динамичности, в основном благодаря которой и удалось беспроблемно организовать неправомерную передачу рентабельнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов) – ликвидной государственной собственности в частную собственность избранников первого российского президента.

Отсюда – активное участие Верховного Совета Российской Федерации в принятии на высшем законодательном уровне нормативных правил приватизации государственных предприятий и объединений (концернов) страны, а также контроля над их исполнением не могло устроить Анатолия Чубайса, как чиновника, ответственного за «правильное», то есть угодное Кремлю, проведение приватизационных процессов в России.

Исполнительная власть Государства в лице Президента России Бориса Ельцина уполномочила Анатолия Чубайса и, по большому счёту, никого более, определять правила перераспределения государственной (общенародной) промышленной собственности, как в среде российского народа в ходе чековой приватизации, так и среди немногочисленных персон, отобранных кремлёвскими властями на роль финансовых столпов политического режима ново-буржуазной демократии. Это был весьма сомнительный вариант развития событий, даже учитывая тяжёлую политико-экономическую ситуацию, сложившуюся тогда в России, если, правда, придерживаться правового смысла понятий «демократия», «теория разделения властей» и «правовое государство».

Хотя для Анатолия Чубайса, безусловно, талантливейшего, ловкого управленца и политика своего времени, цель оправдала средства. Всё или почти всё произошло так, как он и планировал: кому было наказано стать капиталистом-миллиардером – стал таковым, тем же, за счёт кого этот кто-то вдруг стал олигархом, наказано было, смирившись, стойко терпеть собственное полунищенское существование, и они также оправдали «высокое доверие», оказанное им «демократическими» властями России.

В предельно короткий срок ему удалось убедить не только доверчивых россиян, но, кажется, даже самого себя, что вчерашние институтские комсомольские секретари, самоотверженно собиравшие причитавшиеся взносы с юных строителей коммунизма, после адресной приватизации в их пользу лучших государственных промышленных предприятий, обогатившись и окапитализировавшись, вдруг превратятся в защитников демократии от коммунистического реванша. Буквально так: «Чубайс наш новый Мир построил, кто был как все, тот стал вдруг всем, а кто был всем, тот стал ничем!».

В течение первого полугодия 1992 года шёл процесс апробирования на практике российской приватизационной модели на примере приватизации мелких и средних государственных и муниципальных предприятий путём передачи их в частную собственность по результатам проводившихся конкурсов и аукционных продаж. Тогда же, на начальном этапе, в основе своей была создана подзаконная нормативная база всей промышленной приватизации по-Чубайсу.

Для достижения успеха главного шага – приватизации крупнейших отраслевых государственных промышленных предприятий и объединений, специализировавшихся, главным образом, на добыче, переработке и реализации природно-сырьевых богатств российских недр, формально совершенно необходимо было прийти к политическому компромиссу с Верховным Советом Российской Федерации, тем самым на старте реформ не обострив политическую ситуацию в стране.

В связи с этим разработчики российской модели промышленной приватизации по-Чубайсу избрали совершенно беспроигрышный вариант развития событий, позволивший им, заручившись поддержкой части россиян, надолго оставить инициативу проведения приватизационных преобразований в стране за собой. Так в первые месяцы 1992 года они предоставили возможность социально активным гражданам, желавшим кардинально улучшить своё материальное благосостояние, проявить себя при приватизации мелких и средних государственных и муниципальных предприятий, почувствовать пусть ещё не вкус, но запах, манящий запах легального капитализма, легальных, достаточно больших и быстрых денег. Очень скоро в стране стал складываться социальный слой мелких буржуа, благодаря чему дальнейшие процессы промышленной приватизации в России сделались необратимыми. Оставалось лишь задавать им правильное направление и нужный темп, периодически отмахиваясь от назойливых критиков веером хорошо заученных фраз о незыблемости института частной собственности в устроенном по демократическим принципам гражданском обществе, тут же намеренно забывая отмечать хрупкость государственной (общенародной) собственности в эпоху такой демократии.

В итоге Верховный Совет Российской Федерации весной – летом 1992 года был поставлен перед дилеммой: либо продолжать не утверждать фактически уже работавшую Государственную программу приватизации на 1992 год, выглядя в глазах потенциальных избирателей бесполезным противником уже появившейся частной собственности на средства производства, чем непременно воспользовались бы его противники; либо всё же в целом согласиться с предложенной моделью промышленной приватизации по-Чубайсу и с незначительными, совершенно не принципиальными корректировками утвердить проект Государственной программы приватизации на 1992 год.

Как депутатам Верховного Совета Российской Федерации, так и реформаторам из команды первого президента страны каждодневно приходилось учитывать фактор всё возраставшего нервозного недовольства большинства россиян, вызванного результатами «благотворного» влияния на жизненный уровень людей гайдаровской либерализации цен, когда обедневших и бедствовавших людей изо дня в день становилось больше и больше.

Тогда-то кремлёвские реформаторы и стали предлагать через проведение массовой чековой (ваучерной) приватизации государственных и муниципальных предприятий попытаться сделать большинство россиян хоть чуточку, но менее бедными, а малое число наиболее сметливых, быстренько научившихся спекулировать обезличенными ценными бумагами (ваучерами) – совсем не чуточку богатыми.

Постепенно наступил момент, когда депутаты Верховного Совета Российской Федерации осознали, что дальнейшее принципиальное неутверждение предложенной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий означало бы противопоставление избранников народа людям, уже надевшим розовые очки надежды и стремившимся как можно скорее убежать от нужды в светлое обеспеченное будущее.

Не желая «дуть против ветра», депутаты приняли то решение, которое давно ждала от них команда реформаторов: 11 июня 1992 года Председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Хасбулатов подписал Постановление № 2980-1 «О введении в действие Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации». Первый раунд борьбы, наиважнейший междустрочный смысл которой, по-видимому, не понимало по крайней мере большинство парламентариев, с ошеломляющим преимуществом выиграл Анатолий Чубайс. Выигрыш заключался во времени: за каких-нибудь полгода прародителю российской промышленной приватизации удалось сделать то, что при эволюционно-развивавшемся процессе аналогичных реформ заняло бы несколько лет.

Июньское решение Верховного Совета Российской Федерации подготовило почву для подписания 1 июля 1992 года Указа Президента России № 721 «Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений государственных предприятий в акционерные общества».

День подписания этого президентского указа можно считать днём, ради которого, начиная с принятия 3 июля 1991 года Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий», соратники Бориса Ельцина жили и работали весь первый, труднейший для них календарный год становления псевдодемократического режима правления. Добившись развала Союза ССР, получив на примере становления мелкого и среднего частного бизнеса первый опыт приватизации, реформаторы с воодушевлением принялись организовывать адресную приватизацию крупнейших рентабельнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов), специализировавшихся на добыче, переработке и реализации природно-сырьевых богатств России.

Значение упомянутого президентского указа заключалось в решении им двух весьма важных ключевых задач, без которых ускоренное движение вперёд в направлении полной приватизации крупнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов) России сделалось бы попросту невозможным.

Во-первых, Госкомимущества Российской Федерации обязали приступить к преобразованию государственных предприятий (кроме совхозов), производственных и научно-производственных объединений, правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством, а также акционерных обществ закрытого типа, более 50% уставного капитала которых находилось в государственной собственности, в акционерные общества открытого типа. Исключением являлись лишь те предприятия и объединения, приватизация которых была запрещена Государственной программой приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации в 1992 году.

Главной идеей здесь было так называемое акционирование – преобразование унитарных государственных предприятий и объединений, чьё имущество в прежние времена соответствующими государственными органами управления было передано им в полное хозяйственное ведение, в организационно-правовую форму акционерного общества открытого типа, обладавшее своим имуществом на праве собственности.

Акционирование позволяло уже непосредственно в процессе самой приватизации свободно оперировать акциями этих открытых акционерных обществ: реализовывать их членам трудовых коллективов, продавать на аукционных торгах, передавать в управление третьим лицам или в качестве обеспечения исполнения обязательств (залог) финансовым организациям (банкам) по возврату полученных от них кредитов и процентов по ним.

В тексте президентского указа обращала на себя внимание фраза: «правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством Российской Федерации». Её использование предусматривалось с учётом нормы права пункта 3 статьи 12 действовавшего тогда Закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности», которая гласила:

«Преобразование в акционерные общества государственных и муниципальных предприятий,а также предприятий, в имуществе которых вклад государства или местных Советов составляет более 50 процентов,осуществляется собственником или уполномоченным им органом с учётом мнения трудового коллектива и в соответствии с законодательством РСФСР о приватизации».

Ясно видно, в президентском указе в отличие от закона отсутствовала ссылка на учёт мнения трудового коллектива. И это не случайно, поскольку вероятность того, что трудовые коллективы крупных промышленных, подчеркнём, прежде всего рентабельных государственных предприятий и объединений вдруг и однозначно быстро поддержали бы их акционирование с целью последующей приватизации, справедливо вызывало у авторов проекта президентского указа большие сомнения. Поэтому они обыграли эту трудность по-своему, наделив трудовой коллектив второстепенным и, к тому же, декларационным правом, создававшим обманчивую иллюзорность возможности его реализации, причём после завершения процессов акционирования государственного предприятия или объединения (концерна):

«Установить, что находящиеся в государственной собственности пакеты акций, составляющие более 50 процентов уставного капитала предприятия, могут быть переданы в траст с согласия трудового коллектива предприятия».

По большому счёту это была совершенно бесполезная норма подзаконного права, необходимость появления которой можно объяснить, пожалуй, лишь особенностями того времени – времени псевдодемократических реформ, проводившихся методами искусно завуалированных обманов и пустых обещаний власть имущих своему народу. С одной стороны, эта норма права никак и ни при каких обстоятельствах не могла ограничить разработчиков и проводников в жизнь приватизации государственных промышленных предприятий по-Чубайсу в реализации их замыслов по перераспределению в интересах строго определённых частных лиц самой ликвидной государственной собственности. С другой стороны, она смягчала гражданское общественное мнение, сея в сознании людей семена добросовестного заблуждения об их возможном активном участии в происходивших в стране событиях. Поясним.

По первому варианту приватизационных льгот, суть которого подробно излагалась в ведении в настоящую книгу, контрольный пакет акций образованного открытого акционерного общества составлял не 50% плюс одна акция, а 37,5% плюс одна акция, или в грубом упрощении – 38%, поскольку 25% акций этого приватизируемого акционерного общества были привилегированными. Привилегированные же акции, как известно, не предоставляют их держателям право иметь решающий голос на общих собраниях акционеров компании, в основном ограничивая их интересы лишь ежегодным получением фиксированных дивидендов в валютно-денежном выражении. Они распространялись безвозмездно среди членов трудового коллектива приватизируемого государственного предприятия, а также – среди приравненных к ним лиц.

В этом случае 38% акций уставного капитала открытого акционерного общества составляли большую часть в 75% пакете суммарно всех обыкновенных (по видовому названию), но совершенно необыкновенных по их значимости, наиболее дорогих, управленческих акций. Ведь по сути своей именно обладание контрольным пакетом акций компании, образованной в результате акционирования стабильно рентабельного государственного предприятия или объединения (концерна), позволяло без каких-либо проблем и в течение очень короткого времени превратить вчерашнего малоимущего советского человека в современного российского инвалютного капиталиста-миллиардера (!).

Общественное мнение, формировавшееся подавляющим большинством российских граждан, однозначно не могло поддержать приватизацию наиболее ликвидной (лучшей) государственной промышленной собственности в интересах заранее избранного круга частных лиц, поэтому контрольные пакеты акций, образованных в ходе акционирования предприятий, приватизируемых по первому варианту приватизационных льгот, на срок до трёх лет формально оставались в собственности Государства.

Фокус же заключался в том, что, не изменяя собственника, не реализуя (продавая) контрольные пакеты акций указанных открытых акционерных обществ каким-либо третьим лицам, уполномоченные президентской волей госчиновники, разумеется, являвшиеся настоящими профессионалами хитроумного подзаконного нормотворчества, сразу же после акционирования государственных предприятий были вправе распоряжаться контрольными пакетами их акций по иному. Например, путём передачи в доверительное управление или траст. Для чего, подчеркнём, какого-либо учёта мнений трудовых коллективов не требовалось, причём, по весьма формальному, но превосходно продуманному основанию: согласие трудовых коллективов на траст требовалось только тогда, когда в государственной собственности находились пакеты акций, составлявшие «более 50 процентов уставного капитала предприятия», а, как известно, 38% меньше этого обязательного требования (!).

По второму варианту приватизационных льгот трудовой коллектив изначально получал в собственность весь контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций приватизируемого акционерного общества, образованного в результате акционирования унитарного государственного предприятия, и составлявший не менее 50% уставного капитала компании плюс одна акция и при полном отсутствии привилегированных акций. Из чего видно, что во втором варианте приватизации Государство с самого начала не имело намерений оставлять в своей собственности контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций образованного акционерного общества, а, следовательно, у него просто не было необходимого 50% пакета акций для возможной передачи в доверительное управление или траст.

Значит, норма права упомянутого президентского указа, предусматривавшая получение согласия трудовых коллективов на передачу в траст принадлежавших Государству акций акционированных с целью приватизации государственных предприятий и объединений, – это не что иное, как обман, маскировавший идейную несправедливость проводившейся приватизации. Это было декларационное рекламное действо, из которого нельзя было извлечь каких-либо правовых последствий. В общем, – правовая пустышка, мыльный пузырь, рассчитанный на массовую доверчивость и неосведомлённость россиян (!).

В наделении высокопоставленных госчиновников полномочиями по собственному усмотрению ещё до аукционных продаж распоряжаться принадлежавшими Государству контрольными пакетами акций открытых акционерных обществ, образованных в ходе преобразования рентабельных государственных промышленно-отраслевых предприятий и объединений (концернов), в основном приватизировавшихся по первому варианту льгот, состоял смысл интриги приватизации по-Чубайсу!

Приватизационные интриги закручивались вокруг конкретных, разумеется, далеко не планово-убыточных, а стабильно рентабельных государственных предприятий и объединений (концернов), для чего эти юридические лица предварительно попадали в соответствующие перечни Государственной программы приватизации, в соответствии с действовавшим российским законодательством подлежавшей утверждению Верховным Советом Российской Федерации. Затем следовало акционирование этих государственных унитарных хозяйствующих субъектов и окончательный отбор наиболее рентабельных и перспективных компаний, исходя из их производственных показателей и экономической результативности. Первые строчки списков таких компаний занимали преобразованные государственные промышленно-отраслевые горнодобывающие и нефтедобывающие объединения (концерны).

Контрольные пакеты обыкновенных акций горнодобывающих и нефтедобывающих компаний (бывших концернов), формально-юридически остававшиеся в государственной собственности, без промедлений, без каких-либо обоснований и мотиваций легально передавались в доверительное управление или траст коммерческим организациям, подобранным кремлёвскими госчиновниками под непосредственным и чутким личным руководством Президента России Бориса Ельцина.

Предоставленная частным лицам возможность всеобъемлющего управленческого доступа к производственно-хозяйственной деятельности рентабельных государственных промышленно-отраслевых открытых акционерных обществ, к их внутренней экономике, к финансовым потокам, к информации о доходах,причём задолго до полной приватизации самих производственных имущественных комплексов, позволила скорейшим образом прибрать к рукам – приватизировать их прибыль, в итоге недополученную Государством (!).

Далее, через каких-нибудь три года, без всяких проблем проводились аукционы по продаже этих же контрольных пакетов акций в частную собственность тех, кто весь этот период времени уже управлял этими лишь частично приватизированными компаниями, планомерно присваивая сливки от финансовых результатов их деятельности.

В первоначальной редакции правовая норма пункта 3 статьи 3 Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР» гласила:

«В программе /Государственная программа приватизации/ устанавливается перечень государственных предприятий, объединений или их подразделений, не подлежащих приватизации.Указанный перечень согласовывается с республиками в составе РСФСР, краями, областями, автономными областями, автономными округами, городами Москвой и Ленинградом /Санкт-Петербург/ и ежегодно утверждается Верховным Советом РСФСР».

В соответствии с нормой права пункта 2 той же статьи Государственная программа приватизации, утверждавшаяся Верховным Советом РСФСР, содержала законченный, то есть не подлежавший произвольному расширению иными органами власти, «перечень объектов (групп объектов) государственной собственности, намеченных к приватизации, и обоснование их выбора».

По представлению Совета Министров РСФСР рассмотрение и утверждение обоих перечней государственных предприятий и объединений, как приватизируемых, так и по каким-либо причинам не подлежавшим приватизации, было законодательно закреплено в качестве одной из функций Верховного Совета РСФСР. Организационно всё было предельно прозрачно и понятно: что есть белое, а что есть чёрное.

Отметим, что так было в редакции закона, принятого 3 июля 1991 года, когда РСФСР ещё являлась союзной республикой и входила в состав СССР, когда Борис Ельцин жизненно нуждался в поддержке депутатского корпуса Верховного Совета РСФСР. Но не прошло и одного года, как новая исполнительная власть уже суверенной Российской Федерации, окончательно высвободившаяся от «довлеющего влияния» руководства Союза ССР, потребовала для себя у законодательной власти страны больших полномочий в постановке и решении приватизационных задач.

По всей видимости, не без труда, но Анатолию Чубайсу удалось убедить в то время ещё относительно покладистый, лояльный президентскому своеволию Верховный Совет Российской Федерации внести в текст Закона от 5 июня 1992 года «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий» необходимые ему дополнения. В частности, изменённая редакция пункта 3 статьи 3 законодательного акта была дополнена следующей нормой права: