Электронная библиотека » Александр Кугай » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 10 июня 2024, 12:20


Автор книги: Александр Кугай


Жанр: Медицина, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Шрифт:
- 100% +

СХЕМА

организации пространства в традиционной клинике (зона тотального контроля)


Дисциплина начинается с перемещения индивидов в пространстве клиники. Она требует замкнутого пространства, в котором действуют свои законы и правила. Основной принцип – «разгораживание». Она не терпит диффузной циркуляции индивидов, опасных и бесполезных сбиваний их в группы. Каждый индивид должен быть всегда на своем месте, каждого в любой момент можно найти, проконтролировать, полнее использовать в исследовательских и лечебных целях. Все перемещения должны быть функционально оправданы. Это положение становится и основным принципом организации пространства. Форма клинического пространства заявляет о себе в двух направлениях: она создает архитектурное пространство, формирует функции и ставит перед ними цели – лечения и воспитания, – лежащие в основе нормализации. В этом смысле клинический паноптизм – это не только «видеть, не будучи видимым», а навязывание какого-либо типа поведения. Паноптический аппарат (заведующий отделением, врачи, медсестры, больные) и паноптический интерьер (палаты, процедурные, ординаторские, туалет), включая зоны контроля медперсоналом, представляют не просто шарнир, передаточную инстанцию между механизмом власти и функцией – это способ заставить функционировать отношения власти в рамках функции и функцию – через отношения власти. Это своего рода абстрактная репрессивная машина, действующая как имманентная причина внутренней организации конкретных взаимодействий между властью и людьми. В этом значении имманентная причина – та, которую образует ее же следствие (норма-нормализация).

Признание выступает как такой ритуал, где субъект, который говорит, совпадает с подлежащим высказывания. Признание совершается в присутствии врача, который является не просто собеседником, но инстанцией, требующей признания, навязывающей его и его оценивающей. Признание далеко распространило свои эффекты в медицине. Признаются в своих преступлениях, в своих грехах, в своем прошлом и в своих бедах в своем действе. Стараются с величайшей точностью сказать о том, о чем сказать как раз труднее всего. Когда признание не является внутренним императивом, оно может вымогаться: его выколачивают из души или вырывают из тела (история психиатрии переполнена примерами). Издревле пытка сопровождает его как тень и поощряет его, когда оно пытается ускользнуть: черные близнецы. Самая безоружная нежность и самые кровавые проявления власти равно нуждаются в исповеди. Однако информационно-ориентированная медицина идет дальше. Обязанность признания отныне настолько глубоко внедрена в нас, что мы больше уже не воспринимаем ее как действие принуждающей нас власти; напротив, нам кажется, что истина, которая располагается в самом потаенном месте нас самих, только того и «требует», чтобы, обнажая свой экзистенциальный ряд, выйти на свет. Мы признаемся навязчиво, следуя формуле: «Чем больше скажем, тем здоровее будем». Врач владеет не только тайной о здоровье пациента, технологии лечения, но и потаенной информацией о его образе жизни. Именно это и возносит врача на вершину власти, позволяя по своему усмотрению манипулировать людьми.

Боль. Врач во все времена имел прямое отношение к боли. Иначе и не могло быть, ведь «не навреди» (не причиняй неоправданной боли) – «помоги» (устрани боль) – главные этические максимы в медицине. Из того, что врач является подлинным знатоком природы болевых ощущений, вытекает по крайней мере два следствия. Первое: врач – крупнейший специалист в области инициации боли: гильотина, газовые камеры, электрические стулья и прочие карательные инструменты разрабатывались при непосредственном его участии. Может быть, этим и объясняется значительное внимание в современной постмодернистской литературе к фигуре врача-злодея. Следствие второе: врач – анестезиолог по своей профессиональной принадлежности: эвтаназия – «сладкая смерть», «высшее воплощение анестезиологии» – его изобретение.

Новейшая медицинская технология позволяет медперсоналу дистанцироваться от эмоциональных переживаний, испытуемых пациентом. В этом смысле современный врач-технократ может быть уподоблен героям произведений А. Платонова, А. Роб-Грийе, Дж. Оруэлла, М. Замятина, А. Зиновьева, для которых самым антипатичным является трагедия, потому что ничто человеческое (включая сюда и отказ от человеческого) в их прозе не имеет цены. А может быть, боль – такое состояние, при котором больной подобно Лаокоону, удушаемому змеями, не обременен внутренней болью (ужасом) за свою жизнь, а испытывает лишь просто физические муки, боль – настолько естественна, как «евнух души» в белом халате, испытывающий к ней анестезию?

Смерть. Наконец, репрессивность в современной медицине «подпитывается» особым статусом смерти. Формирование патологической анатомии в эпоху, когда клиницисты определяли свой метод, не простое совпадение: равновесие опыта требовало, чтобы взгляд, устремленный на индивида, и язык описания покоились на устойчивом, видимом и разборчивом основании, в качестве которого могла выступить лишь смерть. В анатомическом восприятии смерть – это вид сверху, откуда болезнь открывается истине; троица: жизнь–болезнь–смерть – артикулируется в треугольнике, вершина которого достигает высшей точки в смерти. Восприятие может уловить жизнь и болезнь в единстве лишь в той мере, в какой оно допускает смерть в собственный взгляд. Возникает зеркально инвертируемая конфигурация: жизнь с ее реальной продолжительностью, болезнь как возможность отклонения обнаруживают свои корни в точке глубоко скрытой в смерти; она снизу определяет их существование. Логика классической медицины – логика абсолютной прозрачности, которая пронизывает собой все, рассеивает любые тени, разрушает всякую плотность. Тень, порог являются условием восприятия. Абсолютная прозрачность игнорирует реальность, испепеляя ее. Врач, не признающий никаких тайн, уподобляется «бесу полуденному». Вспоминается в этой связи образ красноармейца, ярко описанный в одной из вышедших в «постперестроечный» период книг, который, сидя на лошади, затаптывал своего бывшего помещика. Он хотел познать, где у того душа находится и как она устроена. Не являются ли таким образом маркиз де Сад, Чикатило, Онуфриенко и им подобные злодеи своеобразными исследователями, ничем в этом смысле, не отличающимися от современного врача-клинициста?

Таким образом, репрессивность, возникающую в рамках фигур нормы, взгляда, пространства, признания, боли и смерти, объединяет бессознательный характер ее осуществления, поскольку, по сути, она является логическим воплощением базовых установок техногенной цивилизации, ориентируемой на проективность, исчисляемость, экспериментальность, информативность, контролируемость, управляемость.

Завершая анализ, сформулируем возможные упреки к сказанному. Мол, лучше пристальный взгляд врача, нежели безучастно-равнодушный. Или лучше, когда лечение – норма, чем бездействие в медицине – норма? Можно продолжить ряд, граничащий с иронией вопросов. Но следует иметь в виду, что норме только дай волю – про-нормирует, перенормирует и откалибрует. А посему, как гениально заметил Вильгельм Виндельбанд8080
  Виндельбанд В. Философия культуры: избранное. Пер. с нем. / РАН. ИНИОН. Лаб. теории и истории культуры. М.: ИНИОН, 1994. С. 236.


[Закрыть]
«естественный процесс может соответствовать норме, но не должен соответствовать ей».

Заметим, системное насилие присуще и другим социокультурным институтам: семье, детскому саду, школе, фабрике, казарме, тюрьме. Несмотря на функциональное различие, все эти институты объединяет некое структурное единство: беззащитность людей, жесткий распорядок дня, запрет на перемещение в пространстве, униформа, организация пространства, в котором индивид становится просматриваемым с различных пунктов наблюдения.

И, наконец, философская рефлексия репрессивных факторов социокультурных институтов нужна тогда, когда у людей, у какой-то части общества, возникает потребность в личной свободе.

2.6. Проблемы человека в свете новых биомедицинских технологий и формирование новой этической парадигмы в медицине

В последние десятилетия в научно-медицинской, философской и юридической среде ведутся оживленные дискуссии вокруг социально-философских, этических и правовых проблем в современной биомедицине8181
  Передовые технологии и биоэтика: сб. тезисов VIII конференции Международного общества клинической биоэтики. Россия, Москва, 7–8 сентября 2011 г. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2011; Gregory Stock. Redesigning Humans. Choosing our Genes, Changing our Future. Mariner Books. Boston, New York, 2003; Ewa M. Guzik-Makaruk, Transplantacjaorganów, tkanekikomórek… Wyd.temida 2, Białystok 2008.


[Закрыть]
.

Особенность новейшей техники – био-, нано-, генной, электронной, информационной – в том, что она не просто улучшает орудия труда и условия жизни, но и неисчислимо умножает миры нашего обитания. Новые технологии уже не только являют собой приспособление к материальной жизни, скажем, новое средство передвижения (поезд, автомобиль, самолет), но создают новые формы человеческого бытия и разума: заменяемые искусственные органы, генетически модифицированные тела, орудия вычисления, мышления, восприятия, новую чувственную среду.

Американский специалист по биоэтике Линда Гленн заметила: «За последние годы произошло несколько научных достижений, которые прежде мы относили к области научной фантастики. От переноса клеточных ядер до беременности вне организма, от чипов, имплантируемых в мозг, до трансгенных организмов, от киборгов до химер – таковы следующие шаги в нашей собственной эволюции. Будущие открытия, вероятно, изменят наше понимание того, что есть человек»8282
  Linda Mac Donald Glenn. When Pigs Fly? Legal and Ethical Issues in Transgenics and the Creation of Chimeras // The Physiologist, Vol. 46, # 5, October 2003. P. 251.


[Закрыть]
.

Все то, что раньше считалось неизменным, пред-данным Богом, теперь оказывается мысле– и рукотворным. Современное «Положение человека в Космосе» (М. Шелер) манифестирует известный анекдот про Билла Гейтса.

После смерти Моисей, Эйнштейн и Билл Гейтс каждый в свое время попали в рай. Бог каждого спрашивает:

– Что бы Вы хотели меня спросить?

Моисей: «Я бы хотел узнать, как правильно исполнять Твою волю»;

Эйнштейн: «Я бы хотел узнать законы, по которым Ты построил мир?»

Билл Гейтс: «Зачем Ты сел на мое место?»

Человечество на путях познания как бы дошло до основ мироздания и теперь начинает строить его заново, снизу вверх, уже по своим чертежам. И поэтому трагические узлы бытия расплетаются и оказываются ниточками в руках новых инженеров, генетиков, программистов, электронщиков.

Известный футуролог Рэй Курцвейл8383
  По количеству изобретений Рэя Курцвейла сравнивают со знаменитым американским физиком Томасом Эдисоном и награждают такими эпитетами: «думающая машина», «фонтанирующий гений». Прославился он и своими сбывающимися пророчествами. Например, предсказал появление Интернета в 1980-х, победу компьютера над чемпионом мира по шахматам в 1996-м и расшифровку ДНК в 2000-х годах. В 1999 году он получил Национальную медаль технологий – высшую награду США в области технологий – от президента Билла Клинтона в Белом доме. А вообще он получил девятнадцать почетных докторских степеней и почетных званий от трех американских президентов.


[Закрыть]
, изобретатель и пророк трансгуманизма, небезосновательно прогнозирует, что в грядущем столетии мы продвинемся вперед не на 100 лет, а на 20 тысяч лет, поскольку скорость прогресса нарастает. Невероятные прорывы, которые были сделаны буквально за несколько лет, мы видим сегодня во всем: миниатюризации, связи, исследованиях мозга, расшифровке генома. Например, критики раннего проекта расшифровки генома были уверены, что для исследования десятков тысяч пар оснований ДНК потребовалось бы 10 тысяч лет. Тем не менее проект был завершен почти за 10 лет. Возрастает ускоряющимися темпами продолжительность жизни. В XVIII веке она ежегодно увеличивалась на несколько дней, в XIX – на несколько недель. В наше время возрастает примерно на 120 дней ежегодно. А с учетом революционных открытий, сделанных на раннем этапе работы с геномом, с учетом клонирования в медицинских целях, сознательного конструирования лекарств и прочих биотехнологических преобразований, предвидится, что в течение десяти лет мы будем добавлять к продолжительности жизни больше года ежегодно. Средством для победы над старением становится комплекс высоких технологий: нано-медицина, биотехнологии, генная инженерия. В обозримой перспективе нанотехнологии создадут мириады нанороботов, способных беспрерывно ремонтировать организм изнутри на клеточном и молекулярном уровне8484
  Рэй Курцвейл. Сингулярность и будущее // http://sergeishevelev.ru/2012/07/rej-kurcvejl-singulyarnost-i-budushhee (Дата обращения: 15.02.2013 г.)


[Закрыть]
.

В то время как правомерность применения генных технологий, которые при достижении определенного гипотетического уровня развития могут быть направлены, например, на избавление от тяжелых наследственных заболеваний путем вмешательства в генетический код организма на ранних стадиях развития (терапевтическая евгеника), не вызывает сомнения, что так называемая «улучшающая евгеника», связанная с манипуляциями, направленными на позитивную селекцию определенных качеств данного организма радикально меняет мировоззренческую и естественно-правовую картину мира.

Если раньше человек определял свой нравственный выбор или-или, то в настоящее время применение генетических технологий может повлиять на моральное сознание, ибо «изменятся критерии всего возникающего естественным образом», в соответствии с которыми мы осознаем и понимаем себя как единственных авторов собственной жизни и равноправных членов морального сообщества. Как заметил в этой связи Юрген Хабермас: «Размывание границы между выросшим и сделанным может проникнуть и в самопонимание личности, ведя к её само-отчуждению, переходу «от перформативной установки воспринимающей себя в первом лице личности по отношению к проживаемой жизни к перспективе стороннего наблюдателя, в рамках которой собственное тело человека с самого рождения воспринимается им как объект вмешательства со стороны»8585
  Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. Пер. с нем. М.: Весь Мир, 2002. С. 76.


[Закрыть]
. В отличие от воспитательных воздействий родителей, решения, касающиеся биологической природы ребёнка, необратимы, не поддаются последующей ревизии и преодолению. Генетическое вмешательство касается не только возможности личности быть самою собой, «мешая ей тем самым непредвзято воспринимать себя как единственного автора собственной жизни», но и способно внести асимметрию в межличностные отношения: положение, когда один человек определяет устройство генома другого, ставит под вопрос прежде несомненное равенство автономно и свободно принимающих решения личностей.

В этой связи дело даже может обернуться предъявлением детьми родителям тотальных исков8686
  Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. С. 97.


[Закрыть]
. Можно вообразить сценарий, описанный Б. Г. Юдиным: «Допустим, с тех пор как технологии отбора стали общепринятыми, проходит лет 20, и вот ребёнок, уже юноша, который был рожден, так сказать, обычным путём, без оплодотворения в пробирке, обращается к родителям и пеняет им: “Что же вы в свое время не позаботились обо мне как следует? Все вокруг меня такие интеллектуально одаренные, такие развитые, а я один серый и ограниченный, потому что вы либо пожалели денег на оплодотворение в пробирке и диагностику, либо вообще об этом не задумывались”»8787
  Юдин Б. Г. Границы человеческого существа в мире новых технологий. Рабочие тетради по биоэтике. Выпуск 12. М.: Издательство Московского гуманитарного университета, 2011. С. 14.


[Закрыть]
. Возникает, таким образом, совершенно другая ситуация: технология оплодотворения в пробирке становится преобладающей, но уже не по медицинским, а по совсем иным основаниям.

Складывающаяся биомедицинская реальность в области генной инженерии подвергает испытанию моральные, политические и юридические основы современного общества. Очевидно, что в границах либерально-демократически организованного общества, в котором каждому гражданину на основании автономного образа жизни даны равные права, практика улучшающей евгеники не может быть легитимирована, поскольку селекция желательных предрасположенностей априори не свободна от заранее принимаемого решения относительно определенных жизненных планов будущей личности.

К тому же перспективы продления жизни до 150 лет, формирование заранее заданных биологических свойств человека, применение нейрофармакологических препаратов нового поколения, усиливающих память и другие когнитивные способности, ставят перед обществом новые этические и правовые проблемы. Как отмечал Френсис Фукуяма, биологическая революция, в конечном счете, поставила на карту «нечто, имеющее отношение к природе человека, специфические для вида свойства, общие для всех людей как таковых»8888
  Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции. М.: ООО АСТ: ОАО ЛЮКС. 2004. С. 147.


[Закрыть]
. Идея же прав человека предполагала некоторый общий инвариант человеческой природы и в истоках своего возникновения формулировалась как идея естественных прав. Использование же биотехнологий создаст резкое различие между индивидами в их искусственно преобразованной биологической основе. Как быть с идеей прав человека в ситуации, когда для богатых людей будут доступны дорогостоящие технологии продления жизни и формирования качественно новых когнитивных способностей, а для бедных недоступны? Будет воссоздана кастовая структура общества, но основанная уже не на мифологическом разделении на высшие и низшие слои общества, а на биогенетическом неравенстве.

К разряду острейших, требующих юридического и морального регулирования несомненно относятся проблемы: аборта; контрацепции и новых репродуктивных технологий (искусственное оплодотворение, оплодотворение «в пробирке», суррогатное материнство); получения информированного согласия и обеспечения прав пациентов, в т.ч. с ограниченной компетентностью, например, детей или психиатрических больных;

– выработки дефиниции смерти; самоубийства и эвтаназии (добровольной или недобровольной); трансплантологии; отношения к умирающим больным (хосписы);

– проведения экспериментов на человеке и животных;

– СПИДа и отношения к заболевшим СПИДом;

– популяционной политики и планирования семьи;

– медицинской генетики (включая проблемы геномных исследований);

– справедливости в здравоохранении;

– экологии и здоровья человека в техногенной цивилизации и др.

Философский подход к проблеме требует рассмотрения ее в контексте разнообразных причинно-следственных связей. Так, в проблеме абортов наряду с медицинскими вопросами на первый план вышли философские и юридические аспекты: имеет ли женщина право на выбор, и, соответственно, право на свободу? Имеет ли неродившийся ребенок право на жизнь? Чье право должно превалировать – женщины или ребенка? С какого момента человеческий эмбрион может стать человеком? Эти вопросы возникали с давних времен и обретают все большую остроту и в сегодняшней жизни.

По данным Всемирной организации здравоохранения, общее количество абортов в мире в 2008 году (более свежие данные недоступны) по сравнению с 2003 годом возросло на два миллиона 200 тысяч. Исследования ВОЗ указывают на увеличение числа подпольных абортов с 44 процентов в 1995 году до 49 процентов в 2008. В развивающихся странах, особенно там, где приняты строгие законодательные ограничения по проведению абортов, в ненадлежащих условиях проводится большинство операций по прерыванию беременности. В Африке количество таких абортов составляет 97 процентов от общего числа прерванных беременностей. В странах, где аборты запрещены законом, сбор данных осуществляется посредством опроса населения и на основании официальной статистики больниц по осложнениям и смерти, которые были сопряжены с подпольными операциями. По словам Беверли Виникофф (Beverly Winikoff) из Нью-Йоркской организации Gynuity, действия которой направлены на повсеместную легализацию и обеспечение большей безопасности абортов, «криминальные аборты – одна из пяти главных причин материнской смертности». По ее данным, в 2008 году с криминальным абортом был связан один из семи-восьми случаев материнской смерти в мире»8989
  Dangerous abortions' on the rise', saysWHO / News Health 23 February 2012.


[Закрыть]
.

Рост абортов подстегивается как медико-технологическими, так и социальными факторами. Сегодня широкое применение перинатальной диагностики в основном связано с тем, что во многих странах она используется для селекции по признаку пола. И причиной является то, что часто родители, узнав, что беременность должна разрешиться рождением девочки, прибегают к аборту. «В большинстве стран мира закон запрещает использовать тесты на определение пола ребенка для целей выбора пола, но такая практика является общепринятой, – отмечает американский биофизик Г. Сток. – Однако исследование, проведенное в Бомбее, дало удивительный результат: из 8000 абортированных зародышей 7997 были женского пола. А в Южной Корее подобные аборты получили такое распространение, что около 65% детей, рождающихся третьими в семье, мальчики, видимо, из-за того, что супруги не хотят появления еще одной девочки»9090
  Gregory Stock. Redesigning Humans. Choosingour Genes, Changing our Future. Mariner Books. Boston, New York, 2003. P. 14.


[Закрыть]
.

Научно-технологический прогресс в медицине, ориентация социальных и политических институтов на расширение пространства человеческой свободы обуславливают необходимость выработки этической парадигмы, соответствующей реалиям времени. Значение нравственной парадигмы в том, что, обладая мобилизационной энергией, мотивирующей человеческую жизнедеятельность, она задает ориентиры развития медицины и здравоохранения.

Со времён Гиппократа господствовала патерналистская модель медицины, в которой врач сам решал, что принесёт пользу больному и поможет в его излечении. Традиционный медицинский подход сводил благо пациента к состоянию телесного благополучия (т. е. нормальности с точки зрения медицины). Врачи считали себя вправе принимать решения во благо пациентов, не принимая во внимание их собственное представление о характере болезни и стратегии лечения. Плюрализация ценностей и идентификаций, возросшая медиатизация и фрагментация социальной реальности и роль коммуникаций, ее пронизывающих, коммерциализация медицины создают ситуацию, когда здоровье вкупе с образом жизни становится фактом личного выбора.

Соответственно, новая этическая парадигма опирается на право пациента быть признанным в качестве автономного субъекта, ответственного за принятие медицинских решений, касающихся его здоровья. Как заметила И. Силуянова, «новая нравственная парадигма опирается на ценности благополучия, качества жизни, идеалы здоровья, прибыли и дохода. В рамках новой парадигмы человек – это прежде всего живой “капитал” для предпринимателя, здоровье – “частная собственность”, а врач – производитель медицинских услуг»9191
  Силуянова И. В. Современная медицина: проблема смены нравственных парадигм // Церковь и медицина № 1. 2005. С. 14.


[Закрыть]
.

Если прибегнуть к языковой игре, то суть новой парадигмы в следующем. Традиционно в медицине главными действующими лицами являлись врач и пациент, который не только терпит (patience лат. – терпение) физиологическую боль, но и проявляет терпеливое отношение к принимаемым медперсоналом решениям относительно своего лечения. В информационном обществе, основанном на законах рыночной экономики и верховенства права, главной фигурой становится клиент, которого «следует терпеть», ибо он оплачивает медицинские услуги и является высшей и последней моральной и юридической инстанцией в вопросах личной жизни.

При этом в медицине, управляемой логикой рынка, желательно не доводить процесс коммуникации между врачом и пациентом до такого абсурда, при котором «пациентом можешь ты не быть, ну а клиентом быть обязан», когда «клиент в отличие от пациента всегда прав». А отсюда, к примеру, может случиться следующее: если пациент настаивает на своей правоте, ему могут изменить диагноз и направить на консультацию к психиатру…

В либеральном обществе нравственная ценность автономии оказалась столь высока, что благодеяние врача вопреки воле и желанию пациента ныне считается недопустимым. Поэтому патернализм, традиционно царивший в медицинской практике, уступает место принципу сотрудничества, вдохновляемому этикой заботы. Традиционная медицинская этика, ориентируясь на абсолютные трансцендентные идеалы и универсальные принципы, требовала абстрагироваться от обусловленного, особенного, временного, изменчивого. Для этики заботы существенными оказываются нюансы ситуаций, порождающих моральные проблемы, и уникальность вовлеченных в них людей. В новой этической парадигме моральные суждения формулируются не на языке прав, а на языке ответственности, определяются не универсальными, зачастую противопоставленными жизни принципами, а конкретными, порожденными самой жизнью во всей ее полноте запросами людей. Естественно, возможны конфликты между тем, чего желает другой, и тем, что заботящийся считает действительно нужным для другого. Эти конфликты не решаются в горизонте обращения беспристрастного разума к абстрактным принципам, они «проживаются» (Н. Ноддингс)9292
  Noddings N. Caring: a feminine approach to ethics and moral education. Publisher: Berkeley, CA: University of California Press, 2003. P. 31.


[Закрыть]
.

Практикуя этику заботы, важно избежать ловушки принудительного внедрения добродетели. В свое время Л. Н. Толстой выявил парадокс традиционной культуры, подчеркнув, что главный вред суеверия устройства жизни других людей в том, что только человек допустил понять и узнать, в чем добро многих людей, и того, что он может содействовать этому добру, так нет пределов того зла, которое может быть совершено во имя такого предположения.

В самом деле, даже инквизиция манифестировала себя в форме не репрессивного, а лечебно-терапевтического института. Инквизиторы были убеждены в том, что излечивают людей от собственной греховности. Чешский проповедник Ян Гус, сожженный в огне инквизиции, во время казни, заметив старушку, подбрасывающую хворост в его костер, воскликнул: «Святая простота!» – имея в виду, что старушка полагала, что совершает богоугодное деяние исцеления от скверны.

На присущую человеческую склонность к навязчиваемому осчастливливанию другого проницательно обратил внимание Ф. Ницше: «Возлюби ближнего своего» – это значит, прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями»9393
  Ницше Ф. Злая мудрость. Афоризмы и изречения // Ф. Ницше. Сочинения в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 746.


[Закрыть]
.

Соответственно, в рамках этики заботы ведущей формой отношения врача к пациенту становится эмпатия. В отличие от симпатии, традиционно поощряемой и восхваляемой в медицине, эмпатия уменьшает или элиминирует эмоциональное, аффективное вовлечение и усиливает рациональный и объективный взгляд на проблемы и переживания другого. Тем самым эмпатия облегчает сохранение неприкосновенности личности и свободы воли обоих партнеров. Эмпатия – осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека, без потери ощущения внешнего происхождения этого переживания; представляет собой глубинное понимание одним человеком другого, такое восприятие и постижение его психического состояния, благодаря которым осуществляется сопричастность к его внутреннему миру.

Забота о жизни другого является предметом современной философии с ее ориентацией на моделирование предельного напряжения экзистенциального выбора. Так, американский философ Джудит Томсон провела мысленный эксперимент, суть которого в следующем. Проснувшись, вы обнаруживаете себя лежащим на больничной койке рядом с находящимся без сознания известным скрипачом. Вам сообщают, что у скрипача отказали почки и Общество любителей музыки решило спасти ему жизнь с вашей помощью: дело в том, что ваша группа крови оптимально подходит для их затеи. Активисты общества похитили вас и обманом убедили врачей подсоединить систему кровообращения скрипача к вашим почкам. Теперь ваш организм очищает не только вашу собственную кровь, но и кровь скрипача. Главврач больницы объясняет, что, если сейчас убрать соединяющие вас трубки, музыкант умрет, и предлагает потерпеть девять месяцев, за которые тот должен поправиться. Основной вопрос эксперимента: жертвовать ли своими интересами ради жизни другого человека? Томпсон рассматривает этот вопрос в моральной плоскости, располагая на разных чашах весов личные интересы и жизнь незнакомого тебе человека9494
  Judith Jarvis Thomson. A Defense of Abortion / From Philosophy & Public Affairs, Vol. 1, no. 1 (Fall 1971). Reprinted in «Intervention and Reflection: Basic Issues in Medical Ethics», 5th ed., ed. Ronald Munson (Belmont; Wadsworth 1996). Р. 69–80.


[Закрыть]
.

В заключении отметим, что забота о другом при условии поглощенности другим – это единственный способ заботы и о собственной «этической самости». Поскольку, как отмечает Н. Ноддингс, «…забота о другом поглощает меня другим и перенаправляет мою мотивационную энергию, так забота о моей этической самости заставляет меня пробиваться к другому через тучи сомнения, отвращения и апатии»9595
  Noddings N. Caring: A Feminine Approach to Ethics and Moral Education. P. 50.


[Закрыть]
. И если утверждается забота о другом, то утверждается и заботящийся, ибо «дающему воздастся».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации